Уже через десять минут скромная «Виктория» превратилась в копошащийся муравей ник. Мы с Накагавой нагнали больше двадцати следователей и экспертов из управления, подъехали пять машин «скорой помощи», а районные участковые строили вокруг ресторана импровизированные пикеты против возможных набегов наглых, пронырливых журналистов. Каждый занимался своей работой: следователи расселись по разным столикам и протоколировали проходящих через них по очереди студентиков; криминалисты колдовали над отпечатками пальцев и прочими следами; часть медиков мазала зловонной белой мазью покрытые жуткими багровыми волдырями сожженные сквозь куртки могучие спины стонущих и матерящихся Илюхи и Серого, а другая часть бережно вправляла японскому крылу бандитского интернационала смещенные и облегченные мною челюсти; по залу суетливо носился прискакавший через пять минут после прибытия первых патрулей главный менеджер ресторана, инспектор — сержант безуспешно пытался раззомбировать дежурную официантку, а мой друг Ганин сидел в ожидании своей участи на месте главного бандита рядом с Накадзимой и напротив его подельников.

Я, как самый старший среди всей этой братии по званию, после того как кратко ввел в курс дела дежурного начальника ближайшего районного поста, заниматься ничем не хотел. Только вызвал из управления еще пару микроавтобусов для накадзимовской компании, которую прилюдно в зале допрашивать не собирался. Затем отзвонил Нисио, который, оказывается, уже был дома и в домашнем халате дремал у телевизора, и с чистой совестью вышел на воздух. Первое, на что я бросил свой притупившийся от назойливой ломоты в костях взгляд, была «шелловская» заправка: все так же ярко освещенная, все такая же свободная от машин. К ее внешнему дизайну теперь добавилась контрольная желтая полицейская лента, которой расторопные участковые успели обнести ее территорию, а также стоящие на пороге офиса два молоденьких, насколько мне было видно через перекресток, паренька в таких же, как у Накадзимы, комбинезонах. С ними тоже, разумеется, надо было разбираться, потому что первый бугай заходил к ним в конторку, стало быть, они теперь свидетели. Я хотел вернуться в зал, чтобы отправить кого-нибудь из лейтенантов заняться этими заправщиками, но меня остановил шум, вернее, вид подъехавших в этот момент к заправке трех «тойот».

Это были наши машины — из управления, но не обычные, черно — белые, патрульные, а полностью черные, с пропечатанными на передних дверцах через фабричный трафарет золотистой краской огромными эмблемами нашего управления полиции. На таких машинах мы ездим не по оперативным делам, а по более важным, специальным и ответственным. Для Нисио пока было слишком рано — ему до Сумикавы минут сорок добираться, поэтому мне стало интересно, кто это из наших сюда пожаловал. Меня сразу же насторожил какой-то чересчур вкрадчивый — пугающе неторопливый, по-кошачьи коварный — подъезд машин к заправке. И самым тревожащим фактом было то, что все три они остановились именно у «Шелла», а не стали переезжать перекресток, чтобы встать на ресторанной стоянке, где, несмотря на обилие шумного, мерцающего в ночи разнокалиберного служебного транспорта, было еще достаточно свободных мест.

Я пригляделся к подъехавшим машинам, из которых неторопливо стали вылезать мужики — кто в штатском, кто в форме. Всего я насчитал их одиннадцать человек, и появление троих из них меня, признаться, удивило больше, чем внезапный трюк Ганина с раскаленным маслом. Это были сегодняшний Канеко из дорожного отдела и два его напарника — Ямада и Танака. Ямаду я сегодня уже видел у дорожников, а Танака, как сказал Канеко, «ушел домой», а то я бы его тоже увидел, теперь его, стало быть, из дома вернули на службу. Как любит говорить почетный чабан всех времен и народов Ганин, «вызвали в ночное». Дальше — лучше: вся эта гвардия, как оказалось, и не думала переходить дорогу в моем направлении, и, кроме косых, через плечо, секундных взглядов, ни я, ни моя «Виктория» с их стороны больше ничем удостоены не были. Они собрались на несколько секунд в могучую кучку как обычно роятся — мне так и непонятно зачем — вокруг вратаря перед началом матча хоккеисты и футболисты, а затем деловито разбежались по заправке и начали вытворять такие фокусы, от которых мне на время стало не по себе. Кто-то полез по металлическим скобам на среднюю бетонную арку заправочного комплекса, кто-то по приставной лестнице начал карабкаться в левый верхний угол массивной въездной рамы автоматической мойки, кто-то прилип к одной из бензоколонок, кто-то исчез в конторе.

Естественно, такое невнимание ко мне и моей «Виктории» со стороны, скажем, того же Канеко, с которым мы два часа назад мирно пили посредственный кофе и искусно точили лясы, меня раздражило, и я помчался через пустынный перекресток, чтобы приобщиться к тому таинственному пока для меня делу которым так сосредоточенно занимался высадившийся безо всякой помпы многочисленный десант из управления. Я подошел к мойке и подождал, пока забравшийся на самый верх львиного зева ее растревоженного фасада Ямада не соизволит спуститься. Спустился он через полминуты, держа в руках какой-то малюсенький пластиково-металлический приборчик, из которого во все стороны торчали обрывки разноцветных проводков.

— Привет, Ямада-сан! — Я не без успеха сымитировал расслабленность и беспечность.

— Здрасте, — буркнул явно не настроенный на светские беседы при полной луне и ослепительном неоне Ямада и поспешил засунуть приборчик в черный непрозрачный целлофановый пакет, который извлек из кармана форменного кителя.

— Чего это вы тут делаете? — не сдавался я.

— Задание выполняем, — все так же неохотно разжал губы невеселый Ямада.

— Какое, если не секрет?

— Золотое… — опять пробурчал Ямада и попытался уйти от меня и от ответа с ответственностью.

Я, утомленный сегодня не столько физическими истязаниями, сколько невниманием со стороны коллег остановил его за рукав:

— Какое задание, Ямада-сан?

— Грехи ваши зачищаем. — Ямада вырвал свой рукав из моих пальцев и направился к одной из машин.

Я осмотрелся: среди копошащихся в разных точках заправки единственного более или менее нормально говорившего сегодня со мной дорожника Канеко видно нигде не было, и мне пришлось пройти внутрь заправочного комплекса. Здесь ребята из управления тоже возились по разным углам: кто — в магазине, кто — в конторе, а сосредоточенный Канеко отвинчивал здоровенной отверткой верхнюю переднюю панель автомата по продаже разнокалиберных баночек и бутылочек с безалкогольными напитками. Когда я подошел к нему он уже закончил свои отверточные работы и теперь аккуратно ставил отделенную от автомата панель к его боковой стенке.

— Канеко-сан, чего это вы тут, а?

— А — а… Минамото-сан, давно не виделись… — вяло пошутил Канеко и запустил руку куда-то в глубь обнажившихся внутренностей призывно сияющего автомата.

— Ты объяснишь мне, в конце концов, что здесь происходит, или опять в молчанку играть будем?

— Что происходит, господин майор… — начал Канеко таким тоном, что я сразу понял: сейчас я для него не старший по званию и не близкий по разуму а самая последняя дрожащая тварь, какую только носит наша многострадальная японская земля, — вам-то лучше, я думаю, знать. Разве нет?

— Разве нет, Рикио-кун! — Канеко вновь, как сегодня — у себя в отделе, пробудил во мне звериные чувства, напомнившие мне, впрочем, о том, что я, наверное, действительно все — таки тварь, но, правда, уж никак не дрожащая. — Что ты там копаешься?!

— Вот чего! — Канеко выдернул из внутренностей питьевого автомата такой же приборчик, какой я только что на улице видел в руках у Ямады. — Вот чего, смотрите!

— Что это? — Две трети прибора мне не было видно из-за канековских пальцев, но я, кажется, уже начинал догадываться, в чем, собственно, тут дело.

— Это, Минамото-сан, камера, — ледяным голосом произнес сердитый Канеко.

— Наблюдения?

— Наблюдения, наблюдения… — Канеко покачал головой в знак согласия и искоса взглянул на меня.

— И за кем наблюдали?

— Догадайтесь! — вперился он в меня своими переполненными ядом и ненавистью глаза.

— За Накадзимой?

— За Накадзимой, за Накадзимой.

— Дорожный отдел — и внешнее наблюдение! — Мои глаза и уши отказывались верить в реальность происходящего. — Канеко-сан, с каких это пор дорожники шпионской техникой стали пользоваться и заправщиков пасти?!

— Так не от хорошей жизни, господин майор! Мы же сегодня с вами в столовой согласились друг с другом, что ситуация складывается критическая, — значит, и меры нужно принимать адекватные, а не сюсюкаться с ними, как это было до сих пор!

