Следствие по "делу Еврейского антифашистского комитета"

К началу 1949 года в следственной тюрьме Министерства государственной безопасности оказались деятели Еврейского антифашистского комитета (ЕАК) – Давид Бергельсон, Соломон Брегман, Давид Гофштейн, Вениамин Зускин, Лейб Квитко, Соломон Лозовский, Перец Маркиш, Борис Шимелиович, Лина Штерн, Исаак Фефер, Иосиф Юзефович.

Следователи заблаговременно разработали "дело ЕАК". Чтобы усилить обвинение, арестовали работников Совинформбюро, которым руководил Лозовский; их избивали до тех пор, пока не получили "признания", что "Лозовский, Маркиш и другие деятели Еврейского антифашистского комитета продались американцам и сионистам". Из принудительных показаний на допросах: "Благодаря Лозовскому во главе Комитета были поставлены такие заядлые националисты, как Михоэлс, Эпштейн и Фефер…" – "Совинформбюро при Лозовском было превращено в синагогу…"

В тюрьму попали также Илья Ватенберг, Чайка Ватенберг-Островская, Леон Тальми и Эмилия Теумин, практически не участвовавшие в работе Комитета. Их подключили к "делу ЕАК" по одной, видимо, причине: до переезда в Советский Союз они жили в США, и их можно было обвинить в использовании прежних знакомств для проведения шпионской работы, в которой обвинялись деятели Еврейского антифашистского комитета.

В 1946 году Советский Союз посетил американский гражданин Б. Гольдберг – председатель Комитета еврейских писателей, артистов и ученых США, женатый на дочери Шолом-Алейхема. Его повсюду чествовали, и свое выступление на банкете Гольдберг начал словами: "Разрешите первый мой тост поднять за лучшего писателя Советского Союза, который написал бессмертное творение – Конституцию Советского Союза!" Гольдберга принимали в Москве высокопоставленные сотрудники, его возили по стране, а когда понадобилось – объявили американским шпионом, по заданию которого работали руководители ЕАК.

Бергельсон (из показаний на суде): "Следователь говорит мне: "Гольдберг – американский шпион". Я был удивлен этим и сказал: "Да?" Это "да" имеется в протоколе, но без вопросительного знака". Теумин поставили в вину, что она передала Гольдбергу сведения о прибалтийских республиках. Эти материалы были опубликованы в советских газетах, но на следствии по "делу ЕАК" их признали секретными.

Подобное произошло и с редактором нью-йоркской коммунистической газеты на идиш. П. Новик приехал в Москву в 1947 году; его встречали, чествовали, а впоследствии объявили шпионом, который давал указания работникам ЕАК. В Москве работал американский журналист Р. Магидов, получавший из Совинформбюро материалы и фотографии, – это также послужило обвинением в шпионаже.

Нигде не сообщалось о том, что руководители ЕАК оказались в тюрьме. Их имена исчезли со страниц газет и журналов; проницательный наблюдатель мог бы заподозрить неладное, однако советские посланцы за границей утверждали, что арестованные находятся на свободе и продолжают работать. А в это время шли допросы, и одним из пунктов обвинения стало обращение руководителей ЕАК к Сталину по поводу образования в Крыму Еврейской республики.

Необходимое напоминание.

В 1924 году в Советском Союзе был создан Комитет по земельному устройству трудящихся евреев, чтобы "открыть для еврейской бедноты доступ к производительному труду на земле". Для этой цели выделили земли на юге Украины и в степных малонаселенных районах северного Крыма. Тысячи семей бывших торговцев, ремесленников, лиц без определенных занятий решили вырваться из нищеты местечек и стать земледельцами, – так появились в Крыму еврейские поселения.

В те годы В. Маяковский писал:

Еврея не видел? 

В Крым! К нему!

Камни обшарпай ногами!

Трудом упорным

Еврей в Крыму

Возделывает почву-камень…

В довоенные годы татары в Крымской автономной республике составляли около 20% населения и жили, в основном, на юге и в центре полуострова. В северо-западной части Крыма находились еврейские национальные районы – Фрайдорфский и Лариндорфский; евреи-земледельцы работали в колхозах "Путь Ленина", "Беднота", "Дер идишер пойер" ("Еврейский крестьянин"), "Ройтер фон" ("Красное знамя"), "Най лебен" ("Новая жизнь") и в других еврейских коллективных хозяйствах. Во время войны нацисты уничтожили евреев, не успевших эвакуироваться, и Крым был объявлен "юденрайн" – "свободным от евреев".

