Билли проснулась поздно — закономерный результат беспокойного ночного сна. Она никак не могла выбросить его из головы. Трэвис, мелькающий в толпе. Трэвис, выглядевший потрясающе в костюме для торжественных случаев. Трэвис улыбающийся, смеющийся, танцующий. Трэвис рядом с ней. Она в его объятиях. Трэвис рядом с Анной, благодарящий Анну, целующий Анну. Трэвис, целующий Билли.
Вот здесь сон становился кошмаром. Он обнимал ее, покачиваясь с ней, пока они медленно перемещались по танцевальной площадке. И он хотел ее. Низом живота Билли чувствовала его твердую мужскую плоть и, несмотря на обиду и боль, хотела его. Во время танца она позволила себе помечтать, отдаться хотя бы мысленно своему желанию. А затем он нагнул голову. Билли знала, что он собирается ее поцеловать, и мучительно хотела его поцелуя. Но это невозможно! Никогда! Потому что потребность станет сильнее, чем она сможет выдержать. Потребность, желание, страсть. Нет, это даже больше, чем страсть. Со страстью она бы справилась. Это разверзающаяся пропасть, в которую в очередной раз могло упасть ее сердце.
И тогда Билли вырвалась из его рук. Она успела заметить всплеск боли в его глазах, но заставила себя не реагировать на это. Быстро попрощавшись с Анной, она просто-напросто сбежала, спасаясь. Только не получилось никакого спасения.
Повезло, что сегодня было воскресенье. Она покормила Смаджа, а затем снова устроилась в постели с чашкой чая и утренними газетами, обращая внимание главным образом на отдельные новости. К тому же новым увлечением Билли стало приложение к журналу «Дом и сад».
«Билли Тейлор, — прочла она, — обещающий молодой дизайнер, чье увольнение из компании Гиддингсов, в конце октября вызвало шок в среде дизайнеров, планирует создать новый интерьер для кулинарных заведений…»
У Билли эта риторика вызвала улыбку. Да, это все она планировала, но лишь для того, чтобы открыть школу дизайна. Она работала бы по совместительству, но со временем надеялась сделать из этого настоящий бизнес. Наконец, не последнюю роль в этих планах играло желание учредить в честь мамы и тети Джейн стипендию Хаусман в Гарварде. Не исключено, что это будет всего лишь один студент в год, но для яркого, подающего надежды молодого человека это может явиться единственной возможностью в жизни.
Билли почувствовала удовольствие. Это должно осуществиться, говорила она себе. Она действительно собиралась сделать все, чтобы это осуществилось.
Смадж забрался к ней в постель и придумал новую игру — прятаться под газетами. Стараясь развлечь его, Билли сделала туннель из газетных страниц. Он быстро разрушил его. Она попыталась сделать снова, но он стал рвать бумагу на куски. Тогда Билли забрала от него газеты, свернула их пополам и отложила в сторону. Он сразу же уселся на них.
— Слезь, разбойник!
Она похолодела. Игра сразу была забыта. Смадж сидел в середине страницы с хроникой жизни светского общества. Между его передними лапами виднелись лица разодетых жениха и невесты. Благодаря цветной печати фотография была очень четкой. Жених был ей незнаком. Но невеста… Одетая в свадебное платье и фату на Билли смотрела… кто бы мог подумать… Клео!
Ох, Трэвис! Билли тихо вскрикнула. Не дать ей понять ни единым словом, ни намеком. Жестокий, слишком жестокий Трэвис! Как ты мог? Как мог ты прижимать меня, танцевать со мной, так реагировать физически — и ничего не сказать?
Вместо того чтобы шикнуть на кота, Билли взяла его к себе на колени, пытаясь прочесть текст под фотографией, но, не улавливая никакого смысла из разрозненных слов, наконец опустила кота на пол.
«Секрет неожиданной помолвки благородного Джеми Снеллинга, состоявшейся в канун Нового года, выдан отцом невесты…»
Больше Билли ничего не видела. Она почувствовала огромное облегчение и сразу же — отчаяние. Помолвка состоялась в канун Нового года. В то время, когда она и Трэвис находились в Бостоне. Господи, что же она наделала?!
— Ох, Смадж. — Она взяла кота на руки и прижала его к себе, не замечая, что слезы текут по ее щекам. — Что же я натворила!..
— Билли? — Ему не удалось скрыть удивление. — Это честь для меня. — Он сделал приглашающий жест рукой. — Входите. Позвольте приготовить вам кофе.
