Хорошо снова быть дома. Хорошо вернуться к себе в Уолтемстоу. Все понимают, чего ты говоришь, в любое время дня и ночи тут тебе и пинта пивка, и ганжа, и пирожки ямайские. На Ямайке ганжу нигде, кроме аэропорта, и не продают. А пирожки там все с козлятиной.
Все-таки, скажу я вам, на Ямайке пожарче будет. И колибри там дофига, не то, что в Уолтемстоу, и джунгли. Зато в Уолтемстоу есть Ллойд-Парк, а там утки.
Я был рад, что вернулся, понимаете, о чем я?
В квартире у меня вовсю херачило отопление. Не иначе Шэрон заходила, у других-то ни у кого ключей нет, даже у Норин. Молодчина она, наша Шэрон. В холодильнике молоко, буханка хлеба и масло. Сделал в шесть этажей тост, густо маслом намазал. Выпил четыре чашки взаправдашнего чаю. Пошел спать.
Проснулся часа через два — не то мутит с дороги, не то разбитый весь. Прошелся по квартире — ну да, так и есть, качает. Надо бы взбодриться. Кофе по всей квартире навалено, да только все в зернах — какой с него прок. Нашел за холодильником пару «эксиков» — должно помочь.
Звоню Джорджу. Застал дома.
— Джордж, — говорю, — приятель, как твои синяки поживают?
— Господи, — говорит, — я ведь поменял номер. Откуда он у тебя?
Пробую еще раз.
— Джордж, — говорю, — приятель, как твои синяки поживают?
— Более-менее, — отвечает, — надеюсь на следующей неделе на работу выйти. А как твои перебитые пальцы? Ты у мамаши под крылышком поправлялся?
— Нет, Джордж, — говорю, — я сгонял на Ямайку.
— На Ямайку?!
— Ага. Поправлялся, как ты говоришь; думаю, должно помочь: солнышко там и все прочее, и тебе советую. Да я вот только вернулся.
— Ах ты стервец вороватый!
— Что-то ты не очень меня привечаешь, Джордж. Хорошо бы тебе стать поласковее.
— И билет, небось, в оба конца взял на выходное пособие? Или социалка оплатила?
— Если уж тебе так интересно, истратил все сбережения.
— Сбережения у него! Когда я тебя в следующий раз штрафовать буду, чтоб ты мне все эти свои сбережения выдал, а то даже разговаривать не стану, пойдешь у меня под суд, как миленький.
— Я перевоспитался, Джордж. И уже оплатил свой долг перед обществом; слыхал про такое?
— Я скорее поверю, что слоны летают.
— Ладно, Джордж, очень приятно с тобой трепаться, только ведь я звоню типа по делу.
— Ладно, Ники, подожди минутку, пока я успокоюсь.
Положил трубку рядом с телефоном, пошел, налил себе чашку чаю и вернулся. И все за мой счет, пока у меня денежки капали.
— Ну, так что ты хочешь?
— Джордж, я узнал, почему нас тогда поколотили, слышишь, что я говорю?
— Ники… Ники, если у тебя есть информация, обратись в чингфордский ДУР и поговори с Ти-Ти, только не по телефону, слышишь ты меня?
— Ты хочешь сказать, ублюдки-легавые поставили меня на прослушку?
— Сейчас есть разные способы, Ники, и люди есть разные. Лично я в это дело впутываться не хочу. Я и так уже впутался, и чем все закончилось?
— Нам надо поговорить, Джордж.
— Обращайся к Ти-Ти. Послушай, что он скажет.
— Джордж, мне не по нутру этот засранец. Он из долбаной уголовки, слышишь ты меня?
— Я тоже из полиции. Если хочешь говорить с полицией, сделай это по правилам.
Бог ты мой. Дыхнуть нельзя стало, везде эти долбаные правила. Прежде, бывало, закончились бабки, идешь в пятницу вечером в участок, сдаешь парочку злодеев, а в понедельник утром топаешь к легавым в кассу и получаешь по чеку бабло. Само собой, это я не про себя, а про стукачков говорю.
Позвонил Рамизу на мобильный. Недоступен.
Недоступен? Трахает, наверное, какую-нибудь телку, вот и недоступен минут на десять. Перезвонил через пятнадцать, дал им еще пять минут — вдруг захотят по второму заходу. Снова недоступен. Да о чем он вообще думает? Как с ним связаться-то? Из больницы его уже выписали. Позвонил ему домой, трубку взяла одна из его сеструх-симпампушек. Сказала мне, что он-де недоступен.
