Адель сидела напротив Эймса в кабинке «Денниса». Свой сверток Эймс оставил в машине. Адель заказала фирменный чизбургер, чили и клубничный коктейль. Она уже не дрожала, но взгляд был по-прежнему отсутствующий. Мы ждали заказа.
В «Деннисе» было полно народу, официантки суетились. Я заказал рыбный суп, Эймс хотел только горячего кофе.
Усадив Адель, мы с Эймсом на минутку отошли. Я сказал ему, что за нами следят. Он ответил, что заметил это.
Кабинку мы выбрали удачно: из окна была видна стоянка и «Бьюик». Двигатель не работал, но никто не выходил. Эймс кивнул мне, давая понять, что присмотрит за машиной. Стекла ее были затемнены.
Я позвонил и отправился объяснить Адели, что мы собираемся делать. Рыбный суп уже ждал меня, рядом стояла корзинка крекеров. Адель ела чили вместе с бургером, запивая коктейлем. Большого удовольствия от еды она явно не получала.
― Какую машину водит твой отец? ― спросил я, кроша крекеры в суп.
― Дуайт водит тягач, ― ответила она. ― Легковой машины у него нет.
― Дуайт? ― переспросил я.
― Я всегда называла его Дуайт, ― сказала она с полным ртом. ― Поскольку я была... до того, как он от нас ушел, когда я была маленькая, и сейчас.
Я решил оставить эту тему и спросил:
― А какая машина у Пираннеса?
Она перестала жевать и посмотрела в окно на стоянку. Она и впрямь была сообразительная девочка.
― Большая, черная, ― сказала она. ― Кажется, «Линкольн» или что-то похожее.
― А у Тилли?
Она положила свой бургер. На губе у нее был кетчуп.
― А что такое? ― спросила она.
― Меры предосторожности, ― ответил я. ― Если кто-нибудь из них собирается появиться, я хотел бы знать об этом как можно раньше.
― А вы знаете Тилли?
― Я говорил с ним вчера вечером.
Адель кивнула, опять откусила от бургера и посмотрела на Эймса, который показал на свою верхнюю губу, а потом на ее. Девочка поняла и вытерла рот салфеткой.
― У Тилли голубая японская машина с черным брезентовым верхом. С виду он как откидной, но на самом деле нет. Уже не новая, он купил ее с рук. Но выглядит хорошо, он ее часто моет. Тилли не из богатых дельцов.
― Он ладит с твоим отцом? ― спросил я, приступая к своей похлебке.
― Думаю, да, ― сказала она. ― Знаете что? Мне сейчас не очень хочется говорить и думать.
Я понимающе кивнул и сказал:
― Тогда ты можешь слушать. Я только что звонил Салли Поровски.
Адель положила руки на стол и стала похожа на загнанную в угол кошку. Было видно, что ей очень хочется вскочить и убежать, но она прекрасно понимала, что сейчас это невозможно.
― Я сообщил ей, что нашел тебя, ― сказал я. ― Она знает о твоем отце, о Пираннесе. Я не стал говорить ей о Спилце, чтобы не усложнять ей жизнь. Если ты захочешь, можешь рассказать.
― Моя мать умерла? ― спросила она, явно что-то обдумывая.
― Да, ― сказал я.
― Тогда мне не надо убегать. Я могу жить с отцом.
― Адель, ― сказал я. ― Твой отец ― гнусный растлитель малолетних. Он посягал на тебя. Он избил меня. Он продал тебя сутенеру и, возможно, убил твою мать.
― Что значит «посягал»? ― сказала она. ― Вы хотите сказать ― он поимел меня?
― Это так?
Она посмотрела на меня и на Эймса как хитрая кошка.
― Да что вы! ― Она покачала головой. ― Он очень хорошо ко мне относится.
― Он продал тебя, ― повторил я.
К нам подошла официантка и спросила:
― Что-нибудь еще?
― Пирог, ― сказал Эймс. ― С яблоками, если свежий. Если нет, ничего не надо.
Мы с Аделью смотрели друг другу в глаза. Официантка не знала, что происходит, и знать не хотела. Она вышла из кабинки.
― Я не говорила, что он это сделал, ― сказала Адель, играя в игру «кто первый моргнет».
