Говоря о том, что мы теперь контролируем весь замок, я слегка лукавил. Оставалось еще кое-что, сущая мелочь. Одинокая башня с веером разнокалиберных пристроек. Располагалась она на острове посреди канала, попасть туда можно было лишь по мосту, который поднимали на ночь. Захватить это укрепление с воды — глупейшая затея. Высота стен там около двадцати метров, на подходах к ним созданы искусственные рифы, даже лодке через них трудно пробраться, а уж кораблю и подавно. Артиллерии у защитников нет, но достаточно простых арбалетов, чтобы нападающие пожалели о своей дерзости.

Вариант с засылкой к ним лазутчиков отпадал. В этой части замка никто не предавался безудержному веселью несмотря на законный всеобщий разгул. И охрана там была трезвой. И вообще, к переодетым в женское платье бородатым мужикам там отнесутся в высшей мере неодобрительно. Ведь здешняя религия подобные вещи не одобряет. Никаких тебе однополых браков, хирургических исправлений половой идентификации и прочих изысков толерантности. И вообще, посторонним в эту часть замка нет доступа ни по какому поводу. Даже продовольствие положено оставлять на другой стороне моста, далее его доставляют самостоятельно.

Возможно, это самое безопасное место в мире. Ведь для того, чтобы на него напасть, потребуется захватить замок Адена, считающийся неприступным.

Сам герцог ни разу в жизни не был на острове. Как такое может быть? А так: он не владеет этой частью замка. Церковь — вот кто там хозяйничает. Официально это место считается монастырем со строжайшим уставом. Вроде бы там даже монахи имеются, аж два или три трясущихся старца.

Неофициально все куда мрачнее: на острове располагается самая охраняемая в мире церковная тюрьма. И среди ее узников есть тот, кто может ответить кое на какие вопросы.

Хотя последнее утверждение спорно. Попасть туда я пока что не смог, так что все это лишь предположения. Более того, я даже не знаю точно, жив ли нужный мне человек, и существует ли он на самом деле. Все мои домыслы базируются на информации, полученной от излишне корыстолюбивого сотрудника епископской канцелярии. Знал он на удивление много, но перепроверить сведения я не смог.

Но даже их хватило, чтобы решиться на отчаянную авантюру с захватом Адена. Ведь до этого у меня вообще не было никаких зацепок.

Толстяк заметно нервничал. Не каждый день его среди ночи выдергивают из теплой постели и, покрутив перед глазами кинжалом, озвучивают подобные приказы. По всему видать, что мужик он очень даже сговорчивый, но вот слишком уж трусоват.

Амед, продолжая поглаживать рукоять все того же кинжала, почти ласковым голосом давал ему последние наставления:

— Ты, добрый человек, веди себя так как всегда вел. Не суетись. Не надо нам это. Спокойным будь, не дергайся. Тихо сделай свое дело и ступай назад, никто тебе ничего плохого не желает и не сделает. Но это если без суеты все пройдет. Ты хорошо меня понял?

Привлекать для такой работы кого-нибудь другого нежелательно, ведь мы заранее выяснили, что именно этот горожанин доставляет в островной монастырь продукты и прочее. Примелькался там давно, к нему привыкли, появление нового лица может вызвать подозрения, причем обоснованные. Тем более время такое, не совсем обычное, охрана настороже. В городе и замке собрались тысячи нетрезвых гостей, все при оружии и умеют им пользоваться. Хоть и религиозный народец, но кто его знает, что по пьяной лавочке в голову может взбрести.

Вроде бы мы провернули захват тихо, в городе до сих пор никто не догадывается, что власть сменилась. Церковники не должны ничего заподозрить. Но не надо их лишний раз дразнить отклонениями от привычного хода событий.

Толстяк подошел к нешироким воротам в стене, отодвинул балку засова, распахнул створки и принялся крутить ворот управляющий первым подъемным мостом. Тот, медленно опускаясь, должен был лечь на каменную площадку едва выступающую над водой. Чтобы попасть на остров этого недостаточно, оттуда должны опустить свой мост, куда более длинный. Простейшая дополнительная мера безопасности: злоумышленникам потребуется сработать с двух сторон.

