Джулиану нравилось ощущать изгиб бедер Ребекки, то, как сжимала она колени там, где они касались другой его ноги. Она сидела, строго выпрямившись, как школьница, не позволяя себе прислониться к нему. Он находил очень забавным, что в одну минуту она просила, чтобы он ее поцеловал, а в следующую смотрела растерянно, не зная, чего от него ожидать. Нет, ей было самое место у него на коленях. Как иначе она научится вести себя среди скандала, в который впуталась?

— Я могу посидеть на кровати, — спокойно объявила она.

— И какая же будет от этого радость?

Он позволил своей руке обвить ее талию и опереться на ее бедро. Другую руку он положил ей на колено, и взгляд Ребекки растерянно сосредоточился на ней.

Джулиан дождался, пока она переведет глаза на его лицо, и спросил:

— Полагаю, что Истфилд написал ваш портрет в последний год?

Она заморгала, словно забыла причину и тему их разговора.

— В конце рождественских каникул.

— Вы не были тогда в Кембриджшире?

— Нет, — покачала она головой. — Мы хотели дать брату и его жене больше времени побыть наедине, так что провели Рождество в Лондоне.

— Ах да, они же долгое время были в разлуке, когда он был в Индии, а потом считался убитым… — Говоря это, он медленно, почти рассеянно ласкал ее колено. — Вам известно, как давно Истфилд находился в Лондоне?

— Нет, я об этом не спрашивала. Я только знаю, что он несколько лет провел во Франции.

— Куда мог сбежать, потому что украл алмаз.

— Но если он это сделал, то почему не продал его? — спросила она, глядя ему в глаза, явно больше увлеченная темой разговора, а не их близостью. — Разве не алчность должна была быть единственной причиной его преступления?

— Возможно, он понял, что известность этой драгоценности слишком осложнила продажу.

— Во Франции?

— Все равно, необходимо знать нужных людей, чтобы обеспечить тайну продажи такого алмаза.

— Я не думаю, что он знал нужных людей. Не верю, что он совершил эту кражу. Алмаз просто валялся у него в шкатулке вместе с другими безделушками, будто он не сомневался в том, что это подделка. Почему же иначе он спокойно позволил мне взять его?

— Чтобы привести некие силы в движение.

— Привести в движение? Я не понимаю, что вы этим хотите сказать. Когда ему понадобились деньги, он решился продать картину, а не алмаз.

Джулиан задумчиво нахмурился и рассеянно заправил выбившийся каштановый локон ей за ушко.

— Это так. Сколько времени заняло написание картины?

Она ответила слабой улыбкой и сама потянулась к прическе, словно желая что-то поправить.

— Какое отношение это имеет к «Скандальной леди»? Или вы хотите вернуться к пари? Может быть, вы и ваши друзья хотите сверить наши истории, чтобы поймать кого-то из нас на ошибке?

В общем-то ему легче было говорить о Роджере Истфилде, чем хладнокровно обсуждать эту злосчастную картину. Мысль о ней не оставляла его в покое… этот темный фон и свет свечей, придававший коже Ребекки какое-то чувственное сияние. Джулиан представлял себе, что стоит рядом с ней и именно ему она демонстрирует свое обнаженное тело. Впрочем, сейчас ему следовало думать только об алмазе и стараться узнать истину, хотя при этом он не переставал гладить Ребекку по бедру, приводя ее в полное смущение.

— Я хочу, чтобы вы, не стесняясь, рассказали мне все об этом художнике, — вкрадчиво произнес он. — Вы можете упомянуть что-то, что неожиданно поможет разрешить загадку.

Лицо ее выражало только терпение и легкую насмешку. Так что Джулиан не мог не восхититься ее умением игнорировать его ласки.

— Ладно, — промолвила она, — картина потребовала несколько недель, с сеансами два раза в неделю.

— Значит, вы много времени провели в его обществе. О чем вы разговаривали?

— Он не хотел, чтобы его отвлекали пустой болтовней. В основном он говорил: «Поднимите подбородок. Выгните спину». — Она сообщила это очень сухим тоном.

