В дороге каждый был чем-то недоволен. Коню не понравилось то, что его запрягли. Конюх всем своим видом молчаливо выражал солидарность своему подопечному. Я злился на себя за то, что не сумел перед отъездом придумать для своих слуг какой-нибудь большой и грязной работы.
От столицы до разбойничьего логова, откуда Турди вышел в свет, оказалось что-то около пятнадцати километров. Я размышлял. Не очень-то мне нравилась эта затея. Во-первых, разбойники действительно могут меня расколоть. Допустим, в этом случае двоих я уложу выстрелами из пистолетов, а потом что? Обучить меня владению шпагой в Координационном Совете так никто и не озаботился; разбойников много, а радости мне от этого мало. Разумеется, они меня прибьют. Мне представился безутешный Сергей Сергеич, горько рыдающий на моей могиле.
На душе стало совсем муторно.
Во-вторых, а что, если разбойники относятся к Турди хуже, чем он думает, и разделаются с ним, то есть со мной, в любом случае? В-третьих, они могут попросту отказаться от участия в подобной авантюре, а письмо королю Неммардии уже не вернуть.
Словом, получалось, что я сую голову в пасть тигру, понятия не имея о том, какие мысли в этот момент бродят в его полосатой, хищной башке.
Перед самым лесом конюх остановил повозку. Я велел ему ждать и отправился навстречу неизвестности.
* * *
В лесу за меня тут же взялись комары. Я отломил ветку с листьями и помахивал ею перед собой, отгоняя этих упырей из рода насекомых. По идее, меня уже должны были засечь — караульную службу Турди поставил на должном уровне. Координаторы на инструктаже кое-что рассказывали мне об этих типах, фотографии показывали. Банда всё время меняла свою дислокацию, но я бы и без этого её не нашёл.
Нет, ну так можно и вовсе заблудиться.
Я сел на первый же пенёк, обмахиваясь веточкой. Засекли меня или нет?
Вскоре послышался ответ на мой вопрос — осторожный шорох за спиной. Не оборачиваясь, я громко сказал:
— Ну сколько можно вас, бестолочей, учить? Не должен часовой нападать на путников сам! Сигнал подавать надо! А если б я тебе ловушку приготовил, что бы ты тогда сказал?
Позади меня послышались звуки падения в траву каких-то увесистых предметов. Я обернулся. В нескольких шагах от меня стоял, разинув рот, вытаращив глаза и уронив оружие, один из разбойников Турди по кличке Мясо.
— Привет, — сказал я ему.
— Мама рОдная, — прошептал он. — Это ты?
— Я. А ты думал — вас тут А.С.Пушкин навестит?
Разбойник полез обниматься
— А мы-то всё время тебя вспоминали! — восторженно орал он, хлопая меня по спине. — Пойдём! Ребята на задницы попадают!
В предвкушении этого зрелища он помчался вперёд, ломая кусты. Я едва за ним поспевал. Мясо поминутно оглядывался и поторапливал меня:
— Скорее! Скорее!
— Да иду! — огрызался я.
Минут через десять мы вошли в лагерь.
Действительно, моё появление вызвало фурор. Ко мне лезли обниматься, я не успевал отвечать на рукопожатия и похлопывания. Турди завёл в банде такой порядок, что никто не знал имён друг друга, а все именовались по кличкам, имевшим отношение к человеческой анатомии, так-то: Желудок, Позвоночник, Лапа, Хвост. Турди в бытность свою разбойником сначала именовался Головой, но затем это признали слишком длинным и сократили до Черепа.
В лагере воцарилась суета. Прямо на траву бросили бархатную скатерть с золотыми кистями, а на неё накидали хлеба, мяса, сыра, поставили бочонок с вином. Я стоял посреди этого предпраздничного действа, глупо улыбаясь. А чуть в стороне, на поваленном дереве сидел невысокий, крепкий разбойник, не принимавший участия в общем хаосе и столпотворении. Это был Мозоль, возглавивший банду по уходу Турди. Некоторое время он молчал, а затем не выдержал и спросил:
— Что, Череп, можно поздравить тебя с возвращением?
Я не успел ответить; ко мне подошёл высокий, худой Желудок и, склонившись в шутовском поклоне, промолвил:
— Просим вас к столу, благородный господин, особа, приближённая к его величеству!
Я двинулся к скатерти. Поначалу для меня на траву бросили чей-то плащ, но разбойник Рог брезгливо откинул его ногой и заменил роскошным платьем, снятым с какой-то богачки.
Я примостился на нём, остальные попадали прямо в траву. Мозоль уселся напротив меня. Разбойник Зуб принялся разливать вино.
