ГЛАВА ПЕРВАЯ

Индейское лето уже подходило к концу, когда Лесли Брин, маркетир и лекарь, перевалила через хребет Сангре-де Кристо и оглянулась, словно сквозь высившиеся за спиной горы могла разглядеть оставленную в сотнях миль позади Калифорнию. Сказала вслух:

— Ну, вот мы и дома! — в самом деле, впереди простирались предгорья и равнины Колорадо — штата, который она за годы скитаний исходила вдоль и поперек и знала в нем каждую тропинку и каждый поселок. Здесь же, на расположенной на юге Колорадо военной базе Форт-Бенсон, прошли ее детство и юность.

Ала, помесь бордер-колли и койота, в ответ на слова хозяйки прижалась боком к ее ноге и завиляла хвостом.

— Ну что, девочка, — нагнувшись, Лесли потрепала старую собаку по загривку, — дошли все-таки, все дошли!

Огляделась, пересчитывая Стаю — десяток клыкастых охотников, таких же мохнатых и белолапых, как Ала (неудивительно, ведь все они были ее потомками), — и двинулась дальше, на юго-восток, к Великим Равнинам.

К этому времени у нее практически не осталось ни товаров, ни припасов, поэтому сложенная волокуша была привязана к рюкзаку. По-хорошему нужно было бы остановиться и поохотиться — заготовить мяса, чтобы иметь запас хоть на неделю, набрать съедобных клубней и трав — но она не хотела задерживаться ни на один день, пока не решит главную проблему: как быть с зимовкой.

Еще никогда Лесли не оказывалась к середине осени в таком отчаянном положении. Обычно к этому времени, поднакопив припасов и товаров, она начинала откочевку на юг, по дороге охотясь, заготавливая мясо и обменивая товары на муку, зерно и сало.

Но сейчас у нее не было ничего, и даже стрел для арбалета оставалось меньше двух дюжин.

Вариантов было всего два: либо идти на юго-восток; опустошить схрон в неделе пути отсюда — там и стрелы есть, и сушеные овощи, и кое-какие товары — и двигаться дальше, в Оклахому. Та времянка, где она зимовала в позапрошлом году, наверняка до сих пор стоит на своем месте.

Но куда привлекательнее для Лесли был второй вариант: перезимовать здесь, в Колорадо, в одном из поселков. Например, в «женском» поселке, у Дженет; старейшина не раз предлагала ей остаться у них — вот и случай попробовать, как они уживутся вместе.

Разумеется, Лесли ни в коем случае не хотела, чтобы ее приютили из милости — за зимовку она собиралась расплатиться товарами. Да и свежая дичина в поселке наверняка лишней не будет — какими бы опытными охотницами ни были Гарриэтт и ее подруги, Лесли знала, что, охотясь со Стаей, даст им сто очков вперед.

Был, конечно, и еще один вариант: перезимовать в поселке у дяди Мартина — Лесли не сомневалась, что тамошние жители охотно приютят ее.

Но это она оставляла на крайний случай, понимая, что, стоит ей появиться в поселке, первым вопросом будет: «А где же Джед?!»

Она купила его в поселке на Симарроне — могучего великана с пустыми глазами и шрамом на затылке; человека, из-за травмы черепа потерявшего разум и речь. Купила дешево, всего за катушку лески и два рыболовных крючка — у него была повреждена рука, и, не заинтересуйся им Лесли, его тем же вечером отвели бы на пустошь, подальше от поселка, и оставили там «на волю Божью».

Лесли тоже купила его не из альтруизма — ее осел погиб от укуса гремучки, и она посчитала, что сильный мужчина со здоровыми ногами вполне может заменить его и какое-то время потаскать за ней волокушу с товаром. Не зная его настоящего имени, она назвала его Джедаем — это слово было вытатуировано у него на плече.

Поврежденная рука зажила довольно быстро, и так же быстро Лесли привыкла к своему новому спутнику — безмолвному, покорному и незлобивому. Теперь, даже если бы ей предложили за него настоящего осла, она бы не согласилась на такую замену.

Все изменил один винтовочный выстрел. Их обоих хотели убить — на то были свои причины, и, по мнению нападавших, весомые — но вышло так, что пуля, скользнувшая по затылку Джедая, вместо этого каким-то непостижимым образом вернула ему разум. Правда, о своем прошлом он по-прежнему ничего не помнил, разве что имя — Джед, но мог теперь говорить.

Поначалу они часто ссорились — чуть ли не до драки доходило, так он ее бесил! У него имелось свое мнение и на разницу в предназначении мужчины и женщины, и на то, какая работа кому из них пристала; он требовал, чтобы она дала ему винтовку и отпустила на охоту (при том, что охотиться не умел — но это же мужская работа!)

Время шло, и постепенно они научились ладить друг с другом, а потом стали близки — что, в общем-то, вполне естественно для мужчины и женщины, у которых изо дня в день на двоих одна тропа и одна крыша над головой, пусть даже это крыша сделанного из сосновых веток шалаша.

Любила ли она его? Лесли об этом не задумывалась. Он нравился ей — и как мужчина, и как человек: добрый, незлобивый и надежный; она доверяла ему и знала, что может на него положиться.

Память вернулась к нему внезапно — просто в одно прекрасное утро Джедай (мысленно она по привычке называла его так) проснулся и сказал ошеломленно: «Лесли, я вспомнил… я все вспомнил!..»

Оказывается, раньше он жил в поселке, основанном на острове Кейп-Роза в Калифорнии экипажем уцелевшей во время Перемены атомной подводной лодки. Бывший морской пехотинец, именно там он выучился профессии плотника, именно там женился на женщине намного старше себя и счастливо прожил с ней одиннадцать лет.

После того как жена его погибла во время шторма, Джедай вызвался добровольцем в разведывательный полет — предполагалось, что восстановленный механиками поселка легкомоторный самолет долетит до Лас-Вегаса, дозаправится там взятым с собой топливом и вернется обратно в Калифорнию.

Самолет взлетел, поднялся над горами Сьерра-Невады… что было дальше, Джедай не помнил. Но теперь, когда он знал, где его дом, он стремился туда всей душой; звал Лесли с собой, утверждая, что им обоим там будет хорошо.

И вот прошлой весной, в середине марта, они двинулись на северо-запад, в направлении Кейп-Розы. Путь предстоял долгий — от Аризоны до Калифорнии почти тысяча миль…

Тосковала Лесли по нему, если честно, ужасно, особенно первое время. Злилась на себя, но ничего не могла поделать. Не хватало теплых сильных рук, обнимавших ее по ночам, улыбки, которой он встречал ее, когда она возвращалась с охоты, да и просто живого человека, с которым можно было перемолвиться словом.

Нет, она не жалела, что ушла с Кейп-Розы, — и даже не потому, что жена Джедая оказалась жива, а потому, что место это, где женщина не имеет права даже за пределы поселка выйти и где считается, что одной ей жить «негоже», было явно не для нее. (Но почему он не пошел за ней, не попытался удержать?! Конечно, это хорошо — если бы он стал ее останавливать, уговаривать, уйти было бы труднее. Но все равно — почему даже не попытался?!)

Прошел добрый месяц, пока Лесли заново привыкла варить похлебку не на двоих, а на одного человека и не просыпаться по ночам, тщетно пытаясь придвинуться к теплому телу рядом. Но даже сейчас рана все еще побаливала и лишний раз растравлять ее, объясняя всем и вся, куда делся Джедай, не хотелось.

Конечно, Дженет тоже наверняка спросит о нем — но для нее Джедай всего лишь бездумный «осел», об их отношениях она не знает, и ей можно ответить просто: пришел в себя и вернулся в Калифорнию, к своим. Если они договорятся — а Лесли в этом почти не сомневалась — тогда она сходит в Форт-Бенсон и принесет оттуда и вещи, которыми расплатится за зимовку, и кое-какие товары, чтобы весной, когда она отправится в путь, было чем торговать.

И надо, наконец, потратить пару дней и перетащить оставшиеся там вещи в один зал!

Когда произошла Перемена, Лесли было пять лет. В тот момент она даже не осознала, что мир вокруг нее безвозвратно изменился: рядом по-прежнему была мама, на завтрак — каша или хлопья с молоком, а самым главным человеком из всех, кого она знала — полковник Брэдли.

Именно он, командир Форт-Бенсона, сделал все, чтобы после Перемены уберечь людей, за которых отвечал. Большим подспорьем ему стало то, что в подземных пещерах под базой был расположен огромный склад, где хранились самые разные вещи: обмундирование, палатки, консервы, герметично упакованные сухие пайки, постельное белье и инструменты.

Все обитатели Форт-Бенсона — и военнослужащие, и беженцы, которым повезло добраться до базы — работали от зари до зари: строили теплицы и обрабатывали землю, охотились и заготавливали дрова. Неудивительно, что и Лесли лет с девяти начала ухаживать за больными в лазарете и гордилась тем, что ей доверяют такое важное дело.

Мама понемногу, между делом, учила ее азам своей профессии. В двенадцать лет Лесли могла сделать укол и поставить капельницу, зашить рану и наложить повязку; в четырнадцать — ассистировала при операциях, умела вправить вывих и зафиксировать шиной сломанную руку или ногу.

Когда ей было тринадцать лет, к постигаемым ею премудростям добавилась еще одна «наука»: полковник Брэдли отвел ее к сержанту Калверу, инструктору по рукопашному бою, и приказал, чтобы тот научил Лесли всему, что, как он выразился, «в наши веселые времена ей не помешает знать».

С тех пор сержант — человек, прошедший немало «горячих точек» и не понаслышке знавший, что такое война, стал ее учителем и другом. Он не только показывал Лесли приемы самообороны и учил обращаться с оружием, но и рассказывал, в каких случаях лучше отступить, а в каких — напасть первой, как понять, когда противник блефует, и как определить его сильные и слабые стороны.

Она слушала и запоминала, тренировалась и радовалась, когда какой-то прием удавался. Но воспринимала она все это скорее как игру, чем как то, что когда-нибудь пригодится в жизни.

А вот пригодилось, да еще как…

На этот раз Лесли шла в «женский» поселок налегке, оставив рюкзак и собак милях в семи от поселка.

Листья уже начали осыпаться, покрывая землю пестро-желтым ковром, сосны и пихты на этом фоне смотрелись как притаившиеся сгустки тьмы.

Это время года она не любила: сухие листья от любого дуновения ветерка подозрительно пошурхивали, и все время тянуло оглянуться и проверить, не следит ли кто-то за ней, не крадется ли сзади.

Пройдя мили три по лесу, она вышла на старую асфальтовую дорогу. Где-то недалеко, на этой самой дороге юные охотницы позапрошлой весной столкнулись с парнями на квадроцикле. Лесли невольно взглянула себе под ноги, принюхалась: кажется, или и впрямь откуда-то пахнуло бензином? Нет, показалось…

За очередным извивом дороги пожаром полыхнул небольшой клен, такой ярко-алый, что она даже притормозила, разглядывая его. А вон, рядом, еще один, и еще…

Лесли сама даже не знала, почему так любит красные клены. Может, потому, что возле Форт-Бенсона они не росли, и впервые она увидела огромное, покрытое алыми резными листьями дерево лишь в шестнадцать лет. Так же, как сейчас, замерла в восхищении и шепотом спросила у Джерико: «Ой, что это?!»

Тогда тоже стояла осень…

Он ворвался в ее жизнь как буря — Джерико, вожак группы маркетиров, которую он шутливо называл «моя банда». Высокий и стройный, с шапкой черных вьющихся волос, яркими голубыми глазами и обаятельной улыбкой — неудивительно, что Лесли влюбилась в него чуть ли не с первого взгляда.

В Форт-Бенсон он забрел почти случайно — один из членов «банды», Пит, вывихнул ногу, а все знали, что на базе, в больнице для беженцев, лечат любого, кому нужна помощь. Вышло так, что вправлять вывих пришлось Лесли — именно она в тот день дежурила в больнице.

Когда через две недели с ноги сняли гипс и торговцы двинулись дальше, Лесли ушла вместе с ними, взяв с собой лишь смену одежды и десантный нож. И, разумеется, Алу — подарок мамы на ее пятнадцатилетие. Оставила маме записку, попросила не сердиться и не скучать — через год они снова увидятся, Джерико обещал весной, когда пойдет торговать, непременно зайти в Форт-Бенсон.

Увы, больше они так и не свиделись — когда весной маркетиры отправились в рейд, Лесли была уже беременна и осталась на ранчо в Аризоне, которое «банда» считала своим домом. Рожать ей предстояло в ноябре, и она истово надеялась, что Джерико вернется до того: конечно, он не врач, но если он будет рядом, будет не так страшно.

Роды произошли до срока; крошечная недоношенная девочка прожила всего несколько часов и умерла, ни разу даже не заплакав.

Когда, еще через неделю, вернулась «банда», Джерико среди них не было. Смайти, его правая рука, рассказал, что он погиб в случайной перестрелке в Нью-Мексико; сочувственно пожал Лесли плечо: «Ты держись… держись!»

Той же ночью она ушла с ранчо — обратно, домой, в Форт-Бенсон.

Донесшийся откуда-то шорох в который раз заставил ее оглянуться, но сзади никого не было, лишь ветер, закрутив маленьким смерчем сухие листья, гнал их по дороге. Все еще озираясь, она шагнула вперед и вдруг, при следующем повороте головы, увидела стоявшего на обочине, совсем близко от нее мужчину.

Это было так неожиданно, что она на миг обомлела. Рука метнулась к ножу, но выхватить его не успела — страшный удар по затылку бросил Лесли ничком на асфальт. На спину навалилась какая-то тяжесть, и весь мир провалился во тьму.

Когда она очнулась, то первым, что почувствовала, была боль. Болел затылок, и каждое, даже слабое движение головы усиливало эту боль стократно. Болели и руки, и спина, в которую упиралось что-то твердое, и ноги.

Руки и ноги были связаны, в ноздри бил душный запах бензина. Вокруг было темно, твердую ровную поверхность, на которой она лежала на боку, ощутимо потряхивало. Рядом — внизу, сбоку, везде — что-то шумело и дребезжало.

Она в машине, и ее везут куда-то — понимание этого пришло к Лесли вместе с новым приступом беспамятства.

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

Следующий раз она очнулась оттого, что на лицо обрушился поток холодной воды. Кто-то схватил ее за плечо и больно затряс, допытываясь:

— Эй, ты живая? Живая?

Руки ее по-прежнему были связаны за спиной. Пару секунд Лесли прикидывала, стоит ли показывать, что она уже пришла в себя, но потом открыла глаза. Прямо перед ней стоял на коленях мужчина — тот самый, что был на обочине; она узнала скуластое лицо с прищуренными глазами и растрепанные темные волосы.

— Ты живая? — снова спросил он.

Не отвечая, Лесли повела взглядом вокруг.

Рядом стояли еще двое, но чтобы увидеть их лица, нужно было задрать голову — черт, больно! — поэтому она удовольствовалась зрелищем сапог и штанов из темно-зеленого холста.

— Это твое? — рявкнул позади нее грубый голос, и перед носом появилась рука с арбалетом. — Отвечай!

— Мое.

— Сука! — удар в спину был еще болезненнее из-за своей неожиданности. — Убийца! — пинки посыпались градом, Лесли зажмурилась и сжалась в комок, пытаясь защитить лицо, подумала: «Если в затылок попадет — все, каюк!»

— Хватит! — крикнул другой голос, тот самый, который допытывался: «Ты живая?». Над головой у нее началась какая-то возня, и удары прекратились. — Эй, эй, полегче, ты что? Хефе не простит, если мы ее живой не довезем!

Кем бы ни был этот Хефе, упоминание о нем подействовало отрезвляюще.

— Ладно, — уже не над головой, в стороне сказал грубый голос. — Не давайте ей ни есть, ни пить — обойдется.

Связана Лесли была умело: не настолько туго, чтобы нарушилось кровообращение, поэтому могла шевелить пальцами и ступнями — но и только; как она ни старалась, ни ослабить, ни порвать связывавшую ее веревку не удавалось. Одно хорошо — возясь с путами, она согрелась, даже вспотела.

Но стоило ей, устав, вытянуться на песке, и холод навалился с такой силой, что зубы начали выбивать частую дробь.

Захватившие ее парни давно спали, укутавшись в одеяла. Часового не оставили, но перед тем, как лечь спать, привязали к связанным позади рукам Лесли тяжелую автомобильную покрышку и надели ее на торчавший из земли валун. Теперь она не могла ни перекатиться, ни отползти, ни даже перевернуться на другой бок.

Пока они сидели у костра, ужинали и болтали, она узнала, что светловолосого парня с грубым голосом зовут Логан. Судя по всему, он был здесь главным, возражать ему смел только Юло — тот самый скуластый брюнет, который спрашивал, жива ли она. Когда Логан предложил «отыметь суку, чтоб знала», именно Юло вновь напомнил о таинственном Хефе, и идея увяла на корню.

Еще они говорили о мотоциклах, о том, что надеются добраться до некоего «Логова» к послезавтрашнему вечеру, о мясе — жесткое, сволочь, даже после варки еле прожуешь — и обсуждали какую-то Эмму, которая пусть и сука, но буфера хоть куда.

И у всех у них: и у Юло, и у Логана, и у водителя — Карела, и у низкорослого смуглого Боунза на ремнях были массивные бронзовые пряжки с распростертыми крыльями…

Выходит, ее догадка оказалась правильной: вот он, тот самый «автомобиль поддержки» — вырисовывается на фоне неба. И везут эти парни ее сейчас на юг, туда, где базируется их банда. Но зачем? Если у них, как на Кейп-Розе, не хватает женщин, то, наверное, они обращались бы с ней получше. Нет, тут что-то другое… И почему ее арбалет вызвал у Логана такой приступ ненависти?

В любом случае, что бы эти люди ни замыслили с ней сделать, Лесли понимала, что воспрепятствовать этому она не в силах. По крайней мере сейчас — ерзая по земле в попытке ослабить веревку, она обнаружила, что маленький нож, хранившийся в потайных ножнах за поясом, по-прежнему на своем месте. И если у нее появится хоть малейший шанс дотянуться до него, положение может измениться.

Значит, пока что нужно выглядеть как можно более беспомощной, чтобы ни у кого не возникло искушения обыскать ее еще раз. И ждать, и молиться, чтобы судьба дала ей этот шанс.

Перед рассветом, несмотря на стучащие от холода зубы, Лесли удалось заснуть. Очнулась она от пинка в живот.

— Эй, ты! — стоя над ней, Логан уже заносил ногу для второго удара, но увидев, что она открыла глаза, остановился. — Вставай.

Забыв про привязанную к рукам покрышку, Лесли попыталась встать на колени, но лишь беспомощно затрепыхалась на песке. Логан радостно заржал.

— Мне… мне в уборную надо, — просительно сказала она.

Пусть на минуту, всего только на минуту, развяжет ей руки!

— Обойдешься, — снова походя пнув ее в бок, он отошел к костру.

Ни еды, ни воды ей не дали; когда пришло время ехать, подхватили с двух сторон за плечи и, как мешок, швырнули в затянутый брезентом кузов. Лесли еле успела извернуться, чтобы не разбить лицо; следом полетела покрышка.

Она успела увидеть стоявшие вдоль бортов мотоциклы — потом брезент опустился, и в кузове стало темно, как в преисподней.

Они ехали весь день, сделав лишь несколько коротких остановок. Днем, после очередного толчка машины, Лесли не выдержала и обмочилась — теперь к пропитавшему здесь все запаху бензина прибавился и «аромат» мочи, дышать в кузове стало вообще невозможно.

Лежа на боку, она, как могла, шевелила ступнями и пальцами, дергала плечами и сгибала ноги в коленях — если у нее появится шанс сбежать, нельзя, чтобы в этот момент ее подвело собственное тело! Устав, отдыхала, пару раз даже забылась неглубоким сном, но, придя в себя, переворачивалась на другой бок и снова начинала «гимнастику».

Черт возьми, как же ее угораздило так влипнуть?!

Теперь, задним числом, Лесли понимала, что парни, скорее всего, заметили ее еще на опушке и, забежав вперед, устроили засаду, а шуршащие листья помешали ей распознать их шаги. Да, не зря она то и дело оглядывалась… И зря не взяла с собой никого из собак — их бы листья с толку не сбили, своим острым чутьем они распознают человека за сотни ярдов.

Бедняги, они до сих пор ждут ее! Привыкли, что иногда хозяйка отсутствует и сутки, и больше — и уверены, что она вот-вот вернется.

Что с ними теперь будет? Как они переживут без нее зиму?

— Фу-у! — брезгливо выдохнул кто-то из парней, когда грузовик остановился и они откинули закрывавший сзади кузов брезент.

— Логан, ты что, вообще? Она же нам всю машину провоняла! — возмущенно добавил другой.

Лесли, не открывая глаз, жадно вдыхала проникший снаружи свежий воздух — после царившего в кузове зловония это было наслаждением. Даже мучившие ее жажда и головная боль отступили ненадолго на второй план.

— Ты собираешься ее в таком виде к Хефе вести? — голос Юло она узнала. — Ему это может не понравиться.

— Не бзди! — хохотнул Логан. — Завтра у Пекоса остановимся — искупаем ее. А пока пусть в штаны ссыт, стерва! Ладно, давайте, берем!

Ее вытащили из кузова и, подхватив с двух сторон под мышки, поволокли по земле. Она висела кулем, даже не пытаясь шевельнуться, и открыла глаза, лишь когда, снова привязав к связанным рукам покрышку, ее усадили на колючий гравий.

— Ага, живая, — удовлетворенно сказал Логан.

— Пить дайте… — простонала Лесли.

На этот раз он не удостоил ее даже ответом — повернулся и направился к грузовику. Остальные мужчины потянулись следом.

Пока они разводили костер, Лесли сползла на бок и, дотянувшись губами до земли, ухватила небольшой плоский камешек. Это хорошо помогало от жажды.

Снова садиться не стала — так и осталась лежать на боку, перекатывая во рту камешек и глядя на сидевших вокруг костра парней. На сей раз они не стали варить мясо — ели его с сухарями, смачно хрустя ими и запивая все это ячменным кофе.

От разносившегося вокруг запаха кофе у нее засосало под ложечкой, она закрыла глаза и открыла их, лишь услышав:

— Эй, Юло, ты чего?

— Да хочу эту стерву на подветренную сторону перевести. А то воняет так, что кусок поперек горла становится, — подойдя к ней, с раздражением объяснил тот.

Церемониться не стал — потянул вверх покрышку, заставив Лесли выпрямиться на связанных ногах, и, обхватив ее за живот, потащил волоком. Через десяток ярдов усадил на землю, наклонился, пристраивая покрышку вокруг очередного валуна, и вдруг еле слышно шепнул:

— Пей! — Лесли в первый момент не поверила своим ушам, но горлышко висевшей у него на поясе фляги и впрямь оказалось возле самых ее губ. — Быстро, пока никто не видит.

Она успела сделать несколько жадных глотков, прежде чем Юло выпрямился и как ни в чем не бывало пошел к костру.

До моста через Пекос они добрались, когда солнце уже перевалило за полдень. Парни вытащили Лесли из кузова, спустились к реке и бросили ее на заросшем травой берегу. Упав на землю, они слабо застонала, всем своим видом демонстрируя полнейшее бессилие.

Она в самом деле ослабела, хотя и не до такой степени, как стремилась показать. Но эта остановка была ее последней и единственной возможностью вырваться — из услышанных обрывков разговоров Лесли знала, что до Логова осталось всего часа три пути, а потому к моменту купания должна была выглядеть как можно более беззащитной и беспомощной.

Покамест парни занимались своими делами — раздевшись догола, шумно и долго плескались в воде, после чего развели костерок, нагрели воду и принялись старательно бриться.

Старательность эта объяснялась просто: парням изо всех сил хотелось заслужить одобрение Хефе. Судя по тому, с каким уважением они отзывались о своем вожаке, в банде он был царем и богом, и сегодня, привезя ему столь ценную добычу, как Лесли (эх, знать бы еще, почему она так важна для них!), они не хотели испортить впечатление собственным расхлябанным видом: Хефе любил, чтобы его «солдаты» выглядели аккуратными.

— Эй, Бони, займись-ка стервой! — Логан наконец вспомнил и о ней.

Боунз босиком, в одних штанах развалился на траве у костерка — младшему и по возрасту, и по рангу, брить ему было пока особо нечего.

— А чего с ней делать-то? — отозвался он.

— Свяжи ей ноги посвободнее, чтобы могла только мелкими шажками идти, привяжи к поясу длинную веревку — и гони ее в воду. Да, и руки развяжи, — не нам же ее мыть!

Вот! Вот он — ее шанс! Лесли продолжала лежать неподвижно, хотя внутри все будто кулаком сжало. Почувствовала, как Боунз возится с ее ногами.

— Вставай!

Она заерзала, попыталась подняться — со связанными позади руками это получалось неловко, и он, ухватив за плечо, помог ей выпрямиться.

Теперь они стояли совсем близко, чуть ли не вплотную. Боунз напряженным взглядом шарил по ее лицу и шее, от волнения аж сглотнул.

— Ты… это… — он покосился на расположившихся у костерка парней, — сейчас мыться пойдешь, так смотри у меня! — обхватил ее за талию, обвязывая веревкой — Лесли прохватило мгновенным импульсом страха: а ну как он сейчас нащупает нож?!

Но Боунзу было не до того. Снова воровато покосившись на своих товарищей, он облизнул губы и, скользнув рукой ей под куртку, больно стиснул грудь.

Лесли стерпела, даже не дернулась, лишь прошипела:

— Ты что?!

Словно обжегшись, он отдернул руку и, повернув Лесли к себе спиной, принялся развязывать ей запястья. Она метнула глазами туда-сюда, оценивая обстановку. Вокруг голая степь — спрятаться негде, кусты вдоль берега растут редкие и несерьезные. Просто кинуться бегом в степь? Да, у нее будет фора — парни ведь до сих пор босиком, но что если они начнут стрелять?

Она искоса взглянула на громоздившуюся футах в десяти от костра груду рубашек, сапог и оружейных поясов. Конечно, поначалу парни инстинктивно рванутся за ней, но скоро вспомнят и про обувь, и про револьверы…

Оставался грузовик. Если ключ торчит в замке зажигания, завести его можно за четверть минуты, а потом — только ее и видели! Если же ключа нет (хотя с чего бы?!), то принимать бой лучше в таком месте, где на нее не смогут навалиться сразу со всех сторон — грузовик для этого вполне подходит…

— Иди, — Боунз подтолкнул ее к воде, — мойся!

Лесли сделала коротенький неловкий шажок, взмахнула руками, будто стремясь удержать равновесие, на самом же деле — расправляя затекшие от неподвижности мышцы. В последний раз огляделась — и рухнула на четвереньки от внезапного пинка ногой в зад.

— Шевелись, задрыга! — заржал позади Боунз.

Вот как?! Ярость нахлынула волной — сейчас он свое получит, сволочь!

Неуклюже пытаясь встать, Лесли подалась влево, чтобы оказаться к остальным парням спиной, и незаметно вытащила нож. Короткое движение — и веревка на ногах оказалась перерезана.

Повернувшись к Боунзу, она с ходу рассекла соединявшую их веревку и одним взглядом охватила его вытянутое от испуга лицо, расстегнутую ширинку и запущенную туда руку. В следующий момент она полоснула его ножом по горлу и кинулась вверх по склону, к грузовику.

Раздавшиеся позади шум и крики лишь подстегнули ее — она пулей рванулась вперед; до грузовика оставался какой-нибудь десяток ярдов…

Нет, ее подвело не собственное тело, а мокрая подошва ботинка, проскользнувшая по траве. Лесли припала на колено — всего на миг, но этого было достаточно, чтобы кто-то из парней догнал ее и прыгнул на спину. Она не глядя ударила ножом назад и почувствовала, что попала; вывернувшись из-под его тяжести, вскочила и снова ударила, теперь уже целясь в печень, но парень — это оказался Юло — отшатнулся влево, и лезвие лишь резануло его по животу.

Она снова рванулась к грузовику, но лежавший на земле Юло мертвой хваткой вцепился ей в щиколотку, а Логан, налетев сбоку, сбил ее с ног и вжал лицом в траву. Парни навалились на нее, выкручивая руки так, что, казалось, затрещали суставы.