Понимала ли она, что сами эти замечания звучали, как эротический вызов? Или она думала, что воспоминание о ней, обнаженной на портрете, оставит его равнодушным? Если он чуть-чуть передвинет ее на своих коленях, она сразу поймет, как он возбудился.

Чтобы отвлечься, он сказал с усмешкой:

— Я привык видеть в вас женщину, которой очень трудно молчать.

— По-моему, это вовсе не комплимент. Разговоры предполагают легкость, раскованность, а я так себя не чувствовала. — Вы жалели о своем решении? Но ведь вы могли прервать эти сеансы в любой момент.

— Я всегда заканчиваю то, что начала, — нахмурилась она. — В этих расспросах нет смысла, Джулиан. Картина уже висит на стене, и ее все могут увидеть.

Поскольку она уклонилась от прямого ответа, Джулиан задумался, действительно ли она ничуть не сожалеет о своем поступке? Это его удивляло и интриговало, но сейчас было не время разбираться в ее характере.

— Как вы познакомились с Истфилдом?

— Через мою сестру Сюзанну. Их представили друг другу на выставке его работ в Лондоне. Они стали переписываться и иногда виделись, чтобы обсудить свои проекты, и как-то раз я оказалась вместе с ней. Он выразил интерес написать меня.

Что-то неприятное больно шевельнулось у него внутри, когда Джулиан представил себе ее с Истфилдом. Было ли это темное, мутное чувство ревностью, а может быть, гневом и желанием?.. Однако совершенно неожиданным и незваным…

— И вы просто так согласились?

— Нет. Я хорошенько подумала и познакомилась с его работами. Он просил еще несколько раз.

— А потом эта ваша жажда приключений охватила вас, — произнес он почти ласковым тоном.

Она опустила глаза, полукружия темных ресниц легли на щеки. Кажется, она покраснела? Хотела ли она обнажаться только для художника? Дотоле незнакомое ему чувство ревности скрутило его внутренности, залило мозг.

— Я удивлен, что ему пришлось просить более одного раза, — сухо произнес Джулиан. — Если учесть, как вы рвались быть свободной от всех ограничений.

— Вы меня осуждаете, — медленно проговорила она, вглядываясь в его лицо. — Почему?.. Вы ведете себя так чопорно, словно какая-нибудь старая дева.

Чопорно? Ему стало забавно: удивительно, как неправильно оценила она его отношение.

— Это неверное заключение, Ребекка. Вы не обычная светская мисс, и это меня интригует.

Они смотрели друг другу в глаза, и взгляды их переполнились жаром, когда в дверь тихонько постучали.

— Миссис Лэмб! — раздался женский голос. — Ваша ванна.

Ребекка оторвала взгляд от его лица и вскочила на ноги.

— Одну минуту.

Затем она скрестила руки на груди и уставилась на него, надменно выгнув бровь. Джулиан подумал, не забраться ли ему под кровать, но грязное состояние гостиницы делало это намерение неразумным. Он вернулся к окну и влез на подоконник.

Ребекка последовала за ним и с тревожным видом прошептала:

— Что это вы собрались делать?

— Сохраняю чистоту вашей репутации. Когда я окажусь снаружи, закройте ставни. — Он ухватился за подоконник и, перемахнув через него, повис на руках. Он находился на расстоянии всего одного этажа от земли и не думал, что, свалившись, сломает ногу.

Ребекка, ахнув, высунулась в окно. Джулиан посмотрел вверх на нее.

— Я очень высоко оценю, если вы поторопитесь. Она поспешно вернулась в комнату и закрыла ставни… Он висел без движения и надеялся только на то, что никто его не разглядит в слабом лунном свете на темном фоне стены… Постояльцев в гостинице почти не было, да и у конюшни был нежилой вид.

Он мог немного расслышать, что происходит в комнате. Если ему повезет, то слуги, приносившие ведра с горячей водой для ванны, поторопятся. Время тянулось медленно, и у него заныли плечи, а пальцы начали неметь. Наконец ставни открылись.

