Нахальство этой скандалистки просто не имеет предела, сказал себе Джонатан. Неужели она и впрямь себя так высоко ценит, чтобы считать, будто какой-нибудь мужчина способен оставаться спокойным, пока его супруга занимается столь постыдным ремеслом?

Может, она имела в виду, что сохранит это в тайне от своей жертвы, а он счел бы жертвой любого, кого ей удастся подцепить, но ведь она сказала «если он не будет согласен», а это означает, что она расскажет ему, чем занималась, и будет ожидать, что он это проглотит.

В свете было достаточное количество жен, чья добродетель была, мягко выражаясь, сомнительна. (Ему неожиданно вспомнилась Констанция с ее предложением продолжить их связь, а также некоторые другие известные ему дамы.) Но в таких случаях мужья были — или, по крайней мере, детали вид — в неведении о том, что происходит, до тех пор, пока их жены соблюдали приличия в своих связях. Ни один мужчина не согласится, чтобы его жена слыла fille de joie.

Прежде чем он смог достаточно собраться с мыслями, чтобы ответить на ее наглость с подобающей резкостью, он услышал голос Люси и, взглянув вверх, увидел, что она спускается по лестнице. Ни в коем случае нельзя, чтобы она узнала о своей кузине то, что известно ему. Люси и не подозревает, что такие особы вообще существуют, и он надеялся, что она всегда останется такой же невинной, как и сейчас. Если б судьба дала ему сестру, он желал бы, чтобы она была похожа на Люси — такая же нежная и нетронутая той мерзостью, воплощением которой была ее кузина.

Он попытался отбросить свои подозрения — нет, уверенность — насчет этой Дрейк из головы и улыбнуться. Посмотрев на Люси, спускающуюся по лестнице, он стал улыбаться искренне. На ней было белое платье из индийского муслина — названия материала он, естественно, не сумел бы сказать, — с тонким верхом из искусно расшитого тюля, отделанного бледно-розовыми ленточками и такими же бантиками, разбросанными по юбке в хорошо продуманном беспорядке, пояс и вырез вокруг шеи были украшены гроздями розовых бутонов, точно повторяющих свежий цвет бантов и щек Люси. Несколько бутонов были искусно вплетены в ее золотые локоны.

Вот она пошла к Джону по черно-белой мозаике пола — и из-под подола ее платья замелькали кончики ее белых атласных туфелек. Ее перчатки были белыми, как и веер, который он подарил ей в честь этого вечера. Он не знал, что Миранда сказала ей, что она похожа в этом белом платье на рождественского ангела, а если бы знал, то это был бы один из тех немногих случаев, когда их мнение совпало.

— Так леди Смолвуд поручила вам сопровождать нас сегодня? — спросила она. — Бедный Джон! Я же знаю, как вы не любите подобное времяпрепровождение, когда нет возможности даже поиграть в карты по-настоящему. Ведь я знаю, что вы не захотите танцевать.

— Но мне же повезло, — сказал он ей, — я смогу быть кавалером сразу двух красивых девушек, а не одной, как другие. — Одной девушки и одной потаскушки, мысленно поправил он себя. — Я так понял, что леди Смолвуд присоединится к нам попозже.

— Да, меня она тоже уведомила. К ней неожиданно приехали несколько гостей, которых она возьмет с собой, как только они немного отдохнут с дороги. Она сказала, что постарается приехать не позже одиннадцати, до того, как закрывают двери, и что ей не хочется, чтобы мы что-нибудь пропустили.

— И вы ничего не пропустите, — ответил он. — Можете на меня положиться. — Больше, чем ты думаешь. Я позабочусь заодно и о том, чтобы оградить тебя от лишних знаний о твоей недостойной кузине, мысленно продолжил Джон.

— Конечно, Джон. Мы это знаем.

Люси всегда была хорошеньким ребенком, гораздо симпатичнее, чем когда-нибудь станет ее сестра. А теперь, когда она переросла былую склонность к излишней пухлости, он был вынужден признать, что она, без сомнения, превратилась в привлекательную юную леди. Такую, кого хочется защищать и оберегать.

Потом его критический взор обратился к другой молодой особе. Она могла бы завернуться хоть в парусину, подумал он, и все равно Люси не смогла бы соперничать с ней — и никто из тех, что будут сегодня в Олмаке, — подобно тому, как даже самые яркие звезды не могут соперничать с солнцем. А будучи одета так, как сейчас, в эту мерцающую ткань с ярко-голубым верхом, от чего ее глаза казались ярче и еще синее, чем обычно…

Нечестно с ее стороны так поступать с Люси! Эта потаскушка не имеет никакого права ставить под угрозу первое настоящее появление Люси в свете, полностью затмив ее. Кто же обратит внимание на Люси рядом со столь великолепным созданием?