Воздуха не хватало, и Лесли отчаянно забилась. Запястья снова стянуло кольцо ремня; Логан перевернул ее на спину и ударил по лицу. Она попыталась пнуть его коленом, но на ноги навалился Карел, так что даже сжаться в комок не получалось. Еще один удар, ногой под ребра, заставил ее болезненно вскрикнуть.

— Нет! — Юло на четвереньках, придерживая живот, подполз и рухнул на Лесли сверху; простонал: — Не… бей…те ее… Хефе… мы должны привезти ее Хефе живой…

— Логан, он сейчас помрет! — испуганно вскрикнул Карел.

Пока парни перевязывали Юло, Лесли лежала на траве лицом вниз, теперь не просто связанная — обмотанная веревкой от плеч до щиколоток. Потом ее швырнули в кузов, рядом бросили труп Боунза, и грузовик снова тронулся.

Все тело болело от ударов, но главным было не это, а жуткое ощущение надвигающегося конца. Она изо всех сил старалась не плакать, но как ни заставляла себя думать о чем-то хорошем, слезы все равно пробивались. Да и о чем хорошем было думать — о Джедае, который фактически ее бросил, отпустив без единого слова протеста? Об оставленных собаках, об Але, которая едва ли без нее переживет зиму? Или о том, что и самой ей жить, похоже, осталось недолго?

Изнутри подступал ужас, почти такой же, как десять лет назад, в тот день, когда она добралась до Форт-Бенсона и обнаружила, что там никого нет.

Она шла по дорожкам, заходила в здания — нигде не было ни одного человека, ни живого, ни мертвого. Пустые казармы, пустой гараж — и груда обломков на месте двухэтажного здания, из которого можно было попасть в подземный склад; саперы не пожалели взрывчатки, чтобы никто не смог туда пробраться.

В лазарете, на вделанном в стену шкафчике, где они с мамой оставляли друг другу записки, ее ждало письмо. Оказывается, иссякла артезианская скважина, которая снабжала Форт-Бенсон водой, и полковник Брэдли повел людей на север, в Вайоминг, чтобы основать там новое поселение. Еще мама писала, что оставила кое-что «там, где стояла наша палатка».

Лесли сразу поняла, о чем идет речь: ей, одной из немногих, было известно, что в старой шахте невдалеке от Форт-Бенсона находится потайной вход в подземный склад.

Знакомые с детства пещеры выглядели непривычно голыми; на стеллажах почти ничего не осталось, лишь порой взгляд натыкался на коробки — то ли их не смогли увезти, то ли просто забыли. До места, где когда-то стояли палатки, Лесли добралась быстро. В углу лежал небольшой сверток, в нем были лекарства, два скальпеля и револьвер с коробкой патронов — прощальный мамин подарок.

Ей хотелось сейчас же, немедленно броситься вслед за ушедшими, но было понятно, что делать этого нельзя — вот-вот выпадет снег, а у нее нет ни теплой одежды, ни еды. И патронов мало.

Два дня она обследовала пещеры — на полках обнаружилась камуфляжная одежда, солдатские ботинки, мыло и нитки, пластиковые миски и еще много всякой всячины. И тогда, вспомнив рассказы Джерико, Лесли взяла со склада веревки и нитки в надежде обменять их в ближайшем поселке на еду и патроны и двинулась на юг. Так началась ее «карьера» маркетира.

До Вайоминга она добралась, едва сошел снег; рассчитывала, что быстро найдет новое поселение: тысяча человек, да еще с грузовиками — вещь приметная. Заходила в каждый поселок, спрашивала — но их жители удивленно качали головами: «Из Форт-Бенсона, говоришь? Да нет, ни о чем таком мы не слышали!».

«Но этого не может быть! — повторяла она самой себе. — Даже если бы все погибли — а этого тоже не может быть! — кто-нибудь что-нибудь должен знать!»

Она прошла из конца в конец весь штат, повернула на запад, потом на юг, — и спрашивала, спрашивала, спрашивала… И получала в ответ: «Нет… Нет… Нет…»

В конце концов, выплакавшись, Лесли привычно отключилась и очнулась, лишь когда ее стащили на землю и поставили на ноги, прижав спиной к кузову. Уже стемнело; вокруг нее стояли Карел с Логаном и двое незнакомых мужчин. Еще один, присев на корточки, развязывал ей ноги.

— Идти-то она сможет? — спросил он.

— Сможет! — отрезал Логан.

Сама Лесли вовсе не была в этом уверена. В голове мутилось, накатило безразличие ко всему и ко всем. Единственное, что хотелось, это закрыть глаза и ни о чем не думать — так она и сделала; когда, держа с обеих сторон за плечи, ее повели, покорно пошла — и так же покорно остановилась.

— Давай! — рявкнул кто-то над самым ухом, и в лицо ударил ледяной поток. Это привело Лесли в чувство, она яростно забилась и замотала головой, но холодная струя уже спустилась с лица на грудь, на живот, хлестнула по ногам.

— Хорош, поворачивай спиной! — рявкнул тот же голос.

«Да это же они меня моют!» — сообразила Лесли, глотая стекавшую по лицу воду. В самом деле, поскольку в Пекосе она так и не искупалась, а парни во что бы то ни стало хотели показать таинственному Хефе «товар лицом», они, очевидно, решили привести ее в порядок, окатив из шланга.

Воду выключили; подошел Логан, оглядел ее с головы до ног и аккуратно, даже бережно отвел с лица мокрые волосы.

— Вот так… Пошли!

Перехватил ее за плечо — Карел мертвой хваткой держал с другой стороны — и они все вместе двинулись вдоль стоявших чередой длинных приземистых зданий. Впереди виднелись огни, на их фоне мелькали люди. С порывом ветра до Лесли донеслись голоса, ей даже показалось, что кто-то играет на банджо.

Наконец они дошли до угла здания, и впереди открылась площадь, полная народу. Тут и там горели костры, вокруг них сидели люди, в основном молодые парни. Самый большой костер горел в дальнем конце площади — именно туда, не сбавляя хода, ее и повели.

Со всех сторон слышались веселые голоса, откуда-то потянуло жареным мясом. И — банджо, действительно банджо, теперь его звуки были слышны отчетливо.

У самого костра парни остановились, словно ожидая чего-то. Лесли разглядела стоявшее у противоположного края костра, на возвышении, огромное кресло с позолоченной спинкой и подлокотниками. Издали оно походило на трон, да и вообще все окружающее казалось каким-то нездешним, сказочно-варварским.

Чтобы вернуть себе чувство реальности, она взглянула на залитое серебристым свечением небо, но тут толпа вокруг зашумела и загомонила: «Хефе, Хефе!»

Из темноты к костру шли несколько человек, впереди — высокий худой мужчина с шапкой черных волос. Вот он приветственно вскинул руку — люди вокруг хором, в унисон выдохнули:

— Хефе!

Он опустился в золоченое кресло, голубые пронзительные глаза скользнули по Лесли. Она вздрогнула, словно пораженная молнией, в голове мелькнуло: «Не может быть!»

— Ну, что там у нас? — спросил Хефе, махнул Логану рукой.

За эти несколько секунд она успела прийти в себя и, не дожидаясь, пока ее подведут к нему, сама шагнула вперед и бестрепетно усмехнулась:

— Привет, Джерико!

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Он уставился на нее во все глаза, даже привстал.

— Я что, уже на том свете — или ты пока на этом? — продолжала Лесли все с той же усмешкой.

Она ожидала всего чего угодно — злобного выкрика, удара, приказа немедленно расстрелять ее, — не ожидала лишь, что Джерико со слезами умиления на лице вскочит и пойдет к ней, протягивая руки и повторяя:

— Лесли… о господи, Лесли, это действительно ты! — и обнимет, словно не замечая, что запястья у нее связаны за спиной.

Впрочем, стягивающий руки ремень тут же исчез словно сам собой.

Не отпуская ее, Джерико обернулся:

— Ребята — Пит, Смайти, чего вы стоите?! Это же Лесли! Наша Лесли!

Только теперь она узнала в одном из «людей свиты» Пита — он заулыбался, как ей показалось, с облегчением и, подойдя, неловко обнял ее. Следом подошел Смайти, тоже обнял, хотя они друг друга никогда особо не жаловали.

Остальные члены свиты были Лесли незнакомы. Высокий смуглый мужчина со шрамом на щеке и бритой татуированной головой — именно он, оттеснив Логана, освободил ей руки — умиленно улыбался. Зато единственной в группе девушке, молодой блондинке в коричневом платье до пола, было явно не до смеха; лицо ее застыло, и если бы взгляды могли убивать, Лесли бы давно уже лежала бездыханная. Еще двое мужчин — один с усиками, похожий на мексиканца, другой пожилой и болезненно-полный, смотрели на нее с удивленным любопытством.

— Как получилось?.. Впрочем, — взяв ее за руку, перебил сам себя Джерико, — ты, наверное, устала с дороги. Пит, позаботься… в гостинице, кажется, есть место? — снова с улыбкой обернулся к Лесли. — У меня тут дела всякие, но мы с тобой еще успеем наговориться.

— Пойдем, — коснулся ее плеча Пит.

Пока они шли мимо костров, со всех сторон на нее оборачивались любопытные лица; через несколько шагов их нагнали и двинулись сзади двое парней с револьверами у пояса — охрана, конвой?

Пит ни о чем не спрашивал, молчала и Лесли, хотя вопросов у нее тоже хватало, и главный из них — как получилось, что Джерико жив? Впрочем, она была даже рада этому молчанию: теперь, когда скорая смерть ей, судя по всему, не грозила, на нее вновь накатила слабость. Каждый следующий шаг давался труднее предыдущего, мокрая одежда казались каменно-тяжелой, и все силы уходили на то, чтобы передвигать ноги.

К счастью, идти пришлось недолго. Они зашли в одно из длинных зданий, и Пит открыл первую же дверь в коридоре.

— Заходи! — щелкнул выключателем, и внутри вспыхнул свет.

Это была небольшая уютная комната с кроватью, столом и парой стульев. В углу стояла тумба с телевизором. Одна из панелей на потолке была стеклянной и светилась — куда ярче, чем любая масляная лампа.

— Вот, отдыхай, — сказал Пит.

— А… — спросила Лесли чуть ли не с суеверным ужасом и сглотнула, — а телевизор тоже работает?

— Ну, ты слишком многого хочешь, — ухмыльнулся Пит. — Но вода в ванной есть, и даже теплая. Отдыхай, сейчас я принесу тебе постель и что-нибудь поесть, — и вышел.

Первое, что Лесли сделала, едва закрылась дверь, это кинулась в ванную, повернула ручку крана влево, вправо — ничего, дернула вверх — и из крана в раковину потекла вода. Осторожно попробовала — вода чуть припахивала металлом, но была чистой и свежей.

Она пила ее и пила, вымыла мокрыми ладонями лицо — и снова стала пить, нагнувшись и вывернув голову, прямо из-под крана, пока не почувствовала, что больше не может сделать ни глотка. Лишь тогда она наконец опомнилась и огляделась, нашла на стене выключатель — и в ванной тоже загорелся свет.

Вокруг было довольно пыльно, кое-где плитка на стенах потрескалась, а белая фаянсовая ванна была испятнана ржавчиной. И все же такой роскошной, будто из прежней жизни, ванной Лесли не видела очень давно — с самого Форт-Бенсона. А Пит сказал, что здесь еще и теплая вода есть!

Она поэкспериментировала с краном — выяснилось, что, чтобы вода сделалась теплой, нужно отвести ручку наверх и вправо.

Сам Пит не заставил себя долго ждать: в коридоре послышались шаги, и через секунду он без стука вошел в комнату с тарелкой в руках, за ним следовал один из охранников с большим тюком.

— Положи, — сказал ему Пит, — и подожди за дверью.

Парень кинул тюк на кровать и вышел, украдкой окинув Лесли любопытным взглядом.

— Вот, что нашел, — Пит поставил тарелку на стол. То, что в ней было — политая мясным жиром кукурузная каша, несколько небольших кусочков жареного мяса и горбушка хлеба — после двухдневной голодовки показалось Лесли пиршеством богов.

Сам он присел на кровать.

— Где же ты была все эти годы?

Она покрутила рукой, жестом показывая «и тут и там», прожевав, добавила:

— Маркетирствовала.

— И удачно?

Лесли покивала — отвечать с набитым ртом не хотелось.

— Завтра мы тебе из одежды что-нибудь получше выберем, а пока… ты же помнишь, у нас с тобой один размер был, — с извиняющейся улыбкой продолжал Пит.

Лесли снова кивнула — она помнила, как он десять лет назад переживал из-за своего небольшого роста и все надеялся, что еще вырастет. Но если он за это время и подрос, то не больше, чем на дюйм, их глаза по-прежнему оставались на одном уровне.

— Фу-ух! — она отодвинула от себя пустую тарелку.

— Ладно, все, — заторопился Пит, вскакивая. — Ты, наверное, устала с дороги. Завтра поговорим.

Она проглотила замечание, что когда тебя двое суток везут в кузове связанную, без еды и воды, то устать немудрено.

После того, как Пит вышел, Лесли несколько минут просидела, опустив голову и закрыв глаза. Нет, это не сон… как бы ни казалось все вокруг нереальным.

Электрический свет, и вода в кране даже теплая! И Джерико жив… он почти не изменился.

Что будет, когда он узнает, что она убила в Оклахоме его людей? Но в самом деле, кто же мог знать, что это его люди!

Лесли встала и подошла к окну, вместо стекла в раму был вставлен кусок красного пластика. Распахнула окно и увидела железные прутья решетки. За ними виднелась залитая серебристым светом улица и напротив — еще одно длинное здание.

Дверь тоже оказалась заперта.

Что ж — этого следовало ожидать, Джерико всегда был осторожен. Конечно, старая любовь и все такое — но они не виделись без малого одиннадцать лет…

В голове от усталости мутилось, казалось, по ней колотят сотни крошечных молоточков. «Ладно, сегодня наверняка уже больше ничего не случится, — утешила Лесли саму себя, — и, пока есть возможность, нужно выспаться и отдохнуть.»

В тюке оказались подушка, одеяло, большая махровая простыня и полотенце, кроме того — штаны и рубаха из домотканого хлопка и брусочек темного мыла.

Как Лесли ни устала, но против искушения принять теплый душ не устояла. На то, чтобы постирать одежду, ее уже не хватило.

Проснулась она от грохота, раздавшегося, казалось, над самой головой. Рука привычно метнулась к ножу; мгновенный приступ паники — где он, почему темно?! — и Лесли вспомнила все, что произошло вчера.

В комнате никого не было. Шум доносился со стороны окна; оно слабо светилось красным — похоже, уже рассвело. Она встала, на цыпочках подошла к нему и чуть-чуть приоткрыла.

За окном крутились мотоциклисты — десяток, не меньше. Молодые веселые парни с крылатыми пряжками на ремнях нарезали по асфальту круги, притормаживали и вновь газовали. Двое, стоя у обочины и не сходя с седел, курили. Казалось, все они кого-то ждут.

Внезапно, словно по неслышному окрику, они дружно подхватились и умчались прочь, Лесли услышала удаляющийся шум моторов.

Она пошла в ванную и прежде всего от души напилась — что там дальше будет, неизвестно, а попить не помешает. Выстирала свою одежду, развесила на штанге от занавески, вернулась в комнату и села ждать — наверняка о ней скоро вспомнят.

Ждать пришлось недолго — вскоре в коридоре послышались шаги, щелкнул замок и на пороге появился давешний смуглый верзила с бритой татуированной головой. Приветливо улыбнулся:

— Хефе приглашает вас позавтракать с ним.

— Спасибо! — обрадовалась Лесли. Кое-как натянула на босу ногу ботинки и направилась к двери.

В коридоре ждали двое охранников; стоило ей выйти, и они двинулись следом. «Интересно, они тут всю ночь дежурили?» — подумала Лесли, но спрашивать не стала.

Пройдя между домами, они вышли на площадь. Хотя костры уже не горели, здесь все еще попахивало дымом. На дальнем конце площади ездил по кругу мотоциклист, еще один парень стоял посреди этого круга и, перекрикивая треск мотора, командовал: «Быстрее… медленнее… колесо вверх!» — все вместе выглядело так, будто они объезжают лошадь.

Людей вокруг было немного, в основном мужчины, лишь однажды навстречу ей попалась девушка-мексиканка в длинной юбке и с надвинутым на лоб платком. Все они смотрели на Лесли с любопытством, некоторые подталкивали своих соседей: «Эй, гляди, гляди!»

И все они были очень молоды. Еще вчера Лесли обратила внимание, что, не считая полного пожилого мужчины, сопровождавшего Джерико, на площади не было никого старше тридцати, а некоторым ребятам она по виду не дала бы и восемнадцати.

— Нам сюда, — бритоголовый подвел ее к трехэтажному зданию с красной черепичной крышей, украшенной по углам декоративными башенками.

У входа, на ступеньках сидели двое часовых с автоматами, но попытки преградить Лесли путь они не сделали, лишь тоже посмотрели с любопытством.

Апартаменты Джерико были обставлена богато — можно даже сказать, роскошно. Огромное низкое ложе было покрыто желтым бархатным покрывалом, занавески — тоже бархатные, коричневые, отблескивали снизу золотыми помпонами. Картины на стенах, кресла с сиденьями в цветочек и выгнутыми ножками, столик — золоченая гравировка по стеклу, на нем стоял серебряный канделябр с семью свечами.

И посреди комнаты — стол, заставленный едой. Джерико, в черных штанах и черной шелковой рубахе с распахнутым воротом, сидя за ним, уже завтракал.

При виде Лесли он приветственно махнул рукой:

— Проходи, садись!

Она подошла, стараясь не слишком заметно сглатывать при виде стоявших на столе яств, и села в кресло. Взглянув поверх ее головы на бритоголового, Джерико кивнул ему на дверь, но тот продолжал стоять.

Джерико усмехнулся и шевельнул ладонью — этот жест без сомнения значил «не бойся, все в порядке». Лишь после этого Лесли услышала удаляющиеся шаги и тихий скрип двери.

— Ешь, не стесняйся, — сказал Джерико. — Я тебе треть яичницы оставил.

Она и не стеснялась, просто в первый момент не могла решить, с чего начать: с яичницы или с пирога. А может, с колбасы?

В конце концов она начала с яичницы, заела ее хлебом с колбасой и несколькими кусками пирога — как оказалось, с мясом. На остальное ее уже не хватило.

Джерико поглядывал на нее чуть ли не по-отечески. Сам он, похоже, наелся раньше и теперь лишь отщипывал по кусочку пирог; увидев, что она больше не ест, спросил:

— Ну что, сыта?

— Да, спасибо, — кивнула Лесли.

— У тебя, наверное, есть ко мне вопросы. Так что давай, спрашивай — покончим с этим побыстрее, — всего минуту назад он был благодушен и любезен, теперь же лицо отвердело и губы жестко поджались.

Лесли понимала, что, хоть он это и предложил, на самом деле ни на какие вопросы ему отвечать не хочется. И все же она не могла не спросить:

— Как получилось, что ты жив?

— Я и не умирал. Просто нашел это место и понял, какие оно дает возможности.

— А что это за место?

— Мы называем его Логово, но когда-то здесь находилась база ВВС США Рио-Лобо. Здания, электричество — все осталось с тех самых пор. Ты, например, сегодня ночевала в бывшей гостинице для командировочных. Но суть даже не в этом, а в том, что здесь, на этой базе находилось одно из самых крупных бензохранилищ на территории Соединенных Штатов. Находилось — и находится до сих пор, и бензина тут хватит еще на пару поколений.

— Ну да?! — вырвалось у Лесли.

— Да, — Джерико улыбнулся, довольный произведенным впечатлением. — И, как я тебе уже сказал, я сразу понял потенциал этого места и решил здесь остаться.

— Но почему Смайти сказал, что ты погиб?!

— Потому что я его об этом попросил. Мне вовсе было не нужно, чтобы ты в один прекрасный день заявилась сюда с младенцем на руках.

— То есть… это все из-за меня? — с ужасом шепотом спросила она.

— Да. Да, в основном из-за тебя. И не смотри на меня так! Я не хотел этого ребенка, мне еще и двадцати не было — какой из меня отец! А ты меня перед фактом поставила. И мало того — от меня начисто отстранилась, будто я пустое место. То тебя тошнит, то ты вечно спишь…

Из коридора внезапно послышался шум и невнятные возгласы.

— Эй, что такое?! — раздраженно обернулся Джерико.

Дверь распахнулась, и в комнату, отмахиваясь от кого-то, оставшегося в коридоре, с топотом влетела давешняя блондинка в коричневом платье. При виде Лесли она на миг перекосилась, но тут же, натянув на лицо веселую улыбку, подбежала к Джерико:

— Что такое?! Я сижу, жду, а ты, оказывается, без меня тут завтракаешь! Чего ты меня не позвал?!

Она хотела выглядеть уверенной, а выглядела жалкой. Теперь, при свете дня, стало видно, что лет ей от силы семнадцать, подол ее бархатного платья помят и испачкан, а ресницы неумело и обильно покрашены сажей.

— Потому что я обсуждаю вопросы, которые не твоего ума дело! — сердито ответил Джерико.

— С ней? — девушка постаралась вложить в этот вопрос полную меру презрения.

— Да, с ней.

Блондинка сморщила носик.

— Она же на чучело похожа!

Обернувшись к двери, Джерико возвысил голос:

— Лео!

На пороге мгновенно обрисовался бритоголовый.

— Убери ее, — приказал Джерико внешне спокойно, но Лесли слишком хорошо помнила его повадки, чтобы не заметить, что у него аж ноздри побелели от злости.

— Пошли! — Лео взял девушку за плечо и потянул к двери.

— Никуда я не пойду! — взвизгнула она, пытаясь вывернуться. — Не тронь меня!

— И больше ее ко мне не пускай, — рявкнул вслед Джерико — раздражение его наконец прорвалось в открытую. — Вообще не пускай, пусть убирается к черту, к себе в поселок! Или на кухню, если ей так больше нравится!

Дверь еще не успела закрыться, а он уже обернулся к Лесли.

— А ты тоже могла бы и получше одеться! Я ведь велел Питу подобрать тебе что-нибудь подходящее…

— Я вчера очень устала, — кротко объяснила Лесли. — Мы с ним договорились, что сегодня вместе выберем, а вчера он принес мне это, — дернула себя за ворот рубахи, — чтобы я в сухое могла переодеться и лечь спать.

— Ну ладно, — остывая, буркнул Джерико. — Так о чем мы говорили? Ах да, о ребенке. Я был уверен, что ты, узнав о моей смерти, вернешься в Форт-Бенсон, к матери. И ты ведь так и сделала, не отрицай! А то, что ребенок родился мертвым — что ж, против судьбы не попрешь.

«Не какой-то там „ребенок“ — а девочка, твоя дочь!» — хотелось огрызнуться Лесли, но вместо этого она лишь сказала:

— Когда я туда пришла, там уже никого не было.

— Ах, вот оно что… теперь все ясно, — он покивал, вроде даже с мимолетным сочувствием, но лицо его тут же вновь сделалось жестким. — В общем, я не собираюсь просить у тебя прощения — я сделал то, что считал нужным. И в конечном итоге оказался прав. Но, — Джерико внезапно улыбнулся той самой обаятельной улыбкой, которую она когда-то так любила, — я очень рад, что сейчас ты здесь, со мной.

Взял Лесли за руку, голубые глаза его сияли так же вдохновенно, как давным-давно, когда, сидя за столом на ранчо, он рассказывал о своем выдуманном королевстве.

— Мы здесь заново строим цивилизацию!

 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Под началом у Джерико было восемнадцать поселков, расположенных в радиусе примерно двухсот миль от Логова. Они платили ему дань, получая взамен бензин, кое-какую технику — ну и, разумеется, защиту от действующих в этом районе банд.

Точнее, действовавших — после того, как его бойцы уничтожили самую крупную из местных банд, возглавляемую неким Расселом, остальные предпочли убраться отсюда подальше; за последние два года не произошло ни одного нападения.

В «армии» Логова было больше двухсот бойцов. Брали туда только добровольцев — в основном молодых парней из тех же подвластных поселков, но некоторые приходили и издалека. В самом Логове, помимо электричества, водопровода и канализации, имелся даже внутренний телефон — что Джерико с гордостью продемонстрировал, позвонив Питу и назначив ему встречу в вестибюле.

— Ты сама скоро все увидишь, — сказал он, положив трубку. — Я бы с удовольствием уже сегодня показал тебе, чего мы за эти годы добились, но мне сейчас нужно ехать. А вот завтрашний день — твой, договорились?

— Да, — неуверенно кивнула Лесли.

Едва они вышли в коридор, как из распахнутой двери соседней комнаты появился Лео и молча пошел следом. Очевидно, он состоял при Джерико кем-то вроде ординарца.

Пит уже ждал в вестибюле. Джерико с улыбкой махнул ему рукой; подойдя, приобнял Лесли и подтолкнул к нему.

— Позаботься о ней как следует. Только в мастерские и в гараж не води — это я хочу завтра сам показать.

— Джери! — эхом разнесшийся по вестибюлю вопль был столь неожиданным, что Лесли вздрогнула. Выскочив из-за колонны, девушка в коричневом платье подлетела к Джерико и отчаянно заколотила кулачками по его груди. — Ты не имеешь права так со мной поступать! — в голосе ее ярость мешалась со слезами. — Не имеешь!

Лесли про себя хихикнула — уж очень ошарашенным выглядел, отступая от нее, Джерико.

Но эта растерянность длилась недолго — в следующий миг его лицо вспыхнуло яростью, он отшвырнул блондинку от себя с такой силой, что она упала на бок, и выхватил револьвер. «Он что, ее попугать решил?» — мелькнуло в голове у Лесли.

Девушка приподнялась, обернулась к нему — и тут прозвучал выстрел…

В вестибюле вдруг стало тихо-тихо, словно все вокруг перестали дышать. Тихо тоненько заскулив, блондинка опустила глаза и коснулась груди, подняла руку — всю в крови — и с ужасом взглянула на Джерико.

— Я — имею — право — на все! — жестко отчеканил он.

Это было последним, что услышала несчастная девушка, — в следующий миг она рухнула замертво.

Джерико с застывшим лицом, ни на кого не глядя, пошел к выходу. Лео склонился над девушкой, коснулся шеи, пытаясь нащупать пульс — качнул головой и поспешил за ним следом.

— Н-да… не стоило ей на Джерико кулаками махать, — вздохнул Пит. — Он этого очень не любит… Ладно, пойдем. Ты завтракала?

От предложенных Питом платьев Лесли отказалась — выбрала то, что было привычнее: темно-зеленые штаны из плотного домотканого хлопка, пару футболок и клетчатую рубашку. Еще носки и низкие кожаные сапожки — единственное, что из обуви подошло по размеру.

Ни она, ни Пит, словно по негласной договоренности, об убитой девушке не упоминали. Лесли так никогда и не узнала, как ее звали.

В Логове Пит, судя по всему, был кем-то вроде завхоза или старшего кладовщика, в его ведении находился вещевой склад, кухня и казармы. Казармы он показал ей издали, махнул рукой в сторону двух стоявших рядом длинных зданий и сказал:

— Вот там живет первый отряд, а в этом доме второй и третий.

На кухню зато привел и показал подробно — когда-то это был большой павильон со стеклянным потолком; теперь недостающие куски стекла заменял такой же красный пластик, как тот, что был вставлен в окно ее комнаты. От этого внутри казалось неуютно и мрачно — Лесли аж передернуло. Пол здесь наверняка не мыли с самой Перемены, царивший в помещении кисловатый запах тоже не радовал обоняние.

Но Пит этого ничего, похоже, не замечал и обрадовался, как ребенок, увидев стоявшие в миске на краю плиты пирожки. Взял несколько штук, половину отдал Лесли. Поварихи — молоденькие, не слишком опрятного вида девушки, — проводили их недовольными взглядами.

