Билли задыхалась. Трэвис просунул руку в вырез платья на ее спине. Жар от его пальцев обжигал кожу. Ее сердце переворачивалось под его горящим взглядом.

— Я хочу тебя, — повторил он. Его черные глаза затуманились.

Он уложил ее на кровать и вытянулся рядом с ней. Билли задрожала. Он стал целовать ее волосы, шею, покусывать мочки ушей.

— Билли, Билли, Билли! — шептал он.

Она извивалась рядом с ним, чувствуя его руки, его волшебные руки, гладившие ее через тонкую ткань платья и рождающие волны наслаждения, потоки жара. Каждое прикосновение возбуждало, вызывая желание, слишком реальное, чтобы игнорировать или гасить его. Ее мысли растворились в облаке любви. Она любит его! Она хочет его! И Трэвис, удивительный Трэвис, хочет ее!

Поцелуй углублялся, давление нарастало. Его губы стали жесткими, зубы пощипывали почти до крови. Билли жалобно застонала. Он ослабил давление. Теперь его губы упрашивали, возбуждали. Его язык проник к самым чувствительным глубинам ее рта и, томно скользя по внутренней поверхности, переплетался с ее языком. Билли упивалась этим мгновением.

Как-то незаметно и очень ловко Трэвис расстегнул молнию у нее на платье и стянул его вниз через ноги. Билли шумно задышала, когда ласковые пальцы стали гладить нежную кожу на ее обнаженных плечах. Потом он осторожно расстегнул шифоновый лифчик, освобождая ее торчащие груди. Теперь наступила его очередь задохнуться.

— Ты очень красивая, — хрипло прошептал он, приподнимая голову. Его горящие страстью глаза впились в пылающее лицо Билли, в ее глаза, сверкающие как бриллианты. — Да, ты очень красивая.

Он легко прикоснулся к ее рту, потом его губы заскользили вниз, к ямочке у основания шеи. На мгновение остановившись, чтобы вздохнуть, он двинулся дальше вниз. Он разглаживал ее кожу горячечными поцелуями, которые жгли и возбуждали.

— Трэвис! Ох, Трэвис! — вскрикнула Билли, выгибаясь ему навстречу. Он поднял голову, улыбнулся и снова потянулся к ней. Выражение его глаз наполняло ее радостью.

— Полегче, дорогая, — прошептал он и уверенными пальцами стал расстегивать пуговицы белой шелковой рубашки.

Билли с волнением наблюдала, как медленными, рассчитанными движениями Трэвис вытащил рубашку из-под ремня и снял ее, обнажив густую темную массу волос на широкой груди. Все это время его глаза были прикованы к ее глазам. Горящее в них желание превращало ее кровь в кипяток. Трэвис хочет ее! Он хочет ее!

Он снова вытянулся рядом с ней, полуобнаженный. Его загорелое тело сверкало в неярком свете стоящей рядом лампы. Билли, колеблясь, потянулась к нему и погрузила пальцы в массу волос на его мощной груди. Трэвис улыбнулся, взял ее руку, уткнулся в ладонь, а потом стал покрывать руку частыми поцелуями по всей длине до плеч и снова вниз. Билли выгнулась к нему. Еще раз заглянув ей в лицо, Трэвис взял в рот напрягшийся бутон ее соска. Он пощипывал его зубами, ласкал языком, вращая в это время ладонью другую грудь. Он скользил от одного соска к другому, останавливался, чтобы уткнуться в ложбинку между ними. Потом его губы замерли у Билли на животе, в то время как руки стягивали с нее колготки. На ней остался лишь крошечный треугольник трусиков.

Трэвис отстранился, рассматривая ее всю, упиваясь зрелищем ее наготы. Казалось, что из глаз его исходят электрические разряды. Потом он снова наклонился к ней, его длинные пальцы гладили нежную внутреннюю поверхность бедер, наполняя Билли огнем. Она хотела его. Хотела, чтобы руки этого мужчины ласкали ее тело с жаром, потому что это было естественно. Это было слишком прекрасно, чтобы не быть естественным.

Трэвис притянул ее к себе. Билли часто и громко задышала. Сила его пробудившегося мужского естества приводила ее в состояние мучительно-сладкого шока.