На той стороне заметили движение, из бойницы высунулась голова в остроконечном шлеме, послышался требовательный окрик:

— Кто такой?! Что надо?!

Толстяк, прекратив крутить ворот, поспешно прокричал:

— Я Урим, привез вам кое-чего!

— Сегодня мы тебя не ждали!

— Так я и не должен был приезжать. Но господа из Таллира и Маглана собрали тут для вас специально всякое вкусное. Велено срочно передать со словами уважения и с просьбой помолиться за упокой нечестивцев, выступивших против них войной.

— Что они там передали?!

— Сыры разные, красная рыба соленая, хлеб белый, медовуха, запеченный со сливами козий бок со стола его величества короля Таллира и пирог с осетринными хребтами от его величества короля Маглана! Теплый еще!

— Жди там, сейчас сообщу о тебе старшему!

Как же все строго. Я-то надеялся, что одно перечисление гостинцев заставит часового забыть о чувстве долга. Но нет же, слюной захлебывается, а передает информацию дальше. Строго у них тут. Ну что же, будем ждать решения их командования. Откроют ворота перед моим троянским конем, или не соблазнятся?

Соблазнились. Скучно небось кормить комаров прислушиваясь к шуму необузданного пиршества которое происходит на расстоянии полета стрелы от тебя. Вот и не против откусить от еще теплого пирога.

Второй мост начал неспешно опускаться, и уже другой голос властно скомандовал:

— Подъезжай ближе и рогожу сдерни, чтобы видно все было!

Мне оставалось в очередной раз похвалить себя за прозорливость. Ведь не поддался искушению, не стал слушать доводы некоторых вояк настаивавших на том, что в телеге следует разместить ударный отряд — три, а то и четыре бойца. Здешние церковники умеют хранить не только тайны, но и свои шкуры. С высоты башни прекрасно просматривается содержимое телеги, а если останутся какие-то вопросы, нетрудно потребовать у возницы разгрести подозрительную кучу груза.

Повозка медленно с натужным скрипом тронулась вперед. Помимо возничего, осетринного пирога и остро пахнувших сырных голов с прочими яствами она везла еще кое-что. Точнее кое-кого — меня. Повиснув под тележным днищем на наскоро приделанных петлях я был добротно укрыт от взглядов неприятеля.

— Стоять! Ступай назад! Назад сказано!

Значит, мы достигли каменной площадки чуть возвышавшейся над водой. Именно она служит точкой опоры для дальних концов мостов и на ней же принято оставлять грузы для монастыря. Далее их транспортируют церковники. Они здесь настолько не доверяют внешнему миру что никому постороннему нет хода на их островок ни по какому поводу.

В поле зрения промелькнули ноги толстяка, он поспешно шагал назад. Торопится слишком, как бы это не показалось подозрительным. А вот и церковники стучат каблуками по толстенным доскам моста. Четыре ноги — два человека. Не так уж плохо, потому что меньше их никогда не бывало, а вот больше случалось. И трое, и четверо. А я тут всего один, мне лишние противники ни к чему. И без них лимит времени ничтожен.

Хотя по сценарию я не должен расправляться с этой парочкой самолично. Группа самых метких лучников прячется на гребне стены и по обе стороны от оставшихся позади ворот. По требованию церковников в этой части крепости нет бойниц и тайных смотровых щелей, но без первых можно обойтись, а вторые моим бойцам заменяет высококачественное зеркальце на длинной рукояти.

Лишь бы его не заметили раньше времени, ведь у церковников с позициями для тайного наблюдения проблем нет. Ближе. Еще ближе. Я уже вижу не просто сапоги, а каждое пятнышко на потертой коже. Шагают проворно, но мой наметанный глаз легко определяет, что вояки идут не налегке, а в тяжелых доспехах. Но они им не помогут — на такой дистанции трехгранный каленый наконечник не всяким щитом остановить получится, а уж тонкой стальной пластиной и подавно.

Пора.

