Лондон, сентябрь 1881 года.

Три года спустя.

— Нет, чуть пониже… Да, да, вон тот. — Губы сами растянулись в улыбке. — Ах, какая прелесть!

Юноша за прилавком зарумянился от удовольствия. И засмотрелся на улыбающиеся девичьи губы чуть дольше дозволенного приличиями.

— Прелестнее я не видел, мисс.

Смелый комплимент стоил его светлой коже очередной волны румянца. Миранда наклонилась ниже, стеклянный прилавок под ее локтями чуть застонал, и продавец сглотнул. Взгляд его метался между ее ртом и полной грудью, казалось, готовой вывалиться из корсета. Бедняга крепче сжал в руках рубиновый браслет.

Как же просто их соблазнять — достаточно просто выгнуть спину! Нормальная женщина порадовалась бы, но Миранда чувствовала только то же, что и всегда: опустошенность, брезгливость и презрение к самой себе.

— Положите его, пожалуйста, — тихо проговорила она и слегка кашлянула. — Дайте мне как следует разглядеть.

Продавец аккуратно пристроил вещицу — на небольшом прилавке уже лежали десятки вынутых им для показа ожерелий и браслетов. Гораздо больше, чем принято, больше, чем стоило бы. Ах, дурачок был так услужлив. Ошибка, ради которой его и одурманивали.

Миранда подперла подбородок рукой — при этом слегка прижимая и приподнимая свою грудь, демонстрируя ее еще откровеннее. Продавец едва не застонал, не отрывая глаз от внезапно открывшихся новых прелестей. По коже Миранды поползли мурашки. Но она не вздрогнула, лишь одарила юношу лукавой полуулыбкой, мол, увы, но желания наши запретны. А свободной рукой незаметно дотронулась до жемчужного ожерелья, лежавшего на краю прилавка, совсем рядом с ней.

— Любое из этих украшений сделало бы вам честь, мисс.

Миранда подцепила пальцем жемчужную нить. «Тихонько. Тихонечко». Она проделала бессчетное число подобных трюков, и все же каждый раз казался первым. Каждый раз ее охватывал ужас. «Не подавай виду».

Она надула губки в притворной обиде:

— Как, сэр, украшения сделают честь мне?

Продавец пожевал узким ртом, покраснел:

— Вы меня не поняли. Они бледнеют перед вашей красотой. Будь я рубином, и не надеялся бы, что меня заметят в вашем присутствии.

Ей захотелось улыбнуться по-настоящему. Простоватая внешность стеснительного юноши скрывала сердце романтика и язык поэта. Эту лавочку на грани приличия Миранда выбрала как раз из-за белесого, мгновенно краснеющего продавца. Сюда обедневшие аристократы приносили фамильные драгоценности, здесь нувориши покупали побрякушки для своих городских любовниц. Сюда могла зайти молодая женщина без дуэньи и притвориться, будто присматривается к украшениям явно ей не по карману ради того, чтобы строить глазки приглянувшемуся ей молодому человеку за прилавком. Именно такую роль Миранда и играла. Проходила мимо каждую неделю, встречалась глазами и отворачивалась, краснея. А потом, набравшись смелости, наконец вошла внутрь. Она опустила голову и, зарумянившись, сказала едва слышно:

— Вы слишком добры, сэр.

Юноша прямо-таки просиял от удовольствия, и у нее заныло сердце. Жаль губить его, такого хорошего. А она его именно губит — когда его хозяин узнает, что здесь произошло, продавца ждет полный крах. Но возвращаться с пустыми руками нельзя. Она и так долго тянула. Внутри бился крик: «Вот во что превратилась моя жизнь, и я ненавижу ее. Ненавижу!» Миранда ответила на улыбку.

Зазвенел входной колокольчик, и юноша дернулся, будто пойманный с поличным на воровстве печенек. Вошли две полноватые дамы, сухо кивнули ему. Как и у Миранды, платья их были слегка старомодными и носили следы аккуратной штопки, но на этот раз продавец, оценив вид пришедших, не стал к ним торопиться.

Миранда провела пальцем в перчатке вниз по горлу.

— Вы… вы не хотите примерить что-нибудь? — спросил продавец.

Она облизала нижнюю губу: мелькнул розовый язычок, и юноша снова не смог отвести взгляда.

— Наверное, мне не стоит.

Губы задрожали почти без усилий. И в самом деле хотелось заплакать.

— Святые небеса!

Восклицание одной из матрон заставило их обернуться. Старшая из женщин стояла, прижав одну из ладоней к груди, а другой вцепившись в свою спутницу:

— Ох, Джейн, смотри, кто там!

Вторая матрона, побледнев, кинулась поддержать подругу:

— Кто, Маргарет?

— Ужасный лорд Арчер! По улице едет его карета!

