На следующий день длинный караван ремесленников и торговцев, собравшихся со всего края, наконец достиг замка. Повозки остановились на размякших после дождя обочинах. Не боясь запачкать башмаки, возницы спрыгивали на землю и по очереди отправлялись в замок, чтобы получить заказ или выгрузить товары. Суконщики организовали танец полосатых тканей и фестонов, из которых собирались пошить навесы и палатки для гостей, в то время как в ближнем лесу в стволы молодых деревьев со звоном впивались топоры. Волы волокли очищенные от веток стволы на лесопилку, которая находилась в низовьях Фюрона. Плотники, которым поручили изготовить трибуны и подмостки для турнира, разместились на поляне неподалеку от замка и все громче скрежетали пилами и стучали молотками по мере того, как им подвозили новые доски. Суматоха царила и внутри донжона. В кухне добавилось поварят, и мэтр Жанис совсем выбился из сил и охрип, отдавая распоряжения. Жерсанда следила за тем, чтобы слуги правильно размещали в подвале ячменное пиво, вино, овощи, яйца, фрукты и пряные травы. Полки ломились от съестных припасов, бочки приходилось ставить одну на другую. Надо было еще проверить запасы дров для печи и распорядиться, чтобы накололи еще, да правильного размера. Так что Жерсанда ворчала, сердилась, всплескивала руками — словом, чувства переполняли ее, но это было обычным для нее состоянием.
В зале для приемов устроились швеи, чьи пальцы измеряли, отрезали, придавали форму, вышивали, вдевали нитку в иголку и подшивали край, а сопровождалось все это шутками и женскими разговорами. Этажом выше Сидония в своей спальне любовалась отрезами шелка, расстеленными на столе, в то время как ее саму портнихи окутывали тончайшими тканями и кружевами.
Дни сменяли друг друга, изнуряющие, но радостные. Стояла удушающая жара. Каждый вечер грозовые тучи, собиравшиеся на небе с самого рассвета, поливали всех и вся живительным дождем. Ночью, когда утихала накатившая с востока гроза, под покрывалом облаков, разгоняемых теплым ветром, наступало время встреч и разговоров. Под кроной огромного дуба ставили столы и все садились ужинать в отблесках танцующего пламени факелов. В миски лился густой суп. Звучал звонкий смех, развязывались языки. Потом воздух пронзала трель свирели. Ей отвечали нестройные голоса, и это продолжалось до тех пор, пока пирующие не засыпали на лавках под одеялами или прямо на траве, мокрой от дождя. Эту влагу истомленная жаждой земля выпьет до капли еще до полудня…
Как и все вокруг, Альгонда кружилась в водовороте дел, и у нее почти не было времени подумать об услышанном от шевалье де Монтуазона. Известие о том, что на землях Франции живет оттоманский принц, развеяло последние сомнения. Естественно, она не представляла, как этот принц и Филиппина могут встретиться, тем более что преодолеть препятствие в лице Филибера де Монтуазона будет весьма нелегко. Девушку волновало другое: предсказанное феей начало сбываться, судьба настигала ее неотвратимо. И все же она отчаянно цеплялась за свои мечты о жизни с Матье. Вчера юноша пришел к ним в комнату и остановился с потерянным видом. Комично теребя свою шапочку и переминаясь с ноги на ногу, он какое-то время стоял молча, украдкой посматривая на Альгонду.
— Ты что-то натворил и пришел сознаться? — спросила Жерсанда, которую забавляла его растерянность.
— Вовсе нет…
— Тебя отец прислал?
— Вовсе нет…
— В таком случае, милый Матье, ты, наверное, заболел.
— Вовсе нет…
Альгонда прыснула, прикрыв рот ладошкой. Она не понимала, как ее матери, которая как раз складывала белье, удается сохранять серьезность. Матье даже покраснел, подыскивая нужные слова, и стал выглядеть от этого еще более глупо. Жерсанда подошла к нему и остановилась, уперев руки в бока. Испытующе посмотрев на юношу, она спросила:
— Никак ты издеваешься надо мной, сорванец?
— Вовсе нет… — повторил в очередной раз Матье и помотал головой.
На этот раз Альгонда расхохоталась, совсем как тогда, у реки, когда он просил у нее руки. Уязвленный, он сердито взглянул не нее.
— Когда мы поженимся… — сердито проговорил он, грозя девушке пальцем.
Жерсанда остановила движение пальца, зажав его в своей пухлой ладони, и Матье совсем опустил голову, хотя строгость ее была притворной.
— А для этого, мой мальчик, тебе понадобится мое согласие. Ты за этим пришел?
Он и рта не успел открыть, когда Жерсанда угрожающим тоном сказала:
— Подумай хорошенько, прежде чем отвечать, потому что, клянусь Господом, если я еще раз услышу «вовсе нет», я сломаю тебе палец!
— Да…
— Что «да»? Ты хочешь подумать или жениться на ней?
— Жениться на ней.
— Ну, слава Богу! Видишь, не так-то это и трудно! — Жерсанда усмехнулась.
Матье наконец успокоился, и они провели вечер втроем. Теперь осталось получить согласие их милостей, чтобы во всеуслышание объявить о помолвке.
Альгонде очень хотелось верить, что у нее все-таки есть выбор. Отказаться от своего наследия, не становиться игрушкой недобрых сил… И все же она чувствовала, что часть ее, без сомнения, та самая, что отравляла ее тело изнутри ядом змеи, смешанным с семенем Жака, лишала девушку решимости, стоило ей увидеть Филиппину.