— С кем «с ними»? — Как меня достает эта недоговоренность! Неужели так трудно говорить прямо!

— Вы меня извините, Минамото-сан, но нас через пару часов ждет официальная беседа при вашем и моем начальстве. Там вы все и узнаете — я события торопить не хочу. И так жалею уже, что сегодня с вами в управлении разоткровенничался… Там все узнаете, на беседе. Потерпите, немного осталось…

— Какая беседа?! — Я даже вздрогнул от этого лицемерно приветливого слова — «беседа»; знаем мы эти беседы, ничего хорошего они никому из нас не сулят, тем более при начальстве.

— В два тридцать у заместителя начальника управления, — с полным отсутствием каких бы то ни было эмоций сообщил Канеко. — Накадзава-сан нас всех собирает.

— В два тридцать ночи? — Я попробовал съязвить, хотя было понятно, что иронизировать сейчас не в моих интересах.

— В два тридцать ночи, — пресно согласился со мной колючий и неприступный Канеко.

— А до утра с беседой подождать нельзя? Скажем, в два тридцать дня, а? Нельзя?

— Нельзя, — отрезал недовольный и мной конкретно, и действительностью в целом Канеко.

— Так о чем беседа-то будет?

— О том, как вы, Минамото-сан… господин майор, своей самодеятельностью сорвали нам операцию! — обволок меня Канеко яростным змеиным шепотом.

— Какую операцию, Рикио-кун'?! Ты опять недоговариваешь? Вернее, не говоришь ничего! Объясни ты по-человечески! — Мне все труднее было сдерживать себя в районе точки кипения, чтобы не перехлестнуть через край и не залить смертоносной жидкостью неподатливого собеседника.

— Не уполномочен! Потерпите до полтретьего… — Канеко ловко прикрутил обратно отвинченную им панель, обошел меня, как примерный христианин обходит языческого истукана, и направился к своим коллегам, которые уже закончили свои изыскательско-демонтажные работы и теперь издалека наблюдали за нашей импровизированной корридой.

Я вышел на улицу, проводил взглядом всех дорожников, рассаживавшихся по машинам, подождал, пока они отъедут, и только потом вернулся в «Викторию». При выезде со стоянки мне пришлось пропустить машины «скорой помощи», которые, врубив на полную свои сирены, повезли в дежурную больницу пострадавших от нас с Ганиным бандитов. Следом за «скорыми», также под сирены и мигалки, на улицу выскочили четыре патрульные «хонды».

— Слушай, Такуя, они, оказывается, малазийцы! — закричал едва завидевший меня Ганин, который, судя по всему, уже успел не только познакомиться, но и войти в доверие к курчавым гайдзинам — по крайней мере, установить страну их физиологического происхождения.

Я протиснулся сквозь тесные ряды копошащихся и суетящихся служителей закона— к взбудораженному Ганину:

— Чего кричишь, Ганин?

— Я выяснил все! Они — из Малайзии, представляешь?! — Ганина била постстрессовая лихорадка, и ему явно сейчас не помешала бы банка ядреного «Гиннеса».

— Представляю. — Я присел на соседний диван. — Ну что, ребятки, отбегались?

— Вы из полиции, что ли? — недоверчиво поинтересовался все еще вымазанный шоколадным соусом Накадзима.

— Из нее самой, родимый…

— А он? — Накадзима мотнул головой в сторону Ганина.

— А он — из полицейской академии.

— Студент, что ли? — опять безо всякого доверия ко мне спросил Накадзима.

— У нас, в академии, студентов нет! — гордо брякнул не терпящий неточностей и недочетов Ганин.

— А кто ж у вас тогда? — удивился Накадзима.

— У нас, друг мой ситный с отрубями, курсанты! Чувствуешь разницу? — взбудораженный Ганин проткнул указательным пальцем спертый воздух ресторана у себя перед правым плечом.

— Так он чего, курсант, что ли? — обратился Накадзима ко мне, следуя дурацкой японской привычке в присутствии обсуждаемого человека говорить о нем с третьим лицом и в третьем лице, демонстративно избегая прямых обращений.

— Ганин, ты курсант? — От разговора с озлобленными на меня Ямадой и Канеко на душе становилось все гнуснее и гнуснее, и я попытался через пикирование с Ганиным хоть немного поднять свой тонус — резус с глубокого минуса до малюсенького плюсика.

— Курсант я, курсант, — подыграл мне Ганин. — Курсант — всегда в курсах!

— Не в «курсах» — в «кустах», Ганин! Ничегошеньки ты о курсантской жизни не знаешь! — Заявлять это у меня есть все основания: у него, насколько мне известно из его обстоятельных исповедей «под пиво», за крепкими пока еще плечами только три месяца каких-то жутко халявных лагерей — и все.

— В кустах, Такуя, они тогда, когда на них последний «Варяг» наступает с канонерской лодкой «Кореец» или когда они просроченными рыбными консервами из сухого пайка ночью тайком попитались… — ответил мой никогда не унывающий друг.

Чумазый Накадзима и его друзья — малазийцы растерянно хлопали глазами, не понимая, что это за тарабарское наречие, на котором разговаривают их спасители, как обычно хлопает ими стыдливый японский обыватель, заслышав, скажем, английскую речь, ничегошеньки в ней не понимая, но из возвышенного своего социально — экономического положения неспособный обнаружить перед окружающими этого жутко позорящего его факта.

— Ты знаешь чего, Ганин… — Я решил, что хохм и зуботычин на сегодня довольно. — Ты давай-ка езжай домой!

— Как «домой»? А как же милицейский протокол, отпечатки пальцев, анализ мучи?

— Завтра все, завтра! Муча твоя, немытые пальцы… Все завтра! Тебе же с утра курсантов в курс вводить! Так что давай дуй к своим!

— Ты уверен, Такуя? — посерьезнел вдруг Ганин, и по его ровному, без игривых напевов и затейливых наигрышей, тону было понятно, что моему предложению он весьма рад и что дальнейшие уговоры и увещевания ему не потребуются.

— Как в самом себе! — подвел я категорический итог нашего сегодняшнего совместного с Ганиным галантного времяпровождения.

Я вывел обмякшего и успокоившегося Ганина на стоянку усадил в его верный «галант», пристукнул по крыше — мол, трогай! — и дождался, пока спасший сегодня мне если не жизнь, то пару ребер вкупе с почками и еще кое с чем сэнсэй не превратился в две микроскопические красные точки задних габаритных огней. С отъездом Ганина настроение опять стало паршиветь, на часах была уже половина двенадцатого, Нисио до сих пор не было, и все шло как-то не так — даром что начало новой недели. Как только я вспомнил о своем мудром начальнике, ко мне из ресторана подбежал Накагава:

— Господин майор! Вас Нисио-сан! — Он протянул мне свой обшарпанный мобильник.

— А что ж он прямо мне не позвонил? — Еще не хватало, чтобы Нисио перешел со мной на протокольное общение — через коллег и товарищей по работе!

— Нисио-сан мне позвонил, — зашептал Накагава, прикрывая нижнюю часть трубки ладонью, — а потом с вами решил переговорить. Ну чтоб не перезванивать — вы же рядом…

— Давай телефон, Накагава-сан! — Я принял у Накагавы теплый и влажный сотовый и поднес его — только поднес — к левому уху, из брезгливости стараясь не прислонять чужой аппарат, который неизвестно к каким частям тела Накагава прислоняет, к своей драгоценной голове. — Да, Нисио-сан! Алло!

— Ты там еще, Такуя? — Форма вопроса, пускай и не предваренного каким — либо приветствием, меня несколько успокоила: виртуальный Нисио назвал меня по имени, что, слава богу свидетельствовало о неизменности его полуфамильярного отношения ко мне; вот если бы он назвал бы меня Минамото-саном или, того хуже, господином майором, можно было бы сливать воду.

— Да, я здесь пока. — Мне надо было говорить как можно спокойнее, чтобы не передавать чувствительному Нисио тех противоречивых эмоций, — которые я продолжал испытывать. — А вы-то где? Сказали же, что будете…

— Я в управлении… — мрачно произнес невидимый полковник. — В отделе я…

— Как в управлении?! Вы что, сюда не приедете? — Вот это фокус! Он, видите ли, в отделе, а я здесь как…

— Не — а… — зевнул в трубку Нисио.

— Как это? Почему? — Хорошенькое дело! Я его как свое непосредственное начальство жду на драматическом театре военных действий, а он, значит, втихаря, предательски удрал в ставку отсиживаться и лелеять свой нейтралитет.

— Накагава-кун сказал, что ты в порядке, да? — лениво поинтересовался дистанцированный и, что хуже, дистанцировавшийся от меня шеф.