Позвонил Шэрон на старый мобильник, который еще я ей подарил.
— Все для вас, — говорит она.
Чего?
— Чего? — переспрашиваю.
— Все для вас, чем могу помочь, не хотите ли сделать заказ?
— Шэрон, это что за хрень?
— А, это ты, Ники.
— Ну, ты даешь, Шэрон. Что это за «все», блин, и для кого это для вас?
— Массаж на дому, Ники.
— Чего на дому?
— Массаж. Я тебе еще не говорила, думала послать к тебе на днях девочку. Мы тут дело открыли: надомный массаж, в принципе, это как пиццу доставить, разница небольшая.
Рехнуться можно.
— Рехнуться можно, — говорю, — да у тебя дела пошли на лад, пока меня не было, сестренка. Ну и что, ты ездишь на дом?
— Не я, Ники. Я просто координатор — ну, знаешь, как в такси. На точках работает Шелли Розарио и один-два парня.
— Что за парни?
— Шерри МакАлистер, Уэйн Сэпсфорд и Марти Фишерман за рулем.
— На «мерсе», что ли?
Хихикает. Марти этого все звали не иначе, как Марти-Мерседес — потому как он однажды, было дело, угнал «Мерседес». С тем же успехом он мог быть Ауди Марти, Астра Марти, Сьерра Марти или Лада Марти — потому как он перепробовал все марки до единой, но вот Марти-Мерседес прилипло. Катался на этом «мерсе» по всему кварталу, доволен собой до чёртиков, пока легавые минут через десять его не тормознули: им, видите ли, показалось странным, что пятнадцатилетний малец пригнал здоровенного «мерина» на шикарную Прайори-Корт.
— А кто у вас там за главного?
— Я всего лишь диспетчер, Ники — посылаю девушек, даю знать ребятам на тачках. Откуда мне знать, кто хозяин.
Вот оно. Шэрон, конечно, была тут ни при чем, а только дело было в этом, не иначе. И то, что ее «предупредили», было никак не связано с тем, что она — моя сестра. Это-то простое совпадение. «Предупредили» ее потому, что они с приятелями начали какое-то дело, а она была «лицом» фирмы. Они организовали свое дело и тем самым заступили на чужую делянку. В прежние времена в Уолтемстоу не было работающих девчонок, за массажем приходилось ехать в Виппс-Кросс. Сейчас таких фирм стало больше — и одиночки, и целые синдикаты.
Шэрон была «лицом» фирмы, ее оператором. Не имело значения, кто стоял за всем этим, — предостережение получила она.
— Шэрон, а где Рамиз? Он мне срочно нужен поговорить.
— Улетел к своему дяде в Бирмингем, Ники. На неделю. Только это секрет. Убрался от греха подальше.
— Скажи ему, пусть позвонит мне, нам надо встретиться.
— Я передам. А ты как, в порядке? Ты ведь заедешь, расскажешь нам, как и что? Или ты хочешь, чтоб я заехала?
— Лучше я сам приеду, Шэрон, повидаю мамашу. А Говносос будет?
— Он работает в вечернюю смену.
— Ну так я завтра заеду. Да, кстати, это ведь ты присматривала за моей хатой, пока меня не было?
— Да чего там, Ники, пустяки это.
— Увидимся.
Нам всем нужно было поговорить. Я позвонил Ти-Ти.
Позвонил в чингфордский ДУР и говорю:
— Мне б Ти-Ти.
— Его нет, — отвечают.
— А где он?
— Офицер Ти-Ти ведет наблюдение. А кто это, простите?
— Скажите, Ники. Скажите, срочно.
Пятью минутами позже прорезался. Видать, наблюдение его было в сортире.
— Ники, — говорит.
— Ти-Ти, — говорю.
— Ники, я слышал, ты был на Ямайке. И что ты мне привез? Ганжи ямайской мне привез, а?
Скоренько он прознал, что я на Ямайку ездил.
— Надо поговорить. Чтоб ты и я, и другие тоже.
— А в чем дело?
— Только срочно. Пока всех нас прямиком на тот свет не наладили.
— Может, ты хотя бы намекнешь, о чем речь?
— Не-а. Я хочу сказать только одно: нам нужен серьезный разговор, обсудить надо, как и чего. И еще: я хочу знать, сам-то ты честный коп, или как? Речь-то ведь идет об оборотнях в вашем ДУРе и вообще, короче, мне надо знать, сам-то ты честный, а, мужик?
