Стараясь унять волнение, Каринэ взяла со стола увесистый том. Это был роман Чарльза Диккенса «Баранби Радж» в оригинале.

Из коридора донесся приглушенный голос хозяйки:

— Одиссей!

«Одиссей?! Тот самый?» — Каринэ почувствовала, как у нее застучало в висках.

Дверь наконец открылась, и в комнату вошел человек в длинной власянице с капюшоном, опоясанный дорогой английской веревкой. В руках четки. Немолодой, но с глазами юноши, высокий, худощавый.

— Монахов в Мюнхене пока что не ловят, — скрестил он на груди крепкие, крупные руки и гордо вскинул голову.

Этот жест, эти руки, высокий лоб сразу же напомнили Каринэ Ярослава Калиновского. И профиль похож. Только у Ярослава волосы светло-русые, а у Одиссея совсем седые.

Одиссей! Известный революционер, бежавший из тюрьмы, которого разыскивает вся царская охранка… Каринэ не могла унять восхищенного волнения.

— Дорогой! — обнимает Одиссея Анна Ильинична. — Все тут переживают…

— Кто помог бежать?

— Киевские арсенальцы.

— Как хорошо, что ты снова с нами!

Одиссей изумленно всматривается в лицо Каринэ:

— Бог ты мой! Анюта, скажи поскорей, кто эта неизвестная, сошедшая с картины Крамского?

— Княжна Медея, с твоего позволения, — она озорно подмигнула девушке. — И очень богата, у нее свой счет в банке!

Анна Ильинична, любуясь девушкой, думала: «Какой надо быть сильной духом, чтобы в джунглях окружающего общества, где каждый думает лишь о личном благе, оставаться чистой и цельной натурой!»

А Каринэ рассказывала о маленькой девочке, у которой купила цветы. Глаза ее застилали слезы. Она поведала о гибели кормильца семьи, осиротевших детях, их матери, которую успели вынуть из петли…

— Пятьдесят марок — все, что я могла дать. Разве это их спасет?

Трагедия рабочей семьи той же болью отозвалась в сердце Одиссея. Он твердыми шагами прошелся из угла в угол тесной комнатенки и тяжело выдохнул:

— Пока еще в житейском мире зла, в сущности, ничего больше для таких людей отдельный человек и сделать не может. Только социалистическое государство обеспечит помощь всем нуждающимся и сделает миллионы людей счастливыми.

— И лодырей не будет? — усомнилась Каринэ.

— Кто не работает, тот не ест! Это принцип социализма, — твердо сказал Одиссей.

Анна Ильинична вспомнила слова брата: «Мы должны будем начать строить социализм не из фантастического и не из специально нами созданного человеческого материала, а из того, который оставлен нам в наследство капитализмом…»

За чаем Анна Ильинична рассказала Одиссею, что с помощью немецких товарищей Старик теперь стал болгарином Дмитрием Иордановым. И показала паспорт.

— А то ведь живет без всяких документов и прописки. А как у тебя с документами, Одиссей?

— У меня есть паспорт. В Киеве товарищи сделали из меня инженера-путейца. Документы достали на имя Кузьмы Гая, сына Захара. Я поиграл в жмурки с царским сыском и уехал в Женеву. Конечно, рвался сюда, к Старику. И надо же, только сошел с поезда, как вдруг на перроне увидел филера, тайного агента русской охранки. Я его знал по Киеву. Одет с иголочки, под француза… К счастью, он меня не заметил. Очень надо бы повидать Старика, но рисковать нельзя. Его надо беречь… Сегодня еду в Штутгарт договориться о наборе журнала «Заря». Старику передай: в Киеве создаются вооруженные рабочие дружины. Ведется революционная пропаганда в войсках…

— Понимают, что без вооруженной борьбы самодержавную власть не свергнуть! — с горячим блеском в глазах восклицает Анна Ильинична.

«Совсем молодая, а у рта — две горькие складки, — подумала Каринэ. — И седина в темно-каштановых волосах… Может быть, это с тех пор?..»

Вера Засулич тогда, в Женеве, у озера, хотя и оборвала рассказ на полуслове, но Каринэ уже знала, что восьмого мая в пятом часу утра 1887 года в Шлиссельбургской крепости был казнен Александр Ульянов — старший брат Анны Ильиничны.

