Арабские беспорядки 1920 года Оборона Тель-Хая и гибель И. Трумпельдора.

Гдуд га-авода.

Создание Еврейского университета в Иерусалиме

1

После освобождения Палестины власть перешла к британской военной администрации, и вдруг оказалось, что многие офицеры, даже самые высокопоставленные, ничего не слышали о Декларации Бальфура и не подозревали о существовании сионистов. Евреи Палестины, нищие, истощенные, в массе своей далекие от европейской культуры, не вызывали у них симпатий; к тому же некоторые сотрудники администрации были заражены антисемитизмом и не скрывали этого.

Однажды один из генералов показал Х. Вейцману несколько страниц машинописного текста и попросил с ними ознакомиться. "Я прочитал первую страницу, - вспоминал Вейцман, - и в недоумении поинтересовался, что означает эта галиматья. Генерал ответил спокойно, даже несколько сурово: "Лучше прочтите всё, это еще может причинить вам большие неприятности в будущем". Так состоялось мое знакомство с выдержками из печально знаменитых "Протоколов сионских мудрецов". Совершенно обескураженный, я спросил генерала, как это к нему попало и что это означает. Он ответил медленно и с сожалением: "Вы можете найти это в вещмешках большинства наших офицеров - и они верят этому"..."

Как выяснилось, во время Первой мировой войны британская военная миссия побывала на Кавказе в армии великого князя Николая Николаевича; там их снабдили экземплярами "Протоколов", которые они распространили затем в британской армии. В то время здесь находился В. Жаботинский, офицер Еврейского легиона, и он утверждал на основе наблюдений: английский штаб и армия были заражены "таким озлобленным юдофобством, какого я и в старой России не помню".

Британская администрация сразу же столкнулась с противоречием, заключенным в Декларации Бальфура. С одной стороны, англичане обязались "приложить свои старания" для восстановления "Национального очага еврейского народа"; с другой стороны, декларация призывала не предпринимать никаких действий, которые "задевали бы гражданские и религиозные права нееврейского населения". Англичане пытались найти золотую середину, для чего выпускали разъяснительные документы: одни из них, предназначенные евреям, толковали Декларацию Бальфура с выгодой для сионистов, а документы для арабов по сути своей отрицали возможность создания на этой земле еврейского большинства.

Многие британские офицеры были настроены проарабски, и они не понимали, почему их обязывают "насаждать сионизм". Взамен этого "они облюбовали такую "мечту", которая легко и уютно укладывается в самые застарелые британские традиции... - отметил В. Жаботинский. - Англия вот уже 40 лет хозяйничает в Египте, имеет интересы в Месопотамии, владеет несколькими точками на побережьях Аравийского полуострова; выработался огромный опыт, как управлять арабами. Остальное просто: теперь надо их освободить, потом объединить, потом дать им королей - этаких живописных шейхов в зеленых и белых чалмах, которые сидят за столом с ногами на кресле... Такая мечта -другое дело; пожалуйста".

Существовала еще одна причина, упомянутая Х. Вейцманом: "Россия в ту пору была не на лучшем счету у англичан, поскольку только что пережила большевистскую революцию, которую они связывали с российским еврейством; в глазах большинства британских офицеров слова "русские", "евреи", "большевики" были синонимами. И даже если они немного ориентировались в событиях, всё равно не видели особого смысла стараться ради евреев, - так что плевать им на всякие там декларации".

Доминиканский священник в Иерусалиме сообщал в то время: "Зачастую потрясает отсутствие христианского чувства по отношению к евреям - даже со стороны тех, кто посвятил свою жизнь служению Богу. Иногда создается впечатление, что закон милосердия на них не распространяется. Выражение "грязные евреи" слышится повсюду. За последние несколько лет моральная атмосфера в Иерусалиме стала удушливой, и вы почти неощутимо подпадаете под ее влияние. Христианские симпатии почти повсеместно на стороне арабов".

