Руки у меня затряслись, но я все же дотянулся до шнурка.
― Нет, ― сказала она. ― Включите свет.
Это не был голос Берил Три. Тряска рук немного унялась, и я нажал на выключатель.
Сходство с Берил исчезло. Женщина была гораздо моложе и привлекательней, а ее темно-зеленое платье было гораздо более стильным, чем любой наряд, какой когда-нибудь носила Берил Три.
― Вы знаете, кто я? ― спросила она.
― Да, ― сказал я.
На моем столе лежала шляпа с большими полями и солнечные очки. Кровь была смыта. Я прошел за свой стол и посмотрел на Мелани Себастьян. Мне стали понятны минимум две причины, по которым Карл Себастьян хотел вернуть ее. Она была так же красива, как на фотографиях и на портрете в его квартире. Кроме того, у нее был удивительный голос.
Она закрыла папку на коленях и протянула ее мне.
― Вы читали в темноте? ― спросил я.
― При свете из окна можно кое-что разобрать.
― И?..
― Когда я взяла эту папку, я думала, это обо мне, ― сказала она. ― Потом я нашла дело на себя, но мне стало скучно, и я вернулась к этой, об Адели Три.
― Она вас интересует?
― Такие люди, как ее отец, в самом деле существуют... Вы думаете, он действительно... изнасиловал ее?
― Да.
― Иногда этот мир похож на ад, ― сказала она.
― И даже хуже, ― сказал я. ― На девятый круг ада. Берил Три погибла. Ее убили на том месте, где вы сейчас сидите, вероятно ее муж. А Адель отец продал дорогому сутенеру по имени Джон Пираннес. Вы не слышали о таком?
― Нет, ― сказала она. ― Вы шутите?
― Не шучу.
― Зачем вы рассказываете мне все это?
― Вы читали дело. Мне показалось, что вам интересно.
― На свете очень много таких Берил Три, таких Аделей. И много, слишком много Дуайтов Хэндфордов, ― проговорила она. ― Я их встречала... Адель сильная девочка? Может ли она...
― Она сильная девочка. Что вы здесь делаете?
― Мой муж ищет меня. Для этого он нанял вас. Вы говорили с моими знакомыми, и один из них связался со мной. Пока что я не хочу, чтобы вы нашли меня. Придет время...
― Пока что? А потом вы позволите мне вас найти?
― Когда буду готова, ― сказала она.
― Послушайте, все, что мне нужно, ― это передать вам, что ваш муж хочет с вами поговорить и попытаться выяснить, что произошло, ― сказал я.
― Мне нужно несколько дней. Всю свою жизнь я занималась тем, что заботилась о других людях. По крайней мере, мне так кажется. Я заботилась о матери и об отце, о таких детях, как Адель, о своем муже. Я не думаю, что можно спасти много людей, во всяком случае, это не в моих силах. Не знаю, понимаете ли вы меня, или я выражаюсь слишком туманно.
― Я понимаю, ― сказал я. ― Значит, пока вы не собираетесь разговаривать с вашим мужем?
― Я приму решение через несколько дней. Пока что я не готова. Мне нужно некоторое время побыть одной... Займитесь пока поисками Адели Три, а когда найдете ее, возвращайтесь к поискам меня. Если вы действительно специалист, вы найдете меня. Мне кажется, вам это удастся. Я оставила след.
― Итак, ― сказал я, ― богатая женщина играет в прятки со своим мужем и сыщиком, которого тот нанял.
― Нет, ― возразила она серьезно. ― Это не игра, и я не думаю, что вы глупы.
Она явно была откровенна. Это было видно. Я чувствовал это. У меня оставалось несколько вопросов.
― Скажите мне только...
― Нет, ― сказала она, не поднимаясь со своего места. ― Если я захочу, я могу спрятаться гораздо лучше, чем сейчас. Могу уехать из Флориды. Но если вы обещаете дать мне несколько дней, я останусь.
― И вы поверите моему обещанию?
― Да, ― сказала она. ― Поверю.
