Тим Огнеруд

Пятеро гномов стояли вокруг ярко полыхавшего костра, подняв над ним тяжелые мечи. С каменными лицами слушали они клятву — воззвание молодого Тима Огнеруда. Темные сосны смыкались над пятью заговорщиками, и беззвездное небо окутывало их тревожным покровом.

Тим Огнеруд и двое его друзей принадлежали к племени гномов-бродяг, с которыми благородные гномы даже не здоровались. Их все сторонились и остерегались. Но Тим Огнеруд всегда помнил о своих предках и, как это свойственно гномам, почитал их и гордился ими. Он мечтал обрести утраченную родину Нуллукиздин, землю, из которой его предков вытеснили в давние времена эльфы-нолдоры под предводительством Финрода, решившие там поселиться. Много воды утекло с тех пор, блистательный Нуллукиздин сгинул в морской пучине, но память у гномов прочная и долгая, а наш герой был потомком Айбона, сына Мима, о чьей печальной судьбе повествует Сильмарилион. Мима убил Хурин в пещерах Наргозронда, у легендарного клада королевства, собранного в одном месте драконом Глаурунгом. С тех пор многие пытались отыскать сокровища Наргозронда. По одной версии, они были перепрятаны гномами из Голубых гор. Иные считали, что клад полностью присвоил Саурон. Легенды о сокровищах живут дольше самих сокровищ. Никто не верил, что эти сказочные богатства покоятся под толщей воды. Тим, как и его предки, был уверен, что гномы укрыли сокровища в новом труднодоступном, но надежном месте.

Дед и отец Тима много раз блуждали по заброшенным пещерам Габилгатола, и все безуспешно. Тим Огнеруд был, пожалуй, еще упорнее их, но и ему не везло. В одном из походов он встретился с Дебори, который показался ему свойским парнем: он не задирал носа перед бродяжками, хотя сам был повыше родом. Тим и не догадывался, что Дебори выбрал вольную жизнь, потому что стремился избавиться от ответственности перед родственниками за свои поступки. Тим сдружился с Дебори и рассказал ему о своих поисках. Дебори хитро подмигнул ему и заметил, что Тим несколько опоздал. Клад Наргозронда давно уже найден, причем, не смертельными врагами — эльдарами, не людьми, такими же ненавистными, мучителями Мима, не алчными гномами или орками. Счастливчиком, который набрел на клад, случайно стал отец Лавашки — пузатый, шерстяной хоббит. Он долго и успешно хранил свою тайну, и Дебори узнал об этом, подслушав разговор хоббита с Лавашкой. Непутевый папаша очередной раз задумал покинуть семью и перед походом, на случай, если он не вернется, поручил временное владение кладом дочери. «Это твое приданное», — повторил Дебори слова хоббита, с удовольствием замечая, как у Тима от возмущения напряглись скулы. Потом папаша пропал, Дебори бросился преследовать его, но прыткому хоббиту удалось улизнуть. Рассказал Дебори и о похищении Лавашки, несколько смягчив детали, чтобы не показаться негодяем.

— Я понимаю, у тебя есть права на этот клад, — заметил он небрежно, — но и мне, как любителю приключений, особенно доходных приключений, не заказано проходить мимо кладов, и ты, надеюсь, не злишься оттого, что я был готов нагреть лапу на сокровищах твоих предков. Взял бы себе, так мелочевку, из азарта.

В ответ на его речь Тим заверил хитрого приятеля в искренней дружбе, сказал, что никогда не был жадным, и ради друзей готов пожертвовать многим. Кроме того, если Дебори покажет ему хоббичью деревню, то они вместе завладеют кладом и разделят его поровну. Тут они обнялись и поклялись в вечной дружбе, один искренне, другой с коварным умыслом. Дебори вспомнил, что нужную им деревню когда-то охраняла могущественная колдунья, и если она все еще там, их план следует просто забыть. Гном рассказал, что она напала на его братьев, как фурия. С тех пор прошло много лет, но он их больше не видел.

Через некоторое время, после долгих раздумий, был заключен союз пяти: Тима Огнеруда, Бурлевундра и Кумбрика — его друзей, Дебори и старого Гупегури, такого же разбойника как сам Дебори. Компания собралась лихая и отчаянная, готовая на многое. На холме Гортод, возвышавшемся над Барандуином, гномы развели костер и, скрестив мечи над пламенем, поклялись стоять до конца плечом к плечу, что бы с ними не случилось. На проведении этого ритуала настоял, конечно, Тим, а Дебори отнесся снисходительно к «заскокам молодого ума».

В то утро (с самого начала прескверное, как уверяла она потом) тетя Пуда первая отправилась к источнику Блик за водой. Блик был ближайшим к деревне Грибной Рай источником, и воду из него хоббиты считали самой вкусной. Сколько помнила тетя Пуда себя, своих маму и бабушку — всегда они брали воду из Блика. Каково же было удивление почтенной и уважаемой хоббитянки, когда она, склонившись над водой, увидела там не только свое отражение, а еще три бородатые, свирепые рожи у себя за спиной. Она вскочила, взвизгнув, намереваясь убежать, но наткнулась еще на двух, враждебно взирающих на нее гномов. Она вдохнула полной грудью, чтобы закричать во всю мощь, но гном, стоявший позади, зажал ей рот ладонью, а остальные накинулись на нее, связали и посадили под куст за бугром. Другая на ее месте лишилась бы чувств от страха, но хоббиты крепче, чем кажутся.

Следующим к Блику пришел Дрека, молодой, веселый хоббит пятнадцати лет отроду. Гномы встретили его с обнаженными мечами. Прежде, чем Дрека успел вымолвить хотя бы слово, Дебори заставил его угрожающими жестами и устрашающим тоном поверить в то, что никто из хоббитов к источнику не пройдет. Тим Огнеруд разъяснил.

— Одна из твоих соотечественниц завладела бесценным кладом моих предков. Мы отпустим тебя сейчас для того, чтобы ты передал всей деревне наш ультиматум. Пока Лавашка не отдаст украденные сокровища, мы будем всячески досаждать вам, но, если вы вернете клад, мы уйдем и забудем вашу деревню навсегда. Скажи, чтобы она поспешила, у нас есть заложница из вашего племени. А терпение у гномов недолгое.

И Дреке показали перепуганную и делающую отчаянные знаки Пуду. Ошарашенный Дрека потрусил прочь от источника.

— Эй ты, запомни, сожжем всю вашу крысиную деревню, если не отдадите клад! — прокричал ему вслед Дебори, поскольку речи Тима не показались ему слишком убедительными. Весть о Большой Неприятности взбудоражила Грибной Рай.

— Тебе придется сказать, что это за клад, которым ты владеешь, — Шумми и другие хоббиты допрашивали Лавашку в ее доме.

— У меня ничего нет, — в пятый раз повторила девушка.

— Врешь, я хорошо помню, ты упоминала про клад, когда тебя первый раз освободили от Остервенелой Бороды, — заметил Буги.

— Какой ты нудный, — поморщилась Лавашка, — я тогда пошутила.

— Ты не вправе шутить, когда сородичи в опасности, — начал выходить из себя Шумми, — вечно навлекаешь на нас неприятности! Я не думаю, что гномам настолько нечего делать, что они преследуют без нужды пигалицу вроде тебя. Говори. Что это за клад?

Губы Лавашки задрожали от обиды и возмущения. Он назвал ее пигалицей! А она давным-давно выросла и так его любила, а он не замечал.

— Если хочешь что-нибудь узнать, то давай полегче, — огрызнулась она, — вообще, выйдите все. Я буду говорить только с Шумми.

Шумми махнул рукой, и все вышли. Лавашке понравилось, что с ней считаются и создают суету вокруг.

— Ну? — строго взглянул на нее Шумми, когда они остались вдвоем.

— Следуй за мной, — таинственно прошептала Лавашка.

Она провела его через ответвления норы в свою комнату. Он помог ей отодвинуть шкаф. За ним оказался лаз. Лавашка зажгла лампу, подмигнула, усмехнулась и скрылась в проходе. Заинтригованный Шумми последовал за ней. Лаз уводил глубоко под землю и часто петлял, но Лавашка прекрасно знала все повороты. Скоро они достигли цели. Воздух в темном подземелье был затхлый, но едва Лавашка осветила помещение, как Шумми обомлел. На полу были навалены груды золотых монет, украшений, щитов, мечей, шлемов. У Шумми не укладывалось в голове, как такое богатство могло оказаться в его деревне. Он подбирал то одну, то другую искусно сделанные вещицы и не мог вымолвить ни слова от восхищения.

— Откуда это у тебя? — спросил он, наконец.

— Отец привез этот клад после одного из своих странствий. Но он никому ничего не сказал, даже маме и сестре, только мне. Я дала слово молчать, и он разрешил взять эти сокровища в приданное, когда вырасту. Если же в деревне произойдут какие-нибудь беды, папа велел не жадничать и помочь хоббитам.

— Неплохой план, — Шумми вздохнул, — но к величайшему сожалению все это богатство принадлежит гномам.

— Ерунда! — возмутилась Лавашка. — Нет такого правила о кладах. Кто нашел, тот и является его полноправным обладателем.

— Серьезно?

— Конечно! Не вздумай ничего отдавать гномам!

— Да…, с такими деньгами можно превратить Грибной Рай в чудо — деревню, — размечтался Шумми, — но ты держишь этот клад у себя, нет от него никакого проку. Если не желаешь использовать богатства на благо Грибному Раю, я тебе не помощник, пусть гномы все забирают. — Лавашка вздохнула, ей так хотелось крикнуть: «Женись на мне, и все это твое, делай, что хочешь», — но гордость не позволила.

— Ты меня все время поучаешь, Шумми. Я, наверное, тебе совсем не нравлюсь?

— Ты замечательная девушка, Лавашка, — возразил Шумми, — упрямая, конечно, но я очень хорошо к тебе отношусь. От того, что ты живешь здесь, всему поселку нескучно.

Лавашка улыбнулась:

— Тогда забирай, — широким жестом она указала на клад.

— Я горжусь тобой! — воскликнул Шумми. — Конечно, я не буду все забирать и тебя не обижу. На эти деньги мы можем построить мельницу, водопровод, больницу! — Тут практичный хоббит поцеловал Лавашку. — Ты такая умница! А теперь мы пойдем драться с гномами.

— Шумми, ты настоящий герой! — Лавашка подумала, что у нее сегодня хороший день.

Шумми вооружил самых боевых хоббитов мечами и шлемами из гномьего клада, и отряд отправился к Блику. Велико же было изумление гномов, когда они увидели воинственно настроенных хоббитов. Выйдя вперед, Шумми обратился к Тиму.

— Мы оспариваем ваше право на владение кладом, нашел его хоббит, значит, принадлежит он Грибному Раю. Возражаете? Давайте драться.

Тетя Пуда все-таки упала в обморок. Буги, прибежавший на место происшествия вслед за хоббитами, схватился за голову: «Дурак! Надо было придумать что-нибудь похитрее».

С ужасающим криком Тим Огнеруд взвился в воздух, Бурлевундр и Кубрик — за ним, никто и ахнуть не успел, когда они, приземлившись по другую сторону Блика, обнажили мечи и, ловко орудуя ими, выбили оружие из рук хоббитов и повалили всех наземь. Глаза Лавашки расширились от ужаса, когда разъяренный гном приставил свой меч к горлу поверженного Шумми. Тим не шутил:

— Как ты посмел, крысенок, поднять на меня меч моих предков? Ты умрешь сейчас же!

— Нет! — завопила Лавашка и бросилась на Тима с намерением повалить его, но тот, словно вылитый из металла, даже не дрогнул. Свободной рукой он приподнял Лавашку над землей:

— Это был не мой выбор, но подобных наглецов я не знал прежде, — он ослабил хватку, и Лавашка шлепнулась на землю.

— Пожалуйста, — взмолилась она, — я все отдам, только не трогайте его! И никого не трогайте.

Тим медленно-медленно отвел лезвие от пульсирующей жилки на шее Шумми и встретился глазами с Лавашкой. Ее мольба растопила его ярость.

— Что ж, даю тебе возможность, но не смей больше играть моим терпением, — он перешагнул через поверженного Шумми и сделал знак гномам следовать за собой.

— Эй ты! Убей меня сейчас же! — закричал ему вслед Шумми, которому стало стыдно за то, что и повоевать-то не пришлось. Но его тут же окружили другие хоббиты, зашикали и закрыли ему рот. Потом они откачали тетю Пуду и на почтительном расстоянии последовали за гномами, разбегаясь всякий раз, когда Дебори поворачивался к ним и делал страшное лицо.

Лавашка привела гномов к своему дому, но дверь оказалась запертой изнутри.

— Мама, открой сейчас же! — завопила Лавашка, — к нам гномы … в гости пришли.

— Они всех убьют, — раздался испуганный голос, — и что тут искать? Ничего у нас нет, никакого клада.

— Мама! Я умоляю! Отопри, я же здесь, с ними, они тебя не тронут!

Молчание было ей ответом. Лавашка испуганно посмотрела на Тима:

— Не переживайте, я ей все объясню.

— Мне надоело ждать! — возмутился гном и одним взмахом топора разрубил дверь в Лавашкино жилище. Раздались вопли. Сердце Лавашки билось, как у зайца, удирающего от своры гончих. Сестра и мать, прижавшись друг к другу, дрожали в кухне, но гномы не обратили на них внимания, они лихо промчались вслед за Лавашкой в тайник.

— Пожалуйста, забирайте все, только быстрее уходите и никогда не возвращайтесь, — сказала девушка, осветив факелом свое богатство. Приданного было жаль невыносимо, слезы порывались закапать, но она упрямо встряхнула головой, пытаясь изобразить презрение к алчным гномам и заодно к их паршивому кладу.

— И это все? — разочарованно спросил Тим.

— Если тебе мало, ищи в другом месте. Это все, что досталось мне от отца. Лавашка надменно выпрямилась и сложила руки на груди. Гномы едва помещались в пещере. Нагнувшись, Тим поднял украшенный самоцветами шлем.

— Наша работа, и клад, несомненно, из Наргозронда, но это столь малая крупица от него, что, право, мы зря теряем время. Эту мелочевку можешь оставить себе. — Лавашка не верила своим ушам. Она решила, что гном спятил. Не верил своим ушам и Дебори.

— Постой, Тим, так дело не пойдет! — Рассердился он. — Не так уж тут и мало. Эти крысы так оскорбили нас сегодня, а ты великодушничаешь. Надо забрать у них все до последней монетки. Даже с этой толикой клада можно начать достойную жизнь. Кроме того, девчонка наверняка знает, где лежит остальное богатство, но скрывает от тебя.

— Нет. Не думаю, что у нее есть больше, — удрученно возразил Тим, — это все, что мог унести маленький хоббит из Наргозронда или еще откуда-нибудь. Разве что есть карта. Твой отец не оставлял тебе карту? — обратился он к Лавашке.

— Нет, — ответила девушка, — это было давно, но точно помню, что карты не было.

— Что ж, очень жаль, мы не продвинулись в поисках клада ни на йоту, — Тим потускнел, слишком большие надежды возлагал он на эту хоббичью деревню. Нашлась не нить, ведущую к великолепию Наргозрунда, а только ее обрывок. Было грустно.

— Предлагаю вам, друзья, покинуть это место, — обратился он к гномам.

— Погоди. Не все такие бескорыстные, — подал голос Гупегури. — Ты обещал нам долю.

— Да, — подтвердил Дебори, — к тому же я голоден и устал, и никуда уходить именно сегодня не собираюсь. Давайте отдохнем под этой крышей.

Друзья Тима их поддержали. Клад был поделен на пять частей, но свою долю Тим все-таки уступил Лавашке.

— Тебе придется смириться с нашим присутствием до завтра, — обратился Тим к Лавашке, — ребята устали.

— Да, и окажи нам гостеприимство, — нахально добавил Дебори, — в знак старой дружбы, хо-хо.

Лавашка на этот раз придержала язык за зубами. Ответила она Тиму.

— Ты дерешься как бешеный, но я вижу, что ты благородный гном и только тебе доверяю. Обещай мне, что никто из твоей компании не тронет мою семью. При этом условии можете остаться у нас до завтра.

Тим усмехнулся.

— Вас никто не обидит, но поспешите с обедом: голодные гномы свирепы и беспощадны.

Лавашка помчалась наверх, растрясла маму и сестру — они все еще были в состоянии помрачения — и заставила их готовить гномам обед. Сама она возиться с кастрюльками не любила, поэтому незаметно улизнула из дома и побежала к Шумми.

Хоббитам не удалось увести Шумми далеко от Блика. Он сидел злой, насупившийся и так огрызался на реплики, что сородичи перестали к нему подходить. Это был самый несчастливый день в жизни. Какой позор! Гном выбил меч из рук одним ударом, а ведь вся деревня считала прежде его своим защитником. Хотелось исчезнуть куда-нибудь. Если бы гном убил его, то все бы плакали и похоронили Шумми с почестями. Сейчас же, поверженный герой был уверен — они хихикают тайком, судачат о нем, говорят, что нет проку от Шумми, хоть он и выше всех, и не сосна он, а так, тростинка. Вот такими мыслями истязал себя хоббит, когда его нашла Лавашка.

— Все сидишь? Такой хмурый, — зажурчала она, — успокойся, никто не умер, пропади он пропадом этот клад. Между прочим, их главарь Тим — благородный гном, не чета Дебори. Такой великодушный! Оставь, говорит, Лавашка, себе весь клад, не могу я леди грабить. — Встретив недобрый взгляд Шумми, Лавашка осеклась и поняла, что Шумми невыносимо слушать о благородстве его победителя.

— Брось дуться, Шумми, — Лавашка присела рядом с ним и поощрительно похлопала по плечу. — Думаешь, все только и говорят сейчас о поражении? Не переживай, свет клином на тебе не сошелся. Вообще, это было неправильное сражение. Не наш клад, не следовало из-за него устраивать драку, жадность нас подвела.

— Да что ты понимаешь? — еще больше обозлился Шумми. — Не ты ли только что говорила прямо противоположное?

— Я была не права, — спокойно признала Лавашка, — натравила тебя на гномов. А все потому, что размечталась о нашей свадьбе, с этим кладом мы бы устроили прекрасную жизнь себе и всей деревне.

— Что? С чего ты решила, что я бы на тебе женился?

Лавашка потупила глаза:

— Ты сейчас злой и упрямый, как никогда, но я все равно люблю тебя. Помнишь, ты рисковал жизнью, когда Дебори и его братья похитили меня? Поцеловал сегодня. А последнее время часто приходишь к нам в гости поболтать. Понятно, что рано или поздно мы поженимся, и у нас будут дети: мальчик и девочка…

— Прекрати сейчас же, ты бредишь! — зло выпалил Шумми. — Я бы рисковал своей жизнью даже из-за дряхлого старика Тубадуба, без намерения жениться на нем впоследствии. Поцеловал я тебя в щеку, и это ничего не значит. И с чего ты взяла, что я прихожу к вам, чтобы поболтать с тобой? Мне приглянулась твоя младшая сестра Пирошка, она и симпатичнее тебя, и скромнее, и приятнее. Может, на ней я и женюсь когда-нибудь. Но на тебе? Никогда. Взбрело же такое в голову…

По мере того как Лавашка слушала уничтожающие слова Шумми, лицо ее бледнело. Не ответив ничего, она побежала к роще, подальше от источника, и разрыдалась, пытаясь утопить в слезах обманутые надежды. Сердце ее было смято. Она решилась признаться в своей долго хранимой тайне, а Шумми одним ударом перечеркнул все её планы. Ей было горько, куда хуже, чем Шумми накануне.

Слезы еще жгли ее изнутри, готовые прорваться в любой момент, когда она прибежала домой. Мама и Пирошка успели напечь целую гору пирогов с мясом.

— Где Тим? — сходу спросила Лавашка.

— Они все в зале, — шепотом ответила мама, — вроде не шебутят.

— Ты нашла Шумми? Как он? — поинтересовалась Пирошка.

— Прекрасно, — железным голосом ответила Лавашка, — он пошел к кузнецу сковать тебе обручальное кольцо, зайдет, как только будет готово.

— Вечно шутки, — вздохнула сестра, — никогда ничего толком не добьешься. — Но Лавашка уже покинула кухню. Гномы играли в кости, коротая время перед обедом.

— Кто идет? Крысиная принцесса! Посмотрите, — первым заметил ее Дебори.

— Я не к тебе, собачий хвост, — огрызнулась Лавашка. Все уставились на нее, Дебори замахнулся пепельницей.

— Без дерзостей, — спокойно остановил его Тим.

— Мне нужно поговорить с тобой о чем-то важном после обеда, — сказала Лавашка и удалилась.

Это был довольно насыщенный событиями день. Новость распространялась по деревне как тополиный пух. Мама Лавашки и Пирошка выли в два голоса, сидя перед норой. Их вой заглушали победные песни гномов. Шумми уже сожалел о том, что обидел Лавашку, когда повстречавшийся ему на улице Дрека, огорошил его вестью: «Утром Лавашка уходит вместе с гномами, она решила присоединиться к их отряду, чтобы искать клад». Шумми понял, что сам довел девушку до отчаяния, и поспешил к ней. Мать и сестра Лавашки повисли на нем и запричитали: «Сделай что-нибудь, Шумми, удержи наше наказание, она нас в гроб загонит раньше времени». Шумми попытался пройти в нору, но Гупегури преградил ему путь.

— Что угодно?

— Хочу сказать пару слов Лавашке.

— Назови имя.

— Шумми.

Гупегури захлопнул дверь и немного погодя выглянул снова:

— Она с тобой разговаривать не желает.

С полчаса упрашивали Лавашку Шумми и другие хоббиты выйти объясниться. Наконец, она смилостивилась и появилась перед ними, одетая по-походному и коротко остриженная.

— Что вы шумите? Сказала, что ухожу завтра с гномами, значит ухожу. Понятно?

— Лавашка, не дури! Зачем тебе идти с гномами? Ты принадлежишь Грибному Раю…, - начал было Шумми.

— Я никому и ничему не принадлежу. Здесь мне скучно и делать совершенно нечего. И вы, наконец-то, от меня избавитесь, а то от вас только и слышишь, что я навлекаю на всех неприятности. Поживете спокойнее!

— Нет, — оправдывались хоббиты, — мы все тебя любим, делай, что хочешь, только не уходи с этими ужасными гномами! Они же бродяги. Подумай о себе, целыми днями придется куда-то брести, спать на земле, да еще слушать их заунывные песни. Ты к этому никогда не привыкнешь. А когда ты им надоешь, они тебя прикончат.

— Все лучше, чем умирать с тоски в вашей деревне, — невозмутимо пожала плечами девушка.

— Ну и иди, куда хочешь, пусть тебя съедят дикие звери, — разозлились некоторые хоббиты.

— Лавашка, ну как же ты можешь бросить мать и сестру? — не оставлял надежду уговорить ее Шумми.

— Ничего, скоро утешатся. Ты о них и позаботишься.

Шумми понял, что Лавашка очень сердита.

— Можно мне поговорить с тобой с глазу на глаз? — спросил он.

— Нет, — злорадно усмехнулась та, — у меня нет времени. Нужно еще вещи собрать.

— Лавашка! — собрался с духом Шумми. — Я виноват перед тобой. Я пошутил, когда все это сказал… у ручья. Не подумал, что ты так сильно обидишься. На самом деле я тебя, правда, люблю. Оставайся. Хочешь, мы хоть завтра поженимся.

Все хоббиты опять собрались, чтобы послушать интересные речи Шумми. Он протянул ей руку, давая понять, что отдает себя в мужья безвозвратно. Лавашка поджала губы.

— Пойди-ка лучше, расскажи об этом Буги Нытику, — ответила она, гордо вскинув голову, — он тебя с удовольствием послушает. Не приставайте ко мне больше. Я ухожу с Тимом Огнерудом, и решения моего никто не изменит.

— В таком случае, — заупрямился помрачневший Шумми, — я ухожу с тобой.

— И не мечтай! Тим проследит, чтобы этого не допустить. Не нужны мне попутчики — хоббиты. — С этими словами Лавашка, обозленная на весь белый свет в лице Шумми, исчезла в норе.

Наутро гномы и искательница приключений покинули славное местечко Грибной Рай. На расстоянии, тайно, как шпион, за отрядом последовал Шумми. С ним увязался Буги Нытик. Накануне он умолял друга взять его с собой, хотя Шумми предпочел бы идти один.

— Не могу тут, — жаловался он, — пропадаю, пострадать хочу, лишения испытать….

— Ага, и на нервы мне покапать заодно, — возразил Шумми.

— Ты на меня не пожалуешься, вот посмотришь, — заверил его Буги. Шумми мало верил его заверениям и ругал себя за мягкосердечие.

— Не возьму в толк, что она такого сказала гномам, почему они взяли ее с собой? — недоумевал отвергнутый жених.

— Вероятно, соврала, что знает, где зарыта основная часть клада, — высказал предположение Буги.

— Скорее всего, так, — согласился Шумми, — но если она их надует с этим кладом, жарко нам придется.

 

Неведомый враг

С тех пор как Ар-Фаразон вывез из Средиземья его главного врага, жизнь на этих землях не стала легче: междоусобные войны раздирали материк, к власти стремились тщеславные вожди, клан шел на клан, сосед на соседа, не было дорог безопасных от мародеров, и люди с трудом добывали свой хлеб.

Но жил среди людей неувядающий миф о мудром правителе, который превратит их землю в благодатный край. Песнь о Спасителе гремела над Средиземьем на всех языках. О нем слагались все новые и новые байки, и люди толпами собирались послушать предсказателей, возвещавших его скорый приход. Кое-кто говорил, что Спаситель уже находится в Средиземье. Помимо предсказателей появилось много учителей, толкующих премудрости. При этом они часто противоречили друг другу: кто призывал умилостивить разгневанных предков и древних Богов, чтобы они перестали вредить потомкам, сбившимся с пути, кто призывал все бросить и плыть по жизни как по течению реки, расти подобно дереву, не работать, довольствоваться малым и быть счастливым.

Появились люди, выдававшие себя за Спасителя, но никто из них не мог продержаться долго на этом почетном «посту». Молва наделяла Спасителя сверхъестественными качествами: стремительностью и способностью противостоять всем, даже Валарам. И о его крыльях не всегда говорили в переносном смысле. Эти истории внушали благоговейный трепет у одних и тревогу у других. Очевидно, слухи распускались неспроста. Трудно было проследить за предсказателями, они множились как грибы, а того, кто был первым, уже и след простыл.

— Расслабь пальцы и не задирай лук так высоко. А теперь бери левее. Не торопись, — юный воин из племени кронов поучал Мириэль.

— Если я буду так долго целиться, меня пристрелят раньше, — возражала Мириэль.

— А если ты будешь мазать, то скоро растратишь все стрелы впустую, — настаивал юноша. Люк, как и многие люди Средиземья, был на голову ниже Мириэль, но широк в плечах и силен. В стрельбе из лука он явно превосходил девушку. Тяжелая стрела засвистела в воздухе и вонзилась в ветвь дерева как раз над той гроздью красных шишек, которые предполагалось сбить.

— Эх, — вырвалось у Мириэль с досадой, и она потянулась за следующей стрелой.

Она была совсем не такая, как Учитель. Он и касаться-то лука не желал, не то что применять его в деле. Мягкий и уравновешенный, он никогда не злился, не обижался на злые слова, и сам старался не обидеть никого. Многие считали его слабым и насмехались над ним, но только не в присутствии Мириэль. Его ученица была непоседлива, все в ней кипело и бурлило, и дралась она крепко. Еще и волчара был всегда при ней. Люк очень уважал Учителя, хотя часто не понимал его слов. Знания Учителя превосходили пределы воображения молодого крона, даже про родные Белые горы он знал куда больше Люка, его советам Люк всегда следовал, не задумываясь.

Мириэль же всегда спешила, как будто у нее были важные дела, и старалась превзойти всех в любом умении. Ну, ничего, Люку не жалко, пусть учится. Неприятно только, что она самого Учителя укоряет, говорит, что бесполезно с кронами умные разговоры вести о… предназначении, долге… Оно и правда, есть дела поважнее: продукты распределить, чтобы всем в племени на зиму хватило, дома утеплить, себя от соседей защитить. Но и Учителя приятно послушать, не очень понятно, а душу греет. Еще хорошо, когда Мириэль поет. Кроны тоже голосистые есть и мелодии разные знают, но ее песни на красивый сон похожи. Вот они и договорились, если он научит ее метко стрелять, она ему много песен споет.

За долгие годы учения Чайлдин передал Мириэль все доступные ему знания. Они почти сравнялись в магическом искусстве, так как она оказалась одаренной от природы и восприимчивой ученицей. Наивная принцессочка из прошлого, влюбленная и обиженная, редко вспоминалась нынешней воительнице. Все эти годы она старательно избегала думать о ней. Но ненависть свою к кузену и Саурону Мириэль лелеяла и взращивала, поэтому со временем она только крепла.

У кронов, в деревне Беловуха, Мириэль и Чайлдин прожили уже два месяца. За время своего обучения Мириэль привыкла к скитаниям. Чайлдин не стал изменять свой образ жизни ради ученицы. Бродячий Учитель ходил по деревням и старался хоть в чем-нибудь помочь людям, приободрить, дать дельный совет, утешить, затронуть как-то светлые стороны души.

Мириэль тоже была увлечена его идеями и проповедями, пока не повстречалась с народами Средиземья лицом к лицу. Очень скоро она изменила свое мнение. Часто их встречали негостеприимно, а то и просто гнали в шею, обзывали чужаками, никчемными разгильдяями, которые только и умеют, что затуманивать мозги. Когда советы Чайлдина приносили быстрый, положительный результат, люди слегка и ненадолго воодушевлялись. В тех местах, где народ жил привольнее и богаче прочих, к проповедям Чайлдина прислушивались с большим любопытством, но тоже охладевали к ним быстро, если не видели своей выгоды.

Столкнувшись с самыми безобразными проявлениями человеческой натуры, Мириэль пришла к выводу, что население Средиземья находится не на том уровне, чтобы суметь воспринять духовные наставления мага. Их жизненно необходимые нужды не всегда были удовлетворены, а Мириэль заметила, что те, кто лучше устроены и имеют меньше забот, всегда добрее и другим блага желают, но непременно чуть поменьше, чем себе. Зависть и злоба черным покрывалом душили благие помыслы, и все усилия Чайлдина рассыпались в прах. Тех, кто проникался доверием к магу, принцессе было просто жалко. Некоторые верили, что их доброта может согреть несчастного, что надо быть честным и справедливым с каждым, что убежденность одного укажет путь многим. Но это был жестокий мир, в котором торжествовал тот, кто умел постоять за себя, а тем, кто не хотел жить по его законам, доставалось по макушке. Увы! Добро было не в цене. А хуже преступления, по мнению Мириэль, чем дать человеку надежду, которую он не сумеет осуществить, не было. Поэтому у нее с магом часто возникали споры. Он ругал ее за частое использование силы в их столкновениях с людьми, она же считала, что спасает его от неминуемой гибели, и умоляла перестать быть таким незрячим, полагая, что невозможно сделать мир лучше без применения силы.

— Но у каждого есть свободный выбор, — мягко настаивал маг.

— Свободный выбор каждого — это стремление к собственному благу и подавление тех, кто этому мешает! Таким образом, гармонии никогда не получится. Кроме того, эти люди не знают лучшей жизни, не знают к чему стремиться. Им нужен не Учитель, а король, который бы установил порядок!

Эти споры могли длиться сколь угодно долго, и все равно она упрямо настаивала на том, что людей надо организовывать и подчинять закону. А Чайлдин по-прежнему считал, что лучшие законы заложены в душе человека изначально, и надо только подтолкнуть его к их осознанию.

Недавно они опять серьезно поссорились. Принцесса не в первый раз предлагала разыскать книги Черной магии, содержащие формулы, которыми пользовался сам Саурон. Поскольку у Мордора не было теперь хозяина, проникнуть в Бараддур было не так уж сложно и опасно. Эльфы побывали там некоторое время спустя после того, как Саурона увезли из Средиземья, в надежде освободить узников Мордора. Но оказалось, что Черный Властелин уничтожил своих пленников, прежде чем сдаться.

Книги Черной магии казались принцессе просто необходимыми для борьбы с Сауроном: чтобы победить, необходимо знать своего врага. Чайлдина подобные мысли приводили в ужас, он считал, что нет ничего опаснее и безрассуднее, чем соприкосновение с магией врага.

— Если тебе не терпится найти эти книги, то не беспокойся, ждать осталось недолго, они сами найдут тебя! — вот что заявил Чайлдин ей в тот день.

Это задело Мириэль. Подумать только, ему в голову пришла мысль, что ей не под силу совладать со своими чувствами, что чужие книги превратят ее в орудие зла!

Когда маг отправился в свой очередной бредовый поход в какую-то тьму-глухомань, она отказалась его сопровождать. Что ж, пусть попробует договориться о справедливости с полудикарями, когда она и ее волк не стоят за его спиной, обеспечивая безопасность. Может быть их пути навсегда разошлись, и миссия по спасению Нуменора — это только ее миссия. А Чайлдин так и будет сеять зерна разума и любви в этих неуютных скалистых землях. Авось прорастут.

Пока же она училась стрелять и готовила себя к тому, что скоро придется идти одной по выбранному пути и рассчитывать только на себя. Впрочем, верный Олвик всегда будет с нею.

Стояла ранняя осень, и Белые горы, поросшие лесом, пестрели ковром ярких и насыщенных тонов. Прозрачно-синее небо позволяло различить каждую деталь прощального убранства леса.

— Вжжих, — это ей, наконец-то, удалось сбить шишечки с пятого выстрела. Они с Люком сели передохнуть, но он почти тут же вскочил, натягивая тетиву:

— Кто идет?

— Не стреляй, Люк! Это Пит и Мэрвин из Серодубов.

Серодубы были ближайшей деревней к Беловухе, в них обитали те же кроны, значит, друзья. На опушку вышли два охотника.

— Что надо? — спросил Люк, откладывая оружие в сторону.

— Мы пришли с просьбой. Произошло недоразумение с чужаком. Мой брат выстрелил в вепря, но оказалось, что он охотился не один, и в этого же вепря стрелял еще кто-то не из нашего племени. Мой брат первым подошел к туше и собирался ее забрать, но незнакомец тоже подошел к ней и указал на свою стрелу. Стрела-то его, но он не крон и даже не вилан, а места это наши, он и охотиться здесь не имеет права. Поэтому мой брат не отдал ему вепря… — рассказчик медлил.

— Ну, и? — поторопил его Люк.

— И он избил моего брата. — Пит вздохнул.

— Он странный. Вук отступился от добычи, но он не успокоился. Говорит, что честь его задета, и хочет убить Вука. Или предлагает выставить на поединок с ним любого богатыря

— Нахал! Так вы бы скрутили его, напали бы все сразу и проучили, — посоветовал Люк.

— Он скрывает лицо. Никто не желает с ним связываться. Мы подумали, может дева-воин захочет с ним состязаться?

— Зачем мне встревать в ваши дела? — возмутилась Мириэль, однако в душе она была совсем не против поединка. Ей льстило, что ее назвали девой-воином и признали сильнее местных богатырей.

— Пожалуйста, Вуку только шестнадцать лет, будет жаль, если он умрет. А вам ничего не стоит наказать чужака.

— Ойва! — воскликнула Мириэль, что на их наречии значило «так и быть». — Следует проучить кое-кого.

Вчетвером они поспешили в Серодубы. Воздух звенел, птицы пели — все предвещало чудесный день.

Вспыльчивый охотник, забредший в Серодубы, действительно был чужаком. Мириэль привыкла к тому, что местные жители ростом не вышли, поэтому он показался ей чуть ли не великаном. Он был строен и одет в облегающий костюм из коричневой кожи. Лицо его плотно обтягивала маска, видны были лишь глаза, губы и подбородок. На поляне, где предстояло сражение, собрался народ. Мириэль заметила, что многие подтянулись и из Беловухи — так быстро распространилась новость. В этих двух селениях она была единственной обладательницей меча. Что ж, она заставит попрыгать этого спесивого охотника. И вот они вышли навстречу друг другу.