2

В марте 1919 года в Египте начались беспорядки, направленные против англичан, и палестинские арабы передавали друг другу невероятные известия о том, что британские войска уже разбиты, генерал Э. Алленби убит, легендарный Араби-паша воскрес из мертвых и успешно воюет против неверных. В городах и деревнях появились неизвестные люди, которые призывали арабов избавиться от англичан, а заодно и от евреев.

Напряжение между двумя народами возрастало, и военная администрация немало тому способствовала. Ограничили до минимума еврейскую иммиграцию, задерживали оформление сделок на приобретение земель, не пожелали признать иврит официальным языком наравне с английским и арабским, запретили публичное исполнение сионистского гимна "Га-Тиква". Евреи усматривали в этом нарушение обещаний, записанных в Декларации Бальфура; арабов это поощряло, подталкивало к дальнейшей борьбе, и В. Жаботинский предупреждал из Иерусалима: "Здесь каждый день может вспыхнуть погром".

В то время в стране находились три батальона еврейских добровольцев, сформированных во время Первой мировой войны; в 1919 году эти батальоны объединили и образовали Первый полк Иудеи. Его командиром был назначен полковник Элиэзер Марголин (в обиходе Лазарь Маркович), который в юношеском возрасте приехал из России; эмблемой полка стал семисвечник с надписью на иврите "Кадима" ("Вперед"). В. Жаботинский: "В 1919 году в Палестине было 5000 еврейских солдат, арабы видели их на каждом шагу - и год прошел спокойно, несмотря на египетский пример. А к весне 1920 года почти весь полк демобилизовали, от 5000 солдат остались 400. и в Палестине трижды пролилась еврейская кровь".

Первый раз это случилось в Галилее, на границе между Сирией и Палестиной. Франция управляла Сирией, Великобритания - Палестиной; точные границы между ними еще не установили, и весной 1920 года в северо-восточной Галилее безнаказанно действовали вооруженные группы арабов и бедуинов, которые воевали против французов, а заодно терроризировали местное население, грабили и убивали.

В тех местах располагались тогда еврейские поселения Метула, Хамара, Кфар-Гилади и Тель-Хай. Арабы требовали, чтобы жители ушли оттуда, но они не соглашались и отправили своих представителей за подкреплением. В Иерусалиме и Тель-Авиве мнения разделились: одни требовали немедленно послать в Галилею людей и оружие, а другие считали, что горстка защитников не сможет удержать эти отдаленные территории. Пока шли споры, группы добровольцев отправлялись на помощь: это были жители ближайших поселений, молодежь из центра страны, недавно приехавшие репатрианты.

Хамара находилась в стороне от других поселений, там не было даже каменных строений, чтобы организовать оборону, - в январе 1920 года ее жителям пришлось уйти в Метулу. Тель-Хай, Метулу и Кфар-Гилади защищали по 30-35 бойцов, у которых были винтовки, гранаты, по сотне патронов на каждого. Оборону Тель-Хая возглавлял Иосиф

Трумпельдор, приехавший в Эрец Исраэль за два месяца до тех событий, и Шауль Авигур вспоминал: "Жилые и хозяйственные строения Тель-Хая располагались во дворе, окруженном прямоугольной каменной стеной. Питание было скудное. ощущалась нехватка одежды, недоставало одеял. В окнах кое-где отсутствовали стекла, в помещении было холодно, особенно по ночам. Мы жили в большой тесноте, кровати стояли почти вплотную друг к другу. Случалось, что двое и даже трое спали на одной кровати. Всё, что было связано с обороной, находилось на должном уровне, и тут ощущалась рука Трумпельдора".

1 марта 1920 года арабы пожелали провести обыск в Тель-Хае, чтобы удостовериться, что там не прячутся французские солдаты. Желая показать дружелюбие поселенцев, Трумпельдор разрешил группе арабов войти в поселение. Оказавшись во дворе, они неожиданно открыли огонь, убили несколько человек и смертельно ранили Трумпельдора. Бойцы пытались обороняться, но силы были неравными, боеприпасы закончились, - они подожгли Тель-Хай и ушли, чтобы продолжить оборону Метулы и Кфар-Гилади. С собой они увезли погибших и раненых; в пути Трумпельдор скончался, было ему тогда 40 лет.