В 1943 году С. Михоэлс и И. Фефер совершили поездку в США; во время переговоров с еврейскими общественными деятелями возникло предложение – возродить заселение Крыма после его освобождения и переселить туда евреев при финансовой поддержке "Джойнта". Эту тему обсуждали затем в Москве; руководители ЕАК встретились с В. Молотовым‚ который выслушал их и предложил написать письмо в ЦК партии. Фефер показал на допросе: "Речь шла не о санаториях крымских, а о северной части Крыма, где были еще до войны два еврейских национальных района… Молотов сказал: "Что касается Крыма, то пишите письмо, и мы его посмотрим".

Существуют два варианта письма Сталину и Молотову. Первый из них составил Шимелиович – с предложением поселить евреев на "территории бывшей республики Немцев Поволжья либо в Крыму". Лозовский забраковал это письмо как чересчур "эмоциональное", с излишней критикой антисемитизма, а потому на имя Сталина (а затем и Молотова) направили второй вариант письма. Это произошло в феврале 1944 года: "Дорогой Иосиф Виссарионович! В ходе Отечественной войны возник ряд вопросов, связанных с жизнью и устройством еврейских масс Советского Союза…"

Авторы письма сообщали вождю, что евреям психологически трудно возвращаться на освобожденные территории, где "родные места превращены фашистами в массовое кладбище… родных и близких". Указывали они и на "некоторые капиталистические пережитки" – "вспышки антисемитизма" среди "отдельных прослоек различных народностей". Позволили себе напомнить, что "опыт Биробиджана… не дал должного эффекта", а потому для "полного уравнения положения еврейских масс среди братских народов мы считаем своевременной и целесообразной... постановку вопроса о создании Еврейской Советской Социалистической республики" на территории Крыма после его освобождения.

Обращение к Сталину заканчивалось таким образом: "Мы надеемся, что Вы уделите должное внимание нашему предложению, от осуществления которого зависит судьба целого народа". Авторы письма предполагали создать еврейскую автономию в малонаселенных степях на севере Крыма, где до войны было немало еврейских поселений. Бергельсон говорил: "Надо решительно действовать‚ потом будет поздно... Такой момент больше не повторится... Не сомневаюсь‚ что мы превратим Крым в жемчужину".

Письмо руководителей ЕАК попало в Кремль до окончательного освобождения Крыма, и никто тогда не догадывался, какая участь ожидала коренных жителей полуострова. Красная армия окончательно изгнала немцев из Крыма в мае 1944 года, и сразу после этого выселили оттуда всё татарское население‚ болгар‚ греков‚ армян – более 200 000 человек. Освободившиеся территории стали заселять жителями Украины‚ Белоруссии и РСФСР‚ а письмо руководителей ЕАК отправили в архив.

О нем вспомнили в 1948 году, когда следователи собирали материал по делу Еврейского антифашистского комитета. И хотя Михоэлс и Фефер беседовали в Нью-Йорке с представителем "Джойнта" в присутствии советского дипломата, хотя все их встречи и темы переговоров утверждались в Москве, руководителей ЕАК обвинили в тайном сговоре с американцами – создать в Крыму еврейское государство и отделить полуостров от Советского Союза.

В обвинительном заключении об этом сказано так: "Действуя по прямому сговору с представителями американских реакционных кругов, обвиняемые… домогались от Советского правительства предоставления территории Крыма, которую американцы рассчитывали использовать в качестве плацдарма против СССР".

Н. Хрущев: "Мы были приучены, не рассуждая, принимать доводы Сталина. Он утверждал, что если создать Еврейскую республику в Крыму, то крепнущий в Америке сионизм получит опору в нашей стране".

Допросы по "делу ЕАК" вели 35 следователей по особо важным делам Министерства государственной безопасности во главе с полковником В. Комаровым. Они умели добывать показания у арестованных, и один из следователей часто повторял: "Я сверну вам шеи, иначе мне снимут голову".