Но как же ему сказать Люси, что кузину лучше бы оставить дома? Люси слишком к ней привязана и слишком добросердечна, чтобы понять, что эта другая полностью оттесняет ее в тень. Она решит, что он просто несет околесицу, скажи он ей такое.

Укутывая сначала плечи Люси в черную накидку с оторочкой из лебяжьего пуха, а затем проделывая то же самое с темно-синей накидкой Миранды, он мог только надеяться, что эта вертихвостка не скажет и не сделает в этот вечер ничего такого, что могло бы смутить ее кузину. Что, если она отпустит кому-нибудь замечание в духе их последней беседы? Но, по-видимому, у нее хватает порядочности — или осторожности — не давать Люси узнать что-либо о своей «работе», как она это называет, так что вряд ли она совершит сегодня какой-нибудь неблаговидный поступок.

Похоже, что она неплохо умеет держать язык за зубами со всеми, кроме него. Словно она решила почему-то его шокировать, вынуждая сорвать с нее маску. Он, конечно, не может знать, что там она говорит наедине с другими, но поскольку до него не дошло о ней никаких слухов, то надо думать, что она никому не выдала своей грязной тайны.

Джонатан пропустил обеих девушек в двери непритязательного зала Олмака, посмотрел, как их немедленно окружило не менее дюжины исполненных надежды обожателей, и прежде чем отыскать место, откуда он мог бы наблюдать за вверенной ему парой, остановился на минутку, поправляя воротничок рубашки. Сзади послышался дружеский голос:

— Ну, Мюррей, как это вышло, что мы видим тебя тут среди этих зеленых юнцов?

Повернувшись, он увидел, что ему ухмыляется его бывший товарищ по армии.

— То же самое я мог бы спросить и у тебя, Хэдж. Я думал, ты еще в Испании.

— Царапнуло малость, и они отправили меня домой. — Ухмыляющийся лейтенант показал на легкую повязку на руке. — Но не надолго.

— Везет тебе, ты скоро вернешься. А мне и не говорят, когда можно будет тронуться в путь. Но ты же не здесь поправляешь здоровье?

— Нет… просто выполняю свой долг по отношению к младшей сестренке. Ты же знаешь, как это бывает. Ах да, у тебя ведь нет сестры, чтобы втянуть тебя в такое дело. Так зачем ты здесь? Уж не охотишься ли на здешних красавиц? Лучше держись от них подальше — эти, знаешь ли, ждут не просто легкого флирта.

— Знаю-знаю. Боже упаси меня от глупости добровольно шагнуть в ловушку со священником, а такое знакомство означало бы именно это. Нет, сегодня меня привела сюда сестра моего друга. Помнишь Чарльза Оуэнса? Здоровый, цветущий парень, всегда всем добрый друг. А для меня — тот друг, что спас меня от ножа мясника, за что я буду ему вечно благодарен. У его сестры Люси в этом сезоне первый выход в свет.

— А ты, значит, за сторожа? Я знаю, что вы были друзьями, но не многовато ли для дружеской просьбы?

— После того-то, что Чарльз для меня сделал? Да за это можно попросить о чем угодно. Но, к счастью, он меня ни о чем подобном не просил. Я сопровождаю ее сегодня только потому, что ее покровительница немножко задерживается, а Люси не хочется пропустить ни минуты своего первого пребывания здесь. По каким-то непонятным мне причинам женщины придают большое значение подобным вещам.

— Понятно. — Хэдж подул в свои пышные усы, которые ухитрился сохранить, несмотря на приказы своего непосредственного командира, не терпевшего отращивания растительности, ему недоступной.

— Значит, тебя все же втянули в это дело.

— Ну, можно, пожалуй и так сказать. Но только на сегодня, не на весь сезон, как тебя, должно быть.

— Да нет, могу сказать, что все не так уж плохо. Это всего еще на несколько дней. Мне уже сказали, что я могу выезжать в армию. Жду только, когда они покончат со всякими бумажками: они опаздывают, как и следовало ожидать. Война кончится прежде, чем эти ребята оформят хоть половину всех бумаг еще с прошлой войны. А что за вторая красавица на твоем попечении?

— Мисс Миранда Дрейк. — Резкость его тона заставила лейтенанта Хэджа пристально посмотреть на него.

— А, вот даже как? Держитесь подальше — частная собственность. Тебе бы надо повесить табличку… но что ты там говорил насчет ловушек? Сдается мне, что ты уже скользишь в нее.

