Интересно, как можно убраться к дьяволу, если тебя не выпускают из дворца? Думал я над этим вопросом недолго. Франки должен знать, что говорит. Раз не выпускают — значит, дьявол живёт где-то здесь.

Однако, меня начинало это утомлять. Доказать что-то дежурному офицеру не было никакой возможности. Он сказал, что всё знает, и видел неммардцев, вылетевших с вещами, будто ошпаренные, а теперь ожидавших у конюшен своего барона Виде; однако по отношению ко мне королевского запрета ещё никто не отменял.

Я вернулся к себе. Вся честная компания всё так же сидела в моём кабинете, только Франки почему-то не вернулся.

— А где его величество? — спросила меня королева Хильда, пока князь Мирко рассказывал принцу Берту о том, какие университеты есть в Аяггаре.

— Напился и в блуд пошёл, — так же тихо ответил я.

Королева посмотрела на меня укоризненно, а затем решительно встала, подняла посла аяггарцев и сказала:

— Пойдёмте, князь, я вам кое-что покажу.

Следом за ними подался и Берт с первым министром. Я проветрил комнату, заперся и лёг на кровать. Прошлую ночь я спал препаршиво, днём меня развезло от аяггарской медовухи. Так что заснулось мне почти сразу и проспалось аж до вечера.

Пробудил меня стук в дверь. Я подскочил на кровати, громко спросил:

— Кто там?

Мне ответили, что меня хотят видеть. Бормоча ругательства, я вышел из кабинета и отправился вместе с посыльным к выходу из дворца.

Меня по-прежнему не выпускали, но позволили поговорить с моим охранником на пороге. Он сообщил мне о том, что к нам в дом вломилась бандитская рожа, угрожая ножом и пистолетом. Её пытались не пустить, но, тем не менее, она сейчас сидит у меня в кабинете и требует меня.

— Ну ни фига себе, — сказал я. — Подожди здесь.

Франки с Хильдой пребывали в своих покоях, лениво переругиваясь с Бертом, не желавшим присутствовать на завтрашнем чествовании князя Мирко. Королю с королевой было совершенно непонятно, как занятия науками могут быть важнее государственных дел.

— Франки! — позвал я. — Поди сюда на минутку.

— Говори оттуда, — ответил ленивый король. — Мне здесь таиться не от кого.

— Всё равно тебе придётся встать. Иди, отменяй свой дурацкий приказ насчёт того, чтобы не выпускать меня из дворца.

— Слишком ты скор. Я, например, думаю, что тебя стоит наказать за твои политические акции. Нам здорово повезло с этим пограничным конфликтом Неммардии и Аяггара, а не то быть бы войне.

Я с изумлением посмотрел на короля, блаженно развалившегося в мягком кресле и нехотя цедящего слова. Нет, ну до чего же бестолковый тип! Он на полном серьёзе думает, что нам просто повезло!

— Ваше величество, — церемонно сказал я. — Вам необходимо съездить ко мне домой.

— Это ещё зачем?

— Там увидишь.

— Я не хочу.

— Ваше величество, есть вещи, о которых король должен узнать до того, как о них пойдут пересуды и сплетни.

Что-то в моих словах насторожило и Хильду, и Франки, и Берта. Они начали переглядываться между собой с недоумевающим видом.

— Да пошевеливайся же ты! — прикрикнул я.

— Только недолго, — высказала королева пожелание королю, нехотя поднимающемуся с кресла.

— Это уж как получится, — ответил я, увлекая её муженька за собой.

* * *

Карету нам организовали оперативно; вскоре мы уже катили по мрачным улицам ночной столицы.

— Надо было взять кого-то с собой, — сказал Франки, когда мы уже порядком отъехали от дворца.

— Вот и взял бы. Я, что ли, должен за тебя думать?

Мы с ним помещались внутри кареты, охранник сидел на козлах с кучером, каждый из нас был вооружён. А вскоре нам представился случай узнать, что значит ездить ночью по нашему городу, и чем в нём занимаются организованные банды.

