– Тише-тише, успокойся.  

Эйгон прижал Арлину к себе и коснулся губами её щеки.  

– Опять этот сон, – простонала девушка. 

– Это всего лишь кошмар, – ответили ласковым шёпотом.          

Арлина села на разворошенной постели. Одеяло соскользнуло вниз, оголяя грудь. Девушка тяжело дышала. Волосы у корней были мокрыми от пота, голос дрожал, а в глазах – зажги кто в комнате в тот момент свечу – легко читался неподдельный страх. 

– Сколько я проспала?    

– Несколько минут. 

– А, кажется, будто целую вечность.      

– Спи… – горячее дыхание обожгло шею, а сильные руки увлекли обратно на подушки. – Я обниму тебя крепко, и никакие кошмары не пройдут.

– Их не было с тех пор, как я пошла за тобой. И вот опять. С той самой ночи, когда я… когда мы… – Арлина стушевалась.

– Когда мы занялись любовью, – Эйгон закончил вместо неё.  

Арлина прильнула к мужу, положила голову ему на плечо и провела пальцами по его груди.

– Почему он опять мне снится? Так не должно быть. С Мартаном меня больше ничего не соединяет.

– Это пройдёт. – Эйгон обнял жену и нежно поцеловал. – Всего лишь волнение, не больше. Спи и ничего не бойся, а я буду рядом.

– Будешь со мной до самого утра? Не уйдёшь, как обычно?

Поцелуи шли один за другим: трепетные, лёгкие, ласковые. И прерывались лишь, чтобы дать губам возможность еле слышно пробормотать ответ:

– Просыпаться в обнимку со мной другим не доставит тебе радости.

– Меня это не пугает, – прошептала Арлина. – Я приму тебя любым. Ты только будь со мной. Всегда и везде. Будешь?

Щелчок пальцев – стоявшая на столике у окна свеча вспыхнула ярким светом. Арлина прищурилась, хотела отвернуться, чтобы спрятаться от раздражающего оранжевого огонька, но Эйгон не позволил. Его глаза смотрели на жену, не отрываясь, и сердце тяжело стучало.

– Это правда? 

– Что я приму тебя любым?  

Арлина улыбнулась уголками губ, провела рукой по его бледному взволнованному лицу, обняла за шею, притянула к себе и прошептала:

– Это правда, но обещай мне одну вещь.

– Что именно?

– Мы всё-таки попробуем найти выход.

И, не дождавшись ответа, добавила:

– Ты говорил, есть одна возможность. Так почему не цепляешься за неё?

– Я пробую…

– Как? Все последние ночи мы проводим в постели. Днём ты сидишь, склонившись над книгами, ничего не говоришь и даже выходить к ужину не хочешь. Ведь я могла бы тебе помочь. Ты только скажи, как…

– Дай мне ещё пару дней, я вернусь и всё тебе расскажу.

– Вернёшься? – Арлина недоуменно смотрела на мужа. – Куда ты собрался? Я с тобой!

Эйгон помотал головой.

– Тебе там нечего делать, – и, прочитав вопрос в глазах жены, добавил: – Утром тебе придётся отдать меня на растерзание Раверинусу Квирлу, а заодно и всему совету. Хотя там только Квирл с зубами крокодила, все остальные воздушны, как одуванчики знойным летом.

Арлина приподнялась на локте.

– Что ещё за совет?

– Совет магистров магии, в котором я вроде как состою с тех самых пор, как получил первый ранг. Пришло письмо за печатью Квирла, причём уже второе. Первое мы как-то пропустили. Неявка на совет приравнивается к исключению из него.

– Что-то серьёзное? 

У Арлины защемило сердце. 

– Как всегда чепуха, – зевнул Эйгон. – Скорее всего, опять всё ограничится сбором пожертвований на ремонт здания библиотеки или корпусов Академии. Как обычно, все средства выбьют за пару минут, зато дискуссии по этому поводу затянутся до утра. 

– Я буду скучать.

Арлина провела тонкими пальцами по губам мужа, а те не преминули воспользоваться шансом, захватили прохладные пальцы в плен и долго не отпускали. А когда наигрались, то последовал ответ:

– Ты и опомниться не успеешь, как я вернусь. Я слишком сильно люблю тебя, чтобы терять такие ценные ночи.