— Можете вернуться, — окликнула его Ребекка.

Когда он снова впрыгнул в комнату и растер пальцы, взгляд его упал на купальную бочку, над которой поднимался пар. Она была не слишком велика, так что Ребекке не удастся полностью погрузиться в воду и скрыть от него свое тело.

Холодный пот выступил у него на затылке. «Она девственница», — напомнил он себе.

Или нет?

Но она стояла на середине комнаты и, не задумываясь о его чувствах, смотрела на горячую воду почти с вожделением. Он чуть не застонал.

— Мне нужно поскорее выкупаться, — проговорила она, бросив ему насмешливую улыбку.

Она вообще понимала, как действует на мужчину? Может быть, ему следует подвергнуть ее небольшому испытанию? Низким хрипловатым голосом он промолвил:

— Если вы так гордитесь своим опытом позирования, у вас не должно возникнуть проблем с тем, чтобы раздеться передо мной… Потому что я уже видел все, что у вас есть. — После чего он уселся на единственный в комнате стул, поставив его напротив ванны, и скрестил руки на груди.

Она растерянно заморгала, лицо ее постепенно залилось краской, но отвечать ему она не стала. Получалось, что когда Ребекке бросали вызов, это лишь разжигало ее бесшабашный дух. Его смелое предложение повисло между ними. Атмосфера в комнате накалилась и, казалось, потрескивала, как в предвестии грозы.

Он увидел момент, когда она решилась: ее зеленовато-карие глаза засверкали, рот мятежно и вызывающе напрягся. У Джулиана все сжалось внутри, словно он попал в сжимающиеся тиски, все высокие мысли покинули мозг, а член возобладал над другими органами.

Ребекка подняла руки к волосам и начала вынимать из них шпильки. Ее соболиные локоны медленным водопадом рассыпались по плечам. Джулиан стиснул вспотевшие руки в кулаки.

Она потянула шнурки у ворота, распуская их, и лиф ее открылся шире. Он увидел белеющую под ним сорочку.

Мелкая дрожь пробежала по нему, разрушая привычную невозмутимость. Может быть, она хотела, чтобы он швырнул ее на постель и овладел ею? Однако ей не удастся получить то, что хочет, потому что это было бы против правил, по которым он жил. Не спать с девственницами! А она была девственницей. Он мог понять это по тому, как напряженно сидела она у него на коленях, словно это был столь же интимный момент, как позирование в обнаженном виде.

Она ухватила подол своего платья и начала тащить его вверх. Его глаза были устремлены на ее черные сапожки, затем на изящные щиколотки в черных чулках. Платье сдвигалось все выше и выше… к лицу… закрыло его на миг… и совсем было снято. Сорочка была простой и практичной, но она облегала ее тело, намекая на те округлости, которые были так великолепно представлены на картине. Ее грудь тяжело оттягивала лиф, и он видел, как она напряглась, возбуждаясь.

У него пересохло во рту, и, к его удивлению, ему понадобилось приложить все силы, чтобы не сорваться со стула и не наброситься на нее.

Ребекка никогда в жизни не ощущала такого жара во всем теле. Ей хотелось отвести глаза в сторону, притвориться, что она не загнала себя в тупик, но бледно-серые глаза Джулиана не отпускали ее, как бабочку, приколотую булавкой на показ. А она действительно оказалась выставлена напоказ, трепещущая и загнанная в ловушку… и возбужденная… слишком возбужденная… Такое возбуждение было не к добру!

Он ее раздражал и злил, а в результате ее гордость требовала не отступать — хотя на самом деле ей следовало бы бегом бежать прочь — или дождаться, когда отступит он. Итак, она не отступила, и теперь, после того как сняла платье, на ней оставалась только сорочка. Слава Богу, это была не ее собственная, тонкая и прозрачная, но все равно она была практически голой. Если б только ей не понадобилось доказывать, что именно она позировала для картины, доказать это раз и навсегда. Она не сомневалась, что ее сестра и кузина прикладывают массу усилий, стараясь убедить двух других мужчин в том же самом. Она надеялась, что они проделывают это в более деликатной манере.

