В отсутствие Грея я обнаруживаю, что стараюсь оградить себя от какой-то непонятной неприятной энергетики. Не знаю, что делать с самой собой. А на самом деле, мне стоило бы это выяснить. Я окончила колледж, у меня нет работы. Я знаю, чем хочу заниматься, но боюсь рассказать об этом отцу, который до этого момента оплачивал все мои счета.

Моя кожа потеет, а желудок завязывается в узел, и я знаю единственный способ избавиться от этого чувства. Я пеку.

Спустя несколько часов дом пахнет солнцем, маслянисто-сладостным благополучием. И у меня есть столько донатов, что можно было бы накормить всю команду Грея. Что остойно, так как, по сути, сейчас кормить некого.

Фи приезжает домой, как только я заканчиваю покрывать глазурью последнюю порцию выпечки.

- Херми, Рудольф и Юкон Корнелиус, что это так замечательно благоухает? - cловно пес на охоте, она следует на кухню, и ее нос ведет прямиком к подносу с донатами. - Это что, бекон сверху?

- Ага. Бекон с медовым чили. Я пытаюсь избегать стандартного сочетания бекона и кленового сиропа.

Он хватает донат и кусает, при этом испуская стон.

- У тебя хорошо получилось, Айв.

Я выбираю донат с малиной и поджаренным топпингом из зефира. Сложный аромат дополняет арахисовое масло и желе, но их вкус не насыщенный, более кремовый. Фи крадет кусочек моего доната и снова стонет.

- Эй, - говорю я, смеясь.

- Вот еще! Я здорова, и если бы ты могла заразиться, то это уже бы случилось. Ох... С чем этот донат?

- Этот рождественский. Смесь яичного крема с карамелизированным ромом, по типу крем-брюле.

- Ням-ням, - Фи продолжает поглощать свой донат с беконом и болтает на тему еды. - Итак, почему столько выпечки? Ты бросила вызов маме?

Отгораживаясь от вопроса Фионы, я тянусь за бутылкой красного вина на столешнице.

- Будешь бокальчик? - спрашиваю я вместе того, чтобы ответить.

Мгновение она смотрит на меня, а потом пожимает плечами.

- Красное вино с донатами? Почему бы и нет?

Я не говорю, пока бокалы с вином не наполнены для нас обоих.

- Мне нравится печь. Это расслабляет.

- Конечно же тебе нравится. Это у нас в крови. То есть, я ненавижу заниматься выпечкой, но... - она усмехается, а ее щеки немного округляются, а затем Фи снова становится серьезной. - Но правда, Айви, почему ты разбиваешься в лепешку, словно пытаясь загладить за что-то вину этими донатами?

Я делаю глоток вина и отвожу взгляд.

- Я осознала сегодня, что пеку лучше всего, когда напряжена.

Под звуки тиканья кухонных настенных часов Фи наблюдает за мной.

- Ты много всего испекла, Долговязая Айви.

- Знаю,- передо мной простирается море из донатов, и каждый из них идеально покрыт глазурью. - Я всегда думала, что мне следует присоединиться к маме, потому что я хороша в выпечке. Мне нравится работать руками, месить тесто и вникать в отличия новых ингредиентов. Нравится готовить для кого-то. Но недавно я начала думать о том, как хочу жить. И вот в чем дело, Фи, я хочу, чтобы дело моей жизни возбуждало меня.

- А выпечка тебя не возбуждает? - она смотрит на донаты.

- Это вдохновляет меня, помогает чувствовать себя лучше, - но управление пекарней? Я ненавижу это, - румянец заливает лицо, когда сознаюсь. Потому что я ненавидела эту часть работы. Мне было ненавистно вставать еще до рассвета, постоянно находиться на ногах, волноваться о магазине и клиентах. Раньше я отбрасывала этот негатив на задворки своего разума, но сейчас слишком сложно его игнорировать.

- Так не занимайся этим.

Ставя на стол бокал, я начинаю вытирать ляпы из медовой глазури на столешнице. Фи наблюдает за мной, пока я делаю это.