Заключенных помещали в карцер, изнуряли многодневными допросами без сна, одних беспощадно избивали, на других оказывали психологическое воздействие. Протоколы "признаний" подготавливали опытные "редакторы" во главе с Я. Броверманом, который работал "с присущим ему усердием"; подсудимых заставляли подписывать эти протоколы, а министр В. Абакумов передавал их Сталину, чтобы сообщить об успешном ходе следствия.

Лозовский (из показаний на суде):

"Комаров мне всё время твердил, что евреи – подлый и грязный народ, что все евреи негодная сволочь, все оппозиции в партии состояли из евреев… что евреи хотят истребить всех русских…

(Комаров) говорил, что я должен признать все обвинения, иначе… будут гноить в карцере и бить резиновыми палками так, что нельзя будет потом сидеть. Тогда я им заявил: лучше смерть, чем такие пытки, на что они ответили, что не дадут умереть сразу, я буду умирать медленно".

Председатель суда: "А вы испугались?" Лозовский: "Нет, я не испугался… Я хотел дожить до суда и сообщить суду обо всем". На одном из допросов Лозовский заявил: "Мою мать… звали Хана – что же, я должен стыдиться этого? Почему это объявляется национализмом?.."

Шимелиович (из показаний на суде):

"Я получал в течение месяца (январь-февраль 1949 года)… восемьдесят-сто ударов в сутки, а всего, по-моему, я получил около двух тысяч ударов… И никогда ни стоя, ни сидя, ни лежа я не произносил того, что записано в протоколах…

В марте 1949 года я подписал протокол, находясь в очень тяжелом душевном состоянии и неясном сознании… Такое мое состояние явилось результатом методического избиения в течение месяца, днем и ночью. Глумления и издевательства я упускаю…

Пять раз меня вызывал к себе… министр государственной безопасности Абакумов. Будучи недоволен моими ответами… он сказал: "Бить смертным боем". Слово "бить" я услышал от него в первую же встречу… Следователь Шишков говорил мне: "Если вы будете не в состоянии ходить на допросы, вас будут приносить на носилках… бить и бить"…

Я ни на кого не наговаривал. Я не произнес ни одного слова лжи и говорил только то, что было в действительности".

Шимелиовича избивали резиновой дубинкой, били по лицу тяжелой кожаной перчаткой, носком сапога по костям. "В перерывах, – сообщил он на суде, – следователь Шишков изучает по первоисточникам Ленина и Сталина для сдачи зачетов. Изучает также и Рюмин во время допросов".

Штерн отказывалась подписывать "роман, написанный следователем", за это ее трижды переводили в Лефортовскую тюрьму. "Там – это преддверье ада… Пол цементный, камеры плохо отоплены… питание такое, которым я не могла пользоваться… Были моменты, когда мне казалось, что я схожу с ума, а в это время можно наговорить на себя и на других неправду… Целую ночь на допросе, утром приходишь в камеру, а тебе не дают не только спать, но и сидеть…" (Было ей тогда 74 года.)

Зускин: "Меня арестовали в больнице, где я находился на лечении, в состоянии глубокого лечебного сна… и только утром, проснувшись, увидел, что нахожусь в камере… Меня привели на (первый) допрос совершенно в одурманенном состоянии, в больничной пижаме… На допросе говорят, что я государственный преступник… начинают читать чьи-то показания и требуют подтверждения…"

Ватенберг-Островская: "Меня допрашивали с резиновой палкой на столе… Всё время угрожали, что будут страшно бить, что из меня сделают калеку… В моем больном воображении мне постоянно слышались крики мужа, которого якобы бьют… Я начала соглашаться со следователем и выдумывать на себя непостижимые вещи…"

Юзефович: "В самом начале следствия я давал правдивые показания… Тогда меня перевели в Лефортовскую тюрьму, где стали избивать резиновой палкой и топтать ногами, когда я падал. В связи с этим я решил подписать любые показания, лишь бы дождаться дня суда". Реплика судьи: "Зачем же вы подписывали показания на других… Вы должны быть везде честным и везде показывать правду…"

В марте 1950 года арестованным объявили об окончании допросов и предъявили обвинительное заключение. В нем фигурировали около тридцати человек, но вскоре количество обвиняемых сократили до пятнадцати. Дела остальных выделили в отдельное производство, и их незамедлительно осудило "Особое совещание"; ничто, казалось, не мешало начать суд по "делу Еврейского антифашистского комитета", однако всё застопорилось на два года.