Неужели она действительно вынуждена будет проделать это до конца? Неужели он в самом деле ждет этого от нее? Она считала его степенным, многоопытным, расчетливым… и вдруг он притянул ее на колени и ласкал все время, пока ее допрашивал. Было ли это с его стороны хитрой уловкой, направленной на то, чтобы вывести ее из равновесия? Убедить рассказать правду? Она просто не знала, что и подумать о нем.

Но он ничего не говорил, только наблюдал за ней полуприкрытыми глазами, от взгляда которых ее бросало в жар. Он не смотрел на ее лицо. Он выжидал дальнейшего разоблачения.

Может быть, ей стоит остановиться? Выйдет ли у нее это? Или это греза о пробуждении мужского желания, которая мучила ее со времени последней болезни, когда она испугалась, что никогда не получит шанса проверить это… испытать…

Еще немножко, сказала она себе. Только чтобы посмотреть, что он станет делать. Как иначе сможет она доказать, что ничто человеческое ему не чуждо, что он такой же, как другие?..

Следующими на очереди были ее сапожки, и у нее мелькнула дикая мысль поставить ногу на стул прямо рядом с ним. Но это было бы слишком дерзко, так что она опустилась на кровать и нагнулась, чтобы расшнуровать сапожки. При этом лиф ее опасно распахнулся, и она поспешно опустила голову, чтобы несколько это прикрыть. Он, кажется, издал какой-то звук? Что он успел увидеть?

Аккуратно сняв сапожки, Ребекка поставила их рядышком на пол. Затем, посмотрев ему прямо в глаза, она приподняла повыше сорочку, чтобы добраться до подвязки под коленом.

Его взгляд лениво передвигался с ее лица на руки. Она скатала чулки валиком вниз, оставив сорочку прикрывать колени. Одна обнаженная икра выглядела такой белой… а вскоре и вторая к ней присоединилась.

Теперь она осознала, что на ней осталось не так уж много одежды, и впервые ощутила прилив паники. Она поднялась на ноги и позволила подолу рубашки скользнуть вниз, закрыв штанишки.

До этого комната казалась Ребекке холодной, но теперь ей стало так жарко, что она покрылась испариной. Или виной тому нервы? Несмотря на всю свою отвагу, она не знала, насколько далеко может зайти…

Но она не остановилась. Она приподняла подол сорочки и, сунув под нее руку, распустила завязки штанишек. Сама сорочка свободно свисала спереди. Ребекка спустила штанишки вниз и ощутила холодный воздух на ягодицах. Полотняный комок одежды свалился ей под ноги, и она переступила через него.

Взгляд Джулиана скользнул по ее телу. Ребекка помедлила, понимая, что оба они сознают: только один предмет одежды отделяет ее от полной наготы.

Как могла она соперничать с искусной интерпретацией женской красоты на картине Роджера? Что хотела она прочесть в глазах Джулиана? Желание или разочарование?

Но она сама загнала себя в ловушку собственным томлением и желанием в его глазах, вызванным не картиной, не воспоминанием о ней.

Ребекка взялась за краешек подола и медленно потянула его вверх.

— Хватит! Прекрати! — произнес Джулиан голосом хриплым и резким, совсем не похожим на свой обычный.

Она послушалась, беспомощно глядя на него, потому что ощущала реальную потребность завершить начатое, узнать наконец, что происходит между мужчиной и женщиной.

Он так быстро встал, что у нее закружилась голова. Ребекка упала на кровать. Он наклонился над ней, опершись на руки, поставленные по обе стороны ее головы. Она не могла дышать, едва могла думать. Его тело было таким мощным, что он мог просто раздавить ее, если б захотел. Неужели она довела его до предела, за которым кончалось джентльменское поведение? Неужели он собрался…

— Он прикасался к тебе, Ребекка? — хриплым голосом спросил Джулиан.

— Кто? — растерянно откликнулась она, ничего толком не понимая.