- Если ты не хочешь управлять одной из пекарен мамы, - спрашивает она, - тогда чем ты хочешь заниматься? Не то, чтобы ты обязана это знать.

Мои пальцы сжимают влажную тряпку, и я отбрасываю ее.

- Я не знаю.

В действительности это ложь. Я, кажется, просто не могу озвучить то, что хочу, потому что это сродни безумию. Я не готова встретиться с этим лицом к лицу.

Потому делаю большой глоток вина и позволяю опьяняющему теплу разлиться по моей крови. Я ощущаю себя глупой и раздраженной. Сомнение крадется по моей спине, касаясь моей кожи своими липкими лапками. Возможно, это дурацкий полет фантазии.

- Мама и папа подумают, что я потратила время и возможности в пустую.

- Эй, - говорит нежно Фи. - Я выбирала свой основной предмет в течение двух лет, шесть раз меняя его с одного на другой.

- Ты второкурсница. У тебя есть время. И ты любишь дизайн. Почему не выбрать его?

Рассеяно она кивает.

- Ага, возможно.

На мгновение мы обе замолкаем. А затем Фи ставит на стол свой бокал и тянется за еще одним донатом.

- Мне тебя жаль, - говорит она, обращаясь к донату. - Но кажется, я не могу ничем тебе помочь, - ее взгляд встречается с моим. - Я позвоню парню из студенческого братства, чтобы он забрал большую часть из них, пока мы с тобой не впали в сахарную кому. А потом мы отметим мой день рождения в стиле, который будет включать в себя распитие еще большего количества вина и разговоры о наших самых глубоких и темных секретах.

- Фи, - я пытаюсь не рассмеяться. - Это по сути резюмирует все наши ночи вместе.

- Нет-нет! Напитки и еда во время таких посиделок каждый раз разная.

Я усмехаюсь и начинаю паковать донаты.

Через несколько часов мы обнаруживаем себя растянувшимися на моей кровати в огромной куче подушек. Вино уступило место мохито, а моя голова идет кругом.

- От красного вина мне хочется спать, - жалуюсь я.

- Это мой день рождения. Ты не можешь уснуть, - Фи перекатывается на бок и смотрит на меня.

- Ммммхммм, - мои губы немеют. Мысли уносятся потоком в неведанном направлении, но как только я забываю, где нахожусь, это странное смутное чувство тревоги возвращается. Думаю, я могла бы слечь с простудой. Но сейчас мне этого не видать. - Фи?

- Что? - бормочет она, а ее лицо уткнулось в подушку.

- Может ли человек... ну, даже не знаю... быть пресыщенным сексом, если он даже не занимается им? - в то мгновение, как слова слетают с уст, мое лицо вспыхивает, и я хочу забрать их обратно. Но так или иначе, они уже поселились в наших головах, танцуя словно насмехающиеся надо мной феи, пока челюсть Фи отвисает.

Ее взгляд буравит меня, и мне приходится бороться с огромным желанием поерзать на месте. До того как я уступаю этому желанию, она пожимает плечами, совершенно легкомысленно, словно я не выпалила нечто смехотворное.

- Объясни.

Но я не хочу. Мой болтливый рот и так уже повлек достаточно неприятностей. Однако, мохито развязал мой язык.

- Боже, Фи, с чего бы начать? Я думаю о сексе. Сейчас почти что все время, - о членах. Погружающихся в меня. Заполняющих мою киску. Скользящих в мой рот. Черт. - Мои груди ощущаются такими налившимися, а соски... давай не будем говорить об этом, - от этого волнения, они твердеют, и потому я прижимаю подушку к груди. Но это не затыкает мой рот окончательно.

- У меня все ноет. Так сильно, что внизу живота становится больно. Блин, между моими гребаными бедрами разгорается пожар, - сейчас я начинаю раздражаться и шлепаю рукой о матрас. - Я невольно мечтаю о том, как провожу большими пальцами по впадинам на животе парня. По тем, которые ведут словно стрелки к его бедрам. Ну знаешь, о чем я? В форме буквы V, - мой рот наполняется слюной сейчас от одного лишь образа.