— Это не светский визит, — сразу объявила она.
— Нет? Но кофе, надеюсь, не помешает? — пробурчал Трэвис, и Билли переступила через порог, позволяя ему провести ее на кухню. — Мы могли бы выпить его и в гостиной, — объяснил Трэвис, — но здесь уютнее.
— Да. Удивительно уютно.
Она впервые видела дом изнутри. И, вероятно, в последний раз, огорченно добавила она про себя. Она огляделась. Испытывая страшную неловкость, она готова была смотреть куда угодно, только не на Трэвиса. В то же время интерьер кухни произвел на нее как на дизайнера прекрасное впечатление. Яркие стены цвета красных маков, множество полок с кулинарными книгами, увитых комнатными растениями.
— Спасибо.
Билли взяла кофе, игнорируя тарелочку с бисквитами. Ими она сейчас могла поперхнуться. Ей захотелось коньяка, он мог бы облегчить ей задачу. Билли удивилась, почему она не додумалась выпить для смелости перед тем, как идти сюда. Однако она хорошо понимала и другое: Трэвис заслуживает извинения от всего сердца. Поэтому голова ее должна быть трезвой. Никаких легких способов.
Она подняла глаза.
— Я сожалею, Трэвис. О поспешных выводах в аэропорту. Я очень ошиблась, да?
Он пожал плечами, выражение его лица оставалось бесстрастным.
— Ничего, Билли. Теперь мы квиты, вот и все. Я не доверял вам. Вы не доверяли мне. Клео не доверяла нам обоим. Она ревновала, — спокойно объяснил он в ответ на вопросительный взгляд Билли. — Она считала, что мы встречаемся после работы, ее возмущало то место, которое вы заняли в моей жизни. И вот ирония: если бы я сел на самолет, на который должен был сесть, не случилось бы ничего из того, что случилось. И если бы вы сказали мне, что летите домой в тот же день, мы полетели бы вместе, и этого тем более не случилось бы. И если бы Клео не встречала в аэропорту своего жениха, этого бы тоже не случилось. Видите, сколько совпадений. Настоящий сногсшибательный коктейль. Но нам он слишком дорого стоил.
И теперь слишком поздно, поняла Билли. Она сама все испортила. Поторопившись с выводами, она все испортила. Она встала и на негнущихся ногах направилась к двери.
— Билли?
Она замерла в ожидании.
— Спасибо за то, что пришли. Объяснить, я имею в виду. Я не уверен, что у меня в подобной ситуации хватило бы силы воли. Как я говорил вчера вечером, вы очень сильная. Всегда были и всегда будете.
Да. Она сильная. Внешне, по крайней мере. Но Трэвис не слышал рыданий, сотрясавших по ночам ее тело. Он не просыпался рядом с ней на подушке, мокрой от слез. Все очень просто. Он не любит ее. И никогда не говорил, что любит. У нее нет причин ненавидеть его. Он не взял у нее ничего ценного, он дал ей нечто ценное. Он научил ее тело, как надо любить. И однажды, может быть, если она когда-нибудь поверит другому мужчине, она будет благодарна Трэвису за ту единственную ночь.
— Билли?
— Да? — устало прошептала она, опасаясь, не читает ли он ее мысли у нее на лице.
— Та ночь в Бостоне. Нам ведь было хорошо вместе. Попытайтесь не испытывать ко мне ненависти.
— Ненависть? — Ее губы горестно задрожали. — Нет, Трэвис. Я не испытываю к вам ненависти. И никогда не испытывала, поверьте мне.
— Никогда, Билли? — с сомнением спросил он.
— Никогда, Трэвис, — торжественно объявила она.
И это было правдой. Как можно ненавидеть человека, которого любишь?
Она уже подходила к двери в прихожей, когда Трэвис кинулся к ней, перекрыл рукой проход.
Билли смутилась.
— Что вы делаете? — спросила она.
— Не позволяйте мне удерживать вас, — загадочно прошептал он. — Чувствуйте себя свободно, если хотите уйти.
Значит, она должна протискиваться мимо, отталкивая его руку, касаясь его? Билли задрожала. Это уже больше того, что она в состоянии выдержать, оставаясь спокойной.
Словно читая ее мысли, Трэвис дотронулся пальцем до ее щеки, и Билли дернулась назад как ошпаренная.