Трудно сказать, по какой причине обвиняемых по "делу ЕАК" не провели через "Особое совещание", которое за полчаса приговорило бы их к смертной казни. Непросто объяснить, почему не устроили ускоренный тайный процесс за два-три дня, подобно прочим процессам тех лет. Уже осудили руководителей Еврейской автономной области, расстреляли работников автозавода имени Сталина, отправили в лагеря обвиненных в связях с руководителями ЕАК, но они продолжали оставаться в заключении.

Это был процесс, подготовленный по указанию Сталина, – кто знает, какие планы вынашивал диктатор, почему он не потребовал скорейшего наказания арестованных? Быть может, он собирался устроить показательный суд, для которого требовались несомненные доказательства "измены родине", и "дело ЕАК" не пошло ускоренным путем, по заведенному порядку тех лет?

С начала 1950 года в МГБ спешно разрабатывали "ленинградское дело", которое затронуло большое количество обвиняемых и потребовало усилий многих следователей на Лубянке, – возможно, поэтому Лозовского, Маркиша и других временно оставили в покое и не вызывали на допросы. Затем началась чистка в Министерстве государственной безопасности. Летом 1951 года арестовали Абакумова за "обман партии"; вместе с ним попали за решетку следователи Комаров, Леонов, Лихачев и другие – по доносу М. Рюмина, которого назначили после этого начальником следственной части по особо важным делам.

Комаров писал Сталину из тюрьмы в свое оправдание:

"В коллективе следственной части хорошо знают, как я ненавидел врагов. Я был беспощаден с ними, как говорится, вынимал из них душу, требуя выдать свои вражеские дела и связи. Арестованные буквально дрожали передо мной…

Особенно я ненавидел и был беспощаден с еврейскими националистами, в которых видел наиболее опасных и злобных врагов. За мою ненависть к ним не только арестованные, но и бывшие сотрудники МГБ СССР еврейской национальности считали меня антисемитом…

Убедительно прошу Вас: дайте мне возможность со всей присущей мне ненавистью к врагам отомстить им за их злодеяния, за тот вред, который они причинили государству…"

Новым министром государственной безопасности стал С. Игнатьев. Вскоре он доложил вождю, что по "делу ЕАК" "почти совершенно отсутствуют документы, подтверждающие показания арестованных о проводившейся ими шпионской и националистической деятельности", и тогда к следствию подключился Рюмин, которому Сталин приказал добыть неопровержимые доказательства "шпионской деятельности" Еврейского антифашистского комитета.

Около полугода бригада следователей заново просматривала архивы ЕАК, протоколы заседаний и обширную переписку. "Литературные эксперты" исследовали произведения арестованных писателей и поэтов, выискивая антисоветские и националистические высказывания; в своих выводах они осудили "подлую диверсионную деятельность" обвиняемых, "лютых врагов всех советских народов, и особенно русского народа".

"Делу Еврейского антифашистского комитета" намеревались придать всесоюзный характер, и к 1952 году были арестованы более 100 человек. Следователи стремились раскрыть разветвленную "шпионскую" сеть, а потому составили обширный список подозреваемых, многие из которых еще находились на свободе. В этот список попали композитор М. Блантер, писатели В. Гроссман, С. Маршак, И. Эренбург и другие; Рюмин рекомендовал их арестовать, но Сталин не дал на это согласия.

В январе 1952 года возобновились допросы арестованных – по вопроснику, составленному вождем, чтобы доказать их связь с иностранными разведками. Разыскивали какие-либо документы, которые могли бы подтвердить эти связи, но их не оказалось, и единственным обвинением в шпионаже оставались вынужденные признания заключенных, полученные во время пыток и запугивания.

Следователи предложили исключить из состава обвиняемых Зускина, Тальми и Ватенберг-Островскую, которые не имели практически никакого отношения к деятельности ЕАК, однако Рюмин отклонил это предложение.

