У подножия обрывистых утесов Веркора деревня Сассенаж томилась от предгрозовой летней жары. Август, распростершись над ней, потягивался, словно ленивый кот. Дети, раздевшись до пояса, шлепали босыми ногами по прибрежной тине Фюрона и обливались водой. Поток стремился вниз, к Изеру, проносясь под бревенчатым мостом. На берегу, противоположном тому, который для своих игр выбрали дети, лежало несколько плоских камней. Сюда женщины приходили стирать белье. С улыбкой поглядывая на ребятишек, пускавших по воде кораблики из древесной коры, они терли простыни золой, а потом ополаскивали их в проточной воде. Вдалеке, в той стороне, где находился Гренобль, величественные в своих шапках из вечных снегов, на фоне безупречно чистого голубого неба вырисовывались вершины Альп.
На центральной улице деревни время, казалось, остановилось — там перед низеньким каменным домом, прислонившись спиной к стене, на скамейке дремали рядышком, запрокинув головы и раскрыв беззубые рты, два старика. Из переулка за ними наблюдало несколько малолетних шалопаев, намереваясь подшутить над стариками. У грязных ног детворы, поклевывая невидимые крошки, бродили куры — до шалостей мальчишек им не было никакого дела.
Внезапно куры с кудахтаньем разбежались в стороны, а мальчишки, все как один, вздрогнули, заслышав топот лошадиных копыт. Позабыв о шалости, от которой могло здорово не поздоровиться старикам, шестеро пострелят выбежали на мост и тут же бросились врассыпную, спасаясь от копыт коня. Предупреждающий крик всадника, оказавшегося рассыльным, разбудил стариков, и они едва успели убрать ноги под скамейку, когда он аллюром пронесся мимо и, миновав церковь, направился к замку, оставляя позади себя в облаке серой дорожной пыли удивленных и обеспокоенных жителей деревни.
Альгонда как раз старательно чистила серебро в приемном зале замка, когда услышала стук копыт. Выглянув в открытое окно, она увидела, как взмыленная лошадь остановилась и всадник спрыгнул на землю. В девушке проснулось любопытство, поэтому она, оставив работу, перегнулась через подоконник, чтобы лучше слышать.
— У меня срочное письмо для барона Жака де Сассенажа, — услышала девушка слова, произнесенные двумя этажами ниже.
Навстречу рассыльному вышел солдат и проводил его в замок.
Всем сердцем надеясь, что гонец привез новости, которые ускорят отъезд госпожи Сидонии и ее отвратительной горничной, Альгонда улыбнулась при виде Матье — сын хлебодара как бы между прочим подошел к привратнику справиться о неожиданном посетителе. Желание подшутить над своим воздыхателем было велико: Альгонда дождалась, когда он окажется прямо под ее окном, схватила кувшин с водой и вылила его содержимое на голову Матье.
— Черт! Черт! Черт! — подпрыгнув от неожиданности, взвыл тот. Его волосы и плечи стали мокрыми.
Услышав хохот стражников, он разозлился еще сильнее. Юноша поднял взгляд и вскинул кулак, но замер при виде веселившейся Альгонды, которая успела поставить кувшин и теперь, опершись руками о подоконник, смотрела на него.
— Святые угодники! И откуда только взялся этот дождь? Бедный Матье совсем расстроился! Наверное, небо решило, что ты перегрелся! — насмешливо проговорила она.
— Смейся-смейся, ты тоже у меня дождешься! — пригрозил он девушке. Он не столько сердился на нее, сколько злился из-за того, что теперь вся округа будет над ним потешаться.
Не тратя времени на объяснения, Альгонда показала ему язык и прикрыла раму. Шутка удалась на славу, но у нее еще оставалась масса дел по хозяйству.
Собрав начищенные кубки, она торопливо сложила их в сундук и по винтовой лестнице взбежала на верхний этаж. Через неплотно прикрытую дверь она увидела рассыльного, который как раз протягивал барону Жаку письмо. Решив, что так она вряд ли что-то услышит из-за шума, доносившегося снизу, девушка стала по другую сторону двери… Здесь, в углу, она опустилась на четвереньки, вынула из-за рукава тряпку, чтобы при необходимости оправдать свое пребывание в этом месте, и навострила ушки.
— Меня прислал ваш интендант. По его мнению, в письме может быть что-то срочное, — добавил рассыльный, глядя, как барон ломает восковую печать и разворачивает пергамент.
— Что в нем? — спросила Сидония, поднимая взгляд от своей вышивки и обращая его на Жака.
Он не ответил, настолько был поглощен чтением, но по выражению его лица она поняла, что речь идет о чем-то серьезном. Не намереваясь ожидать, она положила пяльцы в корзину с нитками, иголками и прочими приспособлениями для рукоделия, поднялась с кресла, стоявшего у окна, там же, где и кресло Марты, которая тоже была занята шитьем, и приблизилась к рассыльному.