— Хм. Так я и думал, — прошептал Трэвис.
Билли облизала пересохшие губы.
— Теперь я могу идти? — вежливо спросила она.
— Конечно. Чувствуйте себя свободно. Вы можете уйти в любое время, когда захотите. — Он улыбался, и ей стало тревожно.
— Уберите вашу руку, пожалуйста, — попросила она как можно спокойнее.
— Зачем?
— Зачем?
— Да, зачем?
— Естественно, затем, чтобы я могла пройти, — глупо объяснила она.
Он кивнул и убрал руку. Билли вздохнула с облегчением, длившимся, однако, менее секунды. Как танцор на танцплощадке, он ловко шагнул в дверной проем. Он не занял его полностью, но оставшееся в проеме расстояние было недостаточным для Билли, чтобы протиснуться, не касаясь Трэвиса.
Ее подбородок приподнялся, испуганные глаза встретились с его глазами.
— Не позволяйте мне удерживать вас, — повторил он.
Она снова облизала пересохшие губы и глубоко вздохнула.
— Трэвис…
— Да?
— Я бы хотела уйти.
Он пожал плечами.
— Прекрасно. Но лучше будьте моей гостьей. — Он поклонился с вытянутой вперед рукой.
Билли едва осмеливалась вздохнуть. Он играл с ней. Играл, как кот с мышью. Однако кусок льда, который она называла своим сердцем, начал таять. Трэвис не лгал, напомнила она себе. Он и правда расстался с Клео. И хотя ей, Билли, он ничего не обещал, но он никогда и не говорил, что у них нет будущего, по крайней мере в ту ночь.
Но он не любит тебя, звучал голос разума. Какой смысл тратить жизнь на мужчину, который тебя не любит? Впрочем, разве речь идет о жизни? Ее губы горестно задрожали. Вряд ли. Билли может быть лишь преходящим вариантом, пока не исчезнет новизна или не подвернется новый, улучшенный вариант. В состоянии ли она смириться с этим? В состоянии ли она жить с непрекращающейся болью? Какой огромной была боль в последние несколько недель, и это только после одной ночи близости! Но боль будет сильнее, намного сильнее, если близость затянется на недели, месяцы, но в любой день может закончиться. Знать это, ждать этого, мириться с этим… Можно ли такое выдержать? К тому же ее постоянно будет изводить мысль: а не пора ли первой прекратить отношения, чтобы не стать обузой. И если единственная ночь почти разбила твое сердце, сказала она себе, то подумай об опасности многих ночей. Если это именно то, что предлагает Трэвис.
Она вскинула голову и посмотрела ему прямо в глаза.
— Я бы хотела пройти.
— Нет проблем, — согласился он. Но не сделал ни единого движения, просто ответил на ее взгляд мрачным вызывающим взглядом.
Билли разозлилась. Он играет. Играет с ее сердцем, с ее жизнью. Прекрасно, Трэвис, ты можешь любить своих женщин и оставлять их, менять на новых, как предметы одежды. Но со мной этот номер не пройдет. Со мной только все или ничего. Случайная связь невозможна. Все — или ничего. Трэвис ничего ей не обещал, вот из этого и следует исходить. Ничего. Значит, не будет ни любви, ни секса — ничего. И она справится с этим. Она должна начать справляться прямо сейчас.
Протискиваясь мимо него, Билли почувствовала жар его тела, услышала хрип еле сдерживаемого дыхания. Ноги ее ослабли, но она не остановилась и бросилась через холл, давясь слезами. Она должна скорее покинуть этот дом и оказаться в безопасности в своем коттедже.
Добежав до ворот, она остановилась, смахивая слезы. Он не бросился за ней, он просто разрешил ей уйти. В глубине души шевельнулось глухое разочарование. А почему бы и нет? Она ничего не значит для Трэвиса, ничего. Слезы полились ручьем, она стирала их тыльной стороной ладони.
Билли уже почти дошла до дому, когда ей в голову пришла мысль, что в коттедже нужно поселить Анну. Это прекрасное решение. Анна и ее кошки. И когда мама поправится настолько, чтобы приехать, она почувствует себя здесь дома.
Она уже опустила ногу на первую ступеньку, когда из-за угла дома выскочил мужчина. Билли замерла.
— Трэвис!
— Он самый, — торжественно согласился тот.
— Но… как вам удалось оказаться здесь раньше меня?