— Ох, Билли! — шептал он. Его губы жадно пощипывали уголки ее рта, в то время как руки добрались до края ее черных кружевных трусиков.

Ее глаза распахнулись от страха. Но желание пересиливало. Она улыбнулась. Трэвис ответил ей улыбкой, и его палец проскользнул под резинку трусиков. Клочок кружев был последним раздражающим препятствием. Она хотела быть совершенно обнаженной, хотела, чтобы он видел ее всю, прикасался к самым потаенным уголкам ее тела, воспламенял ее.

Трэвис встал на колени рядом с ней. Билли смотрела в его глаза, затуманенные желанием, которое отражало ее собственное желание. Ох, как она хотела его! Да, она хотела его, нуждалась в нем, любила его. Это было удивительно, слишком удивительно, чтобы быть ошибкой. Ее тело пульсировало, отзываясь на каждое его прикосновение. Она двигала бедрами, выгибалась под его рукой, его проворными пальцами. В глубине ее живота возникла тянущая сладкая боль. Трэвис остановился, еще раз заглянул ей в глаза, улыбнулся, а затем начал стягивать с нее трусики. Взгляд его стал жестким.

И в это мгновение здравый смысл, неожиданный и своевольный, шевельнулся в голове Билли, напомнив ей, что у него это только физическая потребность. Физическая потребность здорового, молодого мужчины. И она недооценивает себя, предлагая свое тело и отвергая соображения ума. К тому же у него есть Клео.

— Нет, Трэвис, нет! — крикнула она, отшатнувшись.

Билли уже ненавидела себя за то, что позволила всему этому случиться. Она села прямо и скрестила руки, прикрывая ими обнаженную грудь. Глаза ее молили о прощении.

Но в его глазах не было прощения. Только ярость.

— Ты сука! — выплюнул он тихо и злобно выругался.

Билли побелела и съежилась.

Он схватил ее и рывком поставил на ноги перед собой. Прошла, кажется, целая жизнь, прежде чем он заговорил.

— Ох, Билли! — Он прижал ее к себе так близко, что жар его дыхания обжигал ей щеки. Билли закрыла глаза, прячась от его горящего ненавистью взгляда. — Вы хотите меня, — холодно заявил он. — Вы, возможно, не желаете этому верить, но ваше тело не лжет, нет, оно не лжет. — Он коротко прикоснулся к ее губам, и мгновенно жар распространился по ее венам. — Вы слышите, черт вас возьми? — Он грубо встряхнул ее, оставляя у нее на плечах следы пальцев. Билли распахнула глаза. Увидев в них панику, Трэвис презрительно улыбнулся и с отвращением толкнул ее на кровать. Она с ужасом наблюдала, как он надевает рубашку. Казалось, это будет длиться вечно. Но вот он подошел к двери, внутренней двери между их комнатами, и вышел с выражением подчеркнутого презрения на лице. Билли закрыла глаза.

— Кто бы поверил этому? — слышалось из другой комнаты. — Билли Тейлор, современная мисс, оказывается стыдливой женщиной. — Она с трудом сдерживала рыдания, бросив на это все свои душевные силы. — Но так как целомудренность в девушке котируется очень высоко, будем надеяться, что суровый викинг по достоинству оценит такой подарок.

К счастью, воскресенье было до предела насыщенным, чтобы оставалось время для грустных размышлений. А так как прибыли новые гости на ленч, то случай с Дейзи оставался главной темой разговора, и Билли, сама того не желая, оказалась в центре внимания. Но Трэвис, замкнутый и суровый, сохранял дистанцию. Взвинченная Билли замечала каждый его жест, каждое движение. Какими улыбками одаривал он сногсшибательную блондинку, которая приклеилась к нему как банный лист. А Билли была ревнива. Мало ей ревновать к Клео, так теперь еще вот эта девушка. Демонстрация с его стороны была явной. Как явно было и то, что, щелкни он пальцами, и эта девушка будет к его услугам. Да, мрачно признавала Билли, этот человек может выбирать женщин.

А затем разорвалась бомба. Погруженная в свои ощущения, Билли не следила за общим разговором во время ленча, но внезапно ее вывели из прострации слова девушки, прозвучавшие за столом.