Отпустив петли начал разворачиваться еще во время короткого полета и, упав на каменную поверхность, поджал ноги, выкатился из-под телеги, вскочил, помчался на церковников. Вояки не стали разевать рты от удивления, оба синхронно опустили копья и в тот же миг слева и справа от меня часто полетели стрелы. Надо отдать должное противникам, оба успели поднять щиты, но помогло это слабо. Один завалился молча, кто — то из лучников попал ему в лицо, второй, пораженный в обе ноги, заорал, присел, стараясь прикрыться от смертоносного града. Но тем не менее даже из такого неудобного положения попытался меня достать. Это стоило ему сквозной раны в руку, причем заработал он ее без малейшей пользы для дела — я легко увернулся от его отчаянного выпада и помчался далее все более наращивая скорость.

Там уже сдвигались створки ворот — церковники спешили закрыть единственный вход в цитадель. Именно я должен был им в этом помешать, оставшимся позади никак не успеть. К тому же мчаться сломя голову им нельзя, ведь большую часть пути им придется преодолевать под обстрелом с верхних уровней башни. Это мне хорошо, я сейчас в мертвой зоне, сверху не достать. Так что соратникам останется только ровный шаг, тесное построение и тяжелые щиты. В противном случае возможны серьезные потери, а я стараюсь их не допускать.

Даже вдвоем противники не успели совладать с воротами, я удачно проскочил между створками ни одной не коснувшись. На последних шагах предусмотрительно ушел в кувырок. Вовремя — лезвие короткой секиры пронеслось на том уровне, где должна находиться шея бегущего человека.

Вскочив, развернулся к врагам, выхватил из ножен меч и кинжал. Эти церковники попроще чем первая парочка: без доспехов, если не относить к ним укрепленные металлом воинские пояса, один с секирой, второй с коротким копьем. И по тому как держат оружие понятно, что если и доводилось им драться всерьез, то давненько.

Вместо того, чтобы увернуться от копейного выпада, рванул навстречу ему, в последний миг ушел чуть в сторону, пропустил острие мимо, взмахом меча достал до головы. Любимый матийский свинорез легко развалил лицо и кости под ним, противник с воем отшатнулся, бросил оружие, прижал ладони к огромной ране. Второй, собиравшийся обойти меня с боку, попятился к полуоткрытой двери явно собираясь покинуть дно этого замкнутого каменного колодца.

Загнав его в угол ложной атакой я в свою очередь тоже рванул к этой двери. И вовремя — подоспевший третий как раз начал ее закрывать и не успел буквально секунду. Я достал его прямым ударом вбив лезвие под ребра и хорошенько там его провернув. А потом ухитрился ухватить падающее завывающее тело и пристроить его между косяком и створкой. Теперь если кто-то попробует перекрыть этот путь ему придется перетащить умирающего.

Гад с секирой воспользовался тем, что я был сильно занят, напал со спины на казалось бы легкую добычу. Вот именно, что казалось — я, уходя в сторону, резво развернулся, сверкнула лучшая сталь этого мира, секира со звоном упала на брусчатку, ее рукоять все еще сжимало отсеченное запястье.

В этом миг в полуоткрытые ворота ворвался Арисат. За последнее время видавший виды вояка набрал лишний вес, но на его проворстве накопленный жирок не сказался. Сходу зарубив калеку он разобрался в ситуации, занял позицию напротив дверей, скомандовал:

— Тяжелые сюда! Бегом!

Воевать в тесноте башенных переходов — занятие не для тех, кто обходится без доспехов. Причем доспехи нужны не абы какие, а самые лучшие. Для таких случаев здесь не придумали ничего лучше тяжелой пехоты. И особенно полезны люди вроде Тука. Здесь его уродство даже полезно, ведь горбатый куда ниже здорового человека и попасть в него труднее. Хотя при стрельбе из арбалетов в упор особой разницы нет.

Но мы не собирались кроваво зачищать всю башню от подвала до верхней площадки. Достаточно взять основание и не позволить засевшим наверху спуститься. Похоже, это у нас получилось. Низ наш, теперь они заперты.

