Судебные процессы первых послевоенных лет. Массовые увольнения евреев. "Дело М. Вейцман"

1

После войны в Министерстве государственной безопасности СССР работало специальное управление, которое пересматривало прежние дела, "необоснованно сданные в архив", арестовывало "враждебные и антисоветские элементы", в свое время не попавшие за решетку. Это управление завербовало десятки тысяч тайных осведомителей к выявлению "внутренних врагов"; в нем был создан особый отдел для борьбы с сионизмом и еврейским национализмом.

Следователь М. Рюмин показал после смерти Сталина: "С конца 1947 года в работе следственной части по особо важным делам начала отчетливо проявляться… тенденция рассматривать лиц еврейской национальности потенциальными врагами советского государства".

В. Гроссман:

"Государственный антисемитизм – свидетельство того, что государство пытается опереться на дураков, реакционеров, неудачников, на тьму суеверных и злобу голодных. Такой антисемитизм бывает на первой стадии дискриминации – государство ограничивает евреев в выборе местожительства, профессии, праве занимать высшие должности, в праве поступать в учебные заведения, получать научные степени и т. д.

Затем государственный антисемитизм становится истребительным…"

2

В 1949 году арестовали группу евреев Ярославского автомобильного завода; они вели "антисоветские разговоры" о том, что борьба с космополитизмом является на самом деле антиеврейской кампанией и усиливает антисемитизм. Из обвиняемых "выбили" признание, что главный инженер завода, лауреат Сталинской премии А. Лившиц руководил ими, и его тоже отправили в лагерь.

В 1950 году в Ростове попали на скамью подсудимых работники Научно-исследовательского института эпидемиологии и микробиологии. Их обвинили в умалении достижений советской науки и восхвалении науки на Западе, а также в "изменническом" желании уехать в Израиль. Б. Бир, Б. Гологорский, Н. Грозовский, Б. Зильберман и Я. Тарлавский были приговорены к 25 годам лагерей, А. Мильштейн и С. Пайкина – к 10 годам.

В 1951 году министр государственной безопасности сообщил в ЦК партии, что "считает необходимым" арестовать раввина Московской синагоги Ш. Шлифера. Оснований для этого было немало: Шлифер "организовал торжественные богослужения" в честь образования государства Израиль, призывал верующих евреев к "единению и спайке" и утверждал, что "синагога в условиях СССР – единственное легальное учреждение, где евреи могут поднять свои голоса". Кроме того, раввин Шлифер являлся членом Еврейского антифашистского комитета и был "близко связан с активными еврейскими националистами", которых уже арестовали.

Шлифер остался на свободе, однако в Москве арестовали престарелого И. Авербуха и несколько религиозных евреев, постоянно посещавших синагогу. Осенью 1951 года израильский дипломат передавал из Москвы: "В праздничные дни посетили синагогу… Вокруг нас атмосфера напряженности, страх приблизиться… Шпионы внутри синагоги следили за каждым нашим шагом".

В марте 1952 года попал в тюрьму академик Б. Збарский, руководитель лаборатории по сохранению останков В. Ленина. Збарский дружил с Михоэлсом и другими деятелями ЕАК; Сталину докладывали об его "антисоветских высказываниях", но окончательно судьба академика была решена, когда под его руководством провели неудачное бальзамирование останков монгольского маршала Х. Чойбалсана.

Следствие обвинило Збарского во "вредительском" бальзамировании маршала, в разглашении секретных сведений о работе лаборатории, а также в подборе кадров по "национальному признаку". К следственному делу даже приложили высказывание американского журналиста; узнав о деятельности Збарского, он воскликнул: "Значит, сохранность тела Ленина находится в руках евреев!"

Вместе со Збарским попала в тюрьму и его жена. Всех евреев – сотрудников лаборатории при мавзолее Ленина уволили, кое-кого арестовали. В конце 1953 года Збарского освободили; здоровье его было подорвано, и вскоре он умер во время лекции для студентов.

3

Писатель С. Персов, член Еврейского антифашистского комитета, ездил по всей стране, собирал материалы о евреях-партизанах и бойцах Красной армии, о евреях в науке и промышленности, а ЕАК после цензурной проверки посылал его очерки за границу – среди прочих многочисленных статей о жизни советских евреев.