Так, вдвоем (точнее, вчетвером: двое парней-охранников по-прежнему неотступно следовали в нескольких шагах позади), подъедая понемножку пирожки, они дошли до ограды. Дальше, за колючей проволокой, насколько хватало глаз, тянулась безжизненная каменистая пустыня; пейзаж оживляли лишь кое-где пробивающиеся мескитовые деревца.

Вдаль, за горизонт уходила дорога. Часовой у ворот, сидя на земле и прислонившись спиной к столбику, тоже взглянул на Лесли с интересом.

— Дальше, в пятнадцати милях отсюда, озеро, — сказал Пит. — Наши ребята туда ездят купаться. А на другом берегу поселок.

— Большой? — по старой маркетирской привычке спросила Лесли.

— Домов пятьдесят, — он опустил глаза и замялся. — Лесли, у меня к тебе будет просьба. Понимаешь, лекарские обязанности здесь тоже на меня свалили, а я… — Неловкая улыбка и пожатие плечами явно значили «А я в медицине ни ухом ни рылом».

— Ну, и?

— Ты вчера одного нашего парня порезала. Я раны зашил, конечно, и перевязал — но… чего-то ему здорово плохо. Посмотри его, а?

— Юло? — сообразила Лесли.

— Он самый.

Юло, один-одинешенек, лежал в комнате рядом со складом. С первого взгляда Лесли поняла, что ему, как выразился Пит, «здорово плохо» — бледное лицо было покрыто испариной, глаза — покрасневшие и воспаленные, как у человека, который всю ночь не спал.

— Ну, как ты тут? — бодрым голосом спросил Пит, подойдя и дружески пожав ему плечо. — Почему не позавтракал? — на тумбочке у кровати стояла миска с заветревшейся кашей. — Нужно есть, чтобы силы были!

Но Юло молчал, во все глаза уставившись на Лесли, даже рот испуганно приоткрыл.

Прежде чем он успел что-то сказать, она коснулась его лба. Жар был, но не слишком сильный.

— Не бойся. Я не сделаю тебе ничего плохого.

— Она врач, — подхватил Пит. — И знаешь какой отличный?!

— Прежде всего, помоги ему встать, — сказала Лесли. — Потом пусть ляжет на стол — я не хочу запачкать постель. И мне понадобится миска с теплой кипяченой водой, нож, ножницы… тряпки чистые для перевязки… черт, у меня же лекарств никаких нет! Все травы и настойки остались там, в Колорадо, в рюкзаке…

— Я сейчас принесу! — на лице у Пита было облегчение человека, которому больше не надо ни о чем думать — достаточно просто выполнять приказы.

Ран у Юло оказалось две — небольшой порез на бедре («Это когда я в первый раз отмахнулась», — вспомнила Лесли) не требовал особой заботы, Пит уже зашил его, и вполне удачно. Зато длинная, хоть и неглубокая резаная рана поперек живота нуждалась в дополнительном уходе.

На то, чтобы отмочить и осторожно снять присохший к ней толстый слой повязок, ушло добрых четверть часа. После этого выяснилось, что Пит слишком туго затянул швы — кое-где нитка уже прорезала мышцы и кожу, дойдя почти до края раны.

Лесли покачала головой и подняла глаза — Пит и оба охранника, столпившись вокруг стола, завороженно следили за ее действиями.

Один из парней подсунулся ближе:

— Сейчас уже держать надо будет?

— Зачем?

— Чтоб не дергался!

Лесли взглянула на Юло — тот нервно облизнул губы, в темных глазах стыл ужас.

— Нет, держать не придется, — обернулась к Питу. — У тебя найдется в хозяйстве изолента?

Держать Юло действительно не пришлось. Впрочем, Лесли старалась не сделать ему больно и когда осторожно разрезала впившиеся в тело швы, и когда промывала рану теплой водой с добавкой самогона.

— А Пит чистым промывает! — сообщил один из парней.

Ну и зверство, то-то бедняга Юло перепугался!

— Чистым хорошо ссадины промывать, — объяснила Лесли. — А раны поглубже лучше разведенным.

Осушила пространство вокруг раны чистой тряпкой и принялась стягивать ее вместо швов узкими полосками изоленты. Конечно, такой длинный разрез было бы правильнее снова зашить, но уж очень не хотелось дополнительно травмировать ткани. Да и натерпелся парень от неумелого лечения Пита изрядно.

— Что здесь происходит? — послышался с порога начальственный голос.

В комнату вошли несколько человек, в том числе Логан. Но задал вопрос не он, а другой — высокий черноглазый мужчина лет тридцати с рыжеватыми бачками до середины щеки.

Лесли узнала его сразу — и эти глаза, и нос с горбинкой, и широкий рот с пухлой верхней губой. В памяти молнией пронеслось: «Вон, Солу жена нужна, ты как раз подходишь!» А потом, спустя каких-то два часа, этот Сол насиловал ее, беспомощно распростертую на камнях — и лицо его дергалось над ней взад-вперед, так что в поле зрения попадала то черная родинка на скуле, то приоткрытый рот с редкими зубами…

Он не узнал ее, да и немудрено — мало ли в жизни случается, разве можно запомнить такую мелочь, как брошенная подыхать семь лет назад молоденькая маркетирша?

— И что тут делает эта… — он шагнул к Лесли.

Внутри у нее все сжалось, она стояла, судорожно стискивая ножницы, которыми резала изоленту.

— Она тут по приказу Хефе! — заступил ему дорогу Пит.

Сол остановился, словно наткнувшись на стену.

— Ах, вот как?!

— Да, она врач!

Этих нескольких секунд хватило Лесли, чтобы взять себя в руки. Усилием воли она расправила онемевшие пальцы и отрезала еще полоску изоленты.

— Врач? — Сол недоверчиво хохотнул. От этого врезавшегося в память низкого и резкого звука ей вновь стало не по себе.

— Да, и очень хороший! — ниже его чуть ли не на голову, Пит напоминал сейчас задиристого петушка.

— Ну что ж, раз врач, пусть лечит получше! — обойдя его, Сол приблизился к Юло, тряхнул его за плечо. — Выздоравливай! Ты нужен нам, солдат!

Словно невзначай, скользнул по Лесли быстрым, по-мужски оценивающим взглядом и с тем вышел. Она наложила предпоследнюю полоску изоленты, пару секунд полюбовалась делом рук своих и спросила равнодушно:

— Кто это был?

— Сол, командир третьего отряда, — объяснил Пит.

То ли после того, как Лесли разрезала перетянутые швы, рана уже не так сильно болела, то ли просто у нее была легкая рука — но, когда Юло с помощью обоих охранников снова оказался в постели, вид у него стал умиротворенно-осовелый. Она прикрыла рану чистой тряпочкой, набросила на него одеяло и улыбнулась:

— Вот и все.

— А ты не будешь повязку делать? — спросил Пит.

— Нет. Так быстрее затянется. Теперь ему нужно лежать и побольше пить. Есть пока не давайте, только когда он сам захочет. Если все пойдет нормально, то дней через семь он уже сможет понемногу вставать.

Лесли хотела еще раз потрогать лоб Юло — как там у него с температурой? — но вовремя удержала руку, увидев, что он спит, даже слегка посапывает.

— Ты, наверное, здорово устала? — спросил Пит, когда они вышли от Юло.

Нетрудно было сообразить, что, сказанное менее дипломатичным языком, это прозвучало бы как: «Мне больше некогда с тобой возиться — своих дел полно. Может, пойдешь куда-нибудь, например, к себе в комнату?»

Лесли отнюдь не возражала. После внезапного появления Сола все, что она делала: разговаривала, заклеивала рану Юло, улыбалась, объясняла, — делала через не могу; больше всего ей хотелось остаться одной, никого не видеть и не слышать.

«Свой» дом она нашла сравнительно легко — помогли шедшие сзади охранники. Войдя в комнату, услышала, как сзади щелкнул замок, привалилась спиной к стене, сползла по ней и осталась сидеть, бессильно опустив голову. Ее колотило и хотелось плакать. Чего бы она только не отдала сейчас за мохнатое тело под рукой и холодный мокрый нос, мимоходом ткнувшийся в щеку!

Но что об этом говорить — собак нет… И думать о них — только зря душу растравлять.

Думать нужно о другом — о том, как быть дальше.

Этот подонок Сол пока не узнал ее, но может узнать, если они будут часто видеться. И что тогда? Начнет он направо и налево хвастаться своей «победой» или, наоборот, смолчит, чтобы не вызвать недовольство всемогущего Хефе?

Хефе… Джерико…

До сих пор он ни единым словом не упрекнул ее за убитого Боунза, был мил и любезен… Что это — сентиментальное воспоминание о прежней любви? Или ему что-то от нее надо? Скорее, второе…

Ведет он себя так, будто совершенно уверен, что она собирается остаться в Логове. Если она захочет уйти — отпустит ли он ее? Скорее всего — нет.

Он изменился, и сильно: прежний Джерико даже в приступе раздражения не пристрелил бы глупую девчонку за дурацкую, детскую сцену ревности. Максимум — надавал бы оплеух. И не перешагнул бы хладнокровно через ее труп…

Нет, это уже не тот обаятельный голубоглазый парень, которого она когда-то так любила. Это — Хефе, всевластный правитель Логова, человек, слово которого здесь — закон. И, находясь рядом с ним, она не должна ни на секунду расслабляться и забывать об этом.

Джерико пришел, когда уже стемнело. Лесли услышала шаги в коридоре, щелчок замка — и, едва в комнате вспыхнул свет, вскочила с кровати.

— Привет! Ты чего тут в темноте сидишь? — спросил он.

— Да… задремала.

В одной руке у Джерико был кувшин, в другой — миска, накрытая толстыми ломтями хлеба, сквозь запах которого пробивался аромат жареной крольчатины.

— Поужинаешь со мной? Я вина вкусного принес…

— С удовольствием.

Он поставил кувшин и миску на стол, шагнул к Лесли и обнял ее.

В первый момент она еле преодолела инстинктивное желание оттолкнуть его, высвободиться, но потом расслабилась и подняла руки ему на плечи.

Они были шире, чем ей запомнилось… и пахло от него теперь по-другому. Или так же? Уже и забыла…

— У тебя от волос по-прежнему пахнет осенними листьями, — словно угадав ее мысли, тихо сказал Джерико. — Я всегда, когда этот запах слышал, тебя вспоминал…

Лесли закрыла глаза. Сколько лет он снился ей — снилось, что вернулся, что обнимает ее… А теперь это происходит наяву…

Почувствовала, как по щеке скользнули теплые губы — это заставило ее опомниться и вывернуться из его рук.

— Джери, да никак ты меня обхаживаешь? — с веселым удивлением спросила она.

— А что? — вид у Джерико был слегка ошарашенный — наверняка он давно уже не знал от женщин отказа.

— Никогда не поверю, что ты польстился на меня, когда вокруг полно молоденьких красоток! Скажи честно — чего тебе от меня надо?!

— Значит, вариант с заново вспыхнувшей старой любовью не проходит категорически? — усмехнулся он.

— Нет.

— Но я любил тебя. Действительно любил, — сказал он просто, уже без усмешки. — И действительно очень рад сейчас видеть.

Лесли вздохнула, на миг вспомнив того веселого быстроглазого паренька, с которым целовалась в лесу.

— Я тоже тебя любила…

— Я помню. Хорошее было время тогда, правда? — Джерико улыбнулся такой щемяще-нежной улыбкой, что ее сердце заколотилось.

«Хорошее… пока ты не бросил меня, не солгал, не заставил годами оплакивать!» — мысленно парировала она, чтобы освободиться от его обаяния.

— Да… хорошее… — тоже улыбнулась, помолчала несколько секунд и заговорила уже по-деловому: — И все-таки, Джери, зачем я тебе нужна? Зачем ты меня здесь держишь — под замком, и еще часовых приставил… Я понимаю, что на моей совести Боунз, но если бы ты хотел прикончить меня за это, то, наверное, сделал бы это уже, а не поил вином?!

— Я вовсе не собираюсь тебя убивать, — вздохнул он, — хотя на твоей совести не только Боунз. Что поделаешь, раз мои парни оказались слабаками — втроем с женщиной не справились! — значит, судьба их такая.

«Откуда он мог узнать про Оклахому?!» — мелькнуло у нее в голове.

— Но ты права — ты мне действительно нужна, — продолжал Джерико. С мимолетной усмешкой перебил сам себя: — Знаешь что, давай сначала вина выпьем. Будь умницей, дай стаканы — там должны быть, — показал на тумбу под телевизором.

В тумбе обнаружились две небольшие розоватые чашки из толстого пластика — Лесли поставила их на стол, и Джерико до краев налил вина, багряного, как кровь из вены, со сладковатым непривычным ароматом.

— Прошу! — сам первым сделал глоток.

Вино оказалось вкусным — в меру терпким и не слишком кислым. После несколько глотков у Лесли закружилась голова, она поставила чашку на стол, разворошив ломти хлеба, вытащила из миски кусок мяса и впилась в него зубами.

Джерико допил свою чашку до дна, наполнил снова и отпил еще; лишь после этого тоже взял крольчатины.

— Так на чем мы остановились?

— Ты хотел сказать, зачем я тебе нужна, — напомнила Лесли.

— А, да… Во-первых, ты врач. И хороший врач — уж я-то знаю. Во-вторых, ты отличный боец — если не побоялась с одним коротеньким ножичком схватиться с четырьмя противниками и двоих вывела из строя. Да и Пит мне кое-что рассказывал про тот бой на ранчо… Ты могла бы тренировать моих парней. И третье, — медленно, в упор глядя ей в глаза, Джерико отчеканил: — подземные склады в Форт-Бенсоне. У тебя ведь по-прежнему есть туда доступ, не так ли?

Увидев, что она готова что-то возразить, махнул рукой:

— Только, пожалуйста, не надо мне врать, — я не терплю вранья. У тебя почти новый камуфляж, ботинки, которым от силы года два — все армейское, все по размеру. Откуда это, если не оттуда?

Она молчала — любые отговорки и возражения он бы совершенно справедливо счел враньем.

— Ну ладно, ладно — раз тебе так не хочется об этом говорить, давай не будем, — неожиданно усмехнулся Джерико. — Хотя, сама понимаешь, я мог бы выбить из тебя эти сведения, но мне сейчас куда важнее, чтобы ты по доброй воле согласилась сотрудничать со мной. Быть рядом, лечить и тренировать моих людей. А склады… я уверен, что рано или поздно ты сама мне их выдашь, когда поймешь, какое важное и нужное дело мы здесь делаем. Вот весной поедем вместе в Форт-Бенсон — тогда и поговорим об этом.

Лесли надеялась, что облегчение, которое она испытала от этих слов, не отразилось на ее лице. До весны почти полгода — за это время можно будет осмотреться и обдумать, что делать дальше!

— Жить ты будешь здесь, — продолжал он. — Или, если хочешь, в здании штаба — там на третьем этаже есть пара свободных комнат.

— Мне и тут хорошо, — отмахнулась она. — Только… не надо меня больше запирать, ладно?

— Хорошо. Но и ты пообещай, что никуда не будешь ходить одна — по крайней мере, ближайшие несколько дней. Я не хочу, чтобы кто-нибудь ненароком принял тебя за одну из здешних девчонок, — промелькнувшее на лице Джерико полупрезрительное выражение со всей ясностью дало ей понять статус этих девчонок. — Или того хуже — за шпионку. Ребятам, которых я к тебе приставил, приказано тебя охранять. Сейчас, на ночь, я их отпущу, но с утра они снова будут у твоей двери, так ты уж будь любезна — потерпи.

Он достал из кармана и положил на стол ключ.

— Ну что — как я понимаю, мы договорились?

— Да, — кивнула Лесли. — Я буду лечить твоих людей. И тренировать их тоже буду, — помолчала, глядя ему в глаза и собираясь с духом. — Но… у меня к тебе есть одна просьба.

— Какая?

— Отдай мне командира третьего отряда!

— Сола? — удивленно переспросил Джерико.

— Да.

— А что значит «отдай»?

— Я хочу его убить.

На этот раз ей, похоже, удалось по-настоящему удивить Джерико.

— Зачем? — спросил он чуть ли не растерянно. — Что вы с ним не поделили?

— Ничего, — Лесли поморщилась и опустила глаза. — Семь лет назад я торговала в их поселке. Все по-честному, все остались довольны. Но потом, когда я отошла от поселка на несколько миль, меня догнали пятеро всадников. Ребята из поселка. В общем… в общем, они меня изнасиловали, избили, отобрали вещи и одежду — все, буквально до нитки, — и бросили в пустыне умирать, — она вздохнула и пожала плечами, как бы ставя в рассказе точку.

Смотреть на Джерико теперь было стыдно — ведь он запросто мог тоже счесть ее «слабачкой», решив, что, раз она так легко позволила себя захватить, значит, сама виновата (с другой стороны — должен же он понять, что ей тогда было всего девятнадцать!) Поэтому она продолжала сидеть, глядя вниз, на чашку с вином, пока не услышала:

— Как же ты уцелела?

Пришлось все же оторваться от чашки и взглянуть на него. В ответном взгляде голубых глаз не было ни презрения, ни злости — лишь любопытство с толикой сочувствия.

— Ала помогла — помнишь ее? — вздохнула Лесли. — У меня тогда осел был. Она его привела. Я на него кое-как вскарабкалась и добралась до гор. Там, у источника, отлежалась.

— А потом что было? — Джерико выжидающе прищурился и наклонил голову.

— Потом, через месяц, я вернулась и к чертовой матери сожгла их урожай — весь на корню спалила!

— Так я и подумал, что ты бы не ушла, не расплатившись, — усмехнулся он и тут же посерьезнел. — Значит, Сол был одним из этих пятерых?

— Он был у них главным.

— И поэтому ты хочешь его убить…

— Да.

Именно потому, что он был главным, он так и врезался в память. И потому что был первым… Остальные насильники слились в один непрерывный ряд — потные тела, прыщавые физиономии, распяленные в похотливом смехе вонючие рты — возможно, она и не узнала бы их сейчас, если бы встретила. А Сол запомнился четко — настолько, что, едва Лесли встретилась с ним взглядом, у нее аж горло перехватило.

— Ну, и как ты себе это представляешь? — поинтересовался Джерико со внезапным раздражением. — Я вызову его к себе и скажу: «Постой здесь минуточку, пока она тебя застрелит»?

— Нет, ну зачем же. Мы с ним столкнемся на улице или в столовой, случайная ссора — он полезет в драку… и я его убью.

— Вся штука в том, что драки в Логове категорически запрещены. И кроме того — ты уверена, что ты его убьешь, а не он тебя?

— Уверена.

— Ну хорошо, — отрывисто бросил Джерико. — Я подумаю. Ты чего вино не пьешь — не нравится?

— Нравится, — она отпила полчашки и заела кусочком хлеба.

— Мне его из Мексики привозят — красное и белое. Но красное, по-моему, вкуснее. — Было ясно, что о Соле он больше говорить не желает.

Настаивать Лесли смысла не видела — только зря раздражать его, поэтому кротким тоном поддержала беседу:

— Белое я в Калифорнии летом пила. Но мне оно не понравилось — кислое очень.

— Ого, в какую даль тебя занесло!..

Ушел Джерико, когда в кувшине не осталось ни капли. Напоследок сказал:

— Да, еще одно… при людях называй меня, пожалуйста, Хефе.

— И при Пите тоже? — уточнила Лесли.

— Нет. Пит, Смайти, Динеро — все они из «внутреннего круга», при них можешь звать меня Джерико. Я имею в виду рядовых бойцов.

— Хорошо, — кивнула она; запирая за ним дверь, услышала в коридоре голоса и удаляющиеся шаги.

Прежде чем решиться на вылазку, Лесли прождала добрых четверть часа. Потом подошла к двери, отперла ее и осторожно выглянула в коридор — часовых не было.

Она вышла на крыльцо — не потому, что собиралась идти куда-то дальше, а чтоб убедиться, что Джерико не обманул ее и не поставил охрану снаружи. Но на улице не было ни души, лишь слабый ветерок гнал по растрескавшемуся асфальту перекати-поле да над головой еле слышно попискивали летучие мыши.

 

ГЛАВА ПЯТАЯ

Разбудило наутро Лесли громкое брямканье, словно где-то за окном колотили железом о железо. Впрочем, продлилось это лишь несколько секунд, и вновь наступила тишина.

Лесли встала и выглянула в окно — уже рассвело; пахло утренней сыростью, хотя день обещал быть солнечным.

Она умылась и надела собственную одежду, привычную, как вторая кожа. Попыталась хоть кое-как, пятерней, привести в порядок волосы — и тут в дверь постучали. Точнее, поскреблись, именно так можно было назвать этот тихий и вежливый звук.

Лесли приоткрыла дверь — в проеме обрисовались улыбающиеся физиономии охранников.

— Доброе утро, мэм, — сказал тот из них, что был на вид постарше — именно он вчера спросил, пора ли уже держать Юло. — Бобер сейчас на кухню пойдет, за кофе. Вы, наверное, тоже горяченького не прочь выпить?

— Да, не откажусь.

— Бобер — это он, — охранник ткнул пальцем в своего напарника, парнишку лет восемнадцати с облупившимся носом — тот заулыбался еще пуще, показывая торчащие передние зубы, которым наверняка и был обязан прозвищем, — а я — Честер.

— Я — Лесли.

— Да, мы знаем, — Честер нетерпеливо пнул своего напарника — иди, мол, уже! — а сам продолжил светскую беседу: — Нам Хефе вчера сказал, что вы у нас будете инструктором по военному делу, — в любопытных глазах так и читалось: «Неужто правда?!» — Еще он велел вам сказать, чтобы вы после второго колокола в штаб пришли.

— Это когда?

— Часа через полтора примерно. Если вам что-нибудь понадобится — проводить куда-то или принести чего, — вы только скажите. Мы здесь, на крылечке будем.

Кофе оказался ячменный. Лесли поняла это по запаху, едва Бобер, вбежав в комнату, поставил на стол большую глиняную кружку. Потряс в воздухе рукой:

— Горячий, зараза! — обернулся к Лесли: — На кухне еще каша была, но я подумал, вы такую не захотите. Подгорела, — выразительно скривился и помотал головой, — аж на улице воняет. Зато вот, — достал из-за пазухи ломоть серого, посыпанного крупной солью и жареным луком хлеба. — Будете?

— Буду, — кивнула Лесли. — У меня еще мясо осталось — вчера вечером Джерико… то есть Хефе принес, — выложила себе на хлеб кусок крольчатины потолще, остальное протянула пареньку. — Хочешь?..

Судя по тому, как он сглотнул слюну, подобные яства рядовым бойцам доставались нечасто.

— Ага… — потянулся тоже взять кусок, но Лесли сунула ему в руки всю миску:

— Бери-бери. Вам с Честером на двоих.

Бобер схватил угощение и чуть ли не вприпрыжку поскакал в коридор, уже оттуда донеслось:

— Спасибо!

«Вторым колоколом» оказалось такое же брямканье, как то, что разбудило Лесли. Едва оно прозвучало, как голос Честера из-за двери сообщил:

— Мэм, пора идти в штаб. Мэм, вы слышите?

— Слышу! — буркнула она, завязывая шнурки.

Тем же порядком: она впереди, двое охранников сзади, — ни разу не сбившись с пути, Лесли проследовала к зданию с башенками. Часовые, как и вчера, пропустили ее беспрепятственно.

— Направо, по коридору, вторая дверь, — подсказал Честер.

В комнате, за большим, рассчитанным человек на двенадцать овальным столом сидели пятеро: Джерико, Лео, Пит, Смайти и болезненно-полный немолодой мужчина, которого она видела в первый день на площади.

— Привет! — неуверенно сказала Лесли.

— А, вот и ты! — Джерико вскочил и, по-хозяйски обняв ее за плечи, подвел к столу. Повел рукой: — Ну, Пита, Смайти и тем более меня, — он усмехнулся, — ты знаешь. Смайти у нас главнокомандующий, все бойцы под его началом. Лео — моя правая рука, он обеспечивает мою безопасность… и вообще безопасность Логова. Майор Мерфи, — толстяк с недовольно-скептической миной на физиономии кивнул, — наш главный инженер. Именно благодаря ему у нас и свет есть, и вода в кране…

Дверь открылась, и в комнату вошел смуглый, похожий на мексиканца мужчина с усиками — он тоже был в первый день в свите Хефе. В руке он — Лесли в первый момент не поверила своим глазам — нес ее арбалет!

— А это Динеро, — объяснил Джерико; бросил ему: — Опоздал!

Тот с извиняющимся видом пожал плечами и занял место за столом; арбалет положил перед собой.

— Динеро у нас ведает людьми, — продолжал Джерико. — Кто чем занят, кто, когда и откуда пришел — всех помнит. Все мы вместе — штаб Логова, или, как его еще называют, внутренний круг. С этого дня в него входишь и ты, — выдвинул Лесли вперед. — Прошу любить и жаловать — Лесли Брин, врач Логова. Кроме того, она будет тренировать бойцов. Садись.

Она села на свободный стул рядом с Питом. Джерико вернулся в золоченое кресло во главе стола — такое же, как она видела на площади — и кивнул:

— У кого есть вопросы — пожалуйста.

— Вы действительно врач? — с вежливым удивлением спросил майор Мерфи.

— Ну… в общем, да, — Лесли пожала плечами.

— Не скромничай! — вмешался Джерико. — Я до сих пор помню, как ты ловко ногу Питу вправила!

— А где вы учились? — не отставал толстяк.

— Моя мама была врачом на военной базе Форт-Бенсон. Она меня и научила. Операцию на сердце я, конечно, сделать не возьмусь, но раны, переломы, простуды всякие лечу неплохо. И травы лечебные знаю.

Непонятно, был майор удовлетворен ее объяснением или нет, но вопросов больше не задавал. Зато задал Динеро — подтолкнув к Лесли арбалет, поинтересовался:

— Это ваш?

— Да.

— Можете показать, как им пользуются?

— Да, конечно.

Она взяла арбалет, с облегчением почувствовав в руке его привычную тяжесть. Не дожидаясь просьбы, Динеро положил на стол стрелу.

Заряжала Лесли нарочно медленно, чтобы он успел рассмотреть и как вставляют в желобок стрелу, и как натягивают тетиву. Закончив, сказала:

— Дальше — как обычное ружье. Можно с упором в плечо стрелять, можно просто вот так… — вытянула над столом руку с арбалетом, даже не увидела — почувствовала, как напрягся Лео, и нажала на спуск. Стрела с тихим стуком вонзилась в маленькое, с ноготь, пятнышко облупившейся краски на оконной раме в десятке шагов от нее.

— Ого! — обернувшись туда, заметил майор.

Только теперь Лесли позволила себе посмотреть на Лео и уловила быстрый обмен взглядами между ним и Джерико — тот словно безмолвно упрекнул в чем-то своего ординарца.

Динеро сходил за стрелой — выдернув ее, коснулся пальцем оставшейся в дереве отметки и прищелкнул языком:

— Здорово!

Вернулся и выложил на стол еще одну вещь — маленький нож Лесли, тот самый, с помощью которого она чуть не освободилась.

— А это? Я пробовал так, — зажал рукоятку большим и указательным пальцами, — неудобно!

Ножом этим, выменянным ею в одном из поселков, действительно нужно было уметь пользоваться. Обоюдоострое лезвие, по форме похожее на половинку ивового листа — всего дюйм в ширину и два с половиной в длину — у основания было зажато медной оковкой-гардой, которая плавно сужалась в шейку толщиной в кончик мизинца, а затем снова расширялась в Т-образную рукоятку.

Лесли взяла нож как положено: шейка пропущена между большим и указательным пальцами, рукоятка зажата в кулаке. В таком положении лезвие, опираясь оковкой на основания пальцев, становилось как бы продолжением кулака. Сделала пару быстрых взмахов, пояснила:

— Лучше резать, а не острием бить.

— Вот оно что! — Динеро уважительно приподнял бровь.

Остальные члены «внутреннего круга» тоже подсунулись поближе, разглядывая крошку-нож. Лесли разжала кулак, показывая правильный захват, и снова сжала; положила свободную руку на арбалет и обернулась к Джерико:

— Я могу забрать свои вещи?

Тот после секундной паузы кивнул.

Она подтянула арбалет к себе, сказала, ни к кому конкретно не адресуясь:

— Еще нож был и зажигалка. И подсумок со стрелами.