— Гиддингсы? Я уверена, что уже слышала это имя. Да, конечно, — с очередной улыбкой прощебетала она. — Роума Гиддингс, известный дизайнер.

— Это моя мать, — пояснил Трэвис.

Билли похолодела, лица за столом расплылись. Она пришла в ярость. Работать на Гиддингсов, принимать деньги от Гиддингсов — это уже само по себе ужасно. Но любить мужчину из клана Гиддингсов…

Билли почувствовала приступ тошноты.

Необходимость уйти вдруг стала непреодолимой. Тихо извинившись, она встала из-за стола и вышла на террасу. Там прислонилась к стене и сделала глубокий вдох, надеясь, что свежий воздух поможет ей прийти в себя. Ей хотелось сбежать отсюда, уехать, но она знала, что вытерпит все до конца, вежливо беседуя с людьми, а затем еще предстоит кошмарное возвращение с Трэвисом домой. Слезы выступили у нее на глазах. Она почувствовала, что вот-вот зарыдает. И тут она уловила позади какое-то движение. Ей не надо было даже поворачивать голову, чтобы понять, что это Трэвис. Боже мой, подумала Билли, я люблю его и ненавижу одновременно. Какой ужас!

— Билли?

— Возвращайтесь на ленч, Трэвис, — тихо сказала она.

— Хорошо, — согласился он. — Но при условии, что вы пойдете со мной.

— Я… Я не голодна, — ответила она. Одной мысли о пище оказалось достаточно, чтобы к горлу подступила тошнота.

— Допустим, — вежливо согласился он. — Но по крайней мере вы можете участвовать в беседе, ковыряя вилкой в тарелке.

Билли вздохнула. Она поняла намек. Он имеет в виду работу, за которую ей платят. Нельзя допустить, чтобы бизнес пострадал. Бизнес всегда на первом месте, всегда впереди.

Как послушное дитя, она повернулась. Трэвис слегка обнял ее за плечи. Она отшатнулась, резко вскинув голову. Глаза ее были полны печали.

— Что с вами, Билли? — спросил Трэвис с участием, которое буквально взорвало ее.

— Ничего! — выкрикнула она, чувствуя, что теряет над собой контроль. — Вам не о чем беспокоиться. Пойдемте, Трэвис, ваш ленч остынет, не говоря уже о том, что бизнес не может ждать.

Атмосфера в машине была напряженной и холодной. Билли съежилась на роскошной белой обивке сиденья, ей было тошно. Какая же она дура! Допустить такую степень близости… Она вновь представила себе сцену в постели, которая намертво врезалась в ее память. Она почти уступила, почти позволила ему заниматься с ней любовью… Любовь, ха! Какой насмешкой над любовью было бы их совокупление. Явная уступка физической потребности. Однако потребность была такой сильной, что даже сейчас Билли вынуждена бороться с желанием приблизиться к нему, дотронуться до него, целовать, заставить его горящий взгляд путешествовать по своему телу. Но какой ужас — любить и хотеть мужчину, который, хотя и косвенно, способствовал уничтожению ее семьи. Однако влечение отказывалось оставить ее. Оно заполняло все ее чувства и мысли. Явно болезненное, постыдное влечение.

Погруженная в свои переживания, Билли не заметила, что Трэвис сбавил скорость и плавно затормозил. Ее оглушила неожиданная тишина. Она огляделась вокруг — темно, ни одной машины на шоссе, кроме их «мерседеса». Когда Трэвис отстегнул ремень безопасности и повернулся к ней лицом, ее охватила паника.

— Ну что ж… теперь поговорим.

— О чем? Об уик-энде, таком успешном, не так ли? — заговорила Билли неестественно громким в тишине голосом.

— Оставьте сарказм, Билли. Он вам не идет. Хотя да, вы правы, уик-энд оказался успешным… благодаря вам.

— Это часть работы, за которую мне платят, и платят хорошо, помните? — Она не могла не поддеть его.

Трэвис невесело улыбнулся.

— Надеюсь, вам удастся потратить эти деньги на что-то полезное. На ремонт дома, например. Видит Бог, ваш неухоженный коттедж заслуживает внимания. Хотя, может быть, вы предпочитаете новые наряды, чтобы поразить сурового викинга.

