Глава первая

Диссертация аспиранта Ключникова

В конце февраля в московских газетах появилось объявление:

«10 марта с. г. в 14 часов в Большом зале Института прикладной геологии Академии наук состоится защита диссертации аспирантом института В. М. Ключниковым на соискание ученой степени кандидата технических наук. Тема диссертации: „Использование тепла горячих источников и гейзеров Камчатки“.

Официальные оппоненты: доктор геолого-минералогических наук профессор А. М. Глухов и доктор технических наук А. Д. Самойленко.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке института — Москва, Малая Калужская, 97».

В Большом зале института собирались всесоюзные научные конференции и международные ученые конгрессы. Защита кандидатских диссертаций происходила обычно в Малом зале. Только важные причины могли заставить Ученый совет изменить место своих открытых заседаний.

Действительно, такие причины были. Работе аспиранта Ключникова придавали большое значение на Дальнем Востоке. За этой работой внимательно следили в Петропавловске и Хабаровске. На защиту диссертации собиралась приехать целая делегация инженеров, хозяйственных и партийных работников во главе с секретарем Камчатского областного комитета партии.

Многие были уверены, что Институт прикладной геологии продолжит исследования, начатые Ключниковым, и подготовит проекты практического решения проблемы.

Успех в таком деле сулил огромные выгоды хозяйству Камчатки и заодно обещал немалую славу институту.

Диссертация Ключникова обещала положить начало работе в новой области техники. Именно поэтому его оппонентами были видные ученые: известный теоретик вулканизма профессор Глухов и крупный теплотехник Самойленко.

Председательствовать на заседании должен был директор института член-корреспондент Академии наук Хургин, известный не только как блестящий ученый, но и как остроумный полемист, выступления которого обычно доставляли немало удовольствия аудитории. Он же был и научным руководителем Ключникова.

День 10 марта начался довольно неприятно для жителей столицы.

С утра над Москвой завывала злая вьюга. Снег залеплял глаза прохожим, задерживал трамваи и автобусы. Люди торопливо шли к станциям метро, подняв воротники и проклиная погоду.

К полудню снег сменился проливным дождем, а еще через час по крышам, тротуарам и мокрым спинам прохожих забарабанила ледяная крупа.

Затем неожиданно выглянуло солнце, улыбнулось по-весеннему, но так же скоро скрылось. Поднялся порывистый ветер и с силой засвистел и завыл в каждой щели.

Герой дня — полный, добродушный аспирант Ключников — пришел в институт мокрый и расстроенный.

И надо же, чтобы этакая буря поднялась как раз сегодня! Она может задержать дальневосточный самолет, и тогда люди, которых ему так хотелось видеть на защите диссертации, прилетят, когда уже все кончится.

Даже московские друзья Ключникова, предсказывавшие ему шумный успех, вряд ли придут в такую ужасную погоду. Ключников может оказаться один перед лицом Ученого совета и оппонентами в пустом зале. Перспектива довольно неприятная!

До начала заседания оставалось около часа. Ключников снял мокрое пальто, отдышался, протер очки и подошел к большому зеркалу, чтобы окончательно привести себя в порядок.

Из зеркала на него глянуло румяное, по-детски пухлое лицо с круглыми щеками, вздернутым носом и комически-серьезными синими глазами, блестевшими за толстыми стеклами очков.

Он выглядел очень молодым и беззаботным. Казалось, он только притворяется солидным мужчиной.

Ключникову не нравилась собственная внешность. Он окинул критическим взглядом свое отражение, сделал себе пренебрежительную гримасу и отошел с привычным огорчением. Ну разве кто-нибудь сможет серьезно относиться к человеку с такой легкомысленной наружностью?

Когда он спускался по широкой лестнице, его окликнула молодая темноглазая женщина:

— Вадим! Отчего ты так мрачен сегодня?

Это была аспирантка Люся Климова, старая приятельница Ключникова. Диссертант мог не сомневаться в ее расположении и дружеской поддержке.

— Неважное настроение, Люся… Кажется, я провалюсь. Во всяком случае, хорошего жду мало… — ответил Ключников, по обыкновению слегка заикаясь.

— И напрасно! — сказала Климова так весело и уверенно, что у Ключникова стало легче на сердце. — Твои дальневосточники прилетели еще вчера. С утра сидят в библиотеке и штудируют диссертацию. Иди поговори с ними, они тебя спрашивали уже несколько раз.

— Иду, иду. Спасибо на добром слове! — Ключников сразу повеселел.

Он быстро поднялся на второй этаж и остановился около массивных дубовых дверей зала, в котором ему предстояло защищать диссертацию. К удивлению Ключникова, из-за приоткрытых дверей слышны были голоса.

Ключников заглянул в зал и удивился еще больше: зал был почти полон.

Какие-то молодые люди, по-видимому студенты, скромно занимали задние скамьи. Перед ними сидела группа военных, а около дверей стояло несколько девушек монгольского типа.

— Ого! — с недоумением сказал Ключников и направился дальше. Рассматривать собравшихся ему было некогда — он хотел поговорить со своими камчатскими друзьями до начала заседания.

Разговор с инженерами занял довольно много времени. Когда Ключников вернулся и занял свое место неподалеку от кафедры, зал был уже полон.

Кажется, никогда еще этот строгий академический зал не видел такой пестрой и разнообразной публики.

Напротив покрытого зеленой суконной скатертью стола президиума расположились в двух первых рядах камчатские инженеры — энергичные молодые люди с обветренными, коричневыми от загара лицами. Недалеко от них села Люся Климова.

Инженеры разложили перед собой бумаги, приготовили карандаши и логарифмические линейки и сидели такие чинные и серьезные, будто их пригласили на заседание Совета Министров.

Возле молодой красивой женщины со светлыми волосами сидел инженер в форме генерального директора геологической службы.

Отдельной группой обосновались солидные хозяйственники с толстыми, как чемоданы, портфелями. Около хозяйственников расположились инженеры-теплотехники, машиностроители и геологи. Многих из них Ключников знал.

В зале слышалась певучая, мягкая речь жителей Западной Украины, гортанная скороговорка обитателей Средней Азии, характерный цокающий акцент уроженцев далекого северо-востока нашей родины.

Рядом с инженерами и студентами сидели старики в академических черных шелковых шапочках, молодые доценты.

Ключников с опаской рассматривал эту пеструю публику и старался сообразить, зачем пришли сюда все эти люди. Неужели им так интересна его диссертация?

Неподалеку от Ключникова стоял у окна широкоплечий толстяк, известный теплотехник Самойленко, и разговаривал с самым молодым из членов Ученого совета — профессором геологии Максимовым.

К ним подошли журналисты и начали наперебой задавать вопросы по поводу диссертации.

— Горячие источники есть всюду, где есть горы, — говорил Самойленко журналистам. — Мы впервые подходим к использованию совершенно нового вида энергии — внутреннего тепла земли. Это проблема огромной принципиальной важности.

— Позвольте, но ведь внутренняя теплота земли всюду одинакова. Почему следует начинать с Камчатки? — спросил один из корреспондентов.

— Камчатка богата всем, кроме источников энергии. На полуострове есть золото, богатейшие руды, естественный цемент, рыба, пушнина. А топлива мало. Теперь горячие источники заменят топливо. Земля сама будет обогревать Камчатку. Таких мест у нас немало.

— Имена оппонентов и председателя говорят сами за себя. Я убежден, что мы услышим интереснейшие вещи, — сказал другой корреспондент.

— Дело не в наших именах. — Самойленко добродушно махнул рукой. — Вы обратите внимание на Ключникова, — повернулся он к высокому, худому, как жердь, профессору Максимову. — Поглядите, как он мрачно смотрит на нас. Человек не знает, что его ждет: горячая ванна или холодный душ.

В зал вошли и сели за стол члены Ученого совета во главе с директором института Олегом Борисовичем Хургиным.

Хургин поднялся и зазвонил в колокольчик. Взоры присутствующих обратились к председателю. Это был невысокий пожилой человек с тонким лицом, седыми волосами и живыми, совсем молодыми глазами, зорко посматривающими из-под черных бровей.

Шум в зале прекратился.

— Прошу вас, Вадим Михайлович, начинайте, — сказал Хургин.

Ключников вспыхнул, поднялся на кафедру и стал перебирать бумаги, не поднимая глаз на присутствующих.

— Г-гейзеры и горячие источники Камчатки были изучены лишь недавно, — начал он, заикаясь сильней, чем обычно. — В одном из ущелий К-кроноцкого заповедника протекает река Гейзерная, по берегам которой расположены сотни горячих источников и гейзеров с температурой девяносто пять — девяносто шесть градусов по Цельсию. Своим теплом они обязаны вулканической деятельности…

Слушатели встретили застенчивого, румяного, как девушка, аспиранта с некоторым недоверием. Но вскоре они перестали улыбаться и начали с интересом слушать. Было очевидно, что этот краснощекий молодой человек хорошо знает Камчатку и вполне разбирается в том, о чем говорит.

Ключников почувствовал, что овладел вниманием аудитории, и начал более уверенно рассказывать о своем путешествии по долине реки Гейзерной. Эта река, в которую стекают воды горячих источников, не замерзает даже в самые суровые зимы. Она стремительно мчится среди камней и каменистых ущелий, дымясь зимой и летом.

В самый лютый мороз, когда все вокруг покрыто глубоким снегом, у берегов горячих ручьев и озер тепло настолько, что там растет нежнозеленая трава.

Метет злая пурга, полыхает в небе северное сияние, трещит лед на замерзшем море, а в маленьких естественных теплицах, защищенных от ветра, как ни в чем не бывало продолжают цвести розовые и белые ароматные цветы. Суровой камчатской зиме не под силу преодолеть теплое дыхание источников.

Публика слушала Ключникова с возрастающим интересом. Многие делали записи. Камчатские инженеры что-то быстро подсчитывали с помощью логарифмических линеек и передавали исписанные листки секретарю Камчатского областного комитета партии Медведеву.

Он был широк в плечах и кости, плотен и нетороплив. Движения у него были свободные и широкие. Небольшие черные глаза смотрели из-под косматых бровей умно, спокойно и несколько озорно.

Он читал листки, одобрительно кивал головой и посматривал в сторону Хургина, с которым долго разговаривал перед началом заседания.

Инженер-геолог наклонился к женщине со светлыми волосами и тихо сказал:

— Ну, кто был прав, Валентина Николаевна? Попробуйте-ка сказать, что это скучно!

Женщина улыбнулась:

— Да, наши медицинские диссертации куда скучнее. Я судила по своей.

— Будет еще интереснее. Там, где Хургин, скучно не бывает.

— А кто такой Хургин? Этот бородатый старик? — спросила женщина, показывая глазами на профессора Глухова.

— Нет, не он. Я говорю о председателе — видите, он смотрит в нашу сторону, — ответил инженер, приветливо кивая Хургину, который улыбнулся ему.

— Чем же он знаменит, этот председатель?

— Разве вы не знаете? Крупнейший геофизик, консультант нашего Треста тяжелых элементов, очень милый и остроумный человек… Вы встретитесь с ним еще не раз. Держу пари, что он вам понравится.

Тем временем Ключников рассказывал об извержениях самого большого из камчатских гейзеров. Гейзер назывался Великаном и выбрасывал столбы кипятка и огромные тучи пара на высоту восьмидесяти метров.

Великан давал столько тепла, что, по расчетам Ключникова, этого тепла могло бы хватить для отопления небольшого города.

Ключников подсчитывал, сколько пара дают все гейзеры и горячие источники долины реки Гейзерной.

Он доказывал, что этот пар может привести в действие довольно солидную электрическую станцию. Энергии ее хватит, чтобы дать свет, тепло и механическую силу для сел, консервных заводов и рыбных промыслов всего прилегающего района. Энергии хватило бы даже для нескольких небольших рудников, расположенных в этих местах.

По расчетам Ключникова, давление пара не должно было превышать трех атмосфер. Техника его использования оказывалась совсем простой и легкой.

— Здесь мы впервые заставим работать внутреннюю теплоту земли! — с подлинным вдохновением говорил Ключников. — До сих пор она ускользала от нас, и мы ничего поделать с ней не могли. Если мы сделаем установку для использования пара гейзеров на Камчатке, — это будет первым шагом к решению одной из самых важных проблем, какие стоят перед нашей техникой. Наш долг — как можно скорее и лучше овладеть новым громадным источником энергии, который дает нам земля!