– Когда же ты успел полюбить меня? – Арлина игриво улыбалась и накручивала на палец прядь спутанных белых волос. – Ведь всё это время я вела себя так несносно, так…

– ...высокомерно, – подхватил Эйгон, – что даже моё сердце дрогнуло. 

– Тебе смешно, а я серьёзно. 

– И я серьёзно. Замерло в тот самый миг, когда я увидел тебя на площади. Ты расколотила каблуком древнейший артефакт. Я был так зол, что хотел превратить тебя в сороконожку.

– Ты же бросился меня прикрывать! – воскликнула Арлина, вспоминая своё неуклюжее падение на площади Атоля и разорванное платье.

– На самом деле я влюбился в твои волосы, тонкую талию и красивые пальцы. Я даже влюбился в твои щиколотки. Причём, с первого взгляда и так сильно, что не мог позволить никому, даже самому себе, на них пялиться. Потом, правда, сомневался, стоят они того или нет, но когда на заре ночи в фургончике цыганки ты предстала передо мной в коротких мальчишечьих штанах, я был окончательно сражён. 

– Я говорила тебе, что ты бабник? – ревнивым тоном протянула Арлина. – Скольких ещё женщин ты так разглядывал?

– Тебя первую. Другие не задирают подол платья, чтобы переступить через миску нищего уродливого старика.

– Врёшь...

– Клянусь, ты первая. И всем сердцем желаю, чтобы последняя. Я никому тебя не отдам.

– Думаешь, я тебя так просто отпущу? – фыркнула Арлина. – Будешь терпеть меня такую, какая я есть.

– Я готов, но обещай мне продолжить эксперименты с эликсиром. Пока я буду маяться от скуки на совете, начни всё с начала. Я вернусь, и попробуем ещё раз.

– Глупенький. Мне больше не нужен эликсир. Мартан навсегда покинул моё сердце. Теперь в нём только ты. 

– И всё же обещай, – мягко настаивал Эйгон. 

– Если ты просишь... Но зачем?

Ответом был жаркий поцелуй, горячий и долгий, уносивший высоко-высоко за облака, в мир наслаждения и страсти, а сменой ему – погашенная свеча и учащённое дыхание. Ещё мгновенье, и комната утонула в стонах и сладких запахах любви. 

***

В малахитовой зале Вороньего замка на Зелёном холме этой ночью было зажжено немало свечей. Слуги муравьями сновали туда-сюда, заканчивая приготовления, а когда последняя белая лилия была воткнута в пузатую, оливкового цвета, вазу, тут же растворились за закрытыми дверями, наблюдая через едва заметные щели, как медленно и чопорно один за другим в комнату входили важные гости.

Директор Академии волшебства и чародейства Магика де Монтрё* – старая, морщинистая женщина с пучком редких седых волос, собранных на затылке, – села, как обычно, ближе к окну, по другую сторону которого царила ночь и разглядеть что-либо было крайне проблематично. Хотя, по-кошачьи узкие глаза Магики могли и в кромешной тьме высмотреть чёрную мышь.

Рядом с чопорной директрисой на стул плюхнулся магистр Пламмель – низкорослый старикашка, сгорбленный и на левый глаз косой. От его рук несло таким жаром, что Магика отодвинула своё кресло, иначе кружевная лента – единственное украшение на строгом сером платье – могла легко воспламениться.

По другую сторону стола сидело ещё двое старикашек, один дряхлее другого. Дрожащими руками они подносили к губам фарфоровые чашки, прихлёбывали дымящийся ромашковый отвар и вполголоса, но, тем не менее, горячо обсуждали последние чудеса волшебной науки.

– Я говорю вам, магистр Йерхен, новый летательный аппарат профессора Чудейникуса скоро заменит мётлы! А в прошлом году фурор произвели летающие ковры. Очень удобно, скажу я вам, особенно для старых костей. Не надо сидеть, скрючившись. Хочешь – лежи, хочешь – ноги скрести и попивай чаёк. Красота! 

– Все эти новшества добром не кончатся, магистр Чарсвин. По старинке надо жить. Так спокойнее, да и временем мётлы уже проверены.

– А как же прогресс?!

– А кто им занимается? Одна молодёжь. Разве могут они создать что-то серьёзное, если у них ветер в голове? 