― Я обещаю вам. У вас водительские права Кэролайн Уилкерсон. Она сама дала их вам?
― Нет, я взяла их, когда она отвернулась. Что-нибудь еще?
― Пока нет. Что теперь?
― Теперь я встану и пройду в другую комнату, ― сказала она, поднимаясь. Она была высокого роста. ― Вы раздвинете занавески, постоите у окна, как будто задумались, потом возьмете досье на меня и на Адель и уйдете, заперев за собой дверь.
― Дверь сломана, ― заметил я.
Она уже перешла в другую комнату. Мне было совсем не до того, чтобы думать, какое впечатление произведет моя нора на сбежавшую из дома богачку и красавицу.
― Тогда просто уходите. Не возвращайтесь раньше чем через час.
― Вы думаете, за вами кто-то следит? ― спросил я, подходя к окну.
― Нет, мистер Фонеска, ― проговорила она. ― Кто-то следит за вами.
Взяв папки под мышку, я вышел обратно на яркое солнце и спустился по ступенькам, стараясь не оглядываться по сторонам в поисках того, кто за мной следил. Похоже было на то, что миссис Себастьян либо потеряла голову, либо находится под действием какого-то сильного лекарства или наркотика. Откуда она могла знать, что за мной следят? И зачем кому-то следить за мной? Дуайт? Он знал, где меня найти, и если он убил Берил, то вряд ли находится сейчас на расстоянии меньше трех-четырех миль от «ДК».
Я никого не увидел, не заметил никаких подозрительных машин с затемненными стеклами. Мне хотелось поговорить с Дэйвом, но было ясно, что Мелани Себастьян хочет, чтобы я отошел от своего офиса подальше.
Я сел в машину, отправился в «Уолгрин» на углу Баия-Виста и Сорок первой и оттуда позвонил Салли. На рабочем месте ее не оказалось. Я услышал ее голос на автоответчике и сказал, что скоро перезвоню. Полиция скопировала мое досье на Адель. Они могли найти Салли так же, как нашел ее я. Я думал, что будет лучше, если она узнает о смерти Берил Три от меня. Я хотел защитить Салли Поровски, хотя, в сущности, это было не мое дело.
Затем я позвонил Карлу Себастьяну.
― Карл Себастьян, ― сказал он.
― Льюис Фонеска.
― Вы нашли ее?
― Нет, но уже тепло. Может быть, еще дня два, максимум три.
― Она по-прежнему где-то недалеко?
― Да.
― Вы в этом уверены?
― Абсолютно, ― сказал я.
― Найдите ее как можно быстрее, ― сказал он. ― Найдите ее завтра, и я удвою ваш гонорар.
― Это займет не меньше двух дней.
Он вздохнул.
― Значит, два дня...
― Может быть, три.
Он повесил трубку, и я набрал еще один номер.
― Гриль-бар «Техас», ― произнес Эд Фэйринг с техасским выговором, которому он научился по фильмам.
― Это Фонеска, ― сказал я. ― Эймс на месте?
― Сейчас позову.
― Ты мог бы отпустить его на пару часов?
― Он сам себе хозяин, ― ответил Эд.
Через минуту Эймс взял трубку.
― Алло.
― Эймс, это ты сегодня утром убрался у меня в кабинете?
― Да. Посмотрел, как уехала полиция, зашел, вышел.
― У меня в кабинете или поблизости не было женщины, красивой женщины?
― Нет.
― Берил Три погибла.
Он промолчал.
― Эймс?
― Я.
― Ее убили у меня в кабинете.
― Значит, это ее кровь я смывал? Как она умерла?
― Вряд ли тебе нужно это знать.
― Я хочу знать, Льюис.
― Монтировка. Я кажется, догадываюсь, где ее дочь. Наверное, я найду ее. Ты не съездишь со мной?
― Съезжу, ― ответил он.
― Видимо, понадобится оружие.
― Разумеется. Она с человеком, который убил миссис Три?
― Я не знаю.
― Надеюсь, так, ― сказал он.
― Я заеду за тобой через десять минут.
