— Где шляешься? — хмуро спросил несколько протрезвевший Учитель, стрельнув глазами в мою страшно смущённую спутницу. — Я тут пашу за тебя. Отправил по вызовам Берсерка с Когтем и группу Ария. С тебя бутылка.

— Возьми в спортзале, — великодушно позволил я. — Побудь ещё минутку здесь, я только отведу даму в апартаменты и сразу же тебя сменю.

Учитель согласно кивнул. Я отвёл девушку в нашу комнату, и там она сделала последнюю попытку сам не знаю к чему:

— А как это будет выглядеть со стороны? Что скажут люди?

— Это кто люди? Это в Отделе люди? Плевал я на них. Мы должны быть вместе, понимаешь?

— Понимаю.

— Вот и договорились. Ты пока осваивайся, а я отпущу Учителя. Вернусь, когда меня сменят.

Но не успел я ещё дойти до двери, как в мою комнату без стука ворвался Старшина.

— Молодой! Это что ещё за…

— Старшина! — оборвал я его. — Пару слов для прессы! Должен предупредить: я её люблю! А теперь говори.

Из Старшины словно разом выпустили воздух.

— Молодой, но ведь так не принято, — проблеял он.

— Но и не запрещено.

— Молодой, не прикидывайся идиотом.

— Не ругайтесь, я ухожу, — сказала моя девочка, но осуществить своё намерение ей не удалось, ибо на пороге она была мной перехвачена.

Старшина смотрел на нас не грозно, а скорее даже жалобно.

— Ведь это не запрещено, — повторил я. — Пожалуйста, Старшина, не разлучай нас. Я буду вечным твоим должником.

— Да не надо мне от тебя ничего, — со вздохом ответил Старшина. — Ладно, на дежурство уже не иди, сейчас найду кого-то. Но ты даже не представляешь себе, какой прецедент создаёшь. ***

Насчёт прецедента он оказался прав на все сто. Уже на следующий день каждый желающий мог наблюдать в комнате Ирокеза маленькую, смуглую скво с длинными, чёрными волосами; у Философа поселилась высокая блондинка, тоже озабоченная поисками смысла жизни; и даже Красный нашёл себе комиссаршу.

А ещё через день Старшина собрал весь Отдел в спортзале.

— Значит так, — сказал он. — Ничего не поделаешь, будем жить по-новому. Девушек никому не обижать. И ещё: наши земные имена тут ничего не значат; некоторые прожили по две-три жизни, каждый раз прозываясь иначе, другие тут больше тысячи лет и ничего о себе там, внизу, не помнят. Во избежание путаницы поступим так: у Ирокеза будет Ирокезка, у Учителя — Учительница, у Философа — Философиня… Философиха… Фило… ладно, там разберёмся. У молодого до принятия им нормального позывного — молодая. А теперь — прошу любить и жаловать.

И тут из его комнаты выплыла такая роскошная дама, что половина Отдела ахнула.

— Старшиниха или Старшининя? — съехидничал Философ.

— Ты мне тут не умничай! — одёрнул его Старшина.

А дама окатила Философа убийственным взглядом.

— Осталась мелочь: с апостолом по этому поводу пообщаться, — закончил Старшина. — Все свободны, молодой со мной.

* * *

На удивление, апостол не возражал. Он знал о том, что все браки совершаются на небесах. Ему понятно было наше желание завести себе спутниц жизни. Он надеялся на то, что это уменьшит нашу агрессивность и повысит моральный уровень — какой женщине понравится, когда её благоверный вечно шляется пьяный и с разбитой мордой? Апостол всего лишь просил нас быть осторожными, хотя мы со Старшиной так и не поняли, что он имел в виду.

— И никаких разводов, — добавил он напоследок. — Раз затеяли такое, то оно должно быть навечно.

— Вечность — понятие растяжимое, — ввернул я.

— Что вы говорите? — переспросил апостол.

— Заткнись, дурень, — прошипел Старшина.

— Если мы будем находиться здесь вечно, то через какое время у нас наступит пенсионный возраст? — не сдавался я.

— Пошёл к чёрту! — рявкнул Старшина, выталкивая меня в приёмную.

* * *

Чёрт снабдил меня бутылкой сладкого вина и коробкой шоколадный конфет. После этого я прихватил свою девочку и отправился с ней к тётке.

Наблюдать за ними обеими было чрезвычайно интересно. Они нервничали, волновались и изо всех сил старались понравиться друг другу. Тётка даже оставила в покое зайку и называла меня племянничком.

Одним словом, я получил большое удовольствие от этой встречи. Тётка и не заикнулась о том, что не станет есть чёртовых конфет.

Когда мы вернулись, Бешеный из группы Ария, дежуривший по Отделу, сказал мне:

— Молодой, в отдел покаяний.

Из чистого любопытства я решил сходить.

Там находился надменного вида ангел, сидевший за канцелярским столом и листавший документацию. Я и себе взял с его стола картонную папку, после чего присел рядом. Ангел, до сих пор никак не отреагировавший на моё появление, разинул рот и вытаращил глаза.