В марте 1952 года были составлены 42 тома следственных материалов и обвинительное заключение по "делу ЕАК", которое направили Сталину: "Обвиняемые (перечислены фамилии) к моменту создания Еврейского антифашистского комитета являлись врагами советской власти, готовыми при первой же возможности усилить подрывную работу против партии и Советского государства…" – "Главари националистического подполья… превратили эту организацию в центр шпионской и националистической работы, направлявшейся реакционными кругами США…"

Статьи обвинения: "под видом освещения жизни евреев в СССР направляли в США шпионскую информацию о работе промышленности, месторождениях полезных ископаемых, населении, научных открытиях…"; "получили вражеское задание – добиться заселения Крыма евреями…"; пытались "помешать естественному процессу ассимиляции евреев…", а также "укрывал от разоблачения", "засорял профсоюзные кадры", "установил преступную связь", "высказывала клеветнические измышления", "проповедовала в науке космополитизм" и прочее.

На основании этого обвинения министр государственной безопасности рекомендовал приговорить всех обвиняемых к смертной казни, а Л. Штерн назначить 10 лет ссылки "в отдаленный район страны". Политбюро приняло его предложение – смертную казнь для всех, срок ссылки для Штерн сократили до 5 лет.

*** 

И. Эренбург был против переселения евреев в Крым и считал‚ что им следует вернуться из эвакуации в свои дома. П. Маркиш предлагал расселить евреев в Поволжье‚ откуда в начале войны выслали немецкое население, – он называл это актом "величайшей исторической справедливости" после страшных лет Катастрофы.

Для создания еврейской республики в Крыму пришлось бы переселить туда десятки, а то и сотни тысяч евреев, чтобы они занялись сельским хозяйством на засушливых землях. Вряд ли это было осуществимо даже с согласия Кремля, и Л. Каганович сказал: "Евреи в Крым не поедут… Только артисты и поэты могли выдумать такой проект".

Переселение евреев в Крым и щедрая помощь зарубежных евреев вызвали бы рост антисемитизма среди населения страны, страдавшего от разрухи и лишений послевоенных лет. Учитывали ли такую возможность деятели ЕАК, когда составляли письмо на имя вождя?

***

Еще до войны было разослано по стране секретное разъяснение за подписью Сталина: "Метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружающихся врагов народа как совершенно правильный и целесообразный метод". В. Абакумов: "В ЦК партии меня… неоднократно предупреждали о том, чтобы наш чекистский аппарат не боялся применять меры физического воздействия… когда это нужно".

Абакумов отрицал после ареста предъявленные ему обвинения, испытал на себе "меры физического воздействия" и жаловался после смерти Сталина на имя "товарищей Берия и Маленкова":

"На всех допросах стоит сплошной мат, издевательства, оскорбления и прочие зверские выходки. Бросили меня со стула на пол… Привели в так называемый карцер… это была холодильная камера с трубопроводной установкой, без окон, совершенно пустая, размером 2 метра.

В этом страшилище без воздуха, без питания (давали кусок хлеба и две кружки воды в день) я провел восемь суток. Установка включалась, холод всё время усиливался… Такого зверства я никогда не видел и о наличии в Лефортове таких холодильников не знал… Этот каменный мешок может дать смерть, увечье и страшный недуг… Меня чудом отходили…"

Через холодильную камеру, описанную Абакумовым, проходили многие заключенные, среди них и деятели Еврейского антифашистского комитета.

***

Наркомат обороны неоднократно сообщал в ЕАК данные о количестве еврейских солдат и офицеров, награжденных орденами и медалями, – это также стало обвинением в шпионской деятельности. Прощание с Михоэлсом следователи назвали "националистической демонстрацией", организованной ЕАК, хотя этим занимался Комитет по делам искусств, а похороны проходили на государственный счет.

***

Израильский дипломат сообщал из Москвы: "Разговоры с евреями происходят изредка и чисто случайно… Само упоминание "израильской миссии" или "государства Израиль" нагоняет на местных евреев ужас… Они знают лишь одно – контакт полностью запрещен. А что бывает с теми, кто нарушает такие запреты, это им прекрасно известно".