Подсумок Динеро тут же достал из кармана.

— Остальное у Пита возьми — и нож, и зажигалку, и все, что тебе надо, — сказал Джерико. Обвел присутствующих глазами: — Ну, что у нас еще?

Больше ее никто ни о чем не спрашивал, члены штаба занялись решением повседневных проблем. Лесли молчала и слушала, из их реплик и замечаний все лучше представляя себе жизнь этого «островка цивилизации», как вчера высокопарно поименовал Логово Джерико.

Больше всего шишек посыпалось на беднягу Пита — он сообщил, что крупы и овощей осталось мало, так что пора ехать за данью. На это Смайти ехидно заметил, что если бы поварихи не переводили зря продукты — вон, опять кашу сожгли, есть невозможно, — то и крупы хватало бы на дольше.

Пит попытался отбиться, напомнив, что если девчонки по полночи, как он выразился, «валандаются» с парнями — то понятно, что потом утром они как сонные мухи. Вмешался Динеро, заявив, что с этим ничего не поделаешь — парням тоже нужно где-то выпускать пар.

В конце концов было решено, что в поселок — тот, что на юге, в излучине: сейчас его очередь платить дань — поедут бойцы из первого отряда. Послезавтра, с двумя грузовиками. И с ними Пит, чтобы на месте разобраться, что к чему.

Следующим выступил майор Мерфи — ему требовались люди для починки ограды. Смайти немедленно откликнулся, напомнив, что у майора есть свой штат ремонтников, а бойцы — это не чернорабочие, которыми можно затыкать любую дыру…

Джерико сидел на своем месте во главе стола, закинув сцепленные руки за голову, и молча, казалось, лениво прислушивался; лишь порой отпускал реплики вроде: «Ладно, Смайти, не зарывайся — сам знаешь, что надо!» С ним никто не пытался спорить — стоило ему в нескольких словах высказаться, и вскоре являлось на свет конкретное решение.

Наконец, решив вопрос с отправкой двух грузовиков в Карлсбад — на окраине города, в подвале торгового центра разведчики обнаружили несколько коробок электролампочек и, по их выражению, «еще навалом всяких электрических штуковин», — Джерико прихлопнул ладонью по столу:

— Народ, мы что — на такие мелочи должны время тратить? По-моему, вы это все в рабочем порядке между собой решить можете! — ухмыльнулся: — Смайти, а ты не жмоться попусту, сам же знаешь: если бойцы при деле, то и каша меньше подгорает! Ну, у кого еще что есть?

— Мне нужно помещение под лазарет, — неуверенно сказала Лесли — не сочтет ли он и это «мелочью»? Так и оказалось:

— Решишь с Питом, в рабочем порядке, — бросил Джерико. Обвел глазами присутствующих: — Ну что — все, наконец? Тогда все свободны! Лесли, ты останься.

Пит выходил последним. Уже в дверях оглянулся, словно хотел что-то спросить, но потом передумал и вышел.

— Сядь ближе, — буркнул Джерико. — Что я, через всю комнату орать должен?

Лесли покорно пересела на стул рядом с ним.

— Ты как — насчет Сола не передумала? — тем же недовольным тоном спросил он.

— Нет.

— И ты уверена, что сможешь его одолеть?

— Да.

В этом она и впрямь не сомневалась: пусть Сол и сильнее физически, но едва ли у него за плечами столько схваток не на жизнь, а на смерть, сколько у нее.

— Ладно, — поджав губы, кивнул Джерико. — В субботу я представлю тебя людям. После этого ты можешь вызвать Сола на поединок — я попросил Пита, он вечером объяснит тебе всю процедуру.

— Поединок? — удивленно переспросила Лесли.

— Да. Тебя что-то не устраивает?

— Нет, но… я должна буду объяснить, почему я его вызвала?

— Нет. Ты вызываешь, он принимает вызов. Или не принимает — тогда уходит из Логова. Но Сол не уйдет, не тот он человек. В воскресенье — сам поединок, — взгляд Джерико стал жестким и испытующим. — Ну что — проблема решена?

— Да. Спасибо.

— Не благодари, — сердито отмахнулся он. — После того, что ты рассказала, мне на него смотреть тошно! — подался вперед, глаза сверкнули: — Никто — слышишь, никто! — не вправе посягать на мою девушку!

«Твою девушку?!» — так и подмывало переспросить Лесли, но вместо этого она лишь скромно потупилась. Хочет он считать ее своей девушкой — пусть считает.

Пока он к ней явно расположен, и это его отношение нужно ценить и беречь. А значит, гладить его по шерстке, ни в коем случае не спорить — разве что слегка, чтобы он потом мог почувствовать себя победителем — смотреть по сторонам и держать ухо востро, до тех пор, пока она не изучит это место получше и не решит, что делать дальше…

— Ну что? — теплая рука ласково обхватила ее ладонь, и Лесли подняла глаза, вглядываясь в лицо Джерико. От его недавней злости не осталось и следа, он улыбался — так задорно и весело, что трудно было не улыбнуться в ответ. — Надеюсь, ты не забыла, что я обещал тебе сегодня показать Логово?

— Когда я впервые сюда пришел, здесь жили всего восемнадцать человек, — на ходу рассказывал Джерико. — Не жили — прозябали, чуть от голода не мерли — места здесь такие, что ничего толком не растет. В гараже — два грузовика полураскуроченных, третий кое-как еще дышал…

Да, ему и впрямь было чем похвастаться: теперь в гараже Логова стояли шесть грузовиков, два пикапа и дюжина квадроциклов. Еще один пикап был «в работе»: недавно его приволокли на буксире из соседнего городка, и механики, вытащив из него все внутренности, колдовали над ним. Начальник гаража Гальегос, коренастый мексиканец с обветренным лицом, утверждал, что через месяц машина будет бегать как новенькая.

Но больше всего Джерико гордился своими мотоциклами — именно они делали его армию столь мобильной и боеспособной. Когда он только пришел в Рио-Лобо, их было здесь всего тринадцать, теперь же больше двухсот — по одному на бойца и еще десятка полтора в резерве.

Они стояли в отдельном ангаре, именуемом конюшней. Внутри он действительно был похож на конюшню: два ряда небольших отсеков — «стойл», проход между ними, и в каждом отсеке «железный конь» — ухоженный, яркий и блестящий.

— Вот этот — мой, — зайдя в один из отсеков, Джерико с любовью похлопал по седлу темно-красный мотоцикл с серебряными молниями на боковых щитках и черным кожаным сиденьем. — Я тебя на нем еще покатаю — поймешь, какой это кайф! А вон тот, — кивнул на противоположную сторону, где стоял черный мотоцикл с такими же серебряными молниями, — Лео.

Из дальнего конца прохода донеслись голоса и смех.

— А там что? — обернулась Лесли.

Джерико рассмеялся.

— Пойдем, покажу!

Еще на полпути она почувствовала запах краски и, добравшись до конца прохода, увидела его источник. В большой светлой комнате на полу, окруженный разноцветными банками, сидел смуглокожий парнишка лет пятнадцати и, высунув от усердия кончик языка, кисточкой разрисовывал передний щиток мотоцикла.

— Привет, Чабби, — весело сказал Джерико.

— Хефе! — вскакивая, восторженно выдохнул парнишка. Двое сидевших в углу за столом парней постарше тоже вскочили.

— Сиди, сиди! — Джерико похлопал его по плечу, махнул парням: — Привет! — и обернулся к Лесли. — Чабби у нас настоящий художник! Смотри!

Щиток, судя по всему, уже почти законченный, действительно выглядел на произведение искусства: на темно-зеленом фоне извивались языки пламени — оранжевые с алыми прожилками. Было ясно, что когда он займет свое место на стоявшем в углу мотоцикле, то будет казаться, что пламя от ветра отклоняется назад и словно обтекает машину.

— Класс! — от души похвалила Лесли.

— Это я сам придумал! — сияя, объяснил Чабби. — Мне только немного Байкер подсказал.

— Здорово! — покачал головой Джерико. — Думаю, ребятам понравится, многие такой узор захотят, — обернулся к ребятам у стены, кивнул на мотоцикл: — Твой, Лэнси?

— Да, — встрепенулся один из них.

— Значит, ты у нас теперь настоящий боец! Ну, поздравляю!

— Спасибо, Хефе! — парень смотрел на своего вождя с таким обожанием, что, казалось, прикажи тот ему сейчас броситься в огонь — и он с радостью это сделает.

— Ладно, не буду вам мешать, — улыбнулся Джерико. — Пойдем! — обняв Лесли за плечи, повел к выходу.

— Видела бы ты, какими эти мотоциклы были, когда к нам попали, — сказал он уже на улице. — Сплошная ржавчина, без слез смотреть невозможно! А теперь — зверь-машины, с пол-оборота заводятся. Наши разведчики, если где-то мотоцикл найдут, сразу хватают и сюда везут; один аж из самого Остина приволокли. А здесь уже Байкер их в работу берет. Это мастера моего так зовут — Байкер, — пояснил Джерико, — с мотоциклами он просто кудесник, любую развалину до ума доведет! Сейчас мы к нему и идем. Характер у него жуткий, но специалист… — закатил глаза к небу и прищелкнул языком. — Ничего не попишешь, приходится многое спускать.

Обиталищем Байкеру служил алюминиевый ангар с бетонным полом. На подвеске, ярко освещая середину ангара, горели лампы дневного света, но углы терялись в тени. Все помещение было уставлено длинными, грубо сколоченными из досок низкими столами, на которых поодиночке и грудами лежали куски автомобильных капотов, колеса от мотоциклов, провода, коробки и всевозможные непонятные детали. У стены на полу стояли две эмалированные ванны — оттуда доносился резкий неприятный запах.

В углу грудились старые мотоциклы, их было не меньше десятка — ржавые, с рваными сиденьями; у некоторых не хватало колес.

На ярко освещенном пятачке посреди ангара стоял еще один мотоцикл. Перед ним на низкой табуреточке сидел мужчина в клетчатой рубашке и, согнувшись, ковырялся в колесе, видна была лишь спина и неровно постриженные седоватые волосы на затылке.

Шагов он не мог не слышать, но и ухом не повел, пока Джерико, подойдя к нему совсем близко, не сказал:

— Эй… привет!

Только тогда мужчина поднял голову и, не вставая, одним толчком развернулся к Хефе всем телом.

В первый миг Лесли заметила лишь, что табуретка у него на колесиках, оценила — удобно! — и только потом взглянула в лицо. Подумала: «Чего он так на меня уставился?» — и тут поняла, что сквозь морщины и покрывавшую подбородок неопрятную щетину мало-помалу проступают знакомые черты сержанта Калвера.

Как, откуда, почему?! Она бросила взгляд на руку мужчины — двух пальцев, мизинца и безымянного, не хватало! — и снова уставилась ему в лицо, не веря своим глазам, но с каждой секундой все отчетливее осознавая, что это действительно он — человек, которого она знала с детства, ее учитель и друг.

— Ты с ним знакома? — спросил Джерико.

Лесли уже хотела воскликнуть: «Да, конечно!» — но сержант опередил ее, внезапно хрипло буркнув:

— Каша сгорела! — держась за мотоцикл, он с трудом встал и потянулся за прислоненными к столу костылями; на ходу бросил на нее взгляд — острый, жесткий и несомненно предостерегающий.

— Что? — удивленно переспросил Джерико.

Сержант оперся на костыли и выпрямился.

— Каша, говорю, подгорела сегодня. Мне Чабби принес — дерьмо дерьмом. Я эту кукурузную замазку и без того терпеть не могу…

— Да подожди ты со своей кашей! — перебил его Джерико и снова обернулся к Лесли: — Так ты его знаешь?

— Нет. А должна?

— Так он же из твоего Форт-Бенсона!

— Я… — начал было сержант, но Джерико, не спуская глаз с Лесли, оборвал его взмахом руки.

Она сделала вид, что вглядывается, и помотала головой:

— Не, я его не помню. У нас же там больше тысячи человек было — и на самой базе человек семьсот, и еще беженцы, — пожала плечами, словно извиняясь. — Не помню.

— Опять вы за свое, — сумел наконец вклиниться сержант Калвер. — Я же говорю, я из Лоридейла. Из Лоридейла, что в Южной Дакоте, а вовсе не из какого-то там Форт-Бенсона.

— Ну что ж, Лоридейл так Лоридейл, — Джерико добродушно усмехнулся: — Ладно, я распоряжусь, чтобы тебе вечером мяса побольше нажарили.

— Мясо — это хорошо, — согласился сержант. Смерил взглядом Лесли. — Это кто у тебя — новая повариха? Я мясо хорошо прожаренное люблю, чтобы с корочкой!

— Нет, это Лесли. Она теперь у нас врачом будет.

— Вот как?

— Да, — кивнул Джерико. Взял Лесли за руку: — Ну что, пойдем?!

— Погоди секунду, — она не в силах была вот так, просто, взять и уйти отсюда. Обернулась к сержанту. — Э-э-э… что у вас с ногами?

— Да… бежал неудачно, — хмуро ухмыльнулся тот, бросил на Джерико короткий взгляд, словно призывая тоже посмеяться им обоим понятной шутке.

— Болит?

— Бывает. Особенно к непогоде.

— Ну, заходите ко мне послезавтра в лазарет — я вам настойку от боли сделаю.

— Мисс, я из этого ангара почти не выхожу. Мне пару дюжин шагов пройти — уже передышка нужна, а вы говорите — лазарет!

— Ладно, сама зайду, — пообещала Лесли.

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ

— Друзья мои! Вот и опять наступил субботний вечер, и я с радостью…

Субботняя речь Хефе являлась освященной временем традицией Логова. Вечером, у костра, он рассказывал о том, что важного произошло на этом «островке цивилизации» за неделю — хвалил отличившихся, пенял виноватым, делился планами и идеями. Собравшаяся на площади толпа встречала его слова аплодисментами и свистом, восторженным гулом и смехом.

Обстановка на площади была самая неформальная — горели костры, кое-кто жарил на огне куски мяса и ломти хлеба, из рук в руки переходили фляжки с самогоном.

Все это Лесли уже видела в тот вечер, когда ее, измученную и избитую, в мокрой и грязной одежде привезли сюда. Теперь же, спустя неделю, она наблюдала это зрелище совсем с другой стороны — сидя вместе с другими членами внутреннего круга у большого костра, рядом с золоченым креслом Хефе. И талию ее обвивал пояс, пряжкой которому служил бронзовый нетопырь с желтыми камешками-глазами.

Всего неделя прошла — семь дней. А кажется — куда больше…

…Место для лазарета проблемой не стало — Пит предложил выбрать любое пустующее помещение в здании, где находился склад. А поскольку пустовало оно едва ли не на три четверти, то выбор у Лесли был.

В конце концов она остановилась на трех идущих подряд комнатах, имеющих как выход в коридор, так и дверь в соседнее помещение. В средней решила устроить кабинет, в правой — палату на трех больных (при необходимости туда можно было поставить еще пару кроватей), а в левой — аптеку, где она могла бы хранить лекарства, сушить травы и делать отвары.

Пока что там было почти пусто — на столе стояла походная бензиновая плита, три маленькие кастрюльки и с десяток разнокалиберных бутылок. Еще Пит выделил ей пузырек с марганцовкой, десяток оставшихся еще с прежних времен бинтов в упаковке и флягу с самогоном. Этим запас лекарств на его складе исчерпывался.

Зато ножи он выдал без разговоров: один обычный, в ножнах и два небольших узких ножа с острыми кончиками — Лесли подумала, что если их как следует наточить, то они сойдут за скальпели.

Оставался вопрос с лекарствами. Марганцовка, конечно, вещь хорошая, но чтобы лечить людей, этого определенно мало. Поэтому уже во вторник утром Лесли, никем не приглашенная, явилась к Джерико. Конечно, она помнила, как вывел его из себя непрошенный визит девушки в коричневом платье — но дело есть дело.

Лео перехватил ее перед дверью апартаментов Джерико — выскочил из соседней комнаты и преградил путь.

— Чего надо? Хефе тебя не звал!

— Я хочу в лес за лекарственными травами съездить, — не чинясь, объяснила она. — Нужно, чтобы он квадроцикл разрешил взять. Большой, четырехместный.

— Ну… — Лео пару секунд поколебался и отступил в сторону. — Проходи.

Джерико завтракал — один. Лесли чуть ли не с порога начала излагать свою проблему, но он весело махнул рукой:

— Куда ты так торопишься? Раз пришла — попей со мной кофе! — кивнул Лео: — Организуй там пока все!

Задержал он ее минут на сорок — расспрашивал о местах, где ей довелось побывать: что там выращивают, чем торгуют, вообще что есть интересного. Зато когда Лесли вышла на крыльцо, красно-черный квадроцикл уже ждал ее. Честер, сидя на водительском месте, сиял:

— Садитесь! Лео разрешил нам его брать, сколько нужно!

Вот так и получилось, что и этот день, и два последующих она провела в лесу, широкой полосой протянувшемся вдоль предгорий к северу от Логова. Собирала все, что попадалось на глаза: позднюю ежевику и бизонью ягоду, полынь и мяту, корневища аира и цикория, можжевеловые шишки и ромашку — конечно же, ромашку. При виде ее желто-зеленых сердцевинок у Лесли сердце забилось сильнее, и не столько потому, что это неприхотливое растеньице было почти универсальным лечебным средством — и обеззараживающим, и противовоспалительным, и успокаивающим, — но потому, что из ромашки можно было сварить обезболивающий отвар, повод для новой встречи с Байкером — сержантом Калвером.

Ей мучительно хотелось снова увидеть его. И не только потому, что он наверняка знал — не мог не знать! — куда исчезли люди из Форт-Бенсона, но и потому, что сержант Калвер был и оставался для Лесли частицей дома, другом и учителем, человеком, которого она уважала и которому полностью доверяла.

Почему сержант солгал Джерико, она не знала — что страшного в том, что он из Форт-Бенсона?! — просто, как само собой разумеющееся, поддержала его ложь и сделала бы это снова. Но теперь в результате не могла просто так взять и зайти к нему — узнав об этом, Джерико наверняка спросил бы, зачем она приходила к человеку, с которым, по ее словам, не знакома.

Поэтому пришлось ждать почти целую неделю, и только в пятницу, приготовив полдюжины разных отваров и настоек, в том числе и обезболивающий отвар, Лесли перелила его в бутылку и уже на законном основании пошла в ангар.

Она боялась, что Честер и Бобер увяжутся за ней внутрь, и не знала, как этого избежать. Но когда ребятки поняли, что она идет в ангар, то разом притормозили, и Честер сказал, опасливо косясь на вход:

— Мы… это… тут посидим, снаружи — ладно?

— Ладно, — с облегчением кивнула Лесли.

Сержант Калвер, как и в прошлый раз, сидел на табуреточке, согнувшись к мотоциклу. И, как и в прошлый раз, ничем не показал, что заметил ее присутствие.

Лишь когда Лесли, подойдя почти вплотную, полушепотом сказала: «Привет!» — буркнул, не оборачиваясь:

— Ну привет, коли не шутишь, — и только потом развернулся к ней лицом.

У Лесли перехватило горло, захотелось броситься к нему, обнять, прижаться лицом к груди и зареветь, как маленькой, засыпать вопросами — где, что, откуда?! И мама, мама — где она, что с ней?!

Но спросила она совсем не то, что собиралась:

— Как вы узнали, что это я? — чуть не добавила по старой привычке «сэр».

— Банка у меня — как зеркало, — похлопал сержант по блестящей детали рядом с колесом. — Я вижу все, что за спиной.

— Я… вот, лекарство принесла.

— Думаешь, поможет? — невесело усмехнулся он.

— Да, оно помогает, точно… я хорошо умею из трав отвары делать.

— Ну, поставь там, — махнул рукой на стол сбоку.

— Нужно разводить в воде, — заторопилась объяснить Лесли, — столовую ложку на стакан. И пить утром и вечером, — поставила бутылку на стол и обернулась — сержант Калвер пристально и изучающе смотрел на нее.

— Я… — начала было она, но он перебил:

— Хефе — это тот самый парень, с которым ты тогда сбежала?

— Да.

— Я пока тебя с ним не увидел, сомневался — он или не он… И ты что — так всю дорогу с ним и была?

— Нет. Я только в прошлую субботу узнала, что он жив.

— Как же так получилось?

— Долгая история…

— Да мы вроде никуда не торопимся, — парировал сержант Калвер. Перехватил ее взгляд на вход и добавил: — И сюда никто не придет, я их приучил, что если кто непрошенным явится — ну, кроме Гальегоса и этих, из начальства — то запросто может гайкой в лоб получить, — кивнул на сложенные кучкой на полу ржавые гайки размером с вишню. — Так что давай, начинай, — в голосе его прозвучали знакомые Лесли с детства командные нотки, и она послушно начала рассказывать:

— Мы с ним только зиму вместе и прожили — на ранчо в Аризоне. Весной он с ребятами ушел торговать. Я тоже хотела пойти, но к тому времени была уже беременна. В октябре у меня ребенок родился, девочка. И в тот же день умерла. А через пару недель ребята вернулись — без Джери, сказали, что он погиб в Нью-Мексико. Я решила вернуться в Форт-Бенсон, но когда пришла, там уже никого не было. Ну вот… Я искала — долго искала, ходила на север, в Вайоминг… Потом ушла на юг, перезимовала — вернулась и снова искала. Вайоминг весь обошла, Небраску…

Если бы сержант Калвер смотрел на нее хоть чуточку подружелюбнее, то и говорить было бы легче. Но сейчас от его пристального взгляда возникало ощущение, будто он не верит ни одному ее слову и рассматривает ее с настороженным любопытством, словно заползшее в ангар непонятное насекомое.

Запнувшись на полуслове, Лесли взмолилась полушепотом:

— Ну пожалуйста — где наши, где все?

— Я же сказал — в Лоридейле, — неохотно ответил сержант.

— А где этот Лоридейл?!

— В Южной Дакоте. Ты давай, рассказывай — моя очередь потом будет.

— А чего еще рассказывать? — внезапно сердито сорвалась она. — С тех пор я ходила, торговала всякой всячиной, травы собирала, людей лечила — жить-то надо! В прошлый четверг на границе Колорадо его люди меня захватили и сюда привезли. Вот и вся история.

— Силком?

— Что?

— Силком, говорю, привезли?

— Да.

— То-то он с тобой обращается, как если бы ты была его… подружкой, — усмехнулся сержант.

— Да. Обращается, — от злости и обиды у Лесли на глаза навернулась слезы: ну почему, почему он считает, что она лжет? Стиснув зубы, она немного помолчала, прежде чем продолжить, но не помогло — голос все равно предательски дрогнул: — Меня… меня два дня связанную в кузове везли. Не кормили, не поили. Уже перед самым Логовом я сбежать попыталась — одного парня убила, еще одного порезала, но остальные меня снова скрутили и сюда привезли. А Джерико — он меня узнал и… и обрадовался. Даже про парня убитого ни слова не сказал. И на следующий день мне работу предложил.

— Какую?

— Людей лечить. И еще — бойцов его обучать.

— Чему обучать?

— А тому, чему вы меня учили — драться! — против ее воли, эти слова прозвучали как вызов. Сержант дернулся и оторопело взглянул на нее, словно не в силах поверить тому, что услышал.

Несколько секунд они смотрели друг на друга в упор. Сержант Калвер первым отвел взгляд — опустил голову и вздохнул:

— Ладно. Тебе пора. Если кто спросит — скажешь, что принесла лекарство и заболталась. Что я тебе о прежних временах рассказывал — о том, как люди раньше жили… о кино.

— Но… вы мне так ничего не рассказали… — растерянно напомнила Лесли. — Ваша же очередь теперь! — сама поняла, что это звучит глупо и по-детски.

— Через неделю заходи, тогда и поговорим, — отрезал сержант. — Не надо, чтобы нас часто вместе видели.

Она сделала несколько шагов к выходу — чувство было такое, будто ей плюнули в лицо и даже утереться не дают, — когда он окликнул ее:

— Эй! — чуть помедлил, будто сомневаясь, говорить или нет. — Ты… будь поосторожнее.

— В каком смысле?

— Во всех, — отрывисто и непонятно объяснил сержант. — Ладно, ступай, — в голосе его снова прозвучали командные нотки.

— Эй, не спи! — легкий пинок в спину оторвал Лесли от неприятных воспоминаний. — Сейчас он тебя представлять будет!

Она встала и шагнула к Джерико, остановившись у него за правым плечом.

— …Еще одна хорошая новость, — сказал тот, — у нас в Логове теперь есть свой врач — и такой, о котором можно только мечтать, — оглянулся; отступив на шаг, приобнял Лесли и выдвинул вперед. — Это Лесли Брин. Я знаю ее уже много лет как отличного врача и просто как хорошего человека. Так что — прошу любить и жаловать! — взял ее руку, вскинул вверх — толпа на площади отозвалась гулом, кое-кто даже захлопал в ладоши. — Да, забыл сказать: помимо того, что Лесли врач, она будет вашим инструктором по военному делу. Поверьте, у нее есть чему поучиться — боец она, каких мало. При случае расспросите Пита, может, он вам расскажет, как она ему когда-то в бою жизнь спасла.

Толпа снова погудела, но без особого удивления — очевидно, Честер и Бобер уже разболтали «новость» всем, кому могли. Ничего, удивление еще будет. Скоро. Лесли незаметно кинула взгляд вправо, туда, где за костром сидел Сол и рядом — Логан.

Джерико еще раз напоследок вскинул ее руку в приветственном жесте — и отпустил, заговорив уже о чем-то другом.

Лесли отступила назад и снова села рядом с Питом.

— Ну что, сейчас Джери закончит, потом у Смайти еще объявление есть — и пойдем? — спросил тот.

— Да, — решительно кивнула она.

Объявление Смайти было коротким: всех желающих в среду приглашали на охоту — урожаю одного из «подначальных» поселков на востоке угрожало стадо кабанов. Судя по радостным воплям и свисту, желающих поохотиться было немало.

— А что, может, и мне съездить? — лениво поинтересовался в пространство Джерико. — Проветриться…

— Да ну, — отозвался Лео, — вонь эту свинячью нюхать… Вот через пару недель Хоупленд давить поедем — тогда и проветримся.

— Думаешь, они добром не согласятся?

— Думаю, нет.

Смайти закончил говорить и сел.

— Ну что — пойдем? — спросил Пит.

Лесли встала. Джерико оглянулся и, поймав ее за локоть, подтянул к себе.

— Подожди, — хотя он сидел в своем золоченом кресле, но из-за помоста, на котором оно стояло, их глаза оказались на одном уровне. — Ты уверена, что справишься? Мне очень не хотелось бы тебя потерять.

— Уверена, — Лесли заставила себя улыбнуться, осторожно высвободилась и пошла направо. Пит неслышной тенью двигался сзади.

Первым заметил ее Логан, подтолкнул Сола — тот обернулся и уставился на нее. От этого взгляда Лесли, как и давеча, начало подташнивать.

«Нет, я все делаю правильно, — подумала она. — Двоим нам тут не жить!» Понадеялась, что в свете костра никто не заметит, если она побледнела, и сказала, громко и отчетливо:

— Сол, я вызываю тебя на поединок!

— Что? — тот сдвинул брови и потряс головой, словно не веря собственным ушам.

— Вызов сделан! — так же громко сказал Пит.

— Ты что — чокнулся?! — обернулся к нему Сол. — Это же девка! — с ухмылкой оглянулся на своих товарищей, будто говоря: «Ребята, вы когда-нибудь слышали подобную чушь?!»

— Вызов сделан, — повторил Пит с нажимом.

— Ну хорошо, — Сол встал и повернулся лицом к Лесли. — Чего тебе надо?

Положено было сказать «чего ты хочешь?», но она не стала обращать внимания на нарушение процедуры.

— Твоей смерти, — это прозвучало четко, голос не дрогнул.

— Чего?

— Твоей смерти.

Слова упали, словно камни в колодец, и вокруг постепенно воцарилась тишина. В глазах Сола мелькнуло что-то похожее на растерянность.