Персова обвинили в передаче шпионской информации и расстреляли в ноябре 1950 года. Вместе с ним казнили по тому же обвинению журналистку М. Айзенштадт-Железнову, которая подготавливала очерки о евреях – Героях Советского Союза. Расстреляли и Н. Левина, главного редактора ЕАК, за отправку в Америку зашифрованных "шпионских сведений".

Персов и Айзенштадт написали несколько очерков о евреях – работниках Московского автозавода имени И. В. Сталина; ЕАК отправил очерки в США, и это стало одной из статей обвинения работников автомобильного завода. Хрущев вспоминал: "Там тоже искали происки американского империализма – через сионистов, работающих на заводе. Конечно, чистейшая чепуха. Тут результат произвола и абсолютной бесконтрольности Сталина".

Были арестованы десятки евреев автозавода, среди которых оказались помощник директора А. Эйдинов (по определению Хрущева, "щупленький, худенький еврей"), главный конструктор завода Б. Фиттерман, главный конструктор по электрооборудованию Г. Гольдберг. На первом же допросе Эйдинова жестоко избили резиновыми дубинками для получения "чистосердечного признания"; избивали других арестованных, и в ноябре 1950 года на скамье подсудимых оказалось более 40 человек – работников автозавода и Министерства автотракторной промышленности.

Основные статьи обвинения: "участники еврейской антисоветской националистической группы… проводили вредительски-подрывную работу… были связаны с американскими шпионами", способствовали Персову и Айзенштадт "в сборе секретных материалов". 11 человек приговорили к расстрелу (среди них был Эйдинов), остальных – к различным срокам заключения, вплоть до 25 лет лагерей. В деле каждого из них записали: "Держать только на общих, тяжелых работах".

Среди осужденных был С. Файман, в прошлом заведующий столовой на автозаводе. Из воспоминаний: "На старости лет Соломон Моисеевич оказался в нашем лагере на Крайнем Севере… И хотя жилось ему очень плохо, потому что работал в шахте, имел срок 25 лет, был инвалидом, болел, Файман не впадал в отчаяние, не терял надежду… Он говорил мне: "Всё идет как надо, мы скоро будем дома, Герш Израилевич…" И в конце концов он вернулся домой".

В лагерь попал и И. Жаботинский, начальник цеха московского автозавода: "У него, уже немолодого человека, было очень больное сердце. По состоянию здоровья его следовало полностью освободить от любой физической работы… но в деле Жаботинского имелась надпись: "Только на тяжелых работах"… Несколько дней он пробыл на тяжелой работе, пока не получил инфаркт".

После смерти Сталина прокуратура определила, что работники автозавода "были осуждены по недостаточно проверенным материалам", очерки Персова и Айзенштадт "секретных данных не содержали".

4

Еще шло следствие по делу работников Московского автозавода, а в ЦК партии уже составили список организаций, укомплектованных "политически сомнительными… враждебными элементами", а также большим количеством "лиц еврейской национальности". Летом 1950 года Сталин подписал секретный документ "О мерах по устранению недостатков в деле подбора и воспитания кадров…"; это постановление обязало министров и руководителей ведомств ежегодно сообщать о национальности принятых на работу и уволенных сотрудников.

Так началась массовая антиеврейская чистка по всей стране – в промышленности, науке и культуре, в столичных, областных и районных учреждениях. Ограничивали количество евреев в судах и прокуратуре, удаляли евреев из Министерства иностранных дел и Министерства внешней торговли, из газет и журналов, институтов и научных учреждений. Настоящую причину – еврейское происхождение – не полагалось указывать: понижали в должности, увольняли по надуманному сокращению штатов или за нарушение трудовой дисциплины, принуждали подать заявление об уходе "по собственному желанию", но все – и начальство, и увольняемые – прекрасно понимали истинную причину происходящего.

В райкоме партии Москвы разъяснили новую кадровую политику: "С еврейским засильем идет борьба. Партия очищается от евреев, им никакого доверия. Использовать только некоторых и только по узкой специальности… Максимально освободить учреждения от евреев".

Академика А. Фрумкина сняли с поста директора Института физической химии Академии наук СССР – за поступки "антипатриотического характера". Затем подошла очередь академика А. Иоффе: ему пришлось подать заявление об уходе из Физико-технического института в Ленинграде, который он основал, возглавлял тридцать лет и воспитал знаменитых ученых (будущих лауреатов Нобелевской, Ленинской, Сталинской и Государственной премий).