— Истфилд.

— Я…

Он положил свою большую руку ей на бедро, а пальцы его коснулись ее ягодицы. Рубашка, казалось, вообще перестала существовать. Ее дыхание стало слабым… затрудненным… Широко распахнутыми глазами она уставилась на его напряженное лицо.

Его рука медленно двинулась вверх по ее телу, почти не стягивая за собой сорочку. Она ахнула, ощутив на ребрах его ладонь, большой палец лег между ее грудей. Кровь стучала в ее висках, сердце бешено билось.

Джулиан поставил колено на постель, нависнув над ней еще больше.

— Ставил он тебя в позу? Направлял своими руками? Скажи мне правду, Ребекка!

Она открыла рот, собираясь поддразнить его небрежным и дерзким ответом, но вместо этого сказала правду:

— Он никогда не прикасался ко мне, не то что…

Дар речи покинул ее, когда его рука продвинулась еще немного и обхватила ее грудь снизу. Ребекка выгнулась, веки ее затрепетали, жар сексуального возбуждения стал почти невыносимым. Ей хотелось всхлипнуть, молить его о большем…

— Тебе не нужно что-то доказывать каждому мужчине, который потребует этого от тебя, — ласково произнес он. — Ни всем художникам мира, ни мне. Ты можешь сделать выбор, который считаешь правильным для себя. Никогда не забывай об этом.

Затем он склонился к ней и прижался губами к ее щеке, возле самого рта. Она почувствовала шершавость его щетины на коже, а локон его волос задел ее лоб.

— А теперь купайся, — прошептал он. — Я скоро вернусь, чтобы выкупаться в свою очередь.

Потом он просто вышел из комнаты. Ребекка закрыла глаза. Ее так трясло, что дрожала кровать. Она ждала, что почувствует облегчение, как подобает приличной девице, но ощущала лишь сожаление и мучительное томление, которое не могла ни понять, ни утолить.

Часом позже Джулиан стоял у двери их временного жилья. Наверняка прошло уже достаточно времени. Он выпил пива внизу, и никто не осмелился с ним заговорить. Он легко мог представить, как отпугивало всех хмурое выражение его лица.

Он зашел с Ребеккой слишком далеко и слишком быстро. Он не собирался делать это, и потому это его тревожило. Предполагалось, что именно он будет хозяином ситуации, но выдержка почти покинула его.

И он скоро за это заплатит, подумалось ему с напускной веселостью.

И все же… ему понравилась игра, в которую они играли вместе с Ребеккой. С ней ему не нужно было доводить дело до полного конца. Она хотела, чтобы ее поцеловали… возможно, ей хотелось и большего… Ей нужно было понять, что подобное любопытство чревато опасностью для нее.

Но если он покажет ей, как получать удовольствие, она станет менее уязвимой. Он даст ей понятие об иных, более интимных приключениях, достаточное, чтобы ее удовлетворить и заставить отказаться от дальнейшего разрушения репутации.

Ей не нужно его бояться, потому что хоть его самообладание пошатнулось, но все еще оставалось достаточно крепким.

Он больше не мог стоять под дверью. Он и так удостоверился, что никто не видел, как он поднимался по лестнице. Следовало бы вернуться через окно, подумал он, но никакого желания снова лезть на стену не испытал. Он тихонько постучал в дверь.

— Миссис Лэмб? Могу я перекинуться с вами словечком? — Он предпочел бы действовать молча, но хотел, чтобы она поняла, что это он.

Когда она пригласила его войти, он сделал это быстро и тихо… и тут же замер. Ребекка стояла перед огнем и расчесывала свои длинные волосы. На ней была чистая сорочка, а плечи скромно прикрывала шаль. Они не купили ночного белья, и теперь он втайне радовался, что на это им не хватило денег. На столе и стуле была растянута ее и его выстиранная одежда.

— Тебе не нужно было стирать мои вещи, но я благодарю тебя.

Она кивнула и, продолжая расчесывать волосы, внимательно наблюдала за ним. Было очевидно, что она понимала, что они затеяли, и прекращать этого не хотела. Джулиан почувствовал облегчение.