Далее подошла очередь физики и химии. Теплый воздух, как известно, имеет свойство перемешаться снизу вверх. Немного серы и смолы, чуть больше селитры и еще больше неочищенной шерсти, плюс еще кое-что и на сцену выходит первое химическое оружие этого мира. Надо лишь немного подождать, пока все это добро неспешно подтащат. А неспешно — потому что засевшие наверху церковники не решаются устроить вылазку против ворвавшихся, но зато активно обстреливают передвигающиеся по мосту подкрепления. И мои лучники против них сейчас бессильны, ведь те действуют из удобных бойниц, а им придется выбираться на открытые места где они превратятся в отличные мишени. Ничего, мы подождем. Мы умеем быть терпеливыми. Пусть мои ребята действуют медленно, но под защитой тяжелых щитов.

Проклятье! Даже так без потерь не обходится. Вот один закричал, вот второй упал. Похоже, бедолагу серьезно зацепили. Дожидаясь подвоза «химического оружия» мы без дела не сидели и осмотрели все доступные пристройки. Нашли одного церковника, но не воина. Кто-то из монахов: очень старый, почти слепой и, похоже, полностью глухой. В длинном казарменном помещении койки еще теплые: или при первых моих действиях оперативно сорвались по тревоге, или здесь принято поднимать абсолютно всех даже по такому ничтожному поводу как появление телеги с продовольствием.

Нашли дорогу вниз, в тюремные помещения, но путь преградила решетка. Заниматься ею пока что не стали, лишь оставили тройку лучников караулить.

— Дан, у нас все готово!

Я уже и забыл как звать этого бойца. Прозвище Дым приклеилось к нему намертво — он наш главный химик, также занимается горючими и взрывчатыми смесями. Его предшественник очень плохо закончил, слишком уж легкомысленно относился к своему поприщу, но этот куда осторожнее, глядишь, доживет до старости и внуков.

Хотя вряд ли. На такой работе долго не живут.

Кивнул Арисату. Тот, давно уже понимая такие жесты, прижал ладони рупором ко рту, закричал:

— Эй! Там! Наверху! Бросайте оружие и спускайтесь! Никого не тронем! А тех, кто не спустится, всех прикончим! Ну?! Ответом стали новые выстрелы по мосту, на этот раз безуспешные — шагали тяжеловооруженные вояки, щитов тоже хватало.

— Ну я вас по-хорошему предупреждал! Теперь получайте! Давай, Дым! Химик поднес факел к одной жаровне, затем к другой, попятился, предупредив:

— Подальше отойдите, пока тяга не пойдет все будет по сторонам расползаться.

Моя носоглотка еще не забыла как на ней испытывали поражающие свойства этого состава, так что я один из первых последовал его совету. Дым повалил из нижнего яруса бойниц, затем начал подниматься все выше и выше. Арбалетный перестук резко пошел на убыль, а затем и вовсе прекратился. С верхней площадки кто-то, то и дело натужно кашляя, поинтересовался:

— Сжечь нас удумали, святотатцы?!

— Нет, всего лишь удушить, — пояснил один из бойцов.

— Вы кто такие?! Зачем напали на церковную обитель?! Вас всех отлучат от церкви! Арисат охотно ответил:

— Мы войско стража Межгорья! С ним и говорите об отлучении! Это если будет кому говорить! Потому как мы будем едким дымом вас окуривать до тех пор, пока все не передохните! Мы эту гадость на демах испытывали! Те недолго дышали, после чего легкие с кровью выкашливать начали! Так и подохли все! И вы подохните, если будете дальше упираться! Убедившись, что у Арисата достаточно сил и красноречия чтобы управиться с засевшими наверху стрелками, я решил, что самое время заняться нижними ярусами монастыря. А то как бы у церковников не зародился соблазн прикончить всех своих узников во избежание их освобождения. Кто знает, какие у них инструкции на случай такого нападения. Расположение монастыря и его планировка не способствовали обустройству глубоких обширных подземелий. Здешние строительные технологии не очень-то ладили с водой, так что подвалы должны располагаться выше уровня реки. Значит, тюремные помещения вынуждены ютиться в скромном пространстве каменного основания башни и пристроек, экономя на высоте потолков. К тому же ради инженерной безопасности пришлось оставлять не затронутые пустотами крупные блоки фундамента.