— Ничего подобного, — сказал Джонатан столь решительно, что лейтенант утвердился в правильности своей догадки. Его друг наконец попался. Он не ждал этого от Мюррея, но и самым стойким приходит время терпеть поражение. Он возблагодарил судьбу, что избежал такой участи.

Словно заподозрив, о чем думает лейтенант, Джонатан продолжил, проглотив проклятие и стараясь говорить не так свирепо:

— Просто я не думаю, что тебе с ней может повезти. Но ты, конечно, волен попробовать, на что ты способен.

Он мог только гадать, какова цена Миранды, но готов был биться об заклад, что карманы Хэджа были не настолько глубоки, чтобы вызвать у Миранды нечто большее, чем просто мимолетный интерес. Она, может быть, захочет с ним слегка пофлиртовать, как, несомненно, поступает с теми, кто сейчас толпится около нее, но только затем, чтобы скрыть свои истинные устремления. Таких старичков, — которые ради ее благосклонности охотно расстанутся со своими денежками, на Брачном Базаре не водится.

— Надо было мне сказать ей, чтобы попытала лучше сегодня счастья в Хеймаркете, — сказал он себе под нос. Он ни на миг не поверил ей, когда она намекнула, что может искать постоянного союза. Только не среди тех джентльменов, что были здесь сегодня. Мужчины не приходят к Олмаку в поисках любовницы, а другого она вряд ли себе отыщет.

Если она действительно собирается подцепить себе мужа, то это делается не так. Вся эта ее речь, сказал он себе, была просто вызовом с ее стороны. Она хотела посмотреть, удастся ли ей его шокировать, и преуспела в этом. Но он не позволит, чтобы она об этом узнала.

Люси уже вел в круг один из чрезвычайно юных джентльменов, окружавших их, а Миранда пыталась выбрать кого-нибудь из других назойливых молодых джентльменов, казавшихся ей еще слишком юными, чтобы посещать балы, когда к ней подошла княгиня Эстергази, решительно разметав всех юнцов на своем пути, и приветствовала ее:

— Добро пожаловать к Олмаку, ma chere. Я знала, что поступаю правильно, когда дала вам приглашение. Видите? Вон там стоит последняя находка Ливенов — та, что выглядит точь-в-точь, как перепуганная овечка.

Миранда подавила смешок, вызванный этим описанием, слишком близким к правде, чтобы быть лестным для молодой леди, сделала реверанс и сказала:

— Очень любезно с вашей стороны, ваше высочество, включить меня в списки приглашенных.

Я была права в своих подозрениях, сказала себе Миранда. Княгиня действительно пользуется румянами. И в значительных количествах. Но надо признать, она делала это очень умело. Миранда и не подозревала, что респектабельная леди может так увлекаться косметикой.

Тем не менее, посмотрев вокруг, она могла увидеть несколько других леди, в основном уже совсем не в юном возрасте, которые либо предприняли доблестную попытку восстановить утраченную, — а возможно и никогда не существовавшую — красоту с помощью усердно нанесенной краски, либо же сильно страдали от жары. Даже на лицах нескольких более молодых леди виднелись следы румян.

Не все из них сумели воспользоваться косметикой столь умело, как княгиня. Несомненно, это искусство требовало большой практики. У Миранды в этом искусстве не было никакого опыта, и она знала, что Люси тоже избегает искусственных красок. Все-таки в этом было что-то упадочническое.

— Ерунда, — сказала княгиня в ответ на ее благодарность. — Своим приходом вы украсили мне вечер. И не только мне, как я с удивлением заметила. Как вам удалось убедить столь красивого капитана сопровождать вас?

— Прошу проще… ах, вы о капитане Мюррее? Он друг Чарльза, брата Люси, и они уже некоторое время знакомы. Или, по крайней мере, так мне дали понять. Леди Смолвуд попросила его сопровождать нас сегодня, потому что она задерживается.

Миранда не стала упоминать, что меньше всего на свете капитан Мюррей хотел бы сопровождать ее куда-либо — разве что до дилижанса, направляющегося к ней домой. Сегодня он был здесь только потому, что не хотел огорчить Люси. Она вынуждена отдать ему должное, он действительно заботится о ее кузине. Но это единственное, что она может сказать в его пользу.

— Но ведь вы не против того, что он заменил сегодня эту леди? — В голосе княгини, казалось, прозвучал намек, который Миранда не совсем поняла. — Поверьте мне, любой jeune fille не повредит, если ее увидят в его обществе.

Миранда рассмеялась.

— Вы имеете в виду Люси? Не сомневаюсь, что он на многое готов ради нее.

— Разумеется, я совсем не это имела в виду. Она слишком молода для него, чтобы принимать ее всерьез. Я говорила о вас, конечно.