— В каком смысле?

— В том, что сам ходишь и не заикаешься… — Козел старый! Здоровье его, видите ли, мое интересует!

— А — а, в этом смысле, да, в порядке, — процедил я сквозь сжимающиеся зубы.

— Тогда мне там делать нечего. Тут дела поважнее. — Голос Нисио оставался глухим и ровным, и мне до конца так и не было понятно, недоволен ли он мной, как дорожники, или все — таки я для него в хорошем смысле «герой дня».

— К совещанию готовитесь? Алиби нам готовите? — не удержался и съязвил я.

— Знаешь уже? — хладнокровно парировал Нисио.

— А вы скрыть от меня хотели?

— Скроешь что-нибудь от тебя!

— Ну вот дорожники же скрыли!

— Дорожники только попытались, а ты им всю икебану испортил, расторопный ты мой. — Голос Нисио вдруг резко подобрел. Интересно, это в связи с тем, что я дорожникам икебану испортил?

— Нисио-сан, чего я им такого испортил? Хоть вы-то можете мне по-людски объяснить?

— Ты там все закончил уже? — Нисио дал мне понять, что по-людски разговора по сотовому не получится.

— Закончил. Я тут уже не нужен.

— Тогда давай подъезжай побыстрее. У нас два часа остается — надо приготовить все. — И Нисио нажал на отбой.

Вообще отношения с нашим полковником у меня хорошие, то есть гораздо лучше, чем просто какие-нибудь там «нормальные». А временами мне даже кажется, что они не просто хорошие, а даже и отличные. Что такое понимающий тебя шеф, готовый потакать твоим бесчисленным капризам и прощать всю твою безудержную, не слишком художественную, но достаточно эффектную самодеятельность, понимая, что ты хочешь все сделать как лучше и как нужно для дела, — говорить не приходится. Такие начальники у нас теперь на вес золота, хотя, как утверждает мой отец, периодически становящийся начальником (у них на кафедре постоянная ротация на посту заведующего), раньше их в Японии вообще не было, по определению, то есть исторически у нас любой босс — это априори придурок и козел. Я не уверен, что в обозримом будущем таких расчудесных боссов, как мой Нисио, у нас прибавится — было бы неплохо, чтобы их хоть меньше не стало, то есть чтобы Нисио не торопился бы на свою давно заслуженную и совсем не плохую по нынешним грустным временам пенсию. Ведь в этом случае влезать в его сапоги придется мне, и каким бы начальником я мог стать тогда для своих подчиненных — вот для того же Накагавы, например, который стоит тут рядышком, стучит замерзшими ножками по холодному асфальту, — это большой и больной вопрос. Характер у меня, как в календарях пишут, не сахар, плюс мне обязательно надо, чтобы мои подчиненные адекватно реагировали на мой юмор, без которого я своей жизни не представляю, а у большинства наших ребят с юмором туговато. Еще и поэтому Нисио так приблизил меня к себе за последние годы, потому как старик похохмить и сам не дурак…

— Накагава-сан, мне в управление надо, к полковнику — оборвал я накагавскую чечетку — Дай мне свою машину а тебя кто-нибудь из криминалистов подвезет, ладно?

Подмерзший Накагава молча протянул мне ключи и указал на одну из наших «тойот», стоящую между двумя черно — белыми микроавтобусами. Я сел за холодный руль, включил двигатель и, вырулив на улицу Хирагиси, врубил на полную мощность сирену. Понимаю, что это сомнительный способ выпускания пара, но другого у меня сейчас не было: на крыше раненой белухой орет сирена и бешено крутятся два оранжевых фонаря, в салоне пахнет тошнотворным табаком и теплым пластиком передней панели, а правая нога всерьез намерена податливой педалью газа продавить тонкий пол и начать помогать ускорению движения машины, отталкиваясь ботинком от асфальта. Я промчался через полгорода за двенадцать минут вместо тех сорока — сорока пяти, которые потребуются завтра утром смиренным обывателям, имеющим тупую и ничем рациональным не объяснимую привычку ездить на работу в центр Саппоро не на удобном и быстром метро, а на собственной машине, забивая и без того узкие саппоровские улицы бесконечными пробками и тратя сумасшедшие, но почти всегда не свои кровные, а казенные денежки на почасовую оплату дорогущих стоянок.

Отзвонив снизу домой и обрадовав укладывающуюся Дзюнко тем, что они могут не только спать, но и завтракать без меня, я поднялся к себе, на пятнадцатый, вошел в неосвещенный отдел и пошел на желто — голубой свет, излучаемый настольной лампой и работающим компьютером Нисио. Старик, несмотря на бессонную ночь, выглядел вполне жизнеутверждающе: резкие желтые скулы до блеска выбриты, из — под кителя выглядывает свежая белая рубашка, а в лучистых глазах — бодрящий коктейль из вековой мудрости и молодого задора.

— Садись, Такуя. — Нисио кивнул на кресло перед столом. — Рассказывай!

— Я, Нисио-сан, думал, вы мне чего-нибудь расскажете… — Я погрузил свои избитые телеса в мягкое кресло и только теперь ощутил, насколько серьезный ущерб нанесла мне обезвреженная нами с Ганиным интернациональная шайка — лейка. Мне было сейчас по-настоящему больно — причем не в одном, а одновременно во многих, даже в не самых приличных местах.

— Я, Такуя, верь не верь, сам мало что знаю, — достаточно убедительно заверил меня Нисио, — поэтому начнешь ты, а я потом, если смогу добавлю чего-нибудь.

Я обстоятельно пересказал Нисио все перипетии безвозвратно ушедшего, но отнюдь не потерянного вечера, начиная от прослушивания любительской записи в цифровом формате в номере Плотникова и кончая бегством с поля боя на черно — белой паре вызывающе престижных джипов как минимум двоих недобитых бандитов — по статусу своему явно более солидных, чем те четыре покалеченных качка, доставшиеся нам с Ганиным в «Виктории» в качестве нелегкой добычи. Нисио выслушал меня внимательно и, когда я закончил, несколько повеселел:

— Ну что ж, Такуя, завтра на беседе в управлении внутренней безопасности все так и расскажешь, как сейчас мне рассказал. — Нисио расслабленно вздохнул, и по всему было видно, что мое живописное летописное повествование спихнуло с его беспокойной души тяжеленный булыжник.

— А что, у «внутренников» будет беседа? — С меня же тревога все еще не спадала, да и как она может спасть, если тебе предстоит инквизиционный тет-а-тет с роботоподобным лощеным майором из грозного всезнающего управления внутренних расследований.

— Будет. Дорожники сейчас телегу на тебя, ну и на нас всех, разумеется, готовят.

— Что за телега? И в чем вообще они нас обвиняют? — Нисио постепенно прекращал меня раздражать, но с тем, чтобы поделиться со мной хоть какой-нибудь информацией, он по-прежнему не торопился.

— Канеко тебе что сказал, Такуя? — опять вопросом на вопрос «ответил» полковник.

— Что я им операцию какую-то сорвал.

— Камеры у них, говоришь, там стояли? — Нисио прищурился в моем направлении.

— Как я понял, штук пять — шесть — по всему периметру и внутри заправки. Вы, Нисио-сан, что-нибудь об этом знали?

— Нет, — наконец-то по-человечески, то есть ответом на вопрос, ответил Нисио. — Понимаешь, Такуя, здесь и моя вина отчасти есть. Мне дорожники предлагали сотрудничество…

— Да — да, мне Канеко что-то сегодня говорил. Что конкретно они предлагали?

— А вот до конкретики мы с ними не дошли. — На лице Нисио появились первые признаки раздражения.

— Почему? Они передумали? — Мне бы очень не хотелось будить сейчас в шефе голодного зверя, но завалящий минимум хоть какой-нибудь информации до половины третьего вытянуть из него мне было просто жизненно необходимо.

— Нет, они не передумали. Канеко-кун, в частности, был очень настойчив, долго успокоиться не мог — Нисио опустил глаза, демонстрируя процесс вспоминания того, как означенный Канеко-кун, он же в миру — Канеко-сан, он же для боевых подруг — Канеко-тян, к нему назойливо приставал с «конструктивными» предложениями.

— После того как вы его втихаря от нас переправили дорожникам и даже во Владивосток посылали! Я бы тоже не успокоился! — Я не собирался выгораживать Канеко перед Нисио, как бы фарисейски это ни выглядело со стороны. С какой стати мне вообще его покрывать — он со мной разоткровенничался далеко не сразу, а теперь вот на «шелловской» заправке еще и надерзил.