— Что? В вашем племени все мужчины трусы? Или вы их так бережете, что сражаться придется тебе? — незнакомец, видимо, любил поиздеваться.

— Ну, если ты стесняешься драться с женщиной, то можешь отменить поединок, — предложила Мириэль, хотя самой ей не терпелось накостылять ему по шее.

— Как же я упущу такой случай позабавиться?! — незнакомец тоже имел при себе меч. Примериваясь друг к другу, они некоторое время прохаживались по площадке, а потом метнулись к ее центру и, наконец, скрестили мечи. Почти сразу Мириэль поняла, что ей не следовало соваться в эту драку: лезвие меча незнакомца мелькало так быстро, что ей только чудом удавалось отвести его удары, а о том, чтобы наступать не стоило и мечтать. Он оттеснил ее на край площадки, и любопытные зрители попятились. Она тяжело дышала, и капельки пота выступили на лбу. Это была не забава. С ней дрался настоящий убийца. Он засмеялся, вдруг прекратив натиск, и с издевкой заметил.

— Что-то на тебе совсем лица не стало! Запыхалась, бедняжка?

— А у тебя и не было лица! Что ты скрываешь? Проваленный нос? — Мириэль проклинала себя за острый язычок.

— Разить словами ты мастерица. Хочешь, чтобы я и тебе нос провалил? — противник возобновил атаку. Но Мириэль не собиралась умирать, тем более, умирать так глупо. «Посмотрим, что ты запоешь сейчас, — подумала она, читая заклинание и желая, чтобы его правая рука онемела. — Подействовало!» — Противник едва не выронил меч и теперь пытался овладеть непослушным запястьем, но безрезультатно. Нечестно, конечно, с ее стороны, но кто поймет? Она приставила острие меча к его горлу.

— Убить или хочешь пощады?

— Хм, кто ты? — спросил незнакомец с любопытством.

— Если ты прячешь свое лицо, почему я должна называть себя?

Исход боя становился ясен, кроны загудели одобрительно, может, решили, что боец вывернул себе руку. Нечего было мечом махать туда-сюда так стремительно. Незнакомец не отводил от нее взгляда. Наконец, он бросил меч. Мириэль медленно отвела оружие от его шеи, ей не понравилось, что взглядом он не признал себя побежденным. И тут ее меч резко накренился и врос в землю. Потянув рукоятку с силой, она не смогла вытащить его. В недоумении посмотрела она на противника.

— Он тебе больше не нужен, — спокойно заявил он, — ты же выбрала другое оружие.

Простодушные кроны пришли в суеверный ужас от увиденного. Приветливая полянка, привычное место для собраний совета клана, стала ареной непостижимого зрелища: со всех деревьев вокруг облетела листва, листья кружились в воздухе, не долетая до земли, деревенские собаки выли, а зрители словно вросли в землю ватными ногами и не могли податься ни туда, ни сюда.

Состязание в магии тоже оказалось не в пользу Мириэль. Он был не только беспощаднее, но и во много раз быстрее. Она не успевала прочесть заклятие, как он уже обезвреживал его. Ей бы грозила неминуемая гибель, если бы она не родилась под счастливой звездой. Противник уже загнал ее до полусмерти и вознамерился нанести последний удар кнутом, но тут, внезапно, появился мохнатый, тяжелый зверь, который перехватил его руку и повалил охотника наземь. Олвик, сломавший могучему магу запястье, занял прочное место на его груди, не спуская с него глаз и угрожающе скалясь. Измотанная принцесса, забывшая как дышать, так и не приходила в сознание и не слышала переполоха вокруг.

— Истребитель, — с ужасом шептали кроны, кто-то из подошедших к месту событий позже прочих признал человека в маске, а наслышаны о нем были все. Теперь они стали свидетелями ожившей легенды.

— Все прочь, бежим, прячьтесь, — поляна мигом очистилась. Люк пытался растормошить принцессу.

— Мириэль, уходи отсюда, беги! Это сам Истребитель, ходячая смерть! Мириэль очнись же!

При звуке ее имени поверженный встрепенулся, губы горько скривились, а взгляд из-под маски полыхнул такой ненавистью, что ее проняло до основания.

— Подойди, — прохрипел он, сдавленный всей тяжестью Олвика. И такова была сила его духа, что Мириэль сделала несколько шагов вперед.

— Мириэль из Нуменора и белый волк, — отчетливо выговорил незнакомец. Ему тяжело давались слова.

— Что ты обо мне знаешь? — гордо вскинула головой принцесса.

— Ты — мой заклятый враг. То, что было сегодня — игрушки. Ты не жилец, потому что я — охотник за твоей душой. Меня зовут Ярон, запомни это имя.

Эти слова слетели с губ уже побелевших и были едва слышны. Он казался беспомощным, почти умирающим, под глыбой мощного волка, но угроза прозвучала значительно.

Олвик зарычал и ударил крепким лбом свою жертву, охотник затих, а волк подошел к своей хозяйке. Принцесса все же не решилась снять маску и заглянуть в лицо своему противнику. Казалось, стоит ей наклониться, и он опять оживет.

— Ты слышала, что он сказал? — осведомился Люк. — Возьми меч и проткни его на всякий случай.

Но этого она не смогла сделать, все равно, что убить кого-то во сне.

— Не бойся, он недобрый человек, — подбадривал её Люк.

Она вспомнила Саурона.

— Ну, что ж проткни его сам, если хочешь. — Люк колебался, и все же не подошел к незнакомцу.

— У него мстительный дух. Вдруг мертвый он станет сильнее, чем живой, — его слова показались принцессе необычайно мудрыми.

— Пойдем, я дам тебе еды на дорогу, — вдруг предложил Люк. — Ты должна уйти с нашей земли. Когда он встанет, то пойдет за тобой. Нам ни к чему такое проклятье.

— Вы гоните меня? — изумилась принцесса.

— Да, ведь иначе нельзя, — простодушно подтвердил Люк. — Если ты не уйдешь сама, кроны изведут тебя раньше, чем Истребитель. Мы знакомы с ним только по слухам, но многие считают, что он есть сам бог смерти или посланник темного царства, которого посылают боги на впавшие в немилость народы. И невозможно предугадать, в каком обличье он явится. Одно известно — зверь это, птица или человек — он сеет смерть там, где появляется. Поскольку его мишень — ты, не жди привета у кронов! Не обижайся, — добавил он после паузы.

— Ладно, Люк, — тяжело вздохнула Мириэль, — спасибо и за то, что не сбежал как все. Видимо, судьба моя — отправляться в путь.

— Ты можешь пойти в Вэрлингтон, к бальдам, куда ушел Учитель. Вместе вы сможете справиться с противником.

— Да, уж Учитель просветит его насчет спасения души! Нет, Люк, похоже, у меня свой путь.

— Что ж, придется ждать, когда Спаситель избавит нас от этого зла, — с надеждой прошептал Люк.

Принцесса поморщилась. Люди упорно верили слухам о пришествии Спасителя.

Больше она не заходила в деревню, но Люк принес ей большую сумку с соленой олениной, салом и лепешками и пожелал удачи. Она пару раз оглянулась назад, чтобы помахать ему рукой. Как ни странно, но она успела привязаться и к людям, и к месту, было жаль расставаться и неприютно от мысли, что придется брести куда-то одной. Но это был ее выбор.

На поляне в Серодубах лежал навзничь поверженный охотник. К нему никто не подходил, все местные жители, побросав свои пожитки и дома, ушли подальше в лес, молясь, чтобы гнев Богов обошел их, и страшный воин оставил их в покое.

А ему грезилось, что он лежит в снежной пустыне, и вокруг него собрались сразу три больших белых волка, они тыкаются носами в его руки и совсем не хотят причинить ему вред. А высоко в небе кружат две огромные птицы, всякий раз, когда они проносятся над ним, их крылья закрывают солнце.

Пробираясь, не спеша, вдоль небольшой речки Изен, Мириэль размышляла о том, каким образом она впала в немилость этого таинственного охотника, с которым она никогда прежде не встречалась. Она перебирала в памяти всех своих возможных врагов, но не могла найти ответ. Чайлдин передал ей свои знания, и до сих пор ей казалось, что противостоять ей в магическом искусстве мог бы лишь Саурон. И вот появился еще один соперник, который превосходит ее во всем. Она чудом осталась жива, просто охотник был застигнут Олвиком врасплох. Да, все это только отсрочка, ведь они не убили его. Если бы он согласился быть ей другом, то она могла бы многому у него научиться. К сожалению, он ненавидел ее, а почему, она не знала.

Порой ей казалось, что неведомый охотник уже идет по ее горячим следам, но прошло два дня, а ничего не происходило. Мириэль решила, что пойдет в Пеларгир, ближайшую гавань нуменорцев, и поедет оттуда в Нуменор. По-видимому, пришло ее время вернуться. Но для этого следовало пересечь Эред Фалас (Прибрежные горы), которые кишели орками. Их хозяин был далеко и не очень-то о них пекся, и орки были предоставлены сами себе. Они по-прежнему сколачивали банды, промышляли в лесах, нападали на путников и небольшие селения. Территория была поделена и, когда какая-нибудь группировка нарушала границу, начиналась беспощадная война. В голодные зимы орки не брезговали даже мясом собратьев. Мириэль и Олвику пока удавалось оставаться незамеченными, они не искали неприятных стычек.

— Постой, Олвик, туда мы не пойдем, — тревожно прошептала Мириэль и положила руку на спину белому волку. Он и сам бы туда не пошел. У реки, спиной к ним, сидел уже знакомый охотник. Сердце принцессы забилось учащенно. Девушка поняла, что сейчас он почувствует ее присутствие. Тут же они заметили, что к охотнику с улюлюканьем бегут десятка два орков, однако незнакомец продолжал сидеть невозмутимо.

— Эй, верзила! — завопили орки. — Как не повезло тебе сегодня! Гони кошелек! И наряд свой снимай, крепкий какой и не промокает! Давай, давай, стаскивай его, а мы тебе поможем.

Орки окружили его со всех сторон, но он не торопился, нехотя встал на ноги, и засвистело в воздухе его страшное оружие. Побоище было недолгим, и вокруг охотника выросла гора трупов. Последний орк пытался вырваться и истошно вопил при этом: «Истребитель, Истребитель!» Но и его настиг безжалостный топор. Убедившись, что все нападавшие мертвы, охотник отмыл от крови свое оружие и, не спеша, ушел.

Мириэль еще долго не могла перевести дыхание. Увиденное казалось ей чудом: ни один смертный не обладал такой скоростью движений, а магией незнакомец на этот раз не воспользовался, она бы почувствовала это.

Мириэль с Олвиком обошли место резни.

«Чайлдин был прав, быть магом-воителем нелегко. Сколько жизней у него на совести? Сколько жизней на совести будет у меня?» — подумала Мириэль.

— Стойте! Не вздумайте сдвинуться с места. Еще шаг и вам не поздоровится.

Мириэль обернулась и увидела двух гномов, воинственно ухватившихся за рукоятки топоров.

— Еще слово и я спущу на вас белого волка, — возразила Мириэль, а Олвик в знак согласия зарычал. Не хватало еще, чтобы гномы указывали им, что делать. Гномы застыли в замешательстве. Мириэль собралась, было, идти дальше, но тут кто-то окликнул ее по имени. Лавашка кинулась ей навстречу. Мириэль не сразу узнала ее.

«Ах, да это та девочка, которую выкрал Дебори. Как же ее звали?» — пыталась вспомнить Мириэль.

— Мириэль, это я, Лавашка! — избавила ее от дальнейших мучений хоббитянка. Она обняла ее и, вообще, радовалась так, как будто они, по меньшей мере, родственники. — Мириэль! Какая встреча! Как вы поживаете? Встретились ли вы со своим мужем? Это что, тот щенок так вырос?! О-го-го! — засыпала ее Лавашка шквалом вопросов. — Вы не бойтесь, — продолжала она, не давая принцессе вставить ни слова, — эти гномы, они мне пока что почти сообщники и вам ничего не сделают. Эй, Бурлевундр! Кумбрик! Пойдите сюда! Познакомьтесь, это Мириэль — Нуменорская принцесса! — гордость распирала Лавашку оттого, что она знакома с такой значительной персоной.

— Лавашка, помолчи хоть мгновение, — вяло улыбнулась Мириэль. Гномы подошли ближе.

— День добрый, — приветствовали они ее осторожно, — служить мы вам не собираемся, хоть вы и принцесса, но мы не обычные гномы, а гномы-бродяжки. Если вам хочется пообщаться с Лавашкой, то добро пожаловать к нашему костру сегодня, но в дальнейшем не обессудьте, нам с вами не по пути.

— Замолчи, Кумбрик! — вмешалась Лавашка. — Меня уже тошнит от вас всех. Мириэль сама решает, куда ей идти. Захочет с нами — пойдет с нами.

— Не думаю, что Тим это одобрит, — обиженно заметил Кумбрик. Он хоть и был молодым гномом, а все же постарше Лавашки, но она болтала так, как будто руководила всем отрядом, давая понять, что только Тима она уважала.

— Я не жду от вас ничего, — сказала Мириэль, — да и не могу принять ваше приглашение. Я для вас опасная попутчица.

— Что ты такое говоришь?! — всплеснула руками Лавашка. — Видишь, Кумбрик, грубиян, что ты наделал! Да, если я не поговорю с вами, Мириэль, я же умру! Ну, пожалуйста, хоть ненадолго, зайдите! Мы вас накормим, только что охотились так удачно: поймали четырех жирных кроликов. — Лавашка тянула Мириэль за рукав, и принцесса согласилась. Подумать только, встретила в таком месте знакомую. Все они поспешили к месту стоянки гномов.

— Кумбрик, Бурлевундр! Вы не представляете, как приятно удивится Дебори такой встрече, — шепнула гномам Лавашка по дороге. А Мириэль она сообщила на ушко: «Там будет один наш старый знакомый, если припугнешь его своим волком, буду тебе обязана всю жизнь». Мириэль чувствовала себя неловко, за годы отшельничества она совсем отвыкла от разговоров и собеседников, да еще таких бойких, как Лавашка.

Они пришли к лагерю, где у гномов был костер и даже палатка. С бревна, лежащего у костра, поднялся Тим Огнеруд. Он был удивлен, увидев неизвестную даму с огромным белым зверем. Кумбрик и Бурлевундр избегали взгляда вожака.

— Тим, познакомься, пожалуйста, — спокойно сообщила Лавашка, — это Мириэль, мы с ней давно друзья, случайно повстречались в лесу, и я пригласила ее поужинать с нами.

— Мириэль, это Тим Огнеруд — наш командир и очень стоящий гном, за это я могу поручиться, — в свою очередь представила она Тима принцессе, — не то, что эта старая образина Дебори.

— Приятно познакомиться, добро пожаловать, — сказал Тим, и пригласил гостью сесть поближе к костру. — Ваш зверь какой породы? — спросил он вежливо.

— Это снежный волк, — ответила за принцессу всезнающая Лавашка, — с друзьями он милый, — и она похлопала Олвика по боку не без боязни, — но врага съедает заживо без приправы. — Бурлевундр и Кумбрик отошли на два шага. Тут из палатки вышел Дебори, при взгляде на Мириэль он обмер: «Не может быть! Сгинь, призрак»! Волна неприязни всколыхнула душу Мириэль, но она заставила себя подавить ее

— Я еще живее тебя, старый плут, — ответила она сдержанно.

— Но ты не могла выйти из Зачарованного леса!

— А кто бы меня удержал? Не ты ли!?

— Вы знакомы? — спросил Тим. — Почему ты так побледнел, Дебори?

— Эй, держись повежливее, мочалка. Мириэль сегодня почетный гость за нашим столом, — влезла в разговор Лавашка, пиная Дебори сзади.

— Я не понимаю, Лавашка, — обратилась к ней Мириэль, — как ты оказалась в этой компании? Ведь Дебори — твой злейший враг, а здесь вы, как я вижу, сообщники.

— Да, ты права, нас связывает одно общее дело. Как только мы его завершим, а это уже не за горами, так и разойдемся.

— Лавашка! Это мой поход, я хочу, чтобы ты держала язык за зубами. Сколько раз я тебя предупреждал! — вышел из себя Тим. — Дорогая принцесса, поскольку вашу знакомую хлебом не корми, дай все разболтать, я полагаюсь на вашу скромность. Не вмешивайтесь, пожалуйста, в наши дела, поскольку лично вас они не касаются.

— Может быть. Я и сама не останусь в вашем кругу. Этот подлый гном повинен в самых больших несчастьях, произошедших в моей жизни. Мой муж спас ему жизнь, а он пытался обворовать и убить нас, из-за него мы попали в Зачарованный лес, из-за него я потеряла любимого. У меня много причин его ненавидеть. Но пусть жизнь отомстит за меня, и без него у меня довольно забот.

— Все это было давно, я так полагаю, — ответил Тим невозмутимо. — Если мы можем помочь вам в чем-то, мы это сделаем. Этот участок пути опасен, он кишит орками, и вы можете преодолеть его вместе с нами. Одинокой девушке небезопасно бродить вдоль Щепа и Эдгры даже с таким прекрасным защитником, как ваш белый волк. Мы проводим вас до безопасных земель, если, конечно, нам с вами по пути. Куда вы направляетесь?

Мириэль усмехнулась.

— Понятно, я не стану допытываться.

— Спасибо за предложение помощи, Тим, но я в ней не нуждаюсь. Я только поболтаю сегодня с Лавашкой, а затем мы разойдемся, чем скорее, тем лучше.

После ужина Лавашка увела Мириэль подальше от шумных гномов.

— Как? Разве Юниэр не нашел тебя? Он же собирался вызволить тебя из Зачарованного леса!

— Меня и не было в том лесу. А что, он собирался искать меня?

— Ну, конечно! Сначала ему, правда, пришлось отнести Мудрену к ней на родину, она заболела чем-то и сама ходить не могла.

— А, ну понятно, она вовремя заболела. Ладно, Лавашка, хватит об этом. Юниэр остался в далеком прошлом.

Буги бодренько вышагивал по берегу Щепа, вот уже две недели они преследовали отряд гномов и непутевую Лавашку. Иногда они подкрадывались совсем близко, так, что можно было подслушивать разговоры. Шумми все ждал момента, когда гномы начнут притеснять Лавашку, и ее жизнь окажется под угрозой. Но Буги думал, что такой момент вряд ли наступит. Лавашка при каждом удобном случае задирала гномов, но они терпели все ее выходки. Вмешиваться не было смысла. Разве только клад не поделят, если, конечно, найдут. Шумми был болен, свалился с высокой температурой. Буги сокрушался о том, что они могут упустить гномов, если Шумми не поправится. Он шел проверить сеть, которую поставил утром, и очень надеялся, что какую-то рыбешку угораздило в нее попасть. Добравшись до места, Буги затрясся от отвращения: горы орчьих трупов валялись на берегу. «И как тут пробраться к сети? — спросил он самого себя раздраженно. — Вот всегда ведь устроят драку в самом неподходящем месте. А что у хоббита может аппетит пропасть, так это никого не волнует». Вздохнув, Буги зажал нос и начал перешагивать через трупы. Он уже почти добрался до воды, как вдруг услышал голоса на незнакомом каркающем языке. Обернувшись, он увидел шесть-семь орков, спускающихся к берегу. Первым его желанием было спрятаться в куче убитых орков, но те, другие, уже заметили его. Тогда Буги выпучил глаза, выхватил маленький, перочинный ножик и завопил:

— Что, мало вам? Мало? Давайте все сюда, бегом, я вас тоже изрублю в куски. Скорей! Скорей!

— Смотри! Все наши погибли! — сказал один орк другому.

— Уноси ноги быстрее! — и орки припустили подальше от этого места.

— Получилось, — удивился Буги. На сердце был холодок, а в висках стучало. Он быстро проверил сети. Рыба попалась одна, размеров не очень внушительных, но лучше, чем ничего. На обратном пути Буги решил проведать, как там гномы. Он подкрался к их лагерю. На поляне перед палаткой растянулся огромный белый зверь. Пока Буги пытался понять, собака это или медведь, Олвик заметил, что в кустах кто-то прячется, и зарычал. Мириэль почувствовала что-то неладное, она подошла к Олвику и сделала знак всем гномам замолчать. Напряженно вглядывалась она в заросли, готовая ко всему.

— Что случилось? — спросил нетерпеливо Тим, склонный действовать, а не выжидать.

— За нами следят, — голос Мириэль был спокоен, — но вы тут ни при чем. Это за мной охотится один недруг. Поэтому ни в коем случае не вмешивайтесь, что бы ни случилось. Если попытаетесь помочь мне, умрете.

Все с тревогой уставились на кусты. Ни один лист не шевелился, и не было слышно ни звука, только Олвик рычал.

— И кто же за вами охотится? — осмелюсь я спросить, — прервал молчание Тим.

— Ну, если прозвище Истребитель что-нибудь объяснит кому-нибудь из вас, отвечу, — усмехнулась Мириэль, — это — могущественный маг и воин, он убивает прежде, чем вы это осознаете. Отойдите все на край поляны, а лучше спрячьтесь.

Гномы не заставили себя упрашивать. Они слышали об Истребителе.

— Эй, выходи! Я знаю, что ты на меня смотришь, — не выдержала Мириэль, — хватит играть в прятки, я готова к новой битве. Ты можешь взять любое оружие, только выходи под своей собственной личиной, сделай одолжение, не испытывай мое терпение.

В ответ на это вдохновенное воззвание кусты закачались, из них нехотя выкарабкался Буги и сильно смутившись, заговорил:

— Извините, принцесса… Другой личины у меня нет, вот, только эта. Да и рыбешку эту оружием я не стал бы называть. — Он поднял за хвост свой улов, чтобы Мириэль его оценила. — Драться мне, вообще-то, тоже не хочется, разве только, если вы будете настаивать.

Буги казалось, что говорил он серьезно, но почему-то все гномы громко расхохотались. Принцесса все еще глядела на него оторопело.

— Ха-ха-ха! Вот это Истребитель! Мощный же враг у вас, принцесса, — хохотал Дебори.

— Давно он за вами охотится? — поддержал его Гупегури. Кумбрик и Бурлевундр деликатно хихикали в бороды, а Тим просто подумал, что у принцессы не все нормально с головой.

— Буги, что ты тут делаешь? — изумилась Лавашка.

— Рыбу ловлю, — хмыкнул Буги.

— Ты что, от самого Грибного Рая за нами шел? — нахмурился Тим.

— Но это была не моя идея, — пожал плечами Буги, — я только сопровождал товарища.

— Так получается, вы за нами следили?

— Очень вы нам нужны.

— Так зачем же вы идете вслед за нами?

— А чтобы не заблудиться, другого пути мы не знаем.

— Ты мне зубы не заговаривай! — рассердился Тим Огнеруд. — Зачем вы нас преследуете?

— Шумми решил, что Лавашку нельзя с тобой отпускать, ревнует может…

— Верь ты больше этим хитрым тварям, — вмешался Дебори, — они пронюхали про твои деньги, гони их в шею. — Тим посмотрел на Лавашку:

— Если желаешь взять своих собратьев в долю, то пусть примкнут к отряду, вон, сколько уже прошли….

— Тим, не неси чепухи! В какую долю? — возмутился Дебори.

— В Лавашкину, конечно, — улыбнулся Тим.

— Ну, вот еще, придумал! — задрала нос Лавашка. — Я предупреждала Шумми, чтобы он не совал нос не в свое дело, так что он отправился в путь на свой страх и риск. Посоветуй им возвратиться туда, откуда пришли, а я с ними даже разговаривать не буду.

— А Шумми, между прочим, заболел, — вставил Буги, — лежит совсем беспомощный, даже встать не может.

— Ну, и чудненько, — осталась непреклонна Лавашка, — может, мы успеем от вас оторваться пока он поправится.

«Эх, женщины, — подумал Буги, — ничтожные существа».

— Если Лавашка против, — рассудил Тим, — то поступайте, как хотите. Преследовать нас бесполезное и опасное занятие. Шли бы назад, к своим огородам.

— Что ж, пойду, передам ваш совет Шумми, — вздохнул Буги. — Если он еще жив, конечно.

— Постой, Лавашка, что это за разговоры? — укорила ее Мириэль. — Почему ты не хочешь, чтобы хоббиты к вам присоединились, если даже ваш командир не против?

— Ой, Мириэль, в печенках сидят эти хоббиты. У меня тут дело, а они куда лезут? Не обращайте внимания, они сами во всем виноваты.

— Но ведь Шумми болен, надо помочь ему.

— Нет, пусть он умрет, мне не жалко.

— Не нравится мне тут, — нахмурилась Мириэль, — никто вам не мил, от всех хоронитесь. Так и пропадете со своими важными делами!

— Никто вас и не держит, — усмехнулся Тим, — а если хотите остаться, придется смириться с нашими порядками.

— Нет уж, избавьте, пойду лучше помогу Шумми. От компании, которая привечает разбойника Дебори, я не жду ничего хорошего.

— Валяйте, жалеть не будем, — сказал Бурлевундр. Лавашка промолчала.

— Смотри, чтобы Истребитель не укусил тебя за ногу, — крикнул ей вслед Дебори. Олвик зарычал на него, и тот спрятался за спинами гномов. Волк нагнал Мириэль и Буги.

— Он с нами? — уточнил Буги. — Хорошо, конечно, но нам такого не прокормить.

 

Орден Подземного Огня

Они провозились с Шумми до утра. Мириэль понимала кое-что в целебных травах, поэтому недуг изгнали быстрее, чем при обычном лечении. Буги не без удовольствия передал содержание своих бесед с гномами и Лавашкой.

— Зря, по-моему, ты носишься за этой девицей, гордячка она спесивая, — высказался он в заключение рассказа.

— Дурочка она несмышленая, — мягко поправил его Шумми. — Конечно, они ее не тронут, пока она их к кладу не приведет, а уж потом, точно, церемониться не будут. Верно я говорю, принцесса?

— Не стану очернять всех гномов, — улыбнулась Мириэль, — но от нашего старого знакомого Дебори можно ждать беды.

— Надо идти! Не упускать их из виду! — рвался вперед Шумми.

— Отдохни немного и другим дай поспать, — возразил Буги, — наш волчара живо возьмет их след.

— Вообще-то, я не собиралась вас сопровождать, — удивилась Мириэль, — у меня другие планы.

— Ну, хоть чуть-чуть, — умоляли ее хоббиты в два голоса, и она согласилась. Не все ли равно, на какой тропе настигнет ее неведомый охотник.

Когда они дошли до того места, где вечером прошлого дня оставили гномов, их взорам предстала ужасная картина. Словно смерч пронесся по лагерю. Сотни следов испещрили землю, но ни одного живого существа они не обнаружили, обнадеживало только то, что мертвых там тоже не было.

— Что за напасть? — прервал Шумми тяжелое молчание. — Похоже, тут была драка.

— Противное местечко, — добавил Буги. — Сама смерть гуляет в этих краях, я вчера ходил на рыбалку и видел на берегу горы трупов. Забыл вам сказать. Просто везение какое-то, что они вчера отказались от нашего присутствия в их отряде.

— Да уж, повезло, умеешь ты утешить, Буги, — с грустью заметил Шумми. — Мириэль, как вы думаете, что здесь произошло?

Мириэль внимательно изучила следы. «Там, на берегу, с орками расправился Ярон, — думала она, — я это видела собственными глазами. Но здесь, похоже, побывало много народу».

— Взгляните, — обратилась она к хоббитам, — многие орки уходили в одном направлении и все, до последней мелочи, подобрали с поляны. Может, они не убили гномов, а взяли в плен? Или тем удалось сбежать? Других следов, ведущих в сторону от поляны, я не вижу. Хотя нет, постойте, вот здесь кто-то прятался.

Она обратила внимание Олвика на этот след. Мириэль с удивлением обнаружила, что увлеклась преследованием, лучше уж самой гнаться за кем-то, чем дрожать от страха и ждать беды отовсюду. След через некоторое время вывел их к основному тракту.

— Как ты думаешь, Шумми, — спросил Буги Нытик приятеля, — это Лавашке удалось сбежать от орков?

— Да, если только гномьи сапоги пришлись ей впору, олух, — огрызнулся вспотевший, запыхавшийся Шумми. Они уже довольно долго бежали по следу.

— Какая жалость, — огорчился Буги, — значит, это не она прячется от нас вон на том дереве!

Никто не появляется на свет совсем уж бесталанным, вряд ли бы нашелся даже среди хоббитов равный Буги по остроте зрения и наблюдательности. Молодой Кумбрик вынужден был слезть с дерева. Он отворачивал зареванное лицо от любопытных взглядов. Шумми растормошил его и заставил рассказать о том, что произошло. Оказалось, что на отряд среди ночи напали орки. Их было много, и подкрались они бесшумно, связали всех, кто не успел взяться за оружие. Старый Гупегури, дежуривший в это время, задремал и не подал сигнал тревоги. Кумбрик избежал плена только потому, что с детства привык спать на деревьях, и эта ночь не была исключением. Когда он проснулся от шума, первым его побуждением было рвануться на помощь Тиму, но тот жестом велел ему затаиться. Кумбрик видел, как всех его попутчиков орки скрутили, взвалили на плечи и унесли. Он следил за ними, передвигаясь на некотором расстоянии, а на дерево влез для того, чтобы рассмотреть, далеко ли еще до Кремниевых гор. Похоже, орки направлялись в ту сторону.

— Ну и, почему ты расстраиваешься? — съехидничал Буги. — Судя по вашим разговорам, вы сами собирались туда идти. А орки сейчас твоих друзей на руках несут, какова честь!

— Ничего веселого в этом нет, — огрызнулся Кумбрик. — Это орки ордена Подземного Огня. Они фанатики, поклоняются Барлогу. Они постоянно приносят ему жертвы. Если им не удается подстеречь чужака для этой цели, то жертву выбирают в самом ордене. Пять лет тому назад так погибла моя сестра. О, агнегеры! Да, обрушатся горы на ваше злобное племя! Раньше они жили намного восточнее. На нашу беду пришли они в Прибрежные горы.

Некоторое время все молчали, переживая каждый по-своему рассказ гнома.

— Как я и предполагал, — торжественно заявил Шумми, — Лавашке рано или поздно должна была понадобиться наша помощь. Время пришло.

— Зачем я только ввязался в эту историю, — запричитал Буги, — по-моему, Лавашка заслужила такой конец, гордыня, она, знаешь ли, многих сгубила.

— Я, между прочим, с самого начала не настаивал, чтобы ты шел со мной, — холодно возразил Шумми.

— Достаточно разговоров, надо действовать, — властно приостановила их распри Мириэль. Она решила помочь вызволить из беды гномов и хоббитов. Ей даже не придется отклониться от основного маршрута: сразу за Прибрежными горами располагался Пеларгир.

Когда в конце первой эпохи Белериад ушел под воду, море подошло к Кремниевым горам, и позже они получили название Прибрежных. Вода постепенно вымывала мягкие породы, и в результате появились причудливые тоннели, ходы и пещеры. Были там и очень древние шахты, прорубленные в первую эпоху гномами. Весь этот сложный лабиринт подземных сооружений заселили пришельцы из Эред Горгота — суровые агнегеры, чьи предводители при Сауроне были жрецами горы Одруин. Их культ огнепоклонников издревле подпитывал духов огня — Барлогов. При создании Мира Илуватару был необходим огонь, один из основополагающих элементов, огонь как источник тепла и света в ночи. Морготу удалось привнести в песнь роковую ноту, и в мир ворвались неукротимые, ненасытные ипостаси стихии. Могучий Илуватар загнал их тогда глубоко под землю и усыпил. Они безвредны, когда спят, но их можно разбудить соответствующим заклинанием, и тогда пламя рвется вверх, клокочет огнедышащая лава, взрываются горы, и уничтожается все живое вокруг.

Это заклинание стало известно агнегерам, и они научились вызывать Барлогов, когда им вздумается. Однако они понимали, что управлять неукротимыми огненными духами не могут, и что жертвой необузданного пламени может стать любое живое существо. Такая беспристрастность внушала оркам поистине священный ужас. Сформировался сложный ритуал поклонения Барлогу. Предназначенных в жертву узников вводили в пещеры особой формы — жаровни, изолированные от мира толстыми стенами. Жертвы опускались в жаровню через небольшой люк, который потом наглухо закрывался. И только потом огнепоклонники вызывали всепожирающее пламя. Обычно дух довольствовался принесенной жертвой и, побушевав некоторое время в жаровне, укладывался спать. Катастрофы случались редко. Управлять Барлогами мечтали и Моргот, и Саурон, но и у них не хватило сил, чтобы укротить и подчинить их. Барлог Прибрежных гор был разбужен недавно, но вскоре сюда переместились агнегеры из многих мест и организовали огромную колонию. Кроме того, Кремниевые горы стали местом паломничества приверженцев культа и по значимости затмили Одруин, старейший вулкан Средиземья. Причиной послужило то, что культ здесь отличался особой зрелищностью. Барлог появлялся на дне котлована цилиндрической формы, а пропасть уходила так глубоко вниз, что стоящие наверху, на «смотровой площадке» зрители, могли наблюдать за несчастными жертвами неукротимого пламени, оставаясь в безопасности. Почитатели духа возносили молитвы Барлогу, завороженно наблюдая, как появляются языки нежного и прозрачного пламени, а за ними потоки сверкающей лавы, застывшие сгустки которой орки собирали и хранили как реликвии.

— А, куда мы так спешим? — нервно поинтересовался Буги. — Насколько я понимаю, агнегеры — совсем не маленькое племя, и нападать на них не безопасно.

— Скажи прямо, что трусишь! — бодрился Шумми.

— А, ты, что-то слишком расхрабрился, — буркнул Буги, — тогда, у ручья, и одного гнома не мог одолеть. — Замечание приятеля взбесило Шумми, и он, возможно, придушил бы его в сердцах, но тут вмешалась Мириэль:

— Успокойтесь! Мы не затем сюда пришли, чтобы передраться друг с другом. На агнегеров нет смысла нападать открыто. Мы тайно проберемся в их пещеры под покровом ночи.

— Сама природа улыбается нам, — заметил Буги, — сегодня полнолуние, и все будет видно почти как днем, не заблудимся.

— Полнолуние и осеннее равноденствие! — какая-то счастливая мысль осенила Мириэль. — Что ж, природа, и правда, улыбается нам. Сегодня ночью мои силы возрастут в четыре раза.

— Что вы имеете в виду? — насторожился Буги. — Какие силы?

— Магические, — пояснила Мириэль не без бахвальства. — Я сплету заклинание оцепенения, и каждого агнегера, который встанет у нас на пути, скует невидимой цепью. Тогда они не смогут нам помешать. Мы найдем пленников и выведем их из пещер. Надо спешить, когда зайдет луна, заклинание перестанет действовать.

Все как-то напряженно молчали.

— В чем дело? — обиделась Мириэль. — У вас есть другие предложения?

— М-м, — с трудом подбирал слова Буги, — нам не совсем понятно про магические силы.

— Ах! Так вы не верите мне?! — Мириэль сдвинула брови и тут же сделала едва заметное движение рукой. Кумбрик, метнувшийся, было, в сторону от ее пронзительного взгляда, застыл на месте и перестал моргать. Хоббиты попятились, Мириэль, вдруг, показалась им чужой и злой.

— Как же это так? — Шумми потрогал пальцем неподвижного гнома. — Вы, что, его заморозили?

— Да, и я собираюсь точно также поступить с агнегерами. Главное, чтобы сил хватило на всех. — Она провела рукой перед лицом Кумбрика, он очнулся и принялся ощупывать себя, как будто боялся лишиться какой-нибудь части тела.

— Оставь меня, ведьма, — пролепетал он.

— Дурак! — осадил его Буги. — В гости к агнегерам надежнее идти со своей ведьмой.

Настроение у Буги явно поднялось, он совсем перестал ныть и бодро шагал вперед.

Уже смеркалось, когда путники, выбравшись из очередного оврага, увидели, что лес кончился, а цель их путешествия вырисовывается темными пиками на сером небе. Отдаленно и глухо шумело море, но свежий ветер не проникал сюда, сдерживаемый могучими исполинами. У подножия гор в одном месте горели огни — там-то и был вход в гору и стражник при нем.

Путешественники затаились в зарослях стланика, пересекать открытое пространство перед входом в пещеру было еще рано. Все с наслаждением растянулись на земле, а Мириэль шепотом поведала им свой план. Они рассчитывали воспользоваться темнотой и перебраться поближе к цели, двигаясь цепочкой, с интервалом в пять шагов друг от друга. Мириэль должна была возглавить шествие и выводить из строя приближающихся орков своим заклинанием. Предполагалось, что луна в этот момент появится из-за гор. Остальные должны были только прикрывать принцессу в случае, если она не заметит всех орков, или их будет слишком много.

— Ну что, готовы? Никому не страшно? — Мириэль строго поглядела на свою свиту. Не бог весть какие воины, но делать нечего. Самым надежным был, конечно, Олвик.

Все шло прекрасно: Мириэль уверенно продвигалась вперед, остальные бесшумно крались за ней. Тишину нарушал лишь оркский говор. Вершины Прибрежных гор уже светлели, и луна должна была вот-вот появиться. «Сейчас все орки превратятся в немигающих истуканов, — предвкушал потеху Буги, — как все-таки удобно, когда рядом маг».

И вдруг что-то огромное со свистом пронеслось над головами заговорщиков. Все замерли. До отряда орков, охраняющего вход в пещеру, было уже рукой подать, но прекрасному плану не дано было осуществиться. В серебристом свете полной луны все увидели большую крылатую тень. Приблизившись, она зашипела и стремительно кинулась на Мириэль.

— Назгул! Назгул! — завопил Буги что есть мочи.

Мириэль, прежде всего, произнесла свое заклинание оцепенения, поскольку именно оно вертелось у нее на языке. Это лишь на мгновенье задержало гигантскую птицу, она отпрянула, но тут же с новой силой, полыхая голубоватыми молниями, с неистовой злостью приблизилась к принцессе, задев когтями плечо Кумбрика, стоявшего рядом с девушкой.

— Истребитель! — догадалась Мириэль, и у нее подкосились ноги.

— Заморозьте его! Что вы медлите?! — отчаянно вопил Буги, увертываясь от молний.

— Бегите, все прочь от меня! — закричала Мириэль. — Погибните.

Но бежать было некуда. Злобная тварь непрерывно метала молнии, которые стеной огня перекрывали им путь к спасительному лесу. В такой ситуации даже наводящие прежде ужас агнегеры показались путникам не такими уж страшными, они тоже испугались крылатой нечисти и, покинув пост, скрылись в пещере. Туда же бросились со всех ног хоббиты и гном. Только Мириэль яростно сопротивлялась Истребителю, принявшему облик птицы, да Олвик рычал и вставал на дыбы, пытаясь схватить врага зубами. Принцесса была необычайно сильна в эту ночь, и Истребителю досталось изрядно, но он и не думал отступать, он был охотником за ее душой. Она поняла, что не одолеет его, и стала продвигаться к пещерам. Как трудно давался ей каждый шаг! За что же преследовал ее этот страшный враг?!

Предназначенные в жертву духу огня пленники находились в зале «Выбор». Их связали и поместили там на время. Оркам предстояло решить, каким образом лучше ублажить Барлога: предложить ему сразу всех несчастных или поочередно, одного за другим. Гномы и Лавашка были не только связаны веревками, но и прикованы цепями к полу для верности. Мрачные стражники в черных плащах с огненными коронами окружали их.

— Зачем я только ввязался в эту канитель? — стонал Дебори. — Вот уж, воистину, нечаянный конец! Угораздило же попасть в лапы к фанатикам.

— Если бы Гупегури не заснул, то орки не застали бы нас врасплох.

— Все равно бы с ними столкнулись, — зло возразил старый гном, — и лежали бы на этом же месте, да еще раненые и покалеченные.

— Но и орки бы пострадали! Запомнили бы меч Тима Огнеруда! — Лавашка восхищенно посмотрела в сверкающие неукротимым огнем глаза гнома.

— Может Кумбрик нас выручит? — с надеждой прошептал Бурлевундр.

— Ха-ха! Этот везунчик улепетывает теперь от проклятого места, только пятки сверкают. Заречется теперь клады искать, — с сарказмом высказался Дебори.

— Хорошо бы так, — вздохнул Тим, — только не совался бы сюда, один он ничем нам помочь не сможет.

— Он уже не один, я думаю! — весело улыбнулась Лавашка. — Встретил, наверное, тех двоих, что за нами следили. А если еще и Мириэль с ними, вообще хорошо. Не переживайте, они обязательно спасут нас.

— Это те два недомерка и полоумная девица с манией преследования? — издевался Дебори. — Эти уж точно кого угодно спасут!

— Замолчи, несносная бородавка, — Лавашка с удовольствием пнула бы гнома, если бы не была привязана. — Мы, хоббиты, хоть ростом не вышли, но хитрые и идей всяких нам не занимать, на такое способны, что вам и во сне не приснится.

Все вздохнули, так хотелось верить Лавашке, трудно отказаться от надежды, какой бы призрачной она не была.

В это время что-то случилось у орков, послышались их испуганные голоса, многократно отраженные от сводов пещеры. Они заметались бестолково из стороны в сторону. Пленники, насколько позволяло их положение, вытягивали шеи, стараясь угадать, что происходит. Зал «Выбор» был второй пещерой от входа, соединенный с залом «Прибытие» одним переходом, а от этого зала уходили дальше в недра гор уже несколько проходов. Изумленные гномы и Лавашка увидели, как прямо на них вылетел из коридора горемыка Кумбрик, все еще прикрывавший голову и плечо. Он испуганно озирался вокруг и, подбежав к гномам, обрадовано выкрикнул совсем уж неуместную фразу: «Ребята! Как хорошо, что вы здесь»! Следом за ним вбежал запыхавшийся Буги, верещавший: «Назгулы, назгулы! Спасайтесь»! Ну, а третьим появился Шумми. За ними уже спешили орки с кнутами и веревками. Новоприбывших взяли, что называется, тепленькими, скрутили и бросили к остальной компании. Они еще не успели понять тяжесть своего нового положения, молнии больше не сверкали вокруг, можно было перевести дух.

— Что все это значит? — нахмурился Тим Огнеруд. — Зачем вы устроили такой переполох?

— Думали вас вытащить, — сообщил Буги как ни в чем не бывало. Напряженное молчание окружающих побудило его добавить. — Но, еще не время, на улице пока намного хуже.

— Да-а, — протянула Лавашка, — я от вас большей выдумки ожидала.

— Прости, что разочаровали, — огрызнулся Шумми, — сидела бы в Грибном Раю, не случилась бы вся эта заварушка.

— А тебя никто и не просил вмешиваться.

Между тем принцесса продолжала битву не на жизнь, а на смерть. Она была уже у самого входа в пещеру. Орки — свидетели поединка, пока не могли сориентироваться и, натыкаясь друг на друга, суетились в зале «Прибытие». Мириэль чувствовала, что силы оставляют ее.

— Олвик! Беги в пещеру! — приказала она, но не могла увидеть, выполнил ли он ее команду. Ослепленная молниями, едва живая, она отступила под своды пещеры и с помощью магии вызвала обвал, замуровавший вход в прибежище агнегеров. До угасающего сознания принцессы донесся отчаянный визг Олвика. Орки подхватили ее обессиленное тело и крепко связали, хотя надобности в этом не было никакой. Когда принцессу бросили к остальным пленникам, на нее было больно смотреть: на платье зияли прожженные дыры, всклоченные волосы пахли паленым, кровь отлила от лица, и черты его обострились. Белого волка рядом с ней не было.

Орки еще долго галдели, обсуждая появление Небесного Огня. Несомненно, это было знамение, но знамение чего? Из-за обвала огонь не проник в пещеру, но пришельцы, вызвавшие его гнев, явно были неугодны Великой стихии, и потому их судьба была предрешена. Верховный жрец объявил, что колдунья, гномы и недомерки будут принесены в жертву вместе и сразу, ибо Огонь требует их. А они, верные слуги Огня, не хотят впасть в немилость. Орки ордена Подземного Огня были послушны и дисциплинированны, и скоро все было готово для церемонии.

Из зала «Выбор» жертвы были перенесены в зал «Прощание» — огромную пещеру, в одном конце которой находились три трона. На другом конце был помост, а за ним — глубокая выемка, куда и поместили пленников. Молчаливые орки в плащах с капюшонами стояли вдоль стен в ожидании зрелища. В пещере царил полумрак. Три жреца взошли на троны. Аргава — верховный жрец, подал знак начинать церемонию. Послышалось заунывное пение, в руках агнегеров появились масляные лампы, которые они передавали по кругу под зловещее заклинание: «Аума-агни — эууу-эааа-бар-лог». От этого пения волосы вставали дыбом, в глазах зарябило от движущихся светильников. «Конечно, это интересный обряд, — думал Буги, — но он является одновременно и моей панихидой. Какая жалость, что никто никогда не узнает, как погиб Буги Нытик, в какую бездну он канул». Бегущие огни сливались в одну линию, глаза непроизвольно закрывались, пленники постепенно впадали в транс. В зал внесли клетку и приоткрыли дверь. «Гупегуйя! Гупегуйа!» — послышался вдохновенный шепот, и друзья встрепенулись от смены звуков.

Из клетки вышел лилипут, ростом с обыкновенного хоббита. Одежда или кожа его была раскрашена в красные и черные полосы. Лицо человечка, квадратное и великоватое для туловища, тоже было полосатым, а из рук словно вырастал бубен с огненным знаком. Впрочем, жертвы обряда всего этого не видели.

Гупегуйа завертелся в привычном шаманском танце, выделывая курбеты в такт гремящему бубну. Во время танца орки подняли лампы высоко над головами, и свет теперь падал на середину зала, высвечивая беснующуюся фигурку полосатого шамана. Но вот, подбросив бубен высоко под потолок и ловко поймав его, он простерся на полу лицом к помосту и встал, хлопнув в ладоши. Тотчас же орки подхватили одного из пленников — им оказался Тим Огнеруд — и поставили его на помост.

— Имя! — потребовал Аргава. Тим, высокий и непокорный, лишь презрительно смотрел вдаль сквозь толпу огнепоклонников.

— Ну, неважно, — пожал плечами Аргава, — запиши: «Гордый гном». Другой жрец спокойно выцарапал на глиняной табличке: «N1 — Гордый гном». Тима сбросили с помоста. «Следующий»! — ударил в бубен Гупегуйа. Орки подхватили под руки Дебори и водрузили его на помост. «Дебори, — представился тот и заговорил скороговоркой, — почтеннейшие, прошу вас выслушать меня! Мне известна великая тайна Прибрежных гор, я знаю, где хранятся вожделенные клады. Завладев этими сокровищами, вы украсите ваши чертоги сияющими камнями, а ваш храм Подземного Огня прогремит славой повсюду, о вашем богатстве…. — По знаку Аргавы орк проткнул говорившему горло копьем, но слегка. Гном не умер, только захлебнулся, силясь вскрикнуть от боли, но не способный и на это.

— Запишите: «Жадный гном», — сказал Аргава невозмутимо. — Это, чтобы твоя жадность не передалась другим, мы лишили тебя дара речи. Да, восславиться беспристрастный дух этих гор, да, будем подражать ему во всем. Следующий!

Так выходили на помост по одному все пленники. Принцесса все еще не очнулась, орки поддерживали ее, а в списке обозначили просто, как Колдунью. Шумми завидовал глубокому обмороку Мириэль: она и не почувствует, как умрет. Все пытались привести ее в чувство, ведь она назвалась магом и, наверное, могла изменить ход событий. Как она посмела потерять сознание в такое время, когда всем было худо!?

Последней на помост вышла Лавашка, она все еще не верила, что конец близок. Голос ее тоненький, но звонкий наполнил эхом пещеру:

— О, агнегеры! Я и мои друзья хотим жить! И вы все тоже хотите жить. Не посвящайте себя Барлогу! Не поклоняйтесь огню! Ваши жрецы вас обманывают. Огонь безличен, ему не нужны жертвы. Вы же не приносите жертвы воздуху?! Вы должны освободиться от предрассудков….

— Уберите ее, спустите в котлован в первую очередь, — приказал Аргава, и несчастной Лавашке не позволили закончить пламенное воззвание.

— Пленные готовы к совершению обряда, — объявил Аргава. Жрец с глиняной табличкой, вдруг, разволновался и спросил его, указывая на площадку: «Что случилось?» Там, правда, творилось что-то странное: Гупегуйа, похоже, взялся отплясывать ритуальный танец снова, причем сейчас он танцевал с большим исступлением, бросаясь с размаху на пол, сдавливая голову руками, будто бы пытаясь сдержать посетившее его страшное откровение. «Нея! Нея! — гремели усиленные эхом дикие вопли. Аргава встал с кресла и приказал ему успокоиться. Но Гупегуйа не мог остановиться, он метался по площадке, и круги его пляски становились все шире. «О, агнегеры! — послышался замогильный голос, наверное, это дух говорил его устами. — Не вызывайте Барлога сегодня! Дождитесь другого, более благоприятного расположения звезд, иначе огонь разрушит гору! Барлог поглотит нас всех! Нельзя будить Барлога сегодня».

Орки заволновались. Аргава, недовольный поведением Гупегуйи, стиснул зубы. Он ждал, когда жрец устанет бегать по кругу. Гупегуйа, наконец, выдохся и упал на колени перед троном.

— О, мудрый Аргава, — заговорил он уже обычным голосом, — дух — посланник самого великого Барлога, посетил меня с предупреждением. Сегодня неподходящий день для жертвоприношения. О, если бы все вы узрели те страшные картины разрушения, что явились мне. Верные поклонники Барлога! Остерегайтесь разбудить его сегодня.

Аргава оказался в сложной ситуации. Речи жреца взволновали три сотни орков, присутствующих в зале.

— Чего, это, они разгалделись, — спросила Лавашка, непонимающая оркской речи.

— Они говорят, что будить Барлога сегодня очень опасно, — перевел Тим, — он может сжечь всех огнепоклонников разом.

Аргава призвал соплеменников не волноваться: «Братья, не бойтесь, мы проверим достоверность опасений Гупегуйи, клянусь на огне. Я сейчас же отправляюсь в палату Мантры, где истина откроется мне. Не расходитесь, ждите».

— Что ты вообразил о себе?! — напал Аргава на шамана в маленькой комнатке, освещенной лампадками, с входом, занавешенным тяжелыми шкурами. — Думаешь провести меня, старый плут? Посмотри мне в глаза. О! Я вижу в них предательство и страх. Ты не посвятил свое сердце Барлогу, как когда-то обещал мне в обмен на твою никчемную жизнь. Я вижу тебя до самого дна продажной души. Стоит ли дорожить твоей жизнью далее, лгун, сеющий раздор в моем Ордене?

— Да, провалится эта проклятая гора вместе с тобой и другими уродами! — в сердцах воскликнул Гупегуйа.

Змеиный свист вырвался из груди вожака:

— Умри же, недомерок! И будь уверен, на сей раз Барлог сожрет тебя.

Вернувшись в зал «Прощание», Аргава обратился к подданным: «Братья! Мне была дарована милость узнать волю Барлога. Сегодня Он жаждет обильной жертвы, поэтому наш шаман Гупегуйа объявил о готовности самопожертвования. Все вы знаете, как много значит для нас Гупегуйа, но мы никого не жалеем для Барлога. За это он наделяет нас силой духа. Воины моего Ордена, восславим великого Барлога!» — Орки взревели, потрясая лампами. Так была предрешена судьба шамана.

Пленников бережно, одного за другим, спустили в Котлован — широкий колодец, уходящий в неведомые глубины. Пронзительный холод заставил их плотнее прижаться друг к другу. «Сгорим скоро все, как связка кроликов», — грустно прокомментировал Бурлевундр. Кто-то громко всхлипнул. По красно-черному, полосатому лицу шамана покатились слезы. «Не хнычь ты, — сказал ему Тим по-оркски, — нечего было служить беспристрастному Барлогу». Буги каким-то образом удалось высвободить руки. Веревки стерли кожу до крови.

— Развяжи меня, — робко попросил шаман, — я хочу снять маску.

Буги подскочил на месте, а Лавашка подалась вперед. То ли они сошли с ума, то ли шаман и вправду говорил на их родном языке! Буги исполнил его просьбу, и Гупегуйа с трудом освободился от прочно державшейся маски. Радостный крик взвился вверх, к свету: «Папочка! Милый папочка»!

Жертвы с грустью наблюдали семейную сцену. Буги хорошо помнил чудака Лори- странника. Он всегда то появлялся в деревне, то исчезал. Его давно уже никто не видел. Лори рассказал им, как однажды ему повезло в этих горах, и он нашел клад. Тогда он взял то, что ему приглянулось, и утащил в деревню. Но жить безбедно и спокойно Лори не смог. Он не находил себе покоя и вернулся в Прибрежные горы. Вернулся не потому, что был жаден, а из-за страсти к приключениям. Он любил бродить по земле, находить волнующие, таинственные знаки прошлого, просто быть в согласии с природой и восхищаться ее красотой. В горы его привлекли следы исчезнувшей цивилизации, молчаливые подземные города, каменная тайнопись бесконечных тоннелей и неисследованных пещер. Он не смог устоять, но в этот раз заблудился. Сколько времени пришлось скитаться в мрачных лабиринтах, Лори не мог сказать, так как день там был неотличим от ночи. Когда его, почти обезумевшего от одиночества и голода, нашли агнегеры, Лори несказанно обрадовался. Он легко бы мог найти выход из тех уровней, в которые его привели огнепоклонники, но его никогда не отпускали. Все эти годы Лори провел в клетке. Жизнь едва тлела в нем, и рассудок уже отказывался принимать существующее положение вещей.

— Я предпочел бы смерть участию в этих варварских ритуалах! — сказал свое веское слово Тим. Глаза Лори хитро блеснули:

— Пока я участвовал в ритуале, любезнейший гном, у несчастных, предназначенных в жертву, была единственная возможность спастись! Только это и заставляло меня столько лет быть шаманом. Видишь ли, я и раньше бывал в этом Котловане. Когда орки захватили меня в плен, то первым делом, конечно, спустили сюда. Я был слаб и безумен, но интуиция подсказала мне, что надо бежать отсюда без промедления. Я обследовал этот колодец вдоль и поперек и, представьте, нашел-таки лаз, в который мне удалось протиснуться, встав на четвереньки. Когда прозвучало проклятое заклинание, котлован был пуст. Этому Барлогу, мне кажется, все равно, есть тут кто-нибудь или нет. Он побушевал и лег спать. А я, представьте, опять вышел к кладу, но уже другому. Я спокойно к этому отнесся, куда больше было радости оттого, что шкура цела. По прихоти судьбы я нашел среди вещей вот это одеяние и маску, которые тут же примерил, так как наряд мой сильно поизносился. Он пришелся мне впору, как будто много лет ждал хозяина. Через некоторое время я вновь попался агнегерам. Тогда сам Аргава пожелал меня видеть. Он заставил меня снять маску и, увидев мое настоящее лицо, расхохотался. Аргава рассказал мне, что триста лет тому назад в горах Эред Горгорот у агнегеров жил легендарный карлик — шаман по имени Гупегуйа. Он доводил до сознания Барлога имена жертв, отдавая таким образом их жизненную силу духу и увеличивая его мощь. Вождь агнегеров предложил мне выбор — смерть или роль Гупегуйи. Я предпочел последнее. Но с тех пор я всегда предупреждал пленников о тайном ходе за конусовидным камнем….

— Что ж мы сидим! — взвизгнул Буги. — Если есть ход, надо скорее бежать туда.

— Верно! — всполошились пленники, увлеченные рассказом бывшего шамана. Буги и Лори быстро развязали остальных. Мириэль все еще прибывала в беспамятстве.

— Когда они начнут вызывать Барлога? — спросил Гупегури.

— Они ждут рассвета. Едва только заалеет горизонт, они вызовут Барлога. Это уже скоро. Поторопимся!

Им и вправду удалось найти конусовидный камень, чуть отходивший от стены. Сердце Лори запрыгало от радости: «Вот он! Вот он! Никуда не делся». Всех, кроме бесчувственной Мириэль, охватило ликование. Хоббит скрылся в отверстии, остальные последовали за ним. Из гномов первым просунулся в дыру Гупегури, он был покрупнее прочих и едва не задохнулся, втискиваясь в узкий вход. Чего только не сделаешь, чтобы обмануть смерть. Увы, радость длилась недолго. Еще не успели скрыться в дыре сапоги Гупегури, как послышался голос Лори: «Не понял, замуровано здесь что ли»? Он не ошибся. Шумми вслед за ним ощупал в темноте твердую, как гранит, стену. Они долго тыкались во все стороны, отказываясь принять неизбежное. Может, раньше здесь и был ход, но кто-то его надежно завалил.

— О, горе мне, горе мне, — запричитал старый Лори. Несчастные пленники отступали назад, все еще продолжая ощупывать стены. Наконец, они осознали, что спасительного хода больше не существовало. С Лори случилась истерика.

— Подлый, подлый Аргава. Видимо еще тогда он понял, что я нашел возможность убежать, он исследовал котлован и замуровал ход. А я…. Я зря обнадеживал несчастных. Никто из них не спасся. О, за что досталась мне такая горькая судьба?!

Дальнейшее обследование колодца ни к чему не привело, гномы и хоббиты обстучали каждый камешек, но не нашли даже самой маленькой лазейки из страшной печи. Обессиленные пленники, потеряв последнюю надежду спастись, собрались вместе, избегая смотреть друг другу в глаза. Каждый из них невольно задумался о прожитой жизни. Буги чувствовал, как безмерная тоска пронизывает все его существо: «Это несправедливо, когда смерть приходит тогда, когда ты еще не готов умирать, ну, а если так уж случается, то пусть она обрушивается внезапно, чтобы ты не успел понять, что умираешь — все лучше, чем это безумное ожидание восхода солнца». Болезненно ясно ощутил он, как нахлынет жар, его ослепит оранжево-огненная волна, а шкурка подпалится и лопнет. Он схватился за голову и потер виски, чтобы стряхнуть с себя эти мысли. Все-таки Буги не мог смириться с неизбежностью, он принялся тормошить принцессу.

— Проснитесь, Мириэль, ну, сделайте же что-нибудь!

— Не трогай ее, — попросил Тим, — пусть она не узнает страха.

— Но, она колдунья, — возразил Буги. — Она могла бы изменить ситуацию. Усыпила бы нас что ли, чтобы мы не почувствовали смерти.

— Да, она уже сдохла, ваша колдунья, — злобно выкрикнул Гупегури. Он весь трясся от ужаса, и зубы его выбивали мелкую дробь.

Стало светлее, это наверху орки с факелами приблизились к отверстию. Пленники услышали ритмичный бой барабанов.

— У, мерзавцы! — потряс кулаком в воздухе Гупегури.

— Чтобы этот Барлог нами не наелся и уничтожил всех вас! — прокричала Лавашка свое последнее пожелание. Они не слышали, как звучала мантра, да и не для них она была предназначена. Зато они сразу почувствовали пришествие подземного жителя. Заколебались каменные стены, и воздух стал видимым, они смотрели друг на друга как будто через прозрачную пелену. Потеряв равновесие, все упали на пол. «Надо прижаться к стенке, — думал Буги, — хотя цепляться за жизнь уже поздно». Казалось, что вся гора тряслась и грохотала. По полу прошла широкая трещина, полетели искры, и вверх взметнулся столб огня.

Каждый увидел разного Барлога, принявшего очертания личного ужаса. Будь у них время обменяться его портретами, они подивились бы такому разнообразию обликов подземного демона. Даже когда они закрывали глаза, ужасная мыслеформа не оставляла их. Кислород в узком котловане сгорал мгновенно. Буги почувствовал, как отрываются его легкие, он увидел мечущиеся в огне темные фигурки товарищей. Лавашка, очутившись рядом с Мириэль, еще раз попыталась пробудить ее.

— Принцесса! Мы гибнем! Гибнем! Сделайте что-нибудь! — Мириэль пошевелилась, застонала, открыла и вновь закрыла безумные глаза.

— Мирэ! — кричала Лавашка. Принцесса облизнула сухие губы.

— Скажите что-нибудь! — голос Буги звучал так тонко, как будто прорывался через многие плотные слои.

— Воды, — прошептала Мириэль.

Огонь неистовствовал. Буги сел, опустив голову на колени, задыхаясь от собственного запаха паленой шерсти. «Вот и все», — подумал он.

То, что произошло в дальнейшем, чрезвычайно поразило немало повидавшего на своем веку хоббита. Ибо раскрылись скалы, и обрушилась вниз непонятно откуда пришедшая волна, холодная и соленая, захлестнувшая их всех: и весь колодец, и, чего Буги не мог знать, всех агнегеров наверху, и их каменные хоромы. Застигнутый врасплох, истлел и истаял, как лучинка, Дух Огня, внушающий страх. И от жара его всепоглощающей ненависти вода лишь слегка потеплела. Не к добру был разбужен великий Барлог в этот день, и сам он погиб прежде, чем его верные поклонники.

Удар гигантской волны, казалось, не был явлением хаотичным, слишком вовремя и точно пресек он жестокий обряд агнегеров. Но возможности рассуждать о том, кому было под силу такое действо, не было ни у гномов, ни у хоббитов, ни у фанатичных орков. Все они отчаянно барахтались в воде, стараясь удержаться на ее поверхности. Буги, вспомнив последние слова Мириэль, сообразил, что спасительная волна как-то связана с ее желанием напиться. Он признал, что идея была неплоха, но колдунья малость перестаралась. Неведомо откуда появившиеся воды проявили избирательность. Все живое разметало по подземным лабиринтам Прибрежных гор, причем бывшие пленники агнегеров долго держались наплаву, а вот сами огнепоклонники во главе с гордым вождем Аргавой оказались погребенными под толщей воды. Представителям Ордена Подземного огня в Прибрежных горах пришел бесславный конец.

 

Книги Моргота

Мириэль, понемногу приходившая в себя, не открывая глаз, провела рукой по песку. В ее сознании звучала детская песенка. Она лежала на небольшом острове, где песок был белый и воздушно мягкий. Вода больше не бушевала, неподалеку по-прежнему высились Прибрежные горы. Солнце приятно согревало и ласкало кожу.

Мириэль потянулась, улыбаясь, огляделась. Она была не одна на острове. Рядом, терпеливо дожидаясь, когда она очнется, сидела женщина, самая прекрасная на свете. Это была ее мама. Мириэль охватило ликование.

— Мама! Ты пришла или я умерла? — спросила она легко и была бы рада любому ответу.

— Доченька, как тебе удается попадать в такие переделки?! Я так переживала!

— Это ты меня выручила, мама?

— Это Улмо, но я почти отчаялась его уговорить. Валары стараются не вмешиваться в мирские дела. Мириэль была поражена:

— Эта волна? Сам Улмо? Ты разговариваешь с ним? Так же как со мной?

— Чаще, намного чаще… — Феорена глядела на дочь так, как будто хотела удержать ее образ, напитаться им.

— Я ведь тоже покинула мир людей и не должна приходить к тебе. Валары считают, что, когда мы вмешиваемся в чью-либо судьбу, то можем навредить. Как бы ни велико было наше желание помочь, надо сдерживаться. Но мне было очень трудно, я так привязана к тебе. Когда я почувствовала, какая опасность тебе угрожает, предупреждения не остановили.

— Да, но Улмо? Зачем ему?

Феорена вздохнула.

— Это все любовь, девочка, любовь толкает на безрассудства не только людей и эльфов, но и Валаров. А мы с Улмо давние знакомые. Он просто не мог выдержать моего горя. Сейчас сердится на меня: такого наворотил в горах. Но все равно простит. Зато моя маленькая девочка жива! — Феорена обняла Мириэль, и та ощутила нежный запах ее волос.

— А папа? — спросила Мириэль.

— Он тоже со мной, — засмеялась Феорена, — у нас не совсем так, как на земле. Придет время, и ты узнаешь. Он счастлив, тревоги больше не одолевают его. Ну вот, моя родная, я снова тебя оставляю. Будь осторожнее. Мы все заботимся о тебе, и все же, береги себя.

Мириэль ощутила прохладный поцелуй в лоб и попробовала удержать Феорену за руку. «Мама, приходи чаще, — попросила она, — хотя бы во сне». «Моя милая девочка», — прошептала Феорена и растаяла.

Мириэль долго сидела в каком-то сладостном оцепенении, припоминая свою прежнюю жизнь. Похоже, что ей еще предстоит что-то сделать на этой земле. Сколько раз была она на волосок от смерти, но ее все время кто-то вытаскивал. То удача подвернется, то колдовство. Теперь вот даже демиург.

Она подумала, что следовало спросить у Феорены, живы ли ее друзья и Олвик. Совсем не уютно, когда его нет рядом. Она решила, что вернется в Прибрежные горы и попробует поискать своих недавних спутников, вдруг кто-нибудь остался жив. К тому времени уже смеркалось. Горы при ее приближении стали суровее, сомкнулись и как будто нависли темными глыбами, предупреждая о чем-то. Она поежилась в их мрачной тени, оглянулась на маленький уютный островок, но не в ее характере было менять принятые решения.

Голова гудела нестерпимо, в кромешной тьме Дебори осторожно ощупал ее, словно опасаясь, что она превратилась в разбитый горшок. Бушующая волна нещадно била его о каменные своды. «Ты молодец, крепкий орешек, остался жив», — похвалил гном сам себя. Он, с трудом подчиняя себе ноющее тело, приподнялся на четвереньки. И больно ударился локтем. Было темно, и Дебори со страхом подумал, что теперь он лишился не только голоса, но и зрения. Он ощупал пространство вокруг себя и понял, что ударился о большой холодный предмет, похожий на гроб или сундук. Гном вспомнил о походном мешочке, пристегнутом к поясу, и вынул, к своей величайшей радости, неповрежденный фонарь из лунного камня, обладающего мягким голубоватым свечением. В слабом свете Дебори разглядел огромную пещеру и ахнул: «Вот оно где»! Всё было заставлено сундуками, завалено оружием, доспехами, драгоценной утварью. Дебори кинулся к ближайшему сундуку. Он не был заперт. Запустив в него дрожащие пальцы, Дебори сладострастно ощутил приятный холодок тяжелых монет. Легендарный клад Наргозронда, несомненно, это был он! Дебори бросался от одного сундука к другому, и почти все они были доверху полны! Его сердце ликовало, теперь он понимал, что имел в виду Тим, называя сокровища в доме Лавашки лишь малой толикой этого клада. Можно купить целый город! Можно купить несколько городов и стать их властелином, а можно все это перепрятать, чтобы никто больше не воспользовался сокровищами. Безумием было предполагать, что он один сумеет когда-либо потратить все это богатство, но его жадность превосходила все сокровища мира.

«Может быть, все утонули, — думал Дебори, — все погибли, и я один из отряда завладею кладом! О, баловень судьбы! За такое везение не жаль поплатиться голосом. Пусть я войду в историю как Хриплый Владыка!»

Дебори бродил от сундука к сундуку. Он забыл про голод и жажду, перебирая монеты и камни и уносясь фантазиями в блестящее будущее. Он не думал о том, как найдет дорогу наверх, как вынесет сокровища к свету, он подумает об этом позже, а пока он наслаждался кладом в полусумасшедшем забытьи.

Он не знал, сколько времени провел здесь, роясь в драгоценных кучах, когда слух его уловил приближающиеся голоса. Тень пробежала по лицу Дебори, он быстро отыскал подходящий топор и отступил вглубь одного из коридоров. За голосами появился и свет — тонкие лучики таких же, как у него, фонариков. Дебори определил, что голоса принадлежат Тиму, Лори и Кумбрику. Значит, не ему одному повезло. Вместо того, чтобы обрадоваться, Дебори весь сжался и потускнел. Он не бросился навстречу бывшим товарищам, напротив, отступил еще дальше вглубь прохода. Лиходейская мысль закралась в его душонку. Он решил, что проследит за ними, уточнит, кто из отряда уцелел, а когда все устанут и уснут, прикончит их. Он первый нашел этот клад, это его сокровище.

— Вот, как я и говорил! Он здесь. Я вспомнил приметы и узнал это место, — Лори вошел в пещеру по лестнице, спускающейся сверху, за ним последовали остальные. Темноту пронзили голубоватые лучики, направленные с нескольких сторон. Здесь были все, кроме Гупегури, Шумми и Лавашки. Гномы медленно бродили по пещере. Свершилось то, к чему они так стремились. Оружие, доспехи, сундуки с монетами, драгоценные вещицы — все это было священно для них, ибо когда-то принадлежало их легендарным предкам. Странно только, что ликования и чувства гордости никто, почему-то, не испытывал, напротив, усталость нахлынула на них. Когда клад Наргазронда был таинственной мечтой, жизнь сверкала и искрилась особым смыслом и вдохновением, теперь же она утратила свое очарование, как потухшая свеча с восходом солнца. А может, им просто требовалось время, чтобы почувствовать реальность происходящего? Тим подобрал мифриловый шлем, надел его и сразу стал казаться величественнее.

— Мы возродим город, город, подобный Нукуллудзину, в этих горах! Ворота нашего города будут распахнуты для друзей и неприступны для врагов. В нем никогда не будут приноситься жертвы!

— Солдатики! — раздался радостный возглас Кумбрика. Он извлек из сундука старинную детскую игру, неподвластную времени. Буги чувствовал себя паршиво. Он понял, что ненавидит подземелья. Хорошо жить в норе, когда в любой момент можно выбраться на солнышко, на свежий воздух. Ему казалось, что, получив свободу, все должны скорее бежать наверх, к свету, а не рыться в кучах какой-то проржавевшей дряни. Да еще его надежный попутчик Шумми куда-то исчез, волнуйся теперь за него и за себя тоже. О гномах у него были самые неприятные воспоминания. А вдруг они, пожираемые алчностью, накинутся на маленьких хоббитов, зачем им делиться своими богатствами? А еще Буги думал об их чудесном спасении и о том, что, возможно, не только им удалось выбраться из водоворота, но и оркам тоже. На душе у него, как говорится, кошки скребли.

— Вы тут разбирайтесь со своим кладом, — сказал Лори, — а я пойду, покличу дочь. Так хочется верить, что она жива.

— Я с тобой, — живо откликнулся Буги, — ведь и Шумми пропал!

— Вы правы, — согласился Тим, — прежде всего надо собрать весь отряд, может, кто-нибудь ранен и нуждается в нашей помощи.

Сразу стало понятно, что этот гном не теряет голову ни от золота, ни от усталости и страха. Они разбились на две группы и разошлись в разные стороны, надрывая глотки: «Лавашка…. Шумми….. Дебори …. Гупегури»! — Эхо раскатывалось под сводами пещер, повторяя имена помногу раз. Ходили они долго, сорвали голоса, но не встретили больше ни одной живой души. Выбившись из сил, вернулись в пещеру с кладом. Им удалось найти несколько шерстяных подстилок и одеял, но съестного не было ни крошки, и спать пришлось укладываться на голодный желудок. Буги снились сундуки, набитые пончиками, крендельками и колбасками. В других сундуках напряженно кудахтали курочки, несущие яйца. А сам Буги, невесомый, порхал вокруг яств с сачком для бабочек, пытаясь захватить что-нибудь съедобное в сачок, но, как назло, ничего не попадалось. От этого его желудок мрачно урчал, переживая садистский сон. Все остальные спали, как убитые.

Дебори тоже вздремнул, когда остальные были заняты поисками пропавших друзей. Но желание исполнить замысел не позволило расслабиться. Он пошевелил затекшими конечностями и сел, кряхтя. «Как они там расположились? — подумал он. — Хорошо бы все рядом, чтобы рубить было сподручнее». Он попытался поднять топор, но не обнаружил его поблизости. «Где же я его бросил? — недоумевал Дебори. — Неужели у ключа оставил, когда пить туда ходил?!» Было совсем несложно найти еще один топор в пещере, но гном боялся наделать шума, поэтому он предпочел поискать прежний.

Дебори стал осторожно передвигаться, освещая себе путь маленьким фонариком. Он спускался все ниже по узкой каменной тропе. Источник, который он искал, прежде был в небольшой округлой пещере, сразу после развилки. Луч фонаря, и, правда, высветил топорище на площадке у ключа, но еще раньше Дебори заметил черную приоткрытую дверь за выступом в стене. Он готов был поклясться, что этой двери здесь прежде не было. Движимый любопытством — вдруг там тоже что-то ценное — Дебори толкнул дверь, и та распахнулась без скрипа. Крутые ступеньки снова вели его вниз, и он оступился пару раз, проклиная строителей. Через некоторое время Дебори оказался в пещере, он пошарил фонариком по стенам, пытаясь найти что-нибудь полезное. На первый взгляд в ней не было ничего необычного, кроме огромного, даже для человеческого роста, стола посередине. Дебори подумал, что зря сюда спускался, но прежде чем уйти, все же решил взглянуть, что же там на столе? Снизу ничего не было видно. Дебори обошел вокруг сооружения и увидел приставленный к столу куб. Не совсем соображая к чему все эти усилия, Дебори с трудом взобрался на куб и встал, стараясь унять дрожь в коленях. На столе лежали книги, огромные книги в пыльных переплетах. Дебори не был заядлым книгочеем, но тут он не мог удержаться, и дотронулся до таинственного талмуда, которого уже много веков не касалась ничья рука. Он раскрыл книгу почти посередине и успел увидеть замысловатые письмена, начертанные густой черной тушью. Прочитать их Дебори не смог, но, следуя какому-то наитию, провел пальцем по ставшей вдруг выпуклой строке. Едва он сделал это, как книга ожила, а он сморщился и истлел над ней, а потом исчез даже его прах.

Шумми и Лавашка несказанно обрадовались друг другу, когда неожиданно столкнулись нос к носу в зале «Выбор». Оба до этого скитались в подземелье некоторое время в кромешной тьме, натыкаясь на трупы орков. Каждый из них с ужасом думал, что выжить удалось только ему одному. И, когда подавленные тоской одиночества, они встретились вдруг и узнали друг друга, не было предела их радости, и своды пещеры задрожали от пронзительного визга. Когда страсти поутихли, перед ними встала дилемма: идти к выходу или постараться найти друзей. Первый вариант казался гораздо соблазнительнее. Они узнали место, в котором находились, и обрадовались тому, что выход из злосчастного подземелья очень близко. Шансы, что кто-нибудь еще пережил наводнение, были невелики. А то, что они, отправившись на поиски, не заблудятся сами, было и вовсе невероятно. И все-таки они понимали, что идти на поиски было необходимо.

— Может, мы сначала выберемся из пещеры, вдохнем воли, раздобудем воды и чего-нибудь съедобного? — робко предложила Лавашка. Шумми, не раздумывая, согласился. Кроме того, надо было сделать факелы и найти желтого угля, чтобы отмечать свой путь в подземелье. Тогда бы они, наверняка, не заблудились. Приняв такое решение, друзья вздохнули с облегчением, потому что поход вглубь страшных гор откладывался.

Когда они, застенчиво взявшись за руки, шагали по залу «Прибытие», произошла еще одна приятная неожиданность: им навстречу вышла Мириэль. Она не стала разубеждать их в том, что волна, обрушившаяся на Эред Фалас, дело ее рук, и хоббиты окончательно уверились в ее могуществе.

— Только бы не заблудиться! Папа говорил, что блуждал в этих подземельях больше года, прежде чем его случайно не обнаружили агнегеры, — содрогнулась Лавашка.

— Мы хорошенько отметим наш путь, и с нами такого не случится, — приободрил ее Шумми. Чем дальше вглубь спускались они, тем меньше оставалось бодрости, тем пугливее озирались они по сторонам и бессознательно замедляли шаг. То и дело на пути у них попадались орчьи трупы, и они брезгливо вздрагивали, если нечаянно касались их ногами.

— Мне все время кажется, что за нами наблюдают, — затосковала Лавашка, — вроде, везде одни мертвые, но, не знаю как вас, меня это не утешает.

— Скажите, принцесса, а у орков есть души? — спросил вдруг Шумми.

— Конечно, есть, — ответила та, — разве вы не знаете, что раньше орки были эльфами, но Моргот, великий враг древности, захватил часть из них в плен, извратил их сущность и вывел в своих страшных подземельях это непотребное племя.

— Какой ужас!

— И их души точно также привязаны к этому миру, только они не могут обрести покой в благословенном Лориэне.

— А куда они деваются?

— Этого я не знаю. Может, заселяются в новых орков? Иначе не понятно, откуда их столько берется.

— Хорошо, если они не могут заселиться снова в этих же, — рассудил Шумми, сжимая покрепче дрожащую ладошку Лавашки, — не бойся, души бесплотны, они не сражаются.

— Эти горы напичканы какой-то нечистью, — упрямо не сдавалась Лавашка. Ей казалось, что стоит им потерять осторожность, как из-за поворота выскочит какой-нибудь злодей, или притворявшийся трупом орк вдруг схватит ее за ногу. Факелы освещали им путь, но в то же время отбрасывали на стены пещеры тени устрашающих чудищ, родных сестер и братьев пробудившегося Барлога, который едва не спалил их всех заживо. Шумми, не уставая, твердил, что враги только мерещатся ей, что ничего страшного не случится.

— Вон там, правда, шевелится! — заорала Лавашка, и шерстка встала дыбом на ее загривке. Перед ними, совсем близко, склонившись над трупом, сидел кто-то. Освещенный слабым лучиком фонарика, он метнулся в тень.

— Тебе показалось…, - начал было Шумми.

— Нет! Нет! — Лавашкино тельце содрогалось от ужаса. Все трое остановились.

— Ах, так вы живы…, - хриплый, знакомый и одновременно чужой голос упал свинцом в застывшее молчание.

— А вот старина Гупегури что-то не шевелится, только что набрел на него, лежит околевший, — из тени выплыл, ухмыляясь, Дебори.

— О, это ты, — выдохнула с облегчением Лавашка. Пусть Дебори и не самое безобидное создание на этой земле, но все-таки лучше, чем неизвестный враг.

— Ты знаешь, где остальные? — спросила Мириэль очень жестко.

— Конечно, знаю. Мы все разыскиваем вас, да, кстати, клад уже нашли. Так что поспешите за мной, я приведу вас в нужное место.

— Что у тебя с голосом? — вздрогнул Шумми. — Он у тебя просто замогильный!

— Не помнишь что ли, как жрец повредил мне связки? — буркнул гном, просверливая Шумми тяжелым неподвижным взглядом.

— И почему у тебя такие глаза? Я знаю, они добрыми не были никогда, но сейчас у тебя страшные красные глаза! — воскликнула Лавашка.

— Это от голода, — скривился гном, — что вы тут рассуждаете? Я скитаюсь в подземельях несколько суток, как и вы, прошел через огонь и воду. Что ж придираться к моей внешности? Идите за мной, я приведу вас к остальным

— Нет! — сказала вдруг Мириэль, наблюдавшая за гномом. — Убирайся прочь! Сгинь, призрак! — и она запустила в ухмыляющегося Дебори огненный шар. Гном отшатнулся в сторону и захохотал.

— Ничего, я доберусь до тебя, стерва, — пообещал он на прощание, — все вы найдете смерть в этих горах! — Потом он исчез, растворившись в темноте.

— Принцесса, зачем вы так?! — опешил Шумми, по-своему истолковавший все увиденное. Он решил, что Мириэль разделалась с Дебори из-за давней личной неприязни.

— Может быть, он и вывел бы нас к остальным. Хотя, не думаю. Живому Дебори я не доверяла, а мертвому и подавно. Он попал в какую-то ловушку, а теперь хочет, чтобы и мы все сгинули.

— Так он мертв?! — вскрикнула Лавашка. — Ходячий мертвец с кровавыми глазами? Да я же сейчас сама умру от страха! Гиблое, гиблое это место. Вы представляете, если все они начнут оживать и окружать нас. О, ужас! Он сказал, что голоден!

— Лавашка, успокойся, не надо паники, — умолял Шумми, хотя ему самому было страшно. Это был первый в его жизни призрак, но ведь все когда-то случается в первый раз.

— Нам надо идти, — Мириэль призвала их быть мужественными. — Там ваши друзья, возможно, им требуется помощь. — Все двинулись вперед, не останавливаться же на пол-пути.

Мириэль ощутила вдруг прикосновение невероятной и страшной тайны, которую горы Эред Фалас хранили тысячи лет и поняла, что именно ей суждено прикоснуться к сокровенному. Тогда ноги сами стали выбирать дорогу, а хоббитам оставалось только поспешить за ней.

В извечной Вселенной, где царствует хаос, где обитают свободные духи стихий, творческой мысли и разрушения, могучий дух Илуватара создал наш мир, благословенный остров посреди хаоса. Ему помогали младшие духи, демиурги или Валары. Черный мастер, учитель Саурона, Мелкор, был некогда одним из Валаров и участвовал в создании мира. Но гордыня и властолюбие сожгли его душу и очернили сердце. Мелкор, он же Моргот, стал вредить замыслу Творца и привнес непоправимый разлад в молодой Мир. Ему помогали духи, выбравшие служение злу. Жажда разрушения сотрясала прекрасное создание, и началось долгое противоборство между Валарами и Морготом. В битве между могучим Тулкасом, сильнейшим среди демиургов, и демоном Тьмы Моргот был низвергнут и, казалось, окончательно уничтожен. Но в тайных подземельях обители зла остались книги Черного властелина, книги, наделенные разрушительной энергией и демонической силой. Магические заклинания, содержащиеся в них, способны причинять зло и призывать духов разрушения и, даже, дух самого Моргота, выброшенный гневом Илуватара за пределы мира, мятущийся беспокойно по Вселенной, пропитанный жаждой мести. Чтобы материализоваться на земле и действовать в нашем мире, духу, помимо заклинания, нужно тело — тело живого человека, сделавшего добровольный выбор дать пристанище чужому духу. Тело, покинутое бессмертной душой, уже не может послужить для демонов и духов.

Книги Моргота хранили в своих глубинах горы Эред Фалас. Долгое время никто не приближался к ним, и зло сгущалось, маялось, не находя себе выхода. Оно сразу уничтожило Дебори, настолько изголодалось по живому. Книги дождались своего часа, и где-то за кромкой нашего мира воинственные духи слетались на их зов, предчувствуя, предвкушая, ликуя, толпясь и лютуя. Наш мир защищен усилиями Илуватара и Валаров, но близко был человек, способный подыскать ключ к заветной двери и впустить их всех. Этим человеком была маленькая принцесса, разбуженные магические силы которой, в сочетании с гордыней и самомнением, делали ее прекрасным орудием для исполнения воли Моргота.

— Встань…, проснись…, встань…, - сквозь тяжелый сон различал Буги тревожный голос. Ему снилось, что он находится в пещере, как, впрочем, оно и было на самом деле, стены ее как будто сходятся, потолок опускается все ниже и ниже, а воздух становится невыносимо спертым. Буги думал о том, что надо встать и уползти отсюда, но не мог пошевелиться. Он проснулся только, чтобы убедиться, что сон оказался явью. Хоббит с трудом приподнял голову, сердце заколотилось в бешеном ритме, уши заложило. В пещере было темно, факелы не горели, но он почему-то прекрасно различал все содержимое сокровищницы, гораздо отчетливее, чем когда они только пришли сюда. Были видны даже чеканные рисунки на валявшихся повсюду монетах, резьба и письмена на сундуках, эмблемы на щитах. Пещера сужалась медленно и неотвратимо. Она уменьшилась раз в пять по сравнению с той, в которой они уснули накануне. У Буги затряслись все поджилки. Луч фонаря прежде не достигал до сводов пещеры, а теперь до потолка оставалось всего-то три роста таких, как он невысокликов! Буги ничего не знал о зыбучих песках, зато о сжимающихся пещерах он теперь имел представление.

— Выходи, ты здесь умрешь, — снова услышал он потусторонний голос. Взглянув туда, откуда он звучал, Буги обмер: на краю сундука сидел Дебори, с всклоченной бородой, в темном плаще, которого у него раньше не было. Глаза его светились, как два красных уголька.

— Куда идти? — хрипло, с большим трудом выговорил Буги.

— Следуй за всеми, — был ответ.

Тут только Буги заметил, что все его попутчики проснулись и двигались из пещеры в направлении хода, у которого сидел на сундуке красноглазый гном. Все шли молча и неуклюже, тяжело переступая ногами, словно пораженные той же головной болью, что и сам Буги. Но не было времени рассуждать, воздух в пещере кончался, и нужно было скорее искать выход. Буги поторопился вперед, но тут, впопыхах, он наступил на что-то очень острое и взвыл от дикой боли, казалось, сквозь раненую пятку осколок вонзился ему прямо в мозг, все вокруг погрузилось в кромешную тьму. Он подумал, что лишился зрения и, упав, продолжал вопить: «Моя нога! Моя нога! Подождите! Кто-нибудь заберите меня отсюда, я ничего не вижу!»

Его крики разнеслись по пещере. Буги, вдруг, обнаружил, что дышать стало легче, а эхо гуляет вокруг такое, что пещера должна быть просто огромной.

— Мер-рзкий хоббит, — услышал он шипение и увидел два красных уголька, вперившихся в него, совсем рядом. Но Буги был не из робких, он попытался отпихнуть руками нападавшего, как он думал, Дебори, но руки прошли сквозь него.

— Призрак! — заорал Буги и тут же подумал, что, может быть, он все-таки не проснулся.

Дебори почти удалось привести в исполнение задуманное — затащить весь отряд к жаждущим смерти книгам. Это они приказали ему. Но весь план сорвался из-за ссадины самого дурацкого хоббита на свете. Некоторые гномы уже зажгли фонари и с удивлением рассматривали пещеру.

— Смотри-ка! Ничего не изменилось! — изумленно сообщали они друг другу. Оказалось, что всем приснился один и тот же сон.

— Помогите! Помогите! — тоненький голос заставил всех обернуться.

— Это Лавашка! Моя дочь! — обрадовался Лори. — Где ты?

Лучом фонарика Тим выхватил из мрака маленькую фигурку, простиравшую руки к гномам. Она исчезала в злополучном проходе.

— Мы идем! Мы спасем тебя! — Тим и Лори первыми кинулись вперед.

Ошалевший Буги не мог сообразить, куда подевался призрак Дебори. Пока он гадал, на лестнице, по которой они недавно спустились, заиграли сполохи пламени и послышалось какое-то движение. В неверном свете факелов Буги с удивлением узнал Мириэль, Шумми Сосну и Лавашку. Он оглянулся: «Кого же тогда спасают Тим и Лори?»

— Лавашка! Где ты?! — громко вопрошал Лори, ныряя в темный проход.

— Я здесь, папа! Папа! — радостно откликнулась Лавашка из противоположного угла пещеры, и вовремя. Тим, догнав спешащего Лори, остановил его, и они обернулись. Вновь пришедшие уже спустились в пещеру и стали хорошо видны всем.

— Мы нашли вас, — Мириэль обвела взглядом пораженных гномов.

— Но кто же был там, в проходе? — спросил Тим.

— Оглянись и увидишь!

Тут Буги вторично, а гномы впервые увидели призрак Дебори, его тень угрожающе росла, пальцы на руках скрючивались, глаза злобно мерцали.

— Трепещите! — взывала тень, я страж этой пещеры. Никому из вас отсюда не выбраться…

Огромные руки-тени, как клешни, смыкались над всеми, и гномы ошалело взирали на бывшего попутчика.

— Из огня да в полымя, — сокрушался Буги, — надо было всем сразу бежать наверх, уходить из гор! Мы все сойдем с ума.

— Актара яра! — Мириэль начертала в воздухе одной ей понятный знак, но тень никуда не исчезла.

— Тебе не справиться со мной! — захохотал Дебори. Мириэль и правда не знала, как поступить, ей прежде не приходилось сражаться с тенями. Помощь пришла с неожиданной стороны.

Тим выскочил навстречу тени с длинным мечом, полыхавшим синим светом.

С этим простым обращением Тим проткнул тень, и та со стоном рассеялась словно дым. Какое-то время все стояли в оцепенении и молчали.

— Это какой-то особый меч, Тим? — спросила Мириэль храброго гнома.

— Да, это один из трехсот мечей Дуккума, — учтиво пояснил тот, — их выковали гномы и заколдовали эльфы… во времена их дружбы. Точнее союза, дружбы не было никогда. С помощью этих мечей можно избавиться от теней. Теней не нужно бояться, разве что следует быть бдительным. Они воздействуют только мысленно. Старики говорили, что если не думать о тенях, они не будут тревожить тебя, а оружие, которое придумали эльфы — лишнее, и оно, якобы, навлекает месть пришельцев из иного мира на владельца. Тим с усмешкой погладил острие меча.

— Но, когда жили старцы, мир был проще. Говорят, что дыра в кольчуге нашего мира становится больше, а призраки — сильнее. И для уставших, сонных путников в безлюдных местах тени представляют реальную угрозу. Мы сегодня чуть было не попали в ловушку. Интересно, что же в том тоннеле, куда нас пытался заманить призрак?

— Ни чуточки не интересно! — возразил Буги. — Моя интуиция безошибочно подсказывает, что проход этот желательно замуровать, чтобы никому туда лезть больше неповадно было. Друзья мои, надо всем выбираться отсюда по добру по здорову. Берите побыстрее, кому что надо из клада, и пойдем.

— Тим, а этот тип больше не вернется? — дрогнувшим голосом спросила Лавашка.

— Нет, Дебори больше не вернется. Но Буги прав, сейчас силы наши на пределе. Мы не можем вынести отсюда все, или пересчитывать и делить содержимое клада. Я предлагаю каждому выбрать награду за наш тяжелый поход. Пусть все, кто сейчас находится здесь, отныне будут в доле. Дебори умер, Гупегури…

— Тоже умер, — вставила Лавашка. — Но Буги, Шумми и принцесса вправе рассчитывать на вознаграждение, и Лори тоже — он привел нас сюда.

— Лично я собираюсь возрождать здесь город. Любой из вас волен присоединиться ко мне или распорядиться как-то иначе своей долей. В дальнейшем, если кому-нибудь из вас доведется посетить эти края, помните — вас ждет здесь самый теплый прием, в этом я ручаюсь. Если же вы не согласны со мной, то мы можем устроить совет, где каждый выскажет свое мнение.

— Ты — потрясающий гном, Тим! — который раз восхитилась Лавашка.

Ни у кого не возникло желания устраивать совет и начинать дележку. Решили взять ровно столько, сколько не тяжело будет вынести с собой из пещеры, выйти на волю, набраться сил, а там уж решить, что делать дальше. Все засуетились, началась приятная часть приключений: каждый выбирал себе вещи по вкусу. Никто не жадничал, все находились под впечатлением выступления Тима Огнеруда. Мириэль спокойно наблюдала за ними.

— Принцесса, почему вы не выберете себе что-нибудь? — поинтересовался Тим.

— Я думаю про «Дыры в кольчуге мира», как ты изволил выразиться сегодня. Скажи мне, а не слышал ли ты что-нибудь о Спасителе?

— Ну, как же, я долго скитался среди народов Средиземья. Там многие в него верят. Говорят, что появится могущественный рыцарь. Будет он черноок и бледен, с виду молод, но на самом деле древнее, чем весь этот мир. Ему подвластны и земля, и небо, и нет равных по силе.

— Верно, я не раз слышала о нем. Эти слухи очень беспокоили моего учителя Чайлдина. Знать бы кто их распространяет.

— Люди всегда цепляются за идеи, которые сулят им лучшую долю. Живут мечтами о будущем, чтобы забыть настоящее, — заметил Тим.

— Разве гномы поступают иначе?

— Гномов привлекает прошлое, они хотят сделать все так, как было раньше у их предков. Вот и этот клад — не просто средство к обогащению. В нем каждая вещь имеет длинную историю и является чьей-то реликвией. В этих древних предметах прежней жизни заключается очарование для нашего племени. Поэтому наш уклад почти не меняется.

— Я бы не сказала, что ты так уж дорожишь этим сокровищем, судя по тому, как легко ты его раздаешь.

— Пусть друзья владеют сокровищами моих предков. Я не хочу прослыть скупым и лишиться их поддержки.

— Ты будешь мудрым правителем, Тим.

— Если это моя судьба.

— Только, Тим….

— Да?

— В этом месте опасность. Ты не сможешь возродить здесь город, пока не узнаешь, откуда она исходит.

Тим медлил.

— Может, вы и правы. Но, если я пойду выяснять это, то подвергну риску жизнь других.

— Этого не придется делать, Тим. Выводи отряд из пещеры. Я останусь здесь и выясню в чем дело.

— Это безумие! Мы не оставим вас одну. Лучше замуруем этот вход и забудем о нем навсегда.

— Ты не знаешь, что там, — возразила Мириэль. — Не бойся за меня. Худшее, что может случиться — я стану духом, как Дебори, и ты пронзишь меня мечом Дуккума и отправишь восвояси. Но я не думаю, что такое произойдет.

Тим понял, что она не отступит от задуманного.

— Я пойду с вами.

— Нет! — она посмотрела на него так жестко, что он был поражен ее твердостью и властностью.

— Это моя судьба, я должна идти туда одна.

— Возьми мой меч, — тяжело вздохнул Тим, расставаясь с клинком Дуккума. Она кивнула, соглашаясь, а потом, вдруг, поежилась, как обыкновенная слабая женщина.

— Меня что-то знобит.

— Подождите, — Тим протянул ей довольно тяжелый плащ из мягкой, но плотной ткани темно-фиолетового цвета. Она надела его, и почувствовала, как ее озябшее тело обволакивает теплом. Он был великоват принцессе, но снимать его не хотелось.

— Спасибо Тим, — Мириэль благодарно взглянула на гнома. Неторопливо осмотревшись, она приметила за сундуком рукоять меча и тотчас же ухватилась за нее.

— Взгляни! Еще один меч Дуккума.

— Как вы узнали его? Они не похожи друг на друга.

Мириэль улыбнулась:

— Теперь ты можешь забрать свой меч. Не думай обо мне, и не бойся теней.

Скоро весь отряд покинул пещеру, Мириэль осталась.

— Не следует бросать ее здесь одну, — все еще колебался Тим.

— Да что ты за нее волнуешься! — возразил Буги. — Лучше камушков больше в карманы набери, а то она затопит твои сокровища, ей палец в рот не клади. — Тим согласился с ним, Мириэль, пожалуй, могла за себя постоять.

Долгое время провела принцесса в раздумьях, дожидаясь, когда, по ее подсчетам, отряд выберется на поверхность. «Вечно ты впутываешься в трудные истории, — сказала ей мама. — Она права. Кто выручит ее на этот раз»? — Мириэль не боялась. Очень не хватало Олвика, не хотелось верить, что единственный друг погиб. С такой утратой смириться было бы невозможно.

Наконец, она заставила себя встать, взяла факел и меч Дуккума и пошла навстречу своей судьбе. Через некоторое время Мириэль оказалась в таинственной комнате, где сгинул Дебори. Ничто не нарушало тишину. Так же, как и гном накануне, она огляделась. Подошла к столу и взобралась на подставку. Факел осветил непонятные письмена. Трудно было оторвать взгляд от пожелтевших страниц, в воздухе повисло напряжение. Показалось, что книги ее притягивают. «Это язык Моргота, врага. Я не знаю этого языка», — возникла откуда-то мысль.

Тишина наполнилась звуками, зашуршала и зашептала многими голосами.

— Тебе и не надо знать этот язык. Ты из рода Избранных, не сомневайся в этом.

— Избранным ведома тайнопись чувств. Им любая магия подвластна. Постарайся вникнуть и ты все поймешь.

Мириэль вдруг почувствовала, как в нее вошел холод, а вместе с ним сила. Казалось, что она стоит под леденящими струями водопада. В голове стало ясно, как никогда. Она смотрела на неизвестные буквы. Но теперь понимала все. Вот оно, заклинание, уничтожающее плоть. А вот — переносящее мага на дальние расстояния. Мириэль листала книгу, и перед ней возникали видения новых возможностей. Можно было стать ураганом, несущим смерть, рассеивать звезды в пыль, сковывать рост всего живого, возводить неприступные стены перед лицом противника, вызывать землетрясения, извержения вулканов, подчинять себе людей, отбирать энергию у жизни, высасывая ее соки. Все это были страшные вещи, но голова кружилась от возможности всевластья. Это были самые древние заклинания, открывающие суть вещей и природу энергий, магия, известная лишь Илуватару и Валарам. Пользуясь ими, она могла бы вызвать ту мощную волну, которую Улмо обрушил на Барлога.

Мириэль подумала, что стоит как следует вникнуть в эти письмена, и ей удастся вместо разрушительных заклинаний распознать формулы творения, а значит, она сможет созидать, охранять мир и изгонять зло. Ведь это значит… быть Богом! Она принадлежит к роду Избранных, ей дано понять тайны, ускользающие от смертных. Она способна достичь таких вершин, куда не поднимался ни один маг Средиземья. Она превзойдет своего Учителя, осилит неведомого врага и, наконец, справится с Сауроном. И, может, найдет секрет бессмертия? Вот был бы подарок человечеству! Да, не зря привела ее судьба в славные горы Эред Фалас. Пока душа ее жаждет помогать людям в этом мире, она и есть тот самый ожидаемый всеми Спаситель. Валары устали оберегать человечество, они ждут, когда мы сами возьмемся за свое спасение и научимся мудро править миром и защищать его от невзгод. Тогда они могут совсем уйти, легко и радостно взяться за сотворение нового оазиса в пустыне космического хаоса, ибо созидание и любовь должны пересилить злобу и мрак, и об этом песнь надежды. Когда Валары покинут землю, больше не будет деления на благословенные и проклятые земли, останется лишь один остров бессмертия.

«Сколько озарений я испытала!» — ликовала Мириэль.

— Так ты хочешь владеть нашим знанием? — прошептали книги.

— Конечно, да! — не задумываясь, ответила принцесса.

— Есть одно условие: прочитай первую страницу.

Мириэль сделала, как просили:

— Маг, желающий стать всесильным, должен освободиться от всего прежнего, что засоряет его ум и память, освободиться от привязанностей, от магических знаний, полученных прежде, и посвятить себя служению Морготу.

Мириэль вздрогнула, она не собиралась этого делать:

— Я не буду служить Морготу.

— И не надо, — согласились книги, — переменим условие, пусть это будет «служить человечеству», тебе так больше нравится?

— Я не желаю отказываться от своих знаний и памяти, — настаивала Мириэль, приятно удивленная сговорчивостью книг.

— Цена невелика, — зашуршали книги, раздосадованные ее упрямством, — твои знания — капля в море, твоя память — страдания о людях и страстях, которые того не стоят. Перед тобой океан мудрости, только произнеси свою клятву.

Мириэль замерла в нерешительности: в чем-то здесь был подвох, слишком уж все просто.

— Действительно просто, — книги читали ее мысли, — почему ты колеблешься? Хочешь, мы сами озвучим формулу, читая ее отражение в твоих глазах?

Мириэль немедленно закрыла глаза, испугавшись, что такое может произойти. Должно быть, Дебори именно так расстался с жизнью.

— Я должна подумать, — сказала она.

— Нельзя медлить, не откладывай! Ты на пороге своей мечты, — торопили книги.

И Мириэль казалось, что они забирают у нее волю. Несколько мгновений назад она чувствовала себя выше и значительней всей Вселенной, а теперь ее насильно притягивало к книгам, и тяжело было сопротивляться. Они читали ее мысли и заставляли принять решение, к которому она не была готова. Она положила факел на стол и выронила меч. Он со звоном упал на каменный пол, отрезвив сознание девушки.

«Я опустошу свои ум и память, и дух Моргота явится, чтобы заполнить меня», — посетило принцессу еще одно озарение. Ей захотелось спрятаться от книг, закрыть свое лицо. Бессознательно она накинула на себя капюшон.

— Я должна изучить вас, чтобы принять решение.

Казалось, книги уступили, недовольно шурша, а ее тень на стене выросла. Она снова почувствовала себя гордой и несокрушимой.

— Ладно, — сказали книги, — ты еще не осознала своего сокровенного желания, — и они позволили себя закрыть. Мириэль взяла две книги со стола, где они пылились тысячелетия, и спрыгнула на землю. Книги были очень тяжелыми, но утешало то, что они больше не смущали ее своими разговорами. Она запыхалась, пока поднялась в зал с сокровищами гномов, и тут только почувствовала страшную усталость. Все-таки она выдержала серьезную борьбу. Мириэль откинула капюшон и отдышалась, положила книги рядом с одним из сундуков. Она подумала, что не стоит хранить их легко доступными, вдруг опять разговорятся, нашла прочный кожаный мешок, спрятала книги и крепко перевязала их веревкой. Усталость сковала ее по рукам и ногам, она чувствовала необходимость отдохнуть, но так не хотелось больше оставаться в подземелье. «Пойду потихоньку», — решила она. Потом, вдруг, вспомнила, что оставила внизу меч Дуккума и решила, что взять его с собой не помешает.

 

Старые знакомые

Мириэль поднималась по лестнице, на этот раз с факелом и мечом, и думала, что надо было принять помощь Тима. Испытание, по ее мнению, оказалось не столь опасным, но книги были тяжелы, а сил оставалось мало.

— Я думал, что потерял тебя, — голос, а еще больше его обладатель, заставили принцессу вздрогнуть, и вялость как ветром сдуло. Посреди пещеры, прямо перед ней, стоял человек в маске.

— Охотник, — у Мириэль подкосились ноги. Если бы она поддалась соблазну открыть доступ к сокровенным формулам Мелкора, то смогла бы сейчас уничтожить это чудовище. Не это ли имели в виду книги, когда убеждали ее поторопиться? Такие предложения бывают раз в жизни, и она, похоже, упустила свой шанс.

— Рад тебя видеть, ты, наверное, помнишь, меня зовут Ярон, — в голосе прозвучала угроза.

Он не спешил. Ярон долго бродил в подземных лабиринтах, видел мертвых орков в верхнем ярусе и старался понять, что за катастрофа произошла здесь. Почему погибло многочисленное племя агнегеров, как случилось, что океан захлестнул горы, проник в самые недра? Еще он видел, что, в отличие от орков, гномы и хоббиты уцелели, и принцесса Нуменора тоже осталась жива. Ее магические способности оказались сильнее, чем он предполагал, она стала интересна ему.

— Это ты очистила горы от орчьего племени?

— Мне очень жаль, что я не очистила их от тебя. Почему ты не оставишь меня в покое?

— Я буду вечно преследовать тебя, — обнадежил Ярон, наслаждаясь ее напряженным вниманием.

Она готовилась отразить любой его выпад.

— Что? Хочешь испытать новый меч? Ты же знаешь мою реакцию.

Он медленно наступал, и Мириэль пятилась назад, в коридор, из которого недавно вышла.

— Пронзи меня! — Ярон развел руки в стороны, подставляя грудь принцессе, уверенный, что легко отразит любой натиск. Но тут случилось что-то неожиданное, со словами: «Душа, покинь это тело!» — Мириэль сделала молниеносный выпад. Враг отпрянул, но меч слегка оцарапал руку. Впервые в жизни Ярон испытал страх, но не потому, что его ранили, и он увидел свою кровь, а потому, что в груди что-то сжалось, горячим вихрем пронеслось через сердце и легкие к голове, и вырвалось прочь. Мириэль видела, как завибрировало его тело, дернулась назад голова, закатились глаза, и скрюченные руки хватали воздух, как будто пытаясь удержать что-то ускользающее. Слабое розовое сияние кругами расходилось над головой Ярона, а сам он стал меняться на глазах, принимая поочередно обличья ягуара, оленя, полоза. Мириэль не могла пошевелиться, пораженная увиденным. Он как будто истончался, таял, исчезал. Но вот Ярон напрягся, собрал всю свою волю, и Мириэль вновь увидела противника во плоти. Обезумевший взор вперился в нее из-под маски. Охотник поднес к лицу пальцы, липкие от крови, и вдохнул ее запах. Он вложил всю свою ненависть в магическую формулу, и меч Дуккума раскололся в руках принцессы. Орудие, едва не отправившее его в могилу, было уничтожено.

— А теперь беги! — приказал он хриплым голосом, и Мириэль помчалась по ступеням вниз, так как иные пути были отрезаны. Легкой магией помогала она себе переноситься через небольшие расщелины и подземные реки и бежать быстрее. А позади, то отставая, то приближаясь, преследовал ее ненавистный охотник, испытавший страх смерти, раздраженный запахом своей крови. Не раз он мог настигнуть ее и уничтожить, принцессе некуда было деться, но эта погоня доставляла ему наслаждение, будоражила кровь и пьянила дух.

Загнанная принцесса мечтала только о том, чтобы спасти жизнь. Ей необходимо было жить, с магией книг Моргота, брошенных в кожаном мешке в пещере, она смогла бы повернуть судьбу мира, уничтожить врагов и никогда больше не убегать от противников. Мириэль потеряла счет времени. Когда в очередной раз мерзкий колдун дал ей передышку, она уловила слабое дуновение ветра и жадно вдохнула бодрящую свежесть.

Определив направление ветра, принцесса побежала к выходу из пещеры, стараясь не шуметь. Ярон некоторое время не подавал признаков жизни, и Мириэль втайне надеялась, что он провалился в какую-нибудь трещину и сломал себе ноги. Желанный свет был совсем близко. Осторожно, тихо-тихо, неслышная даже самой себе, пробиралась она к выходу из пещеры. Синее небо сияло в гранитной раме и неудержимо влекло к себе несчастную беглянку. Как же долго не видела она небо! Потеряв осторожность, Мириэль выбралась на волю и зажмурилась от яркого света. Внизу простиралось любимое море, а соленый ветер целовал ее щеки. Она вдруг явственно представила Нуменор своей юности. Тогда мир был так добр к ней.

Тяжелая рука опустилась ей на плечо, темная тень накрыла счастливый пейзаж. Страх парализовал ее до колен, и она подумала, что не в силах выдержать последнее сражение, но постарается достойно умереть. Она обернулась обреченно и обомлела. Крик неудержимой радости и удивления рванулся ввысь. Все эти годы душа ее носила ледяной панцирь, но волна былой, и поныне не утихшей страсти, расплавила лед в единый миг. Юниэр стоял перед нею, страстный майский жених, ее муж и любовь на всю жизнь. В черных глазах отражались облака. Она кинулась ему на шею, простив все обиды. Как же пылки были ее объятья, как жарки и требовательны поцелуи!

— Ты не в своем уме! Что ты делаешь? — он отшвырнул ее в сторону, с недоумением касаясь своих губ, на которых горели поцелуи. — К чему ведет эта новая тактика?

— Какая тактика? — Что-то было не так. Повеяло холодом, уносящим мгновения счастья. — Ты что, не помнишь меня?

— Не помню? Да я гоняюсь за тобой уже много дней! С чего ты решила вдруг кидаться мне на шею? Чьим именем ты меня называешь?

— Это нелепо, Юниэр, как мог ты меня забыть?

— По-моему, ты сама забываешься! Не прикидывайся дурочкой. За кого ты меня принимаешь?

— Ты мой муж. Пропади все пропадом! Я бросила Нуменор ради тебя, а ты даже не помнишь, кто я.

— Остуди свои угли, женщина! И не смей мне лгать! Ты мой враг, и я поклялся убить тебя. Я тот, от которого ты убегаешь и прячешься. Ты знала, что я иду за тобой по пятам, так чего ради заявляешь, что я твой муж?

Ярон был искренне возмущен. Она выкинула нечто такое, чего он никак не ожидал, и не притворялась, а действительно принимала его за кого-то другого. Это смущало и даже пугало его.

Мириэль такого удара не ожидала, отчаянье пронзило ее.

— Так ты Ярон, тот, кто меняет обличья? И все обо мне знаешь? О, видят Валары, как это низко! Ты принял облик моего мужа, чтобы меня измучить? Лучше бы, просто, убил!

Он впился ногтями ей в плечи, прожигая насквозь возмущенным взглядом.

— Я не принимал чужого обличья, — заскрежетал он зубами. — Меня зовут Ярон, и никогда я не был твоим мужем!

Увидев это когда-то родное лицо, искаженное яростью и ненавистью, Мириэль разрыдалась, как девочка, слезы застлали все, они шли от самого сердца и болью застревали в горле.

— Ты просто не помнишь! Тебя изменили в Стране Вечных Льдов!

К её слезам он тоже не был готов, у него разболелась голова.

— Я не был в стране Вечных Льдов! — воскликнул он.

— Это косоглазая ведьма все подстроила, — продолжала рыдать Мириэль. Она упала на пол пещеры, обнимая мокрыми от слез пальцами разбитые в кровь колени.

— Ты меня ненавидишь, ненавидишь! Вот, что они сделали.

Ярон подошел к выходу из пещеры и задумался. Он не был в Стране Вечных Льдов, но много слышал о ней от своих наставников и иногда представлял так ясно, как будто прожил там целую жизнь. Более того, если верить им, ему предназначено было властвовать в Ориене. Но что она могла знать об этом?! Ярон был не на шутку взволнован. Он взглянул на Мириэль, и тут же в нем снова вспыхнула ненависть. «Убийца! — пронеслось в мозгу, но к знакомому чувству ненависти примешивалось так много новых переживаний, что Ярон отложил исполнение мести. Надо выяснить, что за человек так похож на него, и каким образом они связаны. А потом уничтожить ее.

Ярон привязал «добычу» веревкой к своей руке, она отнеслась к этому безразлично и безвольно поплелась следом за ним, не разбирая дороги. Его раздражали всхлипывания девушки, но он сдерживал себя. Мириэль ничего не чувствовала, словно утонув в обидных и печальных мыслях. Она столько лет прятала в сердце память об их любви, горячем и нежном чувстве, самом прекрасном в жизни, а для него ее просто не существует. Нет прошлого, нет смысла жить.

Между тем, они вышли на простор, узкая коса кончилась, и спутники оказались на берегу сверкающей на солнце бухты. Песок был сухой и теплый, и они присели отдохнуть.

— Почему ты хотел меня убить? — спросила Мириэль.

— Что ж тут непонятного?! — черные глаза сузились от ненависти. — Ты убила моих родителей!

— Что?! — даже в таком состоянии Мириэль удивилась.

Он сильно сжал ее виски, и она почувствовала, как проваливается в черную дыру, в прошлое, которое улетучилось из ее памяти. «Мне нужно твое любящее сердечко для навара, и будет готов напиток власти, который вернет мне сына»! — Вэнили — серебряная садовница и страшный Рубозавр предстали перед ее взором.

— Этого не может быть! Я знала тебя до того как встретилась с ними, и ты никогда не упоминал о них. О! Все это тебе внушили люди-птицы: и то, что они твои родители, и то, что ты должен мне мстить. Они вторглись в твое сознание и изменили прошлое!

— Вот как! — злорадно ухмыльнулся Ярон. Ее слова возмутили его. Как она посмела предположить, что им могли управлять! Когда-то у него возникли подобные опасения, но он сумел доказать людям-птицам, что его невозможно сделать пешкой в чужой игре, и отомстил им. Но Рубозавр и Вэнили любили его, а эта ничтожная самозванка пытается очернить даже память о них!

Его пальцы скользнули к ее горлу.

— Если ты так много обо мне знаешь, то скажи, кто были мои настоящие родители?

Лицо исказила страшная гримаса, из черных глаз струился мрак. Ей вдруг показалось, что когда-то все это уже было с ней.

— Ты…, - прошептала она, — никто не знал точно, откуда ты родом. Тебя нашли возле Андуина, а вырастил тебя Эреб — нуменорский рыцарь.

— Какая чушь — выдохнул Ярон с отвращением, — или от страха не можешь сочинить что-нибудь умнее?

— Это правда! Эреб и его сыновья могут подтвердить мои слова. Ты просто во власти чар и не веришь мне.

— Бездарная ложь, меня нельзя запутать, ты никогда не была моей женой. Я знаю только одно: ты убила мою мать и загубила отца! А я больше никого не любил!

— Но… у меня не было другого выхода. Они заманили меня в ловушку и чуть было не сварили! Эта… женщина… в ней не осталось ничего человеческого. Ты знал, что она пила кровь?

— Не важно. Она знала, как устроен мир, могла создавать новые виды цветов, птиц, зверей, могла наделять необыкновенными качествами уже существующие в природе вещи. Ее искусство погибло вместе с ней… из-за тебя.

— Не знаю, какое это искусство требует варева из крови, да еще с моим сердцем. Может я не обладала такими талантами, как она, но умереть таким образом не собиралась.

— Тогда ты застала Вэнили в припадке сумасшествия, такое с ней бывало. Подождала бы немного, и она бы пришла в себя.

— Там была смерть, и я думала только о бегстве. Рубозавр гнался за мной по пятам, он едва не рассек меня топором. Не знаю, что его остановило.

— Я знаю. По воле злого рока отец попал в сады Горудуна. Он сказал мне, что нашел звезду, и она привела его туда. Но как могла пропасть звезда из зачарованного места, трудно представить.

— Сам ее оттуда вынес! — устало напомнила Мириэль. — С этого все и началось. Эта звезда, да белая колдунья сделали тебя другим человеком. Ты потерял ее потом и сошел с ума, оскорбил меня, и я сбежала. Талисман оказался губительным.

— Он спас тебе жизнь и погубил Рубозавра. А ведь отец был очень мягким человеком. Души не чаял в Вэнили. И когда увидел, что ты с ней сделала, конечно, озверел от горя. А так он никого не обижал.

— Ну да, — усомнилась принцесса, — жаль, что тебя не было в их премилом домике. Ты бы все так красиво объяснил.

— И, правда, жаль. — Ярон был непроницаем.

— Я не хотела никого убивать. Если можешь, прости, — вздохнула Мириэль.

— Замолчи, я устал. — Ярон, привыкший к одиноким скитаниям, не хотел больше слов. Он задумался и сидел, не двигаясь, устремив неподвижный взор в морскую даль, и Мириэль чувствовала, что лучше не прерывать его молчания.

Ей было тяжело и больно, хотелось остаться здесь навсегда. Странно, этот совершенно чужой человек был Юниэром. Почему же это так растревожило ее? Разве не поклялась она много лет тому назад забыть его навсегда? Разве не было у нее великой цели: избавить мир от Саурона и Фаразона? Ей ли с таким важным предназначением раскисать по поводу умерших страстей?! Видимо, все эти годы в самом сокровенном уголке души она, все-таки, лелеяла надежду на встречу, ждала, что дорожки их пересекутся, верила, что любовь в нем жива и вспыхнет с новой силой, как только он увидит ее, мудрую, гордую, искусную в магии. А что получилось на самом деле? Он забыл о ней совершенно, а она кинулась к нему, едва увидев. Это Юниэр стал магом-воителем, с которым ей невозможно тягаться в искусстве. Полное поражение и унижение. Столько лет она не давала себе быть слабой. И снова удар, от которого не оправиться. Так стоит ли жить?

На безоблачном небе появилась маленькая черная точка. Она быстро росла, приближаясь к берегу. Это было живое существо, и оно неслось прямо на них, разрастаясь и заполняя собой пространство. «Вот и конец», — подумала Мириэль с облегчением и упала на песок, закрыв голову обеими руками. Но умереть снова не удалось. На песке перед ними приземлился дымящийся от перегрева дракон, Мириэль прежде не доводилось встречаться с такими тварями, и она смотрела во все глаза на это чудо.

— Чтоб ты ободрал себе хвост! Неужели нельзя было изящнее спикировать? — выговаривал Ярон приятелю, поднимаясь и вытряхивая песок из темных кудрей.

— Не серчай, подумаешь песок! Зато я так рад тебя видеть!

Мириэль показалось, что дракон улыбается. Его можно было сравнить с Гребнем славы — шестиэтажным кораблем, созданием Дил Эланда. Корабль этот затонул в первом же плавании, ухнув в бездонные владения Улмо. Это многотонное туловище еще и летало! Дракон пританцовывал, и от этого земля ходила ходуном.

— Бируз, перестань плясать, ты — создание не из самых легких.

— Слушаюсь. А кто это с тобой? Твоя новая возлюбленная?

— И все-то тебе надо знать! Мне надо разобраться с ней. Перевези нас на остров.

— Боюсь, что не подниму такую тяжесть. Хотя, ладно, но только ради нашей дружбы.

Энергия молодого дракона пронизывала пространство вокруг. Насыщенно яркой была его расцветка: снежно-серебристый снизу он сверкал изумрудной зеленью на спине и шее, а на хвосте зеленые тона плавно переходили в бирюзовые. Он носил дорогие браслеты на всех четырех лапах, и очень любил себя.

— Мой питомец, — кивнул на него Ярон, обращаясь к принцессе, — пойдем.

Мириэль ощутила легкое покалывание возле сердца: ее бывший возлюбленный в дополнение к прочим талантам водил дружбу с драконами и предлагал ей ни много, ни мало лететь на нем куда-то. Впрочем, не предлагал — приказывал.

— Куда мы полетим? — спросила она.

— К другу, — уклончиво ответил Ярон.

 

Остров Горудуна

Взобраться на Бируза было сложней, чем на крутую скалу с расщелинами, но спина его сверху оказалась довольно удобной ровной площадкой, где они и расположились между крыльями. Ярон дал команду, и дракон резко взмыл вверх. О своих спутниках он, похоже, мало заботился. Когда полет его выровнялся, принцесса восхитилась тем, как легко плыла в воздухе такая махина. Ярон стоял в полный рост, противоборствуя свистящему ветру, он любил сумасшедшую скорость. Мириэль не видела землю, в поле ее зрения была только мощная спина и блестящие крылья Бируза. Поделиться новыми ощущениями было не с кем. Она витала в облаках, но только наяву. От переживаний, усталости и легкого покачивания Мириэль уснула.

Ярон с трудом разбудил ее, когда они прилетели.

— Что, полеты на драконе такое скучное занятие? — осведомился он. Бируз, догадавшийся в чем дело, оскорбился.

— Чтоб мне превратиться в ящерицу, если тебе уже доводилось летать на драконах!

— Нет, не доводилось, — ответила девушка спросонья, — но я когда-то летала с назгулом.

Ярон заинтересовался.

— Ну и, как оно?

— Не помню, — пожала плечами принцесса, — я спала.

— Вот здорово, — расхохотался Бируз, — у твоей новой подружки вообще нет нервов!

— Моя новая подружка утверждает, что когда-то я был ее мужем.

— О! — поразился Бируз. — Хотя, от тебя всего можно ожидать.

Мириэль осмотрелась. Они находились на скалистом острове, вдалеке высились башни мрачноватого замка.

— Ты свободен, дружище, — отпустил Ярон Бируза.

— Мой привет Лидии. Она знает, что ты с женой? — съязвил тот на прощание и, развернувшись, улетел.

— Чей это замок? — вяло поинтересовалась Мириэль.

— Горудуна.

Следуя за Яроном, Мириэль чувствовала себя одинокой, как никогда. Не осталось больше ни одной родной души в этом мире, да еще приходилось встречаться с теми, кого хотелось бы забыть.

Остров Горудуна был невелик. От холодного осеннего Средиземья его отделял лишь пролив, но со стороны океана к острову близко подходило теплое течение, поэтому здешние жители не знали суровой зимы Средиземья. Вдоль линии прибоя высились стройные пальмы, а выше, цепляясь корнями за скалистые склоны, росли гигантские кактусы, из многочисленных расселин поднимался белый пар, а мощеная дорога, проложенная к замку, была теплой, как пол в бане. Хижины островитян, выложенные из камней, казались частью пейзажа.

Мимо них пробежала ватага ребятишек, как на подбор, русых и голубоглазых. Мириэль заметила, как они шарахнулись в сторону при виде Ярона. Дети бежали вслед бумажному змею-дракону, высоко в небе трещали на ветру его яркие крылья. Настоящие же драконы облюбовали бурлящие горячие озерца острова. Возле них приятно было понежиться, погреть брюшко и посудачить о перипетиях их драконьей жизни. Там собирались молодые драконы, не успевшие поднакопить сокровищ и потому не обремененные их охраной.

Замок Горудуна находился в самом сердце острова, глубокий ров обрамлял его. Едва только Ярон и Мириэль подошли к зияющей пропасти, как тут же с противоположной стороны опустился широкий мост. С тяжелым сердцем прошла по нему принцесса. Когда ворота захлопнулись за ними, она почувствовала себя в капкане. С удивлением разглядывала она представший перед ней замок. В ее представлении замки должны были быть похожи на крепости и, в случае нападения врагов, служить надежным укрытием, а в непогоду — уютным домом, где не страшно любое ненастье. Таким был белокаменный дворец в Нуменоре, но он не стал ее домом.

Замок, который она увидела, мог построить только сумасшедший. Это было ажурное сооружение с несколькими рядами огромных, зияющих пустотой окон. Казалось, он просвечивает насквозь. Построенный из темно-багрового пористого камня, замок Горудуна был распахнут всем ветрам и открыт всем светилам.

К ним подошли люди в белых хитонах.

— Отведите ее в покои для гостей! — коротко приказал Ярон.

Она последовала за слугами и оказалась в комнате без мебели, но с бассейном посередине. Ей принесли полотенца и мягкое одеяние из белоснежной ткани. С наслаждением погрузила Мириэль уставшее тело в горячую воду, налила туда ароматных масел и подумала, что все не так уж плохо. Из пуховых подушек, разбросанных по мраморному полу, она устроила себе ложе и очень быстро уснула, стараясь не вспоминать прошлое и не думать о будущем.

Расставшись с ней, Ярон разыскал Горудуна. Тот, по обыкновению, курил кальян, вдыхая дурманящий опиумный дым, полулежа на любимых подушках. Расплывшееся тело бугрилось под гладким шелком халата. Узорчатая чалма венчала густые каштановые кудри, роскошная борода скрывала хитрую ухмылку. В левой руке поблескивали металлические четки. Он жмурился от удовольствия и всем своим обликом напоминал ленивого, плотно отобедавшего кота. Ярон стремительно вошел в комнату, напряженный, как струна, которая вот-вот зазвенит.

— Привет, привет, — Горудун жестом пригласил его сесть напротив, но Ярон не послушался, — ты, я вижу, кипишь, как бульон. Что-то стряслось?

— Я привез Мириэль, убийцу своей матери.

— Вот как? Я же просил тебя не привозить чужих на мой остров без моего ведома. Зачем ты это сделал? Надо было уничтожить ее.

— У меня к ней слишком много вопросов. Во-первых, она называет себя принцессой Нуменора. Во-вторых, с ней был волк из страны Вечных Льдов, о которой ты мне рассказывал. Наконец, она приняла меня за кого-то другого. Я показал ей свое истинное лицо, а она кинулась мне на шею и объявила, что когда-то я был ее мужем. Мне не нравится вся эта история! — Ярон пристально смотрел на Горудуна.

— Почему ты молчишь?! — вспылил он. — Тебе что-то известно?

— Угомонись, — Горудун медленно подбирал слова, — принцесса Тар-Мириэль давно умерла, не прожила и года после замужества. Скорее всего, эта девица — самозванка. Почему с ней был белый волк, я понятия не имею. А мужем она тебя нарекла потому, что, по-видимому, хотела отсрочить твою месть.

— Нет, она была искренней. И до сих пор уверена, что в Стране Вечных Льдов мне отшибли память, и лишь поэтому я не узнаю ее.

— Ты не был в Ориене.

— Значит, кто-то пользуется моим обликом. Возможно, существует человек, похожий на меня, как близнец.

В темных глазах Ярона отразилась догорающая заря.

— Невероятно, — задумался Горудун, — неужели… — тут он осекся, сообразив, что размышляет вслух.

— Что?! — насторожился Ярон. — Что ты знаешь?

— Нет, ничего, — засуетился Горудун, — может, у тебя и был близнец, но мне об этом ничего не известно. — Ярон злобно взглянул на него.

— Я устал от этих тайн, — его голос стал угрожающим, — лучше признайся, что скрываешь? Почему мне не все говорят о моем происхождении? Я должен знать! Говори сейчас же или ты горько пожалеешь о том дне, когда впервые встретил меня!

С этими словами Ярон метнулся к Горудуну, намереваясь схватить его за жирные плечи и вытряхнуть из него всю правду. Но тут же остановился, как вкопанный, и мука исказила его лицо. Он поднес руки ко лбу и сжал голову.

— О, эта проклятая боль, — голос Ярона был хриплым, — только на твоем мерзком острове я испытываю такие страдания.

— Ты перенапрягся, — возразил Горудун глухо, — голова болит, когда тебя охватывает бешенство. Надо отдохнуть, ступай. Я надеюсь, что принцесса поможет тебе разгадать тайну двойника.

Ярон вышел, все еще потирая лоб. Горудун вздохнул облегченно. Если бы принцесса присутствовала при их разговоре, она бы поняла, что Ярон не так уж неуязвим, как кажется.

Последнее время Покровитель, так называли Горудуна Либера, Окун и Аргуин, его учители в недалеком прошлом, все чаще раздражал Ярона. Учители, как и он сам, были способны перевоплощаться. Они жили двойной жизнью и занимались делами, о которых Ярону мало, что было известно. Его никогда ни в чем не ущемляли, обращались с ним ласково, предупредительно, щедро делились тайнами магии, в которой они знали толк, а также другими познаниями и мастерством. Упоминали, что пытаются сделать из него совершенного человека. Раньше он не стремился проникнуть в их тайные помыслы, а теперь понял, что есть определенный барьер, заглянуть за который ему не позволяли. Всегда его вежливо, но настойчиво отстраняли как раз в тот момент, когда ему удавалось близко подойти к заветной черте. Загадочное поведение наставников сделало его мнительным. За внешней маской доброжелательности ему чудилась угроза его существованию. И недаром он был осторожен! Иначе как бы он уберегся от заговора? Те, кто убеждали его, что он всегда может рассчитывать на их понимание и помощь и собирались сделать путь его блистательным и ярким, вдруг взбунтовались и едва не уничтожили ученика. Двух предателей он обезвредил сам, а третий сбежал и сгинул в Средиземье, в подземельях агнегеров. Лишь родители остались ему верны, но их уничтожила колдунья Мириэль.

О своих мучениях он мог бы рассказать Вэнили. Она не была похожа на остальных и любила его по-настоящему. А Рубозавр потерял свое «я» в зачарованном лесу. Ярон бросился за ним тогда по горячим следам преступления и не без усилия установил, кто был повинен в их злосчастной судьбе. Через некоторое время Рубозавр перестал узнавать его. В отчаянии Ярон едва не задушил Горудуна, но маг больше не имел власти над созданными им садами. Ярон остался один. Больше некому было направлять его действия, учить разбираться в сложных вопросах бытия. Горудун пытался заменить ему наставников, но он был чужим, второсортным существом. Он не мог перевоплощаться и во всем уступал пришельцам из Ориены, Страны Вечных Льдов. «Покровитель» был нужен ему только как слуга, и до сих пор он старался исполнить любую прихоть Ярона. Если же Горудун что-нибудь против него замышляет, расправа его не минует. Совладать с бывшим магом гораздо проще, чем с могущественными братьями по крови.

Мириэль проснулась от тревожного ощущения. В комнате был посторонний. Она приподняла голову, стараясь разглядеть того, кто нарушил ее сон. Тьма окутывала ее, тьма, не разбавленная светом ночных ламп или бледным сиянием луны. Слышно было только дыхание ночного гостя и ни шороха больше. Глаза ее спросонья долго не обретали привычную зоркость, мысли путались, тело ныло — выспаться ей не дали.

— Не бойся, это всего лишь я, — голос принадлежал Ярону.

— Ты не должен входить сюда без предупреждения, — возмутилась принцесса.

— Вот как? А зачем надушилась молодая жена? Кого ждет здесь, кроме вновь обретенного мужа? — издевался Ярон.

Мириэль стало не по себе, и она на всякий случай приготовилась к обороне.

— Между нами ненависть, Ярон, — сказала она холодно, — не подходи ко мне.

— Как быстро остывают нуменорские женщины, — произнес Ярон трагическим шепотом, — в Прибрежных горах ты целовала меня не в шутку. Почему же теперь таишь свой пыл?

Мириэль почувствовала, что он приближается, и высекла вспышку света перед собой, чтобы хоть на миг развеять мрак и увидеть его.

Ярон расхохотался.

— Да ты просто искришься от страсти! — он спокойно стоял посреди комнаты, скрестив руки на груди. — Не любишь, когда темно? Свет здесь загорается так. — Он легко поднял руку, и спальня озарилась переливчатым сиянием. Разноцветные блики заскользили по колоннам, портьерам и мраморному полу. Охотник разглядывал свою пленницу.

Растерянная Мириэль лихорадочно соображала, что ей предпринять. Такие темно-фиолетовые глаза она видела только у Юниэра. Дрожь охватила ее. Ярон осклабился.

— И ты поверила, что я прельстился твоими костлявыми прелестями? — вдруг спросил он. — На этом острове есть девушки, более привлекательные, чем ты. Идем, я покажу их тебе.

Мириэль сжала зубы, это было выше сил терпеть его издевательства. Лицо ее побледнело от гнева.

— Я не хочу никуда идти! — слова давались ей с усилием. — Ты напрасно потревожил меня. Уходи.

— Здесь я принимаю решения, — возразил Ярон, — спать ты будешь потом.

Пламя, полыхнувшее в его недобром взоре, было убедительнее слов. Она еще успеет с ним сразиться, и чем позже это произойдет, тем больше у нее шансов победить. Мириэль посмотрела по сторонам, пытаясь найти свой плащ.

— Где мои вещи?

— Не смеши меня! Эту рухлядь должно быть отдали старьевщику. Пойдем. Живо! — он схватил ее за руку и потащил к выходу. Еле поспевая за ним, она придерживала предательски скользкий халат и с тоской думала о том, как долго продлится ее пребывание в замке Горудуна. Удастся ли ей когда-нибудь выбраться отсюда и избавиться от Ярона?

Они пришли во внутренний двор замка, где стараниями Горудуна был создан прекрасный парк с редчайшими деревьями и цветами. Трехъярусные стены, окружавшие его, были темнее ночного неба, но всеми цветами радуги переливались многоструйные фонтаны, мягко сияли светильники в приветливых беседках.

Смуглые безмолвные невольники расстелили перед Яроном пушистый ковер, он сел и указал Мириэль на место рядом с собой. Один из слуг поставил перед ними кубки с вином и тут же растворился в густой тени разросшегося климантиуса, напряженно вглядываясь в лицо хозяина и стараясь предугадать любое его желание.

Запели скрипки и флейты, лунно-серебряным светом вспыхнула площадка перед ними. Сверху, как будто с неба, медленно описывая круги, спустились две стройные фигурки, похожие на черных ласточек. Маленькие гимнастки выгибались в воздухе, поддерживаемые невидимыми глазу нитями, сплетая свои пластичные тела в невообразимые фигуры. Ярон пил вино и с презрением наблюдал их великолепные трюки, ни в грош не ставя мастерство, достигнутое тяжким трудом и терпением. Какими бы совершенными не были их тела, им никогда не узнать чувство свободного полета в небесной выси. Если веревочки, которые поддерживают их хрупкую красоту, вдруг перетрутся, ловкие птички рухнут вниз на мраморные плиты и больше никогда не взлетят. Он мрачно ухмыльнулся и повернулся к Мириэль. Она не притронулась к своему кубку. Свежим и прохладным был воздух, нежной и чарующей — музыка, великолепным — зрелище, но она чувствовала себя так, как будто сидела на горящих углях, и все время ждала подвоха. Ярон глядел на нее, и омерзительная улыбка кривила его губы.

— Может, моя новоявленная жена порадует меня сегодня каким-нибудь изысканным номером? Не верю, что она ни на что не способна, — он подтолкнул ее локтем. Принцесса съежилась от приступа дурноты, подступившей к горлу. Нет, он не заставит ее пресмыкаться перед ним. Она встретила его взгляд, не мигая.

— Ты не сможешь испепелить меня своими синими глазками, — насмешливо сказал Ярон.

— Не могу поверить, что когда-то любила тебя, — прошептала она, и было в ее словах столько горечи и разочарования, что Ярон нахмурился, отпустил ее руку и отвернулся. Он задумался на какое-то мгновение, и все в парке замерло, стихла музыка, даже вода в фонтанах, казалось, застыла, повиснув в воздухе неподвижными нитями.

— Пусть придет Лидия! — выкрикнул Ярон, словно очнувшись от тяжелого сна. Тотчас же музыканты схватились за инструменты, и ночь встревожили страстные, томительные звуки. На площадку перед фонтанами вышла танцовщица. Мириэль, взглянув на нее поневоле, не смогла отвести взгляд.

Молодая ливийка была одного с ней роста и обладала поистине королевской статью. Все ее движения были легки и грациозны, отдельные, выхваченные взглядом детали: длинные ноги, пышная грудь, восхитительная шея своим совершенством слагали гимн красоте, и вся она в целом казалась воплощенной мечтой.

Ярон перестал обращать внимание на Мириэль. Он отдался благоговейному созерцанию красавицы, расточавшей обещания неземных блаженств. Принцессе даже почудилось тепло в его глазах, на которое, как она подозревала, он больше не был способен. Ярон и сам не понимал, чем привлекала его Лидия, обыкновенная дочь человеческого племени, лишенная исключительных способностей, присущих избранным, не владеющая магическими тайнами. Он не понимал, что природа наделила Лидию энергией обольщения в такой степени, что невидимыми волнами струилась она, зажигая сердца и старца, и зрелого мужа, и юнца, и мага. Прозрачно-зеленые глаза, словно всегда наполненные майским солнцем, смуглая кожа, сладостно-низкий тембр голоса, — все это вызывало их восхищение и… возмущение принцессы. Прежде она без зависти смотрела на чудесные черты, которыми природа наделила своих избранниц. Может быть потому, что могла сравнить себя с любой красивой женщиной и подумать, что и она так же хороша. Рядом с Лидией она стушевалась.

Мириэль больше не существовала для Ярона. Так было всегда, когда Лидия танцевала и пела, все остальное в это время теряло для присутствующих значение. Он встал, сделал знак рукой и призвал Лидию к себе. Музыка стихла, и охваченные страстью Ярон и Лидия удалились, даже не взглянув на Мириэль.

Теперь принцесса осушила кубок вина залпом. Она почувствовала досаду и злилась на себя за это. Только что Ярон вызывал отвращение, но после того, как он исчез в темном проеме, ведущем в покои танцовщицы, сердце неожиданно затрепетало от неуместной ревности.

— Да, — услышала она тягучий приторный голос, — умеет эта девчонка зажечь сердце Ярона. А ведь обычно он, как кремень, ничто его не волнует и не радует. Моя находка ему приглянулась, ну, это и не удивительно. При взгляде на нее кровь закипит и у окаменевшего дракона.

Горудун, незаметно появившийся рядом, расточал комплименты смуглой красавице, и тем самым растравлял ревность принцессы.

— Я хочу вернуться в свои покои, думаю, что Ярон не будет настаивать на моем присутствии здесь, — сказала Мириэль, не желая поддерживать неприятный разговор.

— О, разумеется, — Горудун затрясся от смеха, — мы не увидим его до утра.

Мириэль, холодно кивнув старику, удалилась в комнату, где совсем недавно Ярон бесцеремонно прервал ее сон. Она задержалась у зеркала. Вид у нее был измученный и унылый. «Разве ты хочешь потратить молодые годы на зубрежку длинных магических заклинаний? Исчахнуть над книгами заклятий?» — что-то подобное говорил когда-то один милый эльф. У него были мягкие, нежные губы, она помнила его поцелуи. Неужели он был прав? Может быть, она утратила былую красоту и привлекательность за годы, которые посвятила колдовскому искусству? Потеряла способность любить и вызывать любовь? Мириэль спрятала лицо поглубже в подушки, чтобы никто не услышал странных прерывистых звуков. Уснула она в самом скверном расположении духа.

На следующий день обитатели замка проснулись поздно. Горудун подошел к окну и взглянул на черные скалы, окутанные прозрачной вуалью колеблющегося воздуха, на чуть пенный прибой и море, искрящееся благородным опалом, и вздохнул. Зависть к Всевышнему художнику кольнула его сердце. Маг с удовольствием потянулся, но, вспомнив о чем-то, нахмурился. Он ждал необычную гостью.

— Ты звал меня? — в покои вошла высокая худая старуха и прервала его созерцание. Черное глухое платье обтягивало костлявую фигуру, а горделивая осанка невольно принуждала смотреть на нее снизу вверх. Прямые седые пряди волос, не убранных в прическу, падали на спину. Жутковатый взгляд бледно-зеленых глаз был цепким и твердым. Что-то орлиное сквозило в суровом лице, на нем легко читались тяготы и лишения необычного жизненного пути. Гостью звали Горделией, и не было другого имени, которое бы ей так подходило.

— Есть разговор, — кивнул Горудун, приглашая старуху выпить утренний кофе. — Стараниями гостьи, которую привез Ярон, или в силу других неизвестных нам причин, Орден Огня больше не существует. Дух огня покинул Эред-Фалас, и все до единого агнегеры мертвы. Путь в глубь горы свободен, настало время сбыться пророчеству. Ярон должен исполнить возложенную на него миссию.

Тень сомнения скользнула по лицу Горделии.

— Мне кажется, что Ярон еще не вполне готов к этому, — сказала она.

— Я думаю — он никогда не будет готов! — нервно дернул плечом Горудун.

Искорки удивления вспыхнули в тусклых глазах старухи.

— Раньше ты верил в Ярона и обнадеживал меня, — начала она осторожно.

— Я вижу, что с каждым днем его характер становится все более скверным, — перебил Горудун. — Боюсь, что, если мы будем медлить, он совсем выйдет из-под контроля. Теперь, когда проход в гору открыт, мы не должны терять время.

— Но какими будут последствия, когда силы его возрастут во много раз? Разве тебя это не ужасает? — воскликнула Горделия.

— Он изменится, когда в его тело войдет Совершенный, — возразил Горудун.

Продолжить этот занимательный разговор им помешали. В комнату вошла Мириэль. Не дождавшись никого, кто проявил бы к ней интерес в этом странном замке, она решила сама разведать обстановку и обошла немало комнат, прежде чем обнаружила хозяина замка.

— Я не помешала вашему разговору? — вежливо спросила она, тихо отодвинув тяжелые шторы.

— С добрым утром, дорогая! — улыбнулся Горудун с наигранной учтивостью. — Простите старика, совсем запамятовал, не предупредил слуг, чтобы вам принесли завтрак.

— Спасибо, — принцесса с любопытством посмотрела на старуху. — Я хочу, чтобы мне вернули одежду.

— Ее одежда у тебя? — Горудун повернулся к Горделии. — Все в порядке?

Та едва кивнула.

— Да, вам вернут платье, — обратилась она к принцессе. Жесткий взгляд при этом словно впечатал ее в глыбу льда.

Мириэль показалось, что старухе не составит особого труда прочитать ее мысли.

В коридоре послышались шаги и беспечный мелодичный смех. Через мгновение в комнату вошли Ярон с Лидией. Он обнимал её узкую обнаженную талию. Лидию окутывало тончайшее облачко зеленого газа, ничуть не мешавшего обозревать совершенное тело. Казалось, что в комнате все вдруг стало ярче, так ослепительно сияли рыжие волосы. Принцесса посторонилась, чтобы они не сбили ее с ног. Лидия бегло скользнула по ней взглядом и отвернулась с улыбкой победительницы.

— Почему ты держишь при себе это ископаемое? — спросил Ярон Горудуна вместо приветствия, ткнув небрежным жестом в сторону Горделии. — Мог бы завести прислугу приятнее, старуха просто отвратительна.

Горделия стояла неподвижно, поджав сухие губы. Появление Ярона было внезапным, обычно она предпочитала с ним не сталкиваться.

— Зачем ты так, Ярон? Она славная женщина, — неожиданно заступилась Лидия.

— Молчи и не смей мне перечить, — резко бросил ей Ярон.

— Вы куда-то собрались? — вмешался Горудун, желая предотвратить возможную вспышку гнева своего неуправляемого подопечного.

— Мы хотим покататься на Бирузе.

Лидия радостно захлопала в ладоши, как ребенок, предвкушающий веселую игру.

— Как здорово! Мы поднимемся выше облаков, а Бируз — такой красивый!

Лидия была уроженкой юга, тех мест, куда драконы заглядывали нередко и были реальной угрозой для людей, безнаказанными сборщиками дани, а не мифическими существами. Она помнила их рассекающими на части небо ее родины, но даже во сне никогда не видела себя, летающей на этих могущественных, недосягаемых для простых смертных тварях. Но теперь она — возлюбленная Ярона, царствующего над людьми. Даже драконы ему подвластны, и этот могучий маг бросает мир к ее ногам. Лидия была счастлива.

— Желаю вам приятно провести время, — благодушно осклабился Горудун.

За все это время Ярон ни разу не взглянул на принцессу, от этого было почему-то больно. «Зачем он притащил меня на этот остров?!» — с досадой думала она. Принцесса представила, как Ярон и Лидия поднимаются ввысь на Бирузе, и их прекрасные тела охватывает поднебесный ветер, опьяняя и приводя в экстаз. Внешне отвергнутая жена была спокойна, но под тонкой пленкой невозмутимости бушевал вулкан. Ненависть Ярона ей было легче пережить, чем безразличие.

Когда Ярон с подругой покинули дворец, Горудун вежливо дал понять Мириэль, что он и Горделия не нуждаются в ее присутствии. «Странно, — подумала она, — как будто я кому-то его здесь навязываю. Может, стоит попытаться бежать с этого странного острова. Не так уж это безнадежно, можно уговорить какого-нибудь рыбака за хорошее вознаграждение переправить меня в Средиземье».

Мириэль, осторожно оглядываясь, вышла из замка. Мост через страшный ров был перекинут, а стражники играли в кости. Они с любопытством смотрели на нее, пока она шла мимо, но не окликнули и не остановили. Вероятно, никто не давал распоряжений насчет того, чтобы ограничить здесь ее свободу. Принцесса почувствовала себя значительно увереннее и бодро пошла вперед.

Солнце припекало изрядно, когда она вышла, наконец, к рыбацкому поселку. Ее удивило безлюдье и тишина вокруг. Лодки были вытащены на берег, сети сохли на песке. Лишь у одной хижины повстречалось ей семейство рыбаков. Немолодая женщина с темным от загара лицом, нанизывала на тонкие веревки свежевыловленную рыбу. Высокий мускулистый рыбак ловко натягивал их на жерди, а двое мальчишек бегали друг за другом, ныряя под приспособления для вяления рыбы и не обращая внимания на окрики родителей. Мириэль приостановилась, невольно любуясь спорой работой семейства рыбака. Он заметил ее любопытство и посмотрел вопросительно.

— Я, наверное, невовремя, — сказала принцесса, — но мне нужен человек, который согласился бы переправить меня в Средиземье.

— Вы, конечно, недавно на острове, — хмыкнул рыбак в ответ. У него было открытое мужественное лицо, и она не побоялась сказать правду.

— Я пленница в замке. Мне необходимо бежать отсюда.

— Мы никогда не плаваем в Средиземье, — казалось, рыбака не тронула просьба.

— Я не останусь в долгу, — настаивала Мириэль. — И дам тебе столько денег, что ты сможешь купить корабль, дом в любой гавани Средиземья… Тебе больше не придется вялить рыбу.

— Это не самое плохое занятие на свете, — заметил рыбак, продолжая натягивать веревки.

Мириэль задумалась. Что же кроется за равнодушием рыбака? Она избавила бы его от нудной работы. Неужели на этом острове все преданы Горудуну?

— С этого острова никто не может уехать, — сиплым, простуженным голосом пояснила рыбачка, недобро покосившись на странную гостью в шелковом халате.

— Если бы покинуть его было возможно, — поддержал жену рыбак, — я бы первым сбежал отсюда без всяких посулов и наград.

— Так что же вас здесь держит? Объясните мне, если это возможно, — упала духом Мириэль.

— Преграда. На определенном расстоянии от острова существует какая-то невидимая граница, пробиться через которую невозможно. Боль охватывает тебя и сжимает тисками все сильнее и сильнее до тех пор, пока не повернешь назад.

Мириэль рассмеялась, но странно прозвучал смех на этом берегу.

— Ты напрасно не веришь, — пожал плечами рыбак, истолковав ее смех по-своему.

— Прости, я верю тебе. Но много лет назад мне удалось уйти из садов Горудуна, откуда еще никто не уходил.

— Я ничего не слышал о садах Горудуна.

— Это в Средиземье. Попав туда, люди забывают о своем прошлом. Они бродят по неправдоподобно красивым местам, но, увы, не принадлежат себе, не узнают друг друга. Горудун избавил их от всех тягот жизни, оставив одну заботу — созерцать чудеса, которые он там сотворил.

— Он был добрее тогда, — откликнулся рыбак, — а здесь мы знаем, что прикованы к своей клетке и подвластны ему. Мы бессильны.

— Давай рискнем! Вот увидишь, я помогу тебе прорваться через эту таинственную границу, — горячо убеждала его Мириэль.

Но он снова посмотрел на нее сурово и с досадой.

— Девушка! Разве ты хочешь, чтобы твой мозг лопнул от дикой боли? Придется смириться с тем, что Тол-Фалас отныне твой дом. Смириться, как и все остальные.

— Долго мы сегодня провозились с работой, — проворчал рыбак, глядя на застывшую в раздумьях Мириэль. — Не печалься. Если хочешь развеяться от грустных мыслей, присоединяйся к нам. Родриг выдает дочь замуж, это недалеко, лишь в миле отсюда. Мы нагрянем в самый разгар торжества. Хотя принцессе было не до веселья, она согласилась. Перспектива в одиночку толкать тяжелую лодку и потом грести навстречу неведомому ее не прельщала. А она-то наивно полагала, что Горудун лишился волшебной силы. Утратил после создания Зачарованного леса, как говорилось в легенде. Думала, что лишь Ярона надо остерегаться. Оказалось, что и хозяин острова не так прост, как ей показалось.

Семейство принарядилось, и все отправились в гости. Они шли по берегу, у самой кромки воды. Крохотные, прозрачные крабики шарахались в стороны от них. Дети то и дело убегали вперед, а потом поджидали взрослых. Наблюдая за ними, принцесса все больше убеждалась в том, что они принадлежат к нуменорской расе. Рыбака звали Альбер, два года тому назад его старший брат утонул, и с тех пор он взял под свое покровительство его жену и детей. Они родились на острове Тол-Фалас и жили безбедно, но что-то неладное творилось в замке Горудуна: эти люди почему-то ненавидели его и боялись.

— Когда рождается ребенок, — рассказывала рыбачка, его сразу же забирают в замок и только через две-три недели отправляют домой. Нам объясняют, что детей там заговаривают от всех болезней, но никто не верит.

— А вы замечали что-нибудь особенное у детей после того, как их возвращали родителям? — спросила пораженная Мириэль. Рыбачка лишь покачала головой. Альбер вдруг остановился, вглядываясь в небо.

— Лютый Бес рассекает облака на своем драконе, — сказал рыбак. — В недоброе время затеял свадьбу Родриг. Надо было дождаться, пока Неприкаянный покинет остров надолго.

— Не говори так, Альбер, накличешь беду! — воскликнула рыбачка.

— Этот… Неприкаянный давно живет на острове? — спросила Мириэль.

— Всегда, сколько я себя помню, — ответил Альбер, — но бывает, что он пропадает на некоторое время, наверное, бесчинствует в других местах. Я помню счастливые дни, когда он не появлялся здесь целых два года.

— Сколько тебе лет, Альбер? — Мириэль старалась говорить ровным тоном, но сердце заныло. Может быть, сейчас она разгадает загадку, ответ на которую был так важен для нее.

— Двадцать пять, — ответил рыбак.

— А тебе? — Мириэль обратилась к рыбачке.

— Перевалило за шестьдесят, — устало ответила та.

— И все эти годы Ярон жил на острове?

— Что значат наши земные лета для него? Ничего ему не делается, и старость не берет. Лет сорок он здесь, девушка.

Мириэль глубоко вздохнула. Ярон не мог быть Юниэром, не мог находиться одновременно в разных местах, быть благородным воином и любимым мужем в Нуменоре и проклятьем острова Тол-Фалас. Она ошиблась и была несказанно рада этому. Чем объяснить их разительное сходство, оставалось пока загадкой. Может быть Ярон — это не Богом созданное существо, которое меняет обличье, а своего собственного не имеет? Или имеет, но такое, что повергло бы в панику всех обитателей Арды?

— Преграда не действует на него? — спросила принцесса.

— Нет, он как будто создан из другого материала, чем все люди. Он неуязвим, и нет на него управы. У нас говорят, что Ярон пришел в этот мир, чтобы наказать людей за их грехи.

— Боги превыше мести, — не согласилась Мириэль, — они не станут наказывать людей. А Ярона кто-то должен остановить. Может, мы сами справимся, надо только поверить, что это возможно, и страх уйдет.

— То, что мы не в силах сделать, получится у Избавителя, — вдруг заговорила рыбачка, — он уничтожит Ярона.

Мириэль нахмурилась. Здесь тоже верили и ждали кого-то могущественного. Как жаль, что у нее не было возможности забрать книги. С их помощью она бы избавила всех от ненавистного Ярона.

Бируз превзошел самого себя в стремительных прыжках и мертвых петлях; невозможно было уследить за траекторией его полета. Лидии было страшно, но в то же время она испытывала торжество и восторг. Сердце бешено колотилось. Ярона полет возбуждал, сладострастно сжимал он тело подруги, наслаждаясь ужасом и восхищением в ее глазах. Когда новизна ощущений притупилась, он посмотрел вниз, на землю.

— Бируз, — что это за сборище там внизу? Разве сегодня праздник у рыбаков?

— Я думаю, свадьба, — отозвался Бируз, проявляя свойственную всем драконам осведомленность в людских делах.

— Спускайся, — приказал Ярон.

Веселье, как и предполагал Альбер, было в полном разгаре. Торжественные речи отгремели, гости разогрелись вином, на которое Родриг не поскупился, чтобы никто не обвинил его в скупердяйстве в такой значительный день. Ароматное мясо подрумянивалось на углях, и дразнящие запахи перемешивались с соленым морским воздухом.

Люди сидели на циновках по периметру устланного коврами пространства и отдавали должное угощению. Молодым не терпелось потанцевать, и они торопили музыкантов поскорее заняться делом. По традиции первый танец принадлежал невесте. Она должна была, используя язык жестов, показать жениху как она его любит, а он, покоренный ее искусством, преподнес бы ей щедрые дары.

Гости дружно захлопали в ладоши, и Элфея, нежно-румяная от смущения, встала и взяла в руки бубен. Все замерли, любуясь ею. Но она не успела и шагу ступить, как солнце померкло, и шум мощных крыльев заставил всех вздрогнуть и обернуться. Началась паника: кто-то замер на месте, кто-то, напротив, бросился бежать. Огромный дракон несся на них с бешеной скоростью, но в последний момент сделал вираж и приземлился немного поодаль растерянной толпы. Он чуть-чуть развернулся, чтобы не полоскать кончик хвоста в океане. Потом отставил в сторону крыло, так, чтобы Ярону и Лидии было удобно спуститься. Хмуро смотрели рыбаки, как сходит с дракона Неприкаянный. Неужели не мог он не вмешиваться в их дела?

Ярон протянул руку Лидии. Она смотрела на собравшихся немного свысока, как королева на челядь, призванную развлекать ее.

— Что ж вы стоите, как истуканы? — недобро бросил Ярон. — Разве мы помешали? Невежливо было не пригласить меня на свадьбу, но я не сержусь! Продолжайте пир.

Непрошеные гости расположились на циновках, а расстроенные рыбаки вернулись на свои места, не в силах противиться воле Ярона. Элфея все еще стояла на ковре, прижимая к груди бубен. Мать и жених бросились к ней одновременно с двух сторон, намереваясь увести, спрятать, уберечь, чтобы она не привлекла внимания Неприкаянного.

— Ты собиралась плясать? Так пляши! — цепкий взгляд Ярона уже выделил невесту в толпе. Музыканты поспешно схватились за инструменты, и грянула музыка. Элфея закружилась в вихре разноцветных юбок, выбивая с помощью бубна особый ритм. Рыбаки, увлеченные пляской, расслабились и хлопали в ладоши, подзадоривая танцовщицу. Только мать ее все шептала и шептала заговоры от дурного глаза. Лидия постукивала ножкой, ей тоже хотелось танцевать. Рыбацкая девица кружилась неплохо, но до настоящего мастерства было очень далеко. Лидия надеялась, что Ярон попросит ее станцевать, и тогда она покажет этому сборищу, каким совершенным может быть тело в стремительном танце.

Постепенно к невесте подходили другие люди. Вышел жених с дружками, кланяясь и предлагая дары в обмен на ее благосклонность. Потом в круг вступили подружки невесты, защищая ее, и не позволяя юношам приблизиться к ней. Вступил на ковер осанистый Родриг, как бы предлагая жениху потолковать сначала с ним. Вышли братья невесты, задиристые и готовые сражаться. Начался шутливый торг, и караван преподнесенных подарков оставлял для танца все меньше и меньше места. Так танец превратился в настоящий спектакль. И, наконец, Родриг вручил руку Элфеи жениху, и все закричали: «Счастья молодым!»

Ярон, все это время молча наблюдавший обрядовый танец, вдруг поднялся.

— Рыбак! — крикнул он. — Отпусти-ка свою дочку покататься с нами. Это не займет много времени.

Гости умолкли, поглядывая в его сторону с досадой и страхом. Побледневшую невесту обступили со всех сторон братья. Жених выступил вперед.

— Она никуда не пойдет, — от возмущения пот капельками выступил у него на лбу, а пальцы сжались в кулаки.

— Ты только выиграешь, — лицо Ярона не выражало ничего, — мы с Лидией научим ее, как ублажать такого статного молодца как ты. — Послышался глухой ропот. Праздник был окончательно загублен.

— Она не пойдет с тобой, — повторил жених. Лидия, не ожидавшая такого поворота событий, попыталась урезонить Ярона.

— Давай, скорее улетим отсюда, — мягко подкралась она к нему и попыталась обнять, — мы уже видели все самое интересное. — Но на этот раз Ярон не поддался ее чарам.

— Есть еще выбор, — кивнул он несговорчивому жениху, — я оставлю тебе вот эту красотку, — он хлопнул Лидию по плечу. — Она не даст тебе скучать, пока твоя невеста будет любоваться Тол-Фаласом с высоты птичьего полета.

— О! — возмутилась Лидия. — Как ты можешь предлагать такое? Для тебя нет ничего святого!

Напрасно она несколько мгновений назад воображала себя покорительницей сердец, неотразимой возлюбленной властного Ярона.

— Убирайся отсюда! — сказал жених Ярону. Хрипло прозвучал его голос, но все расслышали фразу. На него смотрели с восхищением и жалостью. Было ясно, что он поплатится жизнью за свою смелость.

— Даже так? — непроницаемое лицо Ярона посерело и на мгновение показалось всем окаменевшим. — Не слишком теплый прием я тут встретил. Боюсь, что совсем окоченею от ваших проклятий.

— Бируз! Подай-ка огня на этот стылый пир!

Дракон, все это время мирно наблюдавший людские игры из-под полуопущенных век, поднялся на четыре чешуйчатые лапы, выгнул шею, ощерился и равнодушно дыхнул на толпу. Сноп пламени, вырвавшийся из его пасти, мгновенно испепелил ковры, на которых только что проходил веселый торг. Люди катались по земле, пытаясь погасить вспыхнувшую одежду, некоторые прыгали в море, началась паника. Больше всех пострадал жених, он попал в самый центр огненного дыхания дракона и корчился в муках, не в силах совладать с пламенем.

— Мог бы не спорить, — презрительно процедил Ярон сквозь зубы. Он был зол на рыбаков и вовсе не сочувствовал их горю. Никто не смеет нарушать его планы. Он грубо увлек за собой рыдающую Лидию, и через мгновение Бируз уносил их ввысь от погребального костра, в который превратился свадебный пир.

В это время к пожарищу подоспели опоздавшие Мириэль, Альбер и рыбачка.

— Как только носит земля это гнусное существо! Боги! Сделайте же что-нибудь, — яростно и горько сетовал рыбак. Почерневшего жениха, которого огонь так и не отпускал, окатили водой.

— Его не спасти, он не выживет, — шептали в толпе.

— Назовите его имя, — попросила Мириэль.

— Атара гни зерва, — прочла она памятное заклинание, когда услышала ответ, — жилен аба.

Только теперь огонь исчез, и обожженный человек упал на землю. Не медля, Мириэль приступила к лечению. Он почти умер, этот несчастный рыбак, и ей пришлось отдать свои жизненные силы, чтобы привести его в чувство и восстановить сгоревшую ткань. Женщины-рыбачки стояли на коленях рядом с ней и молились. Невеста держала на коленях голову своего суженого, с трепетом и надеждой наблюдая, как проявляются любимые черты на нечеловечески изуродованном лице.

Принцесса сама уже была в полуобморочном состоянии, но не прерывала работу. В это время к ним подошли слуги Горудуна.

— Вам не следовало отлучаться из замка. Мы должны привести вас туда.

— Ну что ж, все-таки маг вспомнил обо мне, — подумала принцесса. Обессиленную ее подхватили под руки. — Я успела спасти этого человека, — улыбнулась Мириэль и взглянула на Альбера. Она увидела благодарность и преданность в его глазах, а по губам прочитала: «Мы рискнем!» Значит, можно рассчитывать на него, если удастся сбежать из замка еще раз.

— Между тем, в небесной выси Ярон срывал свою злобу на Лидии.

— Как посмела ты перечить мне!? — возмущался он. — Разве ты не знаешь, что все мои желания истинны, и никто не смеет им противиться.

— Эти люди ничего плохого тебе не сделали, — причитала Лидия, — они танцевали, радовались, а ты испортил им праздник, сделал невесту вдовой. Зачем? Из-за мгновенной прихоти? Чудовище!

— Заткнись! Я всегда прав, запомни это. Ты видела кусок угля, в который превратился нахальный жених? Это ничему тебя не научило?

— Ты раскаешься! Останешься один во всем мире, и никто не придет тебя утешить, никто и никогда не полюбит тебя!

— Мне нет дела до людей! — прорычал Ярон. — А ты со своим нытьем мне надоела. — С этими словами он сдернул кнут, висевший на поясе, и начал без всякой жалости стегать бывшую возлюбленную. Она закричала, пряча лицо от ударов.

— Это уже слишком! — возмутился дракон. — Какая муха тебя сегодня укусила? Прекрати бить Лидию, а то я сброшу тебя на землю.

Ярон застыл в бешенстве. Сегодня весь мир обратился против него. Все, кому не лень, учат его жить, даже эта бесчувственная туша!

— Это тебя не касается, чешуйчатое сало! Твоя работа — летать, а не вмешиваться в мои дела. А не то я и тебя отстегаю, лодырь.

Никто не любит оскорблений, но драконы их просто не терпят. Одним движением хвоста Бируз зацепил Ярона и швырнул вниз, в морскую пучину. От негодования он развил огромную скорость, и Лидия, забившись в щель между буграми на спине, зажмурилась и сжалась в комочек. Зачем только она согласилась полетать на драконе? Но был ли у нее выбор?

Бируз помнил о ней и приземлился неподалеку от дворца.

— Иди куда хочешь, — сказал он, — но держись подальше от Ярона. Ему не избежать расплаты. И, распаленный жаждой мести, Бируз отправился на поиски своих собратьев. Лидия, рыдая и прихрамывая, вернулась во дворец, который совсем недавно покинула гордая и счастливая. Подруги бросились утешать ее и расспрашивать о том, что произошло, а потом Горделия увела девушку к себе и в тихой дремотной обстановке напоила целебным травяным чаем, и наложила примочки на кровоточащие раны.

— Поднять руку на такую красоту, — сокрушалась она. — Бесчувственный изверг!

Солнце становилось малиновым, большим и тяжелым, и спешило скрыться за кромкой свинцового моря. Поднялся ветер, и в продуваемом Горудуновском замке сделалось неуютно. По террасе прохаживался Горудун, не выпускавший четок из влажных ладоней. Он был недоволен, более того, возмущен, но принцесса знала, что не ее самовольный уход испортил настроение хозяину замка. Это Ярон в который раз нарушил его покой. Он находился тут же, молчаливый и, судя по внешнему виду, спокойный. Его обманчивая задумчивость не могла ввести в заблуждение принцессу и мага, они-то знали, что он всегда начеку. Ярон следил за кипящим, как самовар, наставником, который едва сдерживал желание выбранить или даже ударить своего подопечного. Но не смел, слишком мощная недобрая сила исходила от озлобленной души Ярона. И Горудун терпел.

— Сын мой! Этот благополучный, обильный остров — твой дом, — начал волшебник, подавив свой гнев. — Зачем тебе понадобилось пугать мирных жителей, работающих ради твоего процветания, и уродовать ландшафт такой черной, безобразной прогалиной?

— Эти глупые люди возомнили, что могут указывать мне! — с готовностью возразил Ярон. — Я не потерплю, чтобы ко мне относились без должного уважения, не позволю говорить мне «убирайся с этого острова», который, как ты верно заметил, есть мой дом, — усмехнулся он, закончив фразу.

— Чего же ты ожидал? — не унимался Горудун, сердце которого ранил всякий ущерб, нанесенный красоте. — Зачем тебе понадобилась чужая невеста?

— Не твое дело, — нахмурился Ярон.

Много упреков Ярону Горудун так и не высказал, не хватило смелости, да и ясно было, что все его увещевания пропадут втуне. Особенно обидно было магу за Лидию, едва ли теперь удастся привлечь внимание этого чудовища к не угодившей ему наложнице.

Мириэль стояла лицом к окну и рассеянно слушала их разговор. Ее опять не замечали. Никто за ней не следил. Неужели прав Альбер, и покинуть этот остров невозможно? Она позавидовала птицам, беспрепятственно парящим в безбрежной выси. Ровно летели они, выделяясь черными штрихами на фоне вечернего неба. Очарованная принцесса следила за их плавным полетом, лелея мечты о свободе. Не сразу она поняла, что птицы не удаляются от острова, а приближаются к нему, стремительно увеличиваясь в размерах. Она почувствовала вдруг такую угрозу от этой стаи, что сердце похолодело и замерло от страха. Очнувшись от грез, Мириэль выдохнула:

— Драконы.

Ярон и маг бросились к окну.

— Почему их так много? — Горудун охватил цепким взглядом вереницу крылатых чудовищ, летящих обманчиво медленно и плавно, но приближающихся быстро.

— На этот раз они летят не в гости, — с издевкой промолвил Ярон, и глаза его возбужденно заблестели, — они летят разрушать и убивать.

— Ты натравил на меня драконов?

Мириэль видела, как посерел от страха хозяин острова, да и она, наверняка, выглядела не лучше. Если драконы направят на замок свое смертоносное пламя, то обуглятся камни, а все, что внутри вспыхнет и истлеет. Они погибнут.

— Ты им не нужен, — объяснил Ярон Горудуну. — Это на меня разозлился Бируз. Но мне кажется, что драконы не станут особенно разбираться, что к чему.

Он был прав. Драконы летели плотным строем, держась друг от друга на расстоянии, достаточном лишь для того, чтобы не задевать крыльями друг друга. Сколько их было? Восемнадцать, двадцать? Она никак не могла их сосчитать, да это и не имело значения.

— Проклятье! — выругался Горудун. Его руки судорожно вцепились в каменный подоконник и задрожали. «Вместо того чтобы городить заслон вокруг острова, мог бы обезопасить замок», — зло подумала принцесса.

Небо озарилось голубыми вспышками. Это не был испепеляющий огонь из смрадных пастей драконов. Когтистые твари искрились сами по себе, как будто предупреждая узников замка о своем намерении убивать.

— Сделай же что-нибудь! — воззвал Горудун к Ярону. — Ты же Избранный!

Ярон расхохотался ему в лицо.

— Да, похоже, вам здесь придется несладко. Взбодрись, старик! Смерть настигает всех рано или поздно. Ты же не надеялся жить вечно? Ну, а я не могу здесь больше задерживаться, прости. Рад был знакомству! — блеснул он зубами, повернувшись в сторону Мириэль. А потом быстро и легко прошел к противоположной стороне замка и остановился у окна. Через какое-то мгновение в небо взвился огромный сокол, Ярон покинул остров.

Он бросил их. Поссорился с драконами, а сам улизнул от их мести. Эти чудовища не станут разбираться в деталях, погибнут все. Тень, отбрасываемая стаей, наползала на замок быстрее наступавших сумерек. Воздух звенел от рассекавших его крыльев, и этот звон, предвещавший гибель, был невыносим. Горудун сполз на колени перед окном, прижался к стене и сжал голову руками, судорожно рыдая. Мириэль думала о том, что надо бежать, укрыться от огня, защитить себя заклинанием, но она уже взглянула в пылающие, как угли глаза чудовищ — так близко они подлетели. А тот, кто посмотрит в глаза дракону, не может сдвинуться с места. «Что ж, — подумала принцесса почти безучастно, — пусть все закончится скорее. Нет больше сил противиться судьбе».

Но тут случилось что-то странное. Когда драконам оставалось долететь до замка последние два десятка метров, они вдруг отпрянули назад, их ряды смешались, а воздух огласился дикими, яростными криками. Язык драконов принцессе был неведом, но она поняла, что гигантские ящеры испытывают боль и исторгают вопли, совершенно не понимая, откуда эта боль взялась. Драконы вытягивали вперед уродливые складчатые лапы, сталкивались лбами, беспомощно хлопали крыльями, как перепуганные курицы. Они не могли прорваться к замку, как будто встретились с могучей препятствующей силой. Похоже, у замка тоже была защита. Измученные и злые, одичавшие от боли и собственного бессилия, драконы начали разлетаться в разные стороны. Они стонали, выли, извергали пламя, обжигая друг друга и беснуясь еще больше. Некоторые бросались в море, в надежде унять жуткую боль.

Когда угроза атаки миновала, Горудун медленно поднялся с колен. Его халат взмок на спине и плечах от пота, а всегда румяное лицо казалось посыпанным серым пеплом. Стемнело, в замке зажглись огни, все было как обычно. Хотелось быстрее забыть кошмарное нападение на дворец драконьего племени. Утомленные стояли они оба не в силах двигаться и даже разговаривать. Через некоторое время в зале появилась Горделия. Она не шла, а плыла по скользкому полу, величественная и спокойная.

— На тебе лица нет! — обратилась она к Горудуну, зрачки которого все еще были расширены от ужаса.

— Они улетели, — прохрипел он чужим голосом.

— Ты разве не знал? — удивилась старуха.

— Я не верил, — покачал головой Горудун. Губы Горделии скривились в усмешке. Во взгляде ее Мириэль увидела и торжество, и иронию, и презрение.

 

Ярон

В комнату старухи Горделии никогда не проникал солнечный свет — в ней не было окон. Это была крохотная келья, где едва помещались кровать и ее любимое кресло. Но здесь, как и в других комнатах замка, освещение появлялось чудесным образом. Стены, похожие на скалистые своды, спонтанно и гармонично, как может быть только в природе, искрились и сияли соцветиями кристаллов. Днем — по желанию хозяйки, призрачным, ледяным блеском, вечером — голубоватым лунным светом.

На кровати ничком лежала Лидия. Рубцы на ее спине ощутимо ныли, но знахарка обещала ей, что они затянутся без следа. Сильнее боли жгла молодую девушку обида на Ярона, который неожиданно оказался таким жестоким с ней, до сих пор внушающей людям только восхищение и любовь. Время от времени она поднимала голову и осматривалась. В этой ледяной пещере она чувствовала себя скованно и неуютно.

Сама Горделия полулежала в кресле, укутавшись пледом. Веки ее были прикрыты. Пятна слабого синего света на лице и руках придавали ей потусторонний вид. Казалось, она дремала. Это было единственное место в замке, где Горделия могла позволить себе расслабиться, и уже в течение многих лет чувствовала себя, как дома. В замке Горудуна было несколько потаенных уголков, о которых Ярон не знал. Ее убежище было одним из них.

Между тем, в хорошенькой головке Лидии вспыхивали и гасли один за другим планы отмщения.

— Нелюдь, — простонала она с ненавистью, — кто сможет одолеть тебя?

При этих словах Горделия открыла глаза. Она не спала. Давно уже ее мучила бессонница. Да и мудрено уснуть, если тебя терзают мрачные мысли, тяжелые догадки и предположения с тех пор, как в замке появилась принцесса Мириэль. Впрочем, догадки и угрызения совести были и прежде, но встречу с принцессой Горделия сочла роковой, судьбоносной, потому что догадки получили подтверждение. Необходимо было действовать. Предотвратить надвигающееся на них зло, по сравнению с которым налет драконов был сущей безделицей. Предпринимать что-то против Ярона рискованно и страшно. Но и медлить нельзя. Что ж…, в качестве первого шага, она — последняя из посвященных, избавится от груза тайн, который носила в себе долгие годы.

— Нелюдь. Ты угадала, Лидия, — голос ее прозвучал так глухо, что девушка вздрогнула.

— Я думала, что ты спишь.

— Я хочу рассказать тебе сказку на ночь, дитя мое. Но, если в какой-то момент ты утомишься, не стесняйся, спи в сладость. Только не прерывай меня.

Лидия замерла в молчании, обратившись в слух. Горделия поежилась в своем кресле, задумалась. Слова поначалу приходили с трудом, это было болезненно извлекать со дна сознания тяжелые воспоминания о минувшем, но слушательница ей попалась благодарная и терпеливая, и вскоре рассказ Горделии потек плавно и споро, перенося их обоих во времени и пространстве в удивительную страну Ориену — Страну Вечных Льдов.

Об этой стране немногие знают, а живет там удивительное племя людей, которые верят, что их предки родились не в Арде, а пришли в этот мир из иного, более совершенного. Они никогда не записывают событий и сказаний, так как считают, что доверивший свои знания книгам расслабляет ум и утрачивает способность помнить о многом. Свою историю они передают из уст в уста от поколения к поколению. И все-таки никто не может однозначно сказать, как все было на самом деле. Ориенцы верят, что однажды явились в Арду посланниками, чтобы подружиться с жителями незнакомой прекрасной планеты и выяснить, каким благотворным опытом они могут обменяться с народами Арды. Они попали в Средиземье, раздираемое войнами, заселенное чудищами, порожденными Мелкором. Народы, с которыми они столкнулись, были настолько ниже их уровня развития, что ориенцы навсегда оставили мысль о духовном сотрудничестве с ними. Они хотели вернуться в свой мир, но произошла катастрофа, из-за которой путь назад был закрыт. Горстка пришельцев осталась один на один с чужим и враждебным миром.

Это были годы печали и утрат. Прародители были вынуждены сражаться, чтобы выжить. Они были сильнее и способнее своих врагов, но погибали, потому что не могли нарушить свой закон, гласивший: «Не убивай!» Говорят, что прежний мир ориенцев был устроен просто, лишь три разновидности жизни было в нем: люди, смелые и верные им белые волки и величественные огромные соколы. Они сосуществовали в полном согласии, могли передавать мысли без слов, а люди имели способность перевоплощаться в соколов.

Попав в Средиземье, они испытали шок. Здесь, в малом пространстве размещалось столько рас и, кроме того, обитали тысячи видов зверей.

— Это безумный мир! — воскликнула Горделия. — Здесь никогда не будет спокойной и безопасной жизни, а людям не удастся достигнуть вершин в саморазвитии. Слишком много усилий приходится тратить просто на то, чтобы выжить!

Ориенцы не хотели бороться за власть и подчинять себе средиземские расы. Да и мало их было, чтобы победить в подобной борьбе. Прародители решили, что их главная цель — оставаться верными своим принципам, не нарушать заповеди и на этой чуждой земле, где действовали жестокие законы, оставаться такими же, какими они были прежде в своем мире. Они ушли высоко в горы, на север, полагая, что другие народы не станут стремиться заселять эти малопригодные для жизни места.

«Мы будем жить в изоляции от всех народов Арды. Не следует смешивать свою кровь с чужой кровью, чтобы не утратить наши исключительные свойства, дары, которые обеспечивают наше превосходство над людьми этого мира, — обратились вожди ориенцев к своему народу. — Мы верим, что наше пребывание в юдоли скорби не будет вечным. Явится посланник с родной звезды и укажет нам путь домой. Когда бы это ни произошло, он увидит, что ориенцы остались верными себе, всегда поступали по совести и не запятнали себя преступлениями».

Для того, чтобы пресечь все контакты с внешним миром, недостаточно было поселиться в труднодоступном месте. Чтобы защитить свою страну от вторжений, ориенцы потратили много усилий и в результате создали мощный энергетический барьер вдоль границы. Ни один обитатель Арды не в силах был преодолеть его. У северных народов появился миф о загадочной Стране Вечных Льдов, где живут непостижимые разумом существа.

Обживая новые места, защищая свою страну от зла, а себя от упадка духа, ориенцы были изнурены и медленно утрачивали присущие им с рождения способности. Но постепенно им удалось сделать приютившую их землю прекрасной и удобной для жизни.

С тех пор прошло более двух тысяч лет. Ожидаемый посланник не появлялся. Люди старели и умирали. Дети рождались все реже и реже. Все это время страной правила одна королевская династия. Король передавал скипетр наследнику или наследнице, когда те достигали зрелого возраста. Поэтому правители в Ориене всегда были полны сил, энергии и следовали заветам прародителей. Но среди ориенцев появились разочарованные. Возвращение на утраченную родину казалось им мифом, пророчества оракулов — сказками, не приносящими утешения. Разочарованные убеждались в том, что жизнь в изоляции от других народов Арды приводит их к вырождению, и что очень скоро их след навсегда исчезнет на приютившей их планете. А ведь она вполне пригодна для жизни, и ориенцы, как наиболее одаренная раса по сравнению со всеми другими, могли бы возвыситься над людьми, если бы отказались от нелепых принципов и традиций, завещанных давно почившими предками. Особенно много разочарованных было среди ориенцев, чувствующих скорое приближение смерти. Неиспользованные открытия, не пригодившиеся знания, нерастраченные способности — неужели все это придется уносить с собой в холод могилы? А ведь все могло быть иначе.

Королевская династия никогда не одобряла идей разочарованных. А выступить против нее открытым бунтом никто не решался. У тех же, кто всем сердцем был предан королевскому дому, они тоже не получили поддержки. Я принадлежала к этой горстке отчаявшихся людей. Не было у нас дерзости, чтобы пойти против правды королей силой.

Большие надежды мы возлагали на Орминэ, новую королеву. Она была дружна с Аргуином, сыном Велега, и кое-что знала о проектах разочарованных. Нам казалось, что Орминэ прислушается к нашему мнению и начнет новую политику.

В это же время произошли еще два события, которые всколыхнули наши надежды. Тайные многолетние опыты Велега увенчались, наконец, успехом. Он понял, как создается новое тело, как оно проходит все естественные этапы развития. А это означало, что каждый мог получить повторную жизнь, снова быть ребенком, снова быть юным! Достаточно было оставить свое старое, сморщенное, сгорбленное тело и войти в чудесную маленькую клеточку, которая быстро росла, развивалась и превращалась в тебя нового. Теперь жизнь могла бы быть вечной. Конечно, опыт был трудный, энергоемкий, незавершенный, одним словом. Но, заручившись поддержкой королевского дома, мы могли бы довести его до совершенства. А жители Ориены все до единого могли бы стать вечными и ждать обещанного посланника, уже не тревожась о смерти.

Другое открытие сделал Аргуин. Он был исключительно любознательным человеком и много странствовал. Однажды, вернувшись из очередного похода, он привез серые кристаллы с металлическим блеском. Случай помог ему узнать удивительное свойство этой находки: кристаллы многократно увеличивали силу переданной им мысли, мощная энергия, излучаемая ими, могла заставить подчиниться любому приказу и выполнить любое желание человека, пославшего импульс. Эти кристаллы стали бы мощным оружием в борьбе с племенами Средиземья, появилась бы возможность заставить людей подчиниться ориенцам, не убивая и не причиняя им боли — не нарушая заветов прародителей. Под руководством ориенцев население Средиземья развивалось бы быстрее, войны перестали бы терзать Арду. А земля превратилась бы в цветущий, благодатный край, где жизнь дарила бы только радость, и не надо было бы печалиться об утраченной родине.

Картины новой жизни рисовались нам с такой яркостью, как будто мы уже побывали в этом придуманном нами будущем. Главное, мы чувствовали себя необходимыми, полезными. Да, что там, мы считали себя Дарителями жизни и предчувствовали великие почести и восторг благодарных потомков и современников.

Наконец, мы решили, что пора посвятить Орминэ в наши планы, воодушевить ее нашими открытиями. Сделать это должен был Аргуин. Характер и мысли мужа Орминэ, Зария, мы знали недостаточно хорошо, так как замуж она вышла недавно, поэтому осторожный Аргуин попросил аудиенцию только у королевы. Она с радостью согласилась принять его».

Старуха Горделия вдруг замолчала, мерно покачиваясь в своем кресле. Воспоминания расшевелили старую боль.

— Ну, так что же? — не выдержала Лидия. — Королева Орминэ одобрила ваши планы?

— О, да! — вздохнула Горделия, неприятно усмехнувшись. — Королева выслушала Аргуина с живым интересом. Она сказала, что и не подозревала, что в ее государстве совершаются такие удивительные открытия, и люди мыслят так широко и интересно. Она согласилась, что наступило время перемен, и пожелала посмотреть лабораторию Велега и месторождение кристаллов, найденное Аргуином.

— Значит, вы в ней не ошиблись, — удовлетворенно кивнула Лидия.

— Змея! Лицемерка! — закричала Горделия так громко, что Лидия соскочила с постели.

— Она выведала все подробности о наших делах, — продолжала старуха, ее трясло от гнева, — она выпотрошила из Велега все знания. Он сам охотно поведал ей о своих опытах. Она даже не поленилась выехать в Средиземье, чтобы воочию увидеть находку Аргуина. А потом… уничтожила все наши труды. У Велега отняли лабораторию, всех, кто что-то знал об эксперименте, подвергли гонениям, кристаллы стерли в пыль.

— Постой, она хотела воспользоваться вашими открытиями сама, без вас?

— Если бы! Она уничтожила все, что мы сделали! Даже из памяти она попыталась стереть обретенные нами знания.

— Неужели она была такой глупой? Ей не хотелось быть вечно юной? Повелевать всем миром? — Лидия сидела на кровати, обхватив руками колени, совершенно позабыв о своих ранах.

— Вот ее отповедь, слово в слово: «Вы зашли слишком далеко. Даритель жизни может быть только один, и он распорядился, чтобы все было так, как есть. Мы не знаем, что ждет нас после смерти, но не вправе вмешиваться в естественный ход вещей. Ваши новые тела — суть темницы, куда вы собираетесь заключить свои души. Вам не дано предугадать, к каким бедам это может привести. Я благодарна судьбе за то, что мне удалось помешать вам свершить непоправимое и ввести в соблазн других. И еще, пока я правлю Ориеной, люди-птицы не будут вмешиваться в жизнь народов Средиземья, если только нам не будет угрожать непосредственная опасность. Мы никогда не станем диктаторами. Мы — пришлое племя, гости на этой земле, придет время, и мы покинем Арду. И пусть здесь все идет своим чередом».

— Ты еще хуже других! — воскликнул тогда Аргуин. — Я родился в Ориене и другой родины не знаю. О том, что мы здесь гости, твердят уже две тысячи лет. Какой еще нужен срок, чтобы почувствовать себя здесь хозяевами? Не будь наивной! Твой народ вымирает в изоляции. Ориенские девы уходят в Средиземье в поисках мужей, и кровь смешивается вопреки воле прародителей. Пройдет еще немного времени и разочарованных будет больше, ориенцы рассеются по свету. Мы хотели предотвратить нашу гибель, создать сильную нацию, дать всем возможность жить настоящим, а не пустыми мечтами о Посланнике.

— Это звучит красиво только на словах, Аргуин! — отвечала Орминэ. — Способы, которыми вы хотели добиться процветания Ориены, противоестественны. Пусть мы рассеемся по свету и исчезнем с лица земли. Эта печальная участь лучше, чем безнаказанное господство бессмертных гордецов над непросвещенными народами Средиземья.

— Ты печешься об этих варварских племенах куда больше, чем об ориенцах, королева, — не уступал Аргуин. — Беспокоишься о том, что придется навязывать им свою волю? Но способы, которыми ты разделалась с нами — горсткой инакомыслящих, в твоём снежном царстве жестоки и присущи лишь тиранам. Так что, ты зря беспокоишься, королева.

— Мне жаль, что пришлось так поступить, — Орминэ потупила взор, не выдержав взгляда Аргуина. Она предала его дружбу, его доверие в целях сохранения извечного порядка вещей в Стране Вечных Льдов.

Разочарованных не казнили. В Ориене никогда не убивали. Но долгое время нас держали в храме Прародителей, всех — в разных кельях. Мы должны были молиться и медитировать, чтобы уменьшить вину перед предками и своим народом. Однако это было не все. Под видом священников с нами работали маги, которые должны были проникнуть в наше сознание и освободить нашу память от вредных знаний и мыслей. Предполагалось, что, покинув храм, мы больше не вспомним о своих трудах в лаборатории Велега, о кристаллах, о предательстве королевы, и будем жить дальше спокойно и безмятежно. Так и случилось со многими из нас. Но самые крепкие не поддались ухищрениям магов. Более того, мы изобрели новые способы передачи мыслей и могли общаться друг с другом, хотя за нами постоянно следили. Мы научились оберегать свои знания, свою память и устанавливать непроницаемые преграды для шпионов королевы. Мы превзошли своих тюремщиков силой мысли.

Через некоторое время всех освободили. Нашим недругам казалось, что мы обо всем забыли и больше не представляем никакой опасности. Мы покинули храм с лицами, излучавшими мир и любовь, затаив в сердцах неукротимый огонь отмщения. Некогда нас было свыше пяти десятков. Теперь осталось пятеро тех, кто не потерял память: Велег, Аргуин, Окун, Либера и я. Мы решили покинуть Ориену, ибо жить в стране с предавшей нас королевой не представлялось возможным.

А между тем, в Ориене был настоящий праздник: королева родила наследника. Народ возводил ледяные дворцы, прозрачные мосты и горки для катания, небо расцвечивали яркие фейерверки. Ликование наполнило всех верноподданных, и гуляния не прекращались уже семь дней подряд. А для нас пришло время прощания. Я помню все так, как будто это было вчера. Ясная безветренная ночь, шпили подсвеченных замков, отдаленные звуки рогов. Мы стояли поодаль от центральных кварталов столицы и наблюдали за праздником со стороны. Хотелось запомнить красоту Ориены, счастливых людей, чудесную музыку. На следующий день мы собирались исчезнуть, бежать из Ориены. На небе высветилось яркими синими огнями имя новорожденного «Яшмет». Народ закричал: «Ура!»

— Когда-то он станет королем, — задумчиво произнес Аргуин. Это было и так ясно, но отчего-то мурашки пробежали по коже, и стало не по себе от его слов. «Мы должны позаботиться о том, чтобы он стал нашим королем», — он не произнес эту фразу, но все мгновенно поняли его. И дали молчаливое согласие. В эту ночь мы отложили свой уход из Ориены.

— Вы украли ребенка?

— Да. На этот раз мы были осторожны и предусмотрительны. Сиделку, которая все время находилась при ребенке, звали Вэнили. Она была искуснейшей знахаркой, в Средиземье таких считают ведьмами и боятся. Она была немолода и в свое время сочувствовала посягнувшим на неизменный порядок вещей. И у нее были проекты, которые невозможно было осуществить, оставаясь преданной королевскому дому. Уговорить ее бежать с нами и прихватить с собой младенца не составило труда. Ее муж, Велизар, ухаживал за снежными волками, которые возили королевские сани. Снежные волки — свободные звери в нашей стране. Они помогают людям без принуждения, в знак дружбы. Велизар всегда был странноват и нелюдим. Огромный и сильный, он предпочитал человеческому племени снежных братьев и целыми днями возился со щенками. За грубые черты и мрачный нрав он получил прозвище Рубозавр. Однако, Вэнили он боготворил. Трогательная нежность, с которой он обращался с женой, всегда меня умиляла.

— В назначенный срок Вэнили опоила снотворным зельем королевскую чету и челядь и вынесла мальчика из дворца. Их поджидала упряжка снежных волков. Потом мне рассказывали, что волки всполошились, и их не сразу удалось успокоить, но немного погодя они все-таки подчинились Велизару. Они домчали драгоценную добычу до самых гор, а мы летели за ними следом, обернувшись соколами.

— Ты тоже умеешь превращаться в сокола? — прервала ее Лидия. — Как Ярон? Он и есть тот самый младенец?

— Погоди, слушай. У подножия гор мы отпустили волков. Они прыгали на Велизара и скулили так, как будто пытались удержать его. Он и сам не хотел уходить, но Вэнили позвала его, и он подчинился. Вновь все, кроме Вэнили, обратились в соколов. А она взобралась на Велизара, прижимая к груди спящего наследника. Мы думали, что повезем их по очереди, но Велизар ни разу за весь путь не расстался со своей ношей. Когда мы все поднялись в воздух, я посмотрела на уплывающие вниз горы и поняла, что улетаю навсегда. Сердце сжалось от тоски, но после того, что мы сделали, о возвращении и помыслить было невозможно.

— Ориенцы позволили вам уйти? Королева не отправила за вами погоню? Не стала искать своего сына в Средиземье? — снова перебила ее Лидия.

— Конечно, нас искали, — вздохнула Горделия. — Но Средиземье — огромное пространство, а мы умели прятаться. Нам были известны все приемы, с помощью которых они могли бы нас обнаружить, и придумали кое-что новенькое, чтобы направить их по ложному пути. Мы собирались передать все свои знания и навыки малышу Яшмету, который стал для нас как будто бы общим сыном. О, лучше бы мы поступили так, как хотели с самого начала, лучше бы мы не передумали! Проклятье пало на нас, когда мы решились на преступление, и разрушило наш замысел.

— Смешно возлагать большие надежды на хрупкое дитя, — сказала нам Вэнили. — Болезнь или несчастный случай могут забрать его жизнь. А те перемены, которые мы задумали, возможно, не удастся завершить за одну человеческую жизнь. Наш король должен быть вечным, иначе, даже если он будет благосклонным к нам, его потомки могут оказаться нашими врагами.

— К тому далекому времени мы подготовим и ему и себе новые тела, — вступил в разговор Велег.

— Надо раньше, — возразила Вэнили. — У нас в руках — наследник трона в Ориене. Используя его, мы можем обрести власть. Но, если мы потеряем его, то навсегда останемся изгнанниками, несостоявшимися учеными. Мы должны быть абсолютно уверенными в том, что ребенок будет нашим королем, неуязвимым, вечным и преданным нашему делу. И… — она помедлила, — мы должны сделать что-то такое, чтобы он подчинялся нам. Да! Мы должны контролировать его мысли и действия.

— Это утопия! — воскликнул Окун.

— Даже если мы воспитаем его таким, как нам представляется нужным, — сказал Велег, — нет гарантии, что в один прекрасный день он не отвернется от нас со всеми нашими идеями и государственными планами. Он может отказаться от своей миссии и заявить, что не желает быть королем Ориены.

— Все может случиться, — сказала я. — Но мы должны рискнуть.

— Мы не можем позволить себе роскошь рисковать, — возразила Вэнили. — Этот мальчик никогда не будет одержим нашими идеями так, как мы сами. Может быть, он бездарен и не сможет понять наших мыслей.

— И что же ты предлагаешь? — раздраженно спросил Аргуин.

— Мы должны создать правителя. Создать неразрушимое, нестареющее тело. А душой… пусть пожертвует один из нас.

Все воззрились на нее с удивлением и надолго замолчали. Мы любили рассуждать о том, как однажды обретем жизнь в новых телах, оставим изношенные оболочки, но не уйдем в неведомое, а будем продолжать жить на земле. Мы говорили: «когда-нибудь», «однажды», «вскоре», но не подозревали, насколько еще не готовы к этому событию. Оставить свое тело и совершить переход было почти так же страшно, как умереть. Никто не ведает о замысле Создателя, и все живут в страхе и надежде.

— Если мы действительно хотим победить смерть, надо действовать немедленно, — убежденно сказала Вэнили, — иначе она распахнет нам свои объятия прежде, чем мы решимся что-нибудь предпринять.

— Ты права, — первым вышел из оцепенения Велег. — Королем в Ориене должен стать один из нас. Тот, кто готов совершить задуманный переворот и открыть ориенцам весь мир. Наш народ живет сейчас, как в капкане, за цепью Снежных гор. Заветы прародителей помогают им доживать, а не жить! Наш король явится в Ориену настоящим освободителем, и тогда все забудут о мифическом посланнике!

— Можно представить дело и так, как будто правитель явился с другой звезды, как будто он и есть посланник, — предложил Аргуин. — Если уж миф этот столь любезен нашим сородичам.

— Можно и так, — рассмеялись остальные. Младенец, сидевший на коленях у Вэнили и, казалось, слушавший нас, широко и беззубо улыбнулся. Он был очень похож на Орминэ. Особенно глаза, темные, как фиолетовый сумрак.

— Мы можем воспитать достойного короля и из этого младенца, — сказала я. — Нам удалось похитить его легко и быстро. Разве это не знак судьбы?

— Вот, ты уже идешь на попятную, — Вэнили пробуравила меня недобрым взглядом. — Нам нужны только преданные люди. Если ты не веришь в благополучный исход задуманного нами, то можешь накликать беду на всех.

И вот, через некоторое время, в лесу была обустроена новая лаборатория. Мы работали как одержимые. Вэнили оказалась талантливым ученым и стала правой рукой Велега. Она поддерживала и укрепляла наши жизненные силы особым зельем, которое замедляло процесс увядания.

Заботу о младенце мы тоже делили на семерых. После напряженной умственной деятельности и утомительной физической работы было так приятно взять на руки это маленькое существо, прижаться к его теплой пухлой щечке, шептать ему что-нибудь ласковое, следить за богатой гаммой всех возможных выражений лица человечка, который еще не научился владеть своими чувствами. Я до сих пор помню, какими мягкими были волосы Яшмета. У меня никогда не было своих детей. Тогда я подумала, что, если эксперимент удастся, может быть, мне позволят взять мальчика на воспитание. Было ясно, что больше никто не собирается растить из него правителя Ориены. Когда он засыпал у меня на руках, безмятежный и доверчивый, я думала об Орминэ, о том зле, которое мы ей причинили, и мне казалось, что наше преступление было более тяжким, чем все ее действия против нас. Но я гнала прочь эти мысли. Орминэ не считалась с нами, к чему тогда нам считаться с ее горем?

Яшмет был здоровым, крепким и красивым младенцем, и весьма смышленым, вопреки опасениям Вэнили. Но и то существо, которое мы растили в большой прозрачной емкости, купленной в Пеларгире, с каждым днем все больше походило на человеческое дитя, питалось и набирало силы. Мы наблюдали за его развитием с неусыпным любопытством. И вот настал долгожданный момент одушевления сотворенного нами тела.

— Человек должен родиться в мир, — торжественно объявила Вэнили. — Да и все мы знали, что время пришло. Было решено, что Велег расстанется со своей прежней оболочкой и войдет в тело младенца. Мы присягнули ему на верность, признавая новым королем Ориены. Мы были уверены, что душа его полностью сохранит память о прожитой им жизни, ведь переход из одного тела в другое был мгновенным и совершался им по доброй воле. Наши предполагаемые обязанности после удачно завершенного опыта были поделены и обговорены много раз. И все-таки, хотя слова Вэнили о том, что момент настал, не были неожиданностью, нас всех охватил трепет.

В тот день все мы собрались в темной прохладной комнате. Велег подошел к прозрачному сосуду с зеленоватой жидкостью, в котором плавало и неторопливо дышало его новое тело. Оно показалось мне тогда скользким и уродливым по сравнению с живым и милым Яшметом, который уже делал первые неуверенные шаги и играл в прятки. Младенец в колбе должен был стать его точной копией. Мы встали вокруг Велега и этого таинственного существа в сосуде, протянули друг другу руки и сцепили пальцы.

Велег был прям и худ, его можно было принять за молодого мужчину, если не смотреть на лицо, руки и длинные пряди поседевших волос. А гордой осанкой и великолепной фигурой он не уступал статным юношам. Велег был тогда еще очень крепок. Я думаю, он жил бы до сих пор, если бы не решился на переход. Он бесстрашно смотрел вперед. А о чем он думал, мы уже никогда не узнаем.

Мы должны были внимательно следить за тем, чтобы душа его, освободившись, не вырвалась из нашего круга, и обеспечить плавный переход. Вэнили стояла ближе всех к нему. Наши ладони соприкасались и слегка дрожали. Напряжение в комнате, вызванное нашим ожиданием, становилось невыносимым. Ребенок в колбе забеспокоился, задвигался сильнее. Я увидела, что Велег не сводит с него глаз, пытаясь сосредоточить на нем все свое внимание. Струйка пота потекла по моему виску, перед глазами поплыли круги, розовые и черные. И вот свершилось — светлое пятно вихрем пронеслось возле лица, словно теплый ветер коснулся его. Жидкость в сосуде расплескалась, а Велег пошатнулся, обмяк и упал на пол. Вэнили еле-еле выдернула свою руку из моей — оказывается, от волнения я вцепилась в нее мертвой хваткой. Потом она извлекла из колбы младенца, хлопнула его по спине, чтобы освободить легкие от воды. Тут же пронзительный крик заполнил всю хижину. Новорожденный надрывался так, как будто хотел поведать обо всех несчастных днях, проведенных в колбе. Из другой хижины раздался рев Яшмета, разбуженного криком своего младшего братишки. Мы вышли на свет, счастливые и гордые. От возбуждения мы не чувствовали усталости, неизбежной после такого напряжения. Был ясный солнечный день, наше творение сморщилось и завопило еще громче, когда свет попал ему в глаза. Вэнили унесла его покормить.

Все последующие дни прошли в суете. Мы похоронили тело Велега и занялись воспитанием нашего нового младенца, стараясь удовлетворить все его желания и потребности. Мы очень боялись, вдруг что-нибудь окажется не так. Но он ничем не отличался от обычных детей. Яшмет при виде его отворачивался, горько плакал, хватая за колени взрослых. Вэнили предположила, что это простая детская ревность, и беспокоиться не о чем.

Мы чувствовали себя на вершине жизненного пути. Было чем гордиться: мы сделали человека, который никогда не состарится и не умрет. Человека, который помнит свою прошлую жизнь. Конечно, пока он только пищал и беспомощно размахивал руками, но мы не сомневались, что мудрый разум Велега дождется того дня, когда сможет проявить себя. А пока мы просто любили его, защищали и берегли как зеницу ока.

— Как мы назовем малютку? — спросила я однажды вечером.

— Он должен отзываться на имя Яшмет, — медленно и с расстановкой ответила Вэнили. Так она говорила, когда хотела подчеркнуть значительность своих слов. А мне стало, вдруг, тревожно, и тошнота подкатила к горлу.

— Но ведь Яшметом мы называем другого, — возразила я.

Вэнили встала, внимательно и серьезно посмотрела на всех присутствующих.

— Что ж…. Пришла пора сказать вам, — какое-то время она молчала, словно преодолевая какой-то внутренний барьер. — Друзья, соратники, мы долго работали вместе, осуществляя затею, которая показалась бы безумной обычным смертным. Наши усилия увенчались успехом. Совершенный ребенок явился в мир. Теперь все зависит от нас. Мы должны воспитать будущего короля Ориены и обеспечить ему восхождение на трон. Я думаю, все вы понимаете, что ребенок Орминэ может помешать нашим планам, не всегда же он будет беспомощным младенцем. У страны не может быть два правителя. Яшметом придется … пожертвовать.

— Что ты говоришь?! — закричала я. — Ты обезумела. Чем мешает тебе невинный ребенок?

— Тише, ты разбудишь детей, — спокойно сказала Вэнили и продолжила. — Этот ребенок мешает нам уже тем, что вносит разлад в наше содружество. Мы спорим о его судьбе, ссоримся, а в конечном итоге удаляемся от нашей главной цели. Они с Совершенным похожи друг на друга, как две капли воды. Если они вырастут вместе как братья-близнецы, нам не избежать сомнений и тягот в дальнейшем.

— Орминэ достаточно проницательна, чтобы узнать свое родное дитя, — заметил Аргуин. — Да и родила она только одного ребенка. Откуда же взяться близнецу?

— Все равно, — протестовала я, — надо только увезти Яшмета подальше в Средиземье. Он ничего не узнает о своем происхождении и вырастет как обыкновенный житель Арды. Он не сможет помешать нашим планам.

— Это рискованно, Горделия, — возразила Вэнили. — Люди-птицы не перестанут искать украденного наследника. Правда откроется так или иначе, если мы оставим Яшмета в живых. Пойми же, на карту поставлено слишком много.

— Если нашим мечтам суждено сбыться, смерть Яшмета не сыграет никакой роли, — настаивала я. — Если мы уверены в своей правоте, не следует прибегать к таким страшным средствам, чтобы совершить задуманное.

— Ты надеешься на судьбу? — насмешливо спросила Вэнили. — Мы сами вершим свои судьбы и выбираем средства.

— Но мы не можем убивать! — я была в отчаянии. — Люди-птицы не убивают. Мы нарушим заветы… — Тут я расплакалась.

— Как будто в первый раз, — буркнул Велизар. — До сих пор тебе казалось, что мы ни в чем не отступаем от законов? А за что ты сидела в тюрьме? Зачем ты вообще ввязалась не в свое дело!? — это была слишком длинная речь для угрюмого и замкнутого Велизара. Он никогда мне не нравился, а тогда был особенно зол и раздражен.

— Успокойся, — Вэнили опустила свою тонкую руку на его плечо.

— Пойми, — обратилась она ко мне, — нам необходима всего лишь одна единственная жертва. Этот ребенок исчезнет для того, чтобы другие рождались в любви и в радости. Я знаю, ты очень привязалась к Яшмету, но он даже не почувствует, как перейдет в другой мир, возможно более совершенный, чем этот. Он просто уснет и все. Ты быстро забудешь о нем, у нас есть о ком заботиться, и есть кого любить.

Я чувствовала себя как в тяжелом безысходном сне, смысл ее слов едва доходил до сознания. «Они убьют его, — думала я, — мы все убьем его». Вэнили показывала письмо Велега, в котором он настойчиво советовал избавиться от ребенка Орминэ. Все еще обсуждали что-то, но я не слышала их.

— Но кто сделает это? — раздался звонкий голос Либеры. И тогда все смутились и перестали смотреть друг другу в глаза. Рассуждать о преступлении оказалось легче, чем совершить его.

— Нам придется кинуть жребий, — предложил Аргуин.

— Погодите! — неожиданно поднялся Велизар. — Не надо пытать судьбу. Я возьмусь за это дело. Слабонервным это не по силам. «Страшный человек», — содрогнулась я.

— Спасибо, — благодарно взглянула Вэнили на мужа. — Ты сделаешь это, но мы все разделим твой грех. Идите же сюда, ориенцы. Поклянемся в нашей верности друг другу и нашему делу. Все встали рядом и скрепили руки в общем пожатии. И я тоже. Но, даже произнося клятву верности, я чувствовала себя чужой, отторгнутой теми, которые еще недавно считались моими друзьями. Ночью я убежала, потому что не могла больше оставаться с ними, и продолжать работу ради нашего общего дела тоже было не в моих силах. Я летела прочь от своих соратников, как от прокаженных, и думала только о том, чтобы улететь как можно дальше.

Горделия умолкла. Лидия плакала.

— Вы убили настоящего, живого ребенка, — сказала она зло. — А оставили порождение своих фантазий, монстра, того, которого люди называют Неприкаянным, Лютым Бесом, Истребителем. Смертный грех — ввести в мир такое страшное существо.

— Ты права, — тяжело вздохнула Горделия. — Наш опыт не удался. Я встретилась с Аргуином позже, когда Ярон вырос. Они так и не посмели назвать его Яшметом, чтобы не привлечь внимания шпионов Орминэ. Я думаю, грех убийства тяготил их всех. Память о прошлой жизни Велег утратил, лишь иногда у мальчика возникали странные видения. Ребенок рос нервным, вспыльчивым и жестоким. Учение давалось ему легко, и скоро он превзошел своих учителей. Совершенным у него оказалось только тело. Ему не страшны никакие болезни и раны, он стремителен в бою, его невозможно застать врасплох. И перевоплощается он легко не только в сокола, но и в полоза, леопарда…. Это Вэнили постаралась. Она души в нем не чаяла, наделяла его бесграничными возможностями, одаривала новыми свойствами, совершенствовала и добилась неуязвимости своего сыночка. Только солнечные лучи медленно наносят вред этому чудовищу. Даже солнце не выносит это исчадие мрака на земле, поэтому он часто закрывает лицо маской. Он сеет раздор и смерть.

Когда ориенцы поняли, что не могут контролировать Ярона, оставался один выход — уничтожить свое создание и пресечь зло, причиной которого они были. Вэнили, ослепленная безумной любовью к Ярону, все еще верила, что он призван стать вождем человечества. Рубозавр во всем подчинялся жене. Именно их Ярон считал своими родителями, поэтому в заговор их не посвятили.

Я в это время жила у Горудуна. Маг, теряющий свои силы, цеплялся за каждого, кто был наделен магическими способностями. Я познакомила его с Аргуином, Либерой и Окуном. Мы все нашли приют на его острове. Идея о Совершенном правителе мира увлекла его. Он убеждал нас не отказываться от своей цели и выразил желание познакомиться с Яроном. С тех пор Ярон стал частым гостем на острове. А мы наблюдали за ним и выжидали. Он не менялся, казалось, что страсть унижать и причинять боль другим была в нем неискоренима. Я не показывалась ему на глаза, не могла забыть маленького Яшмета, которого погубили из-за этого монстра. А они по-прежнему вели себя как наставники и надеялись, что со временем одолеют Ярона хитростью. Но Горудун противился им, не хотел, чтобы столь прекрасное совершенное тело подвергли уничтожению. Аргуин надеялся применить в борьбе с Яроном кристаллы — несколько камушков ему удалось утаить от Орминэ, и даже мы не знали об этом. Но в решающий момент кристаллов у него не оказалось, Горудун похитил их. Ярон оборонялся так яростно, что с самого начала битвы было понятно: шансов на успех у заговорщиков нет. Они бились над морем, приняв облик птиц. Он вырвал сердца у Либеры и Окуна, и их тела поглотила морская бездна. Аргуина он преследовал до самых Прибрежных гор и там загнал его в подземелья, которые кишат полоумными орками, поклонниками подземного огня. От них никто еще не уходил живым, и Аргуин там сгинул.

Потянулись долгие безнадёжные годы, некому было сражаться с Неприкаянным. Но в эти дни вновь забрезжил свет, я почувствовала это. Если ты поможешь мне, мы попытаемся уничтожить Ярона.

— Я помогу тебе или умру, — решительно поддержала ее Лидия. — Но, что мы можем сделать с неуязвимым врагом, которого не могли одолеть лучшие ориенские маги? Ты всерьез полагаешь, что мы сможем справиться с ним вдвоем?

— Нет. Но втроем у нас будет больше шансов победить.

 

Триада

Старуха вошла без стука и очень осторожно, Мириэль обнаружила ее присутствие, только когда она дошла до середины комнаты. Принцесса резко обернулась и почувствовала облегчение оттого, что это был не Ярон.

— Твой плащ, — почти дружелюбно улыбнулась старуха тонкими губами.

— Я уже и не чаяла увидеть его вновь, — кивнула Мириэль. Горделия положила сложенный плащ на подушки.

— Он почему-то дорог тебе? — спросила она. Мириэль не ожидала такого любопытства от надменной старухи, но все же ответила.

— Это подарок моего друга.

Старуха не спускала с нее пронизывающего взгляда, как будто ждала, что она продолжит разговор.

— Это все, что я хотела сказать, — пожала плечами Мириэль.

— Этот плащ значит намного больше, чем ты думаешь, — не унималась старуха. — Надень его.

Мириэль в свою очередь пристально поглядела на Горделию. Ей были известны случаи, когда людей убивали, предлагая им пропитанную ядом одежду. Она не сомневалась в том, что в замке хотят от нее избавиться, но почему-то подчинилась старухе, взяла плащ, развернула и накинула на себя.

— Теперь подойди к зеркалу.

Она встала перед большим зеркалом, слегка досадуя на то, что ею так бесцеремонно руководят, и взглянула на свое отражение.

— Надень капюшон! — вновь скомандовала старуха. И снова Мириэль подчинилась.

— Зачем ей это нужно? — недоумевала она. Принцесса еще раз взглянула в зеркало и отпрянула. Вместо знакомого отражения она увидела статного витязя в шлеме, с бородой и темными усами. Он был на голову выше ее.

— Кто это?! — воскликнула Мириэль.

— Аргуин. Один из обликов его прежнего владельца, — спокойно ответила старуха, нисколько не смутившись. — Запомни, когда ты надеваешь капюшон, твой настоящий облик исчезает для других, ты кажешься всем рыцарем. Полезное свойство в некоторых ситуациях.

— Как вы узнали об этом? — спросила Мириэль, снимая капюшон.

— Я узнала не только об этом, — сказала Горделия, — но обо всем расскажу тебе позже. Ты не можешь больше оставаться здесь, поскольку, как ты верно догадалась вначале, мне приказано уничтожить тебя.

Мириэль нахмурилась.

— Но я не сделаю этого, я проведу тебя…

В коридоре послышался громкий топот, завесу бесцеремонно отдернули, и в комнату ворвались Горудун и двое его слуг. Испугавшись, что их застанут врасплох, Горделия быстро начертала в воздухе знак, и на этот раз Мириэль увидела в зеркале себя, охваченную багровым пламенем. Зрелище было настолько правдоподобным, что даже она не могла сообразить, происходит ли это с ней наяву или только кажется.

— Я, похоже, не вовремя! — отшатнулся Горудун при виде ужасной картины. — Зайди ко мне сразу… как закончишь, — обратился он к Горделии и задернул штору.

— Что ж, — с облегчением произнесла Горделия, снимая заклятие, — так оно, пожалуй, еще правдоподобнее.

Старуха провела принцессу в свою комнату, напоминающую ледяную пещеру, и оставила ее с Лидией. Им было о чем поговорить. Сама же она, повинуясь приказу Горудуна, поспешила к нему. Горделия догадывалась, о чем он собирался говорить с нею. После нападения драконов ленивого и довольного собой мага как будто подменили. Конечно, испытание было неожиданным и тяжелым, но он напрасно так испугался за свою драгоценную жизнь. Ориенцы, которым он дал кров и помог, не остались в долгу. Чтобы надежнее укрыться от мира, они возвели барьеры вокруг острова: дальний, который не позволял никому покинуть остров без их ведома, и ближний, защищающий замок от тех, кто посмел бы посягнуть на его обитателей с враждебными намерениями.

До сих пор на замок никто и не покушался, и первое же испытание повергло мага в панику. «Ты должен был сгинуть вместе со своим убежищем, — с горечью думала Горделия, — потому что предал своих гостей. Из-за тебя они погибли».

Горудун осунулся и побледнел, даже исхудал за неполных три дня, прошедших со дня нападения драконов. Горделия надеялась, что теперь он не будет возражать против того, чтобы как можно скорее уничтожить Ярона. Она не старалась помочь ему избавиться от тяжелых мыслей, не давала советов, хотя он казался совершенно потерянным. А сегодня утром он вызвал ее к себе. По его решительному виду, упрямому блеску воспаленных от бессонницы глаз, она поняла, что он принял какое-то важное решение.

— Убей принцессу! Как можно скорее! Сейчас же! Она может расстроить все наши планы, — требовательно говорил он, надвигаясь на нее раскормленной тушей. Жутко было смотреть в его темные зрачки, окруженные красной сеткой лопнувших сосудов. Хитрый, понимающий тонкое обхождение Горудун, раньше никогда бы себе такого не позволил. «Он сошел с ума!» — отшатнулась от старика Горделия. Но, поразмыслив, поняла: «Нет, скорее всего, он снова был в Шепчущей башне».

Эта башня находилась совсем недалеко от дворца и была с виду ничем не примечательна, но островитяне называли ее Проклятой башней и обходили стороной. Однажды в ней укрылся от своих преследователей преступник. Утром его нашли мертвым, с лицом, искаженным от ужаса, как будто в застывшей навсегда маске. Он умер от страха. Горудун избегал разговоров об этом месте со своими гостями, но Аргуин однажды все-таки побывал там. Он вернулся задумчивым и мрачным и сказал, что слышал голоса из другого мира. Голоса духов, которые стремятся прорваться в Арду. «Надо обладать сильной волей, — сказал он, — чтобы не возвращаться в башню снова и снова. Опасно прислушиваться к их шепоту, можно легко стать их рабами». — Ориенцы знали, что Горудун бывает в башне, но почему-то не остановили его. А ведь ему слушать этот шепот было гораздо опаснее, чем людям-птицам. Именно тогда появилась у мага идея о совершенном могучем духе Вселенной, который, возродившись в Арде, приведет человечество к долгожданному благоденствию.

Горделия приоткрыла тяжелый занавес, скрывающий покои мага.

— Можно?

— С принцессой покончено?

— Не осталось даже пепла.

— Я уезжаю, Горделия.

— В Прибрежные горы?

— Да. Я понял, что надо делать. — Он подошел к старухе и взял за руку.

— Ты единственная, кому я могу здесь доверять. Обещай, что поможешь мне!

— Можешь во всем рассчитывать на меня, — кивнула Горделия.

— Это слишком важно. Нельзя ошибиться и упустить шанс. Я чувствую, что ответственность за судьбу мира лежит на моих плечах.

— Да, это большая ответственность, — согласилась старуха.

— Я расскажу тебе о моих планах. Вчера ночью со мной говорил… Дух Совершенного! Он начертал перед моим взором картины своего правления в Арде. Речь его была мудрой и справедливой. Его замыслы напомнили мне о ваших мечтах, люди-птицы, о государстве, где должен был править Ярон. Но душа Велега оказалась не готовой к такой значительной роли.

— Кто он, этот дух, Горудун? — спросила старуха ласково. — Он сказал тебе?

— Это Бог! — воскликнул Горудун, и сам стал как бы светлее и выше от переполнявшего его ликования. — Бог, равный Эру по могуществу, но не такой безразличный и безответственный, как он. Он может сделать людей счастливыми! Там, в Прибрежных горах, хранятся тайные письмена, которые могут быть использованы во благо мудрым, но они же могут принести непоправимое зло, если их тайну узнает тот, кто желает гибели человечеству. Ты не можешь представить себе, какая опасность нависла над миром! Принцесса нашла эти книги и едва не уничтожила их. Я должен ехать немедленно и завладеть ими, чтобы уберечь мир от опасности. А, когда Ярон вновь появится на острове, мы с тобой совершим обряд, который описан в книгах. Душа Велега покинет совершенное тело, и Великий Дух войдет в него. И тогда начнется новая эра.

— Мы сделаем все, как ты решил! — с воодушевлением заявила Горделия. — Нет больше сил выносить бесчинства Ярона. Пусть самый достойный дух обретет его прекрасное тело!

— Да, жди меня. Я буду скор.

— Только… — Горделия опустила глаза, — прежде чем ты уедешь, я хотела бы попросить тебя об одном одолжении.

— Проси о чем хочешь! — в припадке великодушия воскликнул Горудун.

— Я опасаюсь, что Ярон появится здесь раньше, чем ты вернешься. Я не смогу совладать с ним одна. Дай мне на время свои четки.

— Четки? — Горудун стушевался: «Что угодно, только не это», — подумал он. Он не расставался с ними с тех пор как стал свидетелем расправы, которую Ярон учинил над ориенцами. Без кристаллов он чувствовал себя беззащитным. Он понимал, что и Горделия могла чувствовать то же самое.

— Ты вряд ли встретишься с Яроном в пути, — уговаривала его Горделия. — Он не подозревает об этой поездке.

— Это чудовище может быть как раз там, где его меньше всего ожидаешь, а в замке есть такие места, о которых он не знает. Ты можешь спрятаться и не показываться ему на глаза.

— Он терпеть меня не может! — жалостливо заговорила старуха. — От него не спрячешься. А, если со мной что-нибудь случиться, ты не сможешь сам провести обряд.

— Полноте! — Горудун положил руку на плечо всхлипывающей старухи. — Успокойся, скорее всего, Ярон не объявится здесь до моего возвращения.

— Почему же? Я уже здесь! — занавеси распахнулись, и в комнату вошел Неприкаянный.

Старуха и маг вздрогнули от неожиданности. «Как много он слышал? Что он предпримет?» — подумали оба.

— Ты собрался куда-то ехать? — Ярон подошел к нише, в которой стояли темные пыльные бутыли, налил вина и с удовольствием выпил. Горудун и Горделия облегченно вздохнули: Ярон поспешно ворвался в покои мага и услышал только конец фразы. У него не хватало терпения подслушивать.

— Да, я отплываю в Средиземье, по твоей милости, между прочим, — ответил Горудун, лениво растягивая слова.

— Объясни, — насторожился Ярон.

— Меня удручает ссора с драконами, и я намерен восстановить мир с ними.

— Ярость драконов не проходит так быстро. Ты надеешься на свое красноречие?

— Нет, на их жадность. Я подкуплю их сокровищами гномов и верну их дружбу.

— Я поеду с тобой, чтобы указать тебе путь к кладу в пещерах Прибрежных гор.

— Нет, мой мальчик. Ты оскорбил Бируза, тебе лучше не показываться на глаза драконам. Не вставай между нами.

«Как складно выкручивается», — думала Горделия. Казалось, что осознание важности принятой на себя миссии придавало магу уверенность, а его речам убедительность. Могучий дух, говоривший с ним в башне, твердо вел его к цели.

— Но, что я буду здесь делать? Скучать с твоей старой каргой? — Ярон подошел ближе к Горделии. Она инстинктивно подалась назад, стараясь не смотреть на него.

— Кажется, она боится меня? Боится, что мне станет тошно на нее смотреть? — он провел пальцем по ее лицу. Горделия стояла, не шелохнувшись.

— Какие глубокие морщины испещрили твою желтую изношенную кожу, и не догадаешься, какой ты была раньше. Как все-таки презренна старость! — Ярон скривился и тут же резко схватил Горделию за горло. — Не слишком ли ты задержалась на этом свете?

— Оставь ее! — резко сказал Горудун. — Она лечит Лидию.

Ярон разжал пальцы. Шея Горделии покрылась красными пятнами, она судорожно ловила воздух и откашливалась.

— Как Лидия? — равнодушно спросил Ярон.

— Она поправляется. — Горудун едва скрыл свою ярость. Ярон кивнул.

— Принцесса! — вдруг хлопнул он себя по лбу. — Как я мог забыть о ней! Где же она?

— Она отправилась погулять по острову, — невозмутимо солгал Горудун.

— Я составлю ей компанию, — усмехнулся Ярон. — Чтобы не расслаблялась.

Он устремился к выходу, но вдруг обернулся и поглядел на мага испытующе.

— Кстати, объясни мне, что случилось с драконами, когда они напали на твой замок? Их корчило так, как будто они объелись тухлой рыбой, причем пучить их стало всех одновременно?

— Мог бы и сам догадаться, — пожал плечами Горудун. — Замок защищен энергетическим куполом — люди-птицы постарались в свое время. Драконы не смогли преодолеть защиту.

Ярон задумался на мгновение.

— Мне тоже бывает плохо только в твоем замке. Не оставили ли эти люди-птицы тебе какое-нибудь оружие против меня?

Горудун с трудом выдержал его долгий, цепкий взгляд.

— Если узнаю что-нибудь такое, убью! — пригрозил Ярон и наконец-то покинул замок.

— Прости, что так вышло, — обратился Горудун к Горделии, мягко положив ей руку на плечо. — Скоро все изменится, ждать осталось недолго.

— Нет, я не могу больше ждать, — Горделия покачала головой. — Это выше моих сил. Я покидаю остров, мой друг. Он сказал, что я задержалась на этом свете. Хочу прожить остаток дней в тишине и покое, подальше отсюда. Я улетаю сейчас же, прости меня.

— Погоди, — Горудун посмотрел на нее с мольбой и отчаяньем. — Не бросай меня сейчас. Я встал на великий путь, мне нужна твоя поддержка! Возьми! — Он отстегнул от пояса четки и вложил их в ладонь старухи. Та стиснула пальцы и почувствовала прохладу и шелковую нежность спасительных кристаллов, но не позволила торжеству, охватившему ее, отразиться на лице.

Не теряя времени, Горудун тотчас же отплыл с острова на «Алом альбатросе» — небольшом корабле с красными парусами. Легкое головокружение предупредило его о приближении к защитному барьеру. Он знал, как разомкнуть его, а потом восстановить.

Горделия тем временем поспешила в комнату, где Лидия и принцесса ждали ее.

— Ярон вернулся, — сказала она взволнованно. — Нам придется действовать быстрее, чем я предполагала. Он не найдет принцессу на острове, поймет, что я его обманула, и вернется во дворец. Как хорошая ищейка, он без труда найдет наше убежище. Нам необходимо предупредить его.

— Что мы должны делать? — спросила Мириэль. — Драться с ним? У него молниеносная реакция. Однажды у меня было оружие, которым мне удалось его ранить — меч Дуккума, но он быстро совладал с собой, и меч рассыпался в пыль.

— Да, драться с Яроном на равных бесполезно, — кивнула Горделия. — Он был создан неуязвимым. Любая рана или ущерб, нанесенный его физической оболочке, излечиваются мгновенно, стоит ему только сконцентрировать свою волю. Обычными способами его не одолеть.

— В нашу первую встречу он был повержен Олвиком, моим белым волком. Сколько раз я потом жалела, что не убила его тогда!

— Ты и не смогла бы его убить, он не был повержен, просто не мог поднять руку на снежного волка. Ведь у Ярона душа Велега, или то, что от нее осталось. И не смотря на то, что память о прошлой жизни в Ориене затуманена, в подсознании, по-видимому, осталась память о братстве: ориенцы и снежные волки — друзья и не могут убить друг друга.

— Так что же мы можем сделать с ним? Какой необычный способ ты знаешь? — нетерпеливо спросила Мириэль.

— Единственный способ уничтожить Ярона — разъединить его душу и тело. В плаще, в котором ты пришла, я нашла письмо Аргуина. Много лет прошло с тех пор, как он погиб, но письмо не пропало. Я счастлива оттого, что дожила до этого дня и могу быть полезной в деле, об исполнении которого мечтали мои друзья. Итак, слушайте внимательно. Спасаясь от преследований Ярона, Аргуин скрылся в подземельях Прибрежных гор. Он был искусным магом и воином и избежал участи пленника орков Ордена Подземного огня. Там, в горах, он снова услышал голос духа, который говорил с ним в Шепчущей башне, он звал его за собой, и Аргуин последовал на этот зов.

При этих словах Мириэль замерла. Горделия взглянула на нее, и принцесса тотчас же поняла, что старухе известно и про книги, и про то, что она их нашла. Мириэль отвела взгляд и стиснула зубы, тяжело было смириться с тем, что кто-то проник в ее тайну.

— Я прочту вам часть письма, — сказала старуха и достала из шкатулки тонкий, пожелтевший лист бумаги.

«…я намеренно не стану указывать место, в котором обнаружил книги, пусть человека, оказавшегося здесь, минует встреча с ненасытным злом. Они обладают свойством сковывать волю, и тот, кто соприкоснется с ними, едва ли сможет уйти живым. Мне предложили освободить Ярона от его души и призвать дух Моргота, чтобы он занял это место. Я согласился, но не взял книги, а лишь переписал заклятие, с помощью которого можно это осуществить. Это необходимо сделать как можно скорее. Пусть трое, чья жажда убить ненавистного им человека достигла предела, возьмутся за руки и замкнут пространство вокруг него. Огромные усилия придется приложить, чтобы изгнать душу из тела без ее согласия, но волю души необходимо полностью поработить, повторяя заклинания вновь и вновь и вкладывая в них всю свою ненависть. Когда воля души будет сломлена, поднимите руки вверх, не размыкая их, и произнесите заклинание, открывающее вход в мир неприкаянных духов. Да простит нас Велег за такой ужасный конец! Проводив душу, немедленно закройте проход.

Ту часть описания, где сообщается, как призвать дух Моргота в наш мир, я сжег, чтобы никто не совершил опрометчивого поступка, расплатой за который будет гибель мира. Я пишу это письмо, потому что уверен, что книги не позволят мне уйти. Если тот, кто прочтет эти строки, будет обладать достаточной силой воли, пусть уничтожит их и разрушит Шепчущую башню на острове Тол-Фалас, чтобы предотвратить возвращение Черного врага в Арду…»

— Он не вернулся, значит, книги стали причиной его гибели, — Горделия смахнула слезы. — Мы сделаем то, что не удалось Аргуину. Лидия, в этом письме есть три заклинания на языке врага, запомни их. Для нас с принцессой это не составит труда, а тебе надо поторопиться, у нас уже нет времени.

— Я выучу! — с жаром воскликнула Лидия. — Мне кажется, что нашей ненависти хватит, чтобы вышвырнуть Ярона не только в мир неприкаянных духов, но и куда-нибудь подальше.

— Дальше не понадобится, — одобрила ее рвение Горделия.

— Меня беспокоит другое, — нахмурилась принцесса, — как мы сможем завлечь его в круг? Ярон проницателен, и не позволит нам даже приблизиться к нему.

— На него подействуют эти камушки, — торжествующе улыбнулась Горделия и показала принцессе четки. — С помощью этих кристаллов можно с легкостью подчинить волю обычных людей. Ярон сильнее их, и его воля противостоит их воздействию. Но и он испытывает боль, когда удается обратить энергию камней против него. А боль он переносит плохо и не сможет нападать, если она нахлынет на него, вопьется в него острыми иглами, стиснет голову. Это я беру на себя: с четками надо уметь обращаться.

— В ваших способах борьбы, люди-птицы, есть что-то нечестное! — заметила принцесса.

— А что, вспарывать животы и перерезать горло противникам честнее? — возмутилась Горделия. — Неужели это так тебя волнует?

— В данном случае нисколько, — призналась Мириэль, — какое счастье, что у нас есть такое оружие!

— Тогда поднимемся наверх, — приказала Горделия, — пусть Ярон не думает, что мы от него прячемся. Там просторнее, а чтобы осуществить наш план, нужно обширное пространство. Лидия, ты готова?

Лидия без запинки выпалила все три заклинания. Заговорщицы выбрались из каморки Горделии и поспешили наверх по темным лестницам. «Неужели свершится? — думала принцесса, и сердце ее стучало, так, что, казалось, все его слышат.

Они пришли в тот парк, где Мириэль впервые увидела, как танцует Лидия. Был жаркий безмолвный полдень, и только шум воды в фонтанах нарушал тишину.

— Вы встретите его здесь, а меня он пока не должен видеть, — сказала Горделия и укрылась за деревьями. Принцесса и Лидия присели на бортик у фонтана. Со стороны казалось, что две подруги собрались поболтать о своих делах. Но говорить они не могли, напряженное ожидание сковало языки. Предчувствие смертельной опасности как будто парализовало их. Принцессе казалось, что остров обезлюдел, черный смерч или неведомая болезнь унесли жизни всех его обитателей, а они последние оставшиеся в живых, но и их вот-вот настигнет кара. Но когда Ярон, наконец, появился, страх исчез. Ей сразу стало легче, как будто кровь снова заструилась в жилах, жажда битвы током пронзила тело.

— Странно видеть вас вместе, — Ярон неторопливо подошел к ним.

— Я пытаюсь сделать незаметными шрамы, которые остались у Лидии после твоих… ласк, — тонко улыбнулась принцесса.

— Я искал тебя на острове, думал, что ты попытаешься сбежать отсюда, — не обратил внимания на ее слова Ярон.

— Была бы рада вам не докучать, — не стала отрицать принцесса. — Может, ты мне поможешь?

— Куда ты клонишь? — нахмурился Ярон.

— Мне показалось, что здесь я никому не нужна. Да и с Лидией я не могу соперничать.

Ярон снова испытующе посмотрел на них.

— Тут что-то не так, — сказал он, наконец, — зачем вы обе жаритесь на солнцепеке? И… я чувствую ненависть, — он оглянулся настороженно, как зверь, почуявший опасность.

— Ты не скучал без меня? — поднялась ему навстречу Лидия. — Ты причинил мне боль, но я простила тебя, потому что люблю. О какой ненависти ты говоришь?

— Не следует быть такой строптивой, ты заслужила наказание, — глаза Ярона полыхнули фиолетовым пламенем. Но Мириэль заметила, что он не отстраняется от нее. Более того, похоже, его по-прежнему влекло к ней. Лидия подходила все ближе, обволакивая его аурой желания.

— Можешь наказать меня снова, если захочешь, — прошептала она у самых его губ. Он нетерпеливо привлек ее к себе, и губы их слились в жадном поцелуе. «Самое время появиться Горделии. Сейчас мы все с наслаждением обнимем тебя, ясный сокол», — подумала Мириэль, и тут же увидела, как старуха выходит из-за деревьев и направляется к фонтану своей удивительной неслышной походкой. Она была уже на расстоянии двух метров от вожделенной цели, когда Ярон вдруг отстранился от Лидии. Она посмотрела на него вопросительно.

— Уйдем отсюда в мои покои, — сказал он, — терпеть не могу солнце. — Он стиснул руками виски. Застывшая на месте Горделия сжимала четки. Ярон застонал.

— Тебе так плохо? — изумилась Лидия. — Постой-ка, — придерживая его за талию, Лидия обратилась к Мириэль.

— Принцесса, не одолжите ли вы мне вашего чудесного бальзама, может он поможет моему возлюбленному?

«Ловка!» — подумала Мириэль, стараясь приветливо улыбнуться. Она приподнялась с бортика и приготовилась соединить свою ладонь с протянутой к ней рукой Лидии. Горделия подобралась к ним почти вплотную, но тут Ярон взглянул на землю и заметил ее тень.

— Кто здесь?! — Ярон мгновенно развернулся, вырвавшись из объятий Лидии.

— Это ты, старая карга! Я всегда знал, что ты что-то замышляешь против меня.

Подбородок Горделии задрожал. Принцесса понимала, что ей сейчас очень страшно, но она сумела подавить страх и приблизила четки к искаженному яростью лицу Ярона. Он взвыл и пошатнулся от нахлынувшей на него в этот миг боли. Но реакция его оказалась непредсказуемой: он рванулся вперед и кинулся на старуху, легко оторвал ее от земли и единым махом швырнул в фонтан. Она сильно ударилась головой о колонну, потеряла сознание и ушла под воду, стиснув в предсмертной судороге свое оружие. Неконтролируемая никем энергия кристаллов перестала причинять Ярону вред, и он пришел в себя. Все произошло так быстро, что ни принцесса, ни Лидия не сумели вмешаться.

— Значит, это камушки! — прохрипел Ярон и, пошатываясь, пошел к фонтану. — Сейчас я проверю, что они из себя представляют.

— Сначала поговори со мной! — Мириэль послала ему под ноги волну такой ударной силы, что едва не сбила с ног. Пользуясь моментом, Лидия бросилась к фонтану и попыталась вытащить Горделию, но тело в вымокшей одежде было очень тяжелым, и ей никак не удавалось перекинуть его через бортик.

Между тем, принцесса разила без передышки, не дожидаясь ответных ударов. Она знала, что не победит его, но важно было дать время Лидии. Ярон вскоре изнурил ее, на этот раз он дрался не ради наслаждения битвой, ему надо было пробиться к старухе и отобрать у нее четки. Его удар на какое-то мгновение ослепил Мириэль, голова гудела, перед глазами поплыли красные пятна, звуки стали приглушенными, но ей показалось, что она слышит топот ног человека, бегущего через площадь. Когда зрение вернулось к ней, она увидела, что Лидии удалось высвободить из руки Горделии четки, но Ярон подобрался к ней совсем близко.

— Как они действуют?! — отчаянно визжала Лидия, беспорядочно нажимая на камни. Ярон казался спокойным и самоуверенным, он протянул руку к Лидии и с издевкой в голосе проговорил:

— Дай их мне, детка, тогда я не буду наказывать тебя.

Казалось, все пропало, но помощь пришла с неожиданной стороны. К Лидии подскочил Альбер — это его шаги слышала Мириэль — и увлек ее прочь от Ярона. Странно, что Ярон позволил им это, видимо, даже в руках Лидии камни оказывали на него какое-то действие.

— Четки! — закричала Мириэль. — Мне нужны четки! — Альбер мгновенно сообразил, что к чему, выхватил четки у Лидии и бросил их Мириэль. Она вцепилась в них мертвой хваткой, теперь их можно было забрать у нее только вместе с жизнью. Ярон рванулся к ней, и в его взгляде она прочитала приговор себе. Но теперь, когда в руках ее были холодные гладкие камни, она обрела, вдруг, уверенность и силу. Она поглаживала пальцами отшлифованные кристаллы и хладнокровно направляла в сторону врага уничтожающие мысли. Ярон сразу это почувствовал, и впервые за все время их знакомства в облике его появилось что-то затравленное. Тело словно обмякло в ожидании ее действий. Она подходила все ближе и ближе, монотонно и беззвучно напевая: «Смерть пришла, прими ее ожерелье. Проклятый воин, войди в замкнутый круг. Небо разверзнется на мгновение, и в мир теней уйдет неприкаянный дух». Когда она подошла к Ярону вплотную, он, заворожено глядя на нее, опустился на колени, а она водрузила ему на шею четки — ожерелье смерти. В это время Альбер вытащил, наконец, из воды старуху, и они с Лидией пытались привести ее в чувство.

— Альбер! Лидия! — позвала их Мириэль охрипшим голосом.

— Что делать, принцесса?! Горделия не приходит в себя! — воскликнула Лидия.

— Альбер, ты поможешь нам, — повелительным тоном сказала принцесса.

— Я не колдун и не понимаю ваших уловок, — возразил Альбер, с опаской глядя в немигающие глаза застывшего в непонятном трансе Лютого Беса.

— Мне нужна твоя ненависть, Альбер. Встань рядом с нами и повторяй заклинания, — сказала Мириэль.

И вот, трое сомкнули руки и вспомнили боль, которую заставил их испытать этот нечеловек, обездвиженный гипнотическим действием кристаллов. В запрокинутом лице Ярона, на которое они глядели сверху, сейчас была печаль, в расширенных зрачках отражалось небо и плывущие в нем облака. Казалось, что сломленная душа этого существа в страхе ожидала приговора. Но они вспомнили многих убитых им ради забавы людей, девушек, пострадавших от его внимания, охваченного пламенем жениха, те бесконечные злодеяния, из-за которых он получил прозвища Неприкаянного, Лютого Беса, Истребителя. Они думали с торжеством: «Твоя жизнь окончена, никогда больше ты не причинишь зла. А, когда придет наше время, мы тоже ответим за свои дела».

Свет померк. Словно ток пробежал между ними. Во мраке от сгустка на земле, который казался чернее самой темноты, отделилась прозрачная бледно-зеленая светящаяся душа. Она приняла очертания старика с длинной бородой, в котором Горделия, возможно, узнала бы Велега. Только старик был сутул и словно сломлен бременем лет. Они услышали его тяжелый вздох. «Может, отпустить его душу с миром?» — подумал Альбер, и Мириэль тотчас прониклась этой мыслью. Дряхлый старик был так мало похож на Ярона, но Мириэль удалось взглянуть в его глаза. И ее едва не отшвырнуло прочь от исходившей от них ненависти. «Он притворяется слабым! — поняла вдруг принцесса. — Он надеется перехитрить нас!»

— Круг! Держите круг! — приказала она отчетливо. — Пора открывать вход!

Только с третьего раза им удалось правильно прочитать заклинание, Альбер сбивался, все труднее было сдерживать в замкнутом пространстве злобного старика. Он исступленно кидался на них, размахивая посохом, и Мириэль чувствовала, что волосы у нее на голове шевелятся. Но вот темное, беззвездное пространство как будто дрогнуло, натянулось и лопнуло от напряжения в одном месте, как раз над ними. В отверстой щели полыхало пламя, и явственно слышался шепот и зов многих духов. Они волновались, почувствовав, что окно в наш мир открылось. Зеленого старика рвануло вверх и с треском всосало в огненное озеро. Оно тут же стало расти и шириться. «Закрываем!» — закричала принцесса. На этот раз от страха Альбер протараторил заклинание без запинки, и дыра, которую они открыли, стала затягиваться, а потом и вовсе закрылась под недовольный скрежет неприкаянных духов. Все опять погрузилось во тьму. Три человека чувствовали величайшую слабость от пережитого страха и напряжения. Сгусток внизу принял очертания темного силуэта человека. «Кончено», — подумала принцесса, не выпуская рук Лидии и Альбера. Вдруг из тела Ярона рванулись во все стороны светлые стрелки. «Это души зверей и птиц, которых пленила Ванили», — догадалась Лидия, которая быстрее других пришла в себя.

Наконец, все трое разомкнули руки и в полном изнеможении опустились на землю. Дневной свет ослепил их. Перед ними лежал Ярон. Мертвый. На его теле не было ни одной царапины, четок на шее тоже не было, они исчезли, рассыпавшись в пыль.

— Ну, и ведьмы! — воскликнул Альбер. — Знал бы на что шел, вы бы меня ни за что в свой круг не заманили!

Мириэль и Лидия засмеялись.

— Ты вовремя подоспел, Альбер! Мы бы без тебя не справились. Помнишь, ты говорил, что нам не одолеть Ярона?

— И не чаял пережить такое. Знаете, мне показалось, что если бы мы ту огненную дыру не закрыли, оттуда всяких Лютых Бесов сотня привалила бы. Никогда я еще такого страха не испытывал.

— Будем надеяться, что он нашел компанию по себе, — услышали они голос Горделии.

— Ты жива! — воскликнула Лидия.

— Как видишь. Простите, что подвела вас.

— Свершилось, Горделия, мы победили его, — Лидия сверкала от счастья.

— Да, дитя мое, мы победили, — торжествующе заявила Горделия, а потом тихим голосом обратилась к принцессе. — Мириэль, нам надо поговорить. — Мириэль чувствовала себя совершенно разбитой, она протянула Альберу руку, и тот помог ей подняться. Потом они с Горделией отошли в сторону.

— Мириэль, ты наделена редчайшим магическим даром. Я должна предупредить тебя об одном непредвиденном обстоятельстве. Это важно. Горудун уехал на материк с целью завладеть книгами Моргота, о которых писал Аргуин. По-моему, тебе не надо объяснять, что это такое. Причем, ведет его воля самого Моргота, поэтому он легко найдет книги. Ты должна опередить его. Если книги попадут в руки Горудуна, человечество окажется в опасности. Ты достаточно сильна, чтобы уничтожить их.

— Ты права, Черные книги не должны попасть к Горудуну, — кивнула Мириэль. «Они мои, они больше никому не достанутся», — подумала она при этом.

— Поторопись. Найди их и уничтожь, а мы разрушим Шепчущую башню.

— Хорошо, я еду. Как мне преодолеть барьер вокруг острова?

— Я научу тебя. Не теряй времени, корабль Горудуна скор. Рыбак поможет тебе.

Альбер не очень-то хотел отправляться в путешествие, но, увидев встревоженные лица Мириэль и Горделии, согласился.

— Пойдем, — пригласил он принцессу, и вскоре маленькая лодочка закачалась на легкой ряби и заскользила прочь от острова. Мириэль подставила лицо чудесному морскому ветру и прикрыла глаза.

— Неймется же вам, колдуньям, все спешите куда-то, — ворчал Альбер, налегая на весла. — Такой день прекрасный. Ярон мертв, праздновать надо, радоваться, отдыхать, а ты меня опять в какую-то темную историю втягиваешь. Не дала даже никому похвастаться.

— Не переживай! Я хорошо вознагражу тебя, — улыбнулась Мириэль. Соленые брызги попадали на ее лицо и вызывали давно забытое ощущение счастья. Она вырвалась с ненавистного острова. Совсем скоро она соберет свои вещи и отправится домой, в Нуменор.

Они уже миновали невидимое заграждение, которого так боялся Альбер, и вдруг заметили вдали судно с красными парусами.

«Алый Альбатрос?!» — Альбер с удивлением вперился в него взглядом. — Неужели хозяин уже возвращается?

— Наверное, он передумал ехать в Средиземье, — предположила Мириэль.

— Боюсь, что он не обрадуется, если узнает, что мы прорвались через барьер без его ведома.

— Ты прав, кроме того, он уверен, что я мертва. Лучше сделаем так, чтобы нас не заметили, — решила принцесса. Горудун, по-видимому, изменил свои планы, но она не будет отказываться от своих. Ярон повержен, ее помощь на острове больше не нужна, справятся и без нее. Главное, скорее завладеть книгами.

Мириэль окружила лодку непроницаемым туманом, и корабль промчался мимо. Горудун торопился и был невнимателен, поэтому им удалось разминуться.

— Были бы у меня такие же способности, — сказал Альбер после того, как туман рассеялся, — жил бы я припеваючи в красивом доме, в хорошем месте, а не скитался бы где попало.

Принцесса промолчала и улыбнулась, но слова рыбака почему-то задели ее.

Лидия и Горделия долго сидели рядом на каменных плитах, не в силах подняться. Тень от замка уже накрыла парк, повеяло прохладой.

— Не очень-то уютно находиться рядом с его телом, — сказала Лидия, — мне все чудится, что он очнется, даже мурашки по телу бегут.

— Надо поскорее убрать это, — согласилась Горделия, кивнув на тело.

— Попросим рыбаков закопать его как можно глубже. Они будут рады такой работе!

— Да, наверное, — рассеянно кивнула Горделия, — хотя, может быть, правильнее было оставить его на жгучем солнце. Боюсь, что тело это неразрушимо. Но он прятался от солнца при жизни, возможно, оно бы подействовало и сейчас.

— Не хочешь же ты сказать, что его тело представляет опасность, и он может воскреснуть? — голос Лидии задрожал. Она растерянно глядела то на старуху, то на труп Ярона, и ей все больше казалось, что Ярон только притворяется мертвым, а губы его кривятся в отвратительной усмешке.

— Как знать, — поднялась Горделия, — хотелось бы поверить, что ничего от Ярона не осталось в этом мире.

Ее явно что-то тревожило, какой-то новый звук примешивался к привычному шуму волн. Гул нарастал. Горделии стало совсем неуютно и как-то зябко.

— Не будем медлить, Лидия, — сказала она, поежившись, — позовем кого-нибудь, чтобы нам помогли убрать труп.

Лидия встала, и они направились к воротам, но выйти из парка не успели. Шум за воротами замка усиливался, и они явственно услышали сотни голосов, которые скандировали: «Ярон! Ярон!» Навстречу им стремительным шагом направлялся Горудун. За ним следовала толпа словно обезумевших в одночасье рыбаков, их жен и даже детей. Горудун взмахнул рукой, и все остановились как вкопанные у входа в парк. Вид мага не предвещал ничего хорошего, лицо исказил гнев.

— Ты уже вернулся? — еле вымолвила Горделия, и язык ее прилип к небу.

— Так-то ты помогаешь мне, старая ведьма! — Горудун разразился бранью. — Я знал, что многочисленные враги постараются помешать возрождению Совершенного в Арде, но, чтобы ты воспрепятствовала мне, ты, которой я больше всех доверял! Где были мои глаза? Безумная! Ты на самом деле думаешь, что можешь изменить предначертанное?

— Утихомирься, — Горделия и Лидия отступали по мере того, как Горудун надвигался на них. — Ты опоздал. Ярон мертв. Совершенный не сможет прийти в наш мир.

Горудун расхохотался. Лидия уставилась на него в испуге. Горделия храбрилась и крепко сжимала ее ладонь.

— Глупая женщина! — с презрением в голосе воскликнул Горудун. — Для Совершенного нет пределов возможного! Все твои ухищрения тщетны. Эй! — он обернулся к людям за воротами парка. — Возьмите тело Ярона и отнесите его в Шепчущую башню.

Несколько крепких молодцев подхватили труп, легко подняли его и понесли. Лица их при этом ничего не выражали.

— Взгляни в их глаза, — прошептала Лидия Горделии, — такие глаза на моей родине бывают у людей, блуждающих в несуществующих мирах, у тех, кто отравляет себя драконьей кровью.

— Он подчинил их волю, — отозвалась Горделия. — И мне кажется, я знаю как. Он вживлял крохотные кристаллы в мозг только что родившихся детей. Понятно теперь, зачем приносили во дворец младенцев. Негодяй оказался хитрее, чем мы думали. На горе себе и всем мы посвящали его в свои дела. Бежим, Лидия! Нам опасно здесь оставаться.

Они бросились бежать, намереваясь спрятаться в многочисленных переходах замка.

— Стойте! Вы мне ответите за свое преступление! — взревел Горудун, и обеих женщин отбросило назад. Они упали, довольно сильно ударившись о землю.

— Откуда у тебя такая сила? — хрипло спросила старуха, с трудом поднимаясь.

— Он вернул мой дар и ниспослал благодать, — торжественно объявил Горудун. — Когда я спешил к Прибрежным горам, он предупредил меня о твоем гнусном предательстве и повелел возвращаться. Теперь я могу сдвигать горы, крушить замки и косить людей без меча!

— Хороша благодать, — едва слышно пробормотала Лидия.

— Тебе не удастся сбежать, — продолжал Горудун, — я не дам тебе превратиться в юркую птицу и вырваться из моей клетки. Ты пыталась помешать мне и пожалеешь об этом. Люди! Эти женщины недостойны жизни! — воззвал он к островитянам, и те, послушные его зову, стали медленно и неумолимо проникать в парк с бесстрастными лицами и страшными пустыми глазами.

— Беги, Лидия, — прошептала Горделия, — я придержу его! Она не боялась смерти, только бы выиграть время и дать возможность Лидии уйти.

— Что ж, посмотрим, насколько ты стал силен, — ее спокойный голос звучал отчетливо, а взгляд водянисто-зеленых глаз был суров. Лидия попятилась. Островитяне прекратили движение и вновь застыли, зачарованные зрелищем. Схлестнулись две сильные воли. Давно уже не прорывалась Горделия в чужое сознание! Но на этот раз ей пришлось противоборствовать не воле Горудуна — сознание его было схвачено в силки тем, которого он называл Совершенным. Она наносила удар за ударом в надежде освободить его, но тщетно. Горудун от этих усилий только слегка покачивался и без особого труда отражал ее натиск. Выбрав момент, Лидия решилась бежать, и на этот раз преодолела большее расстояние, чем в первый раз. Но Горудун снова заметил ее бегство и метнул огненный шар. Горделия бросилась ему наперерез, шар задел ее, и старуха закричала от внезапной боли. Она зашаталась и упала на землю, одежда была опалена, на теле зияла рана. Лидия поспешно вернулась, опустилась на колени и обняла ее. Старуха стонала. Отскочивший от нее шар попал в дерево и испепелил его дотла. Горудун подошел к ним ближе.

— Вы обе умрете, — сказал он, — но сначала узрите пришествие Совершенного!

Рыбаки снова сомкнули круг. «Ярон! Ярон», — громко и слаженно, но без всякого выражения, повторяли они снова и снова, потрясая в воздухе кулаками. Лидии стало по — настоящему страшно, сил сопротивляться больше не было. Губы Горделии дрогнули и зашевелились, Лидия наклонилась к ней, чтобы расслышать, что она пытается сказать.

— У него нет своей силы, — прошептала старуха, — он черпает силы от этих людей, крадет их энергию. Зачем только я уговорила Мириэль быстрее покинуть остров?

Лидия с тоской смотрела по сторонам и даже плакать не могла. Надежды больше не было, а ведь совсем недавно они были так счастливы. Но вернулся Горудун, и все стало еще безысходнее. Лучше умереть, чем видеть мир, в котором все люди будут похожи на этих несчастных рыбаков с острова Тол-Фалас, потерявших волю, покорных рабов Совершенного.

Страшный грохот прервал ее размышления. Это было похоже на обвалы в горах ее родины, когда огромные глыбы срываются сверху и увлекают за собой все, что попадается на пути. И эта каменная лавина с грохотом устремляется вниз. Небо потемнело, клубы серой пыли поднялись вверх. Лидия и Горделия теперь едва различали силуэты окружавших их рыбаков. «Это конец?» — едва шевельнулись сухие губы старухи. Казалось, весь остров сотрясается от ударов.

Когда пыль, наконец, осела, Лидия подняла голову и взглянула в сторону ворот. Сердце ее замерло, отказываясь биться. Там, как ни в чем не бывало, живой, из плоти и крови стоял Ярон, ненавистные черные глаза смотрели прямо на нее. «Он возродился, — поняла она, — наши усилия были напрасны». Горудун обернулся и тоже увидел Ярона. Он рассмеялся радостно и удивленно и всплеснул руками.

— Совершенный! … Хозяин … Добро пожаловать! — заговорил он вдруг сбивчиво, униженно кланяясь при этом. Он совсем не походил на того гордого мага, который только что метал огненные шары и чувствовал себя всесильным. Усмехаясь, неспешно Ярон вошел в ворота, с любопытством рассматривая всех присутствующих в парке.

— Позвольте присягнуть, о величайший! — засеменил к нему Горудун. — Я сделал все так, как вы просили. — Он опустился на одно колено, пытаясь поймать руку Совершенного и припасть к ней. Ярон отодвинулся от него и полоснул взглядом двух истрепанных женщин. Обе они одновременно пожалели о том, что не умерли прежде. Он подошел к ним поближе и вдруг рассмеялся так радостно и искренне, как прежде никогда не смеялся.

— Чудак! Протри глаза. Разве ты не понял, что Шепчущая башня рухнула? Твое хитрое оружие исчезло, а воины очнулись от чар и не могут понять сон это или явь? Валары изгнали коварного Моргота из Арды, и не тебе воскрешать его на этой земле. Те, кто любит жизнь, не допустят этого никогда! Я принц Ориены, Яшмет. Моего темного двойника больше нет.

Потрясенный Горудун не спускал глаз со смеющегося Ярона, назвавшегося другим именем, и отказывался вникать в смысл сказанного им.

Сердечко Лидии оттаяло от этих слов. Нет, Ярон не вернулся, это был другой, настоящий сын Орминэ. Он нашелся, как в сказке со счастливым концом.

— Что он говорит? — пошевелилась старуха на руках у Лидии. — Яшмет? — Лидия кивнула, плача от радости. Рыбаки, понемногу приходившие в себя, поясняли друг другу, что к чему. Они поняли, что мучитель их уничтожен, и радости не было предела.

— Спаситель! — бросил кто-то из толпы, и тут же все загалдели, приближаясь к Яшмету и кланяясь ему, стараясь высказать ему свою благодарность.

— Благодарите этих женщин! — сказал Яшмет, пятясь назад. — Теперь вы свободны. Этот остров ваш. Но те, кто желает уехать отсюда, пусть уезжает. Никаких барьеров больше нет, никакой проклятой магии!

— Ура! — загремели рыбаки, легко воспринявшие на веру его слова. Люди сновали по парку, не обращая внимания на растерянного Горудуна, который чувствовал себя обиженным и обманутым. Он мчался сюда наперегонки с ветром, чтобы исполнить великую миссию, но все старания обернулись крахом. Обманутый, разочарованный и уставший он отправился в замок, где доживал свой век, забывшись в клубах опиумного дыма.

Яшмет подошел к Горделии и нахмурился.

— Рана твоя смертельна, я не могу помочь, — произнес он.

— Пусть так! Пора уже! — слабо улыбнулась она. — Я умираю счастливой. — Она глядела на него влюбленными глазами, но так и не спросила, знает ли он, что его выкрали у Орминэ, и о том, как она мечтала назвать его сыном.

— Мир тебе! — сказал Яшмет, и она закрыла глаза.

Его заботы не завершались сегодняшним днем. Это на словах казалось легко: «Все барьеры сняты, проклятой магии на острове больше нет». — Яшмету пришлось приложить немало усилий, чтобы обнаружить пристанище темного двойника, защищенное и охраняемое ориенской магией. Он разбил кристаллы воли, которые Горудун втайне от всех хранил в Шепчущей башне, мечтая создать из островитян легко управляемую армию, достойную Совершенного. Неуязвимое тело Ярона, гордость преступивших предел дозволенного ученых, осталось под обломками Шепчущей башни. Преграду вокруг острова удалось уничтожить с огромным трудом. С помощью Горделии было бы быстрее и легче сделать это, но Яшмет не привык рассчитывать на чью-то помощь. Итак, следы неправедной деятельности людей-птиц — изменников Ориены, были уничтожены. Оставалось найти Азбуку Врага и… встретиться с Мириэль. Ему становилось больно при воспоминании о ней, а на душе могильной плитой лежала тяжесть от причинённого ей горя, и даже радость побед не могла ни согреть, ни снять это бремя. Если б только было возможным изменить свою судьбу!

Яшмет недолго присутствовал на празднике, который устроили в его честь рыбаки. Он также отказался от предложений помочь ему переправиться в Средиземье. Едва дождавшись темноты, Яшмет обратился в сокола и устремился в сторону материка. Он думал о принцессе и не знал, хватит ли у него мужества посмотреть ей в глаза при встрече.

Лидия провела эту ночь у постели Горделии. Старую женщину донимал нестерпимый жар, девушка прикладывала к ее лбу повязки со льдом. Под утро больной, казалось, стало лучше, она приоткрыла глаза и поманила Лидию пальцем. Когда та нагнулась к ней, Горделия прошептала заговорщически: «А Велизар не сделал этого!» После этих слов душа ее отлетела в неведомые пределы, и ее похоронили просто и достойно.

Альбер и Мириэль причалили к берегу в сумерках, но принцесса не стала дожидаться утра и потащила рыбака вглубь гор, не дав ему передохнуть. Несчастный не раз пожалел, что последовал за нею, прельстившись обещанной наградой. Без дневного света было очень неуютно, он боялся заблудиться в подземельях. Когда же она приказала ему стоять на месте и вручила слабо светящийся факел, а сама исчезла, ему стало по-настоящему страшно. Мириэль просто подумала, что будет нечестно по отношению к Тиму указывать местонахождение клада постороннему человеку. И пошла туда одна. Альбер потерял счет времени, дожидаясь ее и вжимаясь в стену каждый раз, когда мимо пролетала летучая мышь. Мириэль нашла спутника там же, где покинула, и посмеялась над его страхами. Он почувствовал огромное облегчение, когда она вернулась, а, получив в награду тугой кошелек с золотыми монетами, и вовсе раззадорился. Окрыленный он с легкостью тащил свой мешок и два мешка принцессы и на радостях мог бы прихватить и ее в придачу.

Когда они с Альбером выбрались из Прибрежных гор, счастливейшее событие ожидало Мириэль: верный спутник, единственный преданный друг, Олвик, встретил её здесь, как ни в чем не бывало. С радостным криком бросилась она к нему и обвила шею руками.

— Где же ты пропадал все это время, мой маленький волчонок? — шептала она огромному зверю. Рыбак замер от страха и почтения, глядя на белое чудище. — Какое счастье, ты невредим, Олвик, милый! Мы снова вместе и больше не расстанемся. В Нуменор мы поедем вдвоем.

В Пеларгире они попрощались с Альбером. Мириэль посоветовала ему забыть обо всем, что хоть как-то было связано с ней. Он решил не возвращаться на остров, а обзавестись хозяйством в одной из гаваней Средиземья.

Для Мириэль начинался новый путь. Наконец-то она приблизилась к своей мечте, ее ждал Нуменор. Все эти годы снились ей легкие корабли в гавани — она помнила все их названия, — дворцовые сады с любимыми деревьями и цветами, свое распахнутое настежь окно, в которое врывался ветер ее молодости. Конечно, все изменилось с тех пор, многое будет ей чуждо после того, как там похозяйничал Ар-Фаразон. Но она постарается сделать все так, как было при Тар-Палантире, который мечтал, чтобы Нуменор был не грозной, внушающей страх державой, а добрым и мудрым государством. Она долго и мучительно приближалась к этому. Возможно, что путь ее еще долог и опасен, но теперь она готова идти до конца.

Строгая женщина в сопровождении снежного волка, избегая любопытных взоров, подошла к кораблю «Торондор», что в переводе означает «Орел». Всего тридцать дней понадобится ему, чтобы доставить ее на остров Эленну. «Мой остров, — прошептала Мириэль, — мой Нуменор». Она накинула капюшон, и облик ее тотчас изменился. На борт корабля взошел высокий рыцарь в темно-фиолетовом плаще. br>