Среди участников охоты, организованной «Гранд-отелем», Баттиста обнаружил…

– Доктора Фалькуччо! – сразу же скажут читатели.

Нет. Любителя острых ощущений.

Будучи в постоянном поиске новых впечатлений, он приехал в Сан-Грегорио, чтобы участвовать в охоте. Добряк сиял от счастья: на его лице красовался отпечаток крупной пятерни.

– Не более четверти часа назад, – объяснил он Баттисте, – я получил оплеуху.

– Рассказывайте, рассказывайте! – воскликнул наш смиренный герой, с трудом поспевая за говорливым потоком туристов, которые, выйдя из селения, стали заполнять долину.

Любитель острых ощущений, который по своему обычаю только и ждал, чтобы его попросили рассказать о своих проделках, не заставил себя упрашивать.

– Вам надо бы знать, – сказал он, – что я также немного магнетизер, на досуге.

– Я не знал за вами такой способности, могу вас поздравить.

– Спасибо. Некоторое время назад я находился с друзьями в кафе; кое кто позволил себе усомниться в моих гипнотических способностях. И тогда…

– Вы дали ему пощечину.

– Не приведи господь.

– Ну, тогда он дал вам пощечину.

– Опять нет.

– Что же тогда? Я не понимаю.

– Мы побились об заклад. «Посмотрим, – сказали мои друзья, – сможешь ли ты загипнотизировать вон того типа». И показали мне какого-то незнакомца, крупного мужчину, который пил кофе за столиком в одиночестве. «Что-то он мне не нравится, – ответил я, – но посмотрим». И я стал смотреть на него своим гипнотическим взглядом. Несколько минут он оставался равнодушным к моим флюидам. Уже мои скептически настроенные друзья стали насмешливо хихикать и толкать друг друга локтями, и уже я собирался отказаться от этой затеи, как вдруг, среди всеобщего изумления, тот тип встал и сделал несколько медленных шагов ко мне, будто подчиняясь некой внешней воле. Все замолчали, а я усилил гипнотическую мощь своего взгляда. Мои психические способности были напряжены до предела в гигантском, изнурительном усилии. Тишина стояла оглушительная. Под воздействием флюидов из моих глаз мужчина сделал еще несколько шагов ко мне; вот он подошел – а я ни на секунду не спускал с него глаз; и вот медленно, к изумлению всех, кто не верил в мои гипнотические способности, он поднял руку и дал мне пощечину. Началась потасовка. Мои друзья хотели линчевать этого типа, но я сказал им: «Всем стоять, опыт удался: я сам приказал ему дать мне пощечину».

– И это так и было?

– Нет. Я сказал так, чтобы не осрамиться как гипнотизер.

По дороге любитель острых ощущений объяснил Баттисте, что охота на волка заключается, прежде всего, в том, чтобы обнаружить его следы, которые отличаются прямолинейным расположением среди треугольных следов лисицы, а также следов кабана и барсука. После обнаружения следов в лесу необходимо расположить в ключевых точках капканы, ловушки и отраву. После чего человек пятьдесят выходят ночной порой, вооружившись факелами, пустыми канистрами из-под бензина, старыми сковородами и кастрюлями, бия в которые, и делая это с умом, они производят, вперемешку с собственными пронзительными криками и хлопками, страшный шум, наполняющий собой черный воздух и, в сочетании с кровавым светом факелов, имеющий целью напугать волка; таким образом, пока круг преследователей сужается в лесу, зверь направляется в единственный проход, оставшийся свободным, а именно он и должен привести его к капканам, ловушкам и отраве; но, в силу различных обстоятельств, этот проход всегда оказывается в противоположной стороне.

* * *

Туристы остановились; уже давно они шли по снегу, на лыжах, продвигаясь вперед маленькими шажками по равнине: они добрались до хижины, где должны были пообедать, чтобы снова выйти в лес ближе к вечеру, поскольку охота должна была начаться после захода солнца. В хижине – обычном обиталище пастухов, почти до крыши заваленном снегом, – весело горел костер, и вокруг него было много съедено и выпито много бутылок вина.