— Оставьте Тони в покое.

— Почему? Или в нем есть что-то особенное, чего нельзя обсуждать? Он человек, не так ли? Он живет, дышит, работает, как и все мы. Что же особенное есть в этом коммивояжере, а, Билли?

— Вы следили за мной!

— Зачем, — пожал плечами Трэвис. — У меня есть занятия получше, чем совать нос в жизнь других людей. Но так как он довольно часто появляется и исчезает, то должен успевать всюду. Если, конечно, — хитро прищурился Трэвис, — если за всем этим не стоит жена.

— Вы смешны.

— Я? Почему? Это всего лишь предположение. Вам лучше знать… — Он снова пожал плечами. — Но, думаю, я прав в главном. Он представительный и очень преуспевающий молодой человек. Или это, или он открыл золотую жилу.

— Что вы имеете в виду?

— Вас. У вас хорошая работа, собственный дом, вы из хорошей семьи… в вас очень мало показного. Не считая друга с кричащим автомобилем, — язвительно добавил он.

Билли задохнулась от негодования.

— Я не собираюсь это выслушивать, — заявила она твердо, холодно глядя перед собой. — С меня достаточно.

— Прекрасно. С меня также достаточно. Более чем достаточно, если иметь в виду ваше юношеское поведение.

— Юношеское? Ха! Это благодарность за то, что я потратила свое время?

— Мое время, Билли, я включил часы.

— Мое время, — возражала она.

— Нет, мое, — твердо настаивал он. — Я плачу деньги, я заказываю музыку. Вот почему мы сейчас здесь. Я хочу знать, что происходит. Вы не сказали ни слова, с тех пор как мы выехали.

— Мне нечего сказать. Нам нечего сказать друг другу.

— Не согласен. У вас есть что-то на уме, с чем я хотел бы помочь разобраться, если бы вы мне позволили. Почему бы не выплеснуть это, не избавить меня от необходимости тащить это из вас клещами?

— Потому что, повторяю, мне нечего вам сказать.

— Неправда. — Тон был мягким. Трэвис развел руками. — Сцена во время ленча, молчание всю дорогу. Что-то гложет вас. Давайте, Билли, избавьтесь от этой головной боли, прежде чем она доконает вас.

Билли внимательно посмотрела на него. Уже такое знакомое, такое родное лицо. А почему бы и нет? Почему бы не избавиться от всех проблем сразу? Они бы закончили быстро. И сразу же не стало бы работы, и перестал бы мучить стыд, оттого что приходится работать на Гиддингсов, работать на Трэвиса, ненавидеть его, любить его, зная, что он принадлежит другой.

Она сделала глубокий взгляд.

— Вы лгали, — холодно начала она, крепко сцепив пальцы на коленях.

— По поводу чего?

— Кто вы, для начала? Вы — из семьи Гиддингсов?

— Это такое преступление? — спросил он, и чуткое ухо Билли уловило удивление в его голосе.

— Может быть, да. А может быть, и нет, — великодушно допустила она. — Но факт, что вы лгали. Заверили меня, что вы просто другой работодатель. Вам хорошо известно, что я никогда не согласилась бы работать на Гиддингсов.

— Но почему, Билли, почему? — недоумевал он. — Из-за пренебрежения, проявленного к Анне, да? Это вам только показалось.

— Едва ли показалось.

— Но она тогда нашла другую работу.

— А затем потеряла ее… благодаря Гиддингсам.

— Просто она рано вышла на пенсию. Вы же сами говорили, что она этого хотела.

— У нее не было выбора, и вы это знаете. Или ранний выход на пенсию, или увольнение.

— Ее бы не уволили, — объяснил он тоном терпеливого родителя, разговаривающего с трудным ребенком.

— Как в последний раз, вы имеете в виду, — презрительно скривилась девушка.

Трэвис вздохнул.

— Я зря теряю время, да, Билли? У вас сложилось твердое мнение, сложилось давно. Вы только не хотите выслушать…

— Еще большую ложь? — Билли покачала головой. — Нет, Трэвис, не трудитесь. Я не собираюсь ничего больше слушать.

— Вы глупышка. Вы в плену искаженных представлений. Сколько уже времени это тянется?

