Дни шли один за другим, дни, наполненные светом и радостью. Они пробегали так быстро, что иногда ему было даже жаль — почему невозможно повторить каждый из них еще раз.

Мебель привезли на следующий день. Карен по-прежнему страшно нравился тигр, и Дел иногда замечал, как она незаметно водит по нему пальцем и улыбается. Да и вещи, которые они постепенно доставали из коробок, теперь было куда класть, — за откидной доской пряталось огромное количество всяких полок и ящиков.

Ковер занял свое место перед секретером и в тот же день был опробован, и это действительно оказалось чертовски удобно. Вскоре она купила несколько цветных подушек разной формы и размера, и с тех пор ковер стал их любимым уголком, на котором можно было проводить чуть ли не весь день — есть, спать, смотреть телевизор, заниматься любовью и просто разговаривать.

Несколько дней они развешивали светильники и занавески — это оказалось весьма увлекательным занятием. Лестницы в доме не было, приходилось каждый раз громоздить пирамиду из стола и табуретки. Карен залезала наверх, а Делу было положено поддерживать ее. Достаточно часто, и, как он подозревал, не всегда случайно, она теряла равновесие и летела вниз, задыхаясь от смеха и ничуть не сомневаясь, что он успеет ее подхватить.

Распаковали коробки они только через три недели, застревая на каждом предмете. Увидев что-то, по ее мнению, интересное, Карен вопросительно вскидывала глаза, и он начинал рассказывать.

Мэрион паковала все методично и системно, поэтому то, что он привез из Вьетнама, оказалось в одной коробке. Совсем немного — огромная перламутровая раковина, расписанная сценками из жизни джунглей, он купил ее в Таиланде, где отлеживался после ранения, десантный нож с зачерненным лезвием и медали — «Пурпурное сердце», «Серебряная звезда» и «За боевые заслуги».Три с лишним года жизни.

Впервые за многие годы Дел, не стесняясь и не боясь осуждения, говорил об этом времени. Он был частью команды и делал свою работу — как умел, как делали они все, именно это он и старался объяснить Карен, не пытаясь ни осудить, ни оправдать ни себя, ни людей, которые были рядом с ним в те дни. Эта девочка, которой тогда и на свете не было, могла ли она понять то, что когда-то было частью его жизни и оставалось в его душе до сих пор? Он не знал этого, только надеялся.

Тем же вечером он спросил ее:

— А могло быть что-то, за что ты перестала бы меня уважать?

Карен задумалась и внимательно посмотрела на него, потом улыбнулась и покачала головой.

— Нет, ты не способен на такое.

— На какое?

— Ну... причинить зло нарочно кому-то маленькому и беспомощному, — она поморщилась, — например, замучить животное, изнасиловать или убить ребенка.

Ей был неприятен этот разговор, и она хотела свернуть его побыстрее, — поэтому сделала вид, что хочет пить и отошла к холодильнику.

— Ну, в этом отношении, кроме раскрашенной болонки, у меня преступлений нет, — усмехнулся Дел, но внезапно осекся. Карен не заметила его застывшего лица, а к тому времени, как она вернулась, он уже сумел взять себя в руки и заговорил о чем-то другом.

Ночью, впервые за то время, что они были вместе, он снова провалился в кошмар, и вынырнул, цепляясь за Карен и слыша еще в ушах собственный крик. Она было близко, теплая и живая, прижимала его голову к себе, гладила плечи, спину — все, что попадало под руку, и шептала:

— Все уже кончилось. Все хорошо, все хорошо — это только сон.

Сердце судорожно билось, как всегда после кошмара. Дел прижался лицом к ее груди, дрожа и постепенно приходя в себя.

А потом, внезапно, на смену боли и ужасу пришло желание — неистовое, безудержное, какое может быть лишь у человека, чудом избежавшего смерти и осознавшего, что он все еще жив и что рядом женщина — его женщина, прекрасная, желанная и нежная.

Только под утро они заснули крепко, без сновидений.

Они много занимались любовью, иногда поводом становился какой-то случайный жест, прикосновение, слово — для них обоих это стало частью жизни — необходимой, естественной и радостной. Дел не ошибся когда-то — им было хорошо вместе. Он даже не понимал, как мог жить раньше без этой девочки — теплой и ласковой, веселой и непосредственной, доверчивой и нежной. Ему постоянно нужно было знать, что она рядом, дотрагиваться до нее, чувствовать ее тепло.

