Около пяти часов вечера такси с Викой и Дворецким остановилось за несколько домов от здания филиала. Когда они вышли, Дворецкий сказал:

— Виктория Борисовна, вы, пожалуйста, зайдите в подъезд вон того дома, он рядом со зданием филиала, и, как только корреспонденты закончат работу и направятся к выходу, мой человек предупредит вас. Вы пойдете им навстречу, вам удастся войти в филиал и столкнуться с ними. Сейчас вы познакомитесь с моим сотрудником. Его фамилия — Майборода.

Вика вошла в подъезд. Скоро появился черноволосый, горбоносый мужчина. Он был высок, сухощав.

— Виктория Борисовна? — спросил он.

— Да.

— Майборода, добрый день, — он улыбнулся и поклонился.

— Добрый день, — Вика кивнула.

— Чуть что — я предупрежу.

— Жду вас.

Шли к концу томительные полчаса. Вика расхаживала в подъезде, постукивая каблуками по плиточному полу, время от времени появлялась на улице, усаженной пирамидальными тополями. Стояло теплое сентябрьское предвечерье южного города. И вот, выйдя (в который раз) на улицу, увидела быстро идущего к ней Майбороду, призывно машущего ей рукой. Поняв, что Вика приняла его сигнал, он резко повернулся и пошел обратно.

Вика столкнулась с Сергеем и Пахомовым на лестнице.

— Сережа, боже мой! — воскликнула она.

— Откуда ты?

Сергей оторопел: вдруг в чужом городе неожиданно является живое прошлое, теперь такое далекое для него. Красивая, ухоженная молодая женщина стояла перед ним. Вика и не Вика. Совсем чужая. Дама, одним словом. В глазах у нее бегала змейкой туда-сюда какая-то улыбчивая неискренность.

— Здравствуй, во-первых.

— Здравствуй.

Пахомов, чуть усмехаясь, со снисходительным любопытством смотрел на молодых людей, потом решил не мешать им и стал спускаться к выходу, сказав Сергею:

— Встретимся в гостинице.

— Да, да, конечно, Анатолий Викторович.

— Мне очень приятна наша неожиданная встреча. Слушай, может погуляем немного, очень хочется поговорить с тобой.

Сергей неопределенно пожал плечами. Будто не заметив этого, Вика продолжала атаку:

— У меня здесь дядя работает, я к нему шла. Пойду скажу, что буду вечером у него. Подожди, пожалуйста, две минутки.

— Ладно, я обожду на улице, — сухо сказал он.

Вика поднялась по лестнице, вошла в коридор учреждения, прошлась туда и обратно.

Сергей стоял у входной двери и ждал.

— Ну вот видишь, как я быстро.

Они пошли по тополиной улице.

— Как ты в Ростов попал?

— В командировке я.

— Значит, уже работаешь?

— Да.

— А где, в редакции?

— В газете, корреспондентом.

— В какой?

Сергей назвал.

— Доволен?

— Вполне.

— А личная жизнь? Женился?

— Нет, пока нет. А ты как здесь очутилась?

— К дяде на несколько дней погостить приехала.

— Довольна жизнью?

— И семья, и работа… в общем, в порядке. Я теперь косметичкой стала. У меня годовалый сын. В честь отца Борисом назвали.

Вике не хотелось хвастать перед Сережей прелестями своей жизни, тем более хвалить мужа. Чувствовала — сейчас не к месту.

— Ты стал настоящим мужчиной. Тогда при мне совсем юношей был. Ну и я, конечно, была другой. Знаешь, я помню только хорошее. Что ни говори — первая любовь.

— Любовь? — спросил он.

— Конечно.

— Что-то она быстро кончилась, — спокойно сказал Сергей.

— Знаешь, если бы мы сразу стали жить отдельно, кто знает, как сложилось бы. Ничего плохого не хочу сказать этим о твоих родителях. Они хорошие люди. Бабушка жива?

— Умерла.

— Да-a, жаль. Она меня все деточкой называла. Так ты сомневаешься, что любовь была? — с ноткой искренней обиды сказала Вика.

