— Такая вот история, — сказала тётка.

— А почему они молчали перед рождением мёртвого младенца?

— У него ведь ещё не было имени. А делали это два беса из отдела перемещений. Театр себе устроили. Ваш Берсерк потом с ними расправился.

— И что потом случилось с тем парнем?

— Наши выходили на него, предлагали сотрудничать. Отказался, сейчас где-то охранником работает.

Мы ещё поболтали с тёткой, я вторично пообещал ей никогда больше не курить, не пить и не богохульствовать, после чего раскланялся, вернулся к себе и на входе столкнулся со Старшиной.

— А, молодой, — сказал он. — Пошли.

Мы с ним заглянули в комнату, где жил Берсерк.

— Слышь, поди сюда, — подозвал его Старшина. — Тут у молодого переизбыток энергии, займись с ним рукопашным боем.

Берсерк кивнул, поднялся с кровати, показал мне рукой в направлении спортзала и сам двинулся туда. Он вообще не любил много болтать.

На входе в спортзал стояли шкафчики с оружием. Берсерк открыл один из них и вопросительно уставился на меня.

— Вот, — сказал я, указывая на автомат Калашникова.

Берсерк вынул их из шкафчика две штуки, сразу отбросил подствольные гранатомёты, отстегнул и отложил магазины с патронами, приладил штык-ножи. Для викинга, убитого лет с тысячу назад, он довольно ловко управлялся с автоматом.

Мы вошли в спортзал, расположились в самом дальнем его углу, и Берсерк жестом пригласил меня нападать. Я без энтузиазма сделал выпад штыком, попытался ударить прикладом. Мой соперник без видимых усилий блокировал эту атаку и сам звезданул меня под рёбра.

Я отскочил в сторону. Берсерк взял свой автомат за ствол и, размахивая им, как дубиной, двинулся на меня. Я шагнул навстречу, отбил его удар, после чего двинул соперника ногой в живот. Того согнуло вдвое, и автомат выпал у него из рук. Я тут же засандалил ему ногой по башке, вследствие чего Берсерк растянулся во весь свой рост на полу спортзала.

Сначала было тихо. Затем послышался голос Герцога:

— Гляньте, молодой Берсерка завалил. А ну выйдите кто-нибудь в коридор, свистните нашим, пусть все посмотрят.

— Поди проспись, — ответили ему.

— Да ты гляделки разинь! — рассердился Герцог. — Или, по-твоему, Берсерк просто вздремнуть прилёг?

Между тем, мой соперник начал тяжело подниматься. Он встал на четвереньки и из этого положения лягнул меня ногой. А я-то не ожидал от него ничего подобного, думал, что он сначала встанет, а только потом драться полезет.

Берсерк бросил автомат и схватил меч с булавой. Издавая звериный рык, он бросился на меня, размахивая оружием. Я и себе заорал, ринувшись ему навстречу и подставляя ствол автомат под удар меча.

Но Берсерк стукнул сильнее, чем хотелось бы. Отдача потрясла меня в самом прямом смысле этого слова. Руки онемели. Отбить второй удар я попросту не успел; на мои рёбра обрушилась булава.

Появилось ощущение полёта. Я кувыркнулся в воздухе и обрушился локтями и коленями на пол. Берсерк одним прыжком оказался надо мной, но вдруг перед ним выросли Герцог, Священник и Философ.

— Уймись, — сказали ему. — Это уже не тренировка, а членовредительство.

Берсерк молчал, пыхтел и сверкал глазами. Я поднялся, пошатнувшись, и облокотился на стену, держа автомат за ремень.

— Ты, конечно, лучший из нас, — вкрадчиво заметил Философ. — Но вчетвером мы тебя завалим.

По Берсерку видно было, что он сомневается. К нам начали подтягиваться прочие бойцы Отдела.

— Да ладно, чего вы, — заговорил, было, я, но мне тотчас же было велено молчать.

— Ну конечно же, опять молодой! — загрохотало от дверей. — Взяли на свою голову!

Все расступились, пропуская Старшину.

— А в чём дело? — поинтересовался Герцог. — Мы тренируемся.

— Да я вижу, что у Берсерка дым из ноздрей валит.

— Увлёкся человек, — объяснил Философ.

— Ничего не хочу слышать, — ответил Старшина. — Пойдёмте со мной, я вас пропесочу, как следует.

— Но они же просто тренируются! — возмутился Священник.

— Несправедливо, — поддакнул Герцог.