Когда бы он не подошел, Карен оборачивалась с радостной улыбкой, охотно откликаясь на его ласку, и сама тянулась к нему, всегда готовая рассмеяться, потеребить волосы, легонько поцеловать и дождаться ответного поцелуя. Ей явно нравилось, когда он прикасался к ней, она с удовольствием сидела у него на коленях или сворачивалась в клубочек, пристроив голову у него на груди.

Готовила Карен с удовольствием — легко, словно играючи, и почти каждый вечер делала что-то новое. Иногда Дел даже не знал, как называется то, что он ест на ужин и из чего это приготовлено, но ел все равно с удовольствием — и потому, что это готовила она, и потому, что все действительно получалось очень вкусно.

Как когда-то в детстве, он любил утаскивать прямо из-под ее руки что-нибудь недоделанное, но вкусное или пробовать пальцем крем. Карен отмахивалась от него, обзывала хулиганом и смеялась, звонко и весело.

Иногда она и сама подбегала к нему с ложкой, давала попробовать что-нибудь и внимательно следила за выражением его лица — понравилось или нет. В такие моменты Карен выглядела очень серьезной и очень забавной, ему хотелось отвлечь ее от всяких кастрюль и сковородок, потискать, поцеловать, усадить к себе на колени, а может быть, и еще что-нибудь, но она со смехом вывертывалась и убегала обратно к плите.

Кошка часто сидела на краю кухонного стола, «помогая» ей готовить. Порой они разговаривали, во всяком случае, это выглядело именно так. Карен говорила что-то, даже спрашивала, а Манци отвечала странными горловыми звуками, непохожими на обычное кошачье мяуканье. Дел видел, что они прекрасно понимают друг друга, как сестры-близнецы.

Кошка быстро привыкла к нему, стала подходить и ласкаться. Конечно, к тому взаимопониманию, которое было у нее с Карен, он едва ли мог когда-нибудь приблизиться, но «выражение лица» действительно было вполне понятным. Дел постепенно научился распознавать презрение и удивление, негодование и любопытство, умильную просьбу и желание, чтобы ее оставили в покое. Когда она лежала на спине и махала лапами, это значило, что он может подойти и протянуть руку, ее слегка куснут и разрешат почесать подбородок или погладить живот. А жалобное «Ме-е» означало, что он, такой-сякой, опять закрыл дверь в уборную!

Каждый вечер Манци чинно ложилась спать в свою корзинку, и каждое утро он обнаруживал ее на подушке рядом с Карен или под одеялом, если было прохладно.

Она обожала смотреть телевизор и внимательно следила за изображением. Как-то раз страшно испугалась динозавра, внезапно возникшего на экране, и долго пряталась за спину Карен, изредка выглядывая оттуда одним глазом.

Ларс признал, что состояние Дела резко улучшилось и разрешил ему приходить раз в две недели вместо двух раз в неделю. Обычно он брал Карен с собой и оставлял в приемной — как он говорил, чтобы она не скучала одна дома, а на самом деле — чтобы сидела вместе с ним в машине, и болтала, и крутила головой во все стороны, и смеялась, чтобы видеть ее и чувствовать ее рядом.

Подобные визиты занимали обычно не меньше часа, и когда Дел ехал с ней туда в первый раз, то боялся, что ей будет скучно долго сидеть одной и ждать. Но выйдя из кабинета, обнаружил, что Карен завороженно уставилась на огромный аквариум, на который он никогда раньше не обращал внимания.

Через три дня он купил ей аквариум, почти такой же большой, как у Ларса, с разноцветными рыбками и маленьким гротом из ракушек внутри.

Он словно невзначай выведал, когда она собирается навестить Томми и договорился, что все привезут и установят, пока ее не будет, чтобы получился сюрприз. Конечно, все пошло не по плану, работники зоомагазина не успели что-то доделать и к ее приезду еще торчали в доме, но даже их присутствие не помешало Карен с восторженным воплем броситься ему на шею.