— Очень просто. Я последовал вашему примеру, — добавил он, явно читая ее мысли. — Как Билли Тейлор когда-то сквозь забор. Ну, а в моем случае — через него.
— Вы перепрыгнули через забор?
— Думаете, я обладатель олимпийского золота в прыжке с шестом, Билли? Нет. — Он улыбнулся, глаза его сияли. — Лестница, — подсказал он. — Экстренная лестница для Билли Тейлор.
Итак, стало понятно, как он сюда попал, но непонятно почему. И хотя ей очень хотелось спросить, она не стала этого делать.
Билли повернулась и направилась в сторону. Так как она не может миновать Трэвиса, стоящего у парадной двери, она войдет в дом через кухню и таким образом отделается от него. И все же, раз он пришел сюда, значит, у него была на это причина. Может, ей удастся отделаться от него скорее, если она поинтересуется этой причиной. Поколебавшись, она все же спросила:
— Вы что-то хотели? — Она сложила руки на груди; с ними необходимо было что-то делать, так как она еле удерживалась от того, чтобы не обнять Трэвиса этими непослушными руками.
Он улыбнулся.
— Хотел. В прошлом, Билли. И в настоящем, — загадочно ответил он.
— Перестаньте говорить загадками, Трэвис. Я не настроена шутить, — оборвала она его.
— О! А на что же вы настроены? — Незаметно было, что он к ней подвинулся, однако расстояние между ними сократилось.
Билли боролась с желанием отступить назад.
— Ни на что. Я занята. Время — деньги, помните?
— Ах да. Школа дизайна Билли Тейлор. Поздравляю. Газеты заполнены этим. Я скажу, это огромный успех.
— Вряд ли, — прервала она. — Так как школа не начнет работать до сентября. Но она будет.
— Вы уверены, Билли? Всегда уверены? Еще одна особенность Билли Тейлор, — усмехнулся он. Свет в его глазах погас, а вместе с ним умерла и надежда, вспыхнувшая ненадолго в сердце Билли.
— Не всегда уверена, — парировала она. — Я ошибалась в вас, например…
— Да. Очень ошибались. Но я уже говорил, что благодаря этому теперь мы квиты.
— Да, я сожалею. — Она проглотила ком в горле. — Действительно, сожалею, Трэвис. Что вы еще хотите?
— Ох, Билли! Если бы вы только знали, если бы вы только знали…
Что знала? Зачем он пришел? Зачем он стоит здесь с мрачным выражением в глазах? Если он ненавидит ее, зачем ему беспокоиться? Зачем причинять ей боль? Похоже, он взволнован…
Она глубоко вздохнула.
— В аэропорту вы сказали, что если я захочу узнать правду, то я знаю, где вас найти.
Он кивнул, но и только. Лишь вежливый кивок.
Она облизала губы.
— Итак, я здесь. Я нашла вас. Теперь я хочу знать правду.
— О Клео? Но вы узнали ее сами, Билли.
— Нет. Не о Клео. Обо мне. О нас.
— О нас? — Он засмеялся, резкий смех резал ухо. — Вы и я не существуем, Билли.
— Но могли бы, Трэвис. Нам было хорошо вместе. Вы сами говорили, что нам хорошо вместе.
— В прошлом, Билли, — жестко напомнил он. — В прошлом, так как вы не захотели поверить в нас.
— В настоящем, Трэвис, — мягко поправила она. И еще мягче: — Пожалуйста, Трэвис.
— Пожалуйста — что? — спросил он. Его лицо оставалось мрачным. Но в глазах промелькнуло что-то похожее на признательность. Возможно, это была чистая фантазия Билли, но она зашла слишком далеко, чтобы останавливаться. И ей нечего было терять, кроме гордости.
— Любите меня, — просто сказала она.
Он отклонился, ноздри его побелели, а черные глаза сверлили ее злым взглядом.
— Нет! — зарычал он, разрезая воздух властным взмахом руки. — Нет. Не продешевите, Билли. Я мог быть хорошим в постели, но я не такой уж хороший человек. Однажды утром вы бы проснулись и снова стали бы презирать себя за все. Если вам нужен мужчина, Билли, то оцените себя по достоинству и найдите мужчину, которого сможете полюбить.
— Думаю, я уже нашла, — мягко сказала она. — Я нашла его несколько недель назад и по-глупому, по-идиотски потеряла. Но по крайней мере, в своих чувствах я никогда не сомневалась. Той ночью в Бостоне, Трэвис, я отдала вам значительно больше, чем девственность.