― Я выйду на улицу.
В моем сне было три человека в платках. Одним из них была Энн Горовиц. Кажется, вторым был Эймс Маккини.
Эймс ждал меня у входа в «Техас». Поверх своего обычного костюма он надел плащ. Погода стояла теплая и солнечная, но я знал, что у его плаща очень глубокие карманы, достаточно глубокие для короткого или укороченного ружья.
Эймс сел в машину и закрыл дверь.
― Если это он убил миссис Три, я собираюсь с ним покончить, ― сказал он. ― Я подумал, что лучше сразу сказать тебе.
― Спасибо, ― ответил я, ― но если это решение бесповоротное, я не могу взять тебя с собой.
Я ехал по Фрутвиллу, к Сорок первой.
― Тогда я потерплю, ― сказал он.
На этом наш разговор окончился. Я подумал, стоит ли включать радио, и решил, что нет. С Сорок первой я свернул направо, проехал мимо высоток и через мост на набережную Берд и двинулся по Сент-Арманд-серкл. Здесь было полным-полно туристических машин. Я сделал крутой вираж, чтобы не врезаться в запряженную лошадью коляску с туристами, и поехал к набережной Лонгбоут, еще через один мост и по Галф-оф-Мехико-драйв, единственной дороге на острове длиной в одиннадцать миль.
Набережная Лонгбоут ― это деньги. Слева от нас тянулись пляжи и высотные многоквартирные дома, справа ― частные коттеджи. Зимой здесь жили богатые немцы и французы. Кинозвезды строили здесь многомиллионные виллы, а Джон Пираннес и ему подобные спокойно торговали попавшими в беду людьми, сомнительными участками земли и еще более сомнительными планами обогащения.
Я подъехал к охраняемым воротам курортного комплекса Бич-Тайдс, опустил окно и вежливо улыбнулся.
― Мистер Пираннес ждет нас, ― сказал я.
Охранник был старый, но неглупый человек. Он поглядел на Эймса, который смотрел прямо перед собой, вернулся в свою будку, набрал телефонный номер и через полминуты вышел.
― Никто не отвечает, ― сказал он. ― Извините.
― Я только...
― Извините, пожалуйста, ― повторил он так, как будто ему в самом деле было неудобно.
Я дал задний ход, развернулся и снова покатил к Галф-оф-Мехико-драйв, где сделал то, что должен был сделать сначала: подъехал к небольшому торговому центру в четверти мили от дома Пираннеса и припарковал машину. Немногие магазины были открыты, но стоянка не пустовала. Мы с Эймсом вернулись к Бич-Тайдс в надежде, что полицейский не остановит нас и не станет расспрашивать. Пройдя под деревьями, мы обнаружили проход в кустах. Охрана здесь была строга у ворот, но почти ни один из прибрежных комплексов не был окружен сплошной стеной.
Я подумал, что ночью охрана, возможно, строже, но видеокамер на деревьях не заметил. Бич-Тайдс определенно нуждался в консультанте по охране.
Мы прошли мимо круглого пруда с дремавшей возле него цаплей, мимо площадки для барбекю и вышли на пляж. Я снял рубашку и забросил ее на плечо.
― Ты ― кинозвезда на пенсии, ― сказал я, помахав троим малышам, строившим замок из песка. ― Ковбой, как Джон Уэйн.
― Если тебе все равно, ― ответил он, ― я буду Баком Джонсом.
Дети перестали копошиться и уставились на Эймса. Мимо нас пробежал босой человек в красных плавках и белой футболке с портретом Бетти Буп, оставляя следы на песке. Он посмотрел на нас; я расхохотался, будто Эймс сказал что-то очень смешное, но тот продолжал смотреть прямо перед собой. Я подумал, что поступил не самым разумным образом, взяв его с собой, а может быть и придя сюда. Но я не мог думать ни о чем, кроме четырнадцатилетней девочки, чья фотография лежала у меня в бумажнике, ее погибшей матери, ее отце, который продал ее, и Джоне Пираннесе, который ее купил.