— Не может быть!

Обе, вытянув морщинистые шеи, вглядывались в просветы между золочеными буквами наружной витрины. Миранда едва не закатила глаза в насмешке. Ну и парочка! Пальцы зачесались схватить добычу, но она удержалась. «Тихонько. Тихонечко». Жертвы всегда чувствовали неладное, стоило начать торопиться. Это инстинкт.

— Я его видела, — прошипела Маргарет. — Однажды поздно вечером, по пути домой из театра. Шел себе по Пикадилли, как будто имеет на это полное право. Клянусь, я чуть в обморок со страху не упала!

— Бедняжка! Куда катится мир, если подобным ему дозволяется разгуливать по улицам?

Миранда в жизни не слышала подобной чуши, произносимой с таким осуждением.

— Дорогая, он аристократ, — сказала Маргарет, — и богат, как Крез. Кто осмелится запрещать ему? Я слышала, не меньше четырех мужчин оказались в больнице только из-за того, что косо на него посмотрели.

В этот момент экипаж проехал мимо витрины. Миранда уловила очертания кучера в черных плаще и цилиндре и белый герб на двери черной кареты.

— Боже мой, он посмотрел на меня… — Джейн содрогнулась, застонала, глаза ее закатились.

— Джейн! — попыталась поймать начавшую оседать женщину ее подруга.

— Сейчас, сейчас! — бросился ловить дурочку и продавец.

И от пугливых теток бывает толк. Миранда быстро опустила жемчуга в карман юбки и тоже ринулась на помощь, в спешке якобы нечаянно смахнув с прилавка несколько ожерелий.

— Ой, простите! — воскликнула она, лихорадочно пытаясь собрать украшения и попутно наводя еще больший беспорядок. Посыпавшиеся золотые цепочки, нитки камней смешались в кучке на полу.

Растерянный продавец и хотел бы ей помочь, но не мог бросить распростертую на полу матрону. «Отлично».

— Ах, что я наделала! — Миранда прижала ко лбу трясущуюся ладонь. — Мне так жаль. У вас и так полно хлопот.

С колотящимся сердцем она подошла к двери. Оно каждый раз так колотилось. Каждый раз.

— Подождите, мисс! — Юноша протягивал к Миранде руки, будто хотел оттащить ее обратно.

Пальцы на ручке двери дрогнули, и Миранда послала продавцу извиняющуюся улыбку:

— До свидания. Мне действительно жаль.

Звон дверного колокольчика заглушил его ответ.

Снаружи пресловутой кареты уже не было видно, ее поглотили уличное движение и стелющийся туман. Зеваки только-только начали расходиться. Волна тревожного шепота пробежала по улице, прежде чем ее заглушил обычный шум: цокот копыт, грохот омнибусов и дребезжание повозок по мостовой. Миранда решила, что ей совсем не интересно поглядеть на несчастного лорда Арчера. В ее короткой жизни ужасов и без того хватало.

Небольшое ожерелье оттягивало карман так, будто весило целую тонну. Подходя к дому, Миранда запнулась и остановилась: у переднего крыльца, будто гроб, вытянулась изящная черная карета. По мощеной дорожке стелился вечерний туман, скрывая в ядовито-желтых клубах спицы больших колес и обвиваясь змеей вокруг ног терпеливо ждавшей пары черных фризских лошадей.

Внутри все сжалось от неприятного предчувствия. Давно минули те дни, когда аристократы заезжали к отцу, дабы купить товару, и у дома выстраивались в очередь ландо, коляски и фаэтоны.

Заскрипела упряжь, застучали копыта, карета развернулась и в гаснущем свете промелькнул герб на двери. Надпись на белом щите, разделенном надвое черным крестом, гласила «Sola bona quae honesta». Честность превыше всего. Четыре стрелы пересекали наискось белые поля щита. У Миранды волосы встали дыбом. Теперь ясно, почему ей так неспокойно: Ужасный Лорд Арчер.

Карета поравнялась с ней, и в окне показалась фигура, видны были лишь темные очертания — широкие плечи, рука. Глядя вслед черному экипажу, Миранда чувствовала, как по спине ледяными пальцами скользит холодок: на нее тоже смотрели.

— Не выйду!

Ее крик эхом отразился от голых каменных стен темной заставленной кухни. Высокий и тонкий, почти визг, совсем непохожий на нормальный голос Миранды. Надо успокоиться.

Отец обошел старый деревянный стол, разделявший их. Карие глаза горели гневом.

— Непременно выйдешь! — Он ударил кулаком по столу. — Мое слово здесь — закон!

— Вздор! — Миранда тоже стукнула по столу, деревянной ложкой, и пудинг забрызгало подливкой от бараньего рагу. — Ты не распоряжаешься мной с того дня, как продал Дейзи предложившему самую высокую цену.

Морщинистое лицо побледнело, как льняная простыня.

— Как ты смеешь!

Рука поднялась для удара, но так и осталась трястись в воздухе, когда Миранда даже не шелохнулась.

— Давай, пожалуйста, — тихо произнесла она и посмотрела отцу прямо в глаза. Воздух вокруг нее начал сгущаться, согреваясь, завихряясь, почти в радостном ожидании. — Прошу тебя.

Рука дрогнула, потом медленно опустилась.

— Не сомневаюсь, дочь моя. — В углах трясущихся губ выступила слюна. — Ты бы с радостью смотрела, как я мучаюсь от ожогов.

Миранда заерзала, внутри смешались жар и боль, пламя просилось наружу.

— Всегда зовешь на защиту огонь, — отец, не отводя горящего взгляда, шагнул еще ближе, — о цене не задумываешься.

Будто свечу сквозняком, сказанные слова погасили жар. А уверенность родителя, напротив, раздуло.

— Хуже всего то, что я для тебя стараюсь, — уговаривал он, склоняясь сверху. — Ты уже не девочка. Давно уже. Неужели собиралась всегда жить здесь, со мной?

— Нет, я…. — Она закрыла рот.

Миранда не задумывалась о будущем, просто жила. Выживала каждый день, как могла. Какой смысл менять знакомый ад на другой, незнакомый?

— Похоже, собиралась. Отпугивала каждого парня, кто появлялся поблизости после того дурака Мартина… — Отец остановился. В кои-то веки понял, что зашел слишком далеко. Но тут же начал снова, сведя вместе седые кустистые брови: — Ты не могла не заметить, что мы давным-давно так хорошо не ели. — Старческая рука указала на скромный ужин, который готовила Миранда: баранье рагу и простой хлебный пудинг. — Как ты думаешь, на чьи деньги это куплено?

— Я полагала, ты продал шерсть…

Он фыркнул саркастически:

— Шерсть так упала в цене, а у меня столько долгов, что тех денег едва хватило бы на рыбьи головы. К концу года кредиторы отберут у меня особняк, — тихо добавил он. — У тебя даже дома не будет.

Дом? Она чуть не рассмеялась. Настоящего дома у нее давно уже нет. С тех пор, как его покинули сестры.

— Нетрудно представить себе, чем будет зарабатывать себе на жизнь такая красавица, — продолжал отец. — Но что станешь делать, когда красота поблекнет? Вряд ли мне стоит рассказывать, что тебя ждет.

— Ох, перестань! — не выдержала Миранда. — Ты рисуешь ужасно мрачную картину. Ту самую, что грозит мне уже годы.

— Черт побери! — Пудинг полетел на пол и превратился в коричневое месиво с осколками посуды. — Миранда, ты у меня в долгу! — Побагровев от гнева, отец наставил на нее палец. — Если бы не пожар, половина моего состояния была бы при мне! Ведь ты уничтожила тот чертов склад!

— И годами расплачиваюсь за свою ошибку! — заорала она. — А тебе все мало. Что ж, с меня хватит. — Миранда рубанула воздух рукой, как будто это движение могло как-то прекратить их разговор. — Ты не можешь меня заставить.

Тонкие губы отца скривились в усмешке, он неожиданно спокойно согласился:

— И правда, не могу. В договоре указано, что ты должна выйти по своей воле, иначе он недействителен. — Он подошел вплотную, прижав ее к столу, и ткнул в нее дрожащим пальцем: — Но вот что я тебе скажу: откажешься — здесь больше жить не дам!

Горло перехватило, будто там застрял болезненный, горячий ком. Одно дело, когда у тебя нет настоящего дома. И совсем другое — когда негде переночевать.

— Ты не можешь серьезно… — Ей пришлось сглотнуть, не закончив фразы.

Пожелтевшие белки глаз отца сверкнули в свете лампы.

— С тобой покончено. Я не терпел бы тебя так долго, не жди подобного предложения и подходящего момента. Что ж, Мартин тебя разочаровал. Я рад! Глупо с моей стороны было даже надеяться, некоторые обещания слишком опасны… — Он громко сглотнул и отрезал: — В любом случае вещи твои собраны.

Вот так, значит. Нижняя губа Миранды задрожала, и она крепко ее прикусила. Особой любви друг к другу они не испытывали. Но он все-таки отец ей, а готов бросить ее волкам. Боль из груди разливалась по всему телу, проникая в кости.

Но в смотревших на нее глазах не осталось эмоций. И жизни. Миранда хорошо знала, что это означает: решение окончательно. И все равно, нельзя не попытаться.

— Не могу поверить, что ты…

— Ты выйдешь замуж за лорда Арчера! — выкрикнул отец, его показное спокойствие рассыпалось в прах. — К дьяволу, тебя пожелал один из богатейших аристократов королевства! Не могу поверить, что ты настолько глупа, чтобы отказаться. Из всех чертовых упрямых…

— Но почему? — Жалобный всхлип вырвался прежде, чем Миранда смогла его подавить. Как ей была ненавистна эта слабость перед отцом!

Он замолк и непонимающе моргнул:

— Что почему?

— Почему он пожелал меня? — Она утерла рот рукой. — Я никто. Никогда не слышала о нем раньше. Откуда он меня знает?

Отец какое-то время стоял с застывшим на лице выражением недоумения, а потом разразился смехом:

— Пусть я банкрот, Миранда Роуз. Но в моих сундуках все же есть настоящий бриллиант.

Он снова пошел к ней, глядя на нее почти влюбленно. Она отступала, пока не наткнулась на разделочный стол. Отец остановился, но довольная улыбка не сходила с его губ.

— У лорда Арчера есть богатство, власть, земля. Такому человеку нет нужды искать невесту среди аристократии. Близкородственные браки приносят детей без подбородков и с маленькими глазками. А ты, дорогая, — бриллиант среди океана стекляшек. — В пожелтевших глазах появился знакомый блеск, отсвет удачно провернутой сделки. — Его прекраснейший трофей.

На мгновение мир заволокло красным.

— Я поеду к Поппи или к Дейзи.

Воцарилось тягостное молчание, отец уже не выглядел таким уверенным и снова побледнел:

— Они тебя не примут. Когда они этого хотели?

— Они и раньше предлагали. — На самом деле, скорее, упрашивали. А она отказывалась из ложного чувства долга перед родителем. Точнее, епитимьи, потому что с Миранды начался его крах. Приятно сознавать, что ее чувство вины имеет свои пределы. Но она не хотела жалости, не хотела обременять сестер. От одной мысли все нутро переворачивало.

Отец поднял руки и скорчил недовольную мину:

— Он прилично заплатил за право получить тебя, Миранда. Если не собираешься соблюдать соглашение, я ухожу. — Он поправил потрепанный сюртук и пригладил растрепавшиеся волосы. — Предлагаю последовать моему примеру. Поверь, лорд Арчер не любит, когда его обманывают.

— Да верю, верю.

Что-то подсказывало, что в эту заваруху она попала именно из-за обмана отца.

Минуту они молча смотрели друг на друга. Миранда выбивала пальцами дробь, отец ждал с каменным выражением лица. Ей бы возненавидеть этого лорда Арчера из-за того, что ее купили, как товар. Вот только так поступали почти все джентльмены в Англии. Брак был сделкой. Любая разумная девушка это знала. Лишь после того, как они обеднели, Миранда начала надеяться, что сможет выйти замуж по любви.

Рагу в горшке побулькивало и аппетитно пахло, у Миранды заурчало в животе. Она скучала по сытной еде, по жизни без воровства и чувства вины. Волна стыда залила ее так внезапно, что Миранда втянула воздух сквозь зубы. Лорд Арчер честно заключил соглашение. Но станет очередным обманутым отцом клиентом, а она — пособницей обмана.

Хватит. Она не будет уподобляться отцу. Можно ведь жить честно и с этой минуты идти по жизни с высоко поднятой головой.

Выбор, поставленный таким образом — жить на улицах или поступить по совести, — оказался довольно легким. К несчастью, Миранду все равно замутило, когда она выдавила:

— Ладно. — На секунду она вспомнила лавку ювелира и упавшую в обморок матрону, и ее охватил ужас. Она с трудом сглотнула. — Ладно. Я выйду.

Отец смотрел на нее с раскрытым ртом, не веря своим ушам. А когда она не больше ничего не сказала и не отвела взгляд, расплылся в улыбке:

— Отлично. — Довольный, он схватил со стола толстый ломоть хлеба. — Значит, завтра.

Миранда от неожиданности вскинулась:

— Что?

— Он настаивает на том, чтобы ваша свадьба состоялась завтра, — с набитым ртом проговорил отец, полуобернувшись. — Все устроено. Лорд Арчер уже купил специальное разрешение, нет никаких препятствий, откладывать незачем.

Огонь в плите ярко полыхнул, но через мгновение успокоился. Миранду продали, купили, и все устроили аккуратненько. Мужчины, черт бы их побрал!

Отец оторвал зубами еще кусок и повернулся, чтобы уйти.

— Постой! — Миранда сунула руку глубоко в карман и вытащила свою добычу. — Возьми это! — Жемчуг со стуком шлепнулся на стол. — И цени его как следует, потому что больше я для тебя ничего никогда красть не стану. Мы разочлись, отец. После этого между нами все кончено.