Во время чистки в Научно-исследовательском институте радиолокации физик М. Леонтович заявил секретарю парткома: "Я не согласен с антисемитским курсом, который сейчас принят партией… Могу назвать институты, откуда евреев увольняют в алфавитном порядке только за то, что они евреи". Леонтовича вынудили уйти из института, но без работы он не остался – известному физику предложили заняться исследованиями по разработке атомного оружия, однако и там не обошлось без преследований.

В конце 1950 года в ЦК партии подготовили документ о том, что "среди теоретиков физиков и физиков-химиков сложилась монопольная группа – Л. Д. Ландау, М. А. Леонтович, А. Н. Фрумкин, Я. И. Френкель, В. Л. Гинзбург, Е. М. Лившиц, Г. А. Гринберг, И. М. Франк, А. С. Компанеец, Н. С. Мейман и др. Все теоретические отделы физических и физико-химических институтов укомплектованы сторонниками этой группы, представителями еврейской национальности".

Это произошло после того, как состоялось первое успешное испытание советской атомной бомбы. Проектом по ее созданию руководил Л. Берия, физики-евреи были ему необходимы, а потому их не трогали. Ю. Харитон, один из руководителей атомного проекта, вспоминал: "В 1951 году приехала комиссия по проверке кадров… и распорядилась убрать Альтшулера… Я позвонил Берии. Тот спросил: "Он вам нужен?" "Да", – ответил я. "Хорошо, пусть остается", – сказал Берия. Альтшулера не тронули…"

Более того, Берия поддержал заявление видных ученых страны (среди них были Л. Ландау и А. Сахаров), выступивших против "невежественной критики" теории А. Эйнштейна. Всесильному руководителю атомного проекта разъяснили, что "важнейшие проблемы, стоящие перед советской физикой… не могут быть разрешены без использования теории относительности", и к Эйнштейну стали относиться более терпимо. Оставались "неприкасаемыми" незаменимые специалисты – авиаконструкторы М. Гуревич и С. Лавочкин, конструктор вертолетов М. Миль, создатель авиационного вооружения А. Нудельман.

С. Аллилуева (из книги "Только один год"):

"Если партии нужна была атомная бомба или спутник, то она не жалела ничего, и таланты, которые не перевелись в России, создавали всё, что угодно. Тут им прощали и забывали их еврейское, немецкое и дворянское происхождение, а вождь одаривал их бесплатными дачами, автомобилями, премиями…

Правительство эксплуатировало мозг, когда это было ему нужно".

5

К началу 1946 года среди директоров крупных заводов оборонной промышленности было 9 евреев и 41 русский; среди главных инженеров этих заводов – 33 русских, 17 евреев, среди руководителей основных конструкторских бюро и НИИ – 10 русских, 4 еврея.

В первые послевоенные годы началось преследование многонациональной инженерно-технической интеллигенции, тех самых специалистов, чьим трудом и талантами обеспечивалась поставка на фронт танков, самолетов, пушек, боеприпасов. Среди них оказалось немало евреев – директоров заводов, главных инженеров и главных металлургов, начальников цехов, работников министерств и научных учреждений. С 1949 года почти на каждом заседании ЦК партии рассматривали вопрос об увольнении евреев, отмеченных в годы войны многими наградами.

В 1950 году С. Гинзбург потерял пост министра промышленности строительных материалов (во время войны был наркомом по строительству, руководил эвакуацией заводов и размещением на новых местах). Тогда же обвинили в "засорении" кадров и уволили С. Сандлера, заместителя министра авиационной промышленности с первых лет войны (по отзыву министра, "расторопного и настойчивого, энергичного и инициативного руководителя").

Сняли и министра заготовок Б. Двинского – за "серьезные недостатки и ошибки в деле подбора и расстановки руководящих кадров". Среди прочего выяснилось, что работники одной из организаций Министерства заготовок "собираются в служебном помещении для чтения литературы на еврейском языке… ведут разговоры между собой не на русском, а на еврейском языке, организовали сбор денег… на венок артисту Михоэлсу… и глубокой ночью, втайне, организовали посещение его могилы".