– Снег, – объяснял дамам один естествоиспытатель. – Все думают, это нечто загадочное. Совершенно неправильно.

– Но, скажите же, – спросила одна синьора, – что же такое этот снег?

– В настоящем случае, – ответствовал ученый, – это область циклона, которая надвигается на южную часть Тирренского моря, то есть довольно выраженное барометрическое падение, с минимумом в семьсот семьдесят миллиметров, которое в сочетании с областью антициклона, то есть барометрическим повышением до семисот семидесяти пяти миллиметров ртутного столба, наблюдающегося к северу от Альп, вызывает сильные, прямо-таки ураганные ветры. Вот и все.

– Да здравствует ясность! – провозгласил Баттиста, внутренне трепеща при мысли, что ученый захочет обратиться с вопросом о снеге к нему. – Вот наконец и разгадана тайна снега!

Но, к счастью, всезнайка теперь объяснял своим собеседницам разницу между летним и зимним насморком:

– Летом говорят: «Летние насморки хуже всего: они никогда не проходят; зимние насморки лучше всего, это просто наслаждение». И это так и есть. Летом такая жара, что плавишься, да и солнце палит нещадно; зимой же, напротив, хорошо то, что холодно, идет дождь или снег. А с насморком это все очень хорошо сочетается.

– Это точно, – сказал любитель острых ощущений, – но не думаете ли вы, что дальше будут просто ледяные зимы и невыносимо жаркие лета? Потому что каждый год я зимой только и слышу: «Никогда еще не было так холодно, как этой зимой». А летом все время слышу: «Никогда еще не было так жарко, как этим летом».

– А что говорить про головную боль?

– Даже и не знаю, – ответил любитель острых ощущений.

– Если зимой у вас болит голова, говорят: «Такое уж время года». Если болит летом, говорят: «Такое уж время года». Весной: «Весна, что ж вы хотите». Осенью: «Осень, что ж вы хотите». Если же голова заболит при переходе от одного времени года к другому, говорят: «Это от перемены времени года». А правильнее было бы сказать: «Это год такой», или «Это век такой».

Ученый повернулся к любителю острых ощущений.

– Вы так не думаете? – спросил он.

Тот сверкнул на него глазами.

– Если вы считаете, что я понял, – сказал он с угрозой в голосе, – то вы сильно ошибаетесь.

Они уже собирались подраться, но поскольку проводник подал сигнал к выступлению, они обнялись и расцеловались под одобрительные крики, и все продолжили поход.

* * *

Баттиста и любитель острых ощущений вдруг заметили, что сильно отстали от остальной группы, откуда теперь доносились лишь слабые голоса.

Ходьба по снегу их страшно утомила: после изнурительной пробежки они вынуждены были остановиться. Баттиста уселся на снегу.

– Пропади все пропадом, – сказал он, – я отсюда не двинусь.

– Да бросьте, – воскликнул любитель острых ощущений, у которого жутко болела селезенка, – вы же мужчина! И не стыдно вам? Еще одно усилие: поднимайтесь и догоняйте группу, посадив меня на плечи.

Баттиста не ответил. Любитель острых ощущений вдруг радостно улыбнулся.

– А вот это мне очень нравится, – сказал он.

– О чем вы?

– Заблудиться в лесу. Такого я еще никогда не испытывал. Только представьте себе: мы во власти волков и будем страдать от голода и холода.

– Ничего хорошего! – слабым голосом воскликнул Баттиста.

– Но вы, – продолжил тот, – не знаете еще самого главного: если Провидению будет угодно, мы испытаем еще одно прекраснейшее ощущение. Тут есть вероятность попасть в лапы к Громиле Джеппи, или Похитителю Спасательных Поясов, кошмарному бандиту, который наводит ужас на эти леса, сея страх и отчаяние среди окружающих селений. За такое ощущение я отдам десять лет жизни. И если…

Он не смог продолжить. В нескольких шагах от них прозвучал грозный крик:

– Ноги вверх!