— Целомудренная женщина, — согласился он. В его интонации на этот раз не было желчи, лишь безразличие.
Итак, она опять ошиблась. Ну что ж, во всяком случае она попыталась. Она подняла голову, наблюдая за Трэвисом сквозь завесу слез.
Почему он не уходит? — удивилась она. Почему не оставляет ее в покое? Он все еще не объяснил, зачем он пришел, но сейчас это уже не имеет значения. Она развернулась и взялась за ручку двери.
— Билли?
— Да? — Она застыла, не поворачивая голову.
— Скажите это снова.
— Что сказать?
— Что-нибудь о ваших чувствах. Я думаю, надеюсь, что понимаю. Но я не уверен. А мне надо быть уверенным.
— Вам надо быть уверенным? И вы имеете наглость говорить это, Трэвис Кент! — Она уже кипела, выпрямив спину и расправив плечи. — Это вы держите меня в полном неведении, но у вас было все для уверенности. Говорите лучше о вашем высокомерии, вашей гордыне.
— Но это не мешает вам любить меня, правда, Билли?
В его интонации ей послышалось сомнение.
— Нет, Трэвис, — торжественно согласилась она, чувствуя, как загорается пожар в крови, — это не мешает мне любить вас. — Она повернулась, чтобы взглянуть на него. — Я люблю вас, — просто сказала она, не отрывая от него глаз. — И, вероятно, всегда любила.
И если вы хотите меня, Трэвис, — также просто добавила она, — то знаете, где меня найти. — Она улыбнулась мимолетной улыбкой и подняла глаза кверху. — Наверху, — загадочно прошептала она. — Первая дверь налево. Ах да, Трэвис, не откладывайте это на очень долгий срок. Я бы возненавидела себя, если бы заснула в тот момент, когда вы придете.
— Кто сказал что-то о сне? — зарычал он, молниеносно взбегая по ступенькам и заключая Билли в объятия. — Билли, Билли, Билли! Я люблю тебя! — страстно произнес он.
Ртом он обхватил ее губы, заглушая ее радостный крик. Билли, оттаяв, прижалась к нему. Она слегка приоткрыла рот, позволяя его языку найти ее язык, переплестись с ним. Его руки скользили по всему ее телу, прижимая, лаская, гладя, дразня, вызывая непреодолимое желание.
— Пойдем в спальню, — гортанно прошептала Билли. — Если мы останемся здесь, то смутим кота.
Он взглянул вниз и увидел знакомую черно-белую мордочку с пятном на носу. Кот заинтересованно наблюдал за ними с нижних ступенек лестницы.
— Да, этого мы никогда не допустим, — торжественно согласился Трэвис.
Держась за руки, они подошли к гостиной. Трэвис остановился на пороге, опять целуя ее, мягко, нежно. Она поняла, что ей не выдержать столь долгий путь до спальни. Она так долго его хотела, что просто не имела больше сил ждать. Дрожащими руками она расстегнула пуговицы его рубашки, вытянула ее из-под пояса брюк, дернула молнию на брюках. Словно судорога прошла через все ее тело. Она засмеялась, почувствовав ответную реакцию Трэвиса. Обхватив пальцами его мужское естество, она покачивала его и ласкала, еще сильнее возбуждаясь от его жара и силы.
Трэвис застонал и начал снимать с нее блузку, вытягивая ее из-под джинсов. Пока его пальцы расстегивали пуговицы, его рот поцелуями прокладывал след от шеи до ложбинки между грудями. Каждое новое прикосновение усиливало смятение чувств. Теперь наступила очередь Билли стонать, так как утонченная боль внизу живота и в напрягшихся сосках была невыносимой. Трэвис прижался к ее соскам сквозь материал лифчика. Он покусывал их, сосал, вращал пальцами. Потом он взглянул на них. Влажные круги с напряженно выступающими кончиками посредине снова вызвали у него стон. Он еще раз провел большими пальцами по твердым соскам, прежде чем стянуть лифчик с грудей Билли. И вновь он ласкал ее соски пальцами, ртом, языком. Затем он опустился на колени. Его губы изучали поверхность живота, в то время как пальцы расстегнули молнию на джинсах и стянули грубую хлопчатобумажную ткань сначала с бедер, а потом с длинных стройных ног. Его язык и бархатные прикосновения пальцев прокладывали дорожку от ступней вверх по мягкой чувствительной коже молочно-белых бедер. Затем он остановился и поднял голову. В его глазах было все: любовь, боль, желание — все то, в чем Билли когда-либо нуждалась. Она улыбнулась ему.