Инициатива шла не только сверху – этому немало способствовали и работники на местах, желавшие занять освободившиеся должности и подняться по служебной лестнице. Весной 1950 года из города Миасса Челябинской области поступило в ЦК партии анонимное письмо за подписью "беспартийных большевиков" местного автомобильного завода:

"Мы пришли… к выводу, что социализм находится в опасности, так как все руководящие должности заняты евреями, а они все взоры устремили на Уолл-стрит и предадут нас в грядущей схватке с капитализмом. Народ возмущен и негодует… Когда же наша славная Русь – родина социализма – освободится от американских наймитов, евреев-националистов?.."

Из Москвы послали в Миасс ответственного контролера; с завода изгнали евреев, занимавших руководящие посты, среди них оказался и главный конструктор автозавода А. Айзенберг.

В 1950 году уволили Я. Юсима, директора подшипникового завода в Куйбышеве – при подходе немцев к Москве он руководил эвакуацией 1-го подшипникового завода и на новом месте наладил производство для военных целей. Юсима отправили руководить крохотным заводом по производству инвалидных колясок; он вскоре заболел и умер, не перенеся унижений и беспокойств в ожидании ареста.

Уволили директора карбюраторного завода в Ленинграде А. Окуня; вслед за ним последовали директор радиолокационного завода под Москвой А. Форштер, директор завода в Йошкар-Оле М. Дунаевский, директора металлургических заводов в Макеевке и Жданове А. Голубчик и П. Коган, главный инженер Харьковского тракторного завода Я. Невяжский.

На московском заводе "Динамо" арестовали директора Н. Орловского и группу евреев. В Новосибирске попал в тюрьму А. Котляр, директор завода по производству оптической продукции. В Челябинске сняли с работы директора электродного завода С. Бая, директора металлургического завода Я. Сокола, директора завода "Оргстекло" З. Шульмана, который в годы войны организовал производство бронестекла для самолетов.

Специальная комиссия провела проверку в ЦАГИ (Центральном аэрогидродинамическом институте) и пришла к выводу, что в институте работали сотрудники, "которых по политическим соображениям следовало бы заменить", – из ЦАГИ уволили около 60 евреев. Такая же участь постигла многих евреев во Всесоюзном институте авиационных материалов и в Научно-исследовательском институте реактивной техники.

В 1950 году из Министерства авиационной промышленности уволили 34 директора и 31 главного инженера предприятий, в основном, евреев; среди них оказались В. Берман, И. Виштынецкий, М. Жезлов, И. Левин, М. Лурье, И. Соломонович, Н. Шапиро. В Наркомате минометного вооружения работало в военные годы около 40 евреев – директоров и главных инженеров заводов; в 1953 году осталось трое.

С. Беленький руководил Челябинским заводом боеприпасов с первого года войны и успешно возглавлял его в течение десяти лет. В 1951 году его уволили, так как выяснилось, что в Аргентине жила с давних времен сестра его жены, с которой у них не было переписки. Через пять лет Беленького пригласили к министру и предложили вновь стать директором завода; во время приема, разволновавшись, он умер от инфаркта – было ему 46 лет.

6

Д. Бидинский встретил начало войны директором порохового завода в Донбассе. Немцы подошли вплотную к заводской территории, обстреливали ее, но работы не прекращались – заряды для орудий прямо из цехов отправляли на фронт. Затем завод эвакуировали на Урал, и на новом месте сразу же начали изготавливать боеприпасы. Из воспоминаний о Бидинском: "В его работе возникали такие трудности, для преодоления которых требовались сверхчеловеческая энергия, незаурядный ум, знание в совершенстве техники, организаторские способности и опыт".

Генерал-майора Д. Бидинского наградили двумя ордена Ленина, орденами Красного Знамени, Кутузова, Трудового Красного Знамени – и уволили в 1947 году (в день смерти было ему 65 лет). Одновременно с ним сместили руководителей заводов боеприпасов – это были генерал-майоры С. Невструев и С. Франкфурт.

Б. Фраткин – директор подмосковного завода по производству зенитных орудий, которые защищали Москву от вражеских налетов. В конце 1941 года завод эвакуировали на Урал; монтаж оборудования начинали на пустом месте, в станках замерзали масло и эмульсия, в цехах жгли костры и отапливали помещения, выпуская пар из работавших паровозов, – через месяц завод отправил на фронт первые пушки, а затем и зенитные орудия.