— Пожалуй, сильное половое влечение друг к другу.

— У тебя, как у всех мужчин, одно в голове.

— Любовь, Вика, если не мудрствовать лукаво, это все-таки когда с милым и в шалаше рай. Тебе так не показалось. Вспомни твое письмо ко мне, где объясняла, почему ушла. Там все четко. Ты, конечно, о декабристках знаешь. Классический пример истинной любви.

— А разве у меня не любовь была? Я ведь тебя предпочла состоятельному человеку.

— Это ты по неопытности, по ранней молодости сделала. Потом свою ошибку исправила довольно быстро.

— А может быть, я сделала ошибку, уйдя от тебя? — без лукавства сказала она.

— По твоему внешнему виду не скажешь.

— Внешний вид обманчив. А потом все женщины — артистки. — Вика ласково взяла его под руку. — Надо все же предлагать даме руку, — мягко упрекнула она. — Вот ты говоришь: не любовь. А знаешь, я часто один и тот же сон вижу. Мы с тобой в Феодосии на пляже, ты берешь меня на руки, несешь к морю, и мне так хорошо!..

Действительно, было у Вики такое в первое время жизни со Звягинцевым. Она рассказала об этом матери. Та всполошилась и отругала дочь: уж не вздумала ли она возвращаться к Сергею. Вскоре после поездки в Терскол сон оставил Вику. Но разговор с матерью запечатлелся, и память услужливо вовремя подкинула его.

— Сон — вещь странная. Его природа до конца не изучена, — сказал Сергей.

— Не знаю, изучена или нет, ты человек ученый — тебе виднее. Но не зря люди говорят: «сон в руку» или «вещий сон». У меня самой сны сбывались.

Улица начала спускаться вниз, впереди заблестела вода.

— Что там, река? — спросила Вика.

— Это Дон, наверное, — сказал Сергей.

— Тот самый, тихий?

— Если Дон, то да.

— Как интересно!

Они вышли на набережную. Вдоль нее тянулся бульвар. Молодые люди пересекли его и остановились возле металлической ограды у самого берега реки, выложенного гранитными плитами. Перед ними открылся низкий зеленый противоположный берег. Слева у причалов набережной стояли белые трехпалубные теплоходы, а справа высилось здание речного вокзала.

— Знаешь, Сережа, есть хочется. Извини, что я так откровенно, но думаю, мне тебя стесняться нечего.

Сергей и сам был голоден. Скоро они сидели в вокзальном ресторане.

— Слушай, а ведь мы с тобой ни разу в ресторане не были.

— Если не считать бара, — сказал Сергей.

Вика непрерывно думала, когда же начать разговор о главном, и все не решалась. Она ожидала, что Сергей вызовет раздражение. Ведь вспоминая изредка о первом браке, она действительно злилась: надо же, такую глупость сделала. И невольно неприязненно вспоминала о Сергее. А получилось-то… Ведь не лгала Вика, говоря Сергею о своей первой любви. Чистое, молодое, зеленое, как весенний побег на ветке, было чувство. Именно зеленое: плодов не дало. И если бы не мать, кто знает…

Ей стало жаль себя, Сергея, сидящего напротив. Сейчас он быстро поглощал салат из помидоров.

— Проголодался? Может быть, еще возьмем? — почти по-матерински спросила Вика.

После ужина Сергей и Вика вновь оказались на набережной.

Наконец Вика решилась заговорить о «дяде». А так не хотелось! Было желание просто брести в теплых ранних сумерках к видневшемуся впереди мосту через реку, вознесенному высоко над ней, продолжать свидание с юностью.

Идя рядом с Викой, Сергей вдруг вспомнил слова романса: «Я встретил вас, и все былое…»

«Прямо как будто об этой неожиданной встрече, — думал он. — Не видел ее эти годы и почти не вспоминал время, прожитое вместе. А если изредка оно и оживало в памяти, то не волновало, а воспринималось как что-то нелепое».

И вот сейчас Сергею не хотелось расставаться с Викой, тянуло к ней. «А может быть, действительно она права: хорошее все же было. Как его назовешь: любовью, влечением?»