Защитников Тель-Хая временно похоронили в Кфар-Гилади, в двух братских могилах. Оставшиеся в живых опасались, что их постигнет та же участь, а потому в одну из могил положили запечатанную бутылку с обращением к будущим поселенцам: "Придет день, вы вернетесь на это место, найдете нашу записку и узнаете, как малая группа людей стояла на защите еврейского поселения".

3

Следующим на очереди оказалось поселение Кфар-Гилади, окруженное арабами. Сторонники его защиты не хотела уходить и отдавать землю, обработанную еврейскими руками; они говорили: "Нельзя назвать своим то, за что ты не хочешь или не можешь бороться. Если мы уступим в Галилее, уступим и в другом месте. Если уйдем из Кфар-Гилади, это будет отмечено в истории как наше первое поражение". Провели опрос, и сторонники отступления победили небольшим большинством голосов: сказались страх, нервное напряжение и усталость. Под проливным дождем поселенцы бросили свои дома, покинули Кфар-Гилади и Метулу и ушли на юг.

Впоследствии часто приходилось решать эту проблему: бороться до конца за свои земли или уходить, когда казалось, что нет никакой возможности их отстоять. Оборона поселений на севере Галилеи - несмотря на временное поражение - обернулась, в конце концов, победой, и на будущие времена восторжествовал принцип: защищать земли любой ценой, и в последующих боях - а было их немало - это правило редко нарушалось.

Но в 1920 году всё закончилось благополучно: французы подавили сопротивление арабов, и как только военные действия закончились, в разрушенные поселения вернулись их жители. К концу того года этот район перешел под британский контроль; в Метуле, Тель-Хае и Кфар-Гилади еврейские поселенцы снова обрабатывали свои поля.

Среди защитников Метулы оказался молодой путешественник голландец Франц ван дер Хорен, для которого Эрец Исраэль была сначала одним из пунктов туристского маршрута и в которой он остался до конца дней. Он сообщал в письме: "Хотите знать, каково положение в Палестине? Гееном!.. Банды убийц. опустошили наши поля, убили лучших наших товарищей. Три месяца мы держались и защищали Метулу потом и кровью. Погибли восемь наших друзей, среди них две девушки... Три дня и три ночи мы были полностью отрезаны от мира, без хлеба и воды, пригодной для питья. До последней минуты оставались 32 защитника; мы стреляли по бедуинам, чтобы продержаться."

В 1923 году Франц ван дер Хорен приехал в Голландию, повидался со своей семьей и записал в дневнике впечатления от поездки: "Вы, брат и сестра, отец и мать, живете так же, как большинство голландцев. Уважаю ваш образ жизни, но это не подходит для моего характера. Я должен вернуться в Палестину и завершить то, что задумал уже давно, - жить в соответствии с идеалами, жизнью, наполненной ощущениями. Большое счастье - находиться там и страдать именно там. Палестина стала моей второй родиной, и несмотря на многие страдания и трудности, - удовлетворение огромное."

Франц ван дер Хорен жил и работал в Галилее, женился на Циле Горвиц, у них родились четверо детей (Франц и Циля похоронены возле могилы И. Трумпельдора и его товарищей).

4

В марте 1920 года 2000 арабов вышли на иерусалимские улицы; демонстрации проходили и в другие городах под лозунгами "Долой англичан!" и "Режьте евреев!". Во главе движения стояла мусульманско-христианская ассоциация; ее сторонники вручили петицию военному коменданту Иерусалима, где было сказано: "Палестина - страна, в которой родился и был распят Христос, страна, которую весь мир считает своей отчизной; она не желает быть национальным очагом народа, причинившего огромное зло Сыну Божьему и всему миру".