Громила Джеппи со всей своей бандой окружил двух альпинистов. Те под дулами бандитских ружей, дрожа, исполнили трудную команду. Увидев их в странной позиции, Джеппи вздрогнул.

– Кто велел вам встать в такую позу? – спросил он.

– Вы сами и приказали, – сказал любитель острых ощущений, оставаясь стоять на голове, ногами вверх.

Свирепый бандит иногда страдал от рассеянности.

– Я что, сказал: «Ноги вверх»? – спросил он. – Прошу прощения. Я имел в виду: «Руки вверх».

Баттисту и его товарища связали и отволокли в пещеру бандитов неподалеку. Любитель острых ощущений, который был простужен, откашлялся, невольно изобразив грозное ворчание.

– Эй вы, – сказал Джеппи, – если воображаете, что можете меня запугать, ошибаетесь.

Чтобы подкрепить слова действием, он хотел стереть его в порошок, но потом передумал.

– Благодарите небо, что я сегодня неважно себя чувствую, – сказал он, – а то бы я вам дал тридцать пинков.

– А вы нахал, – сказал любитель острых ощущений. – Но скажите, по секрету, почему именно тридцать?

– Потому что я никогда не даю меньше тридцати пинков.

– Мы должны этому верить?

– Честное слово!

– Да бросьте! Как же это можно тридцать раз пинать? Подумайте: сколько времени уйдет на пинание. А другому что в это время делать?

Джеппи пожал плечами:

– Меня это не касается.

– Напротив, – продолжал настаивать любитель острых ощущений, – я бы с удовольствием на это посмотрел.

– Ну, если так угодно…

– Я бы с удовольствием.

Любитель острых ощущений повернулся спиной к бандиту и стал в позицию. Джеппи поднялся.

– Пожалуйста, подержите мне вот это, – попросил он Баттисту, передавая ему дамскую сумочку.

Баттиста, который с некоторых пор изображал из себя мертвого, вздрогнул, узнав сумочку Сусанны. Тем временем Джеппи изготовился и, ведя мысленный счет, начал отпускать свои феноменальные пинки любителю острых ощущений. Вдруг он остановился.

– Тридцать, – сказал он.

– Ничего подобного, – торжествующе закричал любитель, – всего лишь двадцать девять.

– Тридцать, – возразил Джеппи. – Я считал.

– Я тоже считал, вы что думаете?

– Я вам говорю, что было тридцать пинков.

– Вам что, лучше известно?

– Вы обманщик!

– А вы мошенник и вор!

Джеппи хотел раздавить в лепешку любителя острых ощущений, но тот его успокоил.

– Послушайте, – сказал он, – не будем ссориться: начнем все сначала.

Он снова стал в позицию, а другой начал отпускать пинки. На тридцатом любитель острых ощущений снова начал придираться, но Джеппи оборвал его:

– Если не прекратите, – сказал он, – я дам вам пощечину.

Любитель острых ощущений остолбенел. Но смог взять себя в руки.

– А скажите-ка, – произнес он, – вы когда родились?

– Это вас не касается.

– А все-таки. Сколько вам лет?

– Пятьдесят, – злобно сказал Джеппи, у которого имелась слабость преуменьшать себе возраст.

– И вам не стыдно бить маленьких?

– А, так вы младше? И сколько же вам?

– Сорок девять в мае.

– Выглядите намного моложе, – сказал бандит. И добавил: – Если бы я это знал, я бы вам не угрожал. Теперь, когда вы мне это сказали, я беру свои слова обратно, а вас – под свою защиту.

И с этими словами он дал ему страшенного пинка.

– А я, – сказал любитель с достоинством, – не нуждаюсь ни в чьей защите, понятно вам, господин невежа?

– Нахал! – закричал бандит.

Он встал и направился к любителю острых ощущений, чтобы стереть его в порошок: он продвигался вперед неумолимо, с открытым ртом, как красные рыбы в стеклянных сосудах; но вдруг, будто бы от внезапно блеснувшей мысли, он остановился. Подобрал пластмассовые манжеты, которые слетели в спешке, и бросил вокруг страшный взгляд.