— Значит, стал журналистом. Молодец. Уважаю людей, добивающихся цели. Ты, наверное, один из двух корреспондентов, о которых дядя говорил.

— Не понимаю тебя.

— Дело в том, что приехала я вчера к дяде и застала его и тетю очень расстроенными. Дядя рассказал мне, что по клеветническому письму прибыли из Москвы два корреспондента.

— Какая фамилия у дяди?

— Дворецкий.

— Дворецкий?

— Да.

— Директор филиала?

— Какого филиала? — спросила Вика, чтобы подчеркнуть, что далека от служебных дел дяди.

— Той конторы, куда ты заходила.

— Да?

— Мы действительно здесь по письму работников филиала.

— Ты давно в Ростове? — спросила она.

— Со вчерашнего дня.

— И то, что в письме, подтверждается?

— Прости, Вика, это редакционная тайна.

— Я только одно могу сказать: дядя Аркаша, для тебя он Аркадий Ефимович Дворецкий, в нашей семье всегда был примером честного и порядочного человека. У тех, кто написал о нем в вашу газету, наверное, морды в пуху. Вот и хотят от себя удар отвести.

— Мы приехали разобраться, Вика. Такой сказочный вечер, не хочется о делах говорить.

— Мне тоже. Но знаешь… Я была у своих дома, увидела тетю, она сердечница, сейчас слегла. А ей совершенно нельзя волноваться. Неотложку при мне вызывали. Тут невольно заговоришь. Сережа, прошу тебя, очень прошу, сделай все зависящее от тебя, чтоб честный человек не пострадал.

— Если он честный — безусловно. Где ты остановилась?

— В «Интуристе» на улице Энгельса. Не хочу стеснять дядю. Надеюсь, проводишь?

Она не могла отпустить Сергея. Не хотелось расставаться с ним, а потом — дело не довела до конца. Сергей обещал ей защитить «дядю», если тот окажется честным. Вике же нужно было, чтобы Сергей защитил нечестного Дворецкого. Ради этого она летела сюда. Как это ей сделать? Взятку Сергей не возьмет, только все дело испортишь.

Стемнело. Мост через Дон обозначился яркими фонарями. На теплоходах зажглись огни и отразились в глубине черного зеркала реки.

Ей вспомнился их столетней давности разговор после спектакля «Правда хорошо, а счастье лучше». Тогда, в ранней молодости, для Сергея без правды не было счастья, для нее же оно стояло впереди, ради счастья и правдой можно поступиться.

И сегодня они были верны высказанному тогда.

— Пойдем, — сказал Сергей.

— Куда?

— Как куда? Я провожу тебя, ты ведь просила.

— Да, да… Я просто думала о другом. Ты молодец — добился своего. Стал журналистом, собственного принципа держишься. Настоящий мужчина. Уважаю таких.

Она не чувствовала досады на него, было приятно, что он — ее первая любовь. И не жалела, что прилетела в Ростов.

Вика повернула к нему голову, остановилась, взяла за руки и долго смотрела на него. Ей стало ясно: ничего из ее дела не выйдет. Не будет Сергей выгораживать Дворецкого.

— Чистый ты человек, Сережа.

— Что так вдруг?

— Не вдруг, я это поняла еще, когда мы вместе жили. Таким ты и остался. Пошли.

На улице Энгельса Сергей и Вика сели в троллейбус и доехали до гостиницы. Она стояла в сквере, высясь своим многоэтажьем.

Они подошли к скамейке.

— Посидим немного, — сказала она.

— Что же, Вика, до следующей случайной встречи?

— Ну почему, если можно, позвоню тебе домой.

— Если будет желание…

— Знаешь, Сережа, ты подожди меня здесь. Есть у тебя время? Я скоро. Надо позвонить в Москву.

Вика направилась к гостинице. По автомату она набрала свой помер. Сразу же в трубке услышала голос мужа:

— Куда же ты пропала? Я уж тут все передумал. Как у тебя?

— Гречанный обещал помочь по возможности, — соврала она. Ей не хотелось расстраивать мужа и в то же время сильно обнадеживать. — Он ведь не один и, кроме того, младший из двух.