Наперерез еле плетущимся коням, запряжённым в королевскую карету, вдруг выскочило двое каких-то паскудников, синхронно опустившихся на одно колено и приложивших к плечу мушкеты. Мой охранник не растерялся и тотчас разрядил в них свои пистолеты. Оба бандита скорчились на дороге; откуда-то слева бахнул выстрел. Окошко кареты перед моим лицом брызнуло в разные стороны битым стеклом, пуля чавкнула о кожаную обивку. Я тотчас выпалил в ответ; над моим ухом громыхнул пистолет Франки. Но мы оба промазали, а кучер хлестнул коней, отчего те рванули столь резко, что его величество изволили упасть на пол. Я же очутился верхом на нём; сзади снова выстрелили, и пуля ударила в деревянную стенку кареты.

Король сердито отпихнул меня и уселся на сиденье. Я поднялся следом и тотчас пришёл в ужас, увидев кровь на его щеке.

— Франки! Ты ранен?!

Король коснулся пальцем щеки, удостоверился в том, что тот весь в крови, и ответил:

— Осколком стекла порезался.

— Чёрт тебя подери! — заорал я. — За какие такие заслуги ты платишь жалование своему обер-полицмейстеру?! За то, что он ходит запрещённые речи моей Доры слушать?!

— Кто бы мне самому это объяснил, — ответил король, пожимая плечами.

Более никому в голову не пришло нападать на нас, поэтому доехали мы спокойно. Я оставил охранника стеречь карету, а сам вместе с королём вошёл в дом.

Разбойник Лапа спал в моём кабинете, сидя на стуле и ткнувшись головой в сложенные на столе руки. Перед ним догорала свеча. Я молча потряс его за плечо.

Спасла меня реакция даже не моя, а, скорее, Турдина. Не поднимая головы, Лапа выхватил из-за пояса нож и ткнул им наугад. И ходить бы мне с распоротым животом, не успей я припечатать его руку к столу.

— А, это ты, Череп, — сказал Лапа, сладко зевая во весь рот. — Извини за нож, последние дни мы постоянно на нервах, в напряжении. Но зато всё выполнили.

— Череп? — тихо переспросил король, ехидно улыбаясь.

— Как было дело? — спросил я, вынимая из тайника остальные деньги и передавая их разбойнику.

Лапа подозрительно покосился на Франки и спросил меня:

— Это что за мужик? Можно ему доверять?

— Да, — вступился я за короля. — Рассказывай всё без утайки.

— Пришли мы, значит, в Неммардию, днём отсиделись в стогах, а ночью перешли границу Аяггара, нашли деревню, ну а там сделали, как ты говорил. И вроде бы всё шло нормально, да рядом оказался ихний военный гарнизон.

— И что?

— Я тебе так скажу, Череп. Теперь на каждого из нас приходится ровно по тыщще.

У меня дрогнули колени, и я с размаху опустился на кровать.

— Очень уж аяггарцы на нас обозлились. Орут, из ружей палят. Мы, конечно, тут же дали дёру, а на границе нас неммардцы дожидаются. И опять началось: беготня, стрелянина. Хорошо, аяггарцы подоспели и сцепились с неммардцами. Мы и ушли под шумок. Оставалось нас семеро, но Желудок кончился уже на нашей стороне от неммардской пули.

— Вот тебе и вдова с ребятишками, — заметил я.

— И не говори. Ладно, Череп, пойду я, ребята заждались.

— Стой, куда ты?! Тебя же ограбят!

— Пусть попробуют.

— Разве можно так рисковать? Дурной ты!

— Может быть, Череп, может быть. Но это уже не твоя забота.

— А из города как выйдешь? — вдруг вмешался король. — Ворота же заперты.

— Придумаю что-нибудь, — обнадёжил его Лапа.