— Если точно, то шесть лет. С тех пор как Гиддингсы, то есть ваша семья, уничтожили «Дом Марианны».

— Нет, Билли. Вы ошибаетесь. Это было не так.

— Не так? Ну вот здесь-то ошибаетесь вы. Но Трэвис Кент не может согласиться с этим, потому что, подумать только, Трэвис Кент сам из семьи Гиддингсов. — Глаза ее полыхали ненавистью, которая копилась шесть долгих лет. — Но с меня достаточно. Все. Прощайте, Трэвис, — холодно бросила она, отстегивая ремень безопасности. — Это было… настоящее испытание, но сейчас оно заканчивается.

— Что вы делаете, Билли? — закричал он. — Вы в своем уме? До ближайшего города много миль. Закройте дверь и поищите в себе хоть каплю благоразумия.

— Я предпочту сдохнуть на дороге, — отрезала Билли.

Она выскочила из машины, еле сдерживаясь, чтобы не хлопнуть дверцей, и, не оглядываясь, побежала по дороге, отходящей в сторону от шоссе.

Шел дождь. Капли стекали за воротник куртки. Промокшая, продрогшая, глубоко несчастная, на высоких каблуках, не предназначенных для прогулок пешком, вскоре Билли начала спотыкаться.

Состояние аффекта уже прошло, и теперь она могла трезво оценить ситуацию. Из-за своей гордости она оказалась одна, без помощи, в такой дали, что одному Богу известно, где это. Ей стало страшно, и с каждым мгновением страх нарастал. Слезы ручьем бежали по ее щекам. А почему бы и не поплакать, не дать горю наконец-то излиться? Здесь нет никого, кто мог бы ее увидеть.

Никого, кто побеспокоился бы о ней. А Трэвис… Он сейчас блаженствует в своей уютной машине. Из груди ее вырвались рыдания. Она плакала, плакала по-настоящему. Слезы застилали глаза, она брела почти вслепую, не разбирая дороги. Из-за рыданий она не услышала звука двигателя.

— Билли! — Трэвис остановил машину рядом с ней.

— Оставьте меня. Уйдите! — выкрикнула она, игнорируя открытую дверь.

— Садитесь, глупышка. Вы намокли. Вы можете заболеть.

— Вам наплевать на это.

— Конечно, мне наплевать, черт вас побери! — Он выскочил из машины и бросился ей наперерез, преграждая дорогу. Билли кинулась в сторону, но он удержал ее за локоть, потом положил ей руки на плечи. Она живо представила себе, как сейчас выглядит: мокрые волосы прилипли к лицу и голове, глаза красные и распухшие от слез, которые она все еще проливает. — Вы глупышка, — повторил он. — Конечно, я беспокоюсь.

Билли отчаянно всхлипнула. Трэвис обхватил руками ее лицо и стал покачивать его в ладонях. Выражение его глаз было непостижимым. Затем она оказалась в его объятиях, чувствовала жар его рта на своих губах. На нее обрушился шквал удивительных эмоций, с которыми у нее не было сил — или желания — бороться.

— Я переживаю, Билли, — мягко повторил Трэвис. — Но вы должны понять. Я ничего не могу поделать с тем, что я из этой семьи…

— Вы лгали мне, — вновь повторила она, но злость уже умерла, и лед в сердце растаял. Он переживает. Ей хотелось в это верить. Потому что, если он переживает, все остальное не имеет для нее никакого значения.

— Я не лгал, — настаивал он. Его черные глаза смиренно молили о чем-то. — Я лишь не объяснил. Но как я мог? Если бы я сказал вам об этом, вы бы сразу ушли. А я не хотел потерять вас. Я и сейчас не хочу потерять вас.

Он обнял ее нежно, успокаивающе. Сердце Билли подпрыгнуло от счастья. Он любит ее! Разве его слова не означают, что он любит ее. В ее глазах засветилась радость, увлажненная слезами, но теперь уже слезами любви.

— Я не хочу потерять вас, — тихо повторил Трэвис, усаживая Билли в автомобиль. — Вы лучший дизайнер, который у меня есть. — И он улыбнулся. В то время, когда что-то рушилось в сердце Билли, он улыбался. — Безусловно, вы понимаете, что я не могу себе позволить потерять вас.