Едва удержавшись от смеха при мысли, что капитан Мюррей может вообще думать о ней, а тем более что-то приятное, Миранда ответила:

— Благодарю вас за комплимент, мадам, но едва ли меня можно назвать jeune fille. Я уже в другой категории.

— Категории?

— Старая дева.

— Что за ерунду вы говорите? — Княгиня подкрепила свои слова болезненно сильным ударом веера, оставив довольно яркое красное пятно на руке Миранды повыше перчатки; Миранда надеялась, что оно вскоре исчезнет. Иначе окружающие начнут интересоваться, что она с собой сделала. — Вы еще почти ребенок. И потом, никто никогда не бывает слишком стар для любви. А вы должны признать, что капитан очень красив.

— Да, нельзя отрицать, что он весьма красив. — Я поняла это с первого взгляда, сказала она про себя. Но это было прежде, чем я узнала, каким отвратительным может быть этот человек; прежде, чем узнала, что его поведение не соответствует внешности. — Если бы только он не был столь строгих правил.

Княгиня расхохоталась так, что какое-то время Миранда опасалась, что та задохнется от смеха.

— Строгих правил? Джонатан-то Мюррей? Вряд ли можно перечислить всех тех высокопоставленных кокеток, которых он… впрочем вы, разумеется, не слышали о его affaires. Да и le cher Джонатан не из тех джентльменов, которые хвастают своими победами. И уж, разумеется, не в вашем присутствии. Предполагается, что мы, женщины, не знаем, как развлекаются мужчины, не так ли? Но мы все равно узнаем об этом, правда? И вовсе неплохо узнать, что мужчина опытный любовник.

На мгновение Миранда пожалела, что у нее не накрашены щеки, чтобы не было видно, как прилила к ним кровь. Как княгиня могла сказать такое? Про… про любовников? Правда, не следует забывать, что она не англичанка, а Миранда слышала, что на континенте допускались гораздо большие вольности как в поведении, так и в разговоре, чем было принято там, где она воспитывалась. А может быть, княгиня Эстергази просто недостаточно владеет языком и имела в виду что-то совсем другое? Из-за этого вполне невинное замечание могло стать совершенно двусмысленным без всяких намерений с ее стороны.

Увидев, что Миранда покраснела, княгиня снова рассмеялась.

— О, я вижу, что шокировала вас. Вы верно думаете, «какой стыд», но я не сказала ничего, кроме правды. Я иногда забываю — вы ведь бедные, холодные англичане. Меня удивляет, как вообще столь сдержанные люди ухитряются установить хоть сколько-нибудь романтические отношения, если они продолжают притворяться, что таких вещей не существует.

Нет, это уж слишком, даже для княгини.

— Ваше высочество…

— Вот увидите, что я права. Я никогда не ошибаюсь, если дело касается любви. А теперь я должна оставить вас этим нетерпеливым молодым людям, иначе мне будет стыдно, что я не дала вам завести нежных отношений. — Она снова ударила Миранду веером по руке, на сей раз не так сильно, и торопливо удалилась.

Миранда приняла приглашение на танец, который вот-вот должен был начаться, и надеялась, что впопад отвечает на комплименты своего партнера. Мысли ее кружились вокруг того, что сказала княгиня. Что она имела в виду, говоря о высокопоставленных кокетках?

Она сказала, что Джонатан Мюррей — опытный любовник, говорила про его любовные романы. Княгиня Эстергази могла ошибиться в слове — однажды, но не три же раза. По ее словам, капитан обладает репутацией сердцееда.

Даже столь неискушенная в этом Миранда знала, что такое бывает. Даже, казалось, ожидается среди людей, которые ее сейчас окружали. Никого не волновало, если джентльмен вел себя вольно. Но если капитан так хорошо знает жизнь, а она поняла, что не сомневается в правдивости слов княгини, почему же он так болезненно относится к ее творчеству? Она решила, что спросит его об этом, когда они в следующий раз останутся наедине.

Тут она осознала, что музыка прекратилась и что ее партнер спрашивает, не принести ли ей оршада. Она кивнула, и он устремился прочь, а она пожалела, что не попросила его принести ей лучше лимонаду. Но, по крайней мере, джентльмен был счастлив ей услужить, так что она выпьет оршад, хотя и находит его безвкусным.

К счастью, едва она успела сделать глоток, как к ней подошли сразу два джентльмена и оба попросили у нее следующий танец. Она отдала бокал обратно тому молодому человеку, который его принес, и, поблагодарив его за любезность, повернулась к остальным, сказав одному из джентльменов, что, он может танцевать с ней этот танец, а другому, что потанцует с ним позже.