Генерал-майор Б. Фраткин заслужил ордена Ленина и Отечественной войны, два ордена Трудового Красного Знамени, два ордена Красной Звезды. Его уволили с завода в 1947 году, в день смерти Фраткину исполнилось 59 лет.

М. Жезлов – директор московского завода авиационных моторов. Руководил эвакуацией завода в Куйбышев; работы проходили в тяжелейших условиях, за годы войны завод выпустил столько же авиационных моторов, сколько все остальные моторные заводы, вместе взятые (награды Жезлова – Герой Социалистического Труда, два ордена Ленина, орден Трудового Красного Знамени).

Генерал-майора М. Жезлова уволили в 1950 году за "засорение кадров режимного объекта политически сомнительными людьми" и назначили руководить небольшим предприятием. Вместе с Жезловым изгнали с завода начальников отделов, цехов и лабораторий, чьи фамилии говорят сами за себя – Вишневецкий, Гольберт, Гун, Гуревич, Идельсон, Левин, Левит, Левич, Фалиль, Шац.

И. Левин – директор Саратовского авиационного завода. Летом 1943 года немецкая авиация разбомбила цеха и склады, повредила станки и оборудование; несмотря на огромные разрушения, главный конвейер завода начал работать под открытым небом через 80 дней после бомбардировки, выпуск самолетов возобновили на три недели раньше назначенного срока. В годы войны Саратовский завод выпустил 15 000 самолетов-истребителей Як-1 и Як-3, что составило 12% боевых самолетов, изготовленных авиационной промышленностью за то время.

Генерал-майора И. Левина уволили в 1950 году. Он устроился на работу в научно-исследовательский институт, однако в день ареста "врачей-вредителей" Левин получил приказ о новом увольнении.

Л. Гонор – генерал-майор, Герой Социалистического Труда, лауреат Сталинской премии, член президиума Еврейского антифашистского комитета, награжден тремя орденами Ленина, орденами Кутузова и Красной Звезды. До осени 1942 года возглавлял артиллерийский завод в Сталинграде, работы по изготовлению пушек и минометов шли в промежутках между налетами немецких самолетов; затем завод эвакуировали в Свердловск, где изготовили для фронта 30 000 орудий и самоходных артиллерийских установок.

После войны Гонор руководил НИИ-88 – первым в СССР Центральным научно-исследовательским институтом ракетостроения, где в то время работал С. Королев, начальник одного из отделов, будущий генеральный конструктор первых советских спутников земли. В 1950 году Гонора отправили на понижение – директором артиллерийского завода в Красноярске, через два года уволили и арестовали за месяц до смерти Сталина, обвинив в "еврейском национализме и сотрудничестве с международным сионизмом".

Гонора пытали на допросах, переломали фаланги пальцев; в апреле 1953 года его освободили и назначили директором Центрального авиамоторного института под Москвой. Изнуряющая работа в годы войны и тюремное заключение не прошли даром: в день смерти Л. Гонору было 63 года.

В 1952 году уволили в запас генерал-майора Х. Рубинчика, директора завода "Красное Сормово" в городе Горьком, где в годы войны изготавливали танки и другие виды вооружения.

Необычна судьба И. Зальцмана, "короля танков", который еще в довоенные годы стал директором Кировского (бывшего Путиловского) завода в Ленинграде. В 1941 году завод выпускал в сутки по 10 тяжелых танков КВ под непрерывными налетами немецкой авиации; в сентябре того года Зальцману присвоили звание Героя Социалистического Труда – он стал первым Героем Труда среди евреев Советского Союза.

Затем завод эвакуировали в Челябинск; Зальцман руководил гигантским "Танкоградом", на котором в годы войны изготавливали танки КВ, Т-34, ИС, выпускали двигатели и самоходные артиллерийские установки (в 1942–1943 годах Зальцман был наркомом танковой промышленности страны; его награды – три ордена Ленина, два ордена Трудового Красного Знамени, ордена Суворова, Кутузова, Красной Звезды).