— Ни про перевод одной нашей «русской» ставки дорожникам, ни про Владивосток никто ничего на вашем уровне знать был не должен. Это был приказ Накадзавы, — сурово декларировал Нисио. — Он, как замначальника управления, это дело держит на личном контроле, ему не только на самом верху но и в Токио крупнокалиберные пистоны за отсутствие результатов вставляют, так что я даже прощения у тебя просить не буду, Минамото-кун, за то, что тебя в известие не поставил.

— Понимаю, Нисио-сан. А что за дело Накадзава контролирует? Угоны, что ли?

— Угу угоны. — Воспользовавшись необычным временем нашей служебной беседы в обычном служебном месте, Нисио не без наслаждения затянулся сигаретой, поскольку в нашем новом здании, сразу же после того как мы в него въехали, запретили курение на рабочих местах, и Нисио и прочую смолящую братию выводило из себя одно только упоминание о тесной и убогой курилке; сейчас же Нисио мог по-настоящему расслабиться и ощутить себя настоящим боссом с ароматной сигареткой его любимых «Майлд — севен» в безнадежно желтых, но все еще своих собственных зубах. — Тебя в принципе это дело не касается. Твое дело, Такуя-кун, русские трупы, а не отечественные угонщики.

— Я понимаю, но заниматься Ищенко в отрыве от угона «мицубиси» с места убийства невозможно. Вы же понимаете… — Нисио явно пытался уйти от моего, по-видимому, изрядно болезненного вопроса, но сделать это ему вряд ли удастся. — Так вы сказали, что не дорожники передумали, а что?.. Почему кооперация не состоялась-то?

— Я отказался, — рубанул Нисио.

— От чего конкретно?

— От конкретного сотрудничества. — Нисио сладко затянулся душистой сигаретой.

— Понимаю, Канеко мне сегодня об этом говорил.

— Да? И как он тебе мой отказ объяснил? — Нисио вздернул свои пушистые брови.

— Сказал, что вы не захотели показатель раскрываемости своему — в смысле нашему — отделу снижать. — Я решил продолжать закладывать непокорного Канеко до победного конца, пока наконец Нисио не убедится в моей полной лояльности.

— Понятно. Чушь, конечно, но понятно… — Нисио опустил все еще черные, несмотря на возраст, брови и вяло улыбнулся.

— Почему чушь?

— Потому что они просили пособить с раскрытием организованных угонов, а по нашему отделу только стихийные угоны проходят. — Нисио покачал головой и сделал очередную затяжку — Так что нашему показателю это никак бы не повредило. У нас этих угонов-то всего ничего, хулиганство одно…

— Чего же вы тогда отказались?

— Вас пожалел! — Нисио затушил о свою знаменитую карманную пепельницу выкуренную меньше чем наполовину сигарету и посмотрел мне прямо в мои, как заявила мне по телефону пятнадцать минут назад разъяренная Дзюнко, бесстыжие глаза.

— Меня? — Я было удивился внезапному приступу отеческой жалости ко мне со стороны требовательного шефа.

— Не тебя одного, а всех вас! — Заведшийся Нисио непроизвольно взял на полтона выше. — Ты хоть знаешь, что сейчас дорожники через ночь дома ночуют?! Тебе твой говорун Канеко сказал об этом? Ты знаешь, что их, раздолбаев, сейчас и в хвост и в гриву начальство чешет так, что у них язык на плечо и все они как рыба об лед?! Ты знаешь, что на них такое количество висяков по угонам дорогих машин, что их вообще всех надо с работы гнать?! Показатели, мать их…

— Про висяки мне Канеко рассказал, а вот про режим работы — нет. — Теперь было понятно, почему сегодня Канеко, Ямада и Китано демонстративно не торопились домой. — Так что, выходит, вы не хотели на нас огонь переводить? Так получается?

— Я отдел спасаю, Такуя! — Нисио несильно. но достаточно внятно стукнул кулаком по столу и вытащил из пачки «Майлд — севена» вторую сигарету. — Ты вообще понимаешь, на что нас Гото толкал? Чтобы мы вписались в корпоративное расследование! А это что значит? Ты же не первый день на службе!..

— Понятно, Нисио-сан, — поспешил я угомонить разошедшегося Нисио. — Выходит, пойди вы на поводу у Гото, мы бы сейчас все через ночь вот здесь на диванчиках спали? Так получается, Нисио-сан?

— Именно! — Нисио все никак не хотел успокаиваться. — Им мало было одной своей больной головы! Они захотели и наши здоровые головы больными сделать!

— А почему они за международное управление-то ухватились? — Я решил воспользоваться нашедшим на полковника красноречием и расширить круг своих познаний. — Чего мы им сделали такого? Дорогу, что ли, где перешли?

— А мы как бельмо на глазу для всего управления! — Нисио пыхнул апельсиновым глазком сигареты. — Вы-то в отделе это не чувствуете — вы же на планерки наверх не ходите, в отделе сидите! А я раз в неделю на себе все это испытываю!

— И чем же мы «верхам» так не угодили, Нисио-сан? — У меня в голове Вдруг всплыла какая-то ресторанная русская песенка, которую в стрессовой ситуации любит деланно хриплым голосом напевать музыкальный Ганин: там, в этой песне, что-то про сидение в окопе под Курской дугой — правильная такая песенка и, главное, своевременная. Вообще у моего друга Ганина все песенки своевременные.

— Ты показатели наши знаешь, Такуя, — констатировал Нисио, гася сигарету, опять — таки выкуренную только до половины.

— Я их немножко формирую, Нисио-сан, — напомнил я шефу — Показатели наши, я их…

— Вот. И показатели эти за все время, пока я сижу в этом кресле, существенно не менялись, так? — не без гордости заявил мой любимый полковник.

— Так, — согласился я с ним. — Я бы даже сказал «так точно!», Нисио-сан.

— И в каких условиях мы последние годы работаем, тебе тоже объяснять не надо, так? — Вспомнивший вслух о своих профессиональных заслугах Нисио начал успокаиваться.

— Так, — покорно кивнул я.

— Не «так», а «так точно»! — К Нисио явно возвращалось расположение духа, обязательной составной частью которого является его неистребимый юмор.

— Так точно! — Лицезря веселеющего начальника, я тоже стал веселеть, хотя якобы целительным юмором снять страшную физическую боль во всем теле было все — таки проблематично.

— Как их этот распрекрасный антисоветский Союз распался, у нас клиентов стало в десятки раз больше, так? — Распалившийся Нисио издалека заходил на свою любимую территорию, и мне надо было приготовиться к тому что от меня в вербально — коммуникативном плане в ближайшие десять минут ничего, кроме «так» и «так точно», не потребуется.

— Так!

— Но мы не дрогнули, так? — Нисио проверил кулаком на прочность приправленный никотином воздух перед собой.

— Так точно!

— А теперь посмотри, что по другим управлениям происходит! — Нисио начинал играть свою излюбленную драму со срыванием всех масок и всяческих личин с неминуемым хеппи-эндом по отношению к своей вотчине. — В экономике у нас бардак, так?

— Так точно, бардак! — мимикой и жестами китайского болванчика я сымитировал стойку «смирно», сидя в кресле.

— Народ беднеет — народ звереет, так? — Нисио перегнулся через стол в моем направлении.

— Так!

— Все, буквально все за последние годы вон как подпрыгнуло! И убийства, и кражи, и ограбления! Так? — Нисио самозабвенно откинулся на спинку кресла.

— Так, так!

— А раскрываемость? — Нисио направил на меня свой грозный указующий перст.

— А раскрываемость — не так! — Я что было силы завертел гудящей от боли и недосыпа головой.

— Совсем не так! Раньше у нас как было? — Нисио извлек очередную, обреченную на недокуривание сигарету.

— Раньше было так!

— Вот! Ниже девяноста пяти процентов показатель раскрываемости не опускался! — Нисио щелкнул зажигалкой.

— Не опускался! — подобострастно согласился я с ним.

— А теперь как? — Нисио затянулся и не спешил выпускать дым изо рта и ноздрей.

— Совсем не так, господин полковник!

— Вот! — продымил Нисио. — Теперь жуть одна! По кражам — меньше половины! По ограблениям за прошлый год — сорок три процента! Это же катастрофа!

— Так точно, катастрофа! — Теперь уже я отклеился от спинки кресла и вкрадчиво, интимно — доверительно двинулся в сторону Нисио. — Дальше еще хуже будет!

— Почему это? — понизив тон, вдруг неожиданно прервал свой обличительный монолог по характеру своему вовсе не склонный к пессимизму и упадничеству Нисио.

