Осенью на вернисаже в Берлинской школе искусств я познакомился с русским скульптором. Тридцатипятилетний Сергей N. был мужчина солидный, уравновешенный и. Мы оба радовались знакомству — всегда приятно встретить на чужбине земляка, особенно если он художник. Когда Сергей разъяснял мне смысл своего произведения, глаза его сияли от счастья. Он рассказал, что уже давно работает только с бетоном, легкие материалы он презирает. Его работа называлась «Сердце матери» и представляла собой раковину средних размеров, от центра которой во все стороны расходились лучи. Я сразу понял, что человек он талантливый. Казалось, что сердце матери вопрошает все человечество: за что? Бетонное сердце, боль материи, страсть камня…

За чаем мы беседовали об искусстве. Я расспрашивал Сергея, в чем суть его произведения. Он только качал головой: «За чаем такого не объяснишь, для этого нужна водка». Прошло время, и я забыл про таинственную раковину. Наступила зима, выпал первый снег. Мне позвонил Сергей и сообщил, что представил свою раковину на конкурс проектов памятника жертвам Холокоста. По его замыслу, раковина являла собой застывший в бетоне крик, символизирующий мировую скорбь и боль рода человеческого. Мысль мне понравилась, хотя и требовала обсуждения. Мы встретились за чаем и постепенно перешли на водку.

Через несколько недель Сергей пожаловался, что его произведение отвергли — на том основании, что раковина-де маловата для центрального памятника жертвам Холокоста. Однако он не терял надежды найти своему творению подобающее место. После этого я еще некоторое время размышлял о современном искусстве, особенно за чаем, а потом снова забыл об этой истории.

Пришла весна, на улице потеплело. Сергея пригласили в Прагу. Там его раковине предстояло стать памятником женщинам, изнасилованным советскими солдатами во время событий 1968 года. Сергей хотел узнать, как лучше доставить раковину в Прагу — на грузовике или поездом. Мы встретились, побеседовали за чаем об искусстве и даже договорились поехать в Прагу вместе. Ничего не вышло. Две недели спустя чехи сообщили, что отказываются от идеи по финансовым соображениям. Дома я еще некоторое время листал художественные журналы, пока снова не погрузился в быт.

Настало лето. Деревья покрылись листвой, газоны — травкой. Сергей попросил помочь ему отвезти раковину в Гамбург. Там как раз проходила эротическая ярмарка, а раковина должна была выражать неудовлетворенную потребность в вагинальных контактах. На ярмарке было очень весело. Вокруг шедевра толпился народ. Мужчины ковыряли ногтем бетон. Одна дама средних лет, увидев скульптуру, застыла, покраснела и в смущении отвела глаза. Через несколько дней мы погрузили раковину в прицеп, вернулись в Берлин и разошлись по домам лечиться от похмелья. Еще некоторое время я вспоминал Гамбург, но потом мои впечатления стерлись из памяти.

Наступила осень. На улицах стало холодно и пустынно. Я бесцельно слонялся по городу и забрел в Веддинг. Посреди огромной детской площадки из песка возвышалась раковина. Я сразу узнал «Сердце матери», несмотря на свежую краску и облепивших его детей. Есть на свете вещи, которые просто незабываемы. В качестве улитки «Сердце матери» было великолепно. Детям оно явно понравилось. За Сергея можно порадоваться, теперь он живет в гармонии с самим собой и со всем окружающим миром. Весело напевая, я зашагал домой.

Перевод Н. Клименюка