Я хотел выяснить, берет он на лапу или нет, и не нашел ничего лучше, как спросить его самого. Этот Ти-Ти не растерялся.
— Ничего себе, — кричит, — да какого хрена! Я — офицер полиции!
— Снял бы шляпу, да нету. Мне понадобятся свидетели, причем и из вашего брата, только чтоб не по уши в дерьме. Для начала позови Джорджа Маршалла, он подойдёт.
— Ах ты ублюдок несчастный, да какого хера ты тут…
— Заткнись, чувак, — я был не в настроении лаяться. — Джордж — это раз, и приводи еще одного коппера, о котором знаешь, что не продаст. Тут нужен такой чистоплюй, чтоб на рыле ни пушинки.
— Я приведу Карен Мохаммед. Причем я заранее категорически исключаю любое…
— Ладно, ладно. Со мной будет целая толпа — кто-то уже примешан, другие — скоро будут. Ты не возражаешь?
— Да нет, ради бога, если, конечно…
— Я еще хочу позвать кого-нибудь из окружного Совета, кто смыслит в этом деле.
— Из Совета!
— Ну да, и может, бабу какую из газетки.
— Ты что это задумал, ублюдок ты эдакий?
— Да это мне, чтоб задницу прикрыть, к тому ж, в этой газетке такие смачные телки работают. Еще, может, позову кого-нибудь из Пробации…
Я уже думал об этом, хотел прикрыть и этот фланг тоже.
— Из Пробации! А эти на кой хрен тебе нужны — с них толку, как с козла молока.
— Позову этого Энди, пускай хоть на пару часов делом займётся, чем самопальное пойло гнать. Кстати, хочу предупредить, старик: будет предлагать — не пей, ни за что не пей. Я как-то забрел к нему, принял стакашек. Через двадцать минут скакал зеленым чертиком.
В разговоре наступила пауза.
— Я не стану тебя спрашивать, что это все значит, — говорит Ти-Ти, — наверное, что-то и в самом деле важное. А где состоится это наше высокое собрание?
Вот тут все с ним стало мне ясно, как божий день. С одной стороны, он подозревал, что все это фуфло, и я его накалываю, а, с другой, — чем черт не шутит — вдруг у меня для него какие-то расчудесные новости, и ему светит повышение, никаких тебе ночных смен, да и накладные пощедрее.
— В столовке Виппс-Кросса.
— Чего?
Пивом в больничной столовке не торговали, для такого собрания оно, конечно, минус. Но зато удобно — для всех наших амбулаторных и тех, кто на физиотерапию ходит. Сам я бывал там чуть не каждый день с тех пор, как выписался, окромя тех дней, что был на Ямайке, а после Ямайки мне это еще больше понадобилось. Джорджу, Рамизу и Дину физиотерапия тоже не помешает, это уж точно. А картошка жареная в этой столовке просто пакостная. Может, захотят купить у меня немного кофе «Синие горы» — хоть десертом больных порадовать. Кто его знает.
— Короче, тащи свою Карен, и чтоб никому ни звука, ни единой душе, ты понял меня, понял? Речь о серьезном преступлении, очень серьезном, если я все правильно понимаю. Прознают не те, кому надо, и мы с тобой оба трупы. Оба, слышишь?
— Я слышу все, что ты говоришь, Ники, только это все как-то неординарно, и если вдруг что…
— Столовка Виппс-Кросс, четыре ноль-ноль, понедельник, — говорю. И шмякнул трубку.
Потом позвонил Энди в Пробацию, но того, как всегда, на месте не было.
— Ники, ты где пропадал? — спрашивает Рози-секретарша. — Ты два раза подряд не отметился, Ники. Энди взял отгул на неделю — ремонт дома делает, а Аннабель Хиггс, я слышала, что-то там говорила насчет ордеров да судов, в таком духе.
— Погоди, Рози, не тараторь, у меня сейчас барабанная перепонка лопнет. Я позвонил, чтобы поговорить с этим Энди, блин.
— Но ведь ты условный, Ники, разве нет? Ты обязан отмечаться. В пятницу я видела на рынке твою матушку, вроде нормально выглядит после той операции, а?
— Рози, ты меня убиваешь. Неужто я впрямь два раза не отметился?
— Два раза, Ники, два раза подряд.
— А Энди вашего, значит, нету.
Хоть ума хватило не сказать этой Рози, что был на Ямайке. В спешке забыл сообщить в Пробацию, что лечу на Ямайку — и это на режиме УДО под честное слово.