— На литературу сильная голодовка повсюду, — задумчиво роняет Одиссей. — Во Львове надо попытаться наладить печатание литературы на украинском языке. Нам нужно бросить в массы десятки, сотни тысяч листовок. Такое количество нелегально в Россию не провезешь! — Лицо Одиссея стало озабоченным. — А надо! Надо! Пусть даже далекими, обходными путями… Когда-то «Колокол» Герцена возили в Россию через Китай.

— А в чемоданах и багаже «княжны» тоже будут искать нелегальщину? — спросила Каринэ.

— Это ей-богу же страшно, девочка! — засмеялся Одиссей.

— Пошлите меня, — горячо попросила Каринэ. — Вот увидите — я сумею!

С искренним восхищением смотрела на девушку Анна Ильинична.

А Одиссей в раздумье тихо говорил:

— Может быть… Если не будет другого выхода… Ведь как-то же надо переправлять литературу. Тысячу раз прав Старик, утверждая, что стихийность, не организованная идеей, еще не сила. В мире есть только одна сила, способная освободить труженика — сила марксистской правды. Нам тяжело? Конечно! Надо бороться… Необходимо! Рабочий класс должен готовиться к битве!

«Как напоминает Ярослава Калиновского… Как напоминает…» — кричало сердце Каринэ.

А что, если спросить Одиссея, как его настоящее имя? Есть ли у него сын? Говорит ли ему что-нибудь фамилия Калиновских? А может быть… Но вдруг ей вспомнился разговор с Ярославом тогда, в Вене, где их впервые свела судьба…

Страшно смущенные, она одновременно нагнулись, что бы поднять книгу, которую Каринэ уронила, и стукнулись лбами.

— О, извините ради бога! — первой воскликнула Каринэ, потирая рукой ушибленный лоб.

— Вам больно? — встревоженно спросил молодой человек. — Простите…

Он произнес эти слова по-русски, по с легким иностранным акцентом. «С польским», — сразу же определила Каринэ.

— Я сама виновата… Лечу как безумная! И вы из-за меня пострадали. Вам ведь тоже больно?

— О нет, нисколько.

Они стояли в коридоре отеля у большого окна, выходившего в сад.

Теперь Каринэ совсем близко видела лицо юноши с пушком пробивающихся усов и бороды, которое светилось добротой и живым умом.

— О, «Роман из итальянской жизни 30-х годов» уже переведен на русский язык? — пытаясь скрыть свое смущение, спросил Ярослав, прочитав название книги, которую держала в руках незнакомка.

— Совсем недавно… Это приложение к журналу «Мир бояши». А вы читали на английском?

— Да. Удивительная книга… Она окрыляет людей, — восторженно отозвался Ярослав.

— Эту книгу мне подарила автор, — не без гордости сказала Каринэ.

— Фамилия у писательницы польская. Она полька?

— Нет, англичанка.

— Но Войнич — польская фамилия.

— Да, да, у нее муж поляк. Вы, кажется, тоже?

— Да, я тоже поляк. Моя фамилия Калиновский. Меня выдал мой акцент?

— В некоторой мере. Между прочим, меня познакомил с Войнич человек, очень похожий на вас. Возможно, ваш отец.

— Мой отец? Я был бы рад поверить в это. Но моего отца давно нет в живых, — поспешно возразил Ярослав. — Вероятно, вы…

— Между вами такое сходство… Нет, нет, так не бывает, чтобы совсем чужие люди… Да поймите, — тихо проговорила Каринэ, осторожно оглядываясь, — пусть он для властей преступник, изгнанник, но для меня он отважный и умный человек, им нельзя не восхищаться…

— Не надо, — поспешно остановил Ярослав. — Поверьте, вы меня принимаете за другого. И чтобы вы не сомневались в честности моего утверждения, я просто вынужден…

Он развернул «Брачную газету», нашел свой портрет и протянул девушке.

— Не знаю, конечно, как они меня здесь расписали, но прочтите лишь для того, чтобы убедиться, кто перед вами.

— «Наследник миллионера Калиновского в Вене», — прочла вслух Каринэ и растерянно умолкла…

С тех пор прошло три с лишним года.

Теперь Каринэ уже не та наивная барышня, которая так неосторожно вместе с братом перевозила в Россию опасный груз. Закон конспирации не позволяет ей вторгаться в жизнь Одиссея. Да и мало ли на свете людей, очень похожих друг на друга?..