– Зато сколько у них в глазах живого блеска, а в сердцах – страсти! А мы что? Устаём и падаем с ног, стоит только развести горелку. Поправьте меня, милая Магика, если я не прав, – Чарсвин обратился к директрисе де Монтрё. – Студент нынче пошёл жадный до знаний, ведь так?

– Студент нынче пошёл избалованный, – сказала, как отрезала, суровая директриса. – В книгу лишний раз заглянуть ленятся. После того, как Чудейникус изобрёл вращающийся шар, предпочитают щёлкнуть пальцами и смотреть лекции в нём. Я лично изъяла из корпусов пять таких шаров. А сколько ещё припрятано? 

– Надо сказать Раверинусу. Пусть примет меры. Не дело это – волшебные книги игнорировать, – проворчал Йерхен. – Верно я говорю?

Все собравшиеся в ответ закивали: кто – бородой, кто – острым подбородком с бородавкой, а магистр Пламмель громко захрапел.

– Что, простите? – вздрогнул он и потёр сонные глаза, после того как Магика ткнула его пальцем в бок и тут же отдёрнула руку, и подула на ожог.

– Что за безобразие – проводить совет в разгар ночи? – проворчал Йерхен. – Раверинус совсем время суток перепутал?

– Говорят, это была просьба Лачтны, – таинственным шёпотом вставил Чарсвин.

– И где они все? Ни Квирла, ни его дочери. Сопят, поди, в постелях… про нас забыли.

Но стоило старичку-магу нахмурить и без того морщинистый лоб, как двери в залу отворились, пропуская вперёд самого верховного мага, его дочь, звенящую десятками браслетов на руках, и молчаливого Галвина, который тут же развернулся, чтобы задвинуть засов, но был остановлен едва заметным жестом.

– Мы ждём Таейрнака, – вымолвил Квирл, занимая место во главе стола и приветствуя кивком собравшихся.

– Смоляные горы ближе всех к Зелёному холму, – не унимался с бурчанием Йерхен, – а Тайернак опаздывает. У магистра Чарсвина больные ноги, однако, он прибыл раньше всех.

– Так я и не из Западных нор ехал, – проронил добродушный Чарсвин. – Болтался по Тир-Арбенину, когда получил письмо. Вот и оказался в Вороньем замке раньше положенного.

– Тайернак будет здесь через… – Лачтна сосредоточилась, – три, две, одну… вот сейчас! 

В распахнутые двери ветром влетел Эйгон. С ловкостью циркача покрутил в руке элегантную белую трость, грохнулся в кресло рядом с Чарвином и напротив бывшей жены, откинулся на мягкую спинку и вытянул ноги. Глаза блестели, щёки пахли морозом, а с губ никак не сходил привкус последней ночи.

– Я предлагаю сразу перейти к делу, – начал Эйгон сгоряча, даже не замечая, с каким любопытством его лицо разглядывал Чарсвин и какой милой и полной очарования улыбкой его одарила Лачтна. – Что прохудилось на этот раз, и сколько сдавать на ремонт?

– Мальчик мой, – в ответ воскликнул всё тот же Чарсвин, осторожно прикасаясь кривыми пальцами к фиолетовому синяку под глазом Эйгона, до сих пор не сдающему позиции, – что с вами стряслось? На вас напали грабители? Вы попали в передрягу? Теперь понятно, почему так опоздали… Но вы же маг, могли бы всё решить полюбовно, а не кулаками махать…

– Кулаками ему привычней, – усмехнулся Квирл, на что тут же получил под столом пинок изящной ножкой в парчовой малиновой туфельке. Лачтна недовольно покосилась в сторону отца, а ответом ей был гневный взгляд.

– Вот, – увлечённо продолжал старик Чарсвин, вываливая на стол содержимое холщового мешочка, висевшего на поясе, – возьмите-ка это. Приложите к синяку и к окончанию совета будете как огурчик!

Дряхлый маг выудил из кучи добра помятый лист подорожника, сорванный неизвестно когда, но на удивление так и не засохший, и протянул Эйгону.

– Помогает лучше всякой мудрёной мази из сборника рецептов по целительству. А ещё по секрету скажу вам, что помогает и...