Летом 1949 года Сталин подписал постановление о снятии генерал-майора И. Зальцмана с поста директора "Танкограда"; среди прочего его обвинили в засорении завода "людьми, не заслуживающими политического и делового доверия" (в списке присутствовали, главным образом, еврейские фамилии). Обвинили и в связях с Михоэлсом: по его просьбе Зальцман отправил в Москву лес, кровельное железо и прочие строительные материалы для ремонта здания Еврейского театра.

Это было время, когда в КГБ собирали материал по "ленинградскому делу", и Зальцману предложили "помочь раскрыть преступную антипартийную группу". Он отказался; против него начали собирать обвинительные материалы, но "королю танков" повезло: его исключили из партии за "недостойное поведение" и отправили работать мастером на небольшой завод в городе Муроме.

После увольнения Зальцмана изгнали с Челябинского завода около 400 евреев – начальников цехов и отделов, конструкторов, технологов, рабочих.

7

В конце 1945 года руководители Еврейской автономной области обратились к Сталину с просьбой – преобразовать область в автономную республику для "дальнейшего развития еврейской социалистической государственности в СССР". Просьбу отвергли как необоснованную, и вскоре руководителям ЕАО припомнили это проявление националистической деятельности.

Современник свидетельствовал: "Антиеврейское безумие, распространившееся из Кремля в конце 1948 года, не пощадило и Биробиджана… Любая еврейская активность… всё, на чем лежала печать еврейского… превратилось теперь в доказательство преступного…"

Летом 1949 года Политбюро установило, что в Еврейской автономной области "длительное время орудовала группа националистов, пропагандировавшая в области сионистско-националистические взгляды". Прислали из Москвы нового секретаря обкома, и водитель его автомашины вспоминал впоследствии: "Первую фразу Симонова в аэропорту я запомнил до конца жизни. Он спросил у меня: "Ну что, товарищ Борунов, расхулиганились еврейчики?.. Ну ничего, ничего, мы порядок наведем". Я был сконфужен и несколько растерян. Тогда Симонов еще не знал, что я, его личный водитель – еврей по национальности".

Вскоре после этого на партийной конференции заклеймили евреев – руководящих работников области. Список их прегрешений был велик: "встали на путь искусственного насаждения еврейских школ", создали в областном музее "так называемый отдел еврейской культуры", имели "тесную связь с бывшим Еврейским антифашистским комитетом", поддерживали "разделение существующего кладбища на два, еврейское и русское", что способствовало обособлению еврейского населения "от всего живого и даже мертвого, нееврейского…", и прочее.

Из выступления на партийной конференции: "В газете "Биробиджанская звезда"… подвиги евреев в Отечественной войне сравнивали с Самсоном из библейского сказания, писали о том, что "в их груди бьется львиное сердце макавеев"… Но разве можно проводить знак равенства между патриотическим подвигом народов нашей страны… и событиями древней истории евреев и библейскими писаниями? Конечно, нет!"

Бывший секретарь обкома А. Бахмутский "дважды поднимался на трибуну и, глотая слезы, просил: "Мне всего 38 лет. Поверьте мне. Только не исключайте…" Он хорошо понимал, что последует за исключением из партии".

В феврале 1952 года на скамье подсудимых оказалась группа евреев из Биробиджана. А. Бахмутского и бывшего председателя облисполкома М. Зильберштейна приговорили к расстрелу, который заменили на 25 лет заключения; остальные обвиняемые получили по 25 лет лагерей с конфискацией имущества (в конце 1955 года всех заключенных освободили "за отсутствием состава преступления").

Новый секретарь обкома с гордостью заявил, что "каленым железом выжжет в области корни национализма и безродного космополитизма". Оказались за решеткой писатели Б. Миллер и Г. Рабинков, поэты И. Гольдвассер и И. Керлер, артист Ф. Аронес и другие, – "Особое совещание" приговорило каждого к 10 годам заключения. Вина Миллера, бывшего редактора "Биробиджанер штерн", была такова: "Искусственно пытался развивать еврейскую национальную культуру и литературу… Пытался искусственно задержать естественный процесс ассимиляции евреев… Допускал печатание на страницах газеты антисоветских статей…"

Среди осужденных оказалась и поэтесса Л. Вассерман, которая приехала в ЕАО из Палестины. При обыске у нее изъяли стихотворение, признанное "националистическим": "Биробиджан – мой дом, И песнь моя о нем. Люблю свою страну – Биробиджан…" Обвинили в "шпионаже" и приговорили к 10 годам писателя Д. Слуцкого. Было ему 78 лет, и он умер в тюрьме.