В Иерусалиме жили представители разных религий, и порой случалось так, что весенние еврейские, христианские и мусульманские праздники совпадали по времени. Этот период бывал очень напряженным, и в годы турецкого правления в Иерусалим присылали воинские части для сохранения порядка. Евреи, в свою очередь, тоже готовились перед весенними праздниками, разрабатывали планы самообороны - так они поступили и в 1920 году.

По городу распространялись тревожные слухи. Говорили, что беспорядки назначены на первый день празника Песах; Х. Вейцман предупредил руководителей военной администрации о возможных последствиях, но ему ответили: "Никаких неприятностей не может быть, в городе полно войск". Как потом оказалось, войск в Иерусалиме было недостаточно, а когда они появились, солдатам оставалось только "подбирать тела и обломки".

Незадолго до тех событий В. Жаботинский демобилизовался из британской армии и стал во главе бойцов еврейской самообороны, на вооружении которых было несколько десятков винтовок и пистолетов. Над его опасениям смеялись; судья Л. Брандайз, лидер американских сионистов, сказал ему: "Вы преувеличиваете, сэр, это не царская Россия; это территория, занятая англичанами, и здесь погромов не будет". Жаботинский ответил на это: "Сэр, мы, выходцы из России, охотничьи собаки; мы чуем кровь издалека".

Весной 1920 года еврейский праздник Песах совпал с арабским праздником Неби Муса в честь пророка Моше (Моисея), которого мусульмане также считают великим пророком. Утром 4 апреля в Иерусалим пришли сотни мусульман из Хеврона, чтобы уже оттуда отправиться в сторону Мертвого моря, к месту под названием Неби Муса. Возле Яффских ворот к ним присоединились арабы Иерусалима и Шхема; толпа подошла к зданию муниципалитета, и с его балкона арабский шейх призвал мусульман "бороться против сионистов и евреев, иначе от них никогда не избавиться".

Это был призыв к убийствам и разрушениям; возбужденная толпа начала громить и грабить окрестные еврейские магазины, затем беспорядки перекинулись в Старый город. У многих оказались ножи, кинжалы и дубинки; они кричали: "Будем пить еврейскую кровь!", врывались в синагоги и иешивы, рвали свитки Торы, избивали и убивали евреев на узких улочках Старого города. Арабы-полицейские исчезли, а часть из них присоединилась к погромщикам; в еврейском квартале оказались несколько солдат-евреев, сумевших защитить пару улиц, но этого было недостаточно.

Беспорядки в Иерусалиме продолжались три дня. Шесть евреев были убиты, более 200 ранены, несколько женщин изнасилованы; на еврейском кладбище погромщики разбили надгробные памятники. С большим опозданием англичане ввели в город дополнительные войска, объявили Иерусалим на военном положении и эвакуировали евреев, проживавших в арабских кварталах Старого города, чье имущество тут же разграбили.

В мусульманском квартале жил со своей семьей шестидесятилетний столяр Шмуэль Элиэзер Зильберман, о трагической судьбе которого сохранилось свидетельство: "Его дом был осажден в течение двух дней, и оттуда раздался выстрел, чтобы привлечь внимание военного патруля, проходившего мимо. Это оказались индийские солдаты. Они решили, что стреляли в их сторону, ворвались в дом, убили Иегуду Лозовского, у которого был пистолет, а вместе с ним и безоружного Шмуэля Зильбермана - на глазах его жены и детей. Всю семью эвакуировали из дома; арабы разграбили его, а также синагогу и пять домов по соседству".

Участники еврейской самообороны пытались прорваться в Старый город, но англичане их не пропустили, а 20 человек арестовали и обвинили "в хранении оружия и заговоре". Военный суд приговорил руководителя самообороны В. Жаботинского к 15 годам каторжных работ и высылке из страны после отбытия этого срока; остальных обвиняемых осудили на три года каторги.