– В первый и последний раз в жизни, – сказал он, – меня провели.

Все огляделись вокруг: Баттиста исчез с сумочкой, которую Джеппи ему вверил.

* * *

Свирепый бандит собирался уже броситься в погоню, когда из группы его приспешников, стоявших на часах, раздался тревожный крик:

– Пик, Пик. Идет Пик!

Бандиты похватались за ружья, крича, обратившись к своему главарю:

Последовала страшная суматоха. Но Джеппи не утратил хладнокровия:

– Быстро, – приказал он сообщникам, – притворимся, что мы незнакомы.

Слишком поздно. Проницательный полицейский подъезжал на трехколесном велосипеде, за ним в небольшом отдалении следовал несчастный, но честный Гверрандо.

– Проклятье! – пробормотал Джеппи, искоса наблюдая за ними. И добавил, сквозь зубы:

– Всем стоять, – приказал Пик, – вы все арестованы.

Он открыл складной стульчик, который всегда носил с собой, и уселся к столу, на котором стояли знаменитый фонарь и масло. Затем вытащил журнал протоколов и нацепил на нос очки.

– Документы, – сказал он бандиту.

– Нету.

– Штраф. Тогда сообщите анкетные данные.

– Гаспаре Тромбоне, по прозвищу Громила Джеппи.

– Сын…?

– Джузеппе Франджипане.

Полицейский отложил перо.

– Франджипане? – переспросил он. – Фамилия вашего отца была Франджипане?

– Да, сударь, – ответил бандит, лелея надежду, что полицейский обнаружит свое далекое родство с ним; а это повышало его акции.

– А ваша фамилия – Тромбоне? – продолжал Пик. – И почему вы не носите фамилию вашего отца?

В глазах разбойника сверкнул злой огонек.

– Это долгая история, – ответил он, – если рассказать, как такое случилось. Но, впрочем, если вам угодно…

– Мне угодно.

Джеппи сел на грубо сколоченный табурет.

– Когда, – сказал он, осушив стакан крепкого напитка, – моя мать была беременна мною, а я был ее первым и последним ребенком, у нее бывали всякие капризы. Мой отец старался угодить ей во всем, чтобы будущий ребенок не страдал потом от последствий какого-нибудь неудовлетворенного желанья. Каждый день у моей матери возникали новые: фортепиано, новое платье, пара сережек с брильянтами, служанку, шляпку, шубу, трость и так далее, – и папа ей все покупал, чтобы я не родился в шубе, в шляпке, с тростью и так далее. А моя мать, по той же причине, выражала все свои прихоти. Тем временем готовили мне приданое и уже решили назвать меня Оттавио. Однажды, стоя у окна, мама увидела, как по улице идет прекрасный светловолосый молодой человек, и ей немедленно захотелось пригласить его в дом. Она окликнула его. Но тот не отозвался. Мама не могла спуститься на улицу и пойти за ним. Моему отцу она об этом своем желании не сообщила, как делала это обо всех прочих, подумав, что он будет огорчен, и ее желание останется неудовлетворенным. Подошел день моего рождения. Как только радостное событие свершилось, повивальная бабка, осмотрев меня с некоторым удивлением, побежала в соседнюю комнату, где ожидал папа, нервно куря. «Родила!» – закричала акушерка. «Живой?» – с тревогой спросил папа. «Его имя Гаспаре, – ответила акушерка, – Гаспаре Тромбоне». Именно так. Я родился с этим именем, которое уже нельзя было переделать в Оттавио Франджипане. Это осталось тайной для всех. И только мама однажды случайно узнала, что светловолосого молодого человека звали именно так.

– …звали именно так, – повторил Пик, заканчивая записывать показания бандита. – Продолжим допрос. Профессия?

– Хорошо жить.

– Ну да, – заметил Пик, – на краденом богато живешь.

– Да, – сказал Джеппи, – мое благосостояние началось с одной кражи.