На этом Ключников закончил и сел на место, вытирая вспотевший лоб. Вид у него был утомленный, но счастливый. Он чувствовал, что говорил хорошо.

Люся Климова стала горячо аплодировать. К ней присоединились камчатские инженеры и многие другие.

Ключникову пришлось подниматься и кланяться. При этом у него был такой сконфуженный и виноватый вид, что аудитория развеселилась и аплодисменты усилились.

 

Глава вторая

Неожиданный оппонент

— Зачем вы вводите в заблуждение этого молодого человека? Диссертация вовсе не так уж хороша… услышала Люся Климова голос рядом с собой.

Она обернулась и встретила внимательный взгляд спокойных серых глаз мужчины в офицерском кителе без погонов. Выражение глаз этого человека удивило Люсю. Они были ясные и прозрачные, как у охотника, привыкшего смотреть вдаль, и в то же время в них светилась напряженная, сосредоточенная мысль человека, проводящего ночи за письменным столом.

Его мужественное, энергичное лицо было бледно, на правом виске и части щеки темнело коричневое пятно, видимо след ожога. Твердый рот — признак настойчивой и властной натуры — придавал лицу выражение некоторой суровости.

— Я считаю диссертацию отличной, — сказала Люся резко.

— И вы думаете, Ученый совет согласится с вами?

— Убеждена! Мне известно мнение Хургина.

— Вот как? Посмотрим… — спокойно протянул сосед.

Люся Климова оказалась права. Оппоненты в один голос одобрили работу Ключникова.

Глухов высоко оценил способности и трудолюбие аспиранта, проделавшего большие и серьезные исследования в труднодоступных районах Камчатки.

Самойленко подтвердил теплотехнические расчеты и сказал, что работа Ключникова дает основание для проектирования первой теплоэлектроцентрали на Камчатке.

Затем взял слово Хургин. Он начал с лестной оценки диссертации и способностей Ключникова.

Люся с торжеством обернулась к соседу, лицо которого ей смутно показалось знакомым.

Человек с ожогом на лице не поднял головы. Он что-то писал в своем блокноте. Тогда Люся повернулась в сторону Ключникова и ободряюще помахала ему рукой.

Ключников уже успокоился и сидел со снисходительной и скромной миной человека, которому приходится выслушивать незаслуженные комплименты, и он не протестует только из вежливости.

Все шло великолепно. Ничто не омрачало безоблачного счастья Ключникова до тех пор, пока Хургин не подошел к заключительной части своего выступления.

— Аспирант Ключников, — сказал Хургин, — правильно заметил, что пора, наконец, по-деловому взяться за использование внутреннего тепла земли. Мировая техника еще не может похвастаться большими достижениями в этой области. В Италии в вулканической зоне, неподалеку от Везувия, работают небольшие силовые установки на естественном паре; скважины обычно дают пар давлением три-пять атмосфер. Они обслуживают несколько мелких патронных заводов и небольших механических мастерских. Не так давно был пущен трамвай, электрическую энергию которому дает тот же естественный пар.

Второе место, где издавна пользуются теплом горячих источников, — это Новая Зеландия. Раньше дикие племена маори варили себе пищу в кипящей воде горных источников. Теперь эта вода служит для отопления домов и дает дешевое электрическое освещение.

У нас в Советском Союзе внутреннее тепло земли запрятано глубже, чем в Италии и Новой Зеландии. Взять его труднее, да и нужды в нем было меньше, потому что мы очень богаты энергией, гораздо богаче, чем любая другая страна. До сих пор мы еще не брались как следует за этот вид энергии. Но мы за него возьмемся и уж, конечно, достигнем результатов больших, чем кто-либо другой. Мне очень приятно, что Ключников первым поставил этот вопрос на реальную почву. Это практическое решение проблемы огромной принципиальной важности…

— Постройка бани на Камчатке не решит проблемы, — вдруг прервал Хургина спокойный и сильный голос из публики.

Слова эти произнес человек с ожогом на лице.

— …такую установку можно начать строить сегодня, а завтра она уже начнет работать, — продолжал Хургин, не обратив внимания на дерзкую реплику. — Это совсем не похоже на наивные химеры, с которыми носятся не в меру горячие и не слишком обремененные знаниями головы… Это реальность…

— Детски-примитивная и не достойная ученого! Рядовые колхозы ставят себе и выполняют задачи более широкие и технически более сложные, — раздался тот же голос.

— …пусть скромная, но более полезная, чем самая пылкая фантастика, — закончил Хургин.

— Вы хотите легкой жизни, а не разрешения трудных задач. Настоящая наука должна иначе подойти к этой проблеме, — заметил человек с ожогом так же громко и спокойно.

В зале поднялся шум. Присутствовавшие оглядывались и поднимались, чтобы посмотреть, кто осмелился так резко возражать известному ученому.

— Я кончил, — сказал с усмешкой Хургин. — Послушаем, какое решение проблемы предложит товарищ… Простите, не имею удовольствия знать вашей фамилии…

Человек с ожогом поднялся с места.

— Дружинин. Инженер Дружинин, — сказал он громко. — Да, я прошу слова. Сейчас я поясню свою мысль.

Он, слегка прихрамывая, вышел к кафедре.

— Дружинин! Боже мой, неужели он? — с изумлением сказала женщина со светлыми вьющимися волосами. — Мы считали его погибшим.

— Вы знаете этого человека, Валентина Николаевна? — спросил инженер-геолог.

— Как не знать! Он был моим первым пациентом на войне. Замечательный человек, талантливый, но упрямый… ужасно упрямый. Николай Ильич его тоже отлично знает.

— Я не могу причислить себя к ученым. Быть может, мои суждения покажутся странными, — начал Дружинин. — Здесь предлагают построить горячий водопровод и небольшую электрическую станцию на Камчатке… Что же, это вещи нужные. Спасибо вам, товарищи ученые, за вашу смелую, не знающую преград научную мысль, — бросил он с иронией. — Но все это построят и без вас, не ожидая вмешательства академиков. Ведь строят же сами колхозники тысячи небольших электрических станций.

Проекту, который вы готовы единодушно одобрить, недостает размаха. В нем нет полета мысли. Одобряйте или осуждайте это предложение, ничто не изменится ни в науке, ни в жизни. Называйте автора проекта гением или безумцем — это решительно все равно…

— Я хочу спросить, — продолжал Дружинин, — не кажется ли вам, что научная мысль заслуживает лучшей участи? Все, что говорилось здесь, недостойно настоящей передовой науки, которой вы должны заниматься. Предложение этого молодого человека, — кивнул Дружинин в сторону Ключникова, — не решает проблемы использования внутреннего тепла земли!

При последних словах Дружинина шум в зале возобновился с новой силой.

Ключников поднялся с решительным видом, собираясь что-то сказать. Щеки его пылали. Он был возмущен дерзостью оратора. Но у него нехватило характера прервать Дружинина. Так и не решившись заговорить, он постоял минуту, махнул рукой и снова сел на место. Никто даже не посмотрел в его сторону.

Хургин передал председательский колокольчик молодому профессору Максимову и все с тем же выражением снисходительного удовольствия на лице повернулся к Дружинину. Видимо, этот человек его заинтересовал.

— Ближе к делу, или я лишу вас слова! — предупредил оратора новый, энергичный председатель и зазвонил в колокольчик.

— Извольте, — сказал Дружинин. — Наука должна смело итти вперед, от техники и круга идей своего времени, а не плестись в хвосте устарелых, примитивных воззрений.

— Удивительно оригинальная мысль! — с усмешкой заметил Хургин.

Дружинин не удостоил его даже взглядом.

— Всем известно, — продолжал он, — что с углублением на каждые сто метров температура повышается в среднем на три с третью градуса. Раньше это считали следствием приближения к расплавленному ядру земли.

Новая теория, блестяще подтвержденная расчетами советского академика Хлопина, говорит, что гигантский тепловой поток, идущий из недр земли к поверхности, связан с распадом радиоактивных элементов в глубине первых шестидесяти километров земной коры.

Это тепло, скрытое от нас в недрах земли, представляет собой грандиозный, неисчерпаемый и вечный источник энергии. Его можно сравнить только с потоком лучистой энергии солнца, который непрерывно льется на землю. Если бы удалось его использовать, его хватило бы на любые потребности человечества.

Путь разрешения проблемы совершенно не тот, который указывали здесь!

Горячие источники у нас есть лишь в немногих горных местностях. Земля же горяча повсюду, ее тепло нам понадобится также повсюду. Мы должны взять быка за рога и подчинить себе природу, не дожидаясь ее случайных милостей…

Дружинин овладел вниманием аудитории. В зале стало тихо. Слышно было, как скрипят перья корреспондентов.

— Что же вы все-таки предлагаете? — спросил Хургин.

— Строить шахты — подземные котлы, каждый из которых даст больше энергии, чем крупнейшие современные электрические станции! Вот примерно по такой схеме…

С этими словами Дружинин подошел к доске, стоявшей возле кафедры, и быстро нарисовал мелом фигуру, похожую на большой мягкий знак.

— Вот, — сказал Дружинин, — сверху вниз идут два ствола шахты — один большой, а другой малый. Сначала они параллельно опускаются вниз, а потом малый отходит в сторону и образует глубоко под землей вот эту петлю, после чего возвращается к большому стволу, чтобы соединиться с ним.

Дружинин провел внутри петли несколько параллельных линий и заштриховал косые полосы, отчего изображенная им фигура стала похожей на полосатый галстук.

— А вот эти полоски, — показал он на чертеже, — это трубы-каналы, которые дополнительно соединяют большой и малый стволы нашей шахты.

— Для чего же мы все это делаем? — спросил нетерпеливо Хургин.

— А вот для чего. В большой ствол мы отводим реку. Вода падает на глубину, где температура достигает пятисот градусов. Она проходит через трубы-каналы и выбрасывается обратно через малый ствол в виде пара под давлением около четырехсот атмосфер.

— Ну, а расчеты? Как с ними? — насмешливо спросил Хургин, потирая руки.

— Расчет выглядит примерно так…

Дружинин быстро покрыл доску столбцами цифр и формул. Покончив с ними, он снова вернулся к чертежу.

— Вот здесь, наверху, будет электрическая станция, здесь водопровод и устройство, автоматически регулирующее подачу воды и давление пара…

— Глубина шахты всего около пятнадцати километров! — иронически вставил Хургин.

— Нелепая фантастика! — пожал плечами Глухов и возмущенно тряхнул бородой. — Таких шахт не бывает.

— Интересно, это по-настоящему интересно, — сказал Медведев, обращаясь к одному из камчатских инженеров.

Атмосфера накалялась.

Симпатии слушателей разделились. Одних захватил проект Дружинина, и они были готовы его поддержать; другие возмущались дерзостью неожиданного оппонента, недоуменно пожимали плечами и перебрасывались насмешливыми замечаниями.

Хуже всех чувствовал себя Ключников. Человек е ожогом на лице защищал свою собственную диссертацию. Ключникову здесь нечего было делать.

Услышав реплику профессора Глухова, Дружинин обернулся к президиуму.

— Действительно, таких шахт сегодня еще нет, — сказал он. — Но они будут завтра. Сегодня у нас есть в Донбассе шахта «Смолянка», глубина которой около двух километров. Завтра же, я убежден, появятся шахты глубиной в тридцать, сорок и больше километров. Это будет, когда мы начнем строить подземные котлы повсюду.

— Повсюду строить подземные котлы? — с искренним удивлением переспросил Самойленко.

— Разумеется! — подтвердил Дружинин. — Но это в дальнейшем, пока же можно начать с шахты глубиной в семь-восемь километров в вулканическом поясе, где земля горячее. Этой глубины будет достаточно, чтобы оправдались все мои расчеты… Подумайте только, что это даст! Тепло земли заменит уголь, нефть, дерево и все другие виды топлива. Энергии будет так много, что ее хватит на все. Можно будет отапливать целые страны, как сейчас отапливают комнату… Новый Прометей зароется в землю, чтобы добыть внутренний жар из глубины ее недр.