– Хватит, – рявкнул Квирл, раздражённо хлопнув ладонью по столу, на что дремавший магистр Пламмель тут же подскочил на месте и открыл глаза. – На повестке ночи важный вопрос, и прошу вашего внимания и крайне серьёзного отношения к делу. Как вам всем известно, задача Совета – следить за равновесием силы в нашем таком переменчивом мире. За равновесием светлого и тёмного, за балансом живого и мёртвого, за ровным счётом явлений научно объяснимых на одно волшебное. Каждый из нас в своё время давал клятву использовать магию и знания только для поддержки и во благо этого баланса. Каждый из нас давал слово следовать законам волшебного мира, нарушение одного из которых может привести к немыслимой катастрофе. И что же я вижу? Правила писаны для всех, и все подписывались под ними кровью, но кое-кто клятвы ни во что не ставит. Творит, что заблагорассудится. Вытаскивает из подвалов книги с рецептами запретных зелий, расшифровывает их, а затем собирает в котле необходимые компоненты. 

Все присутствующие в зале волнительно заёрзали, а Эйгон отложил лист подорожника в сторону и сцепил руки в замок. 

– Кто же это такой дерзкий нашёлся? – осмелилась фыркнуть Магика. – Если кто из преподавателей Академии, то он завтра же лишится лекторского патента.

– Скорее всего, какой-нибудь начинающий чародей просто решил полюбопытствовать, а наш уважаемый Раверинус уже раздул из искры пламя, – успокаивающе протянул Чарсвин.

Квирл повернулся к сидевшему по левую руку Эйгону.

– Тайернак, не поведаешь нам детали?

– Отец, позволь я, – мягко вмешалась Лачтна, накрыв рукой ладонь верховного мага.

– Молчи, – рыкнул на дочь Квирл. – Я тебе слова не давал. Тайернак?

– Речь идёт об эликсире жизни, – процедил сквозь зубы Эйгон, уставившись в одну точку и не смотря на собравшихся магистров, в глазах которых застыли и ужас, и удивление, и осуждение. 

– При этом, заметьте, – Квирл многозначительно поднял вверх указательный палец, – оживлять никого не нужно!

По комнате прошла ещё одна череда волнений: свечи сварливо затрещали, шторы на окнах заколыхались, и даже листки бумаги, сложенные аккуратной стопкой в центре стола, разлетелись в разные стороны; Галвину пришлось сорваться с места позади кресла Квирла и собирать. 

– А если оживлять никого не требуется, то какого малярийного комара вам сдался эликсир? – Магистр Йерхен недоуменно заморгал. 

– Полагаю, – снова взял слово Чарсвин, – всё дело в свойствах, которыми, якобы, обладает это чудодейственное зелье. Я слыхал ещё от своих учителей и на заре своей юности, что сие снадобье способно не только возвращать из лап смерти, но и замораживать жизнь. 

– Уж ни горгулью ли своего Тайернак решил заморозить? – съязвила седая Магика, а после плотно поджала губы. – Этот омерзительного вида страшила воровал у нас ягоды на ужине по случаю пошива магистерских шапок для студентов юбилейного выпуска. Его не замораживать надо, а обратно в статую превратить. А то Тайернак насвоевольничал, вдохнул жизнь в камень, ещё и пенсне позволил нацепить, словно тот – академик со стажем.

– Позвольте всё же мне, – сорвалась Лачтна, звеня колокольчиками на браслетах, но её опять опередили. 

– Хотелось бы вначале выслушать Эйгона, – пробасил Пламмель, на секунду приоткрывая один глаз. – А то гадать до утра будем, а ему и рта открыть возможность не представится. Поведайте нам, Тайернак, что вы такое удумали? Зачем пошли против правил и варите запретное зелье?

Эйгон облизнул сухие губы и выпрямил спину. Его взгляд встретился со взглядом Лачтны – воодушевляющим, подбадривающим и вселяющим уверенность, но ответа на свои старания в глазах Эйгона девушка не увидела. Помрачнев, она хрустнула костяшками пальцев, стянула с указательного дешёвое деревянное колечко и надела его на палец другой руки. 

Тайернак кашлянул в кулак, словно пытался избавиться от морозных цепей, сковавших горло и мешающих говорить, и, наконец, выдавил:

– Ни для кого из присутствующих не секрет, что со мной происходит последние десять лет, – первые слова дались с лёгким хрипом. – Ко многим из вас я приходил со своей проблемой и просил помощи, но тщетно. 