Он бросил взгляд на тонкую пленку пены в купальной бочке.

— Как поживают твои потертости?

Она словно удивилась, что он о них помнит. — Поскольку я не стала надевать корсет, они хорошо заживают. — Ни красноты, ни загноения?

Она перестала расчесывать волосы и посмотрела на него.

— Вы говорите с женщиной, которая хорошо знакома со всеми видами инфекции.

— Разумеется. — Он стащил с себя сюртук и начал расстегивать воротник рубашки. Ее зеленовато-карие глаза неотрывно смотрели на него. Он чуть было не велел ей отвернуться, затем решил посмотреть, что она будет делать. — Надеюсь, ты не собираешься спуститься вниз в распивочную. Тамошнее вечернее сборище — неподходящая компания для леди.

Она поколебалась, но затем отвернулась к огню и продолжила расчесывать волосы. Он почти задохнулся от разочарования.

— Разве не стоит послать за чистой водой? — с сомнением спросила она.

— Мне сгодится и эта. — Он быстро разделся и погрузился в еле теплую воду. Ее прохлада подгоняла Джулиана побыстрее разделаться с мытьем… если ему нужно было, чтобы его подгоняли. Вода едва доходила ему до талии, а колени пришлось согнуть неимоверно. Одним словом, эта бочка не была рассчитана на мужчину его размера.

Ребекка промолвила:

— Пока вас не было, я написала письмо тетушке.

— Мы отправим его утром. У нас будет время, потому что второй фургон отправляется ближе к полудню.

— Вы уверены, что промедление не имеет значения?

— А какой у нас выбор? Если, мы останемся в том же фургоне, под теми же именами, до самого Манчестера, нас, вероятнее всего, обнаружат. Если кто-либо начнет задавать вопросы…

— Может быть, они делают то же, что и мы: разыскивают художника. Он ведь не делал тайны из своей поездки.

— Я думал об этом, — кивнул он, не выдавая своей тревоги. — Но для нас осторожность важнее спешки. И потом, зачем им художник, если они знают, что драгоценность у вас?

— Я могла оставить ее в Лондоне.

— Этим вы бы подвергли опасности свою семью. Они знают, что вы этого не сделаете. Иначе почему вы сбежали?

Она тяжело вздохнула:

— Я лучше пойду спать…

Ребекка явно забыла обстановку, потому что обернулась, когда он еще не вылез из ванны. Он с понимающей улыбкой выгнул бровь, но ничего не сказал. Она пискнула и снова отвернулась, прикрыв рот ладошкой. Плечи ее затряслись.

— Моя почти полная нагота вас забавляет? — сухо осведомился он.

Она покачала головой и выдохнула:

— Я не сообразила, насколько эта ванна мала, пока не увидела… — Она рассмеялась, и понадобилась целая минута, прежде чем она смогла вытереть глаза и пробормотать: — Извините.

После этого она забралась под одеяло и повернулась к нему спиной.

Однако она не смеялась, когда он пришел к ней в постель. Она перекатилась обратно и уставилась на него. Два часа назад они играли в увлекательную и возбуждающую игру, и она ради него сняла с себя почти все…

Поглядев на его голую грудь, она натянула повыше простыню.

— Я думаю, что эта постель больше вчерашней. Я постараюсь не прислоняться к вам во сне.

Он сел на край кровати. Что-то прошмыгнуло в уголке комнаты.

— Уберите скорее ноги с пола! — ахнула она.

Теперь настал его черед рассмеяться, но он исполнил ее желание. В отличие от предыдущей ночи он смог лечь, закинув руку за голову. Она тихонько лежала рядом.

— Доброй ночи, Джулиан. — Голос ее прозвучал тихо, почти робко.

— Доброй ночи, Ребекка. — Он ощущал запах ее чистого тела, простого мыла, смешанного с ее собственным запахом. Ему очень хотелось притянуть ее к себе и показать, какое удовольствие может ей доставить…

Но он слишком этого хотел…