— Люби меня, — гортанно прошептала она, ероша пальцами его волосы.
Трэвис улыбнулся в ответ.
— О да, Билли. Я люблю тебя, — торжественно произнес он. — Но я не хочу торопиться.
— Но что же ты намерен делать? — спросила она, падая на колени и глядя на него.
Он наклонился и что-то прошептал ей на ухо, отчего кровь в ее венах закипела.
— Хорошо, — прохрипела она, выскальзывая из его объятий и ложась на ковер перед пылающим камином.
В ожидании, пока Трэвис сбросит с себя одежду, она взяла в руки свои груди и стала покачивать их, предлагая. Ее глаза горели обещанием, а губы, искусанные до синяков, припухли и томились от желания.
Через мгновение Трэвис оказался рядом с ней и взялся за трусики, которые она специально не сняла, дабы он сделал это сам. Он зарычал от наслаждения — музыка для ее ушей. Теперь его взгляд прогуливался по всей длине ее тела, и вот уже он припал к ней. Его палец нежно расчесывал мягкие завитки у вершины ее ног. Хотя прикосновение было легким, Билли выгнулась навстречу ему. Трэвис застонал, когда она приподнялась за его рукой. Ее желание все росло.
Когда его пальцы проникли внутрь и нажали на тайную чувствительную зону, Билли раздвинула ноги и тело ее задвигалось в одном направлении с его пальцами. Какое волшебство он мог творить с этим крошечным средоточием ее женской сути, ритмичными движениями приводя ее в дрожь, все сильнее, пока ее тело не забилось в конвульсиях. Лишь тогда Трэвис вошел в нее, нажимая, ударяя, быстрее, быстрее, пока все внутри не взорвалось и весь мир не перестал существовать.
— Извини, любимая… — прошептал он спустя, кажется, целую жизнь. — Я хотел тебя так сильно, что не осталось ни малейшего шанса дойти до спальни. Поэтому кота мы, наверное, все же смутили.
— Ничего. В следующий раз мы обязательно дойдем до спальни. — Билли свернулась в его руках, разрешая тишине любви окутать ее…
Огонь в камине медленно догорал. Она, возможно дремала, возможно мечтала. Ей было удивительно хорошо и спокойно.
— Ты прикоснулся ко мне, — напомнила она, — когда я зашла к тебе сегодня в полдень. Но ты позволил мне пройти. — В голосе ее звучало сомнение.
— Ах да. Я проверял.
— Что?
— Кое-что мне намекнула Анна вчера на торжестве. И вот я проверял.
— И?..
— Ты реагировала. Это вселяло надежду. Так что, когда ты унеслась стрелой…
— Ты бросился за мной?
— Точно. И тогда я решился. — Трэвис облокотился на руку, темные озера глаз мерцали в неярком свете огня. Он прикоснулся пальцем к ее губам. — Несмотря на то что ты казалась такой враждебной, уносясь, как летучая мышь от черта.
Билли улыбнулась сравнению.
— Да. И ты пошел за мной, чтобы сжить меня со света. Стоит ли удивляться моей враждебности?
— Какими же дураками мы были!
— Нет, моя любовь, — решительно возразила она, — не дураками, просто мы боялись доверять нашим чувствам.
— Доверие. Всегда доверие. Мы можем перестроиться, не так ли, Билли? — нежно спросил он.
— Нет, — торжественно заявила она и увидела боль в его глазах. Она знала, что эти слова должны его ранить, но и вылечить. И она взяла в руки его лицо и нежно погладила по щекам. Глаза ее были спокойны и сосредоточенны. — Мы не можем перестроить то, чего не существует, Трэвис. Но мы можем начать все сначала, если ты этого хочешь.
— Если? Билли! Ох, Билли…
— Это следует понимать как знак согласия, да? — пошутила она.
— Да уж лучше тебе поверить этому. — Он покрыл поцелуями ее лицо.
Билли доверительно положила голову к нему на плечо.
— Есть еще проблема, мистер Кент.
— Ммм, что моя любовь?
«Моя любовь»! Как удивительно это звучит.
— Мой дом или твой?
— После того как мы поженимся? Хм… Мой, я думаю. Подумай обо всех тех комнатах, Билли, многочисленных комнатах для детей и кошек.