В общем, размерами тюрьма немногим превосходила обезьянник в обычном райотделе. И это неудивительно, ведь здесь держат «самых-самых»: злейших врагов церкви, опаснейших, непримиримых. Или нежелательных свидетелей, способных сообщить заинтересованным лицам много интересного. От того же источника в канцелярии епископа я узнал, что одним из заключенных был камергер некоего не самого последнего королевского двора. Бедолага был виноват лишь в том, что слишком много знал. В том числе и то, что права нынешнего короля на трон более чем сомнительны ввиду некоторых особенностей поведения его легкомысленной матушки и постыдной немощи как-то очень уж неожиданно скончавшегося папаши. В общем, сынок был подозрительно похож на некоего стремительно вошедшего в фавор графа.

Святая церковь не видела ничего зазорного, чтобы оказывать на юного короля давление с помощью самого примитивного шантажа. Тому, само собой, не хотелось, чтобы опальный камергер разглашал на каждом углу пикантные детали его появления на свет, так что за молчание приходилось оказывать церковной братии содействие во многих вопросах.

Но мне сейчас плевать на тайны королевских дворов. Я не за много знающим камергером пришел.

Решетка были заперта на огромный висячий замок и оставленные лучники как раз обсуждали вопрос его взлома. Оценив размеры механизма, я пришел к выводу, что перепиливать дужку придется до вечера, если не дольше. Самое обидное, что изделие примитивное, но у меня нет ни малейших талантов вора-взломщика.

Может среди ребят поспрашивать? Есть у нас некоторые с сомнительными биографиями.

Но для начала я приказал поискать во всех захваченных помещениях ключ. Судя по габаритам скважины, вещица должна быть заметной.

Искать не пришлось. Арисат провел короткие убедительные переговоры, по итогам которых запертые наверху церковники решили сдаться на милость победителя. Не такие уж они фанатики чтобы помереть в откровенно безвыходной ситуации. Да и смерть от разъедающего легкие токсичного дыма — не лучший вариант. И вообще, их здесь держали не коварные нападения отбивать, а сторожить ценных узников. Предотвращать побеги и выдерживать штурмы — принципиально разные задачи.

Ко второй они готовы не были. И ничего удивительного, что через пару минут после сдачи один из церковников любезно выдал место хранения ключа.

Похоже, пол нижнего яруса находился на одном уровне с водой в канале или был даже чуть ниже ее. Эти мысли пришли в голову когда, опустившись на три ступени, я услышал, как под подошвами захлюпало. Обувь здесь толком не замочишь, зато условия для роста плесени благодарнейшие. Вон какие пышные гирлянды по стенам. И запашок неприятный. Не столько затхлый, сколько… В общем, очень похоже, что некоторые помещения темницы используются в том числе и для слива нечистот. Тук, гремя тяжелыми латами, спустился следом толкая пленника со связанными за спиной руками. Церковнику поставили под левым глазом быстро наливающийся красным и синим фингал, но в остальном он вроде не пострадал, только покашливал иногда, видимо все еще не оклемался от дыма.

— Ну говори, что тут и как, — сурово потребовал горбун. Пленник кивнул на стену:

— Там в нише факела запасные. Вы бы достали парочку, а то окон здесь вообще нет.

— Охрана внизу есть? Говори быстрее, пока по второму глазу не получил, — добавил Тук.

— Я же говорил, что тут нет никого. На ночь темницу всегда закрывают, часовые дежурят в самом конце коридора. Им

запрещено даже подходить к решетке. Если шум какой или что-то другое, должны сразу наверх сообщать и сидеть на

месте до подхода старших.

— Так сейчас не ночь.