— Идите на кухню и как следует поешьте, любезный!
Мужчина ответил ей благодарной улыбкой. Выразив Сидонии свою признательность, он поклонился и вышел.
Пока рассыльный спускался по лестнице, Альгонда, низко наклонив голову, с часто бьющимся сердцем, терла пол. Осторожность подсказывала ей последовать за ним, однако девушка убедила себя, что, раз он ее не заметил, можно рискнуть остаться. Страх быть пойманной и волнение, порожденное собственной нескромностью, будоражили ей кровь. Она закусила губу, затаила дыхание и замерла. Дверь приглушала звук голосов, поэтому девушке пришлось напрячь слух, чтобы не упустить ни слова.
— Неприятные известия, друг мой? — спросила Сидония, нежно касаясь запястья барона.
Жак наконец поднял на нее взгляд. Грусть, которую она прочла в его серых глазах, кинжалом вонзилась ей в сердце.
— Речь идет о Филиппине, — сказал барон и протянул ей письмо.
Побледнев, Сидония взяла пергамент. Однако он заговорил прежде, чем она начала читать послание.
— Двое мужчин устроили из-за нее дуэль у стен аббатства. И оба пребывают между жизнью и смертью. По мнению аббатисы, Филиппина спровоцировала эту стычку своим безнравственным поведением, — закончил он устало.
Румянец возмущения появился на щеках Сидонии.
— Я не верю ни одному ее слову, — заявила она, кладя письмо на маленький столик, на котором стоял подсвечник.
Женщина повернулась к Марте:
— Спустись вниз и скажи рассыльному, что он нам понадобится. И закрой за собой дверь.
Сидония подождала, пока Марта выйдет, потом подошла к Жаку, взяла его за руку и переплела свои пальцы с его, давая понять, что всегда готова его поддержать.
Попытайся она убежать, вышло бы еще хуже. Несколько мгновений Альгонда тешила себя надеждой, что Марта, как и рассыльный, пройдет мимо, не заметив ее. Она снова нагнулась и сделала вид, что трет паркет, но стоило Марте выйти в коридор, как Альгонда поняла, что та ее увидела.
Она сделала вид, что поглощена работой, однако внезапная боль заставила ее забыть обо всем. Зная, что за плотно закрытой толстой дверью барон и Сидония ничего не услышат, Марта наклонилась, схватила Альгонду за косу у затылка и заставила выпрямиться.
— Глядите-ка, какую противную мышь я поймала! Или тебе нравится попадаться мне в когти? — прошипела она, потянув за косу еще сильнее.
Альгонде показалось, что еще немного, и Марта вырвет ей косу вместе с куском кожи. Она инстинктивно вскинула обе руки к затылку, чтобы себя защитить.
— Отпусти! — крикнула Альгонда, пытаясь вывернуться.
— Заткнись, маленькая ехидна! — вполголоса бросила Марта. — Иначе я прикажу высечь тебя за то, что подслушиваешь под дверью!
— Я не подслушиваю! И молчать не буду! — отозвалась нарочно громко Альгонда.
На этот раз она не позволит себя унизить, а дальше будь что будет. Жестокость во взгляде отчитывающей ее горничной взбесила девушку. Сидония, услышав шум в коридоре, открыла дверь в тот самый миг, когда Альгонда вцепилась зубами в руку обидчицы. Слишком поздно, чтобы помешать Марте влепить девушке звонкую оплеуху.
— Ах ты маленькая дрянь! Дождешься, что я тебя…
Марта не договорила. Ее руку, занесенную для очередного удара, Сидония остановила на лету.
— Довольно!
Рука упала.
— Я застала ее подслушивающей под дверью!
— Это правда, Альгонда?
— Зачем мне было подслушивать? — соврала девушка. Она была готова на все, лишь бы победа в этой словесной схватке не досталась ее мучительнице.
Губы Марты искривились в злобной усмешке:
— Она врет, мерзавка! Она подслушивала, говорю я вам.
— Вот и нет! Я натирала до блеска паркет, который вчера навощила, — заявила Альгонда, наклоняясь, чтобы поднять свою тряпку.
Потрясая ею в доказательство правдивости своих слов, она добавила:
— Я уже закончила и собиралась идти вниз, когда эта фурия на меня напала.
— Ты слышала наш разговор? — спросила Сидония.
— Я думала о своем, ваша милость, — начала было девушка, но потом вспомнила о том, что ей удалось услышать, и решила, что отрицать очевидное будет с ее стороны глупо: — Но дверь была приоткрыта, и… Мне показалось, что вы расстроены.
— Видите, она сама призналась, дрянь эдакая! — торжествовала Марта.
— Я не из тех, кто распускает сплетни, — попыталась защититься Альгонда.