– А я говорил вам, мой мальчик, – поспешил поделиться своим мнением Чарсвин, – что это может быть не просто болезнь, а нечто серьезнее. Проклятие какое, да заковыристое. Не простым магом наложенное, а равным вам по силе. 

– Равным по силе, – фыркнул Квирл. – Их всех магов нашего мира только шестеро могут сравниться с Тайернаком, и все шестеро присутствуют тут. Так на кого падает ваше подозрение, уважаемый Чарсвин?

– Что вы, что вы,  Раверинус! – замахал тот руками. – Я просто сделал предположение, что это могло быть проклятие. Может, и правда болезнь. Вирусов последнее время развелось...

– Болезнь это или проклятие, и кому оно нужно – я так и не понял, – продолжал Эйгон, – но одно усмотрел в книгах точно: остановить процесс может эликсир жизни. И начал над ним работать. 

– Вот так вот, – подытожил Квирл, – в наших законах писано, что магия должна служить миру во всем мире, а Тайернак варит запретное зелье в сугубо личных целях. Полагаю, нарушение кодекса налицо. 

– И чем Тайернаку седина и морщины не угодили? – возмутился Пламмель, приглаживая наэлектризованную и топорщившуюся в разные стороны бороду. – Не вижу в них ничего страшного. Тем более, у вас, Эйгон, волосы и так с рождения белые – не привыкать. 

– Но Тайернак же у нас особенный, – продолжал злорадствовать вслух Квирл. – Считает, что может плевать на правила, которым все порядочные маги веками следуют. Магистр Чарсвин еле ноги передвигает, страдает бессонницей и несварением желудка, а ведь ни разу не заикнулся о том, чтобы покрошить в суп корень травы-живицы. Лорд Йерхен годами сохнет по своей экономке, уж столько раз просил её руки, а та всё нос воротит. Что мешает лорду воспользоваться магией и приготовить любовное зелье? Но нет. Йерхен читал свод правил, подписывался под каждым его словом и знает, какие эликсиры в обществе благородных светлых магов разрешены, а какие – запрещены. Тайернак же всё читал, всё знает, но продолжает гнуть свою линию, – последние слова Квирл произносил уже хрипя. 

– К чему претензии, если у меня всё равно ничего не вышло? – выдохнул Эйгон. – Бесцветную жижу, которой залит ковёр в моём кабинете, назвать чудодейственным эликсиром язык не повернётся. Им только крыс кормить – ни для чего другого не годно. 

– Простите старого больного чародея, – Чарсвин опять развернулся к Эйгону, – но позвольте полюбопытствовать, из какого справочника вы выудили рецепт?

Тайернак наморщил лоб, вспоминая. 

– Книга рецептов редких зелий, доставшаяся мне от отца. Издание тысячелетней давности, кажется. 

– А-а, – понимающе протянул Чарсвин, – то есть, сущее новьё. Издание скорректированное, как говорит наш уважаемый верховный маг, во благо мира во всём мире. 

– Я не понимаю, – пробормотал Эйгон. 

– Последний раз приготовление эликсира жизни привело к ужасным событиям. Да, впрочем, вы и сами об этом из курса истории знаете. Война, да ещё между всеми королевствами, – вещь крайне неприятная. Когда докопались до первоначальной искры, раздувшейся в кровавое пламя, то решили, что мало просто взять и запретить готовить эликсир. Древние маги удумали свести на нет любые удачные попытки его получения. Даже если у кого и появится соблазн смешать себе скляночку, ничего не выйдет. Рецепт неверный. 

– Как неверный? – прохрипел Эйгон, а перед глазами помутнело. 

– Последний ингредиент вычеркнут, вместо него вписан другой; рецепт переписан в урезанном варианте, а все старые источники уничтожены. 

– А Rhan’or’enaid?

– Сущая бессмыслица, которую никогда и никому не перевести на современный язык. Из ряда «принеси то – не знаю что». 

Каждое слово Чарсвина было подобно удару колокола, извещающему о конце света – блеск в глазах Эйгона гас, а потом и вовсе исчез. Отчаяние нахлынуло штормовой волной, смывая, словно гальку с берега, последние надежды и унося их за собой на глубину – тёмную, холодную, недосягаемую.