День вынесения приговора евреи Иерусалима объявили днем поста и траура. Закрыли учебные заведения, в синагогах читали псалмы и трубили в шофар; осужденных - под конвоем солдат - провели по городу до железнодорожной станции, вместе с ними шли два араба, осужденные за изнасилование девушек во время погрома. Полковник Д. Патерсон, ирландец-протестант: "История этого жестокого насилия - грязное пятно на нашей репутации. Жаботинского бросили в тюрьму, надели на него одежды заключенного. И это офицера, который отважно сражался за нас, приложил все усилия во время войны, чтобы помочь Англии в ее борьбе".

Поезд с заключенными пришел в Лод, где его встречали сотни евреев; вдоль железнодорожного полотна стояли в почетном карауле солдаты еврейского полка во главе с полковником Э. Марголиным. Заключенных увезли в Египет и временно разместили в лагере; к ним приходили бывшие солдаты Еврейского легиона и говорили В. Жаботинскому, создателю этого легиона, через проволочную ограду: "Сэр, легче бы нам было ослепнуть, чем видеть вас здесь".

Затем заключенных вернули обратно и поместили в крепости города Акко. Протесты во всем мире были настолько сильны, что приговор Жаботинскому смягчили до года лишения свободы, а затем объявили осужденным полную амнистию. Жаботинский отказался принять помилование, потому что одновременно амнистировали и арабов -зачинщиков и участников того погрома. Он добился нового разбирательства дела, и приговор был отменен; вскоре после этого Жаботинский стал членом правления Сионистской организации.

Через несколько дней после погрома в Иерусалиме британский полковник посетил М. Усышкина и сказал: "Ваша честь, я пришел, чтобы выразить глубокую скорбь в связи с постигшим вас бедствием". Усышкин: "Вы говорите о погроме?" Полковник: "Это не погром! Эти беспорядки нельзя назвать погромом!" Усышкин: "Полковник, вы специалист по административным делам, а я специалист по погромам. Позвольте вас заверить, что между погромом в Иерусалиме и погромом в Кишиневе нет ни малейшей разницы".

5

Х. Вейцман: "Почти невозможно объяснить то чувство ужаса и ошеломления, которое охватило евреев. Погромы в России были ужасны, однако они не удивляли; там они были "сезонным" явлением, которое ожидали на каждую Пасху. Но можно ли вообразить погром в Палестине, через два года после Бальфурской декларации, при наличии британской власти ("в городе полно войск")? Это было немыслимо и пугало выше всякой меры. То был предупреждающий знак для тех, кто в своем легкомысленном оптимизме уже готовился поверить, что наши политические проблемы надежно разрешены и теперь остается заниматься только "практической" работой".

После беспорядков 1920 года англичане временно прекратили еврейскую иммиграцию в Палестину, но репатрианты продолжали прибывать на эту землю, несмотря на пролитую кровь и запреты британской администрации. Весной 1920 года ливанские контрабандисты перевезли нелегально из Крыма в Хайфу воспитанников И. Трумпельдора. В августе того года они создали организацию Гдуд га-авода - в переводе это означает Рабочий батальон, первое объединение рабочих Эрец Исраэль. В нем было сначала несколько десятков человек, через год не менее 500, а всего прошло через батальон более 2000 юношей и девушек.

Рабочий батальон готовил их к непривычному физическому труду, а потому брал у англичан подряды на строительство дорог и прокладывание железнодорожных путей, на рытье оросительных каналов, осушение болот и работы в каменоломнях. Платили за это очень мало, и все заработки поступали в общую кассу; они жили в палатках, еда была скудной, труд - невероятно тяжелым, на изнуряющей жаре, с обессиливающими приступами малярии, с частыми переездами на места очередных работ. Мужчины и женщины трудились вместе, и на старых фотографиях можно увидеть девушек, которые дробили камни или работали с лопатой и киркой.

Рабочий батальон делился на "плугот" - отряды, у каждого из которых был свой командир. Бойцы батальона носили широкополые шляпы, шорты цвета хаки, хлопчатобумажные рубашки, сандалии и куртки военного покроя; в свободные часы они проходили военное обучение, учились стрелять из винтовок, ходили в долгие походы. Не случайно предсказывал И. Трумпельдор: "После войны еврейский народ, освобожденный и независимый, пожелает сам защищать себя. Для этого необходимо создать армию, несколько батальонов дисциплинированных, хорошо обученных бойцов из рядов еврейских рабочих".