― Мне сказал Тилли.
Она опять покачала головой.
― Вы можете себе представить, чтобы Тилли сказал это копу, или судье, или социальному работнику? Думаете, ему кто-нибудь поверит?
Я понял, что продолжать не имеет смысла. Лучше было оставить это Салли. Я вспомнил случай в Чикаго, когда черный наркоторговец, молодой человек несколькими годами старше Ад ели, получил шесть ударов ножом в живот. Я пришел к нему в реанимацию. Он умирал и знал это. Полицейский, который пришел со мной, спросил у мальчишки, кто его зарезал. Он ответил, что это сделал его лучший друг, его партнер по работе на улице, но подтвердить свое заявление под присягой отказался. «Мы с ним всегда были вместе, ― сказал он. ― Он был мне как брат. До того, как это случилось, он всегда хорошо относился ко мне».
Официантка вернулась с яблочным пирогом для Эймса.
― Достаточно свежий?
― Пойдет, ― ответил он, протягивая руку за вилкой.
― Я очень рада, ― сказала официантка и удалилась, положив наш чек на стол.
Адель снова начала есть, опустив глаза. Она либо усиленно думала, либо очень старалась не думать.
Эймс толкнул меня локтем. Я посмотрел на него, и он кивнул на окно.
Дверь «Бьюика» открылась.
Из него стал вылезать мужчина, и я узнал его. Это был мой ангел-хранитель, низкий плотный человек еще более плешивый, чем я. Тот, который спас меня от жестоких побоев, если не от чего-то похуже.
В нашу сторону он не смотрел, и мы с Эймсом успели отвернуться прежде, чем оказались в поле его зрения.
― Что это вы? ― Адель выглянула в окно.
― Ты видела когда-нибудь этого человека? ― спросил я, продолжая есть. ― Того, что закрывает синий «Бьюик»?
― Нет, ― ответила Адель. ― Подождите. Он не собирается прийти сюда за мной, или...
― Не собирается. Но лучше поостеречься.
― Параноики сраные!
― Я попросил бы тебя выбирать выражения в моем присутствии, ― сказал Эймс.
― Да кто... ― начала было Адель, но поймала взгляд Эймса, державшего на вилке кусок пирога.
Она пожала плечами и оттолкнула свою тарелку. Эймс доел пирог. Коренастый мужчина вразвалку вошел в зал и повернул к уборной, так и не взглянув в нашу сторону.
Я подумал, не стоит ли пройти за ним и спросить, что происходит, чего он хочет, кого он знает, но сразу отбросил эту мысль. Он бы мне ничего не сказал, а я был его должником. Вставать и скрываться, пока он в уборной, не имело особого смысла: он знал, где меня найти. И все-таки ради Адели стоило попробовать от него оторваться.
― Пошли, ― скомандовал я. ― Быстро!
Я бросил на стол двадцать долларов, чрезмерные чаевые.
Эймс положил вилку, Адель медленно выбралась из кабинки.
― Парень из «Бьюика»? ― спросила она.
Я не ответил. Мы подошли к двери.
― Он гонится за мной? ― Она смотрела на дверь мужской уборной.
Эймс дотронулся до ее руки и быстро повел ее к двери. Адель опять дрожала. Когда мы добрались до машины, Эймс снова сел сзади вместе с ней.
― Я вам не верю, ― сказала Адель.
― В чем?
― Что моя мать умерла. Вы просто хотели заставить меня сказать что-нибудь плохое про Дуайта.
― Нет, девочка, ― сказал Эймс. ― Твоя мама умерла.
В зеркало заднего вида я наблюдал за Аделью. Она посмотрела на Эймса и поняла, что он не лжет. Ее рот был открыт. Сначала она громко вскрикнула, потом зарыдала. Эймс обнял ее. Она уткнулась ему в грудь, сжав кулаки. Потом подняла правую руку... На секунду мне показалось, что она, как младенец, сейчас сунет большой палец в рот, но ее ладонь скользнула по щеке.
Она плакала всю дорогу, пока мы не подъехали к офису Салли.
Салли, в деловом черном костюме и белой блузке, ждала внизу, у стеклянных дверей. Ее руки были сложены на груди.
― Я не буду говорить ей, ― сказала Адель, когда я остановился напротив Салли. ― Про покойника.