Теперь она могла часами сидеть и смотреть на рыбок, ей это никогда не надоедало. Манци обычно сидела рядом и иногда прикасалась лапкой к стеклу, как бы показывая на что-то, по ее мнению, особенно интересное.

Лишь сам Дел знал, что его болезнь никуда не исчезла и потребуется еще много усилий, чтобы справиться с ней. Она гнездилась в его душе и ждала своего часа, как свернувшаяся змея.

Ему постоянно нужно было знать, что Карен рядом, дотрагиваться до нее, чувствовать ее тепло. Стоило ей выйти из дома, как жизнь словно останавливалась, он просто сидел и ждал, прислушиваясь к шагам на лестнице, ни на что другое сил не было. Услышав знакомые шаги и лязг ключа в замке, вставал и делал вид, что смотрел телевизор, или просто с улыбкой поворачивался к двери. Карен влетала в квартиру, целовала его, тыкаясь холодным с улицы носом в щеку, и мир вокруг вновь оживал.

Впрочем, уходила она одна куда-то редко, как правило, к Томми, которого навещала регулярно, не реже раза в неделю.

Любил ли он Карен? Дел никогда не задумывался об этом. Она просто была, как воздух. Никто не говорит, что любит воздух, дышит им, пока он есть, и умирает, если его нет.

И все-таки он действительно выздоравливал, правда, медленно. Кошмары почти прекратились, иногда, правда, он все еще просыпался с криком, но это повторялось все реже и реже. А главное, его больше не мучило томительное ожидание кошмара, которое было страшнее, чем сам кошмар.

Прошлое становилось прошлым — вместе с болью и страхом, унижением и горечью — вместе с Мэрион, которую он теперь почти не вспоминал. Постепенно перестала болеть голова, общество людей уже не вызывало у него желания немедленно вернуться домой — легкое неудобство, не более.

Любой одежде Карен предпочитала джинсы и футболки и почти ничего не покупала для себя, зато всякие мелочи для дома и для кухни очень любила. За покупками они обычно ездили в универмаг, тот самый, где купили когда-то ковер и секретер с тигром.

Дел не любил ходить по магазинам, предпочитая сидеть в каком-нибудь кафе и ждать, пока она сама купит все, что надо. Подобный компромисс вполне устраивал обоих. Карен не обижалась, чувствуя, что мельтешение людей вокруг все еще раздражает его.

Она прибегала каждые несколько минут, смеялась, спрашивала, не соскучился ли он, иногда оставляла какой-нибудь пакет и снова убегала.

Однажды, когда он, как всегда, отсиживался в кафе, пока Карен рыскала по универмагу в поисках низенького столика, с которого будет удобно есть на ковре, его вдруг неуверенно окликнули:

— Бринк?

Обернувшись, Дел не сразу узнал в красномордом здоровяке, машущем ему рукой, парня, которого он знал еще во Вьетнаме. Тогда, месяцев за семь до окончания его срока, изрядно поредевший взвод пополнили несколькими молодыми ребятами — только-только после тренировочного лагеря. Среди них был и этот паренек... впрочем, не паренек, он был старше Дела и часто говорил об оставшихся в Штатах жене и сыне. Но Делу, с высоты его боевого опыта он тогда казался молоденьким и наивным.

Такер? Как там его? — и вдруг вспомнилось все. Джед Такер.

— Джед! Рад тебя видеть. — Дел встал.

Джед, обвешанный покупками, налетел на него, как ураган, кричал, хохотал, хлопал по спине. Еще пару месяцев назад Дел бы постарался побыстрее избавиться от него, но сейчас был рад встрече.

— А ты как? Жена, дочь? Все здоровы? — продолжал расспрашивать Джед, хлопая его по плечу.

— Дочь замужем, в Вашингтоне.

— Время-то как летит! Старшенький мой тоже вот в университете учится, на инженера.

— А с женой я развелся год назад. Джед мгновенно погрустнел.

— Чего же так?

— Так вышло, проехали. А ты-то как?

— У меня фирма своя! У нас с женой уже четверо — младшему полгода. Я думал, уже все, кончили— и смотри-ка, сынишка! Слушай, поехали ко мне, моя Грейси будет так рада! Я ей про тебя все рассказывал и про всех нас! И старшенький мой дома — на каникулы приехал. А я вот пришел сюда подарки на Рождество покупать, и ты тут сидишь! Я глазам своим просто не поверил! А чего ты тут сидишь?