Тайернак закрыл глаза. Сердце стучало медленно и глухо, будто боялось лишний раз потревожить хозяина. Где-то далеко, будто на другом краю земли, Эйгон слышал голоса: то кричали, неистово перебивая друг друга, Квирл и другие маги, споря о волшебных снадобьях, способах их приготовления и преступлении Эйгона. Постепенно голоса слились в один единый гул, раздражающий, в котором ни слова не разберёшь, а строить догадки хотелось меньше всего. 

Всё оказалось тщетно. Всё, ради чего он в своё время согласился на обман, не даст ничего, кроме бесчисленных попыток обжечь себе руки. Ожоги пройдут, а он так и останется уродливым стариком, которым только непослушных детей пугать. Надолго ли хватит пылких обещаний Арлины быть всегда рядом с ним? Лачтна выдержала месяц, а после сбежала, ничего не объяснив. Хотя меньше всего в тот дождливый день он хотел объяснений: всё и так было понятно. Со временем Лачтну он простил, наполнил холодом своё сердце и всё забыл. А потом появилась она...

Бахнула со всего размаха каблуком по древней миске, расколотила её, а вместе с ней и лёд в его душе. И как бы он себя ни уговаривал, как бы ни старался возненавидеть избалованную деньгами отца девицу, высокомерную и мнившую себя королевой, где-то в глубине душе он страстно желал хотя бы на миг прикоснуться к тем шелковистым вьющимся волосам и бархатистой коже. Желал пройтись ещё раз взглядом по словно морской волной точёному телу, затянутому в шелка и парчу, холодной ночью заботливо укрыть его тёплым плащом, а после и своим горячим телом в постели. Он был готов на всё и даже поверил, что мечты стали явью, как его вернули в настоящую реальность.

Видение Лачтны было не более чем ошибкой. Рецепт неверный – Арлина никогда и ничем не сможет ему помочь. Лачтна вытерпела всего месяц. А Арлина?

Жаркие ночи последних дней, когда молодые разгоряченные тела были одним целым, когда нежными пальцами она касалась его бледного лица, гладила каждую черточку и мило улыбалась – всё будет ею быстро забыто. Это нужно принять, с этим нужно смириться и лучше прямо сейчас, чтобы потом было менее больно. 

Менее больно? Эйгон усмехнулся. Кого он обманывает? Самого себя? Он потерял голову в тот самый миг, когда подол богато украшенного платья взметнул клубы пыли с нечищеных дорожек, когда среди искр гнева разглядел во взгляде тёмных глаз нежность, глубоко спрятанную за деланным блеском от вида бриллиантов и королевских вензелей. Неужели, всё кончено? Неужели, он просто так возьмёт и заставит себя всё перечеркнуть, и даже не содрогнётся, когда она уйдёт к другому? Не дрогнет ни один мускул на лице, но сердце разорвётся. А она просто уйдёт. Рано или поздно, но уйдет. Такой красоте не место рядом с…

Эйгон выдохнул. Непонятная пелена спадала с глаз. Тряхнул головой, отгоняя последние тёмные пятна, провёл рукой по мокрому лбу и сделал попытку разлепить глаза. Голоса становились яснее, слова – чётче. Говорил Квирл, и, как обычно, в своём духе:  

– Мы не рецепт здесь собрались обсуждать, а вынести приговор Тайернаку. 

– Позвольте, какой приговор, если молодой человек просто варит суп? – в разговор вмешалась Магика, всё это время сидевшая с каменным выражением лица и внимательно слушавшаяся говоривших. – Пусть себе и дальше водит в котле черпаком, беды с того никому не будет.

– А точно ли не будет? – Квирл подозрительно сощурил глаза. – В кодексе чёрным по белому написано: «готовить запрещено». А в урезанном виде рецепт или полном – ничего не сказано. Не исключаю, что само желание заполучить запретное снадобье уже может повлечь за собой страшные последствия. Если ещё не повлекло. Верно, Тайернак? 

Верховный маг развернулся к Эйгону и продолжал напирать: 

– За чьей спиной ты спрятался, чтобы убедить всех, что к варке зелья непричастен? Чью невесту вынудил к браку, чтобы она сделала за тебя чёрную работу? Молчишь? Так я скажу, чью. Принца Мартана Светлоозёрного. А сам принц о твоих выходках знает? 