― Как хочешь, ― ответил я, выходя из машины.
Адель тоже вышла, а Эймс остался на месте. Прежде чем шагнуть к Салли, Адель оглянулась на Эймса. Он кивнул ей. Между ними устанавливалась какая-то связь, какое-то взаимопонимание, может быть, девочка прониклась к Эймсу уважением.
― Адель, ― Салли подошла к ней.
― Салли, ― сказала Адель осторожно.
― Ну что, обниматься будем? ― спросила Салли, глядя на меня.
Адель подошла к Салли и обхватила ее двумя руками.
― Мне надо ехать, ― сказал я.
Салли кивнула и поймала мой взгляд.
― Я позвоню вам позже.
― Позвоните. ― Одной рукой она прижимала к себе Адель, которая снова плакала.
Пока Салли уводила девочку в здание, я вернулся к машине.
― Она убежит, ― сказал Эймс. ― Если они не посадят ее под замок, она сбежит к нему.
― Я знаю, ― буркнул я, включая зажигание.
― А что, если его устранить? ― спросил Эймс.
― Об этом я и размышляю. Он убил Берил. У него есть судимость. Возможен арест.
Мы ехали на север, в сторону Таттл.
― Я думал о каком-нибудь более быстром и надежном способе, ― произнес Эймс.
― Ты можешь думать об этом, но не более. Ты знаешь, куда мы едем?
― Да, ― ответил он.
― Раз ты сопровождаешь меня, мы сделаем по-моему.
― Если по-твоему сработает.
Я посмотрел на него. Он на меня ― нет. Казалось, он любуется деревьями, домами и страшно заинтересован почтовым ящиком в форме морской коровы.
Салли сказала мне, что Дуайт Хэндфорд работает около станции техобслуживания «Тексако» на Университи-парквей, к востоку от 1-75. Станцию с двухместным гаражом и двумя тягачами мы нашли легко. Симпатичная блондинка в шортах заливала бензин у одной из колонок. У остальных никого не было.
Мы припарковали машину напротив колонки, вылезли из «Гео» и вошли внутрь. Кабинка кассира пустовала, но в гараже двое мужчин копались в машинах. Капот одной из них, «Мазды», был поднят. Глубоко нырнув в него, плотный седоволосый мужчина в комбинезоне что-то объяснял своему молодому напарнику.
― Вот она, посмотри. Течет.
― Вижу, ― соглашался молодой, наклоняясь вперед. Его комбинезон был заляпан маслом.
― Эту заразу придется вынимать полностью, ― сказал старший, поднимаясь. ― Я говорил, что это может случиться. «Что дешево ― то гнило», ― сказал я. Ты понимаешь, Арч?
― Понимаю, ― ответил парень. ― Что дешево ― то гнило.
Начальник похлопал его по спине.
― У меня ты кое-чему научишься.
Вытирая руки тряпкой, он отвернулся от машины и посмотрел на нас.
― Дуайт Хэндфорд, ― сказал я.
― Не знаю такого.
― Дуайт Прескотт.
Мастер скрипнул зубами и отвернулся.
― Его здесь нет.
― А когда он будет?
― Никогда. Если он появится, я пойду за пистолетом и за телефоном. Этого подонка надо убирать обратно за решетку.
― Вы его уволили?
― Два дня назад. А вы кто такие?
― Друзья его жены.
Большой человек посмотрел на Эймса и снова на меня.
― А у него есть жена?
― До вчерашнего дня была, ― сказал я. ― Она умерла.
― Он убил ее?
Арч слушал наш разговор, приоткрыв рот.
― В нашей тесной мужской компании я бы сказал, что это очень возможно.
― Изверг, ― проговорил старший.
― За что вы его уволили?
― Я велел ему кое-что сделать, съездить на вызов. Он ответил, что ему надо в другое место. Арч в тот день был выходной, а мне отлучаться никак нельзя. Я сказал Дуайту, чтобы он ехал. Он начал выступать, чуть не полез на меня. А у меня в руке гаечный ключ и терпение на пределе.
― Вы знали, что он сидел? ― спросил я.
― Я сидел еще больше, чем он, но это было очень давно, за вооруженное ограбление. С тех пор я вырастил детей. Один знакомый попросил меня дать Прескотту шанс. Прескотт проморгал его.