Неизвестно, что собирался сказать Старшина, но тут Берскерк обернулся к нему и рявкнул:

— Уйди отсюда!

Старшину будто ветром сдуло.

Я сжал в руках автомат. Пусть этот хам лезет со своими железяками, сейчас он от меня получит.

Но Берсерк уже успокоился.

— Научи меня драться ногами, — попросил он меня.

— Да пожалуйста, — ответил я.

— Учи его, учи, — проворчал Герцог. — Мы с ним потом и всем Отделом не справимся.

— Ладно, оставь их, — посоветовал Философ.

Наши сослуживцы разошлись, а мы с Берсерком принялись заниматься. Для начала он показал мне простейшие приёмы боя мечом. Я, дитя двадцатого и двадцать первого веков, раньше думал, что ничего там сложного нет: маши себе во все стороны да рубай вражьи головы. Оказалось же — всё не так просто. Орудуя мечом, надо работать и корпусом, и ногами; реакцию, опять же, не мешает иметь.

Пока мы тренировались, Берсерк наделал во мне дырок своим клинком, что было довольно неприятно. Зато, когда мы отложили мечи, я от души отмолотил его руками и ногами.

Уходя из спортзала, Берсерк недовольно ворчал, но уже без злобы и бешенства. Мы с ним вышли из общежития, взяли у чёрта самого лучшего пива (по четыре богохульства бутылка) и выпили его, сидя на облаке, болтая ногами и не сказав за это время друг другу и двух слов.

Затем Берсерк ушёл, а я остался наедине с собой.

* * *

— Ты бы не очень-то с чертями связывался, — посоветовал мне Философ. — До добра это не доведёт.

— А я от них добра и не жду.

— Ну что мне с тобой делать? — вздохнул Философ. — Пойдём, нас Старшина вызывает.

Мы пошли. Старшина у себя в канцелярии листал какие-то жутко важные бумаги.

— Молодой, — заговорил он. — Ты все инструкции изучил?

— Имей совесть, Старшина, — вмешался Философ. — Их чтобы только прочитать не меньше месяца нужно.

— Я не с тобой говорю, — сухо заметил Старшина. — А впрочем, тебя это тоже касается. Сейчас спуститесь вниз, перехватите душу одной старушенции. Можете идти.

Философ кивнул мне; я пошёл за ним. Мой провожатый отвёл меня к скоростному лифту на землю, который и доставил нас по назначению. Его шахта изгибалась во все стороны, кабина то замедлялась, то ускоряла свой бег. В итоге меня с Философом вышвырнуло прямо к ложу умирающей старухи.

— Колдунья, — просветил меня мой попутчик, кивнув на чертей, дожидавшихся в уголке смерти нашей подопечной. — Наводила порчу и занималась тому подобными паскудствами.

— Так пусть её черти и забирают, — ответил я. — Мы-то тут при чём?

— Душу надо простерилизовать, чтобы её потом не смогли использовать в качестве упырихи, например. Потом вернём, конечно.

— А вам тут чего надо? — вмешался чёрт с сержантскими нашивками. — Кто такие?!

— Философ, можно я скажу?

— Давай.

— Отдел по борьбе с нечистой силой! — рявкнул я, — А ну валите отсюда!

Поскольку черти уходить не собирались, мы бесцеремонно разогнали их пинками, оставив одного на всякий случай.

— Материализуемся по моей команде, — прошептал Философ.

В комнату вошла девушка лет семнадцати. Она села на табуретку у старушечьей кровати, спросила:

— Как ты себя чувствуешь бабушка?

— Плохо мне, внученька, — проскрежетала колдунья, протягивая к девушке иссохшую руку, — Ох, как плохо.

— Пошёл! — крикнул Философ.

Я скороговоркой оттарабанил заклинание материализации и заорал, появляясь из воздуха:

— Не вздумай к ней прикасаться!

Старуха завизжала от страха и злобы. Её внучка в испуге отскочила к двери.

— Руку! — хрипела старуха. — Дай мне руку!

Девушка нерешительно остановилась у двери.

— Не вздумай, — повторил я, становясь между ними. — Твоя дорогая бабушка хочет передать тебе свои грехи. Смотри, кто за ней явился.

В это время Философ поднял чёрта за хвост и обсыпал его каким-то порошком, отчего тот на некоторое время проявился, будто на негативе.

У меня самого вид чёрта до сих пор вызывал дрожь омерезения, а чего уж говорить о неподготовленной девочке? Она мигом вылетела с визгом из комнаты, оставив нас с бабкой.