Альгонда постаралась забыть страх, который принесло ей это осознание, и с утроенным усердием занялась приготовлениями к свадьбе. Вместе с другими девушками замка она отправилась к оставленному под паром полю за полевыми цветами. Стоя согнувшись во рву у обочины дороги, Альгонда подняла голову, заслышав приближающийся стук лошадиных копыт. Силуэт всадника показался ей знакомым. Она прищурилась и приставила руку козырьком к глазам, чтобы проверить догадку.
Ее сердце забилось чаще — это был Ангерран де Сассенаж!
Придерживая одной рукой полный цветов фартук, он поджидала его с улыбкой на устах. Невзирая на то что барон Эймар де Гроле, у которого юноша служил оруженосцем, жил всего в тринадцати лье от Гренобля, в своей вотчине Брессье, последний раз Ангерран приезжал в Сассенаж два года назад. Он натянул удила, останавливая своего коня рядом с девушкой.
— Как вы торопитесь, мессир! Боитесь опоздать на свадьбу? — задиристо спросила она.
— Нет, я торопился тебя поцеловать! — ответил он, спрыгивая с коня и подходя к ней под насмешки и хихиканье остальных служанок.
Альгонда церемонно протянула ему руку для поцелуя.
— Черт! Раньше ты подставляла щеку, — возмутился он, поднося ее ручку к своим губам.
— Раньше я не была невестой.
— Вот как? Значит, этот удар в нос, который я получил, когда мне было десять, мне все-таки не приснился?
— Нет! Хотя ты и говорил всем, что поскользнулся на мокром камне…
Обменявшись понимающими взглядами, они рассмеялись.
Эта неожиданная стычка только укрепила их дружбу. Ангерран все свободное время проводил с Матье и Альгондой, играл в их игры, участвовал во всех их проделках. В день, когда Альгонде исполнилось восемь, Ангерран подарил ей украшение с янтарем, купленное у бродячего торговца, и поцеловал в уголок губ. В этот миг их и увидел Матье. Разъяренный мальчик моментально забыл главное правило, которое гласило: сеньор — полновластный господин в своих землях. Не задумываясь, он ударил своего господина. Через три дня, не выдав товарища, Ангерран пришел к ним и торжественно поклялся держаться от Альгонды подальше.
— Как у него дела?
— Как у всех в замке сейчас — головы некогда поднять.
— Добро пожаловать домой, мессир Ангерран! — послышался тоненький голосок рыжей девушки, которая подошла и протянула ему свой букет.
— Вот так чудеса! Ты ведь маленькая Фанетта, дочка кузнеца?
— Верно, — ответила девушка, краснея.
— Ты очень похорошела с тех пор, как я в последний раз тебя видел.
— Наверное, сеньор в тот раз видел кого-то другого, — прыснула одна из девушек.
Фанетта сердито посмотрела на подружку. Все засмеялись. С цветами в одной руке и уздечкой в другой, Ангерран с нежностью посмотрел на Альгонду:
— Проводишь меня? И по дороге расскажешь все новости.
Мгновение Альгонда колебалась, но все же пошла за ним следом. Девушки остались у дороги.
— И когда же это случится?
— Что?
— Ваша свадьба.
— Думаю, скоро. Как только барон даст свое благословение.
Ангерран покачал головой и сказал со вздохом:
— Матье и так долго тянул… Я бы на его месте… Но твое счастье важнее всего, а ведь ты его любишь.
— Перестань подтрунивать надо мной! Ты говоришь так, словно господин может жениться на служанке!
— Господин, разумеется, нет, а вот я…
Она передернула плечами.
— Снова старая песня… Я смотрю, тебя это по-прежнему мучает.
Он выбрал на дороге самый крупный булыжник и саданул по нему ногой.
— Знать бы, какая кровь течет в моих жилах! Тогда все, наверное, было бы по-другому!
— Спроси у матери, если это для тебя так важно, потому что для меня, Ангерран, это не имеет никакого значения. Ты куда больше похож на принца, чем на мальчика с фермы. Чего тебе бояться? Что госпожа Сидония в свое время крутила шашни с садовником?
— Я бы предпочел мэтра Жаниса…
Альгонда не сдержала смешка.
— Правда, Альгонда. Я никогда не оскорблю мать, сказав это вслух, но я прекрасно понимаю, что отец моего брата не может быть моим отцом. Мы с ним похожи, как кошка с собакой. И потом, любой скажет, что я не Сассенаж. Я мечтаю о приключениях, о далеких странах, особенно с того времени, как служу у Эймара де Гроле. Управлять усадьбами, устраивать праздники, преклонять колено перед сувереном… У меня даже мысль о такой жизни вызывает отвращение.
Альгонда задумалась. Сказать — означало бы испортить сюрприз, но не сказать…
— Боюсь, барон с твоей матерью готовят тебе иную участь…
Он вздрогнул и пристально посмотрел на нее.
— Говори!
— И ты в нужный момент сваляешь дурака?
— Разве это не мое любимое занятие?
— Ля Рошетт. Усадьбу приводят в порядок. Для тебя.
Ангерран нахмурился.
— Значит, я прав. Если бы я был законнорожденным, разве сделали бы мне такой подарок?
— Не знаю, но барон любит тебя как сына, этого вполне достаточно.
Они дошли до подъемной решетки, за которой виднелось караульное помещение, и замолчали. Пока они шли от внешнего двора до входа в донжон, к ним то и дело подходила челядь, чтобы поздороваться с юношей.
С Матье они столкнулись у лестницы — они уже собирались подняться, а он подошел к лестнице с большой ивовой корзиной с хлебами для мэтра Жаниса.
— Вечно ты переходишь мне дорогу! — радостно окликнул Ангеррана сын хлебодара.
Ангерран с улыбкой обернулся.
— Надеюсь, так будет и впредь, только бы мы с тобой почаще виделись! — сказал он доверительным тоном, упраздняя всякую дистанцию между господином и слугой.