— Не говоря уже о занятиях любовью…
— Можно прямо сейчас.
— Ты ненасытен.
— Если это касается тебя, то да. Ты недовольна?
— Только когда я думаю о том времени, которое мы потеряли.
— Так давай наверстывать упущенное!
Его губы снова приникли к ее губам, а руки начали бродить по изгибам тела. Билли вывернулась и вскочила на ноги.
— Тебе, по-моему, необходимо охладиться, — хрипло произнесла она. — И у меня возникла мысль. Идем со мной, Трэвис.
Она повела его наверх, в очень маленькую ванную комнату, которую недавно переоборудовала: она создала дополнительное пространство, выбросив устаревшую ванну и установив на ее месте душ. Улыбаясь, Билли шагнула в поддон и потянула за собой Трэвиса, обнимая его.
— Точно, — засмеялась она, увидев, что его орудие снова пришло в состояние боевой готовности, — тебе необходимо охладиться. — И она открыла кран. Холодная струя обрушилась на его спину. Трэвис вскрикнул и выразительно выругался, затем прижал ее к себе и снова оттолкнул к кафельной стене.
На этот раз вскрикнула Билли, соприкоснувшись ягодицами с холодным кафелем. Отмщенный Трэвис засмеялся и сразу же попытался войти в нее. Он безошибочно завершил эту попытку. Странный контраст испепеляющего внутреннего жара и холодной воды усиливал напряжение. Билли была зажата, загнана в ловушку между его мощным телом и стеной, она не могла двигаться. Только ее руки и губы прикасались к нему, любили его. Напряжение нарастало. Трэвис продолжал двигаться то сильно и требовательно, то медленно и томно, с неспешным расчетом подводя ее к вершине блаженства. И когда он почувствовал, что это вот-вот произойдет, он откинулся назад, в его затуманенных черных глазах первобытное желание слилось с умудренностью глубокого психологического знания. Он подхватил ее за ягодицы, поднял на руки, прижал к себе, сосредоточился и ударил сильно и быстро. Билли выгнулась назад, ее дыхание участилось. Наслаждение нарастало волнообразно, все сильнее и резче, наконец внутри нее что-то вспыхнуло, взорвалось, и Билли вскрикнула на самом пике горько-сладкой боли. Все слабее, но она вскрикивала снова и снова, пока Трэвис продолжал загонять себя глубоко в ее извивающееся тело.
— Ох, Билли! — серьезно сказал он ей, когда их сердца немного умерили свой бешеный ритм. — Это какое-то безумие. Дорогая, ты действительно изумительная женщина. — Он взял в руки ее лицо. В глазах его сияла такая любовь, о которой она и не смела мечтать.
Он настроил кран на теплую воду. Струи душа омывали их, и дрожь из тела Билли медленно стала уходить. В конце концов она поцеловала его и вытащила из-под душа, чтобы лечь с ним в постель.
На мгновение образ Клео возник в ее сознании, но быстро исчез. Естественно, у Трэвиса было прошлое. Часть жизни, которую он провел с кем-то еще. Но это неважно. Есть настоящее, которое происходит сейчас, настоящее и будущее. И настоящее — это любовь.
Завернувшись в махровые банные полотенца, они со словами любви нырнули в кровать.
— Мы не позволим бизнесу встать между нами, да? — с сомнением в голосе спросила Билли, когда Трэвис поднял свой стакан в честь объединения вкладов компании Гиддингсов в Бостоне и Хаусман в Англии.
— Ничего никогда не встанет между нами, — твердо сказал он ей и, немного подумав, пояснил: — У меня нет доказательств, но разглашенные планы, саботаж, пожар, попытка забастовки — все указывает на Клео.
— Но почему? — недоверчиво спросила Билли. — Я считала, она любит тебя.
— Сомневаюсь, чтобы Клео когда-либо любила кого-то кроме себя, — сухо ответил он. — Но в какой-то степени ты права. Она хотела меня, но ненавидела даже мысль о том, чтобы обосноваться в Фелбрафе.
— И таким образом она надеялась вернуть тебя в Лондон? Но ведь кто-то мог быть убит, — ужаснулась Билли.
— Теперь это не имеет никакого значения, — обнимая ее, сказал он. — Она уехала и не сможет впредь причинить вреда никому из нас.