Я-то думал просто подразнить его, но вдруг оказалось, что взятые мной документы напрямую касаются нашей группы. На первой странице кто-то расписал наши боевые и моральные характеристики:

«Красный — командир группы. Хороший организатор и психолог. Отменно владеет шашкой, успешно применяет приёмы кулачного боя.

Викинг — мастерски сражается практически всеми видами холодного оружия за исключением трезубца и двуручного меча. В рукопашном бою слабоват. Крайне агрессивен.

Аферист — умеет всего понемногу. Метит в начальство.

Учитель — мастер боя двуручным мечом. Другими видами оружия практически не владеет. В рукопашном бою — не очень. Неагрессивен, дисциплинирован.

Упырь — вообще не умеет драться, но берёт настырностью. Отлично держит удар.

Молодой — рукопашный бой на добротном среднем уровне, мечом — на среднем уровне, прочими видами оружия не владеет. Недисциплинирован, агрессивен, к начальству относится по-хамски, груб, несдержан».

— Ты не обидишься, если я тебя отвлеку? — поинтересовался ангел крайне ехидным тоном.

— Давай. Просто когда я вошёл, ты был занят.

— Положи документы на место и не имей привычки лапать их на моём столе.

Я швырнул ему папку и спросил:

— Чего ты там хотел?

— У тебя, дружочек, скоро накопится целый миллион чёрных меток. Да, я понимаю вас, людей, вам не так-то просто сразу расстаться с пагубными привычками. Но миллион! Не многовато ли?

— Я заплатил этими богохульствами за абсолютную истину.

— Что?! Да любой христианин откроет её тебе просто так! Тоже мне охотник за смыслом жизни! Неужели ты не знал абсолютной истины?

— Нет, раз уж мне пришлось торговаться из-за неё с чёртом.

— Она в любви к Господу!

— А смысл жизни?

— В ней же!

— Это теорема или одна из гипотез?

— Это истина! Жалкий человечишко, как ты смеешь сомневаться в этом?!

— Философ — мужик умный. Будь всё так просто, он бы уже давно до этого докопался. Хорошо бы тебе за жалкого человечишку в рыло засветить, но чёрных меток у меня действительно много. Что мне теперь делать?

— Покаяться.

— Каюсь, — ответил я и для пущей убедительности стукнулся головой о стол.

Ангел поморщился.

— Ты не каешься, а кривляешься. Совершенно разные вещи.

— Да? А как правильно каяться? Я не умею.

— Так я тебя научу. Ты должен совершать богоугодные дела.

— Например?

— Например, докладывать мне о том, что творится в Отделе вообще и конкретно в твоей группе. О чём говорят, что планируют, общую атмосферу, ну, сам понимаешь. А иначе тебе светит ад. Не жалко будет расставаться с той милой девушкой, что живёт с тобой сейчас?

Дальше я слушать не стал. На визг ангела, сокрушённого моим кулаком, прибежали охранники, кто-то вызвал полицию. Идя в отдел покаяний, меча с собой я, естественно не брал, а потому пришлось расквашивать ангельские рожи голыми руками на добротном среднем уровне. Те тоже со мной не церемонились и порядком мне навешали. Видимо, апостол Пётр уже провёл с ними беседу, потому что после драки они не поволокли меня в комендатуру, а вышвырнули из отдела покаяний вон.

Я поднялся на ноги, порекомендовал им не слишком-то радоваться, пообещал ещё встретиться и поковылял к себе.

Информационная служба на небесах работала хорошо: стоило мне появиться в общежитии Отдела, как меня вызвал Старшина.

— С кем дрался? — сходу спросил он.

— Угадай с трёх раз.

— Молодой, давай не будем развлекать друг друга загадками! Тебе апостол запрещал драться с ангелами?

— Да.

— Не слышу!

— Так точно!

— А почему же ты тогда дрался?

— Виноват, дурак, исправлюсь!

— То, что ты виноват, мне уже доложили, то, что ты дурак, я и сам знаю, а в то, что ты исправишься, извини, не верю.

— Старшина, ну я ничего не могу поделать, так получилось. Как назло! Ведь есть вещи, за которые надо давать в морду, независимо от каких бы то ни было предварительных договорённостей. Ангел из отдела покаяний предлагал мне стать стукачом!

— Ну и что? Думаешь, мне никогда ничего подобного не предлагали? А апостола Петра с битой мордой хоть раз видел? Ну почему я могу сдержаться, а ты — нет?

— Не знаю, Старшина.

— А я вот наблюдал в драке тебя и Учителя. Знаешь, в чём разница? Ты бесишься, орёшь, глаза на лоб вылезают. А Учитель рубает себе мечом, будто на практических занятиях. И ведь ангелов он куда больше твоего положил, прости Господи. Учись, молодой. Тебе ещё расти и расти.

— Я хочу стать настоящим воином.

— Так становись.

— И всё-таки, почему если какое-то паскудство, за которое как минимум надо переломать все кости, делается именем Господа, то оно считается подвигом?

— Иди отсюда, молодой. Хватит, поговорили.

И я ушёл.