Наливай поскорее вино в понедельник бутыли. А «Обломов» в закладках пускай полежит под подушкой, о, мы любим его и ничуть про него не забыли, не забыли Андрейку-сынка и Агашу-подружку. Книги падают вниз корешками, трещат переплеты, шелушатся страницы и делают шелест осенний, и слова понимаются слету, вот именно: слету, потому что они изначально имеют прощенье. На песчаном своем языке и при помощи трещин разговаривать вышла на землю безгубая глина, а завещанный рай потому никому не завещан, что невинная жизнь никогда не бывает невинна. Кто пыльца и орех и яйца известковая кожа? Кто кустарник, а кто, покажи, не кустарник, а травы? Кто появится раньше себя, кто появится позже и, не будучи правым, окажется все-таки правым? Это мягкие птицы, летящие в мягком просторе, это сосен стволы, это воздух закручен в рулоны, это в месте, где умерло море, валяется море, это климат зубрят и цитируют антициклоны, это я, но не весь, а с макушкой, бровями и взглядом, и закат, и его завершенье, и тени восхода, и любая звезда, что дрожит недостаточно рядом, и погоды печали, любови и страха погода?.. Хорошо умирающий дождь, или снег с воробьями, хорошо умирающий в марте, а после в апреле, не научат людей хорошо умирать… Между нами, люди именно этого больше всего бы хотели…