– Вот это поворот! – всплеснул руками магистр Йерхен. – Потомственные маги годами протирают штаны за книгами, ломают голову над заковыристыми загадками, а какая-то девица без титула и имени, без знаний и нужных навыков вот так просто возьмёт и распутает сложнейший клубок? Да не смешите меня!

– Войны не будет, – Эйгон с трудом разомкнул губы. – С принцем, если нужно, я объяснюсь. Могу и с самим королём. И поверьте, решать конфликт силой никто не будет. Я всё предусмотрел. Рычаг давления на это семейство имею. А Арлина – уже давно часть моей семьи, обучать её имею полное право. Всему, что знаю. 

– Позвольте-позвольте, – сверкнул глазами Чарсвин, – так Тайернак опять женат?

Нарочно или нет, но, сделав сильный акцент на слове «опять», маг заставил Эйгона недовольно поморщиться, а Лачтну – залиться краской. 

– Брак фиктивный, – ответил на вопрос Чарсвина Квирл. – Тайернак разыграл прекрасный спектакль: продолжил готовить зелье руками не своими, а взбалмошной глупой девчонки, безродной и заносчивой. Уж не знаю, чего он ей такого наобещал, что она сдуру на всё согласилась. А чтобы уж совсем не придрались, силой женил её на себе. Пытался даже брак узаконить, но девчонка упрямая попалась, ни в какую! Ведь так всё было, Галвин?

Квирл обернулся к стоявшему за спиной лакею. Тот кивнул. 

– Мышь с той самой ночи к нам больше не возвращалась, милорд, а, значит, новостей нет. Всё по-прежнему. 

– Радует, что у Тайернака хватило мозгов не настоять на своём, и девицу вернём принцу непорченую. Глядишь, конфликта и правда не будет. 

– Мой брак с Арлиной де Врисс законен, – твёрдо вымолвил Эйгон. – На бумаге и на деле. И любое оскорбление моей жены я принимаю на свой счёт. 

– Перестань врать, – скривился Квирл. – Знай я, что собрание так затянется, позвал бы тебя уже под занавес. Приговор выслушать. Лачтна, – Раверинус перевёл взгляд на дочь, – ты рвалась что-то нам поведать. Давай, только быстро. У Тайернака на носу два обвинения: приготовление запретного зелья и фиктивный брак. Надо успеть с голосованием. Спать уже хочется. 

И Квирл широко зевнул. 

– Я готов ответить за опыты с зельем, – не унимался Эйгон, – но повторюсь, мой брак полностью законен и был заключён по любви.

Лачтна не сводила с Эйгона глаз. С её щёк не сходил нездоровый румянец, пальцы нервно теребили длинную нитку бус из морских ракушек, а взгляд... взгляд птицы с раненым крылом... был устремлён на бывшего мужа: на его лицо с ещё не до конца сошедшими синяками и царапинами; на губы, хоть и потрескавшиеся от мороза, но довольные, словно недавно пробовавшие сладкий нектар; на пальцы – длинные, сильные, жаркие – будто блуждавшие всю ночь по горячему девичьему телу и с неохотой от него оторвавшиеся. 

Лачтна не выдержала. Вскочила с места, обогнула стол, схватила руку Эйгона и повернула ладонь к себе внутренней стороной. Вперилась ревнивым взглядом в линии и беззвучно зашевелила губами.  А  после скривила губы, отшвырнула от себя руку и выскочила из комнаты. 

– За ней, – Квирл кивнул Галвину и взглядом указал на распахнутые двери, а после покачал головой и тихонько добавил: – Учись, Галвин. И крысы никакой не надо. 

– Я её найду. – Эйгон сорвался с места. 

– Сидеть! – рявкнул Квирл, но Эйгона было уже не остановить.

___________________________

*Совет насчитывает семерых самых влиятельных магов, каждый из которых связан с какой-либо стихией, явлением и тд. 

·  Пламмель – огонь

·  Тайернак – воздух, ветер

·  Чарсвин – земля

·  Йерхен – вода, море

·  Магика де Монтрё – наука

·  Лачтна – прошлое и будущее, судьба

·  верховный маг Раверинус Квирл – закон