Половина слушателей шумно приветствовала Дружинина, другая половина так же шумно выражала свое возмущение.

Аплодисменты сливались с шиканием.

Когда энергичному председателю удалось успокоить публику, вновь взял слово Хургин.

— Мы поблагодарим товарища Дружинина за его забавное выступление, которое развлекло всех нас, — сказал он с усмешкой. — Но, как говорится, делу время, а потехе час. Пора вернуться к порядку дня. Тратить время на возражения товарищу Дружинину незачем. Его проект — это техническая нелепость. Инженеров, у которых вода заливает гораздо более мелкие и дешевые шахты, вполне справедливо отдают под суд. Спорить здесь не о чем… Итак, товарищи, кто еще желает высказаться по поводу диссертации Ключникова?

На этот вопрос ответа не последовало. В зале поднялся неистовый шум.

Медведев что-то быстро писал. Инженер, сидевший рядом, увидел, что это была записка, адресованная необычайному оратору.

Там было написано:

«Молодец, товарищ Дружинин! Желаю успеха!

Это настоящее дело, берись за него как следует.

Приду к тебе на шахту, будем работать вместе.

Медведев».

— Браво, Хургин! Поделом выскочке! — кричали противники Дружинина.

— Неправильно!.. Это гениальный проект! — еще громче кричали его сторонники.

Дружинин поднялся с места и снова направился к кафедре.

Он был бледен и полон решимости.

— Ваше время кончилось. Довольно! — запротестовал председатель.

— Нет, оно только начинается! — запальчиво выкрикнул Дружинин.

— Лишаю вас слова! — заявил председатель.

— Несправедливо! Пусть дадут слово для ответа! — кричали сторонники Дружинина.

— Довольно. Долой его! — кричали противники.

— Я требую тишины, иначе заседание будет сейчас же закрыто! — во всю силу своих легких провозгласил председатель.

— Он прав, мне надо уйти, — сказал Дружинин окружавшим его студентам и направился к выходу.

Вслед за Дружининым из зала хлынула большая часть публики.

Инженер и его спутница тоже поднялись с места и поспешили за Дружининым, но тот уже скрылся.

 

Глава третья

Старые знакомые

Московская квартира управляющего Трестом тяжелых элементов помещалась на четырнадцатом этаже нового дома в центре города.

Николай Ильич Казаков бывал здесь редко, только наездами. Большую часть времени он проводил на Урале, где находилось управление треста, или на предприятиях, разбросанных по всей северо-восточной части Советского Союза.

Вероятно, потому, что Казаков проводил здесь не больше месяца в году, его просторная, хорошо обставленная квартира имела нежилой вид.

В этот весенний вечер Казаков принимал гостя: высокого худого старика в золотых очках и черной шелковой шапочке — академика Шелонского, физика с именем, известным далеко за пределами Советского Союза.

За окном с полуопущенной шторой сгущались сумерки.

Вдали загорались огнями высокие корпуса новых многоэтажных зданий. Внизу шумели, особенно оживленные в этот час, центральные улицы. Но сюда, наверх, их напряженный шум доносился лишь как отдаленное эхо.

Лампа под темным абажуром отбрасывала круг света на стол с бутылкой красного грузинского вина и на руки расположившихся в креслах собеседников.

Казаков рассказывал последние новости о работе геологических партий Треста тяжелых элементов.

Наиболее интересными оказались результаты исследований на мысе Утиный Нос.

Совсем недавно закончилось обследование месторождения Белые Камни на этом мысе. Там были найдены богатые месторождения урана и тория. Пробные выработки превзошли все ожидания.

В Белых Камнях уже начинали строить большой комбинат по добыче и переработке радиоактивных руд. Но строителям приходилось преодолевать немалые трудности. Белые Камни расположены в тундре, вдали от населенных пунктов, и все, что требовалось для постройки и организации работы огромного комбината, нужно было доставлять издалека.

— И все же я глубоко убежден, что, несмотря на все препятствия, Белые Камни станут крупнейшим предприятием, — сказал академик.

— Боюсь, еще не так скоро. — Казаков вздохнул, подливая вина гостю.

— Почему же? У нас с атомной энергией медлить, кажется, не привыкли. Вы, Николай Ильич, лучше меня знаете, как у нас управляются с делами такого рода.

Казаков покачал головой.

— Отдаленные края! — развел он руками.

— Что для вас отдаленные края! — засмеялся академик, бросив взгляд на плотную фигуру и энергичное лицо собеседника. — Надо будет, так вы и среди моря на Северном полюсе рудник устроите.

Казаков был известен не только как смелый человек, любивший трудные и рискованные дела, но и как организатор крупного масштаба.

Академик имел в виду одну из строек Казакова — шахту, сооруженную на дне озера Байкал.

— Это вам не Байкал. Здесь забраться на полкилометра под воду недостаточно. Руду придется перерабатывать на месте. Значит, в Белых Камнях надо будет строить обогатительную фабрику, химический завод и, конечно, прежде всего электрическую станцию. А работать ей не на чем. Не то что угля, там даже дров нет.

— И никаких других источников энергии?

— Никаких. Ищем нефть, но еще не нашли. Получается нелепость: Белые Камни дадут в десять раз больше энергии, чем весь Донбасс, а взять ее без угля или нефти мы не можем. Вот и извольте везти топливо в тундру на оленях или на самолетах, как больше нравится!

Казаков выпил вино и сердито поставил бокал.

Шелонский улыбнулся.

— Да, бывает, что и машинист не может пустить паровоз потому, что нет лопаты, чтобы подавать уголь. Пока ее не будет, поезд останется на месте.

— Ну, нет! — запротестовал Казаков. — Наш поезд идет полным ходом. Любую лопату сделаем на ходу. Кое-что обдумываем, изыскиваем и все время строим. Для меня сейчас главное — хорошие строители…

Телефонный звонок прервал Казакова.

Закончив короткий разговор, хозяин вернулся к гостю.

— Сейчас, Андрей Никитич, познакомлю вас с начальником нашего исследовательского управления инженером Алферовым и с доктором Чаплиной. Я их просил побывать на защите одной диссертации. Вероятно, они расскажут любопытные вещи.

— Вы имеете в виду диссертацию Ключникова? Я слышал о ней, — сказал академик.

— Да, именно ее. В горах, недалеко от Белых Камней, есть довольно сильные горячие источники. Возможно, они нам пригодятся.

— А кто такая доктор Чаплина?

— Специалист по физиологическому действию радиоактивности на человека, кандидат медицинских наук, моя племянница. Сейчас вы ее увидите.

Действительно, дверь вскоре открылась, и в комнату вошли запыхавшиеся доктор Чаплина и инженер Алферов. Они не захотели ждать лифт и поднимались пешком на четырнадцатый этаж.

Академик внимательно посмотрел на светлые волосы, высокий лоб и серо-зеленые насмешливые глаза вошедшей женщины.

Ей было лет двадцать семь — двадцать восемь. Она держалась свободно и уверенно. Пожатие ее руки было твердым, как у мужчины.

— Чем закончилась защита диссертации? — спросил Казаков, познакомив гостей.

— Скандалом, Николай Ильич! — со смехом сказала Чаплина. — И знаете, кто его устроил? Наш старый знакомый Дружинин.

— Да неужели Дружинин? — воскликнул Казаков. — Это мой приятель, дивизионный инженер. Он прославился тем, что перебросил двести танков через горы по подвесной дороге, — пояснил Казаков академику. — Я слышал, он умер от ран.

— Оказывается, не умер. Такой же спокойный, методичный и такой же отчаянный упрямец. Вы бы видели, какой дебош он устроил в этом чинном научном собрании, — продолжала Валентина.

— Дрался? — с явным сочувствием к Дружинину спросил Казаков.

— Только что не дрался! Но стоило посмотреть, как он разделал в пух и прах всех, кто ему подвернулся под руку. И тут же стал защищать собственную диссертацию.

— И что же, защитил? — засмеялся академик.

— Наверно, защитил бы, если бы ему не пришлось уйти, — в тон академику ответила Чаплина. — К сожалению, Ученый совет не стал его больше слушать…

— Вы несправедливы к вашему старому знакомому, Валентина Николаевна, — вмешался инженер Алферов. — Дружинин говорил очень интересные вещи. На меня он произвел большое впечатление.

— У Валентины свои счеты с Дружининым, — заметил Казаков. — Их рассудить очень трудно. Бывает, что она о нем и слушать не хочет, а иной раз готова за него глаза выцарапать. Правда, Валя?

— Неправда! У меня с ним ничего общего нет, — ответила Чаплина, но глаза ее блеснули, и она поспешила их опустить.

— Ничего, ничего, не смущайся. Мне он нравится не меньше, чем тебе. Я думаю, вы еще помиритесь.

— Вы думаете, что он поедет на Дальний Восток? Да и я туда пока что не собиралась.

— Ничего, ничего, помиритесь. Ты у меня будешь лабораторией заведывать, а он будет шахту строить. Теперь я его разыщу. Больше он от меня не уйдет.

— Не знаю, как Дружинин, а я согласия ехать на ваши Белые Камни еще не давала. Для докторской работы мне нужна хорошая клиника, а не хороший рудник. Я, с вашего разрешения, все-таки врач, а не рудокоп.

— Спасибо за разъяснение, — усмехнулся Казаков. — А я-то по простоте думал, что у нас работают только шахтеры. Вот, например, академик Шелонский — это, конечно, забойщик; Хургин, скажем, крепильщик; доктора технических наук — откатчики; кандидаты — бурильщики; профессора, которые заведуют отделениями в больнице, уже построенной в Белых Камнях, — проходчики…

— Довольно, довольно! — сказала со смехом Чаплина. — А там очень холодно?

— Холодней, чем в Москве. Но ничего, люди живут… — изменив тон, ответил Казаков.

— Хорошо, Николай Ильич, я согласна. Там много радиоактивных элементов и мало помех для работы над докторской диссертацией. А для меня это главное!

— Молодец, Валя! Ты с годами становишься все серьезнее. А помнишь, как ты прямо из института приехала ко мне на фронт? Ты была совсем девочкой.

Чаплина кивнула головой. Казаков смотрел на нее потеплевшими глазами; видно, ее согласие ехать на Дальний Восток ему пришлось по душе.

— Вот и отлично! Поздравляю вас с мудрым решением. По-моему, это, лучшее, что можно было придумать, — сказал академик. — Я, например, свою ученую карьеру начинал студентом в пустынях Средней Азии, где мы изучали солнечную радиацию.

— За здоровье новой сотрудницы Треста тяжелых элементов! — предложил тост Алферов.

— Я позволю себе выпить за личное счастье будущего доктора медицинских наук.

Шелонский чокнулся с Валентиной и добавил:

— За большое счастье, которого вы, несомненно, заслуживаете.

— А насчет Дружинина не беспокойся, — почему-то вдруг сказал Казаков. — Теперь я его из-под земли выкопаю и заберу к себе. — Сможете ссориться или мириться, сколько захотите.

— Я боюсь, что он к вам не пойдет, — сказала Чаплина. — Он слишком большой фантазер.

— Вот и отлично! Я люблю фантазеров, которые умеют работать. Не правда ли, это хороший народ, Андрей Никитич?

— Мне нравятся люди этого типа. Когда-то и меня называли фантазером, — ответил академик.

— А меня и сейчас называют, — заметил Казаков. — Все, что делает наш трест, многим кажется более удивительным, чем любая фантастика.

— И мне по должности все время приходится иметь Дело с фантазерами. Без них наши исследования продвигались бы гораздо медленнее, — сказал, в свою очередь, Алферов.

— Значит, следующий тост нужно предложить за фантазеров, — сделал вывод Казаков.

— Вот этот тост, мне кажется, поддержим мы все, — засмеялась Валентина.

 

Глава четвертая

Встреча в библиотеке

После скандала на защите диссертации Дружинин как в воду канул. В Институте прикладной геологии его вспоминали без особой неприязни, даже с некоторым удовольствием.

В конце концов его дерзкое выступление никому большой беды не принесло.

Ученая степень кандидата технических наук Ключникову была присвоена. Институт прикладной геологии продолжал работать вместе с камчатскими инженерами над проектом промышленного использования тепла горячих источников и гейзеров. Благодаря энергии профессора Максимова, столь решительно расправившегося с неожиданным оппонентом, престиж Ученого совета был сохранен.

