У нашей маленькой племянницы Сони день рождения. Она достигла возраста, выражающегося двухзначным числом. Нам не верилось, что крошка Соня, которая еще вчера ползала под столом как котенок, теперь самостоятельно ходит за покупками. Мы обожали Соню и хотели найти для нее пару прекрасных подарков, однако я точно не знал, что в нынешнее время может порадовать десятилетнюю девочку.

Но вместо размышлений о подходящих подарках я предался философствованиям о течении времени. А именно о том, что оно с недавних пор бежит как сумасшедшее. Кажется, раньше оно не было в такой хорошей спортивной форме. Я думаю, что до тех пор, пока на свете не появился первый человек, оно и вовсе стояло. Время было некоей точкой, которая не двигалась. Луна и солнце мирно соседствовали друг с другом на небе, облака висели на специально отведенных для них местах, а все деревья вечно зеленели. И только люди привели время в движение. Поначалу оно двигалось кругами, и люди вместе с ним — от урожая к урожаю, от зимы к осени. Они жили по циклам. В определенные промежутки времени они молились по обстоятельствам разным богам — тем, которых считали авторитетными на данном витке времени. И только христиане впервые разорвали круг и вытянули время в линию, берущую начало с рождения Христа и заканчивающуюся, как предполагалось, его возвращением. Атеисты радикальным образом сократили этот отрезок, их время начиналось с рождения и заканчивалось смертью. Все, что было до меня и особенно после меня, — все это к моей жизни отношения не имеет, думали они.

Казусы атеистического сознания на этом не заканчиваются, время становится все короче и быстрее. Современные люди круглосуточно заняты тем, что реагируют на всякую чепуху. Каждые пять минут они получают какое-нибудь «сообщение» или «информацию» или проверяют свою «почту». Они думают, что участвуют в мировых событиях, у них большие планы, но абсолютно нет времени. Они потеряли уважение ко времени и ведут себя так, будто время — это их маленькая племянница, которая как котенок ползает под стол и с которой можно всячески развлекаться.

Люди разбазаривают свое время или делят его с другими, будто время это пирог. Иногда они даже убивают время, особенно это свойственно подросткам. В тот самый момент, когда подростки готовы расстаться с детством, они стараются как можно быстрее избавиться от прошлого, чтобы не оставлять свидетелей. Интересно, где сейчас восемнадцать Барби моей дочери? Может, они стали бы хорошим подарком для Сони? — размышлял я. Моя дочь и две ее подружки сидели на кухне, расслаблялись.

— Дорогая, не могла бы ты мне сказать, где твои восемнадцать Барби? — спросил я деликатно. Дочка глянула на меня так, будто я с луны свалился.

— Для начала, папа, их никогда не было восемнадцать, а только двенадцать. Ты как всегда сильно преувеличиваешь. А во-вторых, куклы здесь, в кладовке, в большом мешке, на нем написано «детская хрень», но их уже нельзя использовать как игрушки. Ибо они сломаны. Всем известно, папа, что куклы должны ломаться, чтобы дети вырастали. Поэтому старые игрушки никогда нельзя дарить другим детям, — просветила меня Николь.

Ее подружка Йоганна тут же подтвердила этот по сути смелый тезис. Когда она была маленькой, она очень любила свою куклу-пупса. Эта кукла могла как настоящий человек ходить в туалет, при условии, что ее предварительно покормили. Так что Йоганна в первый же день скормила пупсу все запасы кукольной еды. После этого пупс переселился из детской комнаты в ванную. Родителям это вовсе не понравилось. Во-первых, туалет был теперь все время занят, а во-вторых, они должны были постоянно за большие деньги докупать специальный корм для пупсов. Родители Йоганны хотели когда-нибудь выйти из этой игры. Затем Йоганна начала кормить любимую куклу собственным завтраком, позднее просто брала продукты из холодильника. Ей казалось, что пупс все время голоден. В результате у пупса случился запор, и он начал внутри плесневеть. В конце концов Йоганна отнесла куклу в кладовку — и выросла.

У Николь была любимая Барби, которая могла менять цвет волос: если положить ее в воду, то блондинка Барби станет брюнеткой, так гласила реклама. Николь много раз это пробовала, но ее Барби становилась не брюнеткой, а серо-желтой. Дочка либо слишком долго держала куклу в воде, либо, наоборот, слишком быстро вынимала. Николь пыталась исправить ошибку: она окунала Барби в кипяток, в молоко, под конец даже в кока-колу. Ничто не помогало. Барби меняла цвет, но не в том направлении, как хотелось Николь. Наконец, близкая к отчаянию, Николь обрезала Барби волосы, отнесла ее в кладовку — и выросла.

Подобное было и у подруги Леа, с ее плюшевым медвежонком. У медведя были прекрасные человеческие способности, он умел говорить. Если посадить его прямо, он говорил «привет, я медведь». Если положить на спину, он говорил «я тебя люблю», а если уронить, то говорил «дурак». С этой коммуникативной игрушкой можно было играть все дни напролет, но у Леи с мишкой что-то не сложилось: однажды он неудачно упал со шкафа и с тех пор говорил только «дурак» в ответ на все, что бы с ним ни делали — сажали или укладывали. Леа делала все возможное, чтобы перенастроить медведя. Она даже женила его на плюшевой козе, но ничто не помогало. В конце концов она закинула медведя обратно на шкаф, зверь затих, а Леа выросла.

— Старыми игрушками ты никого не осчастливишь, — сказала Николь, — их нельзя передаривать, так же как человек не может подарить свое детство. Их время закончилось, оно ушло навсегда, и по старым игрушкам уже никто не льет слезы. Только бритые Барби и плесневелые пупсы с грустью смотрят нам вслед из кладовок.

— И что же мы тогда подарим Соне на день рождения? — вернулся я к своему вопросу.

— Мы подарим ей то, что дети ее возраста больше всего хотят. Например, новый айпад с USB-разъемом, — прагматично решила Николь и тем самым положила конец моим дальнейшим философствованиям.