— Девушку жду.

— Девушку? Старый черт, он еще по девушкам бегает! Небось, потому и развелся — из-за молоденькой?

— А ну тебя, Джед, я с ней уже после развода познакомился. Похоже, мы скоро поженимся, — и, сказав это, Дел вдруг понял, что говорит вполне искренне. Но времени обдумать собственные слова уже не было, Джед буквально тащил его за руку к выходу. Дел еле остановил его, заорав: — Да подожди ты, черт, надо же ее дождаться.

Он еще не знал, как Карен воспримет это приглашение. Но она пришла, познакомилась, заулыбалась, и, как-то само собой вышло, что они взяли и поехали к Джеду.

Грейси — пухленькая веселая брюнетка, действительно, похоже, искренне была рада их приходу и сказала, что муж много ей о нем рассказывал и она очень рада с ним, наконец, познакомиться.

Карен чувствовала себя в этом доме вполне непринужденно, легко нашла общий язык с Грейси, понянчила младенца, поболтала о чем-то с дочкой Джеда — девочкой лет двенадцати. Единственное, что не понравилось Делу — это пристальные взгляды, которые начал бросать на Карен «старшенький» Джеда. Нахальный мальчишка даже за стол пытался сесть поближе к ней! Дел не выдержал, усадил ее в уголке, сел рядом сам и незаметно так зыркнул глазами на зарвавшегося юнца, что тот стушевался и исчез с глаз долой.

Джед оказался водопроводчиком — это и было его фирмой. Он пытался расспросить Дела о его работе, но тот ловко ушел от вопросов — это он умел, и Джед пустился в воспоминания, адресуясь к своей семье, а главное — к Карен. Ему явно хотелось объяснить, какое сокровище, в лице Дела, ей досталось.

— Крутой чертяка, я всегда это знал! Чем паршивее дело, тем он спокойней становился — холодный, как лед, и опасный до чертиков. Вот такой же тощий да щуплый был, совсем мальчишка, а у меня на глазах здоровенного гука одним ножом положил, даром что ниже его на голову. И откуда только такой там взялся, они обычно мелкие были.

Джед заглатывал пиво, банка за банкой, и распинался без устали. Карен выслушала истории, как Дел, в одиночку, голыми руками уничтожил засаду «гуков», как Дел, не моргнув глазом, прошел по минному полю и взорвал вьетконговский штаб «и ведь ни одна мина не взорвалась — везучий, чертяка!»

Карен слушала все эти байки с восхищенными глазами и периодически поглядывала на Дела, как бы спрашивая, правду ли о нем говорят. Ему было смешно, на самом деле все происходило не совсем так, точнее, совсем не так, и он знал, что потом изложит ей и свою версию событий. Впервые за последний год он не испытывал желания избавиться как можно быстрее от общества посторонних людей, а расслабился и чувствовал себя спокойно.

После того, как количество пива на столе изрядно уменьшилось, Дел внезапно понял, что Джеда завернуло куда-то не туда, он начал расхваливать его и в другом отношении.

— А когда мы в отпуске были, как он шлюх использовал! За вечер штук по десять приходовал, называл это «сбросить напряжение». У него на выпивку денег не оставалось, все на девок шло!

Обратив, наконец, внимание на отчаянные взгляды Грейси, он запнулся.

— Я чего-то не то сказал, мисс?

Карен улыбнулась:

— Да нет, все в порядке, он и сейчас такой же — крутой.

— Вот, чертяка! — восхитился Джед.

Они вышли оттуда за полночь, и уже в машине Дел неожиданно сказал с кривой усмешкой:

— Десятка никогда не было.

— Что?

— Ну,то, что он рассказывал про Сайгон. Максимум шесть.

Карен рассмеялась.

За долгие годы работы Дел привык присутствовать на официальных приемах по случаю Рождества, но впервые с детства этот день стал для него настоящим праздником.

Казалось бы, ничего особенного не случилось, они поставили елку, украсили ее шариками и гирляндами. Карен зажарила индейку, сделала пару салатов и заморозила шампанское — вот и все.

Он потом долго вспоминал этот день с ощущением какого-то пронзительного счастья — невозможного и неповторимого.