Чаще других вспоминали человека с ожогом на лице новоиспеченный кандидат технических наук Ключников и научный сотрудник Люся Климова.

Ключников утверждал, что Дружинин его не понял. Он горел желанием объясниться с Дружининым лично, но разыскать его не мог. Ключников не знал имени, отчества и возраста Дружинина, без чего адресный стол справок не давал.

Хургину тоже хотелось встретиться с этим странным инженером еще раз и поговорить с ним как следует. Он не сомневался, что это ему удастся, потому что, по его мнению, Дружинин должен будет обязательно притти в институт.

— Напрасно вы думаете, что это было случайное выступление, — сказал он Ключникову. — Держу пари, что он над этим думал не один год. Я убежден, что у него есть свой готовый проект. Этот человек рано или поздно попытается свести с нами счеты.

— Зачем ему это нужно? — удивился Ключников.

— Зачем? — засмеялся Хургин. — Затем, что с его точки зрения мы болтуны, погрязшие во взаимных комплиментах. Я на его месте, вероятно, думал бы так же. Увидите, мы с ним еще встретимся.

Несколько больше других могла рассказать о Дружинине Люся Климова.

Еще тогда, на защите диссертации, его лицо показалось ей знакомым. Она долго думала, где они могли встречаться, и, наконец, вспомнила, что видела его в консультационном отделе и в читальном зале Ленинской библиотеки. Люся подготовляла в то время работу по истории геологической разведки.

Встречала его Люся и в Центральной научно-технической библиотеке. Он целыми вечерами делал выписки из технических журналов.

Люся бывала в этих библиотеках и теперь, но человека с ожогом на лице больше не видела.

Люсе было жаль, что она не может с ним поговорить. Этот настойчивый человек, казавшийся таким дерзким, по-видимому, был застенчив и одинок. Если бы она его встретила, она подошла бы к нему и сказала, что он отлично говорил тогда, на заседании Ученого совета, и что, по ее мнению, профессора Максимова стоило бы самого выгнать с заседания за грубость.

Но Дружинина нигде не было, и Люся не могла высказать ему своих чувств.

Как-то в мае, когда впечатление, вызванное вторжением Дружинина, уже сгладилось, секретарша Хургина Марина Козырева рассказала Люсе, что несколько раз встречала этого скандального типа около института. По мнению Марины, он бродил поблизости, замышляя снова вторгнуться в институт и устроить грандиозный дебош.

Дружинин попадался ей навстречу либо в одном из переулков Замоскворечья, либо около Каменного моста, где Марина садилась в автобус.

По-видимому, Дружинин жил неподалеку от института. Он ежедневно отправлялся куда-то с книгами и свертками чертежей как раз в то время, когда Марина спешила на службу.

Иногда она встречала его в сопровождении невысокого коренастого брюнета с большой головой и руками, выпачканными краской.

Вскоре Люсе удалось и самой увидеть Дружинина вместе с его товарищем. Это произошло в метро на эскалаторе. Дружинин и его спутник спускались вниз, а Люся поднималась вверх по соседней лестнице.

Дружинин был в старом военном кителе и выглядел утомленным, но лицо у него было веселое. Его коренастый, широкоплечий спутник рассказывал что-то забавное, размахивая руками со следами зеленой и синей краски на пальцах.

Через несколько дней Люся опять увидела Дружинина: это было на лекции академика Шелонского в Политехническом музее.

Дружинин внимательно слушал лектора и время от времени делал заметки в толстой клеенчатой тетради.

Он походил на прилежного студента и был настолько поглощен словами академика, что ни разу не посмотрел по сторонам и не заметил сидевшей поблизости Люси.

Шелонский говорил о принципах работы атомных двигателей. По-видимому, этот вопрос очень интересовал Дружинина.

Как только лекция кончилась, Люся направилась к нему, но Дружинин, не видя ее, быстро спрятал тетрадь в карман и вышел из зала вслед за лектором.

Следующая встреча произошла в консультационном отделе Ленинской библиотеки.

Услышав знакомый голос, Люся подняла голову и увидела Дружинина.

Он стоял у стола одного из консультантов. Люся сидела близко и слышала весь разговор.

Дружинин попросил указать ему новые книги по технике охлаждения и замораживания грунта. Кроме того, его интересовали новые материалы о так называемой кессонной болезни, которой страдают водолазы и другие люди, работающие при высоких давлениях.

Консультант разговаривал с Дружининым, как со старым приятелем… Он сказал, что вряд ли сможет помочь Дружинину.

Дружинин уже прочитал все, что было в библиотеке по этим вопросам. Сейчас ему остается просмотреть отчеты Лондонского королевского общества, но там он, вероятно, не найдет ничего нового.

Люсе хотелось поговорить с Дружининым, но она не решилась прервать деловой разговор.

Дружинин поблагодарил консультанта и быстро вышел.

— Удивительный человек! — сказал консультант, видя, что Люся смотрит вслед Дружинину. — Пожиратель книг.

— Вы знаете, кто он? — спросила Люся.

— Некто Дружинин. Кажется, инженер, — сказал консультант. — Он бывает здесь почти каждый день. Я поражен широтой и разнообразием его интересов. Я служу здесь много лет, но с таким читателем сталкиваюсь впервые.

— Много работает?

— Поразительно. Вы бы посмотрели на его стол в читальном зале! Там термодинамика и медицина, теория происхождения Земли и горное дело, исследования короны Солнца и теория твердых сплавов, металлургия и электротехника, буровой инструмент и атомная физика.

— Хочет знать все? — улыбнулась Люся.

— Да. Человек проходит курс какой-то им самим выдуманной академии, — сказал с уважением консультант. — И делает это с таким вкусом, что мне становится завидно!

Консультант поднялся с места. Было видно, что ему приятно говорить о необычном читателе.

— Я чувствую, что книги. дают ему больше, чем мне, — продолжал он. — У меня такое ощущение, точно каждая из них становится у него кирпичом какого-то здания или колесом в какой-то машине. Мысли и факты, изложенные в книгах, у него работают. Понимаете работают!

— Как же! Мне это чувство отлично знакомо. Когда я ощущаю его в себе, я бываю счастлива. Жаль только, что это случается не часто, — сказала Люся.

— Такому человеку приятно помогать, — продолжал консультант. — Своими глазами видишь, как он идет вперед. Год назад он говорил, что не знает английского языка, а теперь свободно справляется с любой английской книгой.

— Да, ему можно позавидовать, — сказала Люся.

— Ему многие могут позавидовать. Его фамилия Дружинин. Я думаю, мы с вами о нем еще услышим.

— Я того же мнения, — сказала, прощаясь со стариком-консультантом, Люся. — Мне приходилось с ним встречаться. Это интересный человек.

 

Глава пятая

Петр Максимович Задорожный

Бывший ефрейтор сорок седьмого саперного батальона Петр Максимович Задорожный привык считать себя неудачником. Причиной всех неудач он считал свой малый рост, а не то, что он имел склонность мечтать о вещах далеких и удивительных, но особого желания добиваться осуществления своих мечтаний не проявлял.

В школьные годы его почему-то неудержимо влекла Антарктика. Он хотел охотиться на пингвинов и нарисовать большую картину, изображающую этих птиц на льдине.

Потом решил сделаться моряком и художником-маринистом, вроде Айвазовского. Началом морской карьеры должен был послужить призыв во флот. Но во флот его не взяли и признали к строевой службе вообще негодным.

В Москве Задорожный жил совсем недавно. Из всех достопримечательностей столицы он познакомился пока только с Третьяковской галереей и с большим шахматным залом в клубе Победы в Замоскворечье.

Живопись Задорожный любил больше, чем шахматы, но клуб был ближе к дому, где он жил вместе со своим бывшим командиром Дружининым. Поэтому Задорожный по вечерам обычно отдавал предпочтение клубу.

Пожилой усатый горный инженер Левченко, который работал неподалеку от клуба, тоже был любителем шахмат и частенько приходил сюда прямо со службы.

Как-то Левченко и Задорожный разговорились. Они нашли друг в друге приятных собеседников и с тех пор стали встречаться как друзья. Они беседовали о многом, и Задорожный постепенно рассказал новому знакомому свою историю.

Ничего особенно примечательного в этой истории яе было.

Разочаровавшись в своих юношеских мечтаниях, Задорожный работал перед войной маляром в городе Змиеве на Украине.

Кроме этого он писал для собственного удовольствия картины.

Отправляясь на войну, он мечтал стать героем-танкистом, но сделался вместо этого помощником повара.

Он был хорошим, дельным помощником повара, потом отличным старшиной и, наконец, стал хозяйственным и заботливым ординарцем у командира саперного батальона майора Дружинина, с которым познакомился, когда после ранения лежал в госпитале.

О своем командире Задорожный не любил много распространяться, но, начав говорить о чем угодно, он в конце концов возвращался к Дружинину.

Майор был первым, кто обратил внимание на его рисунки и сказал, что из него может выйти художник.

Дружинин настоял, чтобы после демобилизации его бывший ординарец поселился вместе с ним в Москве и начал готовиться в художественную школу для взрослых.

Задорожный и Дружинин были большими друзьями, несмотря на все различие своих характеров и интересов. Родных и близких у них не было, а новых знакомых в столице они еще не завели.

Дружинин брал на дом чертежную работу и переводил с иностранных языков. Задорожный получал небольшую пенсию.

Друзья по очереди занимались хозяйством, а затем брались один за рисование, а другой за черчение. Обедали вместе в ближайшей столовой. Если выходили гулять по вечерам, то тоже вместе. По выходным дням отправлялись на выставки или в музеи и потом целую неделю обсуждали виденные картины.

Все шло хорошо. Задорожный был вполне удовлетворен своей московской жизнью.

Но примерно в половине марта произошло событие, которое отравило ему жизнь. Дружинин побывал у каких-то ученых, к которым попал по объявлению в газете, и с тех пор все разладилось.

Майора словно подменили. Всегда бодрый и веселый, он вдруг сделался скучным, озабоченным и молчаливым. Домашние занятия перенес на ночь, а утром стал уходить в библиотеку и оставался там до вечера. Приходил поздно, усталый, вываливал на стол кучу записей и, едва съев невкусный, перестоявшийся обед, снова садился за работу.

Напрасно Задорожный приносил билеты в кино или в цирк, куда друзья любили ходить раньше. Дружинин просил пригласить вместо него какую-нибудь девушку.

Споры о живописи прекратились. Дружинин соглашался со всем, что говорил Задорожный. Рассматривая новые рисунки товарища, ограничивался короткими замечаниями и повторял, что мало понимает в искусстве.

О чем бы ни шла речь, в глазах бывшего майора оставался какой-то сухой блеск. Прежде этот блеск появлялся в его глазах только тогда, когда Дружинин сидел над чертежами и расчетами.

Видно было, что он думает все время об одном и том же.

Вместо картинных галерей друзья стали посещать скучнейшие лекции, на которых Задорожного неудержимо тянуло ко сну. Ходили они также в научные и технические музеи. Но в этих музеях Задорожный скучал.

Понравился ему только минералогический, где блистали огромные разноцветные кристаллы и играли огнями самоцветы и драгоценные камни. Это был настоящий праздник света и красок. Задорожному захотелось нарисовать эти волшебные камни.

Больше всего удивлял Задорожного интерес Дружинина к палеонтологии.

Как этот серьезный и дельный человек, так хорошо строивший мосты на фронте, мог увлекаться уродливыми зубатыми птицами, годными только для того, чтобы ими пугать маленьких детей, или какими-то дурацкими ракушками, вымершими миллионы лет назад?

В ответ на недоуменные вопросы Задорожного Дружинин посмеивался и говорил, что отпечатки этих птиц и ракушек послужат отличными ориентирами, когда он заберется в недра земли, на такие глубины, о которых до него еще никто не мечтал.

Дружинин целыми сутками сидел над чертежами.

Он пел, свистел и говорил сам с собой. Задорожный засыпал и просыпался при свете настольной лампы.

Он был предоставлен самому себе и скучал все сильнее. Теперь он отводил душу только в разговорах с Левченко.

Больше ему не с кем было поговорить, а Левченко умел слушать. Узнав, что Задорожный пишет картины, Левченко захотел посмотреть их. Тот пригласил инженера к себе и пообещал познакомить с Дружининым.