Зайдя за здания Бич-Тайдс, мы прошли вдоль небольшого бассейна. Плескавшийся в нем одинокий старик кивнул нам как старым знакомым.
Мы заглянули в три дома, читая списки имен на внутренних дверях и избегая охранников, которые разъезжали на маленьких картах. В третьем здании мы наконец увидели надпись: «Дж. Пираннес», и я нажал кнопку.
Ответа не последовало.
Я нажал снова. На этот раз послышался женский голос:
― Алло.
― Джона Пираннеса, пожалуйста, ― попросил я.
― Он не может подойти, ― сказала девушка.
― Почему?
― Кажется, он умер, ― сказала она.
― Адель?
― Да.
― Адель, нажми, пожалуйста, кнопку и впусти меня, ― сказал я.
― Кнопку?
― На домофоне, возле двери, где-то там.
― А кто вы? Полиция?
― Сообразительная девочка, ― сказал я. ― Открой дверь.
Я услышал щелчок и замер, прижав трубку к уху и не спуская глаз с дорожки, где в любой момент мог появиться охранный патруль. Затем послышалось жужжание. Я повесил трубку, и мы вошли в вестибюль. Квартира Пираннеса находилась на шестнадцатом этаже. Через двадцать секунд мы были наверху и бежали по коридору. Эймс почти не отставал от меня, несмотря на длинный плащ, ружье и тридцать лет разницы в возрасте. Дверь квартиры Пираннеса была заперта. Я постучал один раз, потом еще.
― Кто там? ― спросила Адель.
― Ты только что разговаривала со мной по домофону. Открой дверь, Адель.
― А вы кто? ― сказала она.
― Я друг твоей матери.
― Моя мать умерла.
Голос у нее был совсем как у ребенка.
― Я знаю. Кто тебе сказал?
― Мистер Пираннес. Ему кто-то позвонил, и он сказал мне. Кому надо было убивать мою мать?
Девочка плакала.
― Я думаю, гораздо лучше будет поговорить об этом в квартире.
― Я могу отстрелить замок, ― спокойно предложил Эймс.
― Слишком много грома.
― Но ничего лучше мы не придумаем.
― Адель, ― снова попробовал я, надеясь, что соседи нас не слышат, ― Пираннес мертв?
― Кажется, да, ― ответила она.
― Мы разберемся с этим, ― сказал я.
― Мы? ― спросила она.
― Я и еще один друг твоей матери. Меня зовут Лью Фонеска. Моего друга, тоже друга твоей матери, ― Эймс Маккини. Я знаю Салли Поровски, мы с ней друзья.
Последовало долгое молчание. Не оглядываясь по сторонам, Эймс достал из-под плаща ружье и направил его на дверь.
― Я выстрелю, а ты просунешь руку и откроешь, если дверь не откроется сама, ― сказал он.
Дверь открылась прежде, чем он успел выстрелить.
Увидев направленное на нее ружье, девочка отступила назад, закрыла лицо руками и заплакала.
― Все хорошо, ― успокоил я ее. ― Эймс не собирается в тебя стрелять.
Худенькая испуганная девочка с растрепанными волосами стояла босиком посередине абсолютно белой комнаты. Мебель, стены, ковры ― все было белого цвета. Казалось, она играет в переодевание. Старомодное платье из красного гипюра, слишком тесное для нее, помада размазана, тушь ― сплошное пятно на левом глазу и подтек под правым. Эймс опустил ружье.
― Мне холодно, ― сказала она.
В комнате было тепло, но Адель дрожала. Эймс сделал шаг к ней. Она отступила, всхлипывая и пытаясь защититься руками от неминуемого, как ей казалось, нападения. Эймс снял свой плащ и набросил девочке на плечи.
― Так теплее? ― спросил он.
Она отняла руки от лица.
― Кажется, да.
― Где Пираннес? ― спросил я.
Она указала пальцем с ярким маникюром на белое кресло, повернутое к окну.
― Я развернула его, ― сказала она. ― Я не хотела смотреть. Я увидела кровь и...