— Эх, друзья мои, — заговорил я, приняв предложенный мне бокал. — Ну и жизнь же в столице, доложу я вам. Не то, что здесь!
— Ну да, — заметил Хвост. — Ты же там с благородными водишься.
— Да ладно, — вмешался Желудок. — Если этого благородного раздеть, то он окажется таким же, как и все.
— Не скажи, — ответил я. — Раздеть! Ты бы ещё сказал: шкуру снять! Все эти благородные господа и дамы гораздо развратнее, чем публика в самом последнем борделе. Любой из королевских министров наворовал в сто раз больше, чем вся наша банда. Но все они — уважаемые люди.
— Ты уже там прижился, к нам не заглядываешь, — заметил Рог.
— Прижиться там нельзя, а можно только более-менее держаться на плаву. Постоянно какие-то интриги, заговоры, сплетни. Тошно мне.
— Так возвращайся к нам, — сочувственно предложил Мясо.
— И каждый день видеть ваши рожи?
Дружный хохот был мне ответом.
— Ну уж куда нам! — рявкнул Желудок, хлопнув меня по колену.
— Не прикасайся ко мне немытыми лапами, — проворчал я, выуживая из железной миски кусок мяса. — И вообще, когда вы себе вилки заведёте?
— А с ножа ты жрать уже отвык? — поинтересовался Мозоль, исподлобья глядя на меня.
— До чего же ты груб, приятель, — ответил я. — Да будет тебе известно, что при дворе его величества люди не жрут, а кушают. Вижу, ты сегодня не в духе, Мозоль. Уж не прихворнул ли?
— Тебе-то какое дело?
Я махнул на него рукой и, поигрывая в пальцах пустым бокалом, закатил речь:
— Мясо нахально бросил пост, Мозоль боится, что его будут подсиживать, все остальные беззаботно лакают вино. И только я один в трудах и заботах. Да, мои маленькие друзья, меня привело сюда не только желание вновь увидеть ваши препакостные физиономии. И прибыл я сюда вполне официально, посланником его величества.
— К нам? — уточнил Хвост.
— Ну а к кому же ещё?
— Это становится интересным, — заметил Хвост. — Зуб, а ну налей ему ещё.
— Я вам и без вина всё расскажу. Дело в том, что его величество хочет оделить вас шестью тысячами монет.
Несколько разбойников в волнении привстали с мест, Зуб промахнулся винной струйкой мимо моего бокала и полоснул нею по скатерти.
— Знаешь, Череп, — воинственно заметил Мозоль. — Шесть тысяч — это не повод для шуток.
— Я тоже так думаю. И его величество, Мозоль, также разделяет твоё мнение. Вызывает он меня сегодня к себе и говорит: «Отвези-ка своим бывшим коллегам шесть тысяч золотых монет, они славные парни».
— И ты привёз? — резко выдохнул Хвост, резко подавшись ко мне.
Я внимательно посмотрел на него. В лагере царила тишина. Никто не жевал, не хлебал, не чавкал; все разбойники смотрели мне в рот, боясь пропустить хоть слово.
— Вот выдать мне эти деньги его величество позабыл.
По лагерю прокатился шумный вздох разочарования.
— Вот что значит — давно не виделись, — заметил Мозоль. — Как мы уже отвыкли от твоих шуточек!
Я пригубил вина, поочерёдно разглядывая разбойников. Все они выглядели пришибленными, мне даже неловко стала за свою выходку. Похоже, Турди ставил на них вполне оправданно.
— Его величество просто так деньги не раздаёт, — заметил я. — Он трясётся над каждой копейкой. Но если уж пообещал заплатить — так заплатит, даже если ему придётся продать дворец, министров и последнюю рубашку. Такой вот тип.
— Ну а мы причём? — спросил Мозоль.
В нём снова начала просыпаться успокоившаяся, было, агрессивность.
— Помните, мы когда-то ходили в Неммардию? — спросил я, обращаясь ко всем сразу.
— Было дело, — подтвердил Желудок. — Сколько воды с тех пор утекло!
— Вот если бы вы сходили туда ещё раз, да пересекли эту часть Неммардии, выйдя на её границу с государством «А»…
— Аяггар, — подсказал Мозоль. — Не дурачься, Череп.
— …да в первой же подвернувшейся деревне побаловались и пошалили, да ушли бы потом так, чтобы все подумали, будто вы — неммардцы, то…
— Ну перестань, Череп, — попросил Мозоль.
— …то его величество выплатит вам шесть тысяч золотых монет, о которых уже упоминалось ранее. Вас тут пятнадцать рыл, так что на каждого придётся по четыреста маленьких, блестящих, звонких кругляшек.
Разбойники заволновались, принялись переглядываться и перемигиваться. Позвоночник прошептал что-то на ухо Уху, то согласно кивнул.
— Морочишь ты нас, Череп, — воинственно заявил Мозоль. — Не проще ли королю послать в этот рейд своих гвардейцев?
Я покачал головой и заметил:
— Рановато тебя приняли в атаманы. Не умеешь ты мыслить масштабно. Ну кто такие гвардейцы? Они тупы, неловки и неповоротливы. В Неммардии, опять же, не были, входов-выходов не знают. Смотрите все сюда.
С этими словами я извлёк из-за пазухи мешочек с золотом и рассыпал деньги по скатерти.
— Здесь задаток — полторы тысячи. Остальные получите по выполнению задания. Уж не скажешь ли ты, Мозоль, что я вас дурачу и подсовываю вам свои деньги?
Разбойники, все, как один, не отрываясь, смотрели на горку золотых монет посреди скатерти.
— Кто… — заговорил Мозоль, но голос его сорвался. Он прокашлялся и договорил, — Кто нас поведёт?
— Ты. Мне сегодня же надо вернуться в столицу.
— Я иду! — выпалил, вскочив на ноги, Зуб.
— И я! — присоединился к нему Желудок.
— Стойте! — рявкнул я. — Это ещё не всё. Каждый из вас получит по четыреста золотых монет, да здесь вы кой-чего поднакопили. С этими деньгами можно стать порядочными людьми и начать новую жизнь. Его величество даст вам бумагу, в которой будет королевское прощение для всех, кто пойдёт в Аяггар.
— Сладко ты поёшь, — пробормотал Мозоль. — Лично я проживу и без этой бумаги. Лучше скажи, что будет, если кого-то из нас прихлопнут.
— Вы получите ровно шесть тысяч, — ответил я. — И разделите их между собой сами.
— Я давно уже об этом мечтал, — подал голос Желудок. — Если меня в том походе не убьют, то я возьму свою долю и свалю. Открою обувную лавку, найду себе вдову с ребятишками, буду жить.
— Помолчи, — шикнул на него Мозоль. — Надо всё ещё обдумать, как следует.
— А чего там думать? — удивился молодой и зелёный Лапа. — Собираемся да пошли.
— Ещё один умник выискался, — проворчал Мозоль. — План надо обмозговать. Чтобы мы и дело сделали, и живыми оттуда вернулись. Пограничники…
— Наши вас пропустят, — перебил я. — На дорогу вы получите для них соответствующий письменный приказ с печатью. А неммардских и аяггарских вам придётся обминать самим.
— Вот тебе, Лапа, и «собираемся да пошли», — заметил Мозоль. — Ты у меня и пойдёшь в разведку.
Молодой разбойник вспыхнул и хотел ответить, но атаман ему не дал:
— Потом, значит, аяггарская деревня. Как ты думаешь, Череп, не маловато ли нас для нападения на неё?
— Вас же никто не заставляет сравнивать её с землёй. Ворвитесь туда, побейте окна, морду кому-нибудь, спалите что-то — и ходу.
Разбойник загомонили каждый о своём.
— Послушай, Мозоль, начал было Желудок, но тут снова вмешался я:
— Мозоль дело говорит. Нельзя соваться в Неммардию, как следует всё не обдумав. Но мне уже пора ехать. Король ждёт вашего ответа.
— Мы согласны! — воскликнул Желудок.
Мозоль остался в одиночестве. Банда была наэлектризована до предела, и никаких возражений никто слушать не собирался.
— Согласны, — неохотно подтвердил Мозоль. — А как быть с остатком денег?
— Пусть кто-нибудь приедет за ними ко мне. Я же не знаю, когда вы вернётесь.
Мозоль кинул на меня недоверчивый взгляд. Но остальные разбойники поддержали моё предложение.
Я тут же засобирался домой. Разбойники проводили меня до повозки, выдав мне, несмотря на мои возражения, на дорогу бочонок вина, чей-то здоровенный окорок, голову сыра, корзину колбас и чуть ли не полмешка хлеба. Попрощавшись с ними всеми вместе и с каждым по отдельности, я взгромоздился в повозку и велел трогать. Разбойники долго ещё стояли на дороге, глядя мне вслед. Неплохие они всё-таки парни, хоть и бандиты. Впрочем, не будь Турди одним из них, меня, конечно, ждал бы совершенно иной приём. Я долго дивился сам себе, размышляя о том, откуда у меня такая симпатия к несимпатичным, в общем-то, людям. И лишь когда впереди замаячили башни столицы, понимание наконец-то пришло: эти-то хоть не прикидываются порядочными, как, например, министры Франки или депутаты Верховной Рады.