― Вы знаете, где он сейчас?
― Нет. И знать не хочу. У меня есть его адрес.
― В Сарасоте?
― Да, ― кивнул он.
― Я возьму, но вряд ли он там живет. Он говорил когда-нибудь о своей дочери?
― Дочери? ― переспросил старший.
― Адель, ― пояснил Арч.
― Да, ― подтвердил я.
― Адель ― его дочь?
― Я догадывался, ― сказал Арч.
― Ты мне не говорил... Она приезжала с ним два или три раза. Я решил, что это его подружка, немножко молодая для него, но при его...
― Ей четырнадцать лет, ― сообщил я. ― Только что исполнилось.
Большой человек посмотрел на грязную тряпку, которую держал в руке.
― Моей старшей пятнадцать, ― сказал он. ― Я поздно начал. Если Дуайт явится сюда, я таки воспользуюсь гаечным ключом.
Я протянул ему свою карточку.
― Если он придет сюда и останется жив, я буду очень благодарен, если вы мне позвоните.
― Вы частный детектив? ― спросил он.
― Служащий по доставке повесток.
― У вас бумаги на Хэндфорда?
Я улыбнулся и протянул ему руку.
― Фонеска, ― сказал я.
― Лопес, ― ответил он, пожимая мне руку.
Мы с Эймсом вышли. Дуайт Хэндфорд-Прескотт, подумал я, доигрался до того, что очень многие хотят, чтобы он исчез.
Я хотел было вернуться к себе, но, не зная, кто или что ждет меня там на этот раз, поехал в гриль-бар «Техас».
Было сильно за полдень. В зале сидели только несколько человек с пивом, кое-кто с тарелкой чили и смотрели на экран телевизора над баром. Бейсбольный сезон уже закончился, показывали, вероятно, запись матча Сент-Луиса и Чикаго. Болельщики не уставали смотреть, как Марк Макгуайр и Самми Coca лихо выбивают хоум-раны.
Эймс, нырнув за стойку, скрылся в своей комнате.
Эд Фэйринг принес мне пиво. Я взял его, прошел к телефону и набрал номер «ДК». Ответил Дэйв.
― Это я.
― Льюис? Тут посетители идут косяком. И ко мне и к тебе. Недавно копы заглядывали. Хорошо бы сейчас качаться где-нибудь на волнах. Иногда я мечтаю... Ну да ладно. Я думаю, тебе лучше какое-то время не показываться. Ты знаешь такого парня с итальянской физиономией ― не в обиду будь сказано, ― похожего на Тони Галенто? Водит синий «Бьюик» новой модели.
― Я знаю, о ком ты говоришь.
― Он заезжал с полчаса назад, взял коктейль и припарковался напротив, на стоянке китайского центра и танцстудии. Потом выкинул стакан из окна, постоял минут двадцать и уехал. Мне придется идти туда подбирать! Я не могу, чтобы стаканы из «ДК» валялись на соседних стоянках. А ты еще спрашиваешь, почему я предпочитаю море, а не сушу.
― Он интересовался мной?
― Нет, ― сказал Дэйв.
― Если он еще приедет и будет спрашивать... ничего ему не говори.
― Буду молчать как рыба. Подожди секундочку, у меня дама с двумя детьми ждет обеда.
Он отошел на пару минут.
Марк Макгуайр выбил еще один длинный мяч. Когда он обогнул третью базу и с сияющей улыбкой направился к «дому», трибуны взревели от восторга.
― Ну вот, ― вернулся Дэйв. ― Я, может быть, продам это место. Или найму Дон на полную ставку, а сам выйду на полупенсию. Мне начинает казаться, что людей я уже не переношу. Ты исключение, сам знаешь. Можно один вопрос?
― Конечно.
Я глотнул пива.
― Кто все-таки этот кидатель мусора?
― Мой ангел-хранитель.
― Интересных размеров и форм нынче ангелы! Одни скапливаются на острие иголки, другие засовывают себе в ухо Вселенную, хотя не знаю, зачем им это надо. В Ветхом Завете целые толпы ангелов-воителей.
― Мне нужно найти одного человека, ― сказал я.
― Нехорошего человека?