Эймс отвел девочку к дивану и усадил ее. Я подошел к креслу, на которое указала Адель, и взялся за спинку. Кресло повернулось. В нем сидел хорошо одетый темноволосый мужчина с седеющими усами. Он удивленно смотрел на меня. В голове у него была дыра, белое кресло залито кровью.
Я стоял, глядя на труп, и понимал, что должен что-то сделать, позвонить в полицию, попросить детектива Эда Вивэза и рассказать ему правду. Может быть, он поверил бы мне. Но если бы я был коп, а он ― служащий по доставке судебных повесток, который обнаружил второе убийство за одни сутки, я бы не поверил.
― Это не он, ― сказал Эймс позади меня.
― Что?
― Это не Пираннес, ― повторил он. ― Я встречался с Пираннесом, когда меня судили. У нас был один и тот же адвокат.
― Адель, ― позвал я.
Она сидела на диване, закутавшись в плащ Эймса, но по-прежнему дрожа.
― Адель, ты сказала, что Пираннес умер.
― Да... Вы же сами видите.
― Все-таки посмотри на него, пожалуйста.
― Нет, я не могу.
― Это не Пираннес, ― сказал я.
― Это он! ― вскрикнула она.
― Это не он, девочка, ― вмешался Эймс.
Адель встала и подошла. Эймс поддерживал ее.
― Спилц, ― прошептала она, взглянув на тело.
― Спилц? ― переспросил я.
― Я думала, это... Я услышала выстрел и увидела кровь. Я развернула кресло, не глядя на него, и потом... и потом сидела, пока вы не позвонили. Что он здесь делает? Где мистер Пираннес?
― Как давно ты слышала выстрел?
― Не знаю.
― Где ты была?
― В спальне. ― Она показала на дверь позади себя. ― Кто-то позвонил в дверь. Мистер Пираннес велел мне оставаться в кровати и вышел. Они немного поговорили. Я хотела принять ванну или посмотреть телевизор, но боялась, что он вернется и...
― И?..
― Пираннес с кем-то ругался. Гостей было двое.
― Ты узнала чей-нибудь голос?
― Точно ― только мистера Пираннеса. Может быть, его, ― сказала она, махнув рукой в сторону покойника, но не оборачиваясь к нему. ― Он был тут вчера вечером.
― А другого человека?
Она покачала головой.
― Это был не твой отец? ― спросил я.
― Не знаю, ― ответила Адель. ― Я хотела, чтобы он пришел. Он бы не ушел, не повидав меня.
Она снова заплакала.
― Я хотела, чтобы он пришел, хотела сказать ему, что он сделал ошибку, чтобы он забрал меня. Я скажу вам честно: я надеялась, что это мой отец. Я надеялась, что он убил мистера Пираннеса, но... Можно я закурю?
Это был не лучший момент для чтения лекции о вреде табака.
― Конечно, ― сказал я.
Она подошла к столику у входной двери, подняла крышку белой деревянной коробки, достала сигарету, взяла ее в рот и стала оглядываться в поисках зажигалки или спички.
― Ну была же!..
Она пометалась между столами, вернулась в спальню, снова вышла, вздохнула, вынула сигарету изо рта и бросила ее на диван.
― Мне нехорошо, ― сказала она.
― Что он с тобой делал?
― Мистер Пираннес дарил мне кое-что, делал приятные вещи. Я думала, что знаю, чего он от меня хочет, но оказалось, что я и близко не угадала. Я надеялась, что он умер, я этого хотела. Вы понимаете меня?
― Ты знаешь, как зовут этого парня?
― Кажется, Тони, ― сказала она. ― Тони Спилц. У меня хорошая память. Я плохо себя чувствую.
― Ты можешь умыться? ― спросил я.
― Не знаю.
― Попробуй, только поторопись.
― Я не хочу оставаться одна.
― Я пойду с тобой. ― Эймс положил руку ей на плечо и отвел ее обратно в спальню, а оттуда в ванную. Я стоял, глядя на Тони Спилца, и думал о том, что могло произойти. Куда делся Пираннес? Почему он ушел? Был ли он вместе с Дуайтом Хэндфордом? Вызывал ли кто-нибудь полицию?