— Смерти, говоришь? — он больше не ухмылялся; смерил ее тяжелым взглядом и кивнул: — Что ж, вызов принят, — дернул желваками на щеках и добавил со внезапно прорезавшейся злобой: — И не воображай, что я пощажу тебя, потому что ты женщина!

Лесли молча развернулась и пошла обратно, к костру Джерико.

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Бой должен был состояться в воскресенье, в полдень, на спортивной площадке. Это являлось частью правил, установленных для поединков между бойцами Логова.

Сама Лесли предпочла бы драться пораньше, когда солнце не так припекает. И не на глазах у целой толпы. Но что делать, с самого начала было ясно, что поглазеть на зрелище придут все обитатели Логова — подобные развлечения выпадали здесь нечасто.

Конечно, не раз бывало, что бойцы не могли поделить какой-то трофей, удобное место в казарме или девчонку и вызывали друг друга на поединок — но это была скорее дружеская стычка, чем настоящий бой. Противники дрались голыми руками, пока один их них не сдавался или не оказывался в нокауте. Победитель получал предмет спора — на этом дело и заканчивалось.

Куда реже случались поединки за право остаться в Логове — в этом случае в формуле вызова присутствовала фраза: «Нам двоим здесь не место», — и побежденный должен был уйти из поселка.

Но бой с оружием, до смерти, да еще среди членов «высшей лиги»: командир отряда против нового инструктора по военному делу, тем более — вот диво то! — женщины, был делом неслыханным, и пропустить такое, конечно же, не согласился бы ни один из бойцов.

Все это Лесли рассказал Пит в ночь перед боем, когда они подбирали для нее подходящее оружие и одежду. На самом деле она предпочла бы драться в своем обычном камуфляже, тем ножом, который висел у нее на поясе — и лечь спать, а не тратить попусту время.

Но бедняга Пит хлопотал вокруг нее, как наседка, через слово повторял: «Ты не волнуйся, все будет хорошо!» — и так трогательно пытался хоть чем-то помочь, что обижать его она не стала. Перебрала с десяток ножей и выбрала один — из хорошей стали, с удобной рукояткой из шершавой черной пластмассы; в руке он лежал как влитой.

— А вот еще, — Пит выложил на стол какие-то металлические штуковины. — Это можно на руку надеть, а это — на шею.

От железных наручей и высокого металлического ошейника Лесли отказалась, но взяла кожаную жилетку с нашитыми на нее металлическими бляшками — удар ножом вскользь она остановит, а при необходимости, обмотав вокруг руки, ее можно использовать и как щит.

— Ну что, вроде, все? — с облегчением сказала она. — А то спать хочется.

— Да… Ты не волнуйся — все хорошо будет, — в который раз болезненно улыбнулся Пит. — И на Джери не обижайся — сама понимаешь, он не может в открытую показывать, что он на твоей стороне.

То, что Джерико после вызова не сказал ей ни слова и почти сразу ушел, Лесли задело мало — она уже привыкла ко внезапным сменам его настроений. На слова Пита она лишь кивнула и подумала: «Интересно, а сержант Калвер придет?»

Спортивная площадка в Логове была такой же, как в Форт-Бенсоне — бетонное сооружение с трибунами, посередине — гравийная площадка, обе стороны которой украшали стойки с баскетбольными кольцами.

За двадцать с лишним лет гравий покрылся травой, а деревянные сиденья трибун или сгнили, или сгорели в чьих-то кострах, так что зрителям приходилось сидеть прямо на бетонных ступенях. Деревянным был лишь окруженный перилами помост, задней стороной опирающийся на ступени трибун; снизу его подпирали стойки из бревен. Нетрудно было догадаться, что это возвышение предназначено для Хефе и его свиты.

Лесли пришла заранее и, подложив под себя жилетку, уселась в нижнем ряду. Настроение у нее было скверное.

Вроде она и добилась чего хотела, и выспалась хорошо, и никаких подвохов во время поединка не предвиделось — а вот поди ж ты, единственным ее желанием сейчас было оказаться где-нибудь в лесу; лежать на спине и смотреть в небо. Смотреть и смотреть, пока под руку не подсунется холодный собачий нос…

Где ее ребятки, что с ними? Догадаются ли они на зиму откочевать к югу, где не так холодно и с добычей получше? Але уже двенадцатый год, она привыкла ночевать в тепле…

Трибуны постепенно заполнялись народом — Лесли отмечала это краем сознания, не глядя по сторонам и не вслушиваясь в голоса. Лишь когда шум внезапно усилился, подняла глаза — так и есть, посреди помоста в золоченом кресле уже восседал Джерико. Лео стоял у его правого плеча, остальные члены внутреннего круга сидели на расставленных на помосте стульях.

Скоро из установленных на крышах домов репродукторов должен был раздаться бой колокола — так в Логове обозначался полдень. Сол до сих пор не пришел, но Лесли не сомневалась, что он вот-вот явится: опоздай он хоть на минуту, это значило бы отказ от поединка.

Он появился эффектно: с первым ударом колокола на верхней ступени возникла группка людей и впереди — ее противник. Все вместе они спустились вниз, после чего приятели Сола, похлопав его по плечам, устроились на нижней ступени, а сам он вышел на площадку.

Лесли, не застегивая, накинула на себя жилетку и тоже двинулась вперед.

До середины площадки им обоим нужно было пройти шагов по тридцать. Она заметила, что Сол идет медленно — наверняка хочет, чтобы она пришла первой и ждала — на миг тоже притормозила, но тут же рассердилась на саму себя: что это за детские игры, в самом деле!

Мало-помалу ею овладевало то состояние готовности к бою, когда все посторонние мысли словно сдувало ветром, чувства обострялись и каждая секунда растягивалась, становясь способной вместить в себя очень многое.

Приближаясь, Сол сверлил ее глазами, но тошнотворного давящего ощущения под ложечкой, которое раньше наваливалось на нее в его присутствии, больше не было. Цепким взглядом Лесли оценивала каждое его движение: как он ставит ноги, как держит руки, как, слегка ссутулившись, при каждом шаге выдвигает вперед голову и шею.

На нем была черная кожаная куртка, нож — на пару дюймов длиннее, чем ее, с роговой рукояткой, висел на поясе. В себе он был абсолютно уверен — это чувствовалось и по его походке, и по взгляду, и по губе, приподнятой в презрительной улыбке.

Наконец он тоже дошел до середины площадки и остановился футах в четырех от Лесли. Поднял голову к Джерико — тот встал и взмахнул рукой:

— Начинайте!

Теперь, пока один из противников не упадет замертво, вмешиваться в схватку никто не имел права. Разве что подбадривать бойцов криками.

— Урой суку! — завопил с нижней ступени, где сидели приятели Сола, молодой голос.

— Задай ей, задай! — подхватил другой.

Сол, горделиво вскинув голову, покосился на друзей; отвлекся всего на миг — но этого хватило, чтобы Лесли боковым ударом ноги врезала ему по колену. Он заметил ее движение в последний момент, вместо того, чтобы уклониться, схватился за нож — и рухнул наземь, воя от нестерпимой боли.

На трибунах не все поняли, что произошло, люди загудели и зашумели; кто-то из нижнего ряда заорал: «Нечестно!»

Лесли не собиралась думать о том, честно или нечестно она дерется — она собиралась просто-напросто убить своего противника. На самом деле она могла бы прикончить его прямо сейчас, пока он, обхватив ногу, корчился на земле, но стояла, бесстрастно глядя на него, и ждала. Ей хотелось, чтобы он узнал, за что и почему умирает.

Наконец Сол медленно, опираясь на одну ногу, встал. Раскрасневшееся, распухшее лицо лоснилось от слез и пота, глаза горели ненавистью.

— Сука-а! — провыл он сквозь сжатые зубы — мужчинам, дерущимся с женщиной, первым на ум всегда приходит именно это слово.

Отвечать Лесли не стала — просто переступила вправо, так что ему пришлось повернуться, опираясь на больную ногу. Стон он сумел сдержать; выхватил нож и выдохнул:

— Ну давай!

Перебросил клинок из руки в руку — неопытного противника такой прием может отвлечь. Она поняла, что сейчас последует выпад, и успела отшатнуться, пропустив лезвие перед грудью.

Еще выпад, еще… Чтобы удержать равновесие, Сол размахивал свободной рукой, на поврежденную ногу он старался не ступать. Лесли увертывалась и отклонялась, тоже почти не сдвигаясь с места.

Она понимала, что если сейчас податься в сторону, делая вид, что хочет зайти сбоку, то Сол вынужден будет последовать за ней, и мало-помалу боль в ноге измотает его окончательно. Но парень он, судя по всему, был выносливый, а надолго затягивать схватку Лесли не хотела.

— Слабак! — в очередной раз увернувшись от удара, усмехнулась она ему в лицо.

Сол бешено рванулся вперед, клинок словно сам собой перелетел в его левую ладонь и устремился ей в бок, а правая рука, как атакующая гремучка, метнулась к ее плечу. Схватить, удержать, ударить — в этот выпад он вложил всю свою силу… и просчитался.

В тот момент, когда его пальцы почти коснулись черной жилетки, Лесли внезапно подалась назад и мягко завалилась на спину, а сам он, перелетев через нее, рухнул ничком на землю.

На этот раз она не стала дожидаться, пока он встанет — прыжком обрушилась ему на спину и ударила ножом в бок.

Сол глухо вскрикнул. Лежа на животе, он был практически беспомощен и мог лишь корчиться, пытаясь стряхнуть с себя обхватившую его коленями Лесли.

Она рванула его за волосы, запрокидывая голову, и зажала предплечьем горло. Сказала — быстро и негромко, чтобы слышал только он:

— Помнишь девчонку-маркетиршу — семь лет назад, в Айдахо?..

Вспомнил ли ее Сол, она так и не узнала.

Важно было, что помнила она. И с этой памятью, все еще пережимая ему горло, вместе с ним перекатилась набок, выдернула нож из раны и ударила снова — в живот, под пряжку с нетопырем.

Рот его распахнулся в беззвучном крике, тело содрогнулось и выгнулось.

Лесли держала его мертвой хваткой, пока не почувствовала, что он обмяк — тогда отпустила, откатилась в сторону и встала. Вытерла нож об штанину и сунула в ножны, показывая, что бой окончен.

Взглянула на Джерико.

— Добей! — громко приказал он.

— Что?

— Добей его!

— Добей! — подхватил молодой голос с верхнего ряда трибун.

— Давай, добивай! — с разных сторон загалдели бойцы, глаза их горели жадным любопытством.

Лесли оглянулась на Сола — он лежал, скорчившись, и тихо монотонно скулил. Его смерть была лишь вопросом времени: несколько минут, полчаса — едва ли больше.

Да, конечно, ей приходилось добивать смертельно раненых врагов, но делать это сейчас, на глазах у жаждущей крови толпы, казалось неправильным, даже непристойным.

Она снова обернулась к Джерико и увидела, что его кресло пусто, а сам он спускается на площадку. Подошел, взял ее за руку и шепнул:

— Ты была великолепна — просто великолепна! Даже я не ожидал такого… и не думал, что он окажется настолько слабаком, — с легким отвращением взглянул на Сола и, достав револьвер, дважды выстрелил — скорчившееся тело дернулось, и вой прекратился.

Джерико снова обернулся к Лесли и широко улыбнулся.

— Ну что ж — поздравляю! — трибуны отозвались одобрительным гулом и свистом.

Обняв за плечи, повел ее с площадки, на ходу шепнул на ухо:

— Сегодня вечером отпразднуем твою победу!

— Он вовсе не был слабаком, — так же шепотом сказала она.

— Брось! — рассмеялся Джерико. — Ты расправилась с ним быстрее, чем мы шли сюда от штаба!

Лесли не сразу поняла, о чем это он, и лишь потом сообразила, что то, что ей самой показалось долгой последовательностью расчетливых движений, свирепых выпадов и беспощадных ударов, на деле продлилось лишь несколько минут.

Празднование победы состоялось в штабе, с участием всего «внутреннего круга». Вина и самогона — хоть залейся, из еды — свежий хлеб, колбаса, овечий сыр и жареная свинина, приготовленная Лео. Лесли уже знала, что пищу для Хефе он стряпает сам, не доверяя поварихам, и на кухне берет лишь хлеб.

Впрочем, немудрено — готовили девчонки из рук вон плохо: за прошедшую неделю еще раз почти до полной несъедобности сожгли кашу, рагу же, которое они изо дня в день делали на обед, она постеснялась бы предложить и собакам.

Джерико сидел на председательском месте, и, как обычно, с каждой стороны от него стояло по паре пустых стульев. Если ему хотелось поговорить с кем-то «приватно», этот человек пересаживался к нему ближе.

Первый тост, поднятый им, был за победительницу — то есть за Лесли, после чего все начали есть и пить кто во что горазд. Пит почти сразу захмелел и, откусывая большими кусками свинину, то и дело радостно выкрикивал:

— Я же говорил тебе, что все будет хорошо! Говорил!

Наконец встал и, шатаясь, с куском свинины в руке поперся к ней обниматься и целоваться. Лесли отпихнула его — одежду заляпает! — он приземлился на соседний стул и, уронив на стол голову, шумно захрапел.

Она подвинула его, чтобы не лежал волосами в колбасе. Случайно перехватила недовольный взгляд Джерико и удивилась — он что, ревнует?

— Ты здорово дралась! — сказал сидевший напротив Лео.

Лесли скромно пожала плечами.

— Может, потренируемся как-нибудь вместе, спарринг устроим? — предложил он.

— Эй, а ты, парень, не боишься, что она и тебя того… по травке расшмякает? — пьяно хохотнул с дальнего конца стола Смайти.

Она лихорадочно прикидывала, что ответить: «тренироваться», а на самом деле (понятно!) меряться силой с Лео ей вовсе не хотелось, но и отказываться было не с руки — он мог обидеться.

Выручил ее Джерико — позвал:

— Лесли!

Бросив на Лео извиняющийся взгляд: сам понимаешь, служба! — она пересела на стул рядом с золоченым креслом.

— Ты сегодня не выполнила мой приказ, — понизив голос, сказал Джерико.

Лесли уставилась на него, пытаясь понять, о чем идет речь.

— Ты не добила Сола, — пояснил он.

— Но… он и так умирал! — попыталась она оправдаться.

Джерико покачал головой.

— Лесли, не спорь — сама же знаешь, что не права! — улыбнулся: — На первый раз прощаю, но больше так, пожалуйста, не делай, тем более при людях. Иначе мне очень трудно будет объяснить им, почему ты до сих пор жива. А убивать тебя мне, как ты понимаешь, не хочется, — рот его по-прежнему улыбался, но голубые пронзительные глаза вдруг блеснули таким льдистым, страшным холодом, что ей стало не по себе.

Блеснули — и тут же вновь потеплели; улыбка стала шире.

— Ладно, простили и забыли. Я вот чего тебя, собственно, позвал. Думаю, что после сегодняшнего ты вполне можешь ходить без охранников. По крайней мере, в пределах Логова.

— А за пределами?

— Оу, — рассмеялся он. — Там слишком много опасностей, чтобы я мог отпустить тебя одну. Люди всякие нехорошие, волки, кугуары…

— Медведи! — иронически добавила Лесли: за десять лет она лишь трижды видела следы кугуара, о медведях же вообще только изредка слышала.

— Вот-вот, и медведи тоже! — весело подхватил Джерико. — Так что, пожалуйста, если захочешь куда-то выбраться, то только с охраной. Я же не хочу тебя потерять!

— Джери, — она умоляюще подалась вперед, — мне бы нужно в Колорадо съездить. Как хочешь — с охранниками, или когда разведчики…

— Зачем тебе? — от улыбки его не осталось и следа. — Что у тебя там — семья? Дети?

— Там мои вещи — настойки всякие, травы, инструменты. И… и собаки.

— Что?!

— Собаки. Помнишь Алу — как мы с ней здорово охотились?! Теперь у меня целая стая образовалась — отличные охотники, любую дичь найдут и под выстрел выгонят! Я быстро вернусь, и…

Джерико снова улыбнулся — как-то очень по-доброму, и Лесли на минуту показалось, что сейчас он скажет: «Ладно, поезжай»… — но он все с той же улыбкой покачал головой:

— Ох, Лесли, Лесли! Забудь ты свою прежнюю жизнь — все, нет ее, кончилась. Зачем нам собаки, когда у нас есть мотоциклы? Ты не представляешь, какой это кайф — гнаться на мотоцикле за дичью! Ветер в лицо бьет, мотоцикл рычит, добыча от тебя убегает во весь опор — а ты ее догоняешь и стреляешь! — глаза его горели вдохновением. — Вот я возьму тебя на охоту — сама поймешь! — весело хлопнул ее по руке. — В общем, так: раз и навсегда выбрось из головы всю эту чепуху. Считай, что это приказ!

«Сбегу! — тоскливо подумала Лесли. — Пусть только отвернутся — сбегу к чертовой матери!»

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

К концу ноября Лесли начало казаться, что ее прежняя кочевая жизнь осталась далеко-далеко в прошлом, что она уже целую вечность каждое утро ведет прием в своем маленьком лазарете, а потом, в полдень, идет тренировать бойцов.

Поначалу она здорово нервничала — до сих пор ей не приходилось учить кого-либо драться. В ночь перед первой тренировкой почти не спала; заснула лишь под утро и буквально через час подскочила от стука в дверь: явился Лео с известием, что Хефе приглашает ее на завтрак.

Джерико в то утро бы сама любезность — угощал ее яичницей, уговаривал попробовать булочку с маком; быстро догадался, что она мандражирует из-за тренировки, и принялся успокаивать:

— После того, как ты в драке с Солом себя показала, они тебе в рот заглядывать будут. Так что не тушуйся.

— Насколько жестко я могу действовать? — несмело спросила Лесли.

— То есть?

— Ну, если я случайно кому-то нос сломаю или кисть вывихну…

— Сломаешь — тебе же самой и лечить, — ухмыльнулся Джерико. — Так что действуй, как считаешь нужным, и не церемонься с ними — пусть сразу почувствуют твердую руку.

Когда она пришла на спортплощадку, ее встретили двадцать три пары глаз — будущие ученики, первый взвод первого отряда, тесной группкой сидели в нижнем ряду.

— Всем привет! — спускаясь, безмятежно улыбнулась Лесли — что бы она сейчас ни чувствовала, показывать это она никому не собиралась.

Парни тоже заулыбались и загалдели что-то невнятноприветственное. Физиономии у них были еще совсем мальчишеские, в глазах — любопытство с толикой опаски: а вдруг эта инструкторша сейчас ка-ак стукнет!

Лесли как-то сразу внезапно перестала нервничать. Приказала:

— Ну что — выходим на площадку и начинаем учиться. Разбейтесь на пары. Кто остался без пары — на том я показываю прием. Вы повторяете. Все ясно?

Ее «партнером» на этом занятии оказался здоровяк чуть ли не на голову ее выше. Что ж — тем эффектнее выглядел продемонстрированный ею прием: используя инерцию бросившегося на тебя противника, подсечь его и свалить на землю. Заодно она немного поучила парней падать — чтобы не валились как дрова, набивая себе синяки.

На следующий день тот же самый прием она отрабатывала со вторым взводом первого отряда — и так далее, и так далее… три отряда, по три взвода в каждом.

Затруднение, да и то небольшое, возникло лишь со вторым взводом третьего отряда. Их враждебный настрой Лесли почуяла, едва придя на занятия, и быстро поняла причину: многие лица были ей знакомы — те, кто сидел сейчас перед ней, всего несколько дней назад, дружески похлопывая по плечам Сола, провожали его на бой.

Она почти не удивилась, когда ее «партнером» оказался Логан. Когда он, сжав кулаки, встал в боевую стойку, подобралась, понимая, что учебная схватка сейчас может перейти в настоящую. И, поскольку прием, которому она обучала бойцов все эти дни, наверняка ни для кого уже не был секретом, показала другой — тоже с использованием инерции противника, но не подсечку, а переброс. К этому Логан был не готов и шлепнулся, как мешок.

— Ну что ж, попробуйте повторить! — отступив от него и обведя остальных парней взглядом, сказала Лесли. — А потом я вас поучу, как надо правильно падать, чтобы не приходилось вот так… ползать, — кивнула на стоявшего на четвереньках и мотавшего головой Логана — похоже, он крепко приложился физиономией об траву.

Услышала сверху хлопки, подняла голову — на верхней ступеньке стоял Лео и аплодировал. Еще пару раз хлопнул, показал жестом «о’кей» и скрылся из виду.

Довольно скоро занятия превратились для Лесли в рутину.

Показать прием, а потом сидеть и смотреть, как бойцы раз за разом его неумело повторяют; обойти пару за парой, подхваливая, поправляя, объясняя — и снова смотреть. Если останется время — ответить на вопросы, часто дурацкие, вроде: «Что лучше — когда противник выше тебя или когда ниже?»

И знать, что и завтра, и послезавтра, и послепослезавтра ей предстоит то же самое…

Нередко во время занятий на площадку заявлялся Джерико. Заметив его, бойцы вытягивались по стойке «смирно»; он махал рукой — «Занимайтесь, занимайтесь!» — и присаживался в верхнем ряду. Парни снова сходились в учебной схватке, но бог мой, как же они теперь старались — еще бы, сам Хефе смотрит! — как, если прием получался, косились на трибуну — заметил, нет?!

Иногда он, посидев немного, просто уходил, иногда спускался на площадку — хвалил отличившихся, кого-то мог и пожурить: «Отвлекаешься попусту!» Бойцы смотрели на него восторженными глазами, и было ясно, что прикажи Хефе — они пойдут за него в огонь и в воду.

Его обожали, перед ним преклонялись, его слово было законом, а мимолетная похвала ценилась выше любой награды.

И для этого ему не приходилось прикладывать никаких усилий — просто он обладал каким-то свойством, которое заставляло людей дарить ему свою безоговорочную любовь и преданность. И не только бойцов — точно так же относились к нему и Пит, и Лео, и Динеро.

Порой Лесли казалось, что она единственный человек в Логове, который способен воспринимать Джерико без розовых очков — таким, каким он был на самом деле. Возможно, «переболев» в шестнадцать лет любовью к нему, она получила некий «иммунитет» против его неотразимого обаяния — но теперь, глядя на Джерико, видела перед собой не великого непогрешимого лидера, а человека, чью настроение менялось, как погода в ноябре, способного в одну минуту быть добрым, ласковым и заботливым — именно быть, а не притворяться, это шло у него от сердца! — и тут же побледнеть от злобы; человека авторитарного и самоуверенного, в принципе не злого и не жестокого, но при необходимости или в приступе раздражения способного на любую жестокость.

Как-то ночью она проснулась от стука в дверь, спросила:

— Кто там?

— Миссис Лесли (так уважительно называли ее бойцы), пожалуйста, идемте в больницу! — возбужденно затараторил молодой голос из-за двери. — Там… парень один… он ранен…

— Сейчас приду, — не дослушав, ответила Лесли и пошла одеваться.

Ребят, стоявших у входа в лазарет, она увидела издали — двое поддерживали третьего, в грязной, извалянной в песке одежде. Безвольно повесив голову, тот еле держался на ногах.

Спросила, подходя:

— Что с ним — пьяный?

— Нет, он… — начал один из парней, но тут раненый поднял голову.

Его лицо было разбито до такой степени, что едва можно было различить черты, глаза заплыли, из носа текла кровь.

— О, господи! — вырвалось у Лесли. — Он что, с мотоцикла упал?

— Нет, я… я сам виноват, — расквашенными губами пробормотал раненый. Только теперь она узнала светловолосого паренька из второго отряда — одного из тех, кого пару дней назад учила правильно делать переброс через плечо.

— Он заснул на посту, — пояснил поддерживавший его справа боец. — Хефе это заметил.

— Это Хефе его так? — переспросила Лесли.

— Да… я сам виноват, — повторил раненый.

Лечить его пришлось долго. Первые дни он не мог сам встать — так кружилась голова, лежал в полудреме, порой тихонько бредил, повторял одно и то же: «Пожалуйста… я виноват…» Отказывался от еды, Лесли еле удавалось напоить его отваром вороньего глаза — единственным доступным ей средством от сотрясения мозга.

И — ни единого слова протеста.

Лесли сама выросла на военной базе и знала, что солдаты, когда командир не слышит, в сердцах могут и послать его подальше, и обругать, если считают его поступок несправедливым. Тут же ничего подобного не было — все, что сделал с ним Джерико, паренек воспринимал как должное. Да и другие бойцы тоже.

— Ты еще легко отделался. Хефе тогда здорово рассердился! — сказал один из навестивших его приятелей; прозвучало это чуть ли не с восхищением.

Наконец молодость взяла свое — головокружение прекратилось, парнишка мало-помалу начал вставать и через пару недель почти пришел в норму, лишь по вечерам еще болела голова. Лесли попросила Динеро временно, на месяц-другой перевести его на какую-нибудь легкую работу, не требующую езды на мотоцикле.

К ней самой Джерико явно благоволил и не стеснялся демонстрировать это на людях — мог и взять за руку, и приобнять, и с заговорщицкой улыбкой шепнуть на ухо что-то смешное, словом, как правильно сказал сержант Калвер, вел себя с ней так, будто она была его давней подругой.

Порой он приглашал Лесли на завтрак, без всякого порядка и логики: то два-три утра подряд она лакомилась в его обществе деликатесами (в том числе любимой им яичницей-глазуньей), то неделю и больше вынуждена была обходиться едой из общего котла.

Сам он к ней пришел лишь однажды, вечером, опять с миской жареного мяса и кувшином вина. Вспоминал старые времена, весело посверкивая глазами, рассказывал забавные истории — и Лесли ничуть не удивилась, когда он вдруг придвинулся ближе, и она почувствовала его губы на своих.

Прикосновение, привкус вина — больше ничего: ни бегущих по спине мурашек, ни поднимающейся изнутри горячей волны желания. Просто прикосновение, с каждой секундой становившееся все более властным и настойчивым.

Она обвила руками шею Джерико и, как могла, ответила на поцелуй, понимая, что и это, и все дальнейшее придется принять как должное. Что ж — не так уж это и страшно: правда, в постели Джерико никогда не был особенно хорош (теперь, проведя почти год с Джедаем, Лесли понимала разницу), но и жестоким тоже не был.

Почувствовала, как он расстегивает куртку у нее на груди… сейчас они переберутся в постель, а дальше все произойдет достаточно быстро. Потом Джерико почти сразу заснет и мирно прохрапит до утра.

Отталкивать его или как-то показывать, что она вовсе не пылает желанием, Лесли ни в коем случае не собиралась. Отстранился он сам — глаза удивленно расширились, руки замерли.

— Что с тобой?

— Ничего! — она потянулась к нему, попыталась поцеловать.

— Перестань! Я же знаю, когда женщина меня хочет, а когда нет!

Спорить Лесли не стала — понурив голову, ткнулась лбом ему в плечо; сказала жалобно:

— Наверное, это из-за Сола… из-за того, что он сделал… внутри будто что-то умерло… — довольно натурально всхлипнула.

Похоже, Джерико растерялся, спросил осторожно:

— У тебя что — никого с тех пор не было?

Мысленно скрестив пальцы, она замотала головой.

— Черт побери этого Сола! — он вскочил и, с разлету сделав пару шагов, стукнул кулаком по стенке; обернулся с искаженным яростью лицом. — Ч… черт, черт! Если бы ты его не прикончила, я бы его сейчас… сам убить готов!

Лесли выразительно шмыгнула носом.

— Не огорчайся! — подойдя, Джерико неловко похлопал ее по плечу. — Со временем все образуется… ладно, давай еще вина выпьем…

Ушел он довольно скоро. На прощание еще раз похлопал по плечу, но поцеловать больше не пытался.

Сержанта Калвера Лесли за все это время видела лишь дважды. Первый раз пришла к нему через несколько дней после боя с Солом, с новой бутылкой обезболивающего отвара.

Он не стал тратить времени на приветствия; смерил ее взглядом, сказал — не в похвалу, а констатируя факт:

— Хорошо дралась.

— Я запомнила ваши уроки, — коротко ответила она. Если он, непонятно почему, так холоден с ней, то и она расстилаться перед ним не будет.

— Чем этот парень тебе не угодил?

— Давнее дело, — поставила бутылку на стол, стиснула зубы — и все же попросила: — Вы обещали рассказать про Лоридейл. И про маму.

