Генерал Мальцев никогда ничего не забывал. И хотя первые две недели великого поста у него, как и всегда, прошли в делах главного завода, Людиновского, - там об эту пору надо было отправлять пароходы, сделанные для Волги и Днепра, - но все же он не забывал и другие свои заводы. Ну, а уж дела на Дятьковской хрустальной, которая у него прямо-таки под боком, и подавно он не мог забыть. И, конечно, ему нет-нет да и приходил на ум Шульц со своими помощниками, Данилой Петровичем и Сенькою. Надо как-нибудь опять вызвать этого Грачева и выяснить, как подвигается у него дело с раскрытием секрета золотого рубина. Ежели дело движется медленно, то не мешает снова слегка припугнуть его, чтоб он пошевеливался.
«Как только приеду в Дятьково, так я этого Грача и вызову, учиню ему допрос», - думал он не раз.
Мальцез так и сделал. В первый же день по приезде в свой дятьковский дворец он вызвал Данилу Петровича. На этот раз не во дворец к себе, а в главное управление, где у него был кабинет.
- Петрович, к его превосходительству требуют тебя зачем-то, - передал Даниле Петровичу смотритель, когда Данила Петрович, закончив варку, хотел было домой идти.
У Данилы Петровича и душа в пятки ушла. «Неужто снова пороть?» - с ужасом подумал он.
- Во дворец? - спросил он у смотрителя.
- Нет, в главное управление, - ответил ему смотритель.
- Не знаете, случайно, зачем?
- Вот уж чего не знаю, того не знаю. Сказали, чтоб немедля ты явился с мальчонком своим туда. А что и про что, мне того не пояснили, да мне и ни к чему это.
Делать нечего, надо идти, генеральского приказа не ослушаешься. И они пошли.
- Тять, неужто он опять нас на конюшню пошлет? - испугался и Сенька.
- А куда ж еще, - ответил Данила Петрович сыну.
- А за что? Что мы секрета у немца не вызнали? Так ведь срок-то не вышел: он же сам сказал, чтоб до пасхи мы вызнали, а пасха-то еще вон где!
- Мало бы что он тогда говорил, а потом вот передумал. Скажет: «Вызнали?» А мы с тобою что ему на это? «Нет еще, ваше превосходительство». - «Ах, еще нет? А ну-ка, марш опять на конюшню!» Вот и весь тебе сказ.
- Но это же будет не по закону!
- У него свои, брат, законы. Что его левая нога захочет, то он с нами и учинит.
Но Данила Петрович и Сенька сейчас зря порки боялись, не им сегодня грозила она, а другим, да еще таким, какие ее ни разу не пробовали.
Мальцев вошел в свой кабинет в самом благодушном расположении духа, напевая «Господи, помилуй», милостиво улыбаясь кланяющимся ему служащим. К нему, как и всегда в таких случаях, тотчас же явились для деловой беседы самые главные его служащие: управляющий всеми заводами и главный бухгалтер. И все сначала шло по-обычному. Генерал выслушивал доклады своих чинов, давал им распоряжения и указания, улыбался и даже похохатывал. И вдруг - надо же было такому случиться! - ему вздумалось чаю стакан выпить.
То ли сказалась закуска - генерал перед тем, как выйти из дому, выпил рюмку водки и заел балычком, - то ли по другой какой причине, а только он попросил принести ему стакан крепкого чаю. Бухгалтер не стал передавать приказ генерала кому-то другому, а поспешил сам выполнить его. Метнулся в коридор, где стоял большой стол, а на столе огромный двухведерный самовар и тоже огромный чайник для заварки, из которых все служащие пили во время работы чай бесплатно.
Высшие служащие не пили чаю из этого самовара, считали это ниже своего достоинства, а вот мелкая сошка служебная очень охотно дула даровой чай, тем более что он был сладкий: в самовар сыпался и сахар.
Главный бухгалтер налил в стакан сначала заварки, а потом кипятку из самовара, в пылу усердия и не заметив, что чай-то совсем не горячий, и поспешно понес его к генералу в кабинет.
- Пожалуйте, ваше превосходительство! - отвешивая поклон, говорит он генералу.
- Спасибо, братец, - ответил ему Мальцев и тут же сделал первый глоток, от которого у него и глаза на лоб полезли.
Мальцев даже поперхнулся и закашлялся.
- Обожглись, ваше превосходительство? Горячо очень? - забеспокоился бухгалтер.
- Да, горячевато слегка, - говорит ему Мальцев. И тут же спрашивает: - А вы сами-то тоже такой чай пьете здесь?
- Нет, я чай на работе не употребляю, я его пью только дома, - отвечает бухгалтер.
- Жалко! А чаек-то зело крепкий и вкусный, такого вам дома не подадут. Прошу попробовать, чтоб убедиться. - И Мальцев пододвинул стакан с чаем бухгалтеру. - Пейте, пейте, не стесняйтесь! А если брезгуете, налейте себе в особый. Прошу, прошу, прошу!