— Ну утро раннее. Да и днем у нас внизу никого не бывает. Решетку открывают только чтобы покормить сидельцев, или для допроса. Но допросы бывают редко, только если кого-то присылают от епископа или даже выше берите. Сами мы с ними говорить не можем.

— И часто узников кормят? — спросил я.

— Кого как. По разному.

— Сколько их здесь?

— Трое.

— И ради троих содержат целую тюрьму?! Пленник пожал плечами:

— Наверху виднее, но получается, что так. Мы тут вообще ничего не делаем, только этих сторожим. Бывает больше народа, бывает меньше. При мне самое большее шестеро сидели, до меня, говорят, однажды десяток видели. Больше никак, потому как камер только десять, а содержать положено строго поодиночке.

— Кто эти трое? Очередное пожатие плеч:

— Вам бы лучше спросить монаха главного, нам знать такое вообще-то не полагается.

— Но я так подозреваю, это знает не только он.

— Ага. Выживать из ума начал под старость лет, сам с собой то и дело заговаривает, а уши у всех есть, приходится слушать.

— Так что он там про этих троих говорил?

— Один вроде как папаша герцога не последнего. Считается, что сгинул в море вместе с кораблем, но сынок, я так понимаю, правду знает и не очень-то мечтает о том, что папаша когда-нибудь появится на пороге живой и невредимый. Как его звать не знаю, а вот второй многим известен: Санман Кадаррис.

— Санман Кадаррис?! Тот самый, который написал «Историю глупцов»?!

— Знать не знаю, что он там такое писал, но то что еретик он известный — всякому известно.

Ну да, ведь даже я неоднократно слышал это имя. Так уж получилось, что к еретикам в моих владениях относятся ничем не хуже, чем к последователям официальной церкви, а далеко не второстепенный лидер одного из распространенных еретических учений по сути моя правая рука. Епископ иридиан Конфидус в данный момент управляет всем Межгорьем. Он всегда этим занимается в мое отсутствие, такое вот доверие у меня к нему. Достойный человек, хоть и не без недостатков.

Вот Конфидус и рассказывал мне о Санмане Кадаррисе — духовном лидере движения иридиан. Его загадочное исчезновение в свое время породило немало домыслов, и по всеобщему убеждению опального теолога давно уже не было в живых, иначе бы он нашел способ дать о себе знать.

Вот только нет никакого способа подать весточку из этого места.

То-то обрадуется Конфидус и прочие, ведь такого как Санман им очень не хватает. Пожалуй, единственная на сегодня личность в стане еретиков к мнению которой прислушаются чуть ли не все лидеры раскиданных по миру общин. Глядишь и получится кое-кого из них объединить, а то уже сами путаются в толковании собственных догматов, отчего и возникают разногласия.

И объединять будем под моим началом.

Ну да ладно, Санман — всего лишь неожиданный бонус. Я, конечно, очень рад ему, но вообще-то не за ним пришел.

— Кто третий?

Очередное пожатие плеч и неудовлетворительный ответ:

— Не знаю. И монах тоже не знает, уж он бы точно проболтался.

Насчет болтливости монаха я тоже знаю. Источник мой много чего рассказал. В том числе и то, что тайную тюрьму время от времени чистят от слишком долго задержавшегося на службе персонала. Чистят радикально — люди просто исчезают бесследно, а на их смену приходит новый гарнизон. То есть происходит полная замена. Свежие тюремщики поначалу не могут нарадоваться: служба спокойная и неопасная, кормят до отвала, жалование баснословное. Затем начинают скучать. Далее скучают все сильнее и сильнее. Их набирают из верующих, но ведь как ни сильно в тебе религиозное рвение, а мирские блага все равно манят. Для чего нужна куча серебра, если не можешь спустить его на женщин и вино? А выхода за стены нет. По сути, они здесь такие же заключенные, как узники в подземелье, просто условия содержания получше. Беспросветная тоска заставляет их перетирать одни и те же сплетни по сто раз, ну и гоняться за крохами новой информации. А что может быть интереснее тайн засекреченных врагов церкви?