Несколько секунд он смотрел ей в глаза, потом заговорил четко, как по-писаному:

— Лоридейл — это бывшая военная база в Южной Дакоте. Бетонные стены, поверху колючка, вышки с пулеметами — ни одна сволочь не подберется. Сейчас там живет около двух тысяч человек, больше половины — солдаты. Оружия тоже хватает, — казалось, сержант стремится во что бы то ни стало убедить ее в оборонной мощи Лоридейла.

— Но как вы там оказались? — спросила Лесли. — Мама писала, что полковник ведет всех на север, в Вайоминг…

— Так и было поначалу задумано. Едва сошел снег, полковник послал конных разведчиков в Вайоминг и в Небраску, подыскать подходящее место — чтобы и вода была, и земля хорошая, и лес поблизости. К июню ребята вернулись… не все, правда. Из тех мест, что они нашли, три вроде подходящими показались. Полковник решил, что когда мы в Вайоминг придем, то он сам съездит, посмотрит и окончательно выберет. А пока тянуть и раздумывать уже было нельзя — к тому времени у нас воду людям по норме выдавали, ведрами, — он вздохнул и опустил глаза; враждебность из тона мало-помалу исчезла. — Ушли мы из Форт-Бенсона, как сейчас помню, первого июля. Поначалу, пока не обвыкли, тяжело было: дети плачут, овцы блеют, то один грузовик встанет, то другой. Мужчины и женщины, кто покрепче, пешком шли. Вечером у большинства едва хватало сил поесть да в палатку заползти, а утром чуть свет — опять в дорогу.

Лесли слушала, боясь шевельнуться, чтобы он снова на что-нибудь не рассердился и не перестал рассказывать. Она воочию представляла себе медленно движущуюся колонну грузовиков и идущих следом людей — солнце над головой, горячий растрескавшийся асфальт под ногами…

— На третью неделю пути, к северу от Денвера нас догнали двое разведчиков — из тех, что в срок не вернулись, — продолжал сержант. — Они про Лоридейл нам и рассказали. И на следующий день полковник приказал колонне поворачивать на северо-восток. Недовольных, понятно, было много, особенно из гражданских. К полковнику целая депутация пришла: Южная Дакота — это ж такая даль, не дойдем! Но он твердо на своем стоял: зато в Лоридейле крыша над головой у людей сразу будет, строить ничего не придется, а это дорогого стоит! Я так понимаю, что тут еще то сыграло роль, что с генералом Мак-Мюрреем, командиром базы, он давно знаком был — еще лейтенантом под его началом служил.

В сентябре мы туда добрались, и… вот и все. Полковник был прав — место как раз по нас оказалось, — внезапно закончил он свой рассказ.

— А… мама? — осторожно спросила Лесли. — С ней… все в порядке?

— А мне почем знать?! — внезапно взорвался сержант Калвер. — Я здесь уже пять лет корячусь! — опустил голову, не глядя на Лесли, угрюмо сказал: — Ну… когда в последний раз виделись, была в порядке. Замуж вышла.

— Как — замуж?!

— За майора Линча — ты его не знаешь, он из Лоридейла. На следующий год у нее сынишка родился, Адамом назвали. Хороший мальчишечка. Сейчас ему, должно быть, уже лет семь, — сержант улыбнулся неожиданно мягкой улыбкой, так не вязавшейся с его мрачным небритым лицом.

Лесли сидела как оглушенная. Для нее мама всегда была чем-то вне возраста — мама, она и есть мама. И лишь теперь она вдруг осознала, что ее матери еще и пятидесяти нет — совсем нестарая женщина!

Замужем… как-то трудно себе это представить…

— А можно, теперь я кое-что у тебя спрошу? — поинтересовался сержант Калвер.

— Да, что? — нетерпеливо кивнула Лесли. Сейчас она заставит его рассказать все-все, с подробностями — и о маме, и о ее новом муже, и об Адаме (подумать только, у нее есть брат!)…

— Ты склады Форт-Бенсона уже сдала?

— Что? — переполненная мыслями и чувствами, она не сразу поняла, о чем он спрашивает.

— Я спрашиваю, ты уже выдала своему… этому… запасной вход в подземный склад?

— Нет.

— Что, неужели не просил? — полная недоверчивой злой иронии усмешка сержанта больше напоминала собачий оскал.

Секунду Лесли колебалась, но потом ответила честно:

— Просьбой это не назовешь — он просто сказал, что весной мы туда поедем, и должна буду ему показать, как проникнуть в склад.

— И ты… ты согласилась?!

Будь перед ней прежний сержант Калвер, она бы, разумеется, сказала: «Нет! И я не стану этого делать!», но этому враждебно смотревшему на нее человеку доверять не собиралась, поэтому уклончиво пожала плечами:

— Ему нужны эти вещи. Они здесь заново строят цивилизацию…

— Ци-ви-ли-за-цию? — с расстановкой переспросил сержант и, забыв о том, что нужно говорить тише, рявкнул во весь голос: — Ты что, считаешь это проклятое бандитское гнездо цивилизацией?! — глаза его горели ненавистью. — Да, именно бандитское гнездо, и можешь передать своему хахалю эти мои слова. Хочет, пусть расстреливает — только кто же ему тогда эти чертовы мотоциклы из ничего собирать будет?

Было видно, что его аж трясет от злости; несколько секунд он смотрел на Лесли и вдруг грубо бросил:

— Пошла вон! Нечего тебе здесь делать!

Она отступила. Оправдываться, объяснять что-то — зачем, если он все равно воспринимает ее как врага?! Развернулась, направилась к выходу.

— Больше не приходи! — рявкнул вслед сержант, и в спину ей ударила тяжелая железная гайка.

Снова Лесли пришла в ангар лишь недели через две, набравшись мужества для очередного тяжелого разговора. На сей раз сержант Калвер не удостоил ее даже взглядом — словно ее здесь и не было.

— Я за бутылками пришла. От отвара, — постояв немного, сухо сказала она. — У меня бутылок мало.

Сержант толчком направил свою табуретку на колесиках к столу, достал откуда-то бутылки и, вернувшись, поставил на пол возле ног Лесли. Все это — по-прежнему не глядя на нее и молча.

— Помогло? — спросила она.

— Нет, — буркнул он и наконец поднял на нее глаза. — Ты бы лучше эту гадость на самогоне делала — хоть как выпивка бы пригодилась.

Увидев, что он готов разговаривать, Лесли не стала терять времени:

— Как вы здесь оказались?

— А этого своего что, боишься спросить? — огрызнулся сержант.

— Я никого не боюсь. Я вас спрашиваю.

— Как оказался — случайно оказался. Пять лет назад полковник нас отправил в Форт-Бенсон, остатки вещей со склада забрать. Три грузовика, двенадцать человек. Мама твоя мне записку для тебя дала, просила в большой пещере оставить…

— Где она?! — Лесли невольно подалась вперед.

Сержант Калвер угрюмо поморщился:

— Да кто ж его теперь знает — столько лет прошло! Ладно, ты слушай, не перебивай. До Форт-Бенсона всего миль сорок оставалось, когда на нас с холма мотоциклисты повалили. С налету открыли огонь, меня почти сразу рикошетом по голове задело… В общем, когда я очнулся, все уже было кончено. Грузовики стоят, кабины открыты, и чужие парни оттуда моих ребяток вытаскивают. Мертвых. Один еще дышал — его тут же добили. А я связанный на обочине лежу, и рядом этот твой… Хефе стоит. Довольный, улыбается. Спрашивает, кто я такой. И я ответил первое, что в голову пришло: «Сержант Байкер»… Ты хоть знаешь, кто такие байкеры?

— Нет, — помотала головой Лесли.

— Это давно, до Перемены, были такие люди, которые без байка… без мотоцикла то есть, жизни себе не представляли. Вместе тусовались, по дорогам на скорости носились и сильно крутыми себя считали… Я тоже когда-то, еще до армии, байкером был.

— Вы?!

— Да. Я к чему тебе все все это говорю — к тому, что у нас, у байкеров принято было свой мотоцикл знать до последней гаечки. И затюнинговать уметь самому, и починить, если понадобится. Вот это знание мне тогда, пять лет назад, жизнь и спасло.

Что такое «затюнинговать», Лесли понятия не имела, но переспросить не осмелилась, чтобы не сбить сержанта.

— Они меня в кузов забросили и повезли прямехонько в Форт-Бенсон, — продолжал он. — И там допрашивать начали. Я молчать не стал: сказал, что мы из Лоридейла приехали, с военной базы. Подробно рассказал и про бетонные стены, и про вышки с пулеметами — чтобы любому дураку стало ясно, что конвой захватить — это одно, а на саму базу с двумя дюжинами мотоциклистов переть — значит, на верную смерть идти. Про склады в Форт-Бенсоне, естественно, говорить не стал, сказал, что командир нас послал по поселкам — семенное зерно на ружья выменять. Они мне не поверили, с ножом к горлу подступили: не ври, сука, вы в Форт-Бенсон ехали, так что показывай, где здесь вход в склад! Я ответил, что понятия не имею, о чем они говорят, и место это в первый раз в жизни вижу, и ехали мы за зерном — вон, сами гляньте, в грузовике, в бардачке карта, где поселки обозначены, в кузове — ружья. Мы действительно на обратном пути собирались за зерном заехать и ружья для обмена взяли — как сейчас помню, тридцать две штуки, в Лоридейле умелец есть, клепает их не хуже фабричных.

— И они вам поверили?! — с замиранием сердца спросила Лесли.

— Они меня избили — так, что под конец я на ногах уже не стоял. Особенно Лео старался, бандит этот татуированный. На следующий день снова допрашивали, снова били. А я все свое твержу: мы из Лоридейла, ехали за зерном, а сам я — автомеханик. Подумал, что раз у них мотоциклов много, то им механики наверняка нужны — авось не убьют!

На третий день привели к грузовику — раз ты механик, давай, говорят, чини. А я еле стою, глаз заплыл, голова не соображает — они ведь мне все эти дни пить не давали. Но кое-как починил. «А мотоцикл можешь?» — это Хефе спрашивает. Я ответил: «Могу». Мотоцикл притащили — сказали, заводится плохо. Я тоже починил. Ну, и меня сюда привезли, с тех пор вот… здесь… — сержант шумно, сквозь зубы выдохнул. — А поверили ли мне они… — прищелкнул языком и мрачно покачал головой, — нет, едва ли. Хефе, во всяком случае, не поверил — сама видела, до сих пор нет-нет, да и ввернет в разговоре что-нибудь про Форт-Бенсон. Просто он понимает, что если они за меня всерьез возьмутся, так я работать не смогу. А мотоциклы ему нужны, без них всей его «армии» бандитской грош цена, — замолчал, глядя куда-то в сторону.

— А вы… — она хотела спросить, как он повредил ноги, но сержант перебил, тон его внезапно вновь стал сухим и отчужденным:

— Тебе идти пора. Не стоит, чтобы ему доложили, что ты здесь полдня провела. И не приходи часто — ты и себя этим можешь подставить, и меня.

Лесли со вздохом встала. Кивнула на прощание, пошла к выходу.

— Погоди… — позвал вслед сержант Калвер.

Она обернулась. Сидя на своей табуреточке, сержант смотрел на нее снизу вверх, словно силясь разглядеть что-то, что было ему очень важно.

— Ты тут сказала, что своего этого Джерико не боишься. Так вот… — он запнулся, словно все еще не был уверен, говорить ли дальше, но потом продолжил: — Так вот, это ты зря. Он человек умный и хитрый. И опасный, очень опасный. Понадобится — ни с чем не посчитается, кого угодно раздавит. И тебя тоже. Так что ты его лучше бойся — целее будешь…

 

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Никогда еще в жизни Лесли не чувствовала себя настолько беспросветно одинокой. И никогда раньше от мысли о том, что завтра наступит новый день, на душе не становилось тоскливо.

За десять лет маркетирства не раз бывало, что она валилась с ног от усталости, дрожала от холода, ложилась спать полуголодной — но всегда оставалась надежда, что завтра погода изменится, попадется богатая добыча и хорошее место для дневки. И рядом были собаки — их тепло, их бескорыстная любовь, сочувствие и поддержка — и все это вместе была ее жизнь, ее собственная, где она сама решала, что ей делать и куда идти.

Теперь же она засыпала на чистых простынях, под крышей, могла перед сном принять теплый душ, и в животе больше не урчало от голода — но радости ей это не приносило. Иногда у нее возникало ощущение, что Логово — это всего лишь очередной поселок, в который она пришла торговать и непонятно с чего загостилась. И что пора бы уже сказать всем «Пока!», выйти за ворота и наконец-то полной грудью вдохнуть свежий воздух…

Раздражал запах бензина — он присутствовал здесь все время; к нему можно было притерпеться, но совсем не замечать не получалось. Раздражало брямканье «колокола»-громкоговорителя и почти непрестанный треск мотоциклов. Раздражала необходимость общаться с людьми — и с людьми зачастую не слишком ей приятными.

Раздражало само это место — его нравы и обычаи…

В Логове жило больше двухсот мужчин и около тридцати женщин. Точнее, молоденьких девушек, которых бойцы привозили из «подначальных» поселков, формально — как поварих, уборщиц и прачек. Фактически же они принадлежали всем и каждому — в любой момент, когда те пожелают. Сопротивление было бесполезно и вызывало в лучшем случае смех, а в худшем — побои.

Единственным способом спастись из этого рабства была беременность — как только у одной из девушек намечался животик, ее с очередным грузовиком, идущим за данью, отправляли обратно в поселок.

Лесли узнала все это в первые же дни, пришла в ужас, но ни изменить сложившийся порядок, ни как-то облегчить участь несчастных девушек была не в состоянии. Разве что, если девчонка приходила к ней вся в синяках, давала ей возможность денек-другой отлежаться в лазарете. Поначалу она, правда, старалась выяснить имя виновника, жаловалась на него Смайти или Динеро. Кончилось тем, что на одном из совещаний внутреннего круга Джерико подозвал ее к себе и с легким раздражением приказал не лезть в эти дела: пара синяков — дело житейское, кости же пока никто никому не переломал, верно?

Сами девушки относились к Лесли с опасливым уважением, но при этом, как она довольно быстро поняла, и с подспудной неприязнью. Вполне, если подумать, объяснимой и замешанной на зависти: ей, единственной из всех женщин в Логове, не приходилось работать с утра до вечера и при этом опасаться, что кто-то из парней сейчас потянет к ней руку.

Впрочем, один дурак все-таки нашелся, потянул.

Как-то под вечер она шла по улице, когда над самым ухом мужской голос весело гаркнул:

— А ты че — никак новенькая?! — и чья-то пятерня смачно припечатала ей по заду.

Лесли обернулась со скоростью атакующей гремучки, но с одного взгляда сумела оценить стоявшего за спиной незнакомого парня — сущего телка с губастым лицом и наивными глазами. Заметила сбоку, у стены казармы, нескольких бойцов из третьего отряда и двух поварих — все уставились на нее, одна девчонка аж рот приоткрыла в ожидании.

Рука, уже сложившаяся в подобие наконечника копья и нацеленная парню в горло, разжалась и закатила ему звонкую оплеуху. Второй удар, коленом в пах, ненамного отстал от первого.

Секунду бедняга смотрел на нее, оторопело выпучив глаза, потом хрипло взвыл: «Ы-ы-ы!» — и, хватаясь за промежность, рухнул на колени. Лесли повернулась и спокойно пошла своей дорогой.

На следующее утро, подойдя к лазарету, она увидела этого же паренька — он сидел на крыльце; едва заметив ее, вскочил и потрусил навстречу, еще издали затянув:

— Мэм… миссис Лесли, простите, пожалуйста! Я в разведке был, в Канзасе, мы только вчера приехали — я не знал, кто вы!.. Меня ребята подначили — сказали, новенькая, классная телка! Пожалуйста, мэм! Я не знал! Мне Юло потом сказал, что мне еще здорово повезло!..

— Это точно! — усмехнулась Лесли. В самом деле, не сдержи она руку — и лежать ему сейчас в лазарете с разбитой гортанью (сама поломала — сама и лечи!). Да и удар по яйцам мог бы быть куда сильнее.

— Так вы не сердитесь, мэм?! — обрадовался парень.

— Ладно уж, так и быть! Зовут-то тебя как?

— Колт. Колт Бреннер. А здорово вы меня огрели — я понять даже ничего не успел! — в голосе его прозвучало откровенное восхищение.

Сержанта Калвера Лесли навещала нечасто, позволяла себе забегать к нему от силы раз в неделю. И то Джерико их однажды чуть не застукал.

Как-то раз после полудня она зашла к сержанту в ангар, собираясь поподробнее расспросить его о новом мамином муже — сколько ему лет, что за человек. Да и вообще, хотелось пообщаться — хоть сержант при ее появлении обычно морщился и спрашивал неприветливо: «Чего надо?» — он все равно оставался для Лесли частицей ее жизни в Форт-Бенсоне, и ее тянуло к нему как магнитом.

Дожидаясь, пока сержант обратит на нее внимание, она присела на первую попавшуюся железяку.

— Ну-ка встань с рамы! — он тут же вскинул голову. — Чего опять приперлась?! Тиятер тебе подавай, зрелище? А вот не будет тебе зрелища, подбери сопли!

Лесли опешила — конечно, образцом приветливости сержант не был, но это уж слишком!

— Вставай, чего расселась! — устремив взгляд на что-то за ее плечом, он повысил голос: — Христом-богом прошу, уберите от меня эту пиявицу!

Только теперь Лесли сообразила, что они не одни. Обернулась — сзади, совсем близко, стоял Джерико. Откуда он здесь взялся?!

— На ноги ей на мои полюбоваться, понимаешь, хочется! — витийствовал сержант. — А вот не дам! Мои ноги!

— Но как я могу их лечить, не осмотрев?! — сообразив подыграть ему, обиженно воскликнула Лесли.

— Обойдешься!

— Ладно, — вмешался Джерико, обнял ее за плечи и притянул к себе, — больше она тебя не побеспокоит.

— Да нет, ну зачем уж так! — возразил сержант. — Пусть приходит — мне и от варева ее спится лучше, и мордочка у нее свеженькая — приятно взглянуть. Но к ногам моим пусть больше не лезет!

— Договорились. — Джерико усмехнулся. — Ты лучше скажи, когда ты мне этого красавца доделаешь? — кивнул в дальний угол ангара, где в полутьме на фоне стены смутно вырисовывались угловатые приземистые очертания чего-то похожего на танк без башни.

Сержант Калвер пожал плечами.

— Если я сейчас все брошу и бэтээром этим займусь, то, думаю, месяца за полтора управлюсь, — только теперь Лесли сообразила, что приземистый «танк» — это гусеничный бронетранспортер. — Но вы же сами сказали: мотоциклы для четвертого отряда к весне кровь из носу нужны.

— Да, мотоциклы нам сейчас нужнее, — со вздохом кивнул Джерико. — Ладно, весной я уеду — тогда и займешься нашим красавцем.

— Как скажете, — снова пожал плечами сержант.

— Ладно, пойдем! — Джерико потянул ее к выходу, уже на улице добавил: — Постарайся больше Байкера от дела не отвлекать — сама видишь, характер у него не сахар, а работы много.

Сказано это было с улыбкой, но прозвучало как приказ.

— Ты что, собираешься организовать четвертый отряд? — спросила Лесли — просто чтобы не обещать того, что не собиралась выполнять.

— Да, но ты об этом пока не распространяйся. Вопрос еще даже на внутреннем круге толком не обсуждался.

Когда, спустя неделю, она снова зашла в ангар, сержант Калвер не стал делать вид, что ее не замечает — обернулся и, дождавшись ее приближения, протянул руку за бутылкой, сказал угрюмо:

— Давай сюда и ступай. И больше без нужды не приходи, иначе и меня и себя подставишь.

Единственной отдушиной для Лесли оставались поездки за целебными растениями. С охранниками — как же без них, кугуар съест! — и все же это было время, когда она могла насладиться покоем и одиночеством, вдохнуть полной грудью пахнущий травой и деревьями воздух.

Ездила за растениями она два-три раза в неделю, с Честером и Бобером — так повелось с самого начала. Их даже звать не приходилось: каждое утро парнишки словно невзначай попадались ей на пути. Здоровались, глаза смотрели вопросительно: «Поедем, нет?!»

Если Лесли кивала, ребята расплывались в улыбке, и чуть ли не вприпрыжку неслись в гараж. К тому времени, когда, закончив занятия с очередным взводом, она выходила со спортплощадки, большой квадроцикл уже ждал ее, заправленный под завязку бензином; Честер обычно сидел на водительском месте, Бобер — рядом. Лесли устраивалась на заднем сиденье, и они ехали на север — либо в предгорья, либо на берег Пекоса.

Там, оставив ребят возле квадроцикла, она уходила собирать травы. Первое время охранники таскались за ней по пятам — Хефе приказал не спускать глаз! — но мало-помалу привыкли и спокойно дожидались ее возле костерка, где в котелке варилась похлебка.

Похлебку эту они просто обожали — густая, ароматная, настоянная на диких травах, она и впрямь была куда вкуснее того рагу, которое варили на обед поварихи Логова. Для Лесли же это немудреное варево — память об ее прежней кочевой жизни — казалось вкуснее любого другого яства.

В нее обычно входило и то, что ребятам удавалось раздобыть на кухне: горсточка крупы или муки, луковица, морковка или пара картофелин — и «подножная» еда: дикий чеснок, съедобные корешки и клубни, грибы, листья одуванчика или щавеля — и обязательно мясо или рыба.

Хотя Честер и Бобер (как выяснилось, они были троюродными братьями) выросли сравнительно недалеко, на северо-востоке Техаса, к удивлению Лесли, они почти не разбирались в том, чем могла попотчевать человека здешняя фауна. Разумеется, они с детства охотились на оленей и кабанов, могли подстрелить тетерева или дикого голубя, умели ставить силки на кроликов — но когда она в первый раз притащила к костру здоровенную, фунтов на десять, черепаху, брезгливо-испуганно скривились: «Вы это что — собираетесь есть?!»

Но уже через месяц они с аппетитом уписывали и черепашье мясо, и жареных на костре беззубок, и похлебку с лягушачими бедрышками. Ну и рыбу, конечно, — в Пекосе ее было предостаточно.

Поначалу ни Честер, ни Бобер рыбу ловить не умели — в их поселке, расположенном милях в тридцати от Ред-ривер, она была редким лакомством. Поэтому, когда Лесли, вспомнив, что в кармашке на ее старом ремне есть пара рыболовных крючков, и выпросив у Пита десять футов лески (всю катушку не дал — пожадничал), смастерила из ивового прута удочку, они обступили ее и уставились на это нехитрое приспособление так, словно видели перед собой чудо.

— Миссис Лесли, — осмелился спросить Честер, — а вы правда думаете, что мы этой штукой рыбу поймаем?

— Пойма-аем, — протянула Лесли, насаживая на крючок червяка. — Отчего ж не поймать? — в самом деле, судя по расходившимся тут и там по воде кругам, уж на рыбную-то похлебку сегодня точно можно было рассчитывать.

Когда она закинула удочку, оба паренька столпились за ее спиной, от волнения стараясь дышать потише. Клевать начало почти сразу, Лесли подсекла — и отчаянно извивающийся двухфунтовый окунь, описав в воздухе широкую дугу, шлепнулся на берег. Парни шарахнулись от него, как от гремучки, но в следующий момент оба бросились вперед, пытаясь схватить добычу.

Счастливцем оказался Бобер — зажав окуня мертвой хваткой, он протянул его Лесли.

— Отлично, — кивнула она, отцепляя крючок, — на похлебку хватит. Ну что, хотите попробовать половить?

— А можно?! — ребята подались вперед с вытаращенными от восторга глазами.

— Можно. Только сильно не дергайте, крючок мне не оборвите. Как насаживать червяка, вы видели.

Выдав это нехитрое напутствие, Лесли отправилась за тем, за чем, собственно, приехала: в полумиле отсюда простиралась густо заросшая аиром заводь, до которой у нее до сих пор не доходили руки.

Когда спустя три часа, нагруженная связкой корневищ, вымокшая и усталая, она вернулась к квадроциклу, ее встретили пять лежавших рядком на траве рыб, в том числе два жирных карпа. Честер, стоя на берегу, ловил рыбу, Бобер мрачно сидел у костра.

— Э, ребятки — а похлебка-то где?! — спросила она. — Я есть хочу!

Бобер, набычившись, покосился на братца.

— Вы что, удочку не поделили? — смекнула Лесли.

— А чего он?! — прорвало паренька. — Мне только одну рыбину дал поймать — вон ту, толстенькую, — а потом захватил удочку, а мне сказал идти похлебку варить! Почему ему — так всегда все, а мне только работа?! Ну и что, что он старше!

Слушая его возмущенный монолог, Лесли тоже постепенно закипала: мало ей своих дел, что она должна еще в чужих конфликтах разбираться?!

Развернувшись, она подошла к Честеру и молча протянула руку.

— Чего?! — обиженно воскликнул тот. — Он целых две рыбы упустил!

— Удочку давай! — объяснила она.

Парень безропотно отдал удочку и с кислым видом пронаблюдал, как Лесли отцепила леску с крючком от удилища, аккуратно намотала ее на палочку и сунула в карман.

— Все, пошли рыбу есть. Кстати, кто из вас больше наловил?

— Я! — гордо выпрямился Честер.

— Значит, тебе ее и чистить!

Похлебку варить было уже некогда, поэтому она закатила в костер плоский камень и запекла улов на нем.

Теперь парни уже не делали вид, что невзначай попадаются Лесли на пути, а откровенно ждали ее по утрам на крыльце; стоило выйти, бросались к ней, как цыплята к курице:

— Ну, сегодня поедем? — а когда она качала головой, отходили с кислыми физиономиями.

Диагноз поставить было несложно: «рыболовная лихорадка», причем в острой форме. Что ж, Лесли знала, что сама виновата: кто, как не она, первым дал им в руки удочку?!

В субботу, выйдя на крыльцо, она не увидела ребят поблизости, даже удивилась — где же они? — но уже в следующую минуту оба вывернулись из-за угла, на лицах — жгучее нетерпение.

— Здравствуйте! Мы сегодня едем? — подбежав, выпалил Честер.

Лесли вздохнула — ну что с ними делать? — пообещала:

— Завтра. У меня по воскресеньям занятий нет, так что пораньше сможем выехать.

Уже когда ребятки радостно ускакали, подумала, что если у них опять будет одна удочка на двоих, то, чего доброго, могут и подраться. Пришлось идти на поклон к Питу. Отмеряя ей леску для второй удочки, он посоветовал заговорщицким полушепотом:

— Будет хороший улов — Джери угости, он рыбу любит.

На самом деле поездка эта Лесли была не особо нужна — большинство прибрежных растений она уже запасла и ехала больше для собственного удовольствия и для того, чтобы порадовать Честера и Бобера. Но раз уж так вышло, то решила, что будет неплохо заодно нарезать ивовой коры — весьма действенного средства от поноса.

Поэтому, приехав на берег, ушла она ненадолго и недалеко — в ближайшие заросли ивняка — и вернулась, неся охапку ивовых палок; села на траву и принялась снимать с них кору.

Рыбалка шла полным ходом. Честер и Бобер, стоя ярдах в двадцати друг от друга, фанатично и истово следили за поплавками — если бы сейчас мимо них прошествовала стая кугуаров, едва ли они обратили бы на нее внимание. В большом пластиковом ведре (не иначе на кухне утащили!) колотилась пойманная рыба. Время от времени то один, то другой парнишка подбегал к ведру, бросал туда очередную добычу и снова устремлялся к воде.

В какой-то момент Лесли даже позавидовала, захотелось отобрать у парней удочки и тоже половить — а они пускай покамест займутся ивовой корой. Но потом вздохнула — ладно, она в своей жизни рыбы уже наловилась — и негромко позвала:

— Эй, ребята!

К ней обернулись две разочарованных физиономии, на которых было написано: «Что, уже пора?»

— Еще же совсем рано! — жалобно воскликнул Честер.

— Не забывайте — рыбу еще почистить и приготовить надо, — объяснила Лесли. — Давайте-ка мы ее закоптим! Знаете, как вкусно?!