Спилц ответить не мог. Я попробовал поискать оружие. Я искал аккуратно, помня об отпечатках пальцев, которые могли оставить Эймс или я. Пистолета не было.
Когда через десять минут Адель снова вышла в гостиную, она стала похожа на четырнадцатилетнюю девочку. Впрочем, без косметики, с зачесанными назад волосами и в черном свитере в обтяжку, возможно принадлежавшем Джону Пираннесу, она выглядела даже младше.
― Пойдем, ― сказал я.
― Мне нужен мой плащ, малышка, ― попросил Эймс.
― Мне уже не так холодно, ― сказала она, возвращая ему плащ.
Он не надел его, а завернул в него ружье и повесил на руку. Мы вышли, и я закрыл дверь, подцепив ручку локтем. Возможно, это была излишняя предосторожность, но какой-нибудь молодой полицейский или охранник мог оказаться слишком сообразительным.
Мы не встретили никого, пока лифт не остановился на тринадцатом этаже. Вошла пожилая пара в халатах, с полотенцами, и маленький мальчик в плавках. Мальчик нес желтую надувную утку.
Пара посмотрела на нас. Женщина озабоченно оглядела Адель.
― Ты хорошо себя чувствуешь? ― спросила она.
― Да, мэм, ― ответила девочка.
Женщина посмотрела на меня и на Эймса. Адель придвинулась к Эймсу, а он обнял ее. Казалось, это успокоило женщину.
― Вы заметили, на каком этаже мы вошли? ― спросил старик с многозначительной улыбкой. ― На тринадцатом. А ведь во многих домах нет тринадцатого этажа. То есть он, конечно, есть, его называют четырнадцатым, но на самом деле он все же тринадцатый. Вы понимаете?
― Понимаю, ― сказал я.
― Мы живем на тринадцатом, ― продолжал он. ― Мы даже меньше платим, потому что мало кто соглашается жить на тринадцатом. Не понимают, что, даже если они числятся на четырнадцатом, все равно будут на тринадцатом.
― Сол! ― одернула его жена.
Мальчик размахивал уткой, представляя, что это самолет, и рычал, подражая мотору. Мы доехали до вестибюля, и двери лифта открылись. Старики с мальчиком повернули налево, а мы вышли через входную дверь.
Справа, возле будки охраны, за кустами и низкими пальмами что-то мигало. Очевидно, это была полицейская машина. Вряд ли стоило задаваться вопросом, почему она здесь, хотя было интересно, кто ее вызвал.
Мы обогнули здание и пошли по пляжу.
Старик по-прежнему плавал в бассейне один. На пляже было людно. Мы шагали очень быстро, но не бежали. Несколько человек бегали трусцой, но мы не были похожи на спортсменов. Мы прошли обратно тем же путем мимо барбекю и пруда. Цапля уже улетела.
Пробравшись через первую линию кустов, мы двинулись вдоль цветочных клумб и деревьев и через несколько минут, показавшихся очень долгими, сели в «Гео».
― Куда мы едем? ― спросила Адель с заднего сиденья, куда Эймс посадил ее рядом с собой, обняв за плечо.
― Я как раз думаю об этом, ― ответил я.
Я не мог отвезти ее к Фло. Хэндфорд знал, где живет Фло, он звонил туда в поисках Берил. Ее нельзя было отвезти в «Техас» и уж никак ― ко мне домой.
― Он должен был забрать меня, ― сказала Адель, когда я, стараясь не превышать скорости, проезжал мимо Музея океанологии. ― А еще лучше было бы, если бы он оставил меня у этого говнюка Тилли. Тилли не такой уж плохой. Не такой, как мистер Пираннес. Я никогда не встречала таких людей, как он.
Я поставил машину на стоянку на Трэйл, чуть севернее кафе «Деннис». Мне нужно было позвонить по телефону и рассмотреть голубой «Бьюик-98», который следовал за мной от стоянки на пляже.