В 1949 году в школе и педагогическом техникуме Биробиджана перестали преподавать идиш, изъяли из магазинов альманах "Биробиджан"; во дворе библиотеки сожгли книги репрессированных еврейских писателей и поэтов. Три раза в неделю выходила газета на идиш "Биробиджанер штерн" – тираж 1000 экземпляров, но ее опасались покупать или получать по подписке, чтобы не обвинили в "буржуазном национализме" (в 1950 году у газеты было 125 подписчиков).

Из письма И. Эренбургу (начало 1953 года): "За последние несколько лет не было видно ни одной, хотя бы маленькой корреспонденции или заметки из Биробиджана или о Биробиджане. Да существует ли еще эта область? Поскольку о ее ликвидации не сообщили, значит она существует. Почему же мы ничего о ней не знаем? Почему?.."

8

В начале 1950 года следствие установило, что в сибирском городе Сталинске существовала нелегальная синагога, которую посещало не менее 70 "евреев-националистов, враждебно настроенных к мероприятиям советской власти". Они собирали пожертвования, чтобы помогать "евреям, отбывающим наказание в лагерях", но, самое главное, "некоторые руководящие работники Кузнецкого комбината – евреи через своих жен и родственников многократно вносили денежные взносы в синагогу".

В Сталинске арестовали восемь человек и отправили в Москву. Среди них оказались заместитель директора металлургического комбината Я. Минц, главный прокатчик комбината С. Либерман, руководители отделов, а также престарелый И. Рапопорт, в квартире которого находилась нелегальная синагога. И вскоре следователи по особо важным делам доложили Сталину, что выявили "националистов, проводивших вредительски-подрывную работу на Кузнецком металлургическом комбинате".

В мае 1952 года суд расмотрел это дело и предложил направить его на доследование, так как нет "убедительных и бесспорных выводов" о "вредительской деятельности" подсудимых. Через четыре месяца состоялось повторное заседание суда, на котором А. Дехтярь, С. Лещинер, С. Либерман и Я. Минц были приговорены к смертной казни; С. Аршавский, Г. Зельцер и З. Эпштейн получили по 25 лет лагерей, И. Рапопорт – 10 лет.

Суд постановил: "Приговор окончательный и обжалованию не подлежит"; приговоренных к высшей мере наказания расстреляли в тот же день, 18 сентября 1952 года. Через пять лет Верховный суд СССР реабилитировал всех обвиняемых по делу Кузнецкого металлургического комбината – "за отсутствием в действиях осужденных состава преступления".

В довоенные годы жил в Советском Союзе брат будущего президента Израиля Х. Вейцмана – С. Вейцман, заместитель председателя Общества земельного устройства еврейских трудящихся. Из официального документа следует‚ что Самуил Вейцман "в 1930 году репрессирован за вредительство‚ а в 1939 году расстрелян как английский шпион".

Жила в Москве и сестра Х. Вейцмана. Ее мужа арестовали в 1949 году за "антисоветскую деятельность"‚ а через несколько лет в ЦК партии поступило сообщение министра государственной безопасности:

"Вейцман Мария Евзоровна… еврейка‚ беспартийная... Через агентуру и путем секретного подслушивания установлено‚ что Вейцман М. Е. на протяжении ряда лет среди своего окружения проводит сионистскую агитацию‚ с враждебных позиций критикует советскую действительность‚ возводит гнусную клевету на руководителей партии и советского правительства и проявляет крайнюю озлобленность к главе советского правительства…

В силу своих убеждений Вейцман М. Е. постоянно вынашивает мысль выехать из Советского Союза в Палестину..."

10 февраля 1953 года был выдан ордер на производство обыска и ареста Вейцман М. Е.‚ "проживающей по Воротниковскому переулку‚ дом N 7/9‚ кв. 52". Было ей 60 лет и работала она врачом Государственного страхования. Ее арестовали незадолго до смерти Сталина‚ мучили ночными допросами‚ дотошно расспрашивали про братьев и сестер‚ но, в первую очередь, про покойного президента Израиля. Уже умер Сталин‚ но следствие шло своим чередом‚ и обвиняемую заставили признать, что она и ее муж "в своей озлобленности на советскую власть и ее вождей дошли до того‚ что злорадствовали даже по поводу смерти Жданова... и высказывали пожелания смерти Сталина".