— Не много, но все же кое-что…

— Валя, ты бы сам попробовал, — обиделась она.

— Вика, что с тобой? Такого от тебя я никогда не слышал.

— А ты даже по поздоровался со мной.

— Ну прости. И все же твой тон…

— Обычный, — сухо сказала она.

— Что Дворецкий?

— Скис совсем. С моим приездом немного приободрился.

— Завтра меня обещал принять зам.

Вика поняла:

— Желаю успеха. Как Боренька?

— Все хорошо. Когда вылетаешь?

— Наверное, завтра. До встречи.

— До свидания.

Разговор с мужем вызвал у нее раздражение. Все должны служить ему, в голове только дело, дело, дело, на каждого зависимого от него он давит. Неясное ощущение этих мыслей давно таилось у Вики, а сегодня стало внезапно четким, наверное, после встречи с Сергеем. И было обидно, что она так безропотно, как крепостная, служит Звягинцеву.

Если она поделится своим протестом с матерью, то обязательно услышит от нее: «Да ты что, он столько для тебя сделал! Такой человек!» — «А я приложение к нему», — ответила бы она матери.

Вика позвонила Дворецкому и представила свой разговор с Сергеем примерно в таком же духе, как мужу.

— Спасибо вам, спасибо, Виктория Борисовна. Дай бог, дай бог…

— Будем надеяться, Аркадий Ефимович. Но… есть много «но», которые от Гречанного не зависят. Он не один. Я хочу завтра улететь, помогите, пожалуйста, с билетом.

— Не сомневайтесь, все будет в порядке. Я до одиннадцати позвоню вам.

— …Я не очень долго? — спросила Вика у Сергея. Она села с ним рядом на скамейку.

— Вполне терпимо, — сказал он.

— Хочешь посмотреть, как я устроилась?

Когда они оказались в ее номере, Сергей сказал:

— Знаешь, Вика, у меня такое ощущение, что нечто подобное сегодняшней ситуации было у нас.

— Может быть, ты про то, как я первая позвонила тебе после нашей ссоры?

— Возможно.

— Ну а тогда я не уронила себя в твоих глазах?

— Нет.

Вика сплела руки на его шее, притянула голову к себе и поцеловала.

…— Сережа, я ни разу не думала, живя со вторым мужем, что такое может случиться. Скажи мне кто-нибудь — я бы с ним на всю жизнь разругалась.

Лежа рядом с Сергеем, она закинула полные белые руки за голову.

— Понимаю тебя. У меня тоже мысли не было… Как мы плохо знаем себя! И я чувствую неловкость. Не за этим сюда приехал.

— Сережа, не ругай себя. Виновата я. Хотя то, что случилось, не в моем духе. Поверь мне.

— Верю.

— Если мама узнает, ее удар хватит. Ты меня очень презираешь, Сережа?

— Нет, твой порыв был искренним. Может быть, я даже лучше стал о тебе думать.

Помолчали. Сергей сказал:

— Надо идти к себе в гостиницу. Я ведь не один здесь.

— Да, да, иди, Сережа. Я не буду провожать тебя. Не рассердишься?

— Лежи, лежи.

Уже одетый, он подошел к постели попрощаться. Она протянула ему руку. Сергей пожал и вышел из номера.

«Боже мой, что же я наделала? — думала Вика. — Приехала, чтобы помочь человеку, а значит, мужу, своей семье… В результате же себя унизила, хотя Сергей говорит, что стал лучше обо мне думать. А может быть, после всего Сергей действительно сделает все возможное для Дворецкого?»

От этой мысли ей стало легче. Захотелось позвонить мужу, повиниться перед ним. Предлог есть — она с ним резко говорила. И потом у него такое тяжелое время. Он, наверное, еще не спит…

— Это снова я, Валюша, ты еще не спишь? Захотелось пожелать тебе спокойной ночи. Ты не сердишься на меня?

— Нет, рад звонку.

— Спасибо тебе. Я сделала все возможное, спи спокойно. Завтра увидимся. Целую тебя.