— Вы тоже инженер. Может быть, ему с вами интереснее будет поговорить, чем со мной. Со мной он все молчит и молчит, — грустно сказал Задорожный.

— Не знаю, как ему, а мне будет очень интересно с ним познакомиться, — ответил Левченко.

 

Глава шестая

Мечты бывшего сапера

Дружинин продолжал заниматься своим делом, не подозревая, что им интересуется так много людей.

Не слишком любезный прием, оказанный Дружинину в Институте прикладной геологии, нисколько не обескуражил его. Он понимал, что выступал неудачно и нельзя винить председателя, который лишил его слова на заседании Ученого совета.

Проклятая привычка итти напролом! После этого скандала ему будет еще труднее заинтересовать ученых своим проектом. Придется преодолевать дополнительные преграды, терять время на лишние разговоры. Но в конце концов ученые все равно принуждены будут согласиться с ним.

Иначе быть не может — Дружинин был в этом совершенно уверен.

Сколько раз, бывало, он возвращался домой, весь поглощенный своими мыслями, и грезил о будущем.

В такие минуты земля представлялась ему прозрачной.

Под улицей, по которой он шел, он видел массивные слои желтой и белой глины, светло-серого известняка, прослойки желтого и красного песчаника и глубоко-глубоко под ними мощные пласты твердого плотного камня розовато-серого гранита и темного базальта, уходившие в таинственную и бесконечную глубину земли.

Пласты пород лежали одни на других, как листы гигантской книги толщиной в несколько километров. Эти пласты местами были изогнуты, сломаны, стиснуты невероятным давлением сверху, снизу или сбоку.

Они чередовались — все более тяжелые и все более горячие, раскаленные, пышущие жаром, которому нет выхода…

На набережной, по которой идет Дружинин, свистит северный ветер, чугунные решетки покрыты белым бар хатом инея, и стекла трамваев затянуты прихотливым ледяным узором.

А там, в глубине недр, вековечная тишина, таинственные процессы распада атомов и превращения одних элементов в другие.

Там скрываются могучие силы, к которым нет доступа человеку. Они накопляются, переполняют недра земли и, наконец, вырываются на ее поверхность где-нибудь на Камчатке, Курильских островах, в Японии или на Гавайях в виде вулканических извержений.

Но вот однажды появляется отважный человек, задумавший подчинить воле людей эти страшные силы. Вековечную тишину нарушают взрывы и шум машины. Машины врезаются в камень, сверлят, гложат, дробят его…

Все глубже и глубже. Все дальше, несмотря ни на что.

Ход, ровный и прямой, как стрела, направленная к центру земли, прорезает слой за слоем черные, серые, розовые, бурые, зеленые, красные породы земной коры.

Это смелые исследователи пробивают дорогу к силам, закованным в недрах земли. Силы земли должны служить человечеству. Надо добраться до них и заставить их работать.

Трудно человеку на такой глубине. Отважные исследователи — обыкновенные люди. Им жарко, им душно, они задыхаются: стены шахты раскалены. Но люди не отступают, их воля превозмогает жару и духоту и все препятствия на трудном пути. Люди продолжают свое дело и заканчивают его.

И вот город преображается на глазах, как в сказке. Пар и электричество работают за человека. Вокруг города вырастает тепловая завеса.

Постепенно меняется климат.

На этой набережной, покрытой еще недавно снегом, теплый ветерок колышет теперь широкие листья бананов и тонкие ветви пальм, а по воде вот этой реки плывут розовые фламинго.

Над маленьким серым домиком, где живет Дружинин, высится огромная финиковая пальма, во дворе растут смоковницы, и виноград сплошной зеленой стеной закрывает балкон, выходящий в сад.

Дружинин видит этот город будущего так реально, что чувствует аромат тропических цветов, которые вырастут на клумбе около его дома.

Но все это должно наступить в дальнейшем. Пока же нужно продолжать свое трудное дело и накапливать силы для борьбы с препятствиями.

Однажды Дружинин исчез. Он не пришел ночевать и целую неделю не подавал никаких признаков жизни. Задорожный сбился с ног, разыскивая его, и совсем было отчаялся увидеть товарища в живых, когда Дружинин, наконец, вернулся.

Вид бывшего майора испугал Задорожного. Дружинин был простужен, охрип и едва ходил. У него была повышена температура, но он и слышать не хотел о том, чтобы лечь в постель.

Дружинин познакомился где-то с буровым мастером, работавшим на проходке скважины под Москвой. Это была одна из самых глубоких буровых скважин в стране. Ее глубина приближалась к пяти тысячам метров.

Дружинин поехал за город с буровым мастером и неделю проработал на скважине чернорабочим. Он не возвращался домой до тех пор, пока не была достигнута предельная глубина и не поступили наверх окончательные измерения температуры и последние образцы грунта.

Результаты очень обрадовали Дружинина. Температура на этой глубине доходила до ста пятидесяти градусов, а порода, в которую вошла скважина, была отличным, прочным гранитом. Лучших стен для подземного котла нельзя было и желать.

Задорожному стоило большого труда уложить непокорного товарища в постель. Но едва он ушел за доктором, как Дружинин поднялся и, невзирая на простуду, поспешил в библиотеку.

Работа на скважине дала ему новые данные для расчетов и навеяла новые мысли. Он спешил сверить свои заключения с научными материалами.

У Дружинина горело лицо и звенело в ушах, но настроение было отличное.

Дела явно шли на лад. Горная и геологическая части проекта становились все яснее: Дружинин мог бы нарисовать свою шахту с закрытыми глазами. Сильно продвинулась вперед и теплотехническая часть: Дружинин знал, как добиться необходимого давления пара и мощности, недоступной ни одному из надземных котлов.

Теперь на очереди стоял самый трудный вопрос: как лучше проходить эту шахту, как сделать, чтобы человек смог работать в пышущей жаром глубине земных недр?

Дружинин обдумал десятки способов охлаждения и вентиляции и, наконец, сегодня остановился на новом варианте решения этой задачи.

Но обосновать свое решение ему удалось не так скоро. Вернувшись поздно ночью домой, он почувствовал себя совсем плохо.

Ночью бредил, а наутро его пришлось отвезти в больницу.

Когда Дружинин Немного окреп, его отправили в санаторий, откуда он вернулся в Москву только в начале мая.

Он был чрезвычайно недоволен тем, что потерял так много времени, и с удвоенной энергией взялся за работу над проектом.

Пора было снова итти в Институт прикладной геоло гии и договориться, наконец, по-деловому с учеными.

Дружинин мог разработать только основы проекта. Одному человеку было не под силу составить детальный, до конца обоснованный проект такого строительства.

Без помощи коллектива ученых об этом и мечтать было нечего.

 

Глава седьмая

Спор с профессором

В кабинет профессора Хургина, вбежала взволнованная Марина.

— Что делать, Олег Борисович? Там опять этот гражданин с палкой, который скандалил на заседании Ученого совета.

— Дружинин? — с интересом спросил Хургин.

— Да, он называет себя инженером Дружининым. Обязательно хочет видеть вас. Я предложила ему обратиться к ученому секретарю, говорила, что вы заняты, — он ничего слушать не хочет. Такой настойчивый, мне даже страшно. Сказать ему, что вас срочно вызвали в Академию наук?

— Нет, зачем же, — улыбнулся Хургин, видя волнение своей секретарши. — Скажите ему, что я охотно приму его через полчаса. Пусть, если хочет, подождет в библиотеке.

— Через полчаса?.. — переспросила секретарша, показывая всем своим видом, что никак не одобряет решения профессора и снимает с себя всякую ответственность за последствия этого необдуманного поступка.

Дружинин сидел в приемной среди других посетителей, ожидавших директора Института прикладной геологии. На этот раз он был уже не в военной одежде, а в новом светло-сером просторном костюме. Костюм был ему очень к лицу и делал его гораздо моложе.

В одной руке Дружинин держал толстую трость — он брал ее, когда у него начинали болеть старые раны, — а в другой видавший виды кожаный портфель с чертежами и расчетами. Последние он закончил лишь вчера.

— Профессор сможет принять вас только через полчаса. Быть может, вы все же обратитесь к ученому секретарю? — сказала настойчивая Марина, подойдя к Дружинину.

— Нет, благодарю вас. Я подожду профессора, — отозвался тот.

— Как хотите, — Марина пожала плечами. — Можете подождать в библиотеке.

— Пойдемте, я вас провожу, я тоже иду туда, — сказала Люся Климова.

Она слышала разговор Дружинина с Мариной и поспешила подойти к человеку, о котором вспоминала столько раз.

Дружинин узнал маленькую смуглую женщину, которая сидела рядом с ним на защите диссертации, и улыбнулся ей, как старой знакомой.

Люся, в свою очередь, с интересом смотрела на этого странного человека. Он держался с подчеркнутой уверенностью, но его деланная непринужденность не могла обмануть Люсю. Видно было, что непривычная обстановка смущает Дружинина. Этот человек был застенчив и не мог скрыть своей застенчивости.

Заметив это, Люся почувствовала еще большую симпатию к нему.

Они пошли в библиотеку вместе, разговаривая, будто были знакомы уже несколько лет.

— Чем могу служить, товарищ Дружинин? — спросил Хургин, когда тяжелая дубовая дверь его кабинета впустила человека с ожогом на лице и тот подошел к столу профессора.

Дружинин остановился у стола, глядя на живые темные глаза и седые волосы поднявшегося ему навстречу ученого.

— Прошу вас, — указал Хургин на кресло, — садитесь и рассказывайте.

Дружинин показался на этот раз Хургину моложе и мягче, чем при первой встрече.

— Слушаю вас, — вежливо повторил профессор, видя, что посетитель не торопится излагать свое дело.

Дружинин, видимо, затруднялся, с чего начать.

«Он хороший парень, только слишком самолюбивый и упрямый», подумал Хургин и ободряюще улыбнулся гостю.

— Собственно говоря, у меня никакого нового дела нет, — сказал Дружинин, слегка тряхнув головой и как бы отбрасывая колебания. — Мне бы хотелось, — продолжал он, — поговорить более подробно о проекте, с которым я выступал на защите диссертации Ключникова. Если позволите, я напомню…

Лицо Хургина стало серьезным.

— Не надо… Я отлично все помню, — остановил он Дружинина. — Мне очень жаль, что вы решили заняться такой чепухой. Я считаю своим долгом предостеречь вас: это затея, недостойная делового человека.

— Я держусь другого мнения. И поэтому прошу вас выслушать доводы в пользу моего проекта, — твердо сказал Дружинин.

— Проектов использования внутреннего тепла земли существует много. Этим занимались виднейшие ученые и инженеры, но ничего не добились. Советую вам выбрать другую, более благодарную задачу. Не стоит отдавать жизнь химерам…

Хургин смотрел на своего посетителя с сочувствием: ему жаль было этого молодого и, по всей видимости, способного человека.

Но Дружинин не нуждался в сочувствии профессора.

— Это не химеры. Я утверждаю, что это задача, вполне посильная современной технике. Не жаль жизни, чтобы разрешить такую задачу, — я вижу в этом свой долг.

— Сядьте, пожалуйста. Я не привык принимать рапорты, — досадливо прервал все еще стоявшего перед ним посетителя Хургин.

Человек с ожогом на лице вызывал противоречивые чувства. Сила убежденности и настойчивость Дружинина нравились ученому. Именно эти качества он привык больше всего ценить в своих учениках. То, что Дружинин решил притти сюда после скандала на защите диссертации, тоже говорило в его пользу. Несомненно, это был мужественный человек. Четкость мысли сочеталась у него со спокойной, полной достоинства манерой держать себя.

Хургин охотно взял бы его к себе в аспиранты и сделал бы из него настоящего ученого, спокойного методичного, чуждого случайным увлечениям.

Но настойчивость посетителя переходила в упорство. Он держался вежливо, но как-то уж слишком независимо и уверенно, словно пришел в магазин за покупками, а не в научное учреждение за советом.

Хургин готов был помочь ему выбрать тему для новой работы, которая ввела бы его в круг ученых. Но этот странный человек ничего не желал слушать. Он говорил о своем, отвергая все попытки Хургина дать разговору иное направление.