В августе 1953 года М. Вейцман определили наказание – 5 лет исправительно-трудовых лагерей за "проведение антисоветской агитации"‚ но одновременно с этим‚ на основании указа об амнистии‚ ее освободили из-под стражи.

9

Ц. Прейгерзон, из воспоминаний (лагерь возле Воркуты):

"Помню старика с грустными глазами – еврей из Киева, с жиденькой бородкой, получивший 25 лет за "террор"…

Это был простой верующий еврей без всяких хитростей и претензий. Я видел у него самодельный "сидур" (молитвенник), написанный чернилами. Текст был неполный, молитвы выведены крупными буквами: "Барух ата Адонай…" ("Благословен Ты, Господь…")

Он прятал эти страницы в своих вещах и сумел их сохранить… Старик очень дорожил молитвенником, читал молитвы, всматриваясь в каждую букву; буквы для него были святы, а в лагере – вдвойне. Произнося их шепотом, он изливал душу Всевышнему, вечно живому…

Старик этот умер в лагере, и если есть в мире справедливость, место ему среди праведников".

*** 

После войны уволили начальника Военно-инженерной академии Героя Советского Союза генерал-полковника Л. Котляра, начальника Центрального научно-исследовательского института авиационного моторостроения генерал-майора В. Поликовского, начальника НИИ танковой промышленности генерал-майора С. Давидовича; уволили заместителей начальников НИИ генерал-майоров Г. Лейкина и А. Шифрина, начальников кафедр военных академий генерал-лейтенанта Я. Биновича, генерал-майоров А. Ботвинника, В. Крейчмана, А. Эльсница и других.

В 1948 году сняли А. Баранова с поста директора Московского завода малолитражных автомобилей. Его обвинили в том, что тридцать лет подряд скрывал истинную национальность и имя-отчество, называя себя не Абрамом Моисеевичем, а Алексеем Михайловичем. В 1949 году арестовали директора Московского авиационного завода И. Штейнберга; его пытали во время следствия, чтобы получить необходимые признания.

***

В 1952 году в ЦК партии составили таблицу количественных изменений лиц "еврейского происхождения в советской номенклатуре":

"Руководящие кадры центрального аппарата министерств и ведомств СССР и РСФСР": к 1945 году было 516 евреев (12,9%), к 1952 году – 190 (3,9%). "Заместители министров, руководители ведомств СССР и РСФСР": соответственно 46 (8,7%) и 14 (1,8%). "Директора промышленных предприятий": 261 (12,3%) и 92 (4,6%). "Руководящие кадры НИИ, КБ и проектных организаций": 47 (10,8%) и 29 (2,9%). "Первые секретари обкомов, крайкомов и ЦК союзных республик": к 1945 году – 1 еврей (в Биробиджане), к 1952 году – ни одного.

После выборов 1946 года в двух палатах Верховного Совета СССР оказалось 13 депутатов-евреев – 0,97% от общего количества, после выборов 1950 года – 8 евреев (0,6%). Для сравнения: в 1937 году в Верховный Совет СССР первого созыва избрали 47 евреев (4‚1%).

***

С. Боровой, историк: "Я не был героем, который, вопреки всему, отстаивал свои позиции. Но я не бил себя в грудь, не каялся, не пытался… обвинить кого-нибудь… В этом отношении совесть моя чиста. Я не боюсь времени, когда – раньше или позже – тайное станет явным. С грустью могу утверждать, что немногие люди моего поколения и профессии могут так о себе сказать, и это, может быть, самая трагическая черта нашей эпохи…"

***

Поэт на идиш Иосиф Керлер написал в лагере стихотворение "Упорство", в котором есть такие строки:

Пусть железные цепи

На шею повесят,

Пусть меня кулаками

Костлявыми месят,

Сапогами,

Чтоб тело сгибалось от боли, –

Но души не согнуть,

Не сломить моей воли…

Пусть мотают на локоть

Мои нервы и жилы, –

Мой язык,

Моя песня

Останутся живы.