— А кто сегодня дежурит?
— Сейчас гляну… Дороти Макерере.
— Как она — ничего?
— Хорошая тетка. Скандалить не станет. И одевается прилично.
— Скажи ей, я заскочу попозже.
— Скажу. Только не подведи меня, ладно?
— Железно.
Вот дерьмо, опять звонить надо.
Застал Энди дома, пусть спасибо скажет — оторвал от ремонта чего-то там. А он вместо спасиба говорит:
— Вот дьявол, Ники, я ведь номер поменял, только чтоб ты мне сюда не звонил. — Похоже, они все свои номера поменяли, думали, это им, дуракам, поможет. — Откуда у тебя номер?
— Зря ты старался-тратился, Энди, — говорю, — ты чего, забыл что ли, как приглашал меня к себе на хату, как впарил мне ворованное стерео и умолял научить твоих пацанов тырить тачки?
Он хихикнул нервно. Был я у него раз, так он дал мне старую кровать для Келли; ей тогда как раз квартиру дали. Насчет стерео я для понта завернул, а пацанам его тогда года по четыре было. Ладно, шутки в сторону.
— Короче, чего тебе надо, Ники? — спрашивает Энди. — Я кухню доделываю, а тут ты звонишь со своими подначками. Теперь, пока от тебя отделаюсь, столько времени потеряю, могу не успеть. Однако говори, пожалуйста, прошу тебя.
— Энди, — говорю, — ты должен быть в столовке госпиталя Виппс-Кросс в понедельник в шестнадцать ноль-ноль.
— Понял. А зачем, собственно? У них там в меню лазанья, да?
— Я не могу по телефону, Энди. Только ты никому не рассказывай, ладно? Главное, никому в своей конторе, идет? Очень тебя прошу.
И повесил трубку.
Пока звонил в газету, вспоминал, как звали ту клевую телку, что меня ославила после чехарды на почте. Спросил ее.
— Алло, — говорит та телка, — это Бриджит Тэнсли, чем могу помочь? — Голос такой, будто попал в финансовую корпорацию или офис судебного пристава — там они все так отвечают.
— Ты девушка, которая меня расписала после почты?
— Простите, я, кажется, не расслышала или не поняла. Кто вы, говорите?
— Ники Беркетт. Помнишь, ты написала в газете про почту на Вуд-стрит?
— Ах… да. Ники Беркетт! Я помню вас, да. Вам двадцать три, только освободились из заключения, большой говорун — это вы, так ведь?
— Точно так. А хочешь сенсацию? — спрашиваю.
— Больше всего на свете, — говорит, — и что у вас для меня?
— Прямо сейчас не могу тебе сказать. Жди меня у «Джимми» на Маркхаус-роуд в три часа в понедельник. Идет?
Мне скоро будут нужны надежные свидетели, и я не хотел, чтоб об этом начали болтать на каждом углу.
— Идет… а кто такой Джимми?
— Ну, ты даешь. «Джимми» — это ж самое клевое кафе в Уолтемстоу. Кухня английская, тайская, какая хошь.
— О, простите, я еще не слишком хорошо знакома с Уолтемстоу. Это моя первая работа, а материал о налете на почту — пока что моя лучшая статья.
— Жаль, что ты напридумывала там только половину.
— А сама я из Бишопс-Стортфорда, слыхали?
— А то. Значит, придешь в понедельник?
— Приду.
Главное было сделано, теперь можно взяться за остальное. Корешей собрать было не проблема. Проблемой было никуда не соваться и ни во что не встревать, чтоб ничего не рвануло до понедельника. Чтоб ничего не нарушило плана.
Поехал в Уондсворт повидаться со Слипом. Поехал в этот раз на метро — добираться пришлось чуть не полдня. Потом еще прождал битый час, пока они его там отыскали, а когда привели, настроение у меня было не самое благостное.
Ему я, правда, обрадовался.
— Старик, — кричит.
— Черт побери, Слип, где ты шляешься, трахаешь начальницкую миссис, или как?
— Обычное дело, старик, метем и драим коридоры в корпусе. Готов спорить, что теперь наш корпус — самый чистенький изо всех британских тюремных корпусов, раз уж я лично взялся за то, чтоб навести в нем марафет. Метем и драим, старик, метем и драим.
Слип был большой аккуратист, что правда, то правда.
— Я звонил бабуле! — говорит.
— Чего?