Со временем они так или иначе узнают о заключенных слишком многое, но дальше информация не уходит: тюрьму чистят снова и снова, это продолжается уже не один век. И те, кто этим занимаются, командуя с самого верха, умеют хранить секреты. Так что мы сейчас, по сути, спасли воинов церкви от неминуемой «пропажи без вести».

— В каком состоянии узники? Их можно вывести наверх?

— Их глаза отвыкли от света Солнца. Все что они видят — факела, да и то не слишком долго. И не часто…

— Понятно. Приготовьте плотные повязки, надо будет всем троим как следует завязать глаза. Иначе могут ослепнуть когда окажутся наверху.

Пленник кивнул:

— Да, такое бывает.

— В остальном с ними все нормально?

— Кормили скудно, исхудали все. Но не пытали и не калечили, при мне такого ни разу не было. Вроде бы все должны своими ногами ходить, если кандалы снять.

Еще и кандалы? Приведите кузнеца. И в какой камере держат безымянного третьего? Я хочу с ним поговорить. Немедленно. Не очень-то люблю об этом вспоминать, но в свое время мне довелось изучить парочку здешних темниц. Причем не в качестве праздного туриста или хотя бы наглого захватчика, как сейчас. Должен заметить, что в тех заведениях хоть и было сыровато, но пахнущая болотом жидкость под сапогами не чавкала. И места было куда больше. Хватало для размещения сокамерников и разнообразных орудий пыток. С помощью одного из них меня даже серьезно покалечили и выкрутился из той ситуации я по большей части чудом. С той поры затаил зло на кое-какого епископа. Причем такое, что при произнесении титула Конфидуса вздрагиваю и непроизвольно сжимаю кулаки.

Святой страж Цавус, я ничего не забыл и когда-нибудь все тебе напомню. Ты главное дождись.

Здешняя тюрьма резко отличалась от прежде посещенных. Коридоры настолько узкие, что вдвоем можно разойтись лишь с трудом и только при отсутствии громоздких доспехов и выдающихся деталей экипировки. Дверь низкая, пришлось чуть голову опустить, а за ней обнаружился зловонный мрак крошечной камеры. Будь она чуть меньше, получится отличная телефонная будка.

На скромной площади размещалась узкая дощатая койка, застеленная склизким соломенным матрасом и деревянная бадейка закрытая крышкой. Более в камере ничего не было.

Ну это не считая самого узника.

Безымянный заключенный сидел на своем ложе опустив голову на грудь. Неухоженные темные волосы безобразными космами спускались вниз полностью закрывая лицо, из-под серой ткани простой рубахи выдавались кости плеч, одежда висела будто на огородном пугале. Похоже кормили его не просто скудно, а так, чтобы находился на грани голодной смерти. Такого исхудавшего человека я никогда не видел.

Впрочем вру, на фотографиях военных времен среди узников концлагерей встречались подобные.

Не зная, как обращаться к незнакомцу, я начал вежливо-безлико:

— Приветствую вас. Мы не церковники, монастырь захвачен. Кто вы? Никакого ответа. Даже малейшей реакции не наблюдается. Разговорчивый пленник отозвался из-за спины:

— Тронулся бедолага, такое бывает с теми, кого надолго запирают. Этот все время молчал вроде бы. Может даже без

языка, тут и такие бывали. Пусть рот покажет, проверить надо.

— У вас нет языка? Вы слышите меня? Видите? — я поднес факел к самому уху узника.

Тот, наконец, отреагировал. Очень медленно повернул голову, из хаоса спутанных волос блеснул глаз. Несколько

мгновений узник молча сверлил меня взглядом, затем так же неспешно кивнул.

— Я страж Межгорья Дан, а вы кто? Вам придется ответить. Если за вами нет никаких преступлений, вас отпустят. Мы не друзья церковников, их враги нам не враги.

— Я потерял свое имя — Голос был таким же медленным, как все остальные поступки узника. А еще странно скрипучим, будто шум работы заржавелого механизма.

Похоже, он и правда давненько не разговаривал.

— Я ищу Чедара Наруса, друга и ближайшего помощника стража Зерда. Мне говорили, что он может быть здесь. Вы что-то слышали о нем?