— Потому что, Нисио-сан, в экономике у нас ничего не улучшается! Правительство ни хрена не делает, все только по храмам, где военные преступники захоронены, шляется! На шестых номерах вроде сегодняшнего Тануки отыгрывается, а на глобальные вещи глаза закрывает! Ничего реального видеть не желает! — Я решил, что уже настала пора мне внести свою посильную лепту в возвышение рабочих заслуг нашего родного отдела. — Банкротства как снежный ком, так?

— Ну!.. — Нисио всегда становится ужасно довольным, похожим на сытого, обожравшегося свежих сливок кота, когда его подчиненные не только вторят его мудрым мыслям, но начинают самостоятельно развивать их в проложенном им, Нисио, единственно правильном русле.

— Не «ну», Нисио-сан, а именно «так», в смысле «так точно»! Народ работу теряет, на Хоккайдо из-за того, что ни заводов, ни производства серьезного, ситуация вообще аховая! Собственного ничего нет, а дотации из Токио кончаются! Так что взламывать банкоматы и угонять тачки наши с вами соотечественники будут теперь все чаще и чаще, и никакая там загадочная японская душа или наш изящный этикет и якобы врожденная вежливость голодного японца не остановит. Именно так!

— Ладно, Такуя, согласен я с тобой. — Нисио похоронил очередную недокуренную сигарету — Короче, в управлении нам завидуют, многие завидуют, завидуют тому, что мы смогли на ходу перестроиться, не растерять ничего, а они — нет, не смогли, не сдюжили.

— Ну тут все от руководства зависит, Нисио-сан. — Я решил, что не умру от того, что лизну почитаемому начальнику задницу.

— Правильно! — Нисио поднял указательный палец по направлению к тому кто, по его представлению, из своего прекрасного высока — далека должен был подтвердить правоту его слов, после чего пониженным, менее патетическим тоном добавил: — И от исполнителей тоже все зависит! Ну почти все…

— Что на заседании будет? — Пора было кончать эту одновременно бравурную и мятежную симфонию встревоженного разума, возвращаться на грешную землю и готовиться к ночной атаке сбоку и сверху.

— Не заседание это будет, а рабочее совещание, — пояснил согласившийся спуститься со мной с катарсических небес в вязкое болото пыльной обыденности Нисио.

— Ну на совещании…

— Накадзава будет нас ругать за то, что ты влез куда не надо, да еще русского в это дело втянул, — без каких — либо эмоциональных обертонов констатировал Нисио.

— Ганину за его фокус с маслом что грозит?

— Он его маслом, да? Я не знал. — Нисио покачал головой. — Мне Накагава не сказал.

— Да, маслом. Раскаленным. В котором картошку жарят. И не его, а их, — пояснил я.

— Их? — удивился Нисио. — Двоих сразу?

— Да, сразу двоих, обоих русских. Так что получается, что от нас с ним пострадали раздельно соотечественники каждого из нас.

— Я не знаю, что у дорожников по этим русским, — сказал Нисио. — Я сейчас Накагаве поручил ими заняться. Когда выясним, кто и что они, тогда и определится, будет ли чего за их сожженную кожу твоему любимому Ганину.

— Что еще будет шить Накадзава?

— Главное, они тебя… нас… нас обвиняют в срыве какой-то операции. — Нисио вернул нас к началу нашего по-настоящему мужского разговора. — Раз я в конце того года от сотрудничества с ними отказался, о том, что за операция, я не знал. Можно, конечно, предположить, что они пасли эту заправку на предмет угонов, но конкретно что, где, когда и, главное, зачем, мы с тобой только через час узнаем. Иди пока поспи!

— Уснешь тут с вашими операциями — трепанациями! Я пойду лучше кофе накачаюсь, чтоб перед начальством не захрапеть! — Я медленно — поэтапно: сначала левая рука, потом — правая, затем-то же самое с ногами — вытащил себя из кресла и заставил, скрывая хромоту и кособокость, поплестись в кухонный отсек, чтобы вскипятить электрический чайник — термос и приготовить себе бодрящий эликсир из двухсот миллилитров крутого кипятка и полбанки быстрорастворимого «Нескафе».

Совещание началось ровно в половине третьего, и, судя по каменным лицам всех присутствующих, причина его экстренного› созыва была столь важной, что никого, несмотря на чересчур уж оригинальное время проведения, на мягкий матрас — футон не тянуло. Во главе здоровенного овального стола восседал постоянно потеющий при любой, даже минусовой, температуре пухлый, рыхлый и неопрятный генерал Накадзава. Мы с Нисио и подъехавшим Накагавой сидели по его правую руку а напротив восседал шеф дорожников Готто со своими подручными Канеко, Ямадой и Китано. Вводную часть взял на себя, как и положено по протоколу, Накадзава:

— Начнем, господа! Ни за поздний час, ни за спешку в проведении— совещания извиняться не буду! Случилось, в общем-то, непоправимое, так что сейчас не до протокольных извинений! Сначала я попрошу майора Минамото доложить всем нам о том, на каком основании он вмешался в ход операции, проводимой — вернее, теперь уже проводившейся — «отделом дорожной службы. А после этого мы коллегиально будем решать, как можно хотя бы частично компенсировать тот огромный урон, который майор Минамото нанес нашей деятельности своими несанкционированными действиями.

Нисио демонстративно отвернулся от меня и смотрел теперь только на Накадзаву, а сидевшие напротив дорожники, наоборот, вцепились в меня озлобленными, колючими глазами голодных гиен. Прежде чем начать пререкаться с самым высоким куратором нашей деятельности, я попробовал вспомнить о чем-нибудь радостном: на память быстрее других пришелся мой сегодняшний — вернее, по часам уже вчерашний — двойной удар в высоком прыжке, в воздушном полушпагате, которым я обеспечил работой местных зубных протезистов, и от карамельного воспоминания об этом сладком миге моего индивидуалистического триумфа на душе сразу стало светло и ясно, так что эта суровая коллективная ненависть, которой обливали меня сейчас с головы до видимого им из-за столешницы пояса дорожники, казалась теперь легкомысленным пустяком.

Я второй раз за ночь подробно пересказал все, что произошло со мной и с Ганиным, и в заключение заявил всем присутствующим, что я себя виновным в нарушении рабочей субординации и коллегиальных планов не считаю, поскольку субординироваться мне было не с кем, кроме как с Ганиным, а в планы, которые на самом деле являлись никакими не коллегиальными, а самыми что ни на есть келейными, я никем из сидящих напротив посвящен не был. Последнее мое заявление произвело впечатление только на Накадзаву который цапнул жирными пальцами бумажную салфетку из стоящей рядом с ним коробки, протер ею лоснящийся лоб и обратился к Гото:

— Гото-сан, насколько я понимаю, сотрудники отдела по делам граждан Российской Федерации и стран СНГ не знакомы с деталями операции, проводимой вашим отделом. Это так?

— Так точно, господин генерал, — кивнул Гото. — Как мы с вами договорились три недели назад, при начале операции, ставить в известность другие отделы мы посчитали нецелесообразным.

При последних — откровенно иезуитских — словах Гото я посмотрел на Нисио: тот продолжал отрешенно изучать многочисленные разноцветные нашивки, шевроны и лычки на темно — синем, раздутом изнутри злоупотребляющей жирной свининой и гиперкалорийным брюшком тунца плотью генеральском кителе Накадзавы. Накадзава прищурился в сторону дорожников:

— Тогда сегодня, сейчас, когда какая — либо целесообразность сохранения в секрете данной операции уже отпала, я полагаю, вы должны рассказать сотрудниками русского отдела о ее сути и наиболее важных деталях.

— Слушаюсь, — кашлянул в кулак Гото. — План данной операции был составлен нами и передан на утверждение руководству управления полиции Хоккайдо в конце февраля этого года. Операция проводилась в рамках масштабного расследования организованных угонов дорогостоящих автомобилей в Саппоро и на территории всего острова Хоккайдо и заключалась в установлении скрытого наблюдения за деятельностью одного из работников автозаправки «Шелл» при помощи вмонтированных видеокамер и посменного дежурства личного состава в ресторанах «Виктория стейк» и «Кентакки фрайд чикен», а также Северо-Тихоокеанского банка. В ходе оперативно — розыскных мероприятий, проведенных нами с начала операции, нам удалось установить, что к угонам престижных автомобилей японского производства имеет отношение господин Накадзима Такаси, тридцати одного года, уроженец префектуры Осака, работающий в штате бензозаправочной станции компании «Шелл джапэн», расположенной на пересечении улицы Хирагиси и улицы Мюнхен — баси в районе Сумикава.