Походная коптильня была выкопана тут же, на небольшом обрывчике. Как нельзя кстати пришлись и очищенные от коры ивовые палки: на них, воткнутых «шалашиком» над выходом коптильни, была развешана рыба — три карпа, сом и с десяток окуней; один из них здоровенный, фута полтора длиной.

— Это я поймал! — гордо сообщил Бобер.

— Хорош! — похвалила Лесли. — Может, закоптим и подарим его Дже… Хефе?

— Хефе? — обрадованно вскинулся Бобер. — А вы ему скажете, что это я поймал, скажете?

— Скажу.

В Логово они вернулись затемно. Лесли даже слегка беспокоилась, не начали ли ее уже разыскивать, но, похоже, никого ее персона сегодня не интересовала.

Ивовой коры набрался целый мешок — теперь ее предстояло высушить и истолочь, копченой рыбы — по пять штук на каждого, не считая того, что они с ребятами съели на берегу, и большого окуня, отложенного для Джерико.

Именно его, завернув в чистую тряпочку, Лесли и понесла в штаб.

Лео выскочил из своей комнаты, едва она поднялась на второй этаж.

— У тебя что-нибудь срочное? Хефе занят! — покосился назад, в сторону апартаментов Джерико. Донесшийся оттуда чуть подвизгивающий женский смех без слов объяснил Лесли, чем именно занят Хефе.

Ах, вот оно что — верный ординарец опасается, как бы она не прорвалась сейчас туда и не закатила сцену ревности, поломав Джерико весь кайф!

Не дождется!

— Вот, — не моргнув глазом, улыбнулась Лесли и развернула тряпочку. — Смотри, какой красавец! Положи в холодильник — потом угостишь Джери, он рыбу любит, — вспомнила и добавила: — Скажи ему, что это Бобер поймал.

Сказать, что когда она в тот вечер возвращалась к себе в комнату, у нее было хорошее настроение, значило бы солгать.

Да, разумеется, она понимала, что за девять лет, прошедших с их расставания, у Джерико были женщины, и наверняка немало, — и все же этот смех за его дверью отдался в ее душе вспышкой ревности.

Глупо? Конечно, глупо… Тем более что Лесли прекрасно сознавала, что не любит Джерико — уже больше не любит. Та наивная сентиментальная любовь, которую она хранила в душе все эти годы, как-то незаметно сама собой умерла, когда она увидела его живым. Последний гвоздь в гроб этой любви забило его бесхитростное объяснение того, почему он обманул ее, сказавшись мертвым.

Ее отношение к Джерико теперь было сложным, в нем смешивались симпатия и опаска, уважение к его организаторским способностям — и легкая ирония при мысли об атрибутах власти, которыми он окружал себя, в том числе о золоченом кресле-троне (впрочем, надо отдать Джерико должное — сидя в нем, он смотрелся так, будто был рожден для этого места). И где-то в дальнем уголке души — обида, та самая обида, которую Лесли ни словом, ни жестом не позволила себе выдать.

Он был ее противником — противником умным и опасным, человеком, которого она во что было то ни стало должна была переиграть, заставив поверить, что так же беззаветно предана ему, как и остальные обитатели Логова.

Нет, она не отказалась от намерения бежать, но делать это сейчас, в предзимье, не имея ни припасов, ни оружия, ни даже одеял — тем более в одиночку, без Стаи, значило бы пойти почти на верную гибель.

Джерико собирался взять ее весной с собой в Форт-Бенсон — что ж, отлично: там, где ей знаком каждый камень и каждая тропка, будет куда больше шансов сбежать и не быть пойманной. А пока остается лишь улыбаться его шуткам, когда он в хорошем настроении, и стараться не попадаться на глаза, когда в плохом, тренировать бойцов, лечить раненых, а главное — делать вид, что проблемы Логова для нее отныне важнее всего на свете…

 

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

С ивовой корой Лесли как в воду глядела — очередное заседание внутреннего круга она открыла мрачным сообщением:

— У меня десять человек с поносом лежат. Вчера с утра пришли двое, вечером еще трое, а сегодня утром пять бойцов у лазарета маялись. Пришлось вторую палату оборудовать. И боюсь, что это еще не конец.

— Я не раз говорил, что в Логове жуткая грязь и когда-нибудь это плохо кончится, — заметил майор Мерфи.

— Хорошо, что вы предлагаете? — спросил Джерико.

— Навести порядок на кухне, — при этих словах Лесли бросила извиняющийся взгляд на Пита — вообще-то кухня была его «сферой влияния». — Чтобы еду готовили в чистых котлах, и раскладывали в чистые миски, и продукты как следует мыли перед тем, как в котел класть. И вообще, чтобы там было почище, а то от грязи уже подошвы к полу липнут.

— В казармах — грязища, в уборных воняет так, что не войти, — подхватил майор. — Белье, на котором бойцы спят, аж черное. Про еду я вообще не говорю.

— Почему, хлеб девчонки вкусный пекут! — попытался вступиться за поварих Пит. — И пирожки по воскресеньям!

— Разве что хлеб, — мрачно кивнул майор. — А рагу, которое они на обед готовят, — когда ты его в последний раз ел? А кашу эту, то полусырую, то подгорелую?

— Ладно, хватит! — Джерико негромко пристукнул ладонью по столу. — Я уже все понял. Пит, тебе слово. Почему в казармах грязно? Где прачки, где уборщицы? Они же вроде тебе подчинены! — хотя говорил он спокойно, побелевшие ноздри выдавали злость.

— Да, конечно, но… — начал Пит. Из его дальнейшего объяснения стало ясно, что после того, как в прошлом месяце трех девушек отправили домой, прачек остро не хватает. Те, что остались, еле справляются со стиркой белья для членов внутреннего круга, для лазарета и для «Майоровых людей» (так все в Логове именовали находившихся под началом майора Мерфи электриков и сантехников, обеспечивавших бесперебойную работу водопровода и канализации и подачу электричества).

— Интересно, за что это им такая честь? — ехидно спросил Джерико.

— Потому что все знают, что если мои люди не получат вовремя чистого белья, то я приду и наору, — объяснил сам майор.

— Ну хорошо, а уборщицы? Их что, тоже не хватает? И если ты отправил девушек по домам, то из поселков должны были тут же прислать замену!

— Прислали. Одну, — неохотно пояснил Пит. — А она прачкой быть не захотела, сразу к кухне прибилась.

— Одну вместо трех? И что значит «не захотела», ты что, скомандовать не можешь?

— А то и значит, — огрызнулся Пит, — что стоит мне на девчонок цыкнуть, чтобы работу свою нормально делали, как приходит Динеро, хлопает меня по плечу и заявляет: «Пойми, парням тоже расслабиться надо!»

— Но ведь действительно надо! — заметил Динеро.

— Но не за счет же всего остального!

— Только и знаете, что друг на друга жаловаться, — прервал перепалку Джерико. — Хоть бы кто-нибудь что-нибудь дельное предложил!

— Нужны поварихи, которые бы нормально готовили, — сказала Лесли. — И которые бы только этим и занимались — чтобы на кухню никто посторонний не совался и их от работы не отвлекал.

— Для этого надо, чтобы они совсем крокодилицы были, — хохотнул все тот же Динеро.

— Я могу стиральную машину наладить — большую, на двести фунтов белья, — предложил майор. — Но опять же кому-то нужно будет это белье потом вынимать и развешивать.

— О, вот это дело! — обрадовался Джерико. — А кому белье вынимать — найдем, — просиял заразительной улыбкой. — Что-то мы, друзья, про Хоупленд совсем забыли.

Смайти встрепенулся.

— Ребята хоть завтра готовы ехать!

— Какой отряд берем?

— Второй! Там новичков человек восемь — вот и обкатаем их в деле!

— Договорились. В четверг, если дождя не будет, поедем, — Джерико обвел сидевших за столом веселым взглядом. — Так что готовьтесь. А на сегодня все!

«Интересно, что такое Хоупленд?» — подумала Лесли, выходя из штаба.

На совещании она не спросила — не хотелось демонстрировать свою неосведомленность, — поэтому решила вечером зайти к Питу, уж он-то точно знает, о чем идет речь!

Но делать этого не пришлось: едва стемнело, как к ней в лазарет заявился Джерико.

Еще днем, проходя мимо казармы первого отряда, Лесли увидела, что там кипит работа.

Возле крыльца громоздилась куча грязного белья; из распахнутых окон летели матрацы, двое парней вытряхивали их и стопкой ставили у стены. Еще двое конвоировали ко входу унылую стайку девушек с ведрами.

— Эй, что тут происходит? — прихватила она за плечо пробегавшего мимо бойца.

— У нас Хефе был! — торопливо доложил тот. — Зашел в казарму, этак наморщился, — паренек скривил брезгливую рожу, — сказал: «Ребята, ну как вы в таком свинарнике жить можете?!» — и вышел. И мы… вот… решили навести порядок. Я Пита ищу, мыла хочу попросить — вы не знаете, где он?

— На кухне. «Дает нагоняй поварихам», — мысленно добавила Лесли: крики и проклятия Пита были слышны даже с улицы.

Меньше чем через час к «уборочной лихорадке» подключились и остальные казармы. Лесли про себя похихикала: оказывается, для того, чтобы покончить с царившим в Логове бардаком, достаточно было наморщенного носа великого Хефе!

Ночевать она решила в лазарете, на кушетке в аптеке; сидела там и толкла очередную порцию сушеной ивовой коры, когда в дверь постучали. Открыв, она увидела Джерико — как всегда, с кувшином в руке.

— Ну что, много еще заболевших? — спросил он с порога.

— Двое.

— Плохо…

— Да нет, — Лесли покачала головой, — как раз хорошо. Если бы пять-шесть человек — это бы было плохо, а так, похоже, болезнь на спад идет. Заходи! — спохватившись, впустила она его.

— Я тебя искал.

— Я сегодня решила здесь переночевать. Не хочу ребят одних оставлять.

— Как они?

— Нормально. Через два-три дня в казарму вернутся.

— У тебя в хозяйстве стаканы найдутся? — Джерико поставил кувшин на стол и вынул из-под куртки сверток. К тому времени, как Лесли достала стаканы, на столе уже лежали несколько кусков хлеба, переложенных ломтями копченого окорока, и полдюжины мелких помидоров.

— Ух ты! — восхитилась она, ухватила один и откусила сразу половину.

— Я же помню, как ты их любишь! — улыбнулся Джерико и разлил по стаканам вино. Глаза его весело блестели — казалось, он ждет не дождется поделиться с ней какой-то хорошей новостью. — Значит, говоришь, к четвергу ребята уже выздоровеют?

— Да, им только еще пару деньков на сухарях и воде посидеть придется.

— Это хорошо, — улыбка его стала еще шире, — потому что в четверг ты поедешь со мной, — судя по тому, как торжественно он это произнес, Лесли полагалось, услышав, запрыгать от радости.

Но она была лишь слегка ошарашена:

— Куда поеду?

— В Хоупленд! Помнишь, я обещал тебя на мотоцикле прокатить? Вот и случай подвернулся!

— А что такое Хоупленд? — наконец-то спросила Лесли.

— Ты что, правда не знаешь? — удивился Джерико. — А чего ж на совещании не спросила?

— Да неудобно как-то было, — честно созналась она.

— Хоупленд — это поселок на востоке, большой, домов на сто, — начал он объяснять. — Люди там в основном пшеницу выращивают; свиньи есть, лошади, даже коровы. Я им еще летом предложил ко мне присоединиться. На обычных условиях: они мне — дань, я им — бензин, технику и защиту, если понадобится. Они отказались. Я еще дважды предлагал, Динеро туда ездил, разговаривал — нет, и все тут. Ну, раз не хотят по-хорошему, будет по-плохому. Когда мои ребята там все разнесут, они раз и навсегда поймут, что со мной спорить не стоит, — в голосе его прорезалось что-то вроде веселой злости. — А в качестве контри… контрибуции, — с удовольствием выговорил он длинное заковыристое слово, — мы заберем у них десятка полтора девчонок. Как раз и белье будет кому стирать!

Настроение у него было явно приподнятое, и Лесли ничего не оставалось, как делать заинтересованный вид, хотя на самом деле слушать все это ей было противно. Лишь теперь она в полной мере осознала, почему сержант Калвер именовал Логово бандитским гнездом.

Сама она никогда не считала себя ангелочком, но людей в жизни не грабила, разве что тех, кто имел глупость первым на нее напасть; и торговала честно, и товары у нее всегда были хорошие, без подвоха. А то, что собирался сделать Джерико, иначе как бандитским налетом не назовешь. Но сказать ему, что ей не хочется принимать в этом участие, значило разозлить его, и разозлить очень сильно.

Придется ехать…

— Э-эй, ты чего вдруг скисла? — Джерико весело подтолкнул ее в плечо.

— Да нет, — с ходу нашлась Лесли. — Просто прислушивалась — показалось, что в палате кого-то рвет. Но вроде все в порядке.

— Видела, что сегодня в казармах творилось? — ухмыльнулся он. — Как я их расшевелил, а?

— Да, — с улыбкой кивнула она. — У тебя это здорово получилось.

Погода в четверг выдалась как на заказ: небо ясное-ясное, будто над головой опрокинули чашку из голубоватого полупрозрачного стекла. Первый колокол прозвучал еще в рассветных сумерках. Бойцы второго отряда один за другим торопливо выскакивали из казармы, бежали к гаражам и, уже со своими «железными конями», собирались перед штабом.

Поварихи полночи пекли хлеб и теперь раздавали парням еще теплые ломти, разливали по кружкам подслащенный патокой кофе.

Лесли тоже взяла себе кружку, принюхалась — нет, вчерашним рагу не пахнет — и, присев на крыльцо штаба, сделала пару глотков. Чтобы не чувствовать себя бесполезной, она еще с вечера собрала небольшую торбу: бинты, суровая нитка, пара иголок, фляга с самогоном и вторая — с отваром ромашки; закинула через плечо — может, кому понадобится.

Джерико появился в дверях штаба — веселый, волосы подвязаны банданой, куртка расстегнута. Вскинул руку — бойцы радостно выдохнули:

— Хефе!

Он обвел их глазами:

— Ну что — все готовы?

Из семидесяти глоток вырвалось нестройное: «Да!!!»

Лесли стояла сбоку, но он заметил ее и подозвал; когда подошла — приобнял в своей обычной, «на публику», манере.

— Привет! Ты что — так и собираешься ехать?

— Да, — она оглядела свой камуфляж. — А что?

— Пойди надень кожаную куртку. Иначе тебя продует — поедем на скорости.

Вместо куртки она надела кожаную жилетку — ту самую, в которой дралась с Солом; когда вернулась, Джерико уже сидел в седле.

— Садись! — он мотнул головой на место позади себя. — Обними меня и держись крепче, — дождался, пока она устроится на сиденье, и махнул рукой. — Тронулись!

Они ехали, и ехали, и ехали. До моста через Пекос добрались, казалось, всего за несколько минут, пересекли его и поехали дальше. Поначалу Лесли пыталась смотреть по сторонам, но глаза быстро заслезились от ветра, так что она зажмурилась, прижалась щекой к спине Джерико и приоткрывала глаза лишь изредка, когда начинало особенно трясти.

Вопреки его обещанию, никакого особенного кайфа от скорости она не чувствовала. Почти сразу замерзли не прикрытые от встречного ветра телом Джерико локти (хорошо, что он посоветовал одеться теплее, — без жилетки она бы вообще закоченела). Под седлом что-то непрерывно вибрировало, при особо сильных толчках оно чувствительно поддавало Лесли по заду.

Земля, по которой они ехали, была каменистой и неровной, покрытой редкой серой растительностью. Равнина постепенно перешла в плавные холмы — мотоциклы легко взлетали на них и неслись вниз, в эти моменты Лесли казалось, что кофе, который она сдуру выпила в Логове, подступает к самому горлу.

Казалось, это будет продолжаться вечно — выбивающий слезы ветер в лицо, тряска и тошнота. Когда мотоцикл внезапно затормозил, она не поверила самой себе — неужели все?! — подняла голову и огляделась.

Холм, с которого они только что спустились, огибало шоссе. На нем стояли три грузовика — они вышли еще с вечера и должны были встретиться с мотоциклистами возле поселка. Значит, и вправду добрались…

Лесли осторожно слезла с сиденья. Казалась, песок под ногами покачивается, как при землетрясении.

— Ну что — правда, здорово?! — обернулся Джерико.

Ни он, ни все окружающие явно не испытывали никаких неприятных ощущений. Лесли же хотелось только побыстрее избавиться от содержимого желудка, а потом лечь прямо на землю и лежать, пока не перестанет кружиться голова.

Она улыбнулась, как могла.

— Здорово! Никогда еще так быстро не ездила!

— Это еще что, — рассмеялся он, — если бы мы по шоссе ехали, я бы раза в полтора больше дал!

От грузовиков к ним уже спешил Динеро. Они с Джерико дважды хлопнули друг друга ладонью об ладонь — странное приветствие, принятое в Логове.

— Ну что? — спросил Джерико.

— Все тихо. Трое ребят на гребне, наблюдают.

Джерико кивнул, огляделся и легко взбежал на небольшой пригорок.

— Эй! Всем слушать! Дальше движемся пешком, моторы не заводить. Когда спустимся с холма, третий взвод идет со мной, первый и второй — обходите сзади, там тоже ворота есть, прямо в поле выходят. Смайти, ты знаешь, что надо делать. Сигнал — автоматная очередь…

Воспользовавшись тем, что бойцы обернулись к нему, Лесли отошла за ближайший куст, нагнулась и сунула в рот два пальца. После того, как в желудке не осталось кофе, ей стало легче; еще легче — когда она сделала пару глотков воды из висевшей на поясе фляги.

Джерико тем временем продолжал раздавать инструкции:

— …Ни в коем случае не трогать скот! Если хоть одна корова будет ранена — я сам лично виновника прикончу! Кур тоже не трогать — Хэмп, не говори потом, что не знал! Все подчистую не гребите, забираем только половину запасов. И пожалуйста, не надо складывать в один мешок яйца и капусту! — отряд отозвался веселым гулом — это явно был намек на какой-то памятный всем эпизод. — Лучше яйца вообще не берите, все равно не довезем! Посельчан не убивать — только если кто-то стрелять начнет. Девчонок покрепче — берите и тащите в фургон. Всем все ясно?

— Да! Да! — нестройно загомонили бойцы.

— Тогда пошли!

Парни, придерживая за руль, покатили мотоциклы рядом с собой; грузовики медленно двигались сзади, их шум был почти не слышен.

Не прошло и четверти часа, как впереди на дорогу выскочил боец, замахал руками — даже издали был виден его растянутый в улыбке рот. Не выдержал — побежал навстречу и, запыхавшись, доложил:

— Хефе! В поселке все спокойно!

— Хорошо, — кивнул Джерико.

Еще шагов через пятьдесят они вышли на гребень и остановились. Отсюда Хоупленд открывался как на ладони: бревенчатая ограда, крыши домов, церквушка с высоким шпилем и распахнутые ворота из серых от времени досок.

По сторонам поселка, сколько хватало глаз, простирались угловато-правильные лоскуты полей, серо-желтые от сжатой стерни. Кое-где на полях виднелись люди, в одном месте лошадь с телегой. Справа, врезаясь в поля, почти вплотную к поселку мыском подходил лес — не хвойный, как в горах, а лиственный.

Джерико сел в седло, бросил Лесли:

— Садись, держись как следует! — вскинул руку и махнул вперед. — Ребята! Двинулись!

Моторы взревели, и волна мотоциклистов покатилась вниз, на поселок.

 

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Склон был более-менее ровный, и мотоциклисты рассыпались по нему фронтом. Лесли через плечо Джерико смотрела вперед, на поселок. Там наконец сообразили, что надвигается беда — возле ворот засуетились люди, и створки начали смыкаться. До ворот осталось ярдов триста, когда половина мотоциклистов отделилась, обходя поселок сбоку, а остальные притормозили, пропуская вперед грузовик, перед радиатором которого был приварен таран из железных труб.

Не снижая скорости, машина понеслась прямо на ворота. Таран с разгону ударил по створкам, они разлетелись в стороны, и вслед за грузовиком в проем хлынули мотоциклисты.

Проносясь мимо разбитых ворот, Лесли успела заметить испуганные лица посельчан; еще секунда — и она чуть не упала, так резко Джерико затормозил. В руках у него, словно сам собой, появился автомат.

Они стояли на площади перед церковью. Мотоциклисты, кольцом окружив грузовик, держали наготове оружие, но не двигались с места; Лео, тоже с автоматом в руках, выехал на пару футов вперед и настороженно обводил взглядом окружающие дома.

Кое-где вдалеке между домами мелькали люди, но близко к площади никто не подходил.

Наконец из дома напротив церкви вышли трое мужчин и решительно направилась к грузовику. Лесли физически почувствовала, как напрягся Лео — у шедшего впереди крепкого мужчины с короткой густой бородой на поясе висел револьвер. Справа от него шел священник в черной рясе, худощавый и смуглый, слева — старик с завязанными в хвостик седыми волосами.

Джерико повел плечами — Лесли поняла, слезла с седла и отступила.

— Ты, что ли, и есть тот самый Хефе? — спросил мужчина с бородой, подойдя к Лео.

— Нет, — мотнул тот головой и указал на Джерико. — Он — Хефе.

Мужчина обернулся.

— Ты Хефе?

— Да.

— Зачем ты пришел сюда? Мы же ответили твоему человеку, что нам не нужны ни твое горючее, ни твоя защита — сами как-нибудь справимся! — он старался говорить решительно и жестко, но голос чуть подрагивал.

— Сами? — медленно переспросил Джерико.

— Да, сами! У нас здесь больше ста мужчин, и каждый знает, как держать в руках оружие! Хочешь проверить?!

Джерико молча покачал головой.

— Тогда зачем ты здесь?! Ворота еще разбил… Думаешь, мы испугаемся?!

— А стоило бы, — прозвучало это негромко и насмешливо.

— Убирайся! — рявкнул мужчина, подступая вплотную к Джерико. В ответ тот рассмеялся и соскочил с седла.

Он все еще смеялся, когда прозвучала автоматная очередь — и ей эхом ответил донесшийся с дальнего конца поселка грохот взрыва.

Бородач обернулся, хватаясь за револьвер, и согнулся от внезапного удара прикладом в бок. Вторым ударом, по голове, Лео отправил его на землю. Одновременно двое парней заломили старику руки назад и потащили к грузовику; подступили было и к священнику, но Джерико качнул головой, и Лео ограничился тем, что обыскал его.

Не прошло и минуты, как старик и бородач стояли на коленях перед грузовиком, их связанные за спиной руки куском железной цепи были прикованы к тарану. По площади сновали мотоциклисты — выскакивали из улиц и дворов, проносились взад и вперед и вновь исчезали между домами.

Проезжая мимо Джерико, некоторые вздыбливали мотоциклы, словно салютуя своему вожаку.

Не сходили с места лишь Джерико, Лео и Лесли. И священник — он стоял в стороне, приоткрыв рот, словно впал в ступор.

От разбитых ворот к площади двигались остальные грузовики. Подъехали, остановились — из кабины переднего выскочил Пит, следом вылезли еще трое парней, откинули задний борт и принялись деловито выгружать стоявший в кузове большой квадроцикл.

Подъехал мотоциклист, остановился:

— Хефе, мы нашли зерно, но оно там внавалку — нужны мешки.

— Пит? — обернулся Джерико.

— Да, я слышу, — отозвался тот. — Сейчас.

Священник спросил растерянно:

— Вы что, хотите забрать наше зерно? — его никто не удостоил очевидным ответом.

Пит вытащил из кузова стопку пустых мешков; один из парней сел за руль квадроцикла, кинул мешки рядом с собой и поехал вслед за мотоциклистом. Остальные во главе с Питом принялись выгружать из соседнего грузовика еще один квадроцикл.

Мотоциклистов на площади почти не осталось, лишь четверо продолжали кружить по ней, зорко оглядывая улицы и дома.

Чувствовалось, что все маневры отработаны и каждый боец четко знает, что должен делать. Даже когда откуда-то издали донесся выстрел и женский крик, никто не повел и ухом.

Внезапно из боковой улицы выскочил мальчонка лет десяти и, увернувшись от попытавшегося остановить его мотоциклиста, побежал через площадь.

Промахнувшийся боец хотел догнать его и схватить, но, повинуясь взмаху руки Джерико, свернул в сторону.

Мальчишка добежал до священника, обеими руками вцепился в рясу.

— Падре… пожалуйста, падре! — голос его звенел испугом и мольбой. — Там бьют мистера Грейвса! Он отказался насыпать зерно в мешки, и они его… они… Скажите им! И миссис Ларри — ее увели в дом… она так страшно кричит! Падре…

Этот отчаянный крик вывел священника из ступора, прижав к себе мальчика, он гневно шагнул к Джерико.

— Господин Хефе, прикажите… прикажите своим людям немедленно прекратить это!

— С какой стати? — на сей раз отозвался Джерико. — Я велел никого без необходимости не убивать, а все остальное… — повысил голос — так, чтобы слышали прикованные к грузовику бородач и старик: — Не нужно было отказываться, когда я предлагал вам защиту в обмен на дань!

Священник сорвал с шеи деревянное распятие, вскинул вверх:

— Бог вас покарает за это злодейство!

— Падре, не надо! — голос Джерико прозвучал почти мягко. — Если ваш бог и покарает нас, то не сегодня. А сегодня мы сделаем то, за чем приехали. Вы же лучше идите к себе в церковь, только не вздумайте никого там прятать — по бревнышку раскатаем!

Громкие захлебывающиеся рыдания заставили всех обернуться — трое мотоциклистов выгнали из-за дома девчонку лет шестнадцати. С перекошенным от ужаса лицом и заплывшими глазами, она, хромая и, кажется, даже не понимая, что на ней лишь один башмак, бежала по площади; из распахнутого рта вырывалось отчаянное: «А-а-а, а-а-а!», с прокушенной губы на подбородок полоской стекала кровь.

Парни со смехом и свистом подгоняли ее, проносясь мимо и, будто в игре, звонко шлепая по спине; один подхлестывал свернутой веревкой. После одного особенно сильного удара девушка споткнулась и рухнула на колени — мотоциклисты подхватили ее, поставили на ноги и вновь подстегнули, направляя к крайнему грузовику, кузов которого представлял собой дощатый фургон.

— Что вы… что вы делаете?! — закричал священник.

Услышав знакомый голос, девчонка из последних сил кинулась в его сторону, но не добежала — ловко ухватив под локти, мотоциклисты с ходу забросили ее в распахнутую дверь фургона. Стоявший рядом Динеро показал пальцами «О’кей», хлопнулся с ними ладонью об ладонь, и парни покатили дальше.

— Падре! — высунувшись из фургона, истерически вскрикнула девушка. Священник рванулся к ней, но Лео перегородил ему дорогу мотоциклом.

— Святой отец, вам же ясно сказано — идите к себе! И мальчика заберите. Ну-ка! — махнул кружившим по площади мотоциклистам — двое подъехали, спешились и, подхватив священника под руки, полуповели, полуповолокли его в церковь. Он всеми силами пытался вывернуться, мальчонка, цепляясь за его рясу, с плачем бежал сзади. Динеро тем временем грубо пихнул девчонку внутрь фургона, рявкнул: «Сиди смирно!» — и захлопнул дверь.

Вторую девушку, в разорванном и запятнанном кровью платье, привезли на квадроцикле. Она сама, не дожидаясь пинков, полезла в кузов.

Квадроцикл тем временем проехал дальше, к следующему грузовику, и водитель принялся разгружать добычу: два туго набитых мешка — из одного, пробитого пулей, сыпалась мука, и Пит, увидев это, заткнул отверстие припасенной в кармане тряпочкой; горшок — то ли с медом, то ли со смальцем, две тарелки с цветочным орнаментом и серебряную вазочку — годами бережно хранимые обломки прежней жизни, не новые, но крепкие сапоги, две домотканые юбки, три круга колбасы и часы с кукушкой.

