В нашей семье первым всегда вставал мой отец. Он должен был прийти на работу к восьми утра, два часа тратил на дорогу, так что на пять он ставил будильник и в темноте делал зарядку. Просыпаясь, я слышал, как в темной гостиной катаются по полу папины гантели. Когда в шесть из радио раздавался гимн Советского Союза, служивший всей стране сигналом к побудке, папа уже заканчивал с гимнастикой и завтраком. Чтобы не попасть под гантели, моя мать вставала, когда отец уже уходил. Она подбирала за ним треники, рубашку, ботинки, чашки и тарелки, приводила себя в порядок, пила кофе и тоже уходила на работу.

Я вставал последним. От двери дома до школы минут десять пешком, а занятия начинались только в половине девятого. Спокойный как Будда, я собирал учебники и тетрадки, надевал синюю школьную форму, спускался вниз и там поджидал школьных товарищей. К школе мы всегда шли небольшой группой, втроем или вчетвером, чтобы уберечься от приставаний старших школьников. К вечеру родители выглядели уставшими и вымотанными, ну а я спал много и хорошо.

Сегодня мы живем в перевернутом мире. Дети вынуждены вставать первыми, в полседьмого, а когда им надо к нулевому уроку, то и в шесть. Но вечерами, как правило, они не могут заставить себя лечь спать раньше полуночи. Они подолгу сидят в Интернете или в Фейсбуке или же смотрят онлайн сериалы про зомби. Наутро в шесть они сами похожи на зомби. С белыми как мел лицами, они шатаются по коридору на кухню и обратно, забывают вынуть хлеб из тостера и не могут доесть очищенный банан. Родители этих детей, то бишь мы, тоже, разумеется, встают, провожают детей до двери, желают им хороших оценок и всяческих успехов и снова падают в кровать. Мы — люди свободной профессии, мы можем каждый день спать, пока подушка не треснет.

Чисто теоретически, естественно. Потому что по понедельникам и по пятницам в десять часов звонит телефон и строгий женский голос из школьного секретариата говорит, что я должен незамедлительно забрать сына из школы, ибо тот выглядит нездоровым, у него ужасно болит голова или расстройство желудка. Его мучает необъяснимая болезнь, у которой нет названия и постоянно разные симптомы. Будет лучше, если ребенок вернется домой. А к вечеру того же дня все недуги, к счастью, проходят, ребенок в прекрасном настроении и хочет гулять. Иногда страшные боли начинаются прямо с утра, еще до того, как ребенок отправится в школу, но они резко заканчиваются после моего звонка в школьный секретариат с уведомлением о неожиданном заболевании. Ребенок тут же чувствует себя лучше, он с аппетитом ест горячий суп и с наслаждением бьет баклуши.

Сердце мне подсказывает, что в этом нет ничего особенного. Типичные детские болезни, которым современная наука пока не нашла разумного объяснения: три дня температуры, один день головной боли, расстройство желудка на полдня. В молодых организмах все происходит быстрыми темпами; дети быстро заболевают, но и выздоравливают тоже быстро.

Но тут сердцу начинает возражать голос совести. Что это за таинственные болезни, которые возникают всякий раз по понедельникам и пятницам? — спрашивает совесть. Ведь заболевают не по календарю, а в зависимости от количества контактов с носителями вируса. Но ребенок в эти дни и на самом деле выглядит жалко, он не врет. И все же, я бы на твоем месте сверилась бы с учебным расписанием, настаивает совесть. Ну я и заглянул в расписание. По понедельникам и пятницам у них латынь, один раз первым уроком, в другой раз аж нулевым, то есть ну очень рано. Возможно, этот замечательный древний язык и есть причина наших однодневных болячек. Ведь ребенок всегда честен со мной. Много раз он говорил, что ненавидит латынь, не хочет иметь с ней дела, латынь это гадость. А если человека перманентно заставлять делать то, чего он не любит, то ему действительно становится плохо.

Я попал в воспитательный тупик. Что я мог сделать, как помочь? Ведь нет никакой возможности получить освобождение от уроков из-за аллергии к латыни. Кроме того, обидно за предмет. Как бы мне хотелось иметь сына, изъясняющегося на латыни! Но стоило нам только приблизиться к этой теме, как у ребенка начинали дрожать губы.

— Я и так учу незнамо сколько всякой дури! — жаловался он недавно. — Меня постоянно пичкают знаниями, которые мне никогда в жизни не потребуются! Учу вот математику, хотя у всех давно уже есть калькуляторы в мобильниках. Или, например, географию, несмотря на то что изобретены навигаторы. Учу иностранные языки, хотя Гугл может перевести что угодно. Но так и быть, я это учу, я понимаю логику преподавателей — что будет, если калькулятор сломается, или навигатор откажет, или Гугл окажется в руках террористов и начнет выдавать неправильный перевод? Я учу всю эту ненужную ерунду как пчелка Майя и даже не жужжу. Но латынь?! Латынь мне ни к чему!

Ребенок решительно защищал свое право на бескультурье.

— Латынь, сын мой, это корень всей европейской культуры, мать всех языков, — попробовал я убедить его.

— Это, конечно, замечательно, я это признаю, — кивнул ребенок. — Но пусть мать всех языков идет туда, где ей место, а именно — в музей языков. Зачем втягивать меня в противоестественные любовные отношения с мертвым языком? Это ненормально! Это надругательство!

Ребенок все больше выходил из себя. Он встал в центре кухни, воздел руку с бутербродом и произнес патетически вибрирующим голосом:

— Будь так добр, объясни, где, в какой жизненной ситуации, на какой планете мне может понадобиться латынь?

— На нашей планете и в очень многих ситуациях, — начал я, — например…

Тут на кухне повисла пауза.

— Скажем, ты идешь в музей и хочешь прочитать надписи на экспонатах, но не можешь их понять, потому что все они на латыни, — неуверенно продолжил я.

— Там рядом будет перевод на немецкий или английский, — ребенок, смеясь, разделался с моим слабым аргументом.

— Зная латынь, ты можешь читать рецепты и таким образом контролировать, что тебе прописывает врач.

— Не могу! — осадил меня Себастьян. — У врачей такой почерк, что они и сами не могут разобрать, что написано в рецептах.

Ох уж эта молодежь! Она твердолоба и меркантильна. Самоирония не относится к числу их добродетелей, они мыслят рационально и во всем хотят видеть пользу. Учить старый язык просто так, только из-за того, что он прекрасен, — об этом не может быть и речи. Но я все же ни в коем случае не хотел проигрывать безнадежную битву за латынь и перешел к последнему аргументу:

— Представь себе, — сказал я многозначительно, — что летишь в далекую страну и знакомишься там с прекрасной девушкой, и ты ей тоже нравишься, но, к сожалению, она понимает только латынь. И что ты будешь делать?

Ребенок рассмеялся и миролюбиво уставился в потолок. Он даже не стал напрягаться, чтобы разбить такой аргумент в защиту латыни, настолько это было легко. Достаточно лишь сказать, что давно уже нет далеких стран и не существует симпатичных девушек, которые понимают лишь латынь. Но ему хотелось, чтобы такая нашлась, я прочитал это в его глазах. Как бы то ни было, но на следующий день, а это был понедельник, он превозмог головную боль и пошел в школу — к нулевому уроку.