По вечерам молодые люди танцевали возле палаток любимый танец "хору", пели песни, яростно спорили на политические, экономические и социальные темы. Они приехали из тех мест, где прошла революция, находились под влиянием идей сионизма и социализма, а потому много говорили о грядущих реформах, желая непременного обновления человеческих отношений. В этих палатках после тяжелого рабочего дня закладывались группы единомышленников: одни из них организовывали затем рабочие артели, другие основывали кибуцы. Их конечная цель была грандиозной, подстать великим идеям того времени: "создание общей коммуны еврейских рабочих Эрец Исраэль".

Арье Ценципер, исследователь тех событий: "Рабочий батальон - это творение российских сионистов - выполнил в истории создания страны миссию первостепенной важности. В его отрядах воспиталась молодежь для труда и обороны. Пионеры из России наложили свой отпечаток на Рабочий батальон и заразили своей жертвенностью. тех, кто присоединился к ним из других стран".

И снова приведем фрагмент из дневника неизвестной девушки (Украина, 1920 год): "Я не идеализирую никого и ничего. Знаю все трудности, знаю всех товарищей. Во многих сомневаюсь, многим не доверяю. Не вполне верю и в себя, в свои силы, желания. Многие уйдут, но многие и придут, и идея, сущность ее будет жить, и если не нам, то другим удастся создать те основы жизни, при которых личность сможет развиваться в обстановке наиболее соответствующей ей и разумной. И дух захватывает при мысли, что это наше дело, наша идея, наша жизнь."

Так они верили тогда, так поступали, но действительность вносила свои коррективы в их мечты и их планы.

6

Расскажем теперь об открытии Еврейского университета в Иерусалиме, первого в мире университета, в котором преподавание велось и ведется по сей день на языке иврит.

Его предложил создать уроженец Ковенской губернии Герман (Гирш) Шапира -профессор математики в университете города Гейдельберга; из этого учебного заведения, предрекал он, "будет исходить учение, мудрость и нравственность для всего Израиля". Свое предложение Г. Шапира выдвинул на Первом сионистском конгрессе в 1897 году; Т. Герцль поддержал его и попытался получить у турецкого султана разрешение на открытие университета. Вскоре стало ясно, что разрешение получить не удастся, но эта идея не умирала и находила новых последователей.

В те годы в Российской империи существовала для евреев процентная норма в учебные заведения. Многие выпускники гимназий не могли попасть в университеты и уезжали учиться в европейские страны; часть из них поехала бы в Иерусалим, если бы там существовало высшее учебное заведение. В 1902 году молодые сионисты М. Бубер, Х. Вейцман и Б. Фейвель опубликовали брошюру - проект создания университета и его примерный бюджет; они получили сотни писем в поддержку, однако время тому не способствовало. Х. Вейцман: "Кишиневский погром, план Уганды, смерть Герцля, временный застой в сионистском движении - всё это отодвинуло план по созданию Еврейского университета".

Прошло еще десять лет. В 1913 году об этом вновь заговорили на очередном сионистском конгрессе, и Д. Вольфсон пожертвовал первую крупную сумму денег на основание университета. За ним последовали другие, но самое главное - эту идею поддержал барон Э. Ротшильд, крупнейший еврейский филантроп того времени. Х. Вейцман: "Он полагал, что Еврейский университет должен ограничиться исключительно гуманитарными науками, поскольку он якобы никогда не сможет конкурировать с учебными заведениями Англии, Франции и Германии... Суждения барона казались мне нелепыми. Я считал, что университет есть университет. Но как бы то ни было, мне удалось добиться его поддержки".