Сидония услышала достаточно. У нее было слишком много своих забот, чтобы тратить время на склоки между слугами. Жестом она заставила обеих замолчать и повернулась к Марте.
— Поторопитесь предупредить рассыльного!
Марта бросила на Альгонду ненавидящий взгляд и, подобрав юбки, побежала вниз по лестнице.
— Я могу идти, ваша милость? — спросила Альгонда с надеждой.
— Передай матери, что я жду ее у себя, — сказала Сидония.
Прежде чем Альгонда осознала, что подразумевается под господской просьбой, Сидония вернулась в комнату и закрыла за собой дверь.
По лестнице Альгонда спускалась медленно, волоча ноги, и на сердце у нее было тяжело. Из-за ее глупости мать лишится места, это было очевидно. Она хотела было вернуться к хозяйке и, признавшись в том, что соврала, умолять ее не наказывать вместо нее управительницу, но на это ей не хватило смелости. И это наверняка только ухудшило бы ситуацию. И все-таки, прежде чем начать собирать пожитки, она должна была рассказать о случившемся матери и попросить у нее за все прощения.
Перед заплаканными глазами Альгонды промелькнуло смеющееся лицо Матье, потом лицо Мелюзины. Девушка невесело усмехнулась: по всей вероятности, предсказывая ей будущее, фея ошиблась.
Она передернула плечами. И какое это теперь имеет значение? У входа в кухню, где, Альгонда была в этом уверена, находилась в это время ее мать, девушка нос к носу столкнулась с Мартой. Та, поговорив с рассыльным, торопилась вернуться к хозяйке.
— Когда-нибудь я тебя уничтожу, — с ненавистью шепнула ей на ухо горничная.
Альгонда доставила себе удовольствие посмотреть на нее с вызовом, но глаза у нее были такие грустные, что Марта добавила язвительно:
— Хотя, может, кто-то уже сделал это за меня…
По всей кухне, которая располагалась в донжоне, сновали, присматривая за приготовлением обеда, поварята. Запах жареного мяса спорил с ароматом мясных же круглых больших пирогов, которые пеклись на прогоревших углях. На чурбане лежала только что ощипанная птица, дожидаясь, когда ее свяжут и подвесят над углами рядом с тихо булькающим в кастрюле тушеным мясом с овощами. Обычно Альгонда обожала задержаться здесь на пару минут хотя бы ради того, чтобы насладиться этим букетом ароматов. К тому же мэтр Жанис всегда оставлял для нее немного сливок, которые Альгонда обожала.
Мэтр Жанис как раз говорил что-то ее матери, а в нескольких шагах от них рассыльный доедал свой обед. Жерсанда, мать Альгонды, была из тех женщин, которых называют сильными. Строгая, но справедливая, безупречно честная, внимательная ко всем, добросердечная, но любящая дисциплину. Высокая и полная, Жерсанда была на голову выше главного повара, которому как раз отдавала распоряжения, загибая свои пухлые пальцы. Она могла бы выйти замуж второй раз после случайной смерти своего супруга, но предпочла в одиночку воспитывать дочь, а помимо этого рьяно исполняла обязанности управительницы, рассудив, что мужчины годятся только на то, чтобы делать детей да падать с крыши, перебрав спиртного. И хорошо еще, если они, в отличие от ее покойного муженька, не поднимают руку на свою жену! Она гордилась своим вдовством, но еще больше — своей многолетней безупречной службой и дочкой, которую все не уставали нахваливать.
Зная как дорого обойдется ее нескромное поведение доброй от природы матери, Альгонда медленно, с печальным лицом, направилась к ней.
Мэтр Жанис увидел ее первым и поприветствовал, как это между ними заведено:
— А вот и ты, моя малиновка! — И добавил, обращаясь к Жерсанде: — Я же говорил, что она скоро придет! Стоит мне приготовить ее любимый десерт, как она покажет в кухню свой носик!
Но у малиновки не было настроения улыбаться. Подобно пойманной птичке, от которой она получила свое прозвище, Альгонда чувствовала себя так, словно крылья ее связаны и она не может распрямить их и взлететь. Во взгляде матери появилось беспокойство.
— Ты не заболела? — спросила она, когда Альгонда подошла ближе.
— У нее и правда унылый вид, — подхватил мэтр Жанис, вытирая жирные руки о фартук.
— Матушка, мне нужно с вами поговорить, — с трудом выдавила Альгонда.
— Это не может подождать? — Жерсанда явно была удивлена.
Альгонда отрицательно покачала головой и умоляюще посмотрела на мать. Мэтр Жанис звонко расхохотался:
— Не заставляйте девочку ждать, госпожа Жерсанда, любовная печаль жжет внутри не хуже проглоченной ягодки лавра, и умирают от нее так же часто!
Жерсанда нахмурилась. Она слишком хорошо знала свою дочь, чтобы понять: случилось что-то серьезное. Она поспешила за Альгондой в их комнату.