Благодаря полученным от неофициальных лиц данным мы смогли узнать о том, что означенный Накадзима является участником крупной международной преступной группировки, занимающейся угоном и незаконным вывозом для продажи за пределами Японии дорогостоящих автомобилей представительского класса фирм «Тойота», «Хонда», «Ниссан» и «Мицубиси». Поскольку эти сведения были неофициальными и не имели документального подтверждения, нами было принято решение о начале операции по установлению за Накадзимой наблюдения с целью получения законных доказательств его причастности к упомянутым угонам и к деятельности всей преступной группировки. Полагающиеся ордера на установление различных видов наблюдения от главного прокурора Хоккайдо нами были получены в полном соответствии с законом, так что все формальности при проведении акции были соблюдены в необходимом, предписанном законом объеме. Теперь же, в результате самоуправных, никем не санкционированных действий майора русского отдела Минамото, а также недопустимого вовлечения в случившийся инцидент иностранного гражданина в лице преподавателя русского языка Академии полиции господина Ганина операцию по наблюдению за Накадзимой пришлось прекратить, телекамеры наблюдения нами демонтированы, наружное наблюдение штатными единицами снято. Вот и все.

— Нет, это далеко не все, Гото-сан. — Нисио прервал наконец-то свой офицерский обет молчания. — Мой подчиненный, майор Минамото, и я вместе с ним как равный вам по званию и по должности должны сейчас же получить от вас ответы на ряд конкретных вопросов.

— Что вас, как вы выражаетесь, «конкретно» интересует, Нисио-сан? — недовольным тоном поинтересовался Гото.

— Во — первых, вы должны нас посвятить в конкретные детали деятельности этой преступной группировки; во — вторых, рассказать, в чем именно вы подозреваете Накадзиму то есть какова его роль в этой самой деятельности; в — третьих, объяснить присутствующим, каким образом мой подчиненный, майор Минамото, мог знать о том, что своими действиями он наносит непоправимый вред работе вашего отдела, если никто из его сотрудников даже и не намеревался ставить в известность ни его, ни наш отдел в целом.

— Это все, что вы хотите знать, Нисио-сан? — тем же ледяным тоном поинтересовался Гото.

— Пока все. — Нисио сжал свои и без того каменные скулы, и мне было хорошо видно, каких адских усилий ему стоило сохранять в сложившейся ситуации относительное спокойствие.

Гото поджал губы и взглянул на продолжающего безнадежно потеть Накадзаву Тот глянул на Гото в ответ и едва уловимым кивком дал полковнику зеленый свет.

— Хорошо, Нисио-сан, отвечу вам по порядку, — самоуверенно начал Гото. — Первое — деятельность группировки. За последние три года на Хоккайдо угнано двести восемьдесят шесть автомобилей представительского класса. Совместно с управлениями Осаки, Кобе и всего региона Кансай мы установили схему сбыта краденых машин. Сначала они перегонялись в основном на Хонсю — там за последние четыре года их под тысячу набралось. Затем по поддельным документам их как подержанные вывозили на судах из портов Осаки и Кобе в Малайзию — там часть продавалась на месте, — в Пакистан, Индию и еще ряд стран.

— Откуда у вас такая осведомленность о том, что происходит с машинами в Малайзии? — стальным голосом поинтересовался Нисио.

— Осведомленность у нас оттуда, — равнодушно парировал Гото, — непосредственно из Малайзии. В конце прошлого года капитан Китано выезжал в трехнедельную командировку в Малайзию и Индонезию, так что информация у нас, что называется, из первых рук.

— И в Пакистан тоже выезжали? — все никак не мог уняться задетый Нисио.

— Нет, в Пакистан не выезжали, но информацию по Пакистану имеем достаточно полную: за прошлый год, например, туда ввезено около трех тысяч подержанных машин японского производства. Пакистанская таможня считает, что как минимум половина из них попали туда незаконным образом — иначе говоря, были угнаны у нас, в Японии.

— Понятно, — кивнул Нисио.

— Кстати, именно два иностранца с пакистанскими паспортами осуществляют, по нашим сведениям, транспортировку угнанных машин с Хоккайдо на Хонсю, — продолжил Гото. — Оба они номинально являются совладельцами ресторана «Золотая дакка» в районе вокзала Саппоро, но, по нашим сведениям, это их официальная крыша для законного пребывания на территории Японии. Что касается общего состава группировки, то, естественно, большинство в ней составляют граждане Японии, однако установить их личности пока нам не удалось.

— А Накадзима как же? — встрял в уверенный монолог Гото Нисио.

— Теперь о Накадзиме. — Гото глухо кашлянул в кулак. — В конце февраля в районе Осаки была задержана машина «ниссан — патрол» стоимостью почти пять миллионов иен. Управлял ею как раз один из саппоровских пакистанцев — Шариф Азафар…

— Как это они там его задержали, в Осаке-то? — опять влез неугомонный Нисио.

— Тут я должен пояснить, что практически все угнанные на территории Хоккайдо машины, да и на Хонсю тоже, имеют на своем борту самое современное электронное оборудование. В частности, почти на всех установлено «Джи-пи-эс», то есть навигационная система наземного ориентирования. Угнанные машины — из разряда престижных, и этой системой комплектуются практически все. Так вот, после обнаружения угонов мы обращаемся в навигационные компании с требованием пеленговать любые включения данных систем. Конечно, глупо надеяться, что угонщик будет ее включать, но игнорировать такую возможность мы также не вправе, поэтому провайдеры навигационных услуг работают с нами — вернее, мы с ними — весьма плотно. До февраля этого года эта работа никаких плодов не давала, но недавно из компании «Сугой — гайдо» сообщили, что одна из заявленных нами машин засветилась в Кансае, под Осакой.

— Извините, Гото-сан… — Теперь уже мне потребовалось кое — что уточнить. — Вы сказали, это был «ниссан — патрол», да?

— Да, владелец его — Сиракура-сан, хозяин небольшой консалтинговой фирмы, расположенной в районе Макоманаи, на юге Саппоро.

— Я, конечно, не специалист, — начал я играть бедного и недалекого родственника, — но, насколько я знаю, ниссановский «патрол» — это не представительский седан, а большой джип, не так ли?

— Совершенно верно, Минамото-сан, — на раз согласился со мной покладистый Гото.

— А вы говорите, что эта группировка занимается только представительскими машинами, да?

— Да, но «ниссан — патрол» — автомобиль также недешевый. Мы полагаем, у угонщиков на него был конкретный заказ. Вы же понимаете, что практически все дорогие машины угоняются под конкретный заказ? Мне видится, что и здесь какому-нибудь арабскому заказчику захотелось поиметь что-нибудь такое, что без труда порхало бы по песчаным барханам.

— То есть, Гото-сан, вы считаете, что угон «патрола» никак не вписывается в эпидемию массовых угонов дорогих джипов на Хоккайдо? Так вас изволите понимать? — Я припер Гото к стенке и заставил его нехорошо покоситься в сторону Канеко.

— Джипы уходят в другом направлении, в Россию, — нехотя высказал предположение Гото. — У нас же никаких данных по связям этой группировки с российской мафией не имеется…

— Так что угнанный «патрол»? — вернул нас в нужное русло потный Накадзава.

— Да… — Гото стряхнул с себя невеселые мысли о безвозвратно потерянных для хоккайдцев джипах. — С «патролом» нам просто повезло: этот Азафар просто — напросто заблудился. Хоккайдо он знает хорошо, видимо, без труда перегнал машину из Саппоро в Томакомай, там загнал на паром, перебрался за ночь до Аомори и оттуда направился на юг в Осаку где, как мы полагаем, их люди должны были загрузить ее в контейнер, поместить на индонезийское или малазийское транспортное судно и отправить «ниссан» за пределы Японии. Видимо, когда он подъехал к Осаке, то сбился с пути — там ведь знаете паутина какая — не всякий местный разберется, а тут вообще иностранец. Скорее всего, его время поджимало, судно, наверное, должно было вот — вот отойти. Короче, он включил навигацию, ну и в «Сугой — гайдо» зафиксировали включение, сообщили нам, мы осакским ребятам, и его взяли где-то в пригороде.

— Гото-сан, это в феврале было, да? — проснулся Нисио. — Почему вы все «видимо» да «наверное»? Что, конкретнее нельзя?

— В этом-то вся проблема! — покраснел Гото. — Азафар сразу ушел в отказ. По-японски он говорит, а тут в ступор вошел. Переводчика мы с арабского ему нашли… Короче, он заявлял, что неизвестный японец за сто тысяч иен попросил его перегнать машину из Саппоро в Осаку и так как в ресторане у него с партнером дела плохи, то он, дескать, согласился. Понятное дело, что это ложь, но ничего больше он нам не сказал. Прокурор ордер на арест выдавать отказался, и через семьдесят два часа мы его отпустили. Сейчас он по-прежнему в своем ресторане у вокзала работает. Мы его пасем, как можем, но на полные сутки наблюдения нас не хватает. Прослушка телефона его тоже пока ничего не дала.