Подыскали участок земли в Иерусалиме, на горе Скопус (на иврите Гар га-цофим - Гора обозрений), и в 1914 году купили его; деньги на покупку земли дал сионист из Вильно Ицхак Гольдберг. Первая мировая война приостановила всякие работы, но к лету 1918 года английские войска уже заняли почти всю Палестину, и Вейцман получил согласие министра иностранных дел Великобритании А. Бальфура на закладку первого здания Еврейского университета. Бальфур говорил: "Евреи... обретут в Палестине новую жизнь. Там возникнет новый и сильный народ, а интеллектуалы всего мира превратят Иерусалимский университет в центр научной жизни, в цветущий сад науки и искусства".

Церемония происходила 24 июля 1918 года в присутствии генерала Э. Алленби, а также видных еврейских, мусульманских и христианских деятелей. На горе Скопус заложили первые двенадцать камней здания Еврейского университета, и Х. Вейцман вспоминал через годы: "Это была незабываемая и величественная церемония. Заходящее солнце золотило холмы Иудеи... Под нами, блистая как жемчужина, лежал Иерусалим. Церемония продолжалась не более часа. Когда она закончилась, мы спели "Га-Тикву" и английский гимн. Никто, однако, не проявлял желания побыстрее разойтись, и мы долго стояли в сгущавшихся сумерках возле небольшого круга камней".

Вскоре открыли научно-исследовательские институты микробиологии, биохимии и иудаики; первую лекцию в Еврейском университете прочитал в 1923 году А. Эйнштейн -вступительные фразы он произнес на языке иврит. Через два года после этого решили провести церемонию открытия университета; к тому времени еще не было набора студентов, однако подобралась группа ученых и выяснилось, какие факультеты можно создать в будущем. Назначили день - 1 апреля 1925 года, разослали приглашения по всему миру; председателем церемонии выбрали лорда А. Бальфура.

Снова обратимся к воспоминаниям Х. Вейцмана:

"Ситуация в Палестине была довольно напряженной, но служба безопасности заверила нас, что можно не опасаться каких-либо серьезных помех со стороны арабов... Гости начали прибывать в огромном количестве - представители университетов и научных обществ всего мира, не говоря уже о толпах туристов...

Это были очень напряженные дни. На нас легла ответственность за безопасность многих выдающихся людей, да еще в таких трудных условиях: из города на гору Скопус можно было добраться по единственной дороге, к тому же очень узкой, не позволяющей машинам развернуться... У нас еще не было зала, чтобы вместить даже часть гостей. а мы рассчитывали на 12-14 тысяч человек. Единственным подходящим местом поблизости был большой естественный амфитеатр, спускавшийся в глубокое ущелье на северовосточном склоне горы Скопус. В этом амфитеатре, следуя его скалистым уступам, мы расположили ряды скамей...

Я беспокоился за прочность деревянной платформы, на которой должны были располагаться почетные гости, но нас выручили молодые люди. Группа из двухсот добровольцев станцевала зажигательную "хору" на импровизированном помосте - и он выдержал. Эти же молодые люди вызвались охранять амфитеатр в ночь накануне церемонии".

На рассвете появились первые зрители, чтобы занять лучшие места, и задолго до начала церемонии все скамьи оказались заполненными до отказа. Наконец группа ученых в академических мантиях поднялась на помост, а навстречу им, с противоположной стороны, взошли на возвышение почетные гости. Среди них был лорд Бальфур, которого встретили оглушительными аплодисментами. Очевидец свидетельствовал: "Это была поразительная картина: 10 000 человек сидят в огромном амфитеатре, а перед ними Иудейские горы, голубизна Мертвого моря, горы Моава..."

С трибуны говорили речи - верховный раввин А. И. Кук, верховный комиссар Палестины Г. Сэмюэль, поэт Х. Н. Бялик, говорили многие, и устроители церемонии опасались, что она затянется до вечера, когда резко похолодает, и гости могут простудиться. Особенно волновались за здоровье лорда Бальфура: ему было 77 лет, и это он провозгласил на горе Скопус создание Еврейского университета в Иерусалиме. На картине можно увидеть, как лорд Бальфур - высокий, седой, в красной мантии - стоит на возвышении, позади него почетные гости, а вокруг несметное количество зрителей. Впечатление было поразительным; Бальфур говорил с глубоким волнением, и очевидцы называли его выступление "речью пророка".