Дружинин сел в кресло и, вынув из портфеля папку с бумагами, положил перед профессором.

Здесь схема моего проекта и некоторые расчеты. Я прошу вас ознакомиться с ними и дать свое заключение… На этот раз мои соображения обоснованы несколько полней, чем раньше. Быть может, они уже не вызовут такого безоговорочного осуждения!..

— Вы давно над этим работаете?

Хургин открыл папку.

— Да, очень давно, — ответил Дружинин и, сделав небольшую паузу, продолжал: — Мысль об этом проекте не давала мне покоя со студенческих лет. Я мечтал о времени, когда смогу целиком отдаться работе над проектом. — Глаза Дружинина заблестели. — Будучи в институте, я искал технического решения этой проблемы. Тогда я разработал первый проект использования внутреннего тепла земли. Но он был слишком наивным и фантастичным. Настоящее решение я нашел только теперь.

Хургин внимательно слушал его, склонив голову набок. Он решил дать Дружинину возможность высказаться до конца.

— …Каждый подземный котел даст больше энергии, чем любая из величайших силовых станций мира, больше, чем Днепрогэс и Ниагара, вместе взятые… Посудите, какая победа над природой! Самая большая после изобретения парового двигателя и электрического мотора! Энергия потечет из земных недр, как широкая, полноводная река.

Дружинин перевел дыхание и продолжал с новой энергией:

— Подземные котлы будут работать совершенно автоматически, веками, тысячелетиями, до скончания времен, без всякого обслуживания и вмешательства человеческих рук. Каждый котел сочетает разумную направленность машины с постоянством явлений природы…

— Позвольте, позвольте! Почему это веками, почему совершенно автоматически? — спросил Хургин, чувствуя, что неукротимая фантазия Дружинина начинает увлекать и его.

— Потому что подачу воды можно раз и навсегда отрегулировать в соответствии с давлением пара. Воды будет подаваться ровно столько, сколько выкипает, — быстро ответил Дружинин.

— Так, так, — кивнул головой Хургин. — Все это очень заманчиво. Ваша мысль мне ясна… Скажите, почему вы решили взяться за это дело? — спросил он, испытующе глядя на посетителя. — Думаете, что это благодарная задача?

— Неудачи других меня не пугают. Для меня это вопрос жизни и чести. Я обязан сделать это.

— Но почему же вы обязаны? — снова спросил профессор.

— Это целая история… — Дружинин запнулся, видимо затрудняясь говорить дальше, и вытащил из кармана большой черный кожаный кисет. Не зная, что делать с кисетом, он перекладывал его из одной руки в другую. — Целая история, — повторил он. — Если хотите, я расскажу ее в двух словах… У вас можно курить, профессор?

Хургин кивнул головой.

Дружинин свернул папиросу и закурил.

— Так какую историю вы хотели рассказать мне?

— Видите ли, у меня на фронте был товарищ. Геолог Петров Василий Никифорович. Мы встретились с ним под Москвой зимой тысяча девятьсот сорок первого года. Мы были недолго знакомы, а по-настоящему поговорили только один раз, и то не до конца… Может быть, это неинтересно, профессор?

— Продолжайте, — сказал Хургин.

— Как-то раз мы лежали в засаде, застыв от холода. Трещал мороз, огонь развести было нельзя, даже курить запретили. И вот, лежа рядом, мы разговорились о том, что обидно мерзнуть на земле, когда она такая горячая там, внутри. — Дружинин показал рукой вниз. — Ведь там подземный океан расплавленной лавы, материки плывут на нем, как льдины… Оказалось, что Петров, так же как и я, работал над этим вопросом. У него тоже был проект подземного котла. Мало того, он нашел место, где такой котел было легче всего построить. Подробнее рассказать он не успел: подошли немецкие танки, и начался бой. Мы успели только пообещать друг другу, что если один из нас погибнет, то другой доведет дело до конца…

— Что же было дальше? — спросил Хургин мягко.

Его интонация свидетельствовала о том, что рассказ произвел на него впечатление.

— Ничего, — грустно ответил Дружинин. — Больше я его не видел. Он погиб. По приезде в Москву я начал разыскивать его родных и его прежнюю квартиру. Родных я не нашел, а квартира, где хранились все его бумаги, была разбита бомбой. На месте дома оказался сквер… На память о нашей короткой дружбе я сберег вот эту вещицу. — Дружинин разгладил на ладони кисет. — Это все, что у меня есть. Никаких следов проекта не сохранилось…

— И вы не захотели с этим примириться?

— Да. Решил начать все сначала: разработать проект, найти подходящее место, доказать целесообразность дела… И построить котел. Мой долг сделать это.

— Напрасно решили. Все-таки напрасно. — Тон Хургина опять стал сухим. Методичный, добросовестный ученый победил в нем: он не мог, не имел права сочувствовать химере, пора было вернуть этого человека к реальности. — Совершенно напрасно, — повторил он: — строить такой котел нельзя.

— Но почему же нельзя? — воскликнул Дружинин с воодушевлением. — Такие котлы будут великолепно работать. Благодаря им возникнут новые промышленные центры, прекрасные города. Котлы дадут воду пустыне, растопят ледники, сберегут леса, навсегда избавят человека от черной работы. Они преобразят лицо земли и превратят ее в цветущий сад. Мы с вами это сделаем, профессор…

— Да нет же! Не сделаем! — с досадой прервал его Хургин. Он хотел говорить совсем не об этом и был раздражен упорством Дружинина.

Дружинин собирался возразить, но Хургин остановил его движением руки.

— Подождите. Дайте, наконец, мне сказать… Вы пришли, чтобы узнать мое мнение о вашем замысле? Извольте. Это детская мечта, деловому человеку не к лицу ею увлекаться, поберегите свое вдохновение.

— Погодите, профессор, — сказал Дружинин все с тем же непреклонным упрямством. — Основная мысль бесспорна, а в остальном поможете мне вы, ученые. Ваш долг пойти навстречу такому проекту.

— Какому проекту? — сердито бросил Хургин и открыл папку Дружинина. — Поймите, никакого еще проекта у вас нет, и замысел ваш неосуществим, — говорил он, бегло просматривая чертежи Дружинина, — Техника не знает способов проходки таких глубоких шахт, это дело далекого будущего… Если бы такая шахта и появилась, от нее все равно не было бы никакого толку. Камень быстро охладится, накипь, которая осядет на стенах вашего подземного котла, еще больше уменьшит теплоотдачу, пар на пути к поверхности земли тоже будет сильно охлаждаться, и в результате ваш котел даст совершенно мизерный эффект.

— Меня могут убедить только расчеты. Те, которые сделал я, дают иную картину. Они перед вами — можете убедиться. Охлаждение камня покроется за счет нагревания его от окружающей породы, а борьбу с накипью можно предусмотреть. Эти возражения несерьезны, профессор. Я ждал более солидной критики.

— Поймите, здесь нечего критиковать. Возражений столько, что об этом всерьез и говорить нечего, — рассердился Хургин.

Он поднялся, быстро достал из шкафа несколько справочников и начал раскрывать их перед Дружининым один за другим.

— Вот, глядите… Здесь цифры теплопроводности базальта и гранита. Вот таблица давления пара… Вот расчет охлаждения… Видите, как бесконечно далеко все это от того, что вам нужно! Цифры против вас, их вы не переспорите!

— Они меня ничуть не убеждают, — сказал Дружинин, равнодушно отодвигая от себя справочники. — Во-первых, справочники дополняются после каждой новой серьезной работы, а во-вторых, никто из авторов не был на глубине в семь-восемь километров под землей и не знает, что там делается… Дело не в цифрах, которые здесь приведены, а в том, что вы не хотите говорить со мной серьезно, профессор.

Самоуверенность Дружинина взорвала профессора.

— Вы признаете только себя и никого больше. Единственный авторитет и судья! Просто великолепно!

— Я хочу смотреть вперед, а не назад, — спокойно возразил Дружинин. — Поймите меня, профессор… Именно вперед мы обязаны смотреть, на много лет вперед. Я буду ошибаться — вы меня исправите, за этим я пришел. Ученым виднее, какой путь избрать, но котел так или иначе придется построить!

— Так вы принесли нам заказ?

— Да, если хотите, заказ.

— Еще бы, это так просто!.. Но вы, видно, забыли, что наука до этого еще не дошла. Или это вас не касается? Вы приказываете: сделать — и все!

— Но ведь все равно придется сделать, — невозмутимо сказал Дружинин.

Казалось, он решил вывести из себя профессора и добился, наконец, своего.

— Нет, товарищ заказчик, ошибаетесь! Здесь заказывать не приходится! — воскликнул Хургин, гневно усмехаясь. — И давайте не говорить о вашем так называемом проекте. Не смешите меня…

Последние слова Хургина оказали неожиданное действие на Дружинина. Он побледнел, вскочил и, не помня себя от гнева, бросился к Хургину.

— Вы что же, принимаете меня за шарлатана? — закричал он.

Тут произошло то, о чем после с досадой вспоминал Дружинин. Он ударился больной ногой о край стола и, покачнувшись, стукнул тростью о стол профессора.

Стекло на столе с удивительной легкостью лопнуло, осколки брызгами полетели во все стороны.

Дружинин словно бы нарочно разбил стекло.

Хургин не шевельнулся, казалось, не заметил, что произошло.

— Что же, зовите милицию… Я готов нести ответственность за нарушение порядка, — медленно проговорил Дружинин.

Он стоял у стола профессора, сложив руки на груди. Его гнев уже прошел. Темный шрам от ожога резко выделялся на побледневшем, утомленном лице.

Профессор внимательно посмотрел на Дружинина, потрогал рукой осколки стекла и вышел из-за стола.

От его раздражения не осталось и следа. Можно было подумать, что гнев Дружинина доставил ему только удовольствие.

— Пожалуй, на этот раз обойдемся без милиции, — сказал он и снисходительно посмотрел на Дружинина. — Но все же советую вам найти иные доказательства, более убедительные и менее шумные. Вы хотите заставить говорить с собой серьезно. Это будет нелегко. Придется вам еще поучиться и поработать над проектом. Вот после этого мы, может быть, встретимся.

— Посмотрим, — ответил Дружинин мрачно и, резко повернувшись, пошел к выходу. — Сожалею, что так получилось. При случае доставлю вам новое стекло, — сказал он, овладев собой и приостанавливаясь у двери. — Прощайте!

— Не беспокойтесь о стекле. Всего хорошего! — Хургин как ни в чем не бывало кивнул ему головой.

Оставшись один, профессор вдруг щелкнул пальцами и расхохотался.

— А интересно, чорт возьми! Я не ошибся, — сказал он. — Кажется, мы еще будем друзьями…

Дверь приоткрылась, и в нее просунулась голова взволнованной Марины.

Увидев, что профессор цел и невредим, секретарша вошла и тяжело перевела дыхание.

— Какой ужас! Я боялась, он вас убьет. Я предупреждала…

— Велите убрать. — Профессор показал на разбитое стекло. — Это я уронил образцы кварца. Удивительно непрочные стекла, — пояснил он в ответ на недоуменный взгляд Марины.

— Если он явится еще — прямо звонить в милицию? — спросила Марина.

— Зачем же? Мы с ним отлично побеседовали. — Профессор усмехнулся. — Как только придет, ведите его ко мне без всяких разговоров.

Когда Марина ушла, профессор начал ходить из-угла в угол. Вернувшись к столу, он снова потрогал осколки стекла и задумался.

Потом подошел к телефону и попросил соединить его с библиотекой.

— Пришлите мне все, что есть нового относительно использования внутреннего тепла земли… Да, да, журналы, материалы по геотермии тоже — все, что есть о тепле земли. Особенно меня интересуют силовые установки в вулканических районах…

Как только принесли книги и журналы, Хургин засел за них и попросил Марину больше его сегодня не тревожить.

 

Глава восьмая

Фронтовые друзья

Взволнованный происшествием в институте, Дружинин медленно шел по тихим переулкам Замоскворечья.

Был обеденный час погожего летнего дня. Шумела нежно-зеленая молодая листва деревьев. Воздух был свеж и прозрачен. Ребятишки с наслаждением шлепали ногами по лужам, оставшимся после утреннего дождя. Из открытых окон неслись звуки радио.