— А с какого бока здесь прилип Накадзима? — раздраженно спросил Нисио.

— Теперь — Накадзима. — Гото опять откашлялся. — Как вы понимаете, нам с этого «патрола» нужно было получить хоть какую-нибудь информацию. Мы его облизали весь: номера не перебиты — в Осаке они, что ли, их перебивать собирались… оборудование не заменено… И вот под левым передним сиденьем находим чек с заправочной станции — как раз с сумикавского «Шелла». Обратились к владельцу, к Сиракуре то есть, спросили о заправке. Он сказал, что достаточно регулярно там заправляется, поскольку эта заправка на его пути из дома в центр и обратно. Посмотрели на дату — получилось за трое суток до угона. На всякий случай обзвонили выборочно около тридцати владельцев украденных машин, и оказалось, что почти все они на этой заправке хоть один раз в этом и в прошлом году; но заправлялись.

— Понимаете, господа, — обратился к нам с Нисио Накадзава, — Гото-сан и его отдел должен был использовать малейшую возможность выйти на след угонщиков!

— Понимаем — понимаем, — закивал головой Нисио. — И вы, значит, «Шелл» этот обложили, да?

— Ввиду таких гигантских масштабов угонов и отсутствия у нас иных каналов информации прокуратура выписала нам ордер на наружку, — ответил Гото.

— И что она дала? — поинтересовался Нисио.

— Наблюдение начало давать свои результаты, и дало бы наверняка еще больше, если бы…

— Если бы не мои самодеятельные действия! — закончил я за Гото его обличительную тираду.

— Именно так, господин майор! — презрительно бросил в моем направлении Гото. — За три недели наблюдения нам удалось выяснить, что работник заправочной станции Накадзима является ключевым звеном в этой преступной группировке. Более того, нам удалось установить, что угоны машин не имели какой — либо системы.

— Что это значит? — вздернул брови Нисио.

— Это значит, что банда угоняла те машины, которые просто случайно заезжали заправиться на эту колонку Наблюдение показало, что около заправки, на стоянках, поочередно, ресторана «Виктория стейк» и кафе «Кентакки фрайд чикен» дежурит… дежурил, вернее, микроавтобус «тойота — эстима», к которому время от времени подходил Накадзима. Эти его подходы совпадали се приездом на заправку машин представительского класса, хозяева которых хотели их помыть. Накадзима принимал машину от владельца, владелец удалялся во внутреннее помещение заправочной станции, поскольку на мойку требуется до сорока минут, там, скажем, пил кофе, курил, смотрел телевизор и так далее. Накадзима же загонял автомобиль в моечную станцию, а затем, пока машина мылась, перебегал дорогу по направлению к упомянутому микроавтобусу. Там он проводил от пяти до пятнадцати минут, а затем возвращался на станцию. По окончании мойки он выгонял машину на площадку, вместе с напарником осуществлял уборку салона, заправку если требовалось, и в конце концов принимал от владельца оплату услуг в обмен на возврат ключей зажигания.

— И зачем он бегал к этому самому вэну? — спросил Нисио тоном человека, не нуждающегося в ответе на свой вопрос.

— «Тойота — эстима» зарегистрирована как служебный микроавтобус фирмы «Он — зе — хауз», занимающейся доставкой на дом готовых обедов и ужинов. В этой фирме в качестве подсобных рабочих трудятся два гражданина Малайзии — Сехрай Джанкванари и Патран Суквадорно, те самые малазийцы, с которыми сегодня… вчера вечером был Накадзима в ресторане «Виктория». В результате специально проведенной операции нам удалось тайно от Джанкванари и Суквадорно проникнуть в этот вэн и ознакомиться с его внутренностями…

— Что это за «специально проведенная операция» такая? — ехидно прошипел Нисио.

— Вы правда надеетесь получить ответ на этот вопрос, Нисио-сан? — иронично посмотрел на него Гото.

— Без ордера небось была «операция»? — Нисио не хотел отдавать Гото ни пяди законной земли.

— А у вашего подчиненного вчера ордер при себе был, когда он, — Гото перенес свою иронию с Нисио на меня, — в «Виктории» устроил известный всем нам погром?

— Минамото-сан один был, — выступил на мою защиту мой драгоценный босс. — А у вас, я гляжу операции-то коллективно проводятся.

— Так или иначе, Нисио-сан, мы проникли в микроавтобус. — Гото взглянул на часы, которые, так же как и мои, показывали уже начало четвертого. — Внутри мы обнаружили в принципе то, что и искали.

— Токарный станок для копирования ключей? — спросил догадливый Нисио.

— Вы, Нисио-сан, их недооцениваете! — разочарованно завертел головой Гото. — Станок у них, конечно, есть, вот только где — нам так и не удалось пока установить. А в «эстиме» у них не станок, нет, совсем другое!

— Что же в этом случае может быть совсем другим?

— Вы с такой штукой, как трехмерный сканер, знакомы?

— Трехмерный… — По всему было видно, что своим шибко умным вопросом Гото припер технически отсталого Нисио к стенке.

— Это такое компьютерное устройство, соединенное с шестью видеокамерами, которое позволяет создать объемную копию трехмерного предмета. — Благодаря мощной теоретической подготовке, которой меня еженедельно утомляет неуемный фанат всего компьютерного и электронного Ганин, я смог достойно выступить на защиту как Нисио, так и всего нашего не лаптем щи хлебаюшего отдела.

— Верно, Минамото-сан! — похвалил меня Гото. — Это такой прибор, куда засовываешь, скажем, ручку или часы, и через несколько секунд подключенный к нему компьютер строит тебе готовую трехмерную копию этого предмета.

— А компьютер, в свою очередь, подключен к автоматическому металлорежущему станку, да? — продолжил я свою высокоинтеллектуальную самозащиту.

— Да, осталось только станок найти…

— А как, по-вашему, они угоны осуществляли? — Нисио решил уйти от недоступных его ретроградскому сознанию тем к тому, что было попроще. — Ну сделали они копию ключа, а потом что? Они что, машину пасти начинали, что ли? Не все же с заправки домой едут, ведь правда?

— Правда, Нисио-сан, — вздохнул Гото. — Никто никого не пас. Как только Накадзима определял объект, а вы понимаете, что, получив на сорок минут машину в свое распоряжение, он, именно он — больше просто некому — определял, имеет ли смысл брать ее на крючок: смотрел километраж, состояние салона и прочие дела, так вот, как только он решал, что автомобиль им подходит, он, загнав его в мойку включал в салоне навигационную систему. В «эстиме» у малазийцев есть не только трехмерный сканер для материальных объектов. У них там установлен радиосканер, который фиксирует и расшифровывает все радиоимпульсы, издаваемые «Джи-пи-эс», понимаете?

— То есть они пеленговали импульс из машины, да? — Я решил полностью взять на себя все умные разговоры.

— Да, и не просто пеленговали! — чуть не закричал в полный голос Гото. — Они сканировали частоту передатчика, имитировали ее, входили в компьютерную сеть компании — провайдера и выковыривали из нее информацию о владельце машины. Вернее, кроме адреса, им в принципе и не надо было ничего.

— Как это «выковыривали»? — удивился я. — У провайдеров что, никакой защиты от хакеров нет? Это в наше-то неспокойное время?!

— В том-то все и дело, что, сосканировав все выходные данные с конкретной «Джи-пи-эс», они входили в систему не как хакеры, а как законные пользователи. Например, чтобы внести самостоятельно какие-то изменения в свои данные. Вы же знаете, эти навигационные системы на ленивого и тупого потребителя рассчитаны! Чем проще, тем лучше! Вот, они входили как пользователи, забирали адрес, регистрационные данные на машину а через два — три дня у владельца она из — под дома исчезала.

— Если вы все это так красиво вскрыли, чего же вы тогда довели до вчерашнего? — опять стрельнул бровями Нисио. — Зачем было дотягивать свою секретную операцию до такого вот несекретного конца?

— Все, что я вам сказал, у нас официально не документировано, — понурился Гото. — У нас нет видеокадров, где Накадзима клал бы, скажем, ключ от машины в карман. Вернее, у нас есть три таких кадра по трем разным машинам, но ни одна из них до сих пор не угнана, так что здесь ничего Накадзиме не пришьешь — работники заправки постоянно наши с вами ключи себе в карман кладут, правда ведь?

— Хорошо, а это самое трехмерное оборудование вэна? — Нисио продолжал выражать явное непонимание медлительности и нерасторопности своего коллеги. — Уже только этих двух сканеров достаточно, чтобы просить у прокурора ордер.