Пит оглядывал каждый из привезенных трофеев и либо указывал на один из грузовиков, либо морщился и мотал головой — в этом случае вещь отбрасывали в сторону, прямо на землю. Такая судьба постигла часы и одну из юбок, во вторую, чтобы не побились, Пит велел завернуть тарелки.

Очередная девушка была без сознания; ее не стали приводить в чувство, просто зашвырнули в фургон.

Подъехал еще один квадроцикл с добычей. Двое мотоциклистов привезли половину большой свиной туши — Пит понюхал ее и подошел к Джерико:

— Надо побыстрее ехать — мясо может испортиться.

— Вечно ты паникуешь! — отмахнулся тот. — Жары нет, до вечера протянет, — присел боком на седло своего мотоцикла.

На площадь выехал перегруженный квадроцикл — на заднем сиденье прижимались друг к другу три девушки, над ними на спинке сиденья примостились два бойца. Место рядом с водителем было занято большим тюком.

— Сури! Сури-и-и! — надрывный крик был так страшен, что все невольно обернулись. Это, словно вмиг обезумев, рвался вперед прикованный бородач, на лице его был написан ужас.

— Сури! Доченька!

— Папа!

Одна из девушек — смуглая, с раскосыми глазами — попыталась выскочить, но возвышавшийся над ней парень, схватив за косу, дернул ее обратно. Квадроцикл затормозил возле фургона:

— Вот, принимай сразу трех! — хохотнул водитель.

— Ага, это уже шесть будет, — кивнул Динеро.

— Не дело делаешь! — вмешался Пит. — Вот полетят рессоры — Гальегос тебе шею свернет!

Бородач расширенными от ужаса глазами следил, как его дочь подсаживают в фургон; когда она скрылась внутри, рухнул лицом в землю и дико, страшно завыл.

Где-то через час поток добычи постепенно иссяк. Девушек пока что набралось всего двенадцать — обшаривая дома в поисках недостающих, бойцы порой притаскивали еще какие-то вещи, но было ясно, что основные «сливки» с поселка уже собраны.

Один из парней привез холодного молока — Джерико отпил и протянул кувшин Лесли:

— Попробуй, как вкусно! Все-таки с коровьим молоком никакое другое не сравнится.

Она из вежливости сделала пару глотков и отдала кувшин подошедшему Питу. Остатки допил Лео.

Выстрел, крик… еще крик — и из дома напротив выбежала девочка лет десяти с длинными белокурыми волосами. На секунду растерянно замерла, но в следующий миг что есть силы бросилась к церкви, всхлипывая и пытаясь на бегу запахнуть разорванное сверху донизу платье; в огромных голубых глазах плескался ужас.

Добежала, забарабанила кулачками в дверь.

— Падре, падре!

Из того же дома выбежал долговязый парень — Лесли вспомнила, что его зовут Беннет, на занятиях в Логове он частенько служил ей спарринг-партнером. Сейчас волосы его были растрепаны, на лбу — ссадина; увидев девочку, он устремился к ней, злобно горланя:

— Ну, сучонка мелкая! Ты у меня еще кусаться будешь?!

Еще издали на бегу раскинул руки, будто ловил курицу, хотя его жертва, оцепенело прижавшись к двери церкви, не пыталась больше скрыться.

Все, кто был на площади, с интересом наблюдали за происходившим, но не вмешивались. Никто, кроме Лесли.

Когда она заступила парню дорогу, в первый миг, распаленный похотью, он едва понял, кто перед ним, попытался отшвырнуть ее — и покатился по земле. Вскочил, выпалил:

— Но… моя девчонка!

— Может, ты меня вызвать хочешь? — негромко, но яростно спросила Лесли. — Так учти — я тебе на раз голыми руками яйца оторву!

Несколько секунд боец стоял, не двигаясь, потом встряхнулся, словно вылезшая из воды собака, и побежал обратно к близлежащим домам.

Лесли протянула девочке руку — та ухватилась за нее, и они вместе вернулись к Джерико.

— Какого черта ты лезешь?! — сердито бросил он. — Ребята знают, что поселковые женщины сейчас их законная добыча!

— Это, по твоему, женщина? — спросила Лесли. Обернулась к девочке — та едва доставала ей до плеча: — Сколько тебе лет?

— Одиннадцать… то есть скоро двенадцать, — пролепетала та.

— Это — женщина?! — Лесли отодвинула полу разорванного платья девочки, показывая по-цыплячьи тощенькое плоское тельце.

— Да, маленькая еще, — бросив на девочку жалостливый взгляд, вздохнул Лео. — У меня бы на такую не встал.

— И что ты с ней делать собираешься? — по-прежнему недовольным тоном спросил Джерико.

— То есть? — Лесли казалось ясным, что девочку нужно просто вернуть домой.

— Если она остается в поселке, то через месяц-другой ребята приедут за данью… и если не Беннет, то кто-нибудь другой ее наверняка отымеет. Хотя бы в пику тебе. Или ты считаешь, что я должен приставить к ней охрану?

— Но Джери… то есть Хефе, — заметив прислушивающихся бойцов, поправилась Лесли, — можно же…

— Если ты про то, что можно забрать ее в Логово, — перебил Джерико, — так у нас там не детский сад!

— Мне нужна санитарка.

— Что?

— Санитарка! Убирать в палате, готовить еду для больных, кормить их, поить. У меня до сих пор в лазарете четверо поносников лежит, а когда их десять было, так я вообще зашивалась, не знала, за что первое схватиться. И на приеме мне иногда помощь требуется — подержать бинты или там ножницы подать…

— Это еще что такое? — глядя куда-то в сторону, негромко пробормотал Лео.

Лесли обернулась — у калитки дома, из которого выбежала девочка, стояла высокая старуха. Грузная, в черном мешковатом платье, одной рукой она сжимала ярко отблескивающий нож, другой держалась за забор. Половина лица ее была залита кровью, глаза совершенно безумные.

— Ба! — испуганно вскрикнула девочка.

Старуха оторвалась от забора и шатаясь двинулась к ним. Лео потянулся за револьвером, но Лесли положила ему руку на запястье.

— Погоди. Я ее так, без оружия остановлю.

Старухе оставалось до них лишь нескольких шагов, когда она вдруг отбросила нож, рухнула на колени и дальше поползла, умоляюще вытянув вперед руки. Изо рта вырывались невнятные рыдания, удавалось различить лишь отдельные слова: «Внучка… пощадите… бога ради, не забирайте… внучка…»

Доползла, вцепилась Лесли в полы жилетки.

— У него просите, не у меня! — Лесли указала на Джерико. — Он тут все решает.

— Ты что делаешь?! — Джерико резво укрылся за мотоциклом: слезливых сцен он категорически не любил; спросил ядовито: — И это что — еще одна санитарка?

— Это… — она наклонилась к старухе: — Как вас зовут?

— Анна… Анна Таубман, — все еще рыдающим голосом ответила та.

— Миссис Таубман, вы готовить умеете?

— Что?

— Кашу варить вы умеете?

— Да, конечно, — растерянно сказала женщина, — и молочную, и с мясом, и…

— Вот тебе и решение проблемы с поварихами! — Лесли торжествующе выпрямилась. — Уж ее-то точно парни от плиты отвлекать не станут!

Увы, она забыла золотое правило: в споре, да еще прилюдно, Джерико никогда не сдастся. Еще прежде, чем глаза его неприязненно сузились, она поняла свою ошибку, попыталась исправить:

— То есть… ну ты же сам говорил об этом…

— Послушай! — перебил Джерико.

При других обстоятельствах она наверняка насторожилась бы, едва заметив шевельнувшуюся в окне за его спиной занавеску, но сейчас, в пылу спора, поняла опасность, лишь когда в проеме показался черный зрачок дула.

Тело среагировало само: взметнувшись вверх в немыслимом прыжке, Лесли перелетела через мотоцикл и сбила Джерико с ног. Выстрел прозвучал, когда они уже падали.

Она рухнула на него сверху, откатилась, выхватывая нож, увидела, что к тому дому уже бегут бойцы и с ними Смайти, и вновь вернулась к Джерико — затрясла его, затормошила:

— Джери, ты живой? Живой? Джери, пожалуйста!

Джерико открыл глаза и выдавил из себя что-то похожее на «да». Подскочил Лео, помог ему подняться. Лесли встала сама.

— Что?.. — спросил Джерико, осекся и болезненно мелко задышал.

— Ты ранен?! — Лео быстро обшарил его взглядом.

— Спиной стукнулся… Пройдет… — кривовато улыбнулся обступившим их парням: — Все в порядке, ребята! Меня так запросто не убьешь!

Из дома выволокли мужчину лет тридцати, бросили на колени. Руки связывать не стали, но окружившие его бойцы держали наготове автоматы, и было ясно, что стоит ему шевельнуться — и он упадет, прошитый сразу несколькими очередями.

Подошел Смайти с ружьем в руках.

— Из дробовика, гад, стрелял! Если бы не Лесли, это все бы у тебя сейчас в затылке было, — указал на борт грузовика, на котором дробь, выбив щепки, оставила светлые пятна.

— Чувствую я, тебя лучше в друзьях иметь, чем во врагах! — глядя на нее, с уважительной усмешкой покачал головой Лео. Обернулся к Джерико: — Представляешь, я ничего не заметил. Увидел только, как она на тебя прыгнула; выстрел — вы оба упали, и она тебя собой закрывает!

— Собой закрывает, — медленно, чуть ли не по слогам повторил Джерико. — А ты говорил…

— Ну… — Лео, вроде как извиняясь, пожал плечами.

Лесли переводила взгляд с одного на другого: о чем это они?!

— Ой, Лесли! — воскликнул сзади Пит. Она обернулась — он только что подъехал на квадроцикле и теперь растерянно смотрел на нее. — У тебя вся спина разворочена, ты что же, не чувствуешь?!

Разворочена оказалась не спина, а лишь жилетка — в момент выстрела она неудачно вспарусила и была в нескольких местах разорвана дробью. Сняв ее, Лесли взглянула на торчавшие клочья кожи. Промедли она долю секунды — и вся эта дробь сейчас была бы в ее теле.

— Каюк жилеточке, — прокомментировал Лео.

— Я починю, — подала голос забытая всеми старуха — она сидела на земле, привалившись к мотоциклу Джерико и прижимая к себе внучку.

— Что? — Лео обернулся к ней.

— Я зашью, — умоляюще повторила женщина, — я умею!

Лесли вопросительно взглянула на Джерико.

— Ладно, забирай их! — махнул тот рукой и ухмыльнулся: — Но смотри, чтобы каша завтра вкусная была, — сам приду пробовать!

— А с ним что делать? — Лео указал на все еще стоявшего на коленях мужчину.

Джерико, поморщившись, качнул головой. Лео подошел к пленному и деловито пустил ему пулю в лоб.

 

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

В Логово они вернулись еще засветло. Лесли сразу забрала старуху и девочку и повела в лазарет. На остальных пленниц не оглядывалась — помочь им она не могла.

Старуха по пути настороженно озиралась, девочка тоже — без страха, скорее, с любопытством. С первого взгляда было ясно, что из нее вырастет настоящая красавица, да и сейчас она была хорошенькая, как кукла: с нежным овальным личиком, огромными темно-голубыми глазами и пепельно-белокурыми волосами, завивающимися в крупные локоны.

— Как тебя хоть зовут-то? — спросила Лесли.

— Эми, — ответила вместо нее старуха. — Эми ее зовут. Она дочка моего сына, в августе четыре года будет, как его в живых нет, и, главное, погиб-то не из-за чего — с крыши упал. Три дня потом промучался — ни руки, ни ноги не двигались…

У Лесли не было ни малейшего желания все это слушать, но и оборвать старуху язык не поворачивался. Поэтому по пути к лазарету она успела выслушать и историю про то, как умирал старухин сын, и как в ту же зиму простудилась и умерла невестка, и — в дополнение — как пять лет назад умер старухин муж, мистер Таубман — то есть второй муж, первый умер еще на втором году после Перемены.

Добравшись до лазарета, Лесли завела бабушку с внучкой в кабинет, сказала:

— Вы здесь подождите, а я пока с жильем для вас разберусь, — оставила их, вышла. Бесконечные «умер», «умерла», «умер» рефреном звенели в ушах.

Рядом с лазаретом нашлась свободная комната с двумя кроватями, Лесли взяла у Пита ключ, потребовала постельное белье — он махнул рукой вглубь склада:

— Возьми сама, справа, у окна!

Самому ему было не до того — он распределял по стеллажам привезенную добычу. Похвастался серебряной вазочкой, которую Лесли заметила еще в Хоупленде:

— Смотри, какая красота! Джерико отдам — он такие вещи любит!

— Красивая, — кивнула Лесли.

— Я скоро на кухню пойду, с продуктами разбираться — если хочешь, могу прихватить твою бабульку, показать ей, где там и что, — неуверенно улыбнулся: — Эй, ты чего такая кислая? Случилось что-то?

— Да нет, — с кривой улыбкой мотнула она головой. — Меня просто укачало на обратном пути — до сих пор в себя прийти не могу. Только Джерико не говори.

Пит понимающе покивал:

— Да, с непривычки на мотоцикле сильно растрясти может!

Миссис Таубман известие о том, что Пит покажет ей сейчас кухню, вовсе не обрадовало.

— А как же Эми?! — воскликнула она испуганно.

— А Эми останется здесь, я ей пока объясню ее ежедневные обязанности. И, миссис Таубман, пожалуйста, заплетите ей волосы — в косы или еще как-нибудь — чтобы не ходила с распущенными.

— Не хочу, — вмешалась девочка. — Я не люблю косы! — сердито сдвинула бровки. — Ба, ну скажи ты ей!

Как Лесли ни сочувствовала им обеим, но подобные капризы следовало пресекать на корню.

— Другой вариант — постричься, — обернулась она к Эми. — Коротко. Ты этого хочешь?

— Нет, нет, ну что вы! — Миссис Таубман схватила внучку и прижала к себе. — Мы сейчас заплетем, заплетем!

— Вот и хорошо, — кивнула Лесли. Должна же старуха сама понимать, что распущенные волосы, да еще такие красивые, привлекают мужчин, как мед пчелу, и кое-кто из них может не посчитаться с тем, что девочке нет и двенадцати! Поэтому лучше, чтобы она выглядела как можно более по детски и не обращала на себя внимание.

К себе в комнату Лесли попала, когда уже стемнело. Не снимая ботинок, рухнула на кровать и уткнулась лицом в подушку. Может быть, если бы ей удалось заплакать, то стало бы легче. Но слез не было.

Были взгляды девушек, когда она уводила прочь миссис Таубман и Эми — казалось, они до сих пор прожигают ей спину. Был растерзанный поселок, рыдающий на земле связанный мужчина, крик «Сури, Сури!» — и отброшенные в пыль часы с кукушкой…

Долго ли она так лежала, Лесли не знала, но вскочила от стука. Проверила лицо — глаза сухие — и только потом открыла дверь.

— Привет, ну как ты? — с порога спросил Пит.

— Нормально.

— Я твою эту… миссис Таубман обратно отправил. Сегодня девчонки уже ужин сварганили, так что пусть завтра с утра начинает. Все ей объяснил, показал…

— Спасибо. Заходи, чего ты на пороге стоишь? — было ясно, что у Пита на уме что-то еще — только для того, чтобы сказать про старуху, он бы приходить не стал.

— Да нет, я… слушай, ты сегодня в штаб собираешься? — выпазил он.

— Вообще-то нет. А что?

— Вот и хорошо, не ходи.

Лесли вопросительно приподняла бровь. Пит неловко пожал плечами:

— Мы там сейчас праздновать будем. То есть… в смысле с новенькими девчонками… И если ты не вовремя припрешься, Джери может разозлиться, — он болезненно поморщился: — Ну… в общем, сама понимаешь — ссориться-то вам ни к чему!

— Понимаю, — кивнула она и сумела улыбнуться. — Не бойся, не приду.

— Вот и хорошо! — на физиономии Пита прочиталось явное облегчение. — Тогда я пошел.

К штабу Лесли все-таки пришла. Примерно через час неслышной тенью проскользнула вдоль домов на противоположной стороне площади.

«Празднование» было в самом разгаре — окна на всех трех этажах горели яркими огнями, некоторые были распахнуты настежь. Даже с другого конца площади можно было различить пьяные возгласы, смех и женский визг. Вот кто-то забренчал на банджо, из окна вылетел кувшин и с треском раскололся о камень.

Дальше Лесли смотреть не стала — прошла дальше, углубилась в проход между домами и, никого по дороге не встретив, добралась до ангара.

Обычное место сержанта Калвера, низкая табуретка на колесах, была пуста. Лесли остановилась, растерянно оглядываясь — но тут что-то зашоркало в темном углу, где стоял бронетранспортер, и оттуда появился сержант.

Подковылял, опираясь на костыли — Лесли заметила, что на левую ногу он еще кое-как ступает, а на правую нет, — спросил:

— Чего надо?

Она сглотнула — все, что сегодня произошло, комом встало в горле, не давая вымолвить ни слова. Зажмурилась, уткнулась лицом ему в грудь и наконец-то заплакала. Точнее, разревелась в голос, всхлипывая и не пытаясь сдержаться.

— Ну чего ты… — сказал сержант Калвер — и больше ничего не говорил, просто погладил теплой ладонью по затылку.

Прошло несколько минут, прежде чем Лесли оторвалась от него и вытерла рукавом залитое слезами лицо; буркнула:

— Извините… — стыд от того, что она так расклеилась, мешался с облегчением, словно вскрылся и вытек гноем давно мозживший нарыв.

Сержант тяжело присел на край стола.

— Что стряслось?

— Сегодня на поселок ездили, — со слез все еще хрипло объяснила Лесли. — Ну и… у меня за эти годы чего только не бывало, и убивать приходилось, но тут… девочки эти… они же… — стиснула зубы, голос сорвался.

— А ты говоришь, цивилизация, — мрачно скривился сержант. — Бандиты — они бандиты и есть, а никакая не цивилизация. Жируют, паразитируют на поселках на этих, чуть что не так… сама видела, а ведь это еще цветочки! Когда я только сюда попал, в одном поселке люди дань не захотели платить, так там чуть не через одного мужчин постреляли — и это после того, как они уже оружие сложили!

— Джери говорит, что издержки неизбежны, — вспомнила Лесли один из разговоров с Джерико, — но зато…

— Что — зато? — взорвался сержант. — Издержки… мать их! Да никогда у нас в Штатах такого не было, чтобы со свободными людьми как со скотиной обращались и последнее отбирали! А Джери этот твой — добря-як, — последнее слово он протянул с непередаваемой злой иронией. — Перед тем, как прострелить мне ноги, целую бутылку самогона выдал — сказал, вместо наркоза. И стрелял аккуратно.

— Зачем?! — опешила Лесли. — Зачем он…

— Я бежать пытался. Дважды. Первый раз поймали — он меня пальцем не тронул, еще посмеялся, что недалеко я уйти успел — они меня и вправду почти у самого Логова схватили. Но предупредил, что если я еще раз попробую, то он сделает так, чтобы я больше никогда бегать не смог. Вот и… сделал, — сержант нагнулся и стянул с ноги сапог с подрезанным голенищем, показывая изуродованную, бугрящуюся шрамами щиколотку. Лесли с одного взгляда поняла, что исправить тут уже ничего нельзя.

Он тоже посмотрел на свою ногу и поднял глаза.

— Ладно, чего пришла-то?

— Выпить, — она отцепила от пояса флягу, поставила на стол. — Чтобы не одной.

— Застукать могут, — сказал сержант, но прозвучало это не как отказ.

Лесли покачала головой.

— Им сейчас не до того, они в штабе новых девушек… пробуют.

Несколько секунд он испытующе присматривался к ней, потом вздохнул:

— Ладно, только ты сама сходи за закуской, — кивнул куда-то в темноту, — за перегородкой в холодильнике колбаса и хлеб есть.

На перегородку из гофрированного алюминиевого листа Лесли наткнулась почти сразу. На ощупь обогнула ее и в свете прорезанного в стене ангара оконца увидела то, что служило сержанту Калверу жилищем — узенькую клетушку, где с трудом помещались накрытая одеялом кровать, тумбочка и маленький холодильник.

Холодильнику она позавидовала — в лазарете бы такой не помешал! — взяла из него краюху хлеба и полкруга колбасы и вернулась к столу. Там за это время появились две блестящих металлических плошечки размером чуть меньше стакана, налитые до половины самогоном.

— Этот твой сегодня прислал, — сообщил сержант, принимая колбасу. — Тоже, небось, из того поселка.

Ножом рассек хлеб и колбасу на ломти, поднял плошечку:

— Ну… — они оба выпили.

От самогона внутри стало жарко, и Лесли побыстрей заела его хлебом. Сержант тоже положил колбасу на хлеб и откусил сразу чуть ли не треть. Продолжая жевать, налил по второй порции, спросил:

— Так это из-за него ты напиться решила? Из-за Джерико своего?

— Ну хватит уже, а? — не выдержала она. Передразнила: — «Этот твой, этот твой»… Да не мой он! И меня не спрашивали, когда сюда привезли!

— Тогда что ты здесь делаешь? — в упор спросил сержант.

— Людей лечу! Выживаю! Приспосабливаюсь к обстоятельствам! Какой ответ вам больше нравится — тот и правильным будет.

— И долго ты собираешься так… приспосабливаться?

— А вот это уже мое дело! И вообще — чему эти вопросы? Или вы предлагаете мне вместе бежать?

— Да нет, — покачал головой сержант, — я свое уже отбегался, — глаза его вспыхнули яростью: — Но мне тошно думать, что когда сотни мотоциклистов двинутся на Лоридейл, среди них будут обученные тобой люди. А может, и ты сама!

— При чем тут Лоридейл, до него же отсюда тысяча миль!

— Такая структура, как здешняя, обязательно должна развиваться и расширяться; остановка, стагнация — все, конец ей. Ты думаешь, для чего Хефе четвертый отряд создает? Он на север тянется — планирует там еще одну базу сделать, еще одно Логово. И поселки вокруг обирать начать.

— На севере? Где?

— В Колорадо.

У Лесли эти слова отозвались пробежавшим по спине неприятным холодком: в Колорадо ведь и дядя Мартин живет, и малыш Джимми, и «женский» поселок тоже там…

— Откуда вы знаете?!

Сержант Калвер пару секунд поколебался, но потом ответил просто и веско:

— Знаю…

К себе в комнату Лесли вернулась незадолго до рассвета; захлопнула за собой дверь и, не раздеваясь, растянулась на кровати. Голова слегка кружилась — выпила она изрядно, — но сна не было ни в одном глазу.

Сержант так и не сказал, откуда он знает планы Джерико — он вообще о них больше не говорил. Рассказывал про Лоридейл — про саму базу, про фермы, одна за другой вырастающие вокруг нее, про рыбачий поселок на Миссури — когда-то, до Перемены, люди боролись с засильем в реке карпов, теперь же эта неприхотливая и быстро размножающаяся рыба стала для них истинным благословением.

Как раз перед тем, как сержант собрался в эту злосчастную поездку, в Лоридейле открылась школа — нельзя же, чтобы дети росли неграмотными! И церковь своя есть, и раз в месяц проходят ярмарки — туда не только с окрестных ферм люди приезжают, но и из поселков, некоторые аж за пятьдесят миль добираются…

И за всем этим рассказом стояло невысказанное вслух — то, что понимали они оба: если Джерико создаст в Колорадо второе Логово, то еще через несколько лет его мотоциклисты доберутся до границ Лоридейла…

Разбудил Лесли стук в дверь. Еще полусонная, она открыла, даже не спрашивая, кто там, и увидела Честера с Бобером; оба паренька сияли:

— Здравствуйте, миссис Лесли! — бодро начал Честер. — Сегодня каша на завтрак вку-усная — хотите, Бобер вам принесет? А то скоро не останется, ребята по второй миске берут!

— Хочу, — кивнула она. На самом деле есть ей не хотелось, но как не попробовать стряпню миссис Таубман?!

— Беги! — обернувшись, приказал Честер и, когда Бобер затопал по коридору, спросил подлизным тоном: — А мы сегодня… это самое… за травами поедем?

— Если ничего не случится, то в воскресенье поедем, — пообещала Лесли.

Каша действительно оказалась великолепная: с сытным запахом, хорошо распаренная и в меру подсоленная; в ней попадались волоконца мяса и стружки жареного лука — словом, все вместе было необыкновенно вкусно. Лесли сама не заметила, как съела целую миску, и пожалела, что нет добавки.

Хотела отнести каши и Джерико — пусть попробует, но, выйдя на крыльцо, увидела Пита — небритый и взъерошенный, он брел в сторону склада.

— Эй, привет! — окликнула она его. — Ты сейчас из штаба? Не знаешь, Джерико уже встал?

Он подошел, ухватился за столбик перил и взглянул на нее — сам бледный, глаза красные.

— Не знаю, — голос его звучал хрипло и невнятно. — Мы вчера здорово выпили… я прямо за столом отключился, вот только сейчас в себя пришел. Слушай, у тебя от головы ничего нет?

— Идем в лазарет, дам, — кивнула Лесли и спустилась с крыльца. — Так ты Джерико с утра не видел? А то я ему каши хочу отнести…

Она знала, что Пит, как и многие блондины, легко краснеет от волнения, но не подозревала, что он способен так же быстро позеленеть.

— Ты… — начал он и, не договорив, рванулся за угол дома. Оттуда послышались звуки, будто кого-то (понятно, кого!) стошнило.

Вернулся он через минуту, лицо по-прежнему сохраняло зеленоватый оттенок, буркнул:

— О еде со мной лучше не надо.

Лесли наконец сообразила, что Джерико, возможно, пребывает в таком же состоянии и предлагать его сейчас кашу будет по меньшей мере бестактно.

В субботу на площади перед штабом, как всегда, вспыхнули костры — обитатели Логова собрались, чтобы послушать традиционную речь Хефе. Лесли вышла вместе со всей «свитой», присела неподалеку от золоченого кресла. К ее удивлению, традиция была нарушена — первым встал и заговорил не Джерико, а Лео.

— Друзья мои! — зычный голос его прозвучал на всю площадь. — Я не мастер говорить речи, но сегодня Хефе попросил меня выступить. Потому что произошло нечто, что я видел своими глазами и обязан рассказать вам…

Чувствительный пинок в спину заставил Лесли обернуться:

— Иди к нему! — шепотом приказал Динеро. Она удивленно оглянулась на Джерико — перехватив ее взгляд, тот подмигнул и тоже кивнул на Лео.

Делать нечего, она встала и подошла. Лео обнял ее за плечи — высоченный, как башня — и выдвинул вперед.

— Все вы хорошо знаете Лесли — и как врача, и как человека, который учит вас драться и побеждать. Но не все еще знают, что позавчера, в Хоупленде, она спасла жизнь самому ХЕФЕ!

На секунду на площади воцарилась тишина: люди переваривали услышанное — но уже в следующий миг разразились приветственными воплями и свистом.

Лео поднял руку — толпа стихла.

— Сейчас я расскажу вам, как это случилось…

В его изложении все происшедшее выглядело весьма героически. Оказывается, она не только первой заметила человека, который целился Хефе в спину, но и, рискуя жизнью, закрыла его от заряда дроби собственным телом. То, что на самом деле она просто рухнула на Джерико, сбивая его с ног, при этом чуть не вышибла из него дух, упомянуто не было.

— …За то, что сделала Лесли, нет и не может быть достойной награды! — заключил Лео — толпа в очередной раз взорвалась криками и свистом. Лесли чувствовала себя не в своей тарелке и надеялась, что это славословие скоро кончится.

— Да, Лео прав — о награде тут речи не идет, — это сказал уже Джерико; Лесли обернулась — он стоял рядом. Обнял ее, притянул к себе и улыбнулся. — И все же я хочу, чтобы ты приняла от меня этот подарок, — достал из-за пазухи и продемонстрировал всем подвеску на крученой золотой цепочке — усыпанную сверкающими камешками многолучевую звезду размером с ромашку. — Носи его с гордостью, как орден!

Повернул Лесли лицом к себе, надел ей на шею цепочку и поцеловал.

Толпа радостно засвистела и зааплодировала, сама же Лесли с трудом подавила желание отстраниться — целуя ее, Джерико неудачно задел звезду, и острый луч больно кольнул кожу.