― Очень. Его зовут Джон Пираннес. Ты не слышал про такого?
― Слышал, ― сказал Дэйв.
― Ты не знаешь, где можно было бы найти его или кого-нибудь, кто мог бы знать?
― По-моему, у него квартира в Бич-Тайдс, на Лонгбоут.
― У меня точные сведения, что он покинул это место, по крайней мере пока.
Рядом со мной сел худощавый черный парень в потертой спортивной куртке и приветствовал меня кивком головы. Я знал его только под именем Сникерс. Сникерс любил сладкое и обладал способностью проникать туда, куда имели доступ немногие.
― У него есть катер, стоит в Саннисайд-Кондо, у Галф-оф-Мехико-драйв, почти на северной оконечности острова, ― сказал Дэйв. ― Я видел его там. Большой катер, нельзя не заметить. Называется «Красавица».
― Держи эту информацию при себе, ― попросил я.
― Это секрет только для копов, Льюис. Кстати, я прочел статью про Джона Маршалла. Наверное, я возьму почитать его биографию. Мне пора, у меня клиенты.
― Спасибо, Дэйв.
― От капитана Пираннеса лучше держаться подальше, ― предупредил он. ― Будь осторожен.
Он повесил трубку, и я тоже.
― Как дела, Сникерс? ― спросил я.
― В порядке. Хотя, черт подери, не совсем. Ты не возьмешь мне пива?
― Конечно.
Сникерс смотрел на экран телевизора и раскачивался в такт какой-то внутренней мелодии.
― Coca ― это класс, ― сказал он.
Я попросил Эда принести пиво для Сникерса, который имел, вероятно, потрясающую наследственность: несмотря на неимоверное количество сладкого, которое он поглощал, зубы у него были белые и ровные.
― Класс, ― согласился я.
― Слушай, ты ведь из Чикаго. Что с тобой случилось?
― Ну, ― сказал я, прихлебывая пиво, ― один водитель грузовика меня избил, одну мою клиентку нашли мертвой у меня в кабинете, я спас ребенка, которого отец продал сутенеру, и еще я нашел одного типа с простреленной головой в квартире на Лонгбоут.
Эд поставил пиво перед Сникерсом, который не понимал, почему я находил все это забавным. Но я платил за пиво, поэтому он только улыбнулся и покачал головой.
― Не знаешь ли ты сутенера по имени Тилли?
Сникерс поставил пиво на стол и кивнул.
Поговорив со Сникерсом и посмотрев, как Макгуайр забил еще один мяч, я оставил на стойке пятерку и вышел. Что делать, расплачиваться все равно придется Карлу Себастьяну.
Я подумал, не бросить ли мне монетку, чтобы решить, какой из двух не очень разумных шагов предпринять. Брать с собой Эймса я не собирался. Эймс напоминал Джефферсона или Рашмора, но его каменное лицо выражало такую решимость, какая не очень подходит человеку, который имеет судимость и продолжает носить оружие.
Нет, я поеду один. Либо поступить так, либо плюнуть на все и пойти в полицию. Детектив Этьенн Вивэз, он же Эд, казался не худшим из двух зол, однако его вмешательство все равно не сулило мне ничего, кроме неприятностей.
Итак, если следующие пять номеров машин, которые я увижу, будут номерами Флориды, я поеду на Лонгбоут к «Красавице», а если попадутся номера из других штатов ― тогда по адресу Дуайта Хэндфорда.
Примерно через сеанс Энн Горовиц спрашивала меня, нет ли у меня тяги к саморазрушению. Я всегда отвечал «нет», и она говорила: «Сознательной, конечно, нет».
В этот момент мне страшно захотелось разделаться с Пираннесом и с Хэндфордом за то, что они сотворили с Аделью и, вероятно, с Берил. Мне захотелось выяснить, зачем Бог создает таких людей. Мне захотелось крикнуть Ему: «Я не знаю, для чего Ты делаешь это, но я не восхвалю Тебя, пока Ты не признаешь себя виноватым».
Наконец-то меня что-то по-настоящему разозлило. Наконец-то мое отношение к целому ряду вещей определилось.
Я рассмотрел номера пяти машин и узнал, куда я направляюсь, по крайней мере прямо сейчас.