Я залез в ящик стола, вынул оттуда шесть индульгенций с фальшивой королевской печатью и тоже отдал их разбойнику, предупредив:

— Сюда надо вписать имена. Это вам прощение от его величества за ваши прошлые грехи.

— Впишем, — пообещал Лапа.

— Кто остался? — спросил я с тоской.

— Ну, я, конечно, Позвоночник, Зуб, Хвост, Рог и Мозоль. Не все, правда, вышли целыми из этой переделки. Мозолю, например, рожу саблей рассекли, но жить будет. Сейчас мы поделим денежки и разойдёмся кто куда. Ладно, Череп, ребята заждались.

— Мы тебя проводим, — пообещал король.

Лапа посмотрел на него недоверчиво, но всё же пошёл следом за нами.

* * *

До разбойника только у городских ворот дошло, что с нами ехал король, да и то лишь после того, как дежурный офицер вытянулся в струнку и отрапортовал:

— Ваше величество, у нас без происшествий!

— Хорошо, — ответил король и окликнул Лапу, бросившегося куда-то в сторону. — Разбойник, подойди.

Тот покорно вернулся, дрожа всем телом.

— Откройте ворота и выпустите этого человека, — приказал король.

Это было немедленно выполнено. Надо было видеть, с какой скоростью Лапа выскочил из города и растворился в ночной тьме.

Затем король потребовал себе вооружённой охраны и пообещал подбросить меня домой. В дороге мы молчали, обменявшись лишь четырьмя фразами:

— Так это всё — твоих рук дело?

— Франки, ты на удивление догадлив.

— Я никогда не разрешил бы тебе делать ничего подобного.

— Знаю. Потому-то мне и пришлось держать свои планы в секрете.

Когда карета остановилась у моего дома, я пожелал королю спокойной ночи и отправился к себе.

* * *

Меня встречало трое слуг: экономка, горничная, конюх.

— Чего надо? — хмуро спросил я.

— Мы хотим пожениться, — ответил конюх, кивая на горничную. — И уйти от вас.

— А дворянский титул вам не надо выхлопотать? И слышать ничего не хочу.

— А мы всё равно уйдём, — заявила горничная, упрямо тряхнув головой.

— Хватит с нас, — подтвердил конюх. — Мы своё отбоялись. У нас есть кое-какие грехи, так закладывайте нас полиции, мы отсидим свои сроки в тюрьме — не столь уж они и велики — зато потом будем совершенно свободны.

— Да я с вами знаете что сделаю?!

— Не знаем, — ответила горничная. — И знать не хотим.

— Мы устали вздрагивать от ваших окриков, — добавил конюх.

Я внимательно посмотрел на влюблённую пару. Они держались за руки, словно черпая силы друг в друге, смотрели на меня дерзко и смело. Симпатичный тип этот Турди, нечего сказать. Ничем не брезгует: шантаж, угрозы.

И его боятся.

Тут заговорила экономка:

— Шеф, не случится ничего страшного, если мы их отпустим. У меня на примете есть симпатичная девушка и хороший парень, их и наймём.

Ну чего ради я должен их удерживать? Пускай себе женятся да уходят. Мне-то какое дело до всего этого?

— Женитесь, — сказал я. — Мне, признаться, ваши рожи давно опостылели. Получайте жалованье за текущий месяц. Можете даже устроить для остальных небольшой банкетик за мой счёт и — скатертью дорожка.

У всех троих разом отвалились челюсти.

— Эх ты, — заметил я конюху. — А ещё коня поучал.

— Я просто понял, что не смогу без неё жить, — ответил тот, тараща на меня удивлённые глаза.

— Больше никто ни на ком жениться не собирается? — поинтересовался я у экономки.

— Нет, шеф.

— Можно мне уже идти спать?

— Спокойной вам ночи.

Я отправился к себе и улёгся на кровать.

Но никакой спокойной ночи у меня не получилось: почти до утра я терзался из-за гибели людей, хоть и чужих мне, но отправленных на смерть именно мною.