Незадолго до Рождества жизнь большого города замирает, и жизнь школы, где учатся мои дети, тоже едва теплится. Огонь знаний переведен в режим экономии, и вместо учебы у детей сплошные завтраки. В школе наметили провести латинский завтрак, французский завтрак, немецкий завтрак и русский — за просто так, безвозмездно. К каждому завтраку ученики должны были принести что-нибудь в тему, хоть по мелочи. Никто точно не знал, что может сгодиться для латинского завтрака. Моя дочь на всякий случай прихватила банку огурцов и пачку салфеток. На французский завтрак подавали круассаны с сыром и мармеладом, а на немецком подъедали все, что оставалось от французского. За организацию русского завтрака в качестве консультанта отвечала моя дочь.

— Ну, Николь, — подкалывали одноклассники, бес-культурные неучи, подразумевая: «Чем питаются твои русские зимой, или они впадают в зимнюю спячку?»

— Как поживают твои соотечественники в Сибири? Пальцы себе не отморозили?

Поскольку географию они прогуливали, то им кажется, будто все русские живут в Сибири. Моя дочь охотно давала компетентные консультации о Сибири, хотя сама там еще не бывала.

— Ну да, — говорила Николь, — русские на зиму замораживают пальцы. Они отламывают замороженные пальцы, заворачивают их в тесто и делают пельмени. Так они могут пережить холодное время года. По весне недостающие пальцы отрастают вновь. Но зимой у всех русских по четыре пальца на руке, только у Путина их по пять круглый год, это как в Симпсонах. В мультике только у бога пять пальцев, потому что он хочет как-то от Симпсонов отличаться. В России бог — это Путин.

Описание сибирской действительности произвело на одноклассников большое впечатление, но аппетит к русской кухне у них пропал. После завтрака старшим классам предстояли консультации по профориентации, а младшие должны были доедать недостающие домашние задания. Моя дочь, как и все ее одноклассники, на профориентации изрядно скучала. Никто из класса на сто процентов не знал, кем хочет стать. Большинство видело свое будущее в музыкальной отрасли, в философии либо каким-то образом связанным с искусством и культурой. Возможно, это было следствием дурного влияния родителей, которые тоже ничему толковому не научились и потому почти все без исключений были заняты в индустрии развлечений.

Я пытался отговорить своих детей от индустрии развлечений. Разумнее было бы выбрать что-нибудь серьезное в банке или в страховой компании, считал я, но меня никто не слушал. Будущее Германии — страны поэтов и мыслителей — почти в полном составе засыпало на профориентации. Консультант из агентства занятости, которую школьники между собой называли «ББ-АА», даже не напрягалась, описывая трудовой рынок завтрашнего дня. Сама она считала работу консультанта по профориентации весьма непыльной. Можно ничего не уметь, а деньги от агентства занятости получать: консультантша разгласила всему классу, что каждый месяц ей переводят на счет по 1467 евро.

— Ваши родители, — сказала консультантша, — в конечном итоге помогут вам найти свое место в жизни, я даю лишь пищу для размышлений.

Я помогал как мог и писал со своим сыном недостающие домашние задания. Себастьян задолжал учителю музыки сочинение на десяти страницах о рэпере Эминеме. Жизнь и творчество этого человека нужно было описать во всех подробностях. Сын хотел сосредоточиться на творчестве рэпера, мне же отвел скучную часть: биография Эминема, истоки его карьеры и закат его города, Детройта.

Я нашел в Интернете биографию Эминема, она была чудовищна. Сплошь моббинг, конфликты и судебные иски. Сначала над маленьким Эминемом все издевались и усложняли ему жизнь — его мама, его подружка, его школьные товарищи. Затем он зарифмовал свою ненависть к ним и записал это на пластинку. Пластинка успешно продавалась, и тут все его враги захотели с него денег, потому что сочли, что он их «некорректно изобразил» в своих песнях. Но у Эминема адвокаты были лучше, и никто компенсации не получил, кроме мамы. Эта очень американская биография читалась как помесь передачи из зала суда и телешоу «Ищем телезвезду».

А вот закат города Детройта меня, напротив, глубоко тронул. Он напомнил мне о закате ГДР и о Восточном Берлине начала девяностых, когда на развалинах социалистической империи город обрел новую жизнь в качестве художественного проекта. В Детройте угнетенные рабочие столь успешно вели борьбу с угнетателями-капиталистами от автомобильной индустрии, что угнетатели капитулировали. Она закрыли свои фабрики и переехали на пару миль за город. Там они заново построили производственные площади и завербовали новых рабочих, которые не столь критически были настроены к капитализму. Детройтские угнетенные остались без угнетателей и без работы. Они грабили городскую казну, пока та не опустела. Остальное они подожгли и объявили свой город банкротом. В Детройте воцарились хаос и анархия. Дома там продавались по одному доллару.

Пока капитал и государство обходили Детройт стороной, город открыли для себя люди искусства со всего мира. На руинах автомобильной индустрии возникла колыбель современного искусства. С тех пор Детройт, где смешались забегаловки и галереи, обрел вторую жизнь. Детройт умер, да здравствует Детройт! Я с удовольствием писал об этом городе и надеялся получить у учительницы музыки хорошую отметку. Мне в принципе нравится писать сочинения, в том числе и для других. К сожалению, мои дети всегда переписывают эти сочинения и оставляют в них только собственные мысли.

Дочери я помогал с сочинением о категорическом императиве у Канта, который предположительно должен быть в любом человеке, чтобы общество функционировало. Николь должна была доказать реальное наличие категорического императива на примере самопожертвования пастора Йоганнеса Кольбе, который добровольно пошел на смерть в концлагере вместо одного поляка, отца семейства. Это задание вызывало у меня чувство досады. Во времена Канта еще не было концлагерей, хорошее и плохое присутствуют в каждом человеке, как раньше, так и нынче, и проявляются они произвольно, не спрашивая философов. Мы с дочерью оба придерживались мнения, что Кант никогда не считал свой императив лекарством на благо общества или разъяснением исторического процесса, а рассматривал его как образ мыслей одного-единственного человека, а именно самого себя. И как любой человек, Кант каждый день проявлял себя по-разному.

Люди способны принимать противоречивые решения, они могут в течение одного дня быть то героем, то негодяем. Поэтому любая попытка с помощью кантовского категорического императива проверить на правильность совершенные или планируемые поступки смехотворна, написал я. Естественно, Николь это все переписала. Я думаю, что учительница даже не прочитала наше анархическое сочинение, иначе мы бы не получили за него единицу — высшую оценку. Я бы с удовольствием поучаствовал в написании еще многих сочинений, но ограничен в возможностях. Как уже было сказано, я не учился ничему основательному. Кроме философии и музыки, я ни по каким другим предметам не могу помогать с домашними заданиями. Для подрастающего поколения мои сочинения — невеликая помощь. Жизнь — штука тяжелая. Никто не может помочь. Категорический императив не может помочь. И консультантша по профориентации тоже не может. А Эминем и подавно нет. Каждый должен все улаживать сам.