Билли улыбнулась, удобно устраиваясь рядом с ним, умиротворенная. Ничто больше не могло встать между ними, только тени прошлого, но они похоронили их сегодня.
Сколько времени прошло, никто из них не заметил. Наконец Билли очнулась.
— Я не поблагодарила тебя, — сказала она. — За вечер в честь Анны, я имею в виду.
— Тебе не за что меня благодарить, — сказал он. — Это не больше того, что Анна действительно заслуживала. Она сохранила мое здравомыслие, — ответил он на вопросительный взгляд Билли. — Когда ты ушла и все пошло наперекосяк, я вспомнил об Анне. Были времена, Билли, когда я готов был уничтожить всех, кроме Анны.
— Из-за меня? Ох, Трэвис!
Он обнял ее.
— Из-за тебя. Потому что я любил тебя. Я любил тебя с того самого дня, когда ты вторглась в мою жизнь, шипя и царапаясь, как кошка.
— Сорванец в траве, — припомнила она. — Ты был раздражен, обеспокоен по поводу твоего драгоценного сада.
— Обеспокоен из-за тебя, похоже. Ты могла бы разбиться.
— Подумать только, ты переживал. Все эти месяцы. А я никогда не предполагала, что ты переживаешь.
— Никогда, Билли? Даже тогда, когда я поцеловал тебя? — недоверчиво спросил он.
— Особенно тогда, когда ты поцеловал меня. Поцелуи были удивительные, но через мгновение, когда они заканчивались, ты ясно показывал, что ведешь игру.
— Пытаясь что-то доказать? Да? Ты права, — согласился он. — Я пытался доказать и себе и тебе, что ты хочешь меня, не можешь жить без меня. Но ты смотрела на все это со своим ледяным самообладанием, а я язвил, подстрекал тебя, говорил все что угодно, кроме того, что действительно хотел сказать.
— Но ты все-таки знал. Ты продолжал повторять мне, как я хочу тебя.
— Ах да. Но кого я действительно пытался убедить, моя любовь? А так как ты была практически помолвлена…
— С Тони? — Она улыбнулась. — Веришь ты этому или нет, но мы были просто хорошими друзьями.
— Каким же я был дураком, когда сделал неправильные выводы, почти испортил все.
— Не больше того, что сделала я в отношении Хелен. Мне она понравилась, — призналась Билли. — И это при том, что я была сильно настроена против нее. Ты прав, я ревновала. Ревновала из-за того, что она заняла мое место на работе, из-за того, как мне казалось, что она так много для тебя значит. Я думала, ты нашел другую женщину и щеголяешь ею передо мной. Но как только мы познакомились, все мои дурные чувства мигом улетучились. Я рада, что она твоя сестра.
— Потому, что она записалась в качестве главной подружки невесты?
Билли рассмеялась.
— Но как она могла со всей вероятностью предвидеть это, когда мы сами не знали? — спросила она, краснея.
— Женская интуиция. За несколько недель она поняла, что у меня что-то не ладится, причем это никак не связано с Клео. Одного взгляда на нас вчера вечером для Хелен оказалось достаточно, чтобы оценить ситуацию, поженить нас, уложить в постель и назвать имена всех детей.
— Хм. Мне кажется, она перепутала порядок, — засмеялась Билли, лаская горячим взглядом тело Трэвиса.
— Точно. Но не во многом, правда, моя любовь? — мягко сказал он и добавил неуверенно: — Ты ведь не хочешь лишней суеты, да, Билли?
— Ты имеешь в виду сотни гостей, белоснежное платье и десятислойный свадебный торт? — спросила она, сохраняя бесстрастное выражение лица. — Не говоря уже о белом «роллс-ройсе» и кругосветном свадебном путешествии.
— Я думаю, ты шутишь. Но если ты этого действительно хочешь…
— Я хочу тебя, — просто сказала она. — Только тебя и всегда тебя. Анну, Хелен, несколько подруг, маму, если она поправится. Но главное, ты и я. Наш день, наша свадьба, наша жизнь.
— И наша любовь, — прошептал он. — Говоря о которой…
— Еще о любви?
— Еще о любви, — согласился Трэвис, расправляя ее волосы на подушке. Черные глаза снова загорелись огнем желания. — Навсегда, навеки, — торжественно произнес он, склоняясь к ее припухшим губам. — Навсегда, навеки. Поверь мне, Билли.
— Я верю, — прошептала Билли. — И буду верить. Навсегда, навеки.