- О, - произносит Фи выразительно, - я отлично знакома с этими впадинами, - она усмехается, такая наглая, а ее брови приподнимаются. - Они называются Линией Победы (V-victory) на пути в Членоленд.

- Вчера, - говорю я, вздыхая. - Я смотрела на сосок в течение десяти минут.

Фи взрывается смехом.

- На сосок?

- Ага, - говорю я безнадежным голосом. - В журнале Elle было фото с парнем без рубашки...

- О, мужской сосок.

- Конечно, мужской, - я прикусываю нижнюю губу. - Хотя я, вероятно, возбудилась бы и от вида женского соска. То есть, грудь это сексуально, как ни крути.

Фи что-то бормочет себе под нос, а затем смотрит на меня.

- Никогда не думала, что ты - тип, который увлекается сосками парней.

- Очевидно, что так, - хмурясь, я тяну подол своей футболки. - Знаешь, они такие тугие и твердые, словно заклепки на джинсах? - я игнорирую ее фырканье. - И я задаюсь вопросом, как бы они ощущались под моим языком. Что бы почувствовал парень, если бы я облизала их? Издал ли бы он тихий стон...

- Ну, ладно, маленькая мисс Испанская Мушка, я уже представила себе это.

Вздыхая, я поворачиваюсь к ней лицом.

- Фи, это серьезно! Это проблема. У меня здесь болит!

Ее щеки округляются от усмешки.

- О, я слышу тебя, Айви. Хотя я бы назвала этот вопросом бытия недостатком секса, а не переизбытком.

- Недо-, пере-, проблема остается в том, что я возбуждена.

- Тогда иди погуляй и трахни кого-то.

- Я не могу, - это больше похоже на жалобный возглас. - Я не так устроена, Фи. Я не могу просто трахнуть кого-то. Мне нужно...

А, хрен со всем этим, я не хочу больше говорить на данную тему. Мой желудок скручивает от одной мысли о сексе бог весть с кем, даже несмотря на то, что дыхание учащается при мысли о крепком мужском теле, прижатом ко мне.

- Мне нужно, чтобы парень мне нравился, - бормочу я. Вот самая отстойная часть всего этого. Я хочу секса до боли. И тем не менее, мне не хватает смелости получить желаемое.

- Хмм... - лед постукивает в стакане Фи. - Знаешь, с кем тебе стоит об этом поговорить? С Греем.

- Что? - жар заливает мое лицо. - Пожалуйста. Только не это, - я машу рукой, нечаянно ударяя себя по носу. - Ни за что, Фи. Ты хочешь, чтобы я умерла от смущения?

Грей ухмыльнулся бы и дал мне тот же дерьмовый ответ, что и Фи, или вообще ужаснулся бы от моих слов. У него есть поразительная тенденция вызывать у меня смущение. Господи, помоги мне, если Фи намекает на то, о чем я думаю. Я не могу размышлять об этом. И не стану.

- А почему нет? Он знает о сексе все. И он сексуален до чертиков. Возможно, он мог бы помочь тебе предоставить некоторые услуги по дружбе, - ну вот она и сказала это.

- Фи! Как ты вообще можешь говорить подобное?

- Оу! Тише, Айви. У меня, на фиг, в ушах звенит.

Скрежеща зубами и ощущая жар на лице, я выдавливаю из себя следующее:

- Я не могу поверить, что ты сказала это, - может у меня поднялась температура или что-то в этом роде? Я сейчас сгорю от смущения. Возможно, я могу впитаться в кровать.

- О, пожалуйста. Он бы сделал это, ты знаешь. Да что там, все знаю, что парень сделает это с любой горячей девушкой, ставшей у него на пути.

- Прекрати, - восклицаю я. - Грей не какая-то дешевая проститутка в мужском обличии.

Никогда снова я не позволю ни себе, ни другим говорить о нем плохо.

- Правда? - она даже не пытается скрыть нотки сарказма в своем голосе.

- Да. Он - мой друг, и я буду тебе благодарна, если ты больше не будешь говорить о нем в данном ключе, - я крепче обнимаю подушку. - Никогда не думала, что идея "друзей с привилегиями" может стать самой идиотской в истории человечества. Это никогда не сработает. Нет, - добавляю я, - я даже не стану обдумывать это. Не буду... - воздух с шумом вырывается с моих легких. - Я не стану делать этого с Греем.

Сама мысль о сексе с ним... Нет, даже не думай об этом. Секс с Греем принес бы лишь одни проблемы. Я девушка, которая вступает в отношения. И я знаю, что это бы изменило для меня слишком многое - подобное разделение интимного момента и невозможность развития дальнейших отношений с Греем. Я хватаюсь за сей факт, как за спасательный круг.

Сестра беззаботно пожимает плечами.

- Ладно, значит, возможно, он мог бы свести тебя с одним из своих друзей.

- Я не стану заниматься сексом с одним из друзей Грея.

Все во мне восстает против этой идеи. Это бы разрушило наши отношения с Греем. Верно? К тому же я не хочу никого из его друзей.

- Итак, ты не хочешь разовый перепих и не желаешь, чтобы Грей тебе с этим помог. - Фи глядит на меня. - Тогда чего же ты хочешь?

Ответ возникает в моей голове до того, как мой одурманенный выпивкой мозг успевает осмыслить все. Однако я прикусываю обе губы, стараясь сдержать его в себе. Но опять же, ужасный, надоедливый мне-необходимо-кого-то-любить жар разгорается между моих ног.

- Я просто хочу почувствовать себя самой собой снова.

- Удачи тебе с этим. Возбуждение не просто возникает и уходит, стоит тебе только хорошо об этом попросить.

- Чудно, - я подымаю руки в знак раздражения. - Тогда что я...?

Фи смеется надо мной, как идиотка.

- Хорошенько подружись со своей рукой.

- С подушкой, - поправляю я автоматически.

- Что? - ее глаза расширяются, а улыбка становится неприлично широкой.

- Ничего. Я ничего не сказала, - чертова выпивка. Я никогда снова не буду употреблять алкоголь.

- Уверена, что ты молчала, мисс Поерзать-Потереться.

Подушка с моих рук летит ей в голову.

- Эй, - восклицает Фи. - Этой подушке лучше не быть той самой!

- А ты понюхай ее и проверь.

Вместо ответа, Фи пытается задушить меня подушкой, и на этом наш ночной разговор заканчивается.

Впервые перед игрой я нервничаю. Обычно я настроен позитивно, во мне бушует ожидание и адреналин. Это подпитывает меня, словно секс, только с привкусом агрессии и более резких ощущений. На поле я могу самовыразиться. Выпустить злость, боль, жизненное разочарование. И тем не менее, это никогда по-настоящему не ощущалось, словно ярость. Это битва, конечно, но одновременно с тем и любовь. Я офигеть как люблю футбол. Насыщенность. Боль. Игры разума. Нигде больше я не чувствую себя таким живым, как тогда, когда играю; мои тело и мозг работают на полную силу ради победы в игре.

Так что я не солгу, сказав, что у меня стоит на футбол. Я полностью повернут в день игры.

Вот именно поэтом сейчас я расстроен. Потому что я не заведен. Возбуждение не струится по моим венам. Вместо этого у меня в животе образуется огромный камень, а невидимые руки сжимают мне горло.

И хотя толпа ревет от волнения, а воздух почти вибрирует от их энтузиазма, я не чувствую кайфа. Мои коллеги по команде, как и всегда, шутят. Роландо сегодня тих, он сторонится всех, пока на поле готовятся спеть государственный гимн. Лица ребят напряжены. Кэл Альдер сидит на скамье, его кожа бледная и покрыта потом - хотя, кажется, тренера не особо волнует тот факт, что наш новый квотербек выглядит, будто смерть.

Клянусь, поражение, словно вонь витает в воздухе, а мы еще даже не начали играть.

Мои пальцы холодные, как лед, пока пою гимн. К тому времени, как несколько наших лайнменов спешат, чтобы подбросить монетку, я готов закричать. Уголком глаза, я замечаю, что Альдер поднялся со скамьи. Его рвет в полупустое ведро со льдом, и несколько парней отпрыгивают от него.

Матерясь, я подбегаю к нему, как раз когда его снова выворачивает.

Вытирая рот тыльной стороной ладони, он смотрит на меня.

- Ты справишься с этим? - спрашиваю я.

На его лице ни одной эмоции.

- Ага.

- Держи, - я хватаю Гаторейд и передаю бутылку парню. - Заправься и прополощи рот. Я не хочу учуять этот запах, когда ты будешь звать игроков.

Он не улыбается, но берет бутылку и делает несколько глотков. На поле уже все начинается. Нашему парню, Тэйлору, удается поймать мяч и пробежать до сорока. Так что нам почти что пора приступать к работе.

- В чем дело, - спрашиваю я у Кэла, - ты болен?

Его ледяные глаза мигают.

- А ты медсестра?

- Я твой чертов коллега по команде и крайний игрок, - восклицаю я, раздражаясь от этой херни. - Так что ответь на гребаный вопрос.

Напряжение Кэла немного спадает. Он ставит бутылку и встает.

- Верно, Грейсон.

Ну, охуеть, как здорово. Ну, да, конечно. Я готов заорать на парня, чтобы он сказал мне правду, когда к нам подходит Декс. Он держит в руке свой шлем, а его темные волосы уже пропитаны потом. Он долго смотрит на Кэла, а затем кивает.

- Страх сцены.

Глаза Кэла немного расширяются, но он тоже кивает.

- Каждый раз.

- Ты преодолеешь это? - спрашивает Декс, словно все у нас прекрасно и расчудесно.

- Как только начну играть, да.

- Хорошо, меня это устраивает, - Декс надевает шлем, пока Кэл направляется к нашему второму крайне неприятному тренеру.

Я просто смотрю ему вслед, тоже одевая свой шлем.

- Немного странно то, как просто ты читаешь людей, Большой Ди.

Декс щурит глаза за маской шлема.

- Это дар. И проклятие.

Я не могу ничего ответить, так как звучит свисток.

- Джентельмены, - тренер подходит ближе, его голос жестче, чем вчера. - Я уже сказал все, что стоило. Давайте сделаем это!

- Рыжие псы! - орем мы все, как один. Как и обычно. Но сейчас этот клич ощущается, словно пустой шум, в нем нет энтузиазма.

Мы - куча подавленных голосов. Пиздец, каких подавленных! Это невыносимо.

- Эй, - восклицаю я на фоне шума толпы. – Если приложить достаточно усилий, даже свиньи могут взлететь.

Они смотрят на меня, будто я двинулся умом.

- Что за чертовщина, Джи? - восклицает Диаз, смущенно фыркая.

- Мы собираемся заставить свиней летать, - я киваю в знак защиты, пытаясь представить им это доступным языком. - Когда мы выбьем из них все дерьмо.

Парни начинают улыбаться, но наш старый дух так и не возвращается в полной мере.

Голова Кэла поднимается. В его ледяных глазах есть некий блеск, которого никто из нас доселе не видел. Словно у парня где-то спрятан переключатель, и он способен зажечь его изнутри.

- Мы выиграем. Потому что мы, на хрен, хозяева этой игры.

Кэл - не Дрю. И никогда им не станет. У него нет этой смазливой улыбки и самоуверенного отношения к жизни. Но тем не менее у Кэла есть нечто другое - уверенный авторитет, который требует к себе уважения. Кажется, мы все ощущаем это до мозга костей. Потому что вдруг начинаем усмехаться. Энергетика проносится по всей команде, отчего мы двигаемся ближе друг к другу, согласно восклицая. Мои старые друзья, антипатия и адреналин, возвращаются с новыми силами, крепче сжимая мои яйца и вызывая мурашки на затылке.

Кэл смотрит на всех нас, и его голос становится увереннее, чем я когда-либо слышал во время игры. Он заканчивает девизом:

- Вперед, псы!

И мы все вторим. А затем разбегаемся по позициям. На линии защитник команды противников рычит на меня, пытаясь запугать, говоря мне дерьмо, которое я пропускаю мимо ушей. Но я просто усмехаюсь. Потому что готов поджарить ему зад. Да начнется игра, вашу мать!