– И тебе не стыдно в этом признаться? – воскликнули полицейские хором, причем Пик пропел партию второго голоса, на одну терцию ниже.

Джеппи загадочно улыбнулся.

– Началось с одной кражи, жертвой которой был я, – пояснил он.

Он опрокинул в себя еще один стаканчик.

– Это долгая история, – сказал он.

– Рассказывай.

– Я всегда очень любил, – начал бандит, – купаться в море.

– Почему же тогда, – спросил Пик, – ты стал не пиратом, а разбойником?

Джеппи покачал головой.

– На море меня укачивает, – сказал он. И продолжил: – Однажды утром, когда я был на пляже, мне захотелось искупаться. Так захотелось! Поскольку у меня не хватало денег на кабинку, я разделся за скалой и, надев плавки, сделал сверток из одежды и спрятал его среди водорослей. Я весело плескался уже примерно четверть часа, когда увидел, как один мерзкий тип, завладев моей одеждой, бросился наутек. У меня все внутри похолодело. Дело не только в том, что это были мои единственные вещи; в них лежали несколько лир, на которые мне предстояло жить до конца месяца. Я выбежал на берег и бросился вдогонку, в плавках, за негодяем. Тот, отличаясь необыкновенной скоростью, вскоре оторвался от меня на много узлов. Но я не сдавался. Я ускорил бег и быстро покинул пляж, приблизившись к городу. По дороге я с удивлением заметил, что люди, вместо того чтобы изумляться или возмущаться тем, что я был в плавках, смотрели на меня с симпатией и подбадривающими криками призывали меня ускорить бег. Но, как ни старался, я так больше и не увидел вора, который скрылся за горизонтом с моими вещами. Однако по обе стороны улицы собиралась все более заметная толпа, которая аплодировала, когда я пробегал мимо. А в городе меня ожидало уже людское море, которое приветствовало меня криками и оказывало почести, как победителю. Что же произошло? Я это сразу же понял: как раз в тот день проходили соревнования по бегу, и соревнующиеся стартовали от моря как раз за несколько минут до того, как я добежал до города. На финише судьи, которые увидели, как я подбегаю в плавках, решили, что я победитель. Мне был вручен первый приз, миллион лир и пятьдесят чентезимо, меня с триумфом доставили в главную гостиницу города, где до самого вечера меня восторженно приветствовала толпа, собравшаяся под звуки оркестра и в огнях иллюминации под моими окнами. И когда ночью, в тишине своего номера, я подвел итог дня, оказалось, что, потеряв старую одежду и двадцать лир, я взамен приобрел новый костюм, купленный в тот же день на приз за победу, а также девятьсот девяносто девять тысяч лир и пятьдесят чентезимо.

Джеппи закончил рассказ. Пик встал.

– Ты достаточно наговорился, – сказал он.

Он вытащил из кармана пару наручников и зловеще ими позвякал.

– Мужайтесь! – пробормотал любитель острых ощущений.

Джеппи косо посмотрел на него и ответил:

Затем он одарил долгим, полным ненависти взглядом Пика, своего противника, и горько улыбнулся.

– Пик, – сказал он со спокойствием, свойственным сильным, пусть даже и злым, людям, – ты победил.

Дрожь пробежала по груди бандитов.

– Наша смертельная дуэль, что продолжалась десять лет, – продолжал Джеппи, повернувшись к полицейскому, – закончилась. Но в конце последней страницы я сам хочу поставить слово «конец».

И прежде чем кто-либо смог ему помешать, он быстрым движением вытащил свой огромный пистолет и приставил его себе к виску.

Но последний час этого зверя в человеческом облике еще не пробил. В то же мгновение лес огласился жутким шумом, осветившись кровавыми отблесками. Пик упал в обморок; бандиты во главе с Джеппи бросились наутек, а к ним в это время приближались человек двадцать в красивых спортивных костюмах – они несли зажженные факелы и били в старые кастрюли, дырявые сковородки и негодные противни, и визгливыми, невнятными голосами и хлопками создавали шум, висевший в бесконечно черном воздухе.