— Я звонил бабуле. Говорит, что ты чудесный молодой человек, и что у меня очень милые друзья. Ну да! Я сказал ей, что ты первый из мошенников, и чтоб она в следующий раз смотрела в оба, не то ты утащишь всю ее сладкую картошку.
— Слушай, Слип, я, значит, плачу налоги для того, чтобы ты мог названивать своей заокеанской бабуле?
— Какие еще налоги? Да и вообще я не привык зависеть от системы, я, знаешь ли, продал по свободным расценкам тот симпатичный комочек, что ты мне приносил — ему тут у нас многие были очень рады, — и купил себе такие маленькие зелененькие карточки для телефона, чтоб можно было позвонить бабуле.
— Она у тебя что надо, верно?
— Я ж тебе говорил. И она сказала, что слыхала, что ты ездил в горы и нашел маленьких-маленьких фермеров, так это правда, Ники? Мы в деле? Мы можем себя поздравить?
— А она не слыхала о том, что не все так гладко?
— Точно она не знает, был какой-то слух, что ты скончался в жутких мучениях в какой-то деревушке, куда скатился с гор. А что, это правда? Ты такой крепыш, зачем тебе какие-то тропинки, почему не попробовать просто спрыгнуть?
Я перегнулся через стол.
— Принести тебе «Твикс» или, может, «Марс»? Ну и там какие-нибудь яблоки, или еще что?
— «Твикс», как обычно. Просто навали там на поднос всякой всячины.
— У нас только полчаса, Слип, так что я сейчас принесу тебе поесть, а потом расскажу, как и что. Это история не из коротких.
— Так, может, тебе лучше вернуться со мной в нашу камеру? Ты не стесняйся, я приглашаю.
Я сходил к волонтеткам, а потом рассказал ему о том, как съездил на Ямайку. Все — от начала до конца. Он то радовался, как ребенок, то грустил, будто я ему сахару в чай забыл наложить.
Особенно разволновался из-за шезлонгов.
— Ты уверен? — спрашивает. — Так-таки уверен? У них уже есть шезлонги, ты их с лежаками не перепутал?
— Нет, конечно. Рухлядь, конечно, как у старьевщиков скупили, но шезлонги. Найти их несложно. Они на Ямайке не редкость.
— Паршиво, старик, очень нам некстати такая незадача. Значит, какой-то жучила-антрепренер туда раньше нас добрался.
— Что это за слово, Слип?
— Жучила?
— Нет, это я у тебя уже знаю. Второе.
— Антрепренер. Это по-французски, ты должен знать.
— Между прочим, то, что я знаю по-французски, не значит, что я должен все слова знать. Это я, правда, слышал. Только не помню, что означает. Так ты говоришь, что эти сволочи там уже побывали? Тайно?
— Да, какой-нибудь шустрый жучила-антрепренер, не иначе. Зажучил мою идею. Приволок туда шезлонги. Черт бы его побрал! Теперь придется изобретать другую схему.
Расстроился он не на шутку. Я даже подумал, как бы с ним нервный приступ не случился.
Дал ему допить чай, потом кофе, потом съесть «Твикс» и все его яблоки, чипсы и печенье. Пусть успокоится. Потом говорю:
— Так значит, надо еще что-то придумать? А одного кофе нам не хватит?
— Кофе — это супер, это идея что надо. Тут все как по маслу пойдет. Вот только если уж ты хочешь, чтоб твое предприятие имело полный успех, нельзя порожняком ездить, понимаешь? Вот, например, поехал ты на Карибы за бананами — ты же не поедешь порожняком. Ты поедешь с грузом, повезешь чего там у них на Карибах не хватает — компьютеры, например, или…
— Шезлонги.
— Заткни пасть, а, Ники!
Мы посидели и подумали. Потом еще немножко подумали. Потом время посещения истекло, а мы так ничего путного и не придумали. Слип говорит:
— Надо еще подумать. Вообще-то мы на одном этом кофе можем хорошие бабки срубить, только понимаешь, Ники, успех-то надо максимизировать.
— Ну да. Вроде того.
— Максимизировать его, чтоб по швам трещал! В общем, подумай над этим, братишка, а пока поезжай-ка ты в Британский Совет по внешней торговле, попробуй получить лицензию, как я тебя учил. Слышишь меня?
— Слышу. Ты здесь пока обретаешься?
— В Хайпойнт хренов переводят следующим транспортом. Там и увидимся.
— Увидимся.
Вот только судьба опять распорядилась по-своему.