Дружинин шел задумавшись. Он не замечал ни горячего солнца, ни легкого ветерка, ласково перебиравшего его светлые волосы, ни радостных ребячьих криков.

Широкая, чисто вымытая улица, на которую вышел Дружинин, была полна движения.

Быстро шли по своим делам люди с сумками и портфелями. С грохотом мчались, стоя одной ногой на своих деревянных самокатах, мальчишки. Важно катили автобусы, гудели троллейбусы, бежали обгоняя друг друга, разноцветные блестящие легковые автомобили.

Дружинин вышел на набережную, остановился у парапета и вынул кисет, собираясь закурить. Тут только он увидел, какой был сегодня ясный, безоблачный день.

Высокие здания отбрасывали четкие черные тени на блестящий асфальт. Листва липовых аллей у темно-красных кремлевских стен дышала свежестью. В светло-голубом прозрачном небе плыли тяжелые пассажирские самолеты, похожие на толстых крылатых рыб.

Под широким, как проспект, Каменным мостом блестела зеленоватая гладь Москва-реки. Посреди реки пыхтел старательный буксирный пароход и тащил за собой длинную вереницу барж с дровами. От парохода расходились частые волны. В них колебались и трепетали отражения золотых и серебряных маковок кремлевских церквей.

Дружинин свернул папиросу, затянулся и оперся на парапет.

Ему снова вспомнилась незабываемая зима первого года войны, о которой он говорил сегодня с профессором.

…Густой еловый лес, снег по колено… Холодное зимнее солнце бросает скупые красные лучи на верхушки деревьев. В глубоком овраге, где лежит в снегу Дружинин, сгущается синеватый сумрак. Рядом с Дружининым смуглый, похожий на цыгана капитан Петров — командир разведывательной роты.

Капитан тихим, спокойным голосом рассказывает Дружинину удивительные веши.

Как-то ему пришлось побывать на курорте в Гиссарских горах, в Таджикистане. Там в горном ущелье били десятки горячих источников, а в близлежащих пещерах и гротах температура доходила до девяноста градусов по Цельсию.

В гротах готовили себе пищу колхозники, приезжавшие лечиться водой горячих источников. Таджики свежевали барана и оставляли его на ночь в горячем гроте. К утру баран обычно уже бывал испечен. Петрову никогда не приходилось есть более вкусного жаркого.

Молодой инженер начал раздумывать, как бы использовать это тепло, взялся за расчеты и через некоторое время разработал проект специальной установки. Перед войной он долго путешествовал, и ему удалось отыскать такое место, где, по его словам, можно было построить на внутреннем тепле земли электрическую станцию, в три раза более мощную, чем Днепрогэс…

Дружинин долго оставался под впечатлением встречи с Петровым. Очутившись после ранения в госпитале, Дружинин рассказывал об этой встрече своему соседу по койке, украинцу Задорожному, и врачу — молоденькой, только что окончившей институт Валентине Чаплиной.

Чаплина подсмеивалась над Дружининым, называла его мечтателем и фантазером. Где это видано, чтобы командир саперного батальона строил воздушные замки! Между врачом и пациентом произошла размолвка. Им приходилось встречаться и позже, но отношения между ними были натянутыми…

Когда выяснилось, что не осталось и следа от квартиры Петрова, Дружинин задумался.

Дружинин понимал, как трудно будет добиться признания проекта. Мало было теоретически разработать вопрос. Следовало сделать бесконечное количество расчетов, пользуясь современными методами математической физики, и предусмотреть трудности, связанные с постройкой самой глубокой шахты в мире.

В проекте следовало учесть все, что было известно науке о земных недрах, и дать решение больших и смелых задач, каких еще не ставила перед собой техника.

Взять хотя бы такую деталь, как лифт. Обычный лифт для такой шахты не годился, — ведь вместе о ним в шахту должен был опуститься и проволочный канат длиною в семь-восемь километров. Но при такой длине канат неизбежно должен был оборваться от собственной тяжести.

«Опять начал задираться и опять провалился! До чего же глупо я себя в конце концов веду», думал Дружинин, глядя в медленно текущую зеленоватую воду Москва-реки.

Во всех своих неудачах Дружинин привык винить прежде всего себя. Сегодня ему очень хотелось сделать исключение из этого правила и сказать, что во всем происшедшем профессор Хургин был виноват не меньше, чем он, Дружинин.

 

Глава девятая

«Какой-то Уключников…»

Корреспонденты, присутствовавшие на защите диссертации Ключникова, недаром так ревностно скрипели перьями. Отчеты о заседании появились во многих газетах и вызвали повышенный интерес к вопросу, поднятому Дружининым.

Редакций многих газет и журналов получили письма от читателей. Читатели спрашивали, можно ли использовать внутреннее тепло земли и как это сделать. В ответ были напечатаны статьи и заметки, посвященные проекту Дружинина.

Общий смысл высказываний сводился к тому, что интересная мысль инженера Дружинина недостаточно конкретна и еще далека от осуществления. «Технике с такой задачей справиться еще не под силу», писали авторы ученых статей.

Многие отмечали, что Дружинин ничего не сказал о технических способах проходки такой глубокой шахты: видимо, они ему самому неясны.

Появление этих статей в печати совпало со временем второго посещения Дружининым Института прикладной геологии.

На Дружинина особо большого впечатления эти статьи не произвели.

Ему нужно было, стиснув зубы, работать до тех пор, пока он не сможет выступить с точными цифрами и расчетами, совершенно неопровержимо доказывающими огромные преимущества его проекта.

Пусть для этого понадобится еще десять, еще пятнадцать лет — это Дружинина не пугало. Все равно, так или иначе, его жизнь до самого конца будет связана с этим делом. Отступаться от него он не собирался.

Как-то утром, вскоре после разговора с Хургиным, Дружинин и Задорожный сидели за завтраком.

Была отличная погода, солнце весело заглядывало в комнату, и от стекол раскрытого окна бежали по стенам зайчики.

— Знаешь, что я хочу предложить? — Задорожный посмотрел в окно и обернулся к Дружинину. — Давай устроим выходной день и поедем за город. Ты бери свои книжки, а я возьму краски и буду рисовать… Проведем день в лесу около реки, ландышей нарвем, рыбы наловим. Расстанься хоть на час со своими чертежами, прямо житья от них не стало!.. Поехали, Алексей Алексеевич, а?

Дружинин отрицательно покачал головой.

— Поезжай один, Петро. У меня неважное настроение.

Дружинин замолчал и задумался, глядя на стоявшую перед ним тарелку с яичницей.

— Не понимаю, над чем ты раздумываешь, — сказал сердито Задорожный. — Обыкновенная яичница с салом. Ешь скорей. Хочешь — вина принесу, чтобы аппетит был лучше. Позавтракаем и поедем. Ну, хорошо?

— Если бы вином можно было помочь делу, я бы целое море выпил! — Дружинин невесело улыбнулся. — К сожалению, это средство не всегда действует. Уменья убеждать оно мне не прибавит…

— Опять!.. — с сердцем воскликнул Задорожный и всплеснул своими короткими сильными руками. — Опять ты вспомнил этого Хургина, чтоб ему ни дна, ни покрышки!

— Что поделаешь! Приходится…

— Да плюнь ты, наконец, на него, Алексей Алексеевич! Я о нем больше и слушать не хочу. Не понял он тебя — и не надо, ему же хуже будет.

— Нет, Петро, ты этих дел не понимаешь, — прервал приятеля Дружинин. — Я сам во всем виноват. Понимаешь, я один, и никто больше…

— Как это ты один? Ни в чем ты не виноват.

— Мне нехватило убедительности. Всякое большое дело граничит с фантастикой. Если его не обосновать по всем статьям, оно может показаться бредом. Примерно так получилось и у меня. Настоящего проекта еще нет, а верить мне на слово никто не обязан. Шум и скандал только повредили делу.

Звонок прервал грустные слова Дружинина. Задорожный вышел. Он вернулся с пачкой газет и протянул товарищу синий конверт.

— Смотри, кто нас вспомнил. Николай Ильич Казаков.

Казаков был во время войны командиром дивизии, а затем армии, в которой служили Дружинин и Задорожный. Оба его хорошо помнили.

Письмо было короткое. Казаков писал, что с трудом узнал адрес Дружинина, спрашивал, как его здоровье, и говорил, что был бы рад его повидать. Затем Казаков просил Дружинина зайти к нему, чтобы поговорить о делах. Он хотел предложить Дружинину место главного инженера по строительству на любом из предприятий Треста тяжелых элементов на Дальнем Востоке.

Это было лестное предложение. О таком Дружинин до войны мог только мечтать. Стройки треста были огромные с десятками тысяч рабочих, мощной новой техникой и многомиллионными бюджетами. Даже в Советской стране было не слишком много предприятий, предоставлявших строителю такую возможность развернуться.

— Вот и отлично! — обрадовался Задорожный, прочитав письмо. — Я думаю, что здесь из меня художника все равно не выйдет. Поедем лучше на Дальний Восток, я там буду рисовать все, что захочу. Море, китов, тигров, охотников… Всю жизнь хотел попасть в те края. Уедем от твоих ученых, Алексей Алексеевич!

— Неужели ты думаешь, что я брошу начатое дело? Спасибо Николаю Ильичу, но не могу принять его предложения.

Задорожный собрался что-то ответить, но з этот момент раздался настойчивый звонок.

— Не вздумай только кого-нибудь впустить, — предупредил Дружинин.

Задорожный отсутствовал довольно долго. Из передней доносился его голос, громко уверявший, что Дружинина нет в Москве, и затем какой-то неопределенный шум. Наконец дверь хлопнула, и Задорожный, отдуваясь, вошел в комнату.

— Какой-то Уключников или Клюключников! — со смехом пояснил Задорожный. — Он пытался проникнуть к тебе силой. Здоровый парень, но отстранить меня ему не удалось, — не без самодовольства добавил Задорожный.

— Как ты сказал, Уключников? — встрепенулся Дружинин. — Каков он из себя?

Задорожный указал через окно во двор:

— Вот он, подходит к воротам.

Дружинин выглянул в раскрытое окно и увидел кандидата технических наук Ключникова, угрюмо выходившего на улицу.

— Мне положительно не везет с учеными, — сказал Дружинин. — Ключников — это единственный посетитель, который меня интересовал.

— Видимо, он хотел свести с тобой счеты. Не жалей. Я очень рад, что его выставил, — авторитетно сказал Задорожный.

— Что он говорил? — спросил Дружинин.

— Мы больше толкались, чем разговаривали, — усмехнулся Задорожный. — И потом, он заикался, его трудно было понять. Он сердился, поминал какого-то профессора. Наверно, хотел потребовать извинения за то, что ты там натворил, и сказать, что иначе профессор поставит вопрос официально.

— Что же, скорей всего так, — согласился Дружинин. — Видимо, на ближайшие пять лет вход в институт мне заказан.

 

Глава десятая

Американская корреспондентка

Дружинин сел за работу и попытался сосредоточиться, но раздался новый звонок. Задорожный пошел открывать двери. В комнате появилась элегантная дама в короткой светлой кожаной куртке и с огромной сумкой из такой же кожи.

Дама ловко миновала растерявшегося Задорожного и уверенно направилась к Дружинину, которому оставалось только подняться и приветствовать гостью легким поклоном.

— Я так и знала, что вы дома, профессор, — сказала она непринужденно. — А он говорит, что вас нет. Разве можно обманывать женщину? — Дама обернулась, бросила обольстительную улыбку, в сторону Задорожного и продолжала, быстро и деловито окидывая взглядом комнату и письменный стол Дружинина: — У меня небольшое, но важное деловое предложение. Я не отниму у вас много времени, профессор…

Она говорила по-русски почти без акцента. Иностранку выдавала в ней главным образом манера держаться.

— Я вряд ли смогу быть вам полезным — я не профессор, — вежливо заметил Дружинин.

— О нет, для моих американских читателей вы — профессор, мистер Дружинин! Моя первая статья так и называлась — «Русский Прометей — профессор Дружинин». Она имела огромный успех. Газета шла нарасхват. Теперь нужна новая статья. Наша газета — одна из крупнейших в Соединенных Штатах. Она может… — Туг дама сделала паузу и снова окинула глазами комнату, видимо оценивая ее обстановку.