Раввин И. Герцог прочитал молитву, закончив ее словами: "Близится день, когда узнают народы, что Единый Отец у нас и Единый Бог создал нас, и заполнится земля знанием Всевышнего, подобно воде, заполняющей океан". Церемония закончилась до заката солнца без помех и происшествий, и ее устроители вздохнули, наконец, с облегчением. После этого А. Бальфур отправился в поездку по стране; в Тель-Авиве назвали улицу его именем, он ехал по городу в открытой машине, и люди благословляли его, касались рукой его одежды. Бальфур побывал в Ришон ле-Ционе, Петах-Тикве, Хайфе и в еврейских поселениях; повсюду его встречали толпы, и даже арабы приезжали издалека взглянуть на "великого еврея Бальфура" - разубедить их было невозможно.

Бальфур был растроган приемом и поражен видом евреев-поселенцев - стройных, загорелых, уверенных в себе. "Как хорошо вписываются они в пейзаж", - сказал он. Вернувшись в Лондон, А. Бальфур послал письмо Х. Вейцману: "Я был особенно рад увидеть преуспевающие еврейские поселения, которые свидетельствуют о прочности и силе растущего еврейского Национального очага".

После гибели Й. Трумпельдора его именем назвали Рабочий батальон и кибуц Тель-Йосеф, основанный в Изреэльской долине. В 1924 году останки погибших в Тель-Хае перезахоронили на общем кладбище; это - Двора Драхлер, Биньямин Мунтер, Яаков Токарь, Йосеф Трумпельдор, Сарра Чижик, Вольф (Зеев) Шарф; вместе с ними похоронены Шнеур Шапошник и Аарон Шер, погибшие в Тель-Хае незадолго до его падения.

Из воспоминаний: "Двора Драхлер была круглолицей жизнерадостной хохотушкой, статной, физически крепкой. Но жизнь ее сложилась трудно, была полна тяжелых испытаний, чувствовалась затаенная боль. Сарра Чижик выросла в деревне, была близка к природе, дышала покоем и силой." На памятнике в Тель-Хае выбиты последние слова Трумпельдора: "Хорошо умереть за свою землю". Кто знает, говорил ли он перед смертью эти слова, а может, это уже легенда? В. Жаботинский, например, полагал, что последними словами Трумпельдора было его любимое выражение "эйн давар" - ничего, не беда, сойдет...

В 1950 году неподалеку от Кфар-Гилади основали город Кирьят-Шмона - памяти восьми защитников Тель-Хая.

***

Первым главой Иерусалимского университета стал доктор философии Иегуда Л. Магнес. В 1929 году приняли на первый курс более 150 студентов; первые ученые степени - магистр гуманитарных наук были присуждены в 1931 году; через пять лет Еврейский университет присвоил первое звание доктора философии; первую почетную степень университета получил доктор Х. Вейцман. В 1936 году члены британской комиссии отметили: "Весьма замечательно обнаружить в глубине Азии прекрасный университет, уровень исследователей и преподавателей которого соответствует уровню, принятому в странах Западной Европы. Преподавание ведется в нем на иврите, все его студенты - евреи".

В декабре 1924 года набрали 20 студентов, и вскоре состоялось торжественное открытие Техниона - политехнического института в Хайфе, преподавание в котором велось (и ведется) на иврите. Технион готовил инженеров-строителей, архитекторов, химиков и технологов разных специальностей; за первые 20 лет его существования подготовили более 700 специалистов.

***

С начала двадцатого века большой популярностью в еврейских поселениях пользовался танец-хоровод "хора" с несложными движениями и неограниченным числом участников, которые укладывали руки на плечи друг другу. У танца было несколько мелодий: "Хава неранена" ("Давайте петь"), "Хава нагила" ("Давайте веселиться"), а также танцевальные мелодии "Вставай, брат", "Давайте танцевать", "Что за чудо!" и другие.