Бухгалтер сделал осторожный глоток, боясь, как бы не ожечься. И тут только понял, что за «чай» он подал генералу: в стакане была крепчайшая водка, сдобренная сиропом. И ему, как и генералу, стало ясно все. Значит, конторщики снюхались, надо полагать, с заведующим винным складом, тот им по дешевке и предоставляет водку, да еще с сиропом в придачу. И они и дуют ее вместо чая. То-то от них всегда сивухой так и разит, когда они входят к нему. А спросишь которого, он отвечает, что это еще со вчерашнего у него: вечерком, дескать, с приятелем по чарочке после трудов праведных выпили. А они, оказывается, на работе ухитряются нализываться.
«А я за них в ответе сейчас», - думает в страхе бухгалтер.
- Ну как чаек? Вкусный, не правда ли? - спрашивает у него Мальцев.
- Виноват, ваше превосходительство, мой недосмотр, - залепетал бухгалтер.
- Конечно, ваш, а не мой. У вас ведь они под началом. Но и они хороши, подлецы! Ишь что удумали, а? Но это им даром не пройдет. Я им покажу, как у меня на работе пить! Всех их пороть кучерам невмоготу, а человечек пяток я все же сейчас пошлю на конюшню. Надо только выбрать, какие самые большие запивохи, - говорит Мальцев.
Он подумал и говорит:
- Так! Первого туда надо послать архивариуса, он у нас из всего управления главный запивоха. К нему присовокупить этого… Ну, как его? Который у вас топливом занимается, этот, у которого нос всегда сизый?
- Гусаров, счетовод? - подсказывает бухгалтер.
- Во, во, он самый и есть. Он с архивариусом всегда вместе, дружки закадычные… Потом этих двух, тоже друзья неразлучные, которые у вас в торговом отделе сидят рядышком, один на входящих, другой на исходящих. У них носы пока только красные, но скоро тоже сизыми станут.
- Иванова и Лебедушкина?
- Да, да, их самых, голубей! И пятого вот кого присоедините к этой теплой компании… Синеокого. Он, по-моему, главный заводила всему этому делу, он большой приятель заведующему водочным и пивным складом: через него они могли такое количество водки доставать. А с тем, с заведующим складом, я после сам потолкую. И вызвать их сию же минуту сюда, я хочу им напутственное словечко сказать.
- Ваше превосходительство, но ведь Синеоков вольный, - говорит главный бухгалтер.
- Вольный? Ну вот я ему сейчас и покажу волю эту. Живо мне их сюда!
И двух минут не прошло, как все пятеро предстали перед грозными очами повелителя своего. Пятерка еле держалась на ногах. Конторщики, надо полагать, не по одному стаканчику «чаю» уже успели хватить. От каждого разило сивухой за версту. Но как бы они ни были пьяны, а увидев Мальцева, встретив его взгляд, сразу поняли, что на них надвигается гроза, только не знали еще какая.
- Ну, орлы, как живете-можете? Как вам чаек ваш пьется? А? Чаек знатный, я сейчас его ненароком попробовал, ну прямо чуть язык не проглотил, до того он вкусен! И вот мне сейчас подумалось, что для такого чаю должна быть и соответственная закусочка, а? Чайку вы попили и сегодня, как я вижу, а вот крендельков к чаю такому у вас, надо полагать, и не было. Так идите-ка вы живым манером на конюшню, там вам всыплют хороших крендельков, дадут закусить как следует. Марш, марш, живым манером!
- Ваше превосходительство, так не одни же мы пили, все пили и пьют, - пробормотал архивариус.
- А-а, ты еще разговаривать со мною захотел? - заорал на него Мальцев. - Ну в таком случае тебе отпустят кренделей двойную порцию, всем по двадцать пять, а этому полсотни. И горяченьких, прямо с пылу с жару! Распорядитесь, - говорит Мальцев управляющему. - И самовар с чайником из коридора убрать, никаких чтоб чаев этим подлецам, вплоть до того часу, пока я не сменю гнев на милость.
Это уже касалось бухгалтера, в конторе он главное лицо.
- Будет исполнено, ваше превосходительство, - отвечает генералу бухгалтер.
Никогда еще или давно уже Мальцев не был так сердит, как сейчас. Генерала, видимо, возмутило то, что пьянство происходило во время работы, и то, что оно не где-нибудь, а в главной конторе, у него под боком. Как же он сам-то проморгал такое дело? Ведь он хотя и не часто, а раза два в неделю все же заглядывал сюда, встречал по пути конторщиков этих. Они же, полагать надо, пьют не первый день. И сам он шляпа, не только бухгалтер.
Это-то и взбесило его больше всего.
Вот в какую минуту предстояло явиться к генералу Даниле Петровичу с Сенькою.
- Ну, Грачи, хвались успехами своими, - мрачно обратился к ним генерал, лишь только они порог кабинета его переступили. - Вызнали секрет золотого рубина у Жульца?
- Пока еще никак нет, ваше превосходительство, - отвечает генералу Данила Петрович. - Конечно, кое-что мы с мальчонкой моим узнали. А вот главного: сколько золота надо класть в царскую водку, этого еще не удалось нам разузнать. Больно таится немец.
- «Больно таится»! - передразнил Мальцев Данилу Петровича. - Да это я и без твоих слов давно знаю, что он «больно таится». Он и должен таиться, я тебе еще тогда об этом говорил, потому что ему открываться перед кем бы то ни было не с руки. А ты подбирай, подбирай к нему ключи, найди способ обойти его, перехитрить. Что ж ты там дремлешь?
- Никак нет, ваше превосходительство, нам дремать не приходится. Мы с Сенькою уж не одно пробовали. Он мальчонку моему и шишку на лоб присадил, и уши надрал, когда он пытался подсмотреть, как и что немец делает. А все пока без толку, - говорит Данила Петрович.
- «Без толку, без толку»! - снова передразнивает генерал Данилу Петровича. - А мне надо не без толку, а с толком. Видно, не миновать стать, а придется мне снова посылать вас на конюшню. Да приказать вам обоим всыпать уже не тепленьких, а горячих. Авось тогда скорее у вас толк получится с этим делом. Смотри, Грач, я ценю тебя как стекловара хорошего. Но ежели ты к пасхе не сваришь мне сам моего собственного золотого рубина, то я опять тебе повторяю прежние свои слова: конюшни тебе не миновать.
Я своему слову верен, я своих слов на ветер не бросаю, ты это из ума не выкидывай, а помни и знай.
- Мы это и знаем и помним, ваше превосходительство, и никогда не забываем, и забывать не должны, - отвечает Данила Петрович генералу.
Мальцев пытливо посмотрел на Данилу Петровича. Что-то послышалось ему подозрительное в словах стекловара, в тоне их, какой-то другой смысл.
- Ты что сейчас мне сказал? - грозно спрашивает он у Данилы Петровича.
- Я вам сказал, ваше превосходительство, что ваши приказания мы должны всегда помнить, понимать и никогда не забывать, - говорит Данила Петрович, но уже с другим оттенком, более смиренным.
- А-а, это уж другой коленкор. А то мне послышалось было иное, - успокоился Мальцев. - Ну, можете идти. Хлопочи, Грач!
Данила Петрович и Сенька вышли из кабинета в коридор.
- За этим только он нас и вызывал? - засверкал глазенками своими Сенька.
- А тебе что? Этого мало? - спрашивает его Данила Петрович. - Поднапомнить нам ему захотелося, подбодрить нас, чтоб мы пошевеливались, вот и все тут. А заодно и пригрозить нам поркой следующей.
- Не будет этой следующей порки, не будет! - загорячился Сенька. - Если ненароком мы и не разузнаем секрет, то все равно мы больше на конюшню не пойдем!
- А куда ты денешься?
- Куда? А куда и люди. Сбежим куда-либо, в степь или в Сибирь. Бегали же другие от него, ты же сам говорил мне об этом когда-то.
- Говорил. Но кто бежал-то? Молодые ребята, одинокие, у которых все с собой. А как побежим мы с тобой? На кого бросим мать, детишек? Ну ты еще, скажем, и мог бы убежать с этой каторги, если бы чуток старше был. А как же я могу? Нет, брат Сеня, я прикован тут накрепко, меня освободит только могила одна: воли я, видать, так и не дождусь, хотя о ней псе время разговоры идут, - вздохнул Данила Петрович.
«Да вон оно что… Мамка, братишки с сестренками… Я вгорячах было и забыл про них, а тятько-то всегда, вишь, думает о них. Конечно, если мы с тятькой убежим, им каюк, пропадать им без нас… Нет, тут нам остается только одно: вызнать этот чертов секрет у немца! И я его вызнаю, не будь я Сенька Грачев!» - клянется Сенька в который уж раз.
- Что ж вы сегодня поздно так? - спрашивает у них мать, когда они домой пришли. - Аль на работе случилось что?
- На работе ничего не случилося, а задержались мы потому, что нас опять генерал вызвал к себе, - ответил жене Данила Петрович.
- Зачем? - испугалась мать. - Неужто опять туда хочет послать?
- Пока еще нет, но грозится послать в обязательном порядке, если мы не выполним приказа, не научимся рубин золотой сами варить.
- О господи! Спаси и помилуй нас, - закрестилась мать. - И когда же кончатся мучения ваши? Когда же вы научитесь варить-то его?
- Научимся, дай срок, - ответил Сенька матери за отца и за себя.