— Недостаточно! Сканеры эти — фактически бытовые. Трехмерный в «Бик — камере» или в «Йодобаси» за двадцать тысяч иен купить свободно можно. А радиосканер может иметь любой радиолюбитель: мы проверяли, в Интернете их видимо — невидимо. Кроме того, формально никто из нас внутрь микроавтобуса не забирался…

— Это другое дело… — огорчился Нисио. — А чего ордер на досмотр «эстимы» не просили?

— Мы надеялись со дня на день получить видеокадры с Накадзимой и ключами: нам нужна была такая серия кадров, где он сначала кладет их в карман, потом несет к вэну и потом возвращается.

— А потом что, машину угоняют, так получается? — Я попытался вежливо пнуть Гото за его своеобразные методы ведения следствия.

— Если на угоне цепочка не замкнулась бы, все эти кадры не имели б самостоятельной ценности…

— Понятно, — крякнул Нисио. — А Минамото-сан, значит, вам всю малину испортил, да?

— Да, испортил! — взвился Гото. — Я не понимаю, почему нас нельзя было поставить в известность о том, что вы, Минамото-сан, отправляетесь к этому самому «Шеллу»?!

— Во — первых, господин полковник, если вы прослушаете запись, из которой выросло мое непреодолимое желание отправиться к «Шеллу», то вы убедитесь, что там нет ничего, что могло бы связать в моем сознании планы русских бандитов и деятельность вашего отдела. А во — вторых, место возможной бандитской разборки установил не я, а господин Ганин, которому этот перекресток в районе Сумикава из-за близости проживания знаком очень хорошо, а мне не знаком совсем, поскольку я живу на другом конце города.

— Ну и что, что Ганин определил?!

— А то, что я до конца не был уверен в его правоте. Ведь это запросто могли бы быть совсем другие «Виктория» и «Кентакки». Поэтому я не стал тревожить по пустякам даже дежурного по управлению. А уж ваш-то отдел я бы точно ни за что не потревожил, потому что никаких — слышите? — никаких предпосылок связать планировавшуюся драку с вашими делами об угонах не было!

— Так, ладно! — Накадзава хлопнул по столу пухлой ладошкой. — Стороны удовлетворены взаимными объяснениями, не так ли? Давайте решать, что делать дальше.

— Нет, господин генерал, — рубанул я с ноющего плеча, — наша сторона не удовлетворена, поскольку до сих пор все, что мы слышали, было связано только с нашими внутренними проблемами, а также с исламскими странами Ближнего Востока и Юго-Восточной Азии.

— Вам этого мало, майор? — уставился на меня Накадзава. — Вам чего-то не хватает?

— Именно «не хватает»! Как известно всем сотрудникам дорожного отдела, имеется еще несколько сотен угнанных на Хоккайдо и перевезенных в Россию, а не в Персидский залив дорогих японских джипов, тех же, скажем, «патролов».

— При чем здесь Россия? — пожал плечами Гото.

— Вы на Накадзиму вышли через «патрол»?

— Ну!

— И при этом вы повторяете, что Накадзима и всякие там Шафары и Суквадорно занимались не джипами, а представительскими лимузинами, так? Согласны?

— Отчасти. — Гото пристально взглянул мне в глаза. — Мы ведь об угонщиках, а не о коллекционерах говорим, Минамото-сан. Это коллекционерам не все равно, что у него во дворе стоит — последний «краун» или новенький «крузер». А угонщики — бандиты и воры. Занимаются они своим ремеслом исключительно из любви к денежным знакам. Тем более, как я уже сказал, на «патрол» заказ мог поступить — вот и все!

— Хорошо! Посмотрите тогда, что получается. — Я перегнулся через стол по направлению к Г ото. — Три года эта японско-малазийско-пакистанская банда угоняла «маджесты» и «крауны», и никаких разборок ни с кем у них в «Виктории» не было, так?

— К чему вы клоните, Минамото-сан?

— А к тому, что эти русские громилы, которых Ганин — сэнсэй обжарил сегодня в масле, до этого «патрола» Накадзиму не трогали. Так ведь получается?

— И?..

— И! Посмотрите, стоило пакистанцам вашим погнать первый «патрол» на ют; как вышла эта заваруха!

— Не первый, — вдруг пролепетал молчавший до последнего времени Канеко.

Все дружно посмотрели на него: Гото с подручными — с тревогой и недружелюбием, а мы с Нисио, Накагавой и генералом — с неподдельным удивлением.

— Что значит «не первый», капитан? — грозно уточнил Накадзава.

— За последний месяц через сумикавский «Шелл» и конкретно через Накадзиму прошло четыре дорогих джипа, которые затем пропали.

— Вот те на! — Накадзава оказался, пожалуй, единственным из нас, кто по-настоящему удивился этой информации. — И мне ничего не доложили?! Как это понимать?

— В сводках эти машины указаны, господин генерал, — прикрыл Гото своего незадачливого подчиненного.

— «Патрол» — один из этих четырех? — Я решил немножко сбить огонь, направленный из накадзавского огнемета на бедного Канеко.

— Да. Еще два «лэнд — крузера» и один «прадо», — пояснил грустный Канеко.

— Их следов нет? — спросил Нисио.

— Нет, — отрезал капитан.

— Значит, они уже во Владивостоке или в Советской Гавани? — напомнил я Канеко наши вчерашние откровения.

— Минамото-сан, — вздохнул Канеко, — я уже вам говорил. Никаких следов вывоза джипов с Хоккайдо у нас нет. Все основные портовые таможни, откуда выходят российские суда, предоставляют нам полную отчетность. Дорогие джипы по ней не проходят!

— Так, господа, — закашлял Накадзава, — время позднее… вернее, ха — ха — ха, раннее… Давайте закругляться! Через четыре часа нам всем нужно работать так, как будто ничего сегодня ночью не было. Указания будут следующие: допросы арестованных в «Виктории» японцев я передаю в уголовный розыск…

Нисио с Гото синхронно метнули в сторону Накадзавы грозовые молнии своих самурайских очей.

— …господа полковники, пока ничего конкретного, привязанного либо к угонам, Гото-сан, либо к российским делам, Нисио-сан, формально для меня все произошедшее в ресторане «Виктория стейк» — хулиганство, и не более того. Вплоть до получения иной информации я обязан рассматривать инцидент сугубо как нарушение общественного порядка.

— А кто будет заниматься русскими из «Ясуй — бухин»? — Нисио потянул одеяло к себе.

— Здесь вы, Нисио-сан, пожалуйста, скооперируйтесь с управлением охраны общественного порядка…

— Понял! — загорелся тщеславный Нисио и не преминул победоносно посмотреть на Гото.

— А на вас, Гото-сан, остаются малазийцы и Накадзима. С утра начинайте разрабатывать их — может, кто-нибудь из них не выдержит и поделится с нами чем-нибудь продуктивным. И теперь главное: я не даю никому из сотрудников русского отдела прав и полномочий заниматься расследованием дела «шелловской» заправки!

Радость Нисио длилась недолго: начальник мой сник, как, ноябрьская ромашка, и пригорюнился.

— Вы меня поняли, Нисио-сан? — решительный Накадзава, видимо, решил добить моего старика. — Я ясно сформулировал свой приказ?

— Ясно, — кивнул Нисио.

— Поясню еще раз, чтобы избежать в грядущем накладок и противоречий: все, что касается угонов машин, прерогатива дорожного отдела — и никого другого! Мы достаточно усилили отдел Гото-сана, так что у вас, господин полковник, имеется достаточно ресурсов, чтобы все — таки довести все дела по угонам до победного конца.

— Так точно, — без особого энтузиазма согласился с начальством Гото, и всем нам было не до конца понятно, кому все — таки сейчас по-настоящему грустно — Гото или Нисио.

— Все, совещание закончено! — Накадзава похлопал ладошкой по столу. — Попробуйте подремать хотя бы пару часов!

Расходились мы молча: и потому, что разговаривать друг с другом после всего услышанного не очень тянуло, и потому. что за коридорными окнами уже забрезжил разбавленный сметаной малиновый сироп апрельского рассвета и всех нас, вне зависимости от распределения служебных обязанностей и профессиональных достижений, элементарно валило с ног. Мы с Нисио и Накагавой едва доковыляли до отдела, жестами разделили между собой три диванчика в предбаннике и в офисе, брякнулись на них обмякшими от изнеможения мешками, и последнее, что я увидел в своем сознании, было входное отверстие огромного трехмерного сканера, в которое меня запихивал мой друг Ганин в белоснежном халате и в громадных очках с толстенными стеклами; я взглянул на дисплей стоящего рядом компьютера, увидел свое прозрачное трехмерное тело, иссеченное белой паутиной координатной сетки, и впал в забытье.