— Дай! — из последних сил крикнула старуха, приподнимаясь на кровати.

— С чёртом поручкайся, — предложил я ей. — Любила пакости творить, отвечай теперь.

— Исповедоваться, — выдохнула старуха, закатывая глаза.

— Напишешь свою исповедь в пекле, в трёх экземплярах.

Всё это старуху доконало. Её душа, вся в чёрных пятнах, с шумом вылетела из тела и ударилась в потолок. К ней устремились Философ и невесть откуда взявшиеся черти, которых я по наивности считал выключившимися из игры.

Нам с Философом пришлось основательно поработать кулаками. Затем он бросил меня и вплотную занялся старушечьей душой, изловив её и засунув в специальный чемодан. Я прикрывал ему тылы.

Чертей было больше, но они никогда не служили в Советской армии, а вот мне приходилось.

Потеху прервало появление внучки покойной со священником.

— Батюшка, исповедуйте её, пожалуйста! — умоляла со слезами несчастная девочка.

Старушечья душа взвыла и принялась рваться из чемодана. Черти кинулись врассыпную, правда один из них перед исчезновением успел плюнуть попу на голову.

— Уходим, — распорядился Философ.

Он пробил дыру в потолке, через которую мы и вылетели.

— Давай к лифту, — сказал Философ

— А чего это мы от попа шарахаемся? — удивился я. — Зачем понадобилось бить дыру в потолке?

— Не от попа, а от креста на его пузе, — терпеливо объяснил Философ. — Так положено по инструкции, утверждённой Царём Небесным. Черти вон тоже убежали, а ты думаешь, они креста боятся?

— А разве нет?

— Да перестань. И вообще, самое удачное место для наведения порчи — это церковь. Если не веришь, спроси у колдуньи. На лучше чемодан понеси.

* * *

Старшина забрал старушечью душу и пообещал за работу списать с нас по пять чёрных меток. Я ничего не успел сказать в ответ: Философ оперативно вытолкал меня в коридор.

— В чём дело, ты, дурень? — сердито спросил он. — Чего ты на него так вытаращился?

— Какие ещё чёрные метки?! — накинулся я на него. — За что нам их ставят?

— Водочку любишь лакать? Сигаретки, пивко? А расплачиваешься чем? Здесь всё находится под строгим учётом. Старшина обязан за каждое богохульство ставить тебе чёрную метку в личное дело. Вот списывать их он как раз права не имеет и делает это на свой страх и риск.

— Я этого не знал.

— Так спроси, прежде чем на людей кидаться.

— Ладно, Философ, виноват, исправлюсь. А сколько надо меток, чтобы попасть в Чёрный Список Чёрного Списка?

— На меня намекаешь? Не знаю, зависит от индивидуума. Вообще-то приказ о включении кого-либо в Чёрный Список Чёрного Списка выдаёт лично апостол Пётр по каким-то только ему известным признакам.

— О чём разговор? — вдруг вмешался проходивший мимо Священник.

— О чёрных метках. Молодой только что с первого задания вернулся.

— Серьёзно? Так это надо отметить.

— Сейчас сбегаю за чёртом, — сказал я.

— Подожди, зачем? К нам с Философом они сами приходят, мы у них постоянные клиенты. Эй, чёрт!

На его зов явился торговец и скороговоркой предложил:

— Сигареты, спиртное, наркотики.

— Пару бутылок водки, — заказал Священник.

— Лучше три, — поправил я его. — Чтобы делить легче было.

— Пусть так, — согласился Священник.

— Пятнадцать богохульств, — сказал чёрт.

— Платить буду я.

— Да перестань, молодой, — вмешался Философ. — Скинемся.

— Ничего подобного, — твёрдо ответил я. — Это моё первое дело. Разве не событие? Прости меня, тётя.

Вслед за тем я взял чёрта за ухо и прошептал ему туда пятнадцать богохульств. В руки мне упали три бутылки водки.

Мы уединились в моей комнате, Философ принёс стаканы, я разлил.

— Первое дело, — заговорил Священник. — Я уже своего и не помню.

— Ты ему расскажи про своё первое серьёзное, предложил Философ. — Поучительная история.

Священник ничего не ответил.

— Это по поводу того, из-за чего Винниус называет тебя рыцарем? — полюбопытствовал я.

— Да, — неохотно подтвердил Священник.

— Расскажи, — попросил я.

— Ладно, — вздохнул Священник. — Слушайте.