— Что может? — опросил Дружинин уже менее вежливо.

— …предложить вам гонорар — тысячу долларов.

— Это ни к чему. Я никогда не был журналистом. И не собираюсь им становиться.

— Полторы тысячи, — сказала дама невозмутимо.

Дружинин отрицательно покачал головой.

— Вам достаточно подписаться под стенограммой вашей речи, которая у меня с собой, — продолжала дама. — К этому мы приложим вашу фотографию и мою новую статью. Редакция все расходы берет на себя, мы не останавливаемся перед затратами.

— Меня это не соблазняет, — ответил Дружинин, живо представляя, что сделает из стенограммы и как распишет его самого эта энергичная дама.

— Две тысячи! Мне кажется, вы могли быть сговорчивее. Такой гонорар мы платим только мировым чемпионам бокса.

— Благодарю вас! Этот способ зарабатывать деньги меня не устраивает.

— Три! — сказала дама, вытаскивая из сумки фотографический аппарат. Видимо, она была уверена, что против такой суммы Дружинин никак не устоит. — Это солидная сумма! — продолжала она. — Гонорар может быть выслан любыми книгами и журналами. Вы можете получить очень приличную библиотеку. И, кроме того, вся Америка заговорит о вашем проекте. Неужели это вас не привлекает?

— Ничуть, — покачал головой Дружинин. — Реклама мне не нужна.

Дружинин наклонил голову, давая понять, что считает разговор законченным. Однако дама не собиралась уходить.

— Здесь дело не только в рекламе… Вашей работой интересуются очень видные люди. Я могла бы вам многое рассказать…

— Благодарю вас. Я не любопытен. Приезжайте, когда мой проект будет осуществлен.

— Когда же? — спросила дама менее уверенно.

— Точно сказать пока не могу. Зайдите лет через пятнадцать…

— Ты долго будешь меня посетителями мучить, ирод? — набросился он на Задорожного, когда дама, наконец, ушла.

 

Глава одиннадцатая

Большой день

Неудачный приход Ключникова и визит американской корреспондентки вывели Дружинина из равновесия. Он снова сел за стол, но работать уже не смог. В голову лезло совсем не то, что было нужно.

Он отложил расчеты и сказал Задорожному, что согласен ехать за город.

Однако Задорожный уже никуда не хотел ехать. Он расставил на столе посуду и рисовал натюрморт.

Тогда Дружинин повторил просьбу никого не впускать и ушел из дому.

Дружинин любил думать на ходу. Когда ему надо было разобраться в мыслях, он мог уйти пешком за двадцать, даже за тридцать километров.

Всякий раз, выходя из дому ранним летним утром, он ловил себя на желании итти прямо, никуда не сворачивая, через город, мимо дач и деревень, через поля и леса, туда, к горизонту, где земля сливается с небом…

Занятый своими мыслями, он по привычке пересек Красную площадь и остановился на перекрестке, где обычно сворачивал налево, в библиотеку имени Ленина. Но на этот раз он пошел прямо вверх по улице Горького и скоро вышел на Ленинградское шоссе. Здесь он зашагал еще быстрее и сам не заметил, как оказался у последней станции метро.

На свежем воздухе он почувствовал себя лучше и решил итти дальше, на речной вокзал в Химки.

По серо-голубому зеркалу Химкинского порта скользили быстрые моторные лодки и нарядные белые катеры. По воде ползли радужные пятна нефти и масла. Вдали гудели взлетевшие в вихрях белой пены гидросамолеты.

Дружинин с завистью смотрел на эти быстроходные летающие лодки. Как хорошо было бы спуститься с набережной, сесть в легкую шлюпку и переехать на другую сторону порта, откуда стартуют гидросамолеты!

Взять билет, положить в жилетный карман и с легким саквояжем в руках подняться на борт самолета по легкой кружевной лесенке. Сесть в мягкое кресло. Слегка наклониться и посмотреть в окно, когда самолет взревет, набирая скорость перед взлетом…

Потом подняться над прозрачной гладью воды, над подернутой дымкой огромной Москвой, над нежной зеленью полей и лесов.

Лететь, ныряя в облаках, далеко-далеко. И опуститься у берега моря, безразлично — Белого или Черного, лишь бы дул свежий, пахнущий йодом ветер и бежали по темным волнам белые барашки…

Уже много месяцев все помыслы Дружинина посвящены работе над проектом. Эта работа начинает, по-видимому, превращать его в комнатного, книжного человека.

Быть может, в самом деле уехать на Дальний Восток и продолжать подготовку проекта там?

Нет, не надо!

Доброго пути, самолет! Лети на север, на юг, на восток, куда знаешь. Дружинин проводит тебя взглядом и вернется к своим книгам и чертежам, к надеждам, которые некоторые люди считают несбыточными. Пойдет обратно пешком, придет усталый и голодный. Поест, отдохнет и снова сядет за свое трудное дело. Будет считать, чертить, раздумывать, курить. И не станет огорчаться по пустякам.

Дружинин повернул назад и пошел вдоль асфальта по направлению к городу.

Задорожный, оставшись дома, тоже не смог работать. Ему мешали посетители. Они буквально атаковали его в этот день.

Снова явилась корреспондентка и заявила, что ей во что бы то ни стало нужно еще раз повидать мистера Дружинина. Она не поверила, что Дружинин ушел, и попыталась было опять проскочить в дверь мимо Задорожного, но тот ловко преградил ей дорогу и запер дверь.

Через час опять раздался звонок, и женский голос сказал, что это почта.

Задорожный отпер дверь и с изумлением увидел все ту же корреспондентку. На этот раз у нее в руках было письмо.

Настойчивая дама требовала, чтобы Задорожный немедленно передал Дружинину это письмо и вынес ответ.

Удивленный такой навязчивостью, Задорожный решил больше не церемониться с заокеанской гостьей и захлопнул дверь перед самым ее носом.

Он снова сел за рисование и дал себе слово не откликаться ни на какие стуки и звонки.

Но стуки и звонки продолжались. Они не давали Задорожному работать и приводили его в ярость.

Какой-то мужчина доказывал, что у него срочное поручение к Дружинину, и угрожал, что доложит управляющему, если его сейчас же не впустят. Потом опять звонила и стучала женщина. Она говорила, что У нее совершенно неотложное дело, важное для Дружинина. Задорожный, убежденный, что это проделки той же неугомонной корреспондентки, двери не открыл.

Но на этот раз стучала не корреспондентка, а научная сотрудница Института прикладной геологии Люся Климова.

Она была взволнована и полна решимости добиться своего.

— Не стучите, все равно не открою! Он умер, — услышала она через дверь глухой голос Задорожного.

— Не говорите глупостей, открывайте! Вы уже говорили, что он уехал, что он спит и что он в больнице. Довольно дурацких шуток! Поймите, мне надо его немедленно видеть. Если его нет, помогите его разыскать, — настаивала Люся.

Ответа не последовало.

Тогда Люся решила дождаться Дружинина на улице. В библиотеке она уже побывала, но Дружинина там не нашла.

Люся расположилась на скамье около ворот и приготовилась сидеть там, если понадобиться, до полуночи.

— Вот это деляга! — сказал Задорожный, увидев женскую фигуру на скамье у ворот. Он был уверен, что Дружинина подстерегает все та же назойливая корреспондентка.

Уже наступили сумерки, когда в переулке показался усталый, запыленный Дружинин.

Он сделал больше тридцати километров и шел, едва передвигая ноги.

Около дома ему преградила дорогу женщина в темном костюме.

Дружинин решил, что она приняла его за кого-то другого, и хотел ее обойти, но она решительно шагнула ему навстречу.

— Погодите! — повелительно сказала она.

Дружинин пригляделся и узнал Люсю.

— Добрый вечер! — бросил он отрывисто и двинулся дальше.

Он не понимал, что могло понадобиться этой женщине. У него не было ни малейшей охоты говорить о том, что произошло в институте.

— Нет, подождите! Вам придется меня выслушать, — заявила Люся с настойчивостью, которой от нее никак нельзя было ожидать. — Вы никуда не уйдете, пока не выслушаете меня!

Дружинин вспомнил, что недавно говорил почти то же самое Хургину, и улыбнулся, посмотрев на тонкую фигуру Климовой.

— Слушаю вас. Только прошу учесть: ни у кото ни в чем извинения я просить не стану. И вообще не собираюсь ничего просить в вашем уважаемом институте.

— Оставьте эту чепуху, Дружинин, она вам не к лицу, — прервала его Люся. — Мне нужно поговорить с вами.

— О чем, собственно?

— Вы долго будете вести себя, как обиженный мальчишка? Кто вам дал право так обойтись с Ключниковым?

— Это вышло случайно. Я не хотел просить извинения. Я не боюсь угроз.

— А с чего вы взяли, что он приходил требовать извинения или угрожать вам? — возмущенно воскликнула Люся.

— Что же еще могло ему понадобиться? — насмешливо сказал Дружинин.

— Он хотел сказать, что согласен с вами и хотел бы работать над вашим вариантом решения задачи. Это самое он заявил уже секретарю Камчатского областного комитета партии Медведеву, пригласившему его продолжать работу на Камчатке. Ключников — прямой и открытый человек. Он гораздо лучше вас.

— Ничего не понимаю… — произнес растерянно Дружинин. — Ведь он приходил по поручению Хургина…

— Честное слово, вы казались мне умнее, Дружинин. Ну как вам не стыдно так думать о Хургине? Он отнесся к вам гораздо серьезнее и добросовестнее, чем вы думаете.

— Я не сомневаюсь в добросовестности Хургина, он будет вполне серьезно и добросовестно бороться с тем, что считает вздором и чепухой. Все ясно.

— Все ясно? В таком случае скажите, почему партийный комитет института принял по докладу Хургина решение ходатайствовать об организации специального бюро по исследованию внутреннего тепла земли? — спросила Люся с торжеством. — А вас хотят пригласить для Работы в нем.

— Не может быть! — воскликнул Дружинин. Голос его дрогнул.

— Вот вам и не может быть…

Люся с вызовом тряхнула головой.

— После разговора с вами Хургин пришел к выводу, что этот вопрос следует изучить теоретически, а затем, если предварительные расчеты подтвердятся, разыскать подходящее место и построить пробную установку.

— Это вы все серьезно?..

Дружинин не знал, верить ли ему словам счастливой вестницы.

— Слушайте дальше, — торопливо продолжала Люся. — Академик Шелонский одобрил идею организации исследовательского бюро. Всячески поддерживает это начинание и управляющий Трестом тяжелых элементов Казаков. Он давно уже интересуется проблемой использования внутреннего тепла земли… И вот, — Люся перевела дух, — в бюро вместе с вами будут работать Хургин, Ключников и еще несколько инженеров и научных работников, в том числе, возможно, и я, — Ученый совет поддерживает предложение партийного комитета…

Дружинин, неожиданно для себя самого, схватил Люсю за плечи, притянул к себе и звонко поцеловал в обе щеки.

— И вы пришли об этом сказать?! Ну и молодец же вы, честное слово! А я, правда, дубина стоеросовая, теперь я сам вижу. Болван, ну и болван же!..

Люся поспешила высвободиться из рук Дружинина.

— Подождите, не будем развлекать прохожих…

Она была тронута такой искренностью и непосредственностью этого замкнутого и сурового человека.

— Это еще не все, — проговорила она. — Решение академии во многом зависит от академика Шелонского. Он хочет с вами познакомиться и ждет вас у себя сегодня вечером. У него будут Хургин и Казаков.

— Хургин? — переспросил с беспокойством Дружинин. — Тогда все пойдет прахом. Мы с ним снова столкнемся. И Шелонский провалит дело.

— Эх вы!.. — Люся укоризненно вздохнула. — Ну, хорошо. Я вас буду сдерживать. Едемте туда немедленно. Я обещала вас доставить.

Не дав Дружинину опомниться, Люся потащила его за собой.

 

Глава двенадцатая

Вечер у академика

Квартира академика Шелонского помещалась на десятом этаже нового дома на Большой Калужской улице. Внизу шумела одна из самых оживленных магистралей Москвы. За легкими очертаниями стройных старинных зданий начинался зеленый массив Центрального парка культуры и отдыха, спускавшