Поджог. Трэвис не мог поверить, не хотел верить этому. Однако, стоя посреди рабочей комнаты по щиколотку в воде, задыхаясь от едкого запаха гари, он решил посмотреть в лицо горькой правде. Поджог совершил кто-то недовольный. Кем? Гиддингсами? Или Трэвисом Кентом? Хотел бы он знать.

Билли? Нет. Он ударил кулаком по закопченной, почерневшей стене. Нет! Нет! Нет! Это не может быть Билли. По крайней мере сейчас. Однако нельзя уйти от факта: кто-то ненавидит его до такой степени, что готов здорово рисковать, идя на преступление.

— Это профессиональная работа, — объяснил офицер из пожарного надзора, как только удалось сбить пламя. — Пьяные хулиганы разбили бы несколько окон и бросили туда горящие тряпки. Но эта акция была рассчитана до мелочей и хорошо спланирована. Еще пять минут, и здесь был бы ад. Можно считать, сэр, что вам повезло.

Повезло? Трэвис застонал. Офицер не обратил на это внимания и продолжал: — Благодаря вашей службе безопасности мы прибыли вовремя. Возможно, сейчас вы не поверите в это, но утром у вас будет более ясная картина. Повреждения в здании главным образом от воды и дыма. Две недели — и вы вернетесь к своему бизнесу.

Две недели? Не может быть. Скорее месяцы. Трэвис вспомнил тот хлопок дверью, когда он уходил вчера вечером с работы. Подумать только, ведь он чуть не столкнулся нос к носу с преступником. Конечно, бизнес теперь пострадает. Некоторые контракты будут отложены или вообще потеряны. Но офицер пожарной службы все же прав: могло быть и хуже. Офисы сохранились, и за это надо быть благодарным судьбе.

Трэвис поехал домой. Он мог сейчас что-либо соображать лишь в стенах своего дома. По дороге он мысленно составлял план первоочередных действий.

Позвонить Клео. Позвонить в местный отдел радиовещания… нет, это лучше сделать сначала. Несомненно, что новость распространится так же быстро, как огонь, но работникам фирмы будет от этого больше пользы, чем от сплетен. Важно довести до них правдивую информацию, чтобы они не переживали по поводу возможной потери работы. По крайней мере большинство из них, уточнил Трэвис. Его губы вновь сжались при мысли, что кто-то осознанно намеревается уничтожить дело его жизни. Но нет нужды предаваться пустым размышлениям. Пусть это распутывает полиция. А ему надо позвонить Донне. Конечно, она приедет, чтобы помогать ему — принимать письма, звонить и отвечать на звонки, — в общем быть на посту, пока он съездит в Йорк, чтобы забрать Клео.

Надо нанять профессиональных уборщиков, ремонтные бригады. Его мозг лихорадочно работал. Здание будет реконструировано, а рабочее помещение построено вновь, и в него завезут серию нового оборудования. Конечно, жаль компьютеров Билли, но слава Богу, что он перед уходом отключил систему, так что их можно восстановить. Невосстановимо лишь упущенное время.

Да, время — деньги. Трэвис провел рукой по щеке и нащупал утреннюю щетину: значит, он был на ногах почти всю ночь. Черт побери, как он устал!

Его разбудил телефонный звонок. Он подскочил на стуле, с трудом просыпаясь. Девять двадцать пять.

— Трэвис! О, Трэвис! — выкрикнула Клео. Он оцепенел: неужели его ждет продолжение ночной ссоры? Он этого не вынесет. К тому же он должен был позвонить ей, он ведь обещал. И позвонил бы, конечно, но события последней ночи так захватили его. — Что-то случилось с папой, — рыдала Клео. — Он не вышел к завтраку, а когда мама пошла разбудить его, у него были эти ужасные боли в груди и…

— Подожди, Клео, — мягко, но решительно оборвал ее Трэвис. — Я с тобой. Подумай. Только скажи мне, в чем проблема.

Спустя десять минут он уже ехал в Йорк. К счастью, перед самым его отъездом, несмотря на проливной дождь, появилась Донна. По крайней мере, он оставлял дело в надежных руках. Если кто и мог бы создать из хаоса порядок, то это только Донна.

Он сразу отправился в больницу. Клео приехала туда на такси. Вместе с матерью она сидела в отдельной маленькой комнате ожидания. Одного взгляда на их лица было достаточно, чтобы догадаться: ничего страшного не случилось.

— Слава Богу, — прошептал он, когда Сузанна закончила рассказ.

— Они оставят его на обследование, — прибавила Клео. Ее фарфоровое личико побледнело под свеженаложенным макияжем. — Через несколько дней его, вероятно, отпустят. Но пока мама переедет ко мне в Свифт. Это недалеко от больницы, и, естественно, мы обе хотим быть рядом с ним.

— Конечно, так и делайте. — Трэвис успокаивающе обнял ее, испытывая чувство огромного облегчения. Во-первых, потому что Джон вне опасности, и, во-вторых, оттого что по крайней мере в течение нескольких дней болезнь Джона позволит ему выбросить Клео из головы.

— Сожалею, мистер Кент, но мы останавливаем работу.

Трэвис откинулся на спинку стула, внимательно изучая женщину. Взгляд ее полуприкрытых глаз нельзя было назвать прямым. На протяжении последних недель отмечалось несколько всплесков недовольства среди работающих, так что сейчас он не слишком удивился. Более того, возможно, он наконец выявил своего недоброжелателя. Нет, не поджигателя. Без веских доказательств он вряд ли мог предъявить ей подобное обвинение, хотя был абсолютно уверен, что обе вещи связаны. Но почему она сказала «сожалею»? Это так не вяжется с плохо скрываемым выражением торжества в ее глазах. Сожаление, пожалуй, последняя из эмоций, которую эта непробиваемая женщина испытывает.

Он улыбнулся одним ртом и развел руками.

— Садитесь, Мона. Я закажу кофе, а затем вы расскажете мне, в чем проблема.

— Я постою, если вы не возражаете.

Трэвис пожал плечами.

— Как хотите.

Он заказал кофе, молча подождал, когда Донна принесет его, затем налил ей первую чашку. Его движения были медленными и расчетливыми. Он не тянул время специально, лишь хотел таким способом кое-что проверить. Если бы он спровоцировал женщину выйти из себя, ему удалось бы в какой-то мере прояснить ситуацию.

— Кладите сами сахар и сливки, — вежливо предложил он, пододвигая ей чашку с блюдцем.

Мона покачала головой:

— Не хочу. Я пришла не затем, чтобы просто пообщаться.

— Нет? Конечно, нет.

Лицо женщины помрачнело, и Трэвис отметил это. Видно, что она уловила его хорошо замаскированный сарказм. В таком случае ее никак нельзя недооценивать. Как бы там ни было, перчатка брошена. Проблема становилась открытой, и теперь он мог решать ее. Он был уверен, что решит. И сразу же после этого Мона Уотс получит приказ об увольнении.

— Итак… — Трэвис налил себе кофе, подчеркнуто оставив первую чашку остывать на краю стола. Его рот сурово сжался. Это она пришла сюда с жалобой, и он не собирался облегчать ей жизнь. Он сделал затяжной приличный глоток, затем отодвинул чашку, сложил руки на груди и вопросительно приподнял бровь.

— Мы уходим, — решилась наконец посетительница. — Девушки недовольны. Несколько последних недель они работали в этих бараках…

— Едва ли в бараках, — прервал Трэвис, — и потом, это лишь временные помещения. Вы же знаете, что рабочая комната…

— Не будет готова и после Рождества. Мы заперты в этих курятниках, где ветер воет в щели окон.

— Но почему ни один человек не сказал мне об этом? Я займусь окнами немедленно. Небольшие сквозняки легко устранить.

— Может быть, и так, — согласилась она. — Но есть и другое, более существенное. Освещение, например.

— То есть?

— Эти ленточные светильники. Девушки перенапрягают глаза, особенно те, у кого работа требует повышенного внимания.

— Дополнительное освещение, — пробормотал Трэвис, внося еще одну запись в блокнот, лежащий перед ним. — Что-нибудь еще, Мона? — Он улыбнулся.

— Да, безусловно. Я обсуждала это с организацией охраны здоровья. Они обеспокоены тем, что нет комнаты для физкультуры. Раз уж она сгорела…

— Точно, — съязвил Трэвис. — Именно поэтому вы и работаете во временных помещениях, помните? И прежде чем вы процитируете директивы организации охраны здоровья, позвольте мне напомнить вам, Мона, что после консультаций с пожарной службой местные ремонтные службы выполняют все их обязательные предписания. Что следующее?

— Комната отдыха.

— Недостаточно кроватей? — сострил он на этот раз, не скрывая сарказма.

Мысленно Трэвис подвел итоги разговора с этой женщиной. Он уже устал от игры. И хотя она довела коллектив до состояния анархического бунта, он твердо знал, что работниц вполне можно убедить, проявив благоразумие. Приближается Рождество, у большинства женщин есть семьи, дети, которые ждут подарков. Игрушки и компьютерные игры, разработанные на основе высоких технологий девяностых годов, отнюдь не дешевые. А женщины во многом могут отказывать себе, но не детям.

— У вас здесь все прекрасно, — не унималась Мона, — так уютно. Ковер на всю комнату, в любую минуту кофе с бисквитами. Мы же с трудом перебиваемся там, и это несправедливо. Это зашло слишком далеко…

Трэвис обнажил зубы в подобии улыбки, потом поднялся, быстро обогнул стол. Когда он проходил мимо Моны Уотс, то заметил тень страха в ее глазах и почувствовал удовлетворение. Поединок еще не закончился, но скоро закончится, и Мона Уотс проклянет тот день, когда она связала свою судьбу с Гиддингсами. Но, подумав об этом, он сразу вспомнил, как угрожал Билли. Угрожал оставить ее без работы и без рекомендаций. Мона тоже могла стать безработной и не иметь возможности устроиться на работу без рекомендаций. Билли. У него похолодело в животе. Разве не он заставил ее уйти из его жизни, с работы, которую она, казалось, любила, в суровый мир безработицы?

Но что касается Моны, то она вполне этого заслуживает, внушал он себе по пути из офиса в самое большое из трех передвижных временных помещений. Судя по доносившемуся шуму, женщины уже прекратили работу и что-то взволнованно обсуждали у своих рабочих мест.

Но думал он не об этих женщинах, а о Билли. Потому что Билли исчезла. И если бы она нашла другую работу по специальности, он бы узнал об этом от коллег. Таким образом, он вынужден был взглянуть в лицо ужасному факту. Он уничтожил ее. Из-за упущенного контракта он уничтожил ее. А контракт и не имел особого значения. Никогда не имел. Дело было в доверии.

Как только он появился в дверях, установилась тишина. Трэвис прошел в тот угол комнаты, где стояли столы с тарелками, чашками, коробками из-под сандвичей, газетами, журналами и музыкальным центром, который сразу выключили. Он огляделся, заметил под ближайшим столом большую коробку, достал ее и высыпал ее содержимое в мусорное ведро. Не обращая внимания на напряженную тишину в комнате, он вытащил из внутреннего кармана пиджака фломастер и большими буквами написал на боку коробки одно-единственное слово: ПРЕДЛОЖЕНИЯ. Улыбаясь, он поднял коробку вверх, чтобы все могли видеть это слово.

— Я побеседовал с миссис Уотс, и мы договорились о некоторых улучшениях, которыми, надеюсь, вы все будете довольны. Но в случае, если мы чего-то не учли, записки с предложениями можете опускать сюда. Это относится и к жалобам. Записки могут быть анонимными или нет. И я обещаю вам, что каждая записка будет рассмотрена.

Раздался возбужденный гул голосов — одобрения, понял Трэвис. Он помолчал, давая событиям идти своим чередом. Одновременно он внимательно всматривался в лица работниц, в их выражения, но, как он и ожидал, не нашел ни одного с выражением тревоги или раздражения. Довольный, он кивнул, поднял руку, и снова установилась тишина. И тогда он со значением произнес:

— В знак признания вашей прекрасной работы, выполненной в трудных обстоятельствах, всем будет увеличена зарплата. Считайте это предварительной рождественской премией. — И он назвал весьма значительную сумму.

Комната взорвалась бурей восторженных голосов.

— А сейчас, — рявкнул он через плечо Моне Уотс, которая, нахмурившись, стояла в дверях, — в мой офис. Немедленно! — И вышел мимо нее в коридор.

— Вы не можете уволить меня, — заявила она, переступая порог его кабинета и вызывающе вскидывая голову. — Я не сделала ничего плохого.

Трэвис смерил ее презрительным взглядом, губы его скривились от отвращения.

— Нет, я и не думаю, что это сделали вы. Технически по крайней мере. Но вашу вину мы оба пониманием по-разному, не так ли, Мона? Поэтому вы будете уволены немедленно. Вы получите очень большую компенсацию, но чтобы ноги вашей никогда больше не было у этой двери. — Он выписал чек компании, повернул его так, чтобы Мона могла прочесть сумму, и на какое-то мгновение придержал документ за угол большим пальцем, прежде чем подвинуть к ней. А затем снял руку, продолжая в упор смотреть на нее. — Если вы скажете мне, кто за всем этим стоит, — мягко предложил он, — я удвою сумму.

— Идите к черту! — выкрикнула Мона, брызгая слюной, потом схватил чек и бросилась к двери.

Трэвис мрачно улыбнулся. Она вернется. Когда деньги кончатся, она обязательно вернется. Он поручился бы за это головой. И тогда он узнает имя поджигателя.

— Извини, дорогой, ничего не выходит. Я знаю, уже несколько недель мы не виделись, но папа сейчас не в состоянии сесть за руль, и мама думает, что было бы лучше, если бы машину водила я. Конечно, это срывает наши планы на Рождество, но…

— Мама и папа прежде всего, — сухо прервал Трэвис. — Ты абсолютно права, Клео, — смягчился он. — Я все понимаю.

— Ты понимаешь? Честно-честно, Трэвис?

— Честно-честно, Клео. — Он ухмыльнулся, радуясь, что Клео не может видеть его лица.

Ничто не помешает планам прагматичной Сузанны, даже болезнь ее мужа, Снеллинги ждут их, и она просто не может позволить огорчить леди Мэри. Да, но ведь Россингтоны вполне в состоянии держать шофера или хотя бы нанять его, ясно проскользнуло в его сознании. А может, у них и есть шофер? В конце концов, Сузанна настолько расчетлива, что не может не понимать, какой эффект произвело бы их появление с шофером. Так почему же она предлагает Клео сесть за руль?.. Ах да! Трэвис улыбнулся, прижал трубку к другому уху, высвобождая правую руку, и начал подписывать стопку писем, которую молча положила перед ним Донна. У Снеллингов есть сын, один из наиболее подходящих титулованных холостяков, и не надо быть гением, чтобы понять направление работы мысли Сузанны Россингтон. Умная, умная Сузанна! Она не оставляла надежд на титул для своей единственной дочери и воспользовалась болезнью Джона как рычагом. Этим же рычагом она пользовалась и для того, чтобы задержать дочь в Лондоне.

— Папа все еще не совсем здоров, — объясняла Клео, — поэтому мы будем путешествовать с остановками. Мы уезжаем от Черчланд-Горзов — помнишь маминых друзей близ Йорка? — так что я подумала…

— Обед в «Свифте»? — прервал ее Трэвис.

— Точно. И, если ты закажешь номер на вечер, — застенчиво предложила она, — мы могли бы, вероятно…

И на этот раз, понял Трэвис, хмурясь, там не будет никаких уверток. Только прямолинейность и недвусмысленность.

Он надел черный костюм. Похоронный. Символический. Когда он сворачивал на автомобильную стоянку, то понял, что пришел к окончательному решению. Но разговор не обещал быть легким.

— Дорогой! О Господи, как я соскучилась по тебе! — гортанным голосом вскрикнула Клео, поднимаясь из-за столика и кидаясь к нему.

Дюжина голов обернулась на них. У Трэвиса сжался низ живота. Он почти забыл, как хорошо она выглядит и какие у нее добрые намерения. И, когда она подняла лицо для поцелуя, он заставил себя отстраниться с огромным трудом. Она хорошо выглядела, была свежа и приятна. Прямо как шоколадка — подсказывало ему природное чувство юмора.

Клео в ее божественном неведении получала удовольствие от еды и от окружающей обстановки. От стола к столу порхали стайки официантов, похожих на пингвинов в своих черных костюмах с белыми манишками. Их было, наверное, по три человека на каждого обедающего. Они двигались вокруг столов, как настоящий танцевальный ансамбль: абсолютная координация движений, одновременная смена фужеров, окантованных серебром тарелок. Еда была превосходной.

Но обед неумолимо подходил к концу, и Трэвис все сильнее ощущал приступы замешательства. Как помягче разорвать помолвку? Он уже и так откладывал это слишком долго, он должен был поехать в Лондон несколько недель назад и быть честным с Клео.

Подняв взгляд, он увидел, что зеленые, как у кошки, глаза смотрят на него в упор.

— Давай пропустим десерт и пойдем наверх, — предложила Клео, прикладывая салфетку к уголку рта. — Ты заказал номер? — добавила она, подумав.

— Пока нет. — Трэвис выглядел пристыженным. А затем попытался выйти из положения самым неуклюжим способом: — Не подумал, что у нас будет время.

— И это я слышу от мужчины, который занимался со мной любовью в лифте между этажами в отеле в Риме… — Голос у нее дрожал.

— Ах, Клео. Но тогда мы были и моложе и…

— Влюблены? Именно это ты собирался сказать, Трэвис?

— Мы были на романтической стадии, — спокойно возразил он и понял по суровому лицу Клео, что сейчас любые его слова будут восприняты одинаково.

— А теперь, когда с романтикой покончено, мы можем быть вместе раз в неделю или раз в месяц, если мне повезет?

— Едва ли, — прошептал он, моля Бога, чтобы Клео говорила тише.

— Точно, едва ли. Едва ли когда-нибудь вообще. Так, Трэвис? У тебя даже не нашлось ни одного свободного уик-энда, чтобы приехать ко мне, — уколола она его.

— Черт побери, Клео! Ты же знаешь, у меня было полно работы…

— Ах да. Работа. Я должна знать, что твой драгоценный бизнес для тебя важнее меня.

— Не совсем так. Но между пожаром и болезнью твоего отца…

— Оправдания, оправдания. Ты все время ищешь оправдания. Согласись, Трэвис, ты просто тянешь время. Ты совсем не любишь меня, да?

Как ответить, чтобы не ранить ее? Ведь он же не хотел ранить ее. Трэвис провел пятерней по волосам. Как, черт возьми, выйти из положения? Он не любит ее. И она имеет право знать истину.

— Однако мы не можем разговаривать здесь, — зло прошептала Клео, чувствуя, как и Трэвис, что любопытные взгляды с соседних столиков поворачиваются в их сторону.

— Хорошо, я закажу номер. Но только чтобы поговорить, Клео. Понимаешь? Именно для этого мы здесь.

Они ехали в лифте в грозовой тишине, бок о бок в маленьком бронзово-зеркальном пространстве. Сейчас уже здесь не займешься любовью, подумал Трэвис мрачно. Даже их взгляды не встретились.

Однако, как только они переступили порог и Трэвис закрыл дверь, злость Клео улетучилась в то же мгновение. Она развернулась к нему, сверкая улыбкой. Потом стала водить ладонями по его груди, одновременно расстегивая требовательными пальцами пуговицы его рубашки. Трэвис похолодел. Она обхватила его за шею и наклонила его голову к своему лицу.

Трэвис отстранился, но Клео смеялась. Она отодвинулась, чтобы вытащить у него рубашку из-под брюк, а другой рукой скользнула под ремень, желая проверить готовность его мужского естества. Он схватил ее за запястье.

— Не делай этого, Клео. Нам надо поговорить.

— Я бы предпочла, чтобы говорило мое тело, — беззастенчиво сказала она, выпячивая свои тугие маленькие груди. Поскольку она была, как всегда, без лифчика, темные соски обозначились под тонкой светлой материей блузки.

Трэвис закрыл глаза. «Сопротивляйся всему, кроме искушения», — всплыли в памяти слова Оскара Уайльда. Но он должен сопротивляться именно искушению. Тем временем Клео все сильнее прижималась к нему, и он почувствовал, что внизу живота у него все поднялось. Секс. Секс в чистом виде. Не любовь, напомнил он себе. Сейчас он мог бы элементарно воспользоваться ею. Но тогда он бы возненавидел себя. Особенно по ночам, когда одолевает бессонница. Собрав всю волю в кулак, он отстранился и увидел откровенное изумление в зеленых глазах Клео. С наихудшим было покончено. Он оказал сопротивление.

У кровати зазвонил телефон. Прежде чем поднять трубку, Клео метнула в него ядовитейший взгляд.

Трэвис застегнул полуоторванные пуговицы рубашки. Неужели все позади? Едва ли. Клео, возможно, догадалась об истинной причине, но все же он должен сказать ей. Да, он отдал бы сейчас весь мир, лишь бы не ранить ее, но она имеет право знать. Он должен сказать ей правду, и сейчас.

Клео положила трубку. Ее лицо скривилось.

— Что? Ради Бога, Клео, что случилось? — заволновался Трэвис, видя, как слезы побежали по ее щекам.

— Это мама. Папе опять плохо.

— Я отвезу тебя. Мы поговорим по дороге.

Конечно, они не поговорили. Лишь законченный подлец выбрал бы такой момент, чтобы еще сильнее травмировать девушку. Каким бы он ни был, но Трэвис надеялся, что пока все же не пал так низко.

Сузанна Россингтон встретила их у двери.

— Ложная тревога, дорогая, — успокоила она сразу, как только Клео вбежала по ступенькам. — Надеюсь, я не испортила вам вечер? Слава Богу, у отца только ангина. Он принял одну из таблеток, что прописал врач, и лег. Поднимись и поздоровайся с ним — пусть он видит, что ты здесь, дорогая, но не задерживайся слишком долго. А, Трэвис. — Тяжелый взгляд Сузанны забегал по прихожей. — Как мило с вашей стороны подвезти Клео. Но мы не должны задерживаться здесь на всю ночь. Заходите, познакомьтесь с Черчланд-Горзами.

— Сука, — шептал Трэвис, возвращаясь в одиночестве домой.

Он видел ее насквозь. Это был рассчитанный, продуманный шаг — Трэвис ручался головой. Сузанна в соответствии со своим замыслом прервала его встречу с Клео, сославшись на болезнь отца. Но ирония заключалась в том, что, решив вмешаться, Сузанна навредила собственным планам. Так как она не дала им возможности поговорить, Клео и Трэвис все еще оставались помолвленными, по крайней мере официально.

Опять слезы. Теперь Донна. Что же произошло на сей раз? — рассеянно подумал Трэвис, бросая свой кейс на стул с низкой спинкой и направляясь в другое помещение офиса.

Донна подошла к нему с глубоко несчастным видом.

— Я сожалею, мистер Кент, но случилось нечто ужасное. Это компьютеры. Я включила свой как обычно, а там — ничего. Вообще ничего. Все стерто.

— Все? — Трэвис еле сдержал приступ раздражения.

Не похоже, чтобы Донна запаниковала, если действительно не случилось что-то необычное. Может, месячные? — предположил он, зная, что иногда действие женских гормонов приводит к тяжелым последствиям. Но это отнюдь не характерно для Донны. Она всегда выглядит такой холодной, спокойной и сдержанной. Кроме того, вчера он сам выключал систему.

— Все нормально, Донна, — успокоил он ее. — Должно быть, что-то случилось только с вашим компьютером. Вытрите слезы, вы же умная девушка, затем поставьте чайник. Я проверю в соседней комнате.

То же самое. Бескомпромиссно белый экран ничем не отличался от предыдущего.

— Ничего не понимаю, Донна, — устало сказал он. — Вчера вечером я сам отключил систему. Я это хорошо помню.

Каким будет следующий шаг? — размышлял он, сидя за столом и пропуская волосы сквозь пальцы. Очередной пожар, наводнение, чума, налет саранчи? И все это началось с тех пор, как ушла Билли. Билли… Трэвис открыл глаза. Он должен ее найти, и он обязательно ее найдет. И еще он должен выяснить, кто с такой последовательной методичностью пытается уничтожить его…

— Вернуться и работать на вас? Это хорошая мысль, мистер Кент, но я более чем счастлива ухаживать за садом и приглядывать за кошками. Спасибо, но нет.

— Трэвис Кент, Анна. Мое имя Трэвис, ради Бога. И речь идет лишь о нескольких месяцах, чтобы навести порядок. — Он обезоруживающе улыбнулся. — Я оценю это по заслугам.

Анна также улыбнулась.

— Я в этом не сомневаюсь, — тихо ответила она. Она знала, что с наступлением зимы вновь потечет непрекращающийся поток счетов из ветеринарных лечебниц, поэтому заработок за месяц или два оказался бы очень кстати. — Как насчет кофе, пока я подумаю?

Трэвис изучающе смотрел на Анну.

— Спасибо. Не откажусь.

Сидя в кресле, Трэвис прислушивался к приятным звукам, доносящимся из кухни: стуку посуды, звяканью ложки о блюдце, свисту закипающего чайника. Он чувствовал себя так же комфортно, как у Билли в коттедже.

Анна выглядела хорошо. Затворничество с кошками явно вдохновляло ее. Кошки были повсюду. Две пары муаровых и белых даже пришлось прогнать со стульев в гостиной, чтобы они с Анной могли сесть. Оскорбленные кошки высокомерно фыркнули и тут же свернулись перед пылающим камином.

— Итак… — Анна села, задумчиво помешивая кофе. — В чем проблема?

Трэвис сообщил ей о недавних происшествиях.

— Разве это не проблема? — спросил он.

Анна кивнула.

— Я, конечно, слышала о пожаре, как и все в Фелбрафе. Но я не представляла себе, что дело настолько плохо.

— Дело могло бы быть значительно хуже, если бы огонь распространился на офисы. Но рабочая комната будет готова уже к концу месяца, и, несмотря на все задержки, портфель заказов переполнен. Документацию на жестких дисках восстановили благодаря некоторым компьютерным умельцам, и скоро все системы должны заработать. В общем, почти все пришло в свое обычное состояние, — объяснил Трэвис, еле сдерживая желание скрестить пальцы. — Но мне нужен кто-то в рабочей комнате, кому я могу доверять.

— И вы подумали обо мне?

— А почему бы и нет? Работу вы знаете, девушки вас любят, доверяют вам. — Он обезоруживающе улыбнулся. — Они будут свободно высказываться в вашем присутствии. Кто-то пытается навредить мне, Анна. И я надеюсь выявить его или их раньше, чем случится что-то еще. Если же нет… — Он развел руками, лицо его стало серьезным. — В случае очередного пожара ведь может кто-то погибнуть.

Анна была потрясена.

— Вы действительно считаете, что они могут зайти так далеко?

Трэвис пожал плечами.

— Факты говорят сами за себя. И я готов биться об заклад, что они не успокоятся, пока не покончат с фирмой.

Уголком глаза он уловил сбоку какое-то движение и повернулся. В дверном проеме показался молодой кот, его черно-белая мордочка с пятном на носу была ему хорошо знакома. Трэвис чуть не выронил свою чашку. А что, если Билли была здесь все это время?

Трэвис поставил чашку на стол, и она громко звякнула о блюдце. Наклонившись вперед, он протянул руку.

— Привет, дружище. Помнишь меня? — Конечно, кот старого знакомого узнал. Он вошел в комнату, потерся о ноги Трэвиса и позволил почесать себя за ухом, оценивающе глядя на него загадочными топазовыми глазами. Потом, удовлетворенный, вспрыгнул к нему на колени и свернулся клубком. Трэвис поднял глаза на Анну. Она внимательно наблюдала за ним.

— Это кот Билли, — пояснила женщина. Он выдержал ее взгляд, глаза его умоляли о чем-то. Тишина была напряженной, но Анна не собиралась облегчать ему жизнь.

— Как Билли? — тихо спросил он.

— Прекрасно, — ответила Анна, — насколько может быть прекрасно при таких обстоятельствах.

— То есть?

— У нее умерла тетя. Сестра ее мамы. В тот день, когда она лишилась работы. — Анна, не стесняясь, сыпала ему соль на раны. А почему бы и нет? Она крестная мать Билли и просто обязана ее защищать.

— Билли…

— Не имеет никакого отношения к трудностям вашей фирмы, — зло оборвала его Анна.

Его пронзила острая душевная боль.

— Вы думаете, я не знаю этого? Ох, Анна, Анна, за какого дьявола вы меня принимаете?

— За мужчину, не способного на доверие. А разве это не так? — резко продолжала она. — Когда случается что-то плохое, легко указывать пальцем на кого угодно. А Билли здесь нет, чтобы защитить себя.

Нет. Надежда растаяла. Она не живет здесь, у Анны. Рука, гладящая кота, замерла на мгновение.

— Вы мне что-нибудь расскажете о ней, Анна?

— Что смогу.

— Я знаю, Билли не виновата, но из-за вас она так ненавидит Гиддингсов.

— Из-за меня? — Анна выглядела явно озадаченной.

— Вы работали в «Доме Марианны», когда Гиддингсы поглотили его, и вы потеряли работу, — терпеливо напомнил Трэвис.

— Ах да, — усмехнулась Анна. — Я начинаю понимать, к чему вы ведете. Но вы ошибаетесь. Это никак не связано со мной. За «Домом Марианны» стояла Марианна Хаусман.

— Первоклассный дизайнер, — согласился он. — Ровесница моей матери. Если мне не изменяет память, она была движущей силой компании. Пока не вышла замуж и не передала мужу бразды правления.

— Совершенно верно. А Марианна Хаусман — моя старинная подруга. — Анна ненадолго замолчала, словно раздумывая, говорить ли дальше. У Трэвиса мурашки побежали по спине. — Она также мать Билли.

— Как? Но ведь мать Билли ум-мер-ла… да? — заикался он.

Анна не ответила, но ей и не требовалось отвечать. Правда была написана в ее торжествующих серых глазах. Ох, черт! Трэвис откинулся на спинку кресла. Он начинал понимать. Все еще было слишком туманно, но в том, что касалось Билли, он начинал понимать смысл событий.

— У Билли сейчас все прекрасно, — повторила Анна, меняя тему. — Она пока не работает, но в течение ближайших недель надеется подобрать для себя что-нибудь.

— По своей специальности? Без рекомендаций? — спросил Трэвис, но Анна уклонилась от ответа.

— Это все пока висит в воздухе. Я сама еще не уверена в планах Билли.

— А если бы даже и были уверены, то мне бы не сказали, не так ли? — бросил он вызов.

Женщина покраснела.

— Едва ли это было благородно, — язвительно подчеркнула она, — осуждать Билли немедленно, не разобравшись.

— Так она вам сказала?

— В общих чертах. Но для меня вполне достаточно немногого, чтобы догадаться об остальном.

Тонкое, однако убийственное замечание.

— Но со стороны Билли это не выглядело красиво, — возразил Трэвис почти умоляюще. — Кто-то допустил утечку информации, а доступ к ней имели лишь двое — она и я.

— Может быть, и нет, — спокойно заметила Анна. — После разговора с вами Билли была страшно расстроена, а затем дома она узнала еще более ужасную новость.

— Да. — Трэвис с трудом проглотил слюну. — Жестокая накладка.

— В некотором роде, да, — рассуждала Анна, — а с другой стороны, смерть тети заставила ее сосредоточиться на этом, отвлекла от мыслей о работе. Едва ли это благословение Божье, но…

Трэвис встал, собираясь уйти. По напряженному лицу Анны он понял, что вряд ли имеет смысл повторять предложение о работе. Как и Билли, Анна не смогла бы снова работать на Гиддингсов, даже если бы это была единственная компания на земле.

Дойдя до двери, он остановился, у него возникло непреодолимое желание, чтобы кто-то, хотя бы Анна, если не Билли, понял, что у него не было выбора. Все же Билли виновна, ведь она отвечала за это. Однако что он мог сказать, чтобы не сделать еще хуже? С трудом сглотнув ком в горле, он предпринял решительный шаг.

— Передайте Билли, когда вы ее увидите: если она нуждается в рекомендации, ей стоит только попросить. Она прекрасный работник, одна из лучших. И никто не может отнять это у нее.

У Анны просветлело лицо.

— Спасибо, Трэвис. Я сомневаюсь, что она воспользуется этим предложением, но приятно сознавать, что у нее есть такая возможность.

Она стояла на верхней ступеньке в окружении кошек, которые появлялись из ниоткуда и неизвестно куда исчезали.

— До свидания, Анна. До встречи.

— Встретимся в понедельник, — приветливо отозвалась она, и Трэвис сразу воспрянул духом. — Ровно в девять. Должна признаться, я и сама подумывала вернуться на работу.