Молчаливый кивок.

— Что слышали? Вы и есть Чедар?

— Я потерял свое имя…

— Мне нужен Чедар.

Сзади закашлялся неугомонный пленный церковник и протараторил:

— Я не слышал ничего про Чедара, зато про Зерда слышал. Я чуть не подпрыгнул, резко развернулся:

— Ты знаешь, где можно найти стража Зерда?!

— Наш старый монах бормотал не раз, что того давно уже убили демы. Да и не только он о таком говорил, дело известное.

— Некоторые полагают, что страж Зерд пропал в дальнем походе, пытаясь захватить город демов. Но сами демы об этом помалкивают.

— Мало ли кто как полагает, а мы вот такое слышали. Он сильно обнаглел в том походе, сунулся в самое опасное место. Сам виноват.

— Помолчи, — я вновь обернулся к узнику. — Так что там насчет Чедара? Это ты?

— Может и так… Я потерял свое имя…

Я терпеливый человек, но это начало надоедать и голос мой повышался все более и более:

— Тебя накормят, дадут одежду и денег на первое время. Только расскажи все что знаешь о Чедаре. А если ты и есть Чедар, мы возьмем тебя с собой, ты будешь в безопасности, церковники никогда до тебя не доберутся, не сомневайся. — Я должен найти свое имя…

— Говорить будешь?

— Только после того, как найду имя…

— И что надо для этого?!

— Мое имя за морем. На юге. Мне надо туда.

— На юг?! К демам?!

— Да, оно у них.

— Совсем спятил?!

— Цитадель старых королей в Шрадре. Я бы хотел начать поиски прямо оттуда. Я уверен, что это поможет найти Чедара Наруса.

Последние слова были сказаны в высшей степени нормальным тоном, всякие нотки «ржавчины» из речи узника напрочь испарились.

А я призадумался. Было над чем…

Мне до зарезу нужен Чедар. Ну очень и очень нужен. Ради него я без колебаний устроил налет на темницу церковников ухудшив и без того не самые блестящие отношения с этой братией. И готов пойти на куда более серьезные меры.

Мне нужны ответы которые, возможно, есть у него. Или даже только у него. Он мой последний источник, я кучу времени убил, чтобы до него добраться.

Очень мутный и странный человек. Чем больше я о нем узнавал, тем менее верил в его существование. Точнее в то, что он до сих пор жив. Впрочем, в том, что страж Зерд был на самом деле, сомневаться не приходится. И поверить в помощника стража или даже армию помощников тоже можно, достаточно вспомнить про свое близкое окружение.

Если в нем покопаться, можно найти немало самых странных личностей. Да что там говорить, чуть ли не каждый второй очень и очень отличается от обычных людей. А про многих впору песни слагать, те еще герои, причем вовсе не обязательно, что прославились ратными делами.

Этот узник что-то знает про Зерда. И его информация перекликается с моей.

Я ведь тоже слышал про Шрадр. Да многие о нем слышали. По сути аналог здешней темницы, только куда более солидный. Крепостью ранее заправляло Серое братство — зловещий мистический орден южан. Не замечены в особой религиозности, зато где они, там и погань. У них и сейчас там остался филиал, где они занимаются неизвестно чем. Впрочем, как раз известно — темными делами они там занимаются.

Они везде ими занимаются.

В Шрадре ранее держали врагов их поганого братства. И этот толи сумасшедший, толи себе на уме узник заявляет, что ему не мешает посетить это в высшей степени неприятное место. Якобы только там он может найти свое имя.

Хорошо, что не в преисподнюю собрался прогуляться.

Впрочем, она немногим от Шадра отличается и не факт, что в худшую сторону…

Надо что-то решать, но слова безымянного узника не повод делать это поспешно. Впрочем, какие у меня варианты?

— Вам завяжут глаза, иначе ослепнете от солнечного света. Вас накормят, дадут вымыться, получите чистую одежду. А потом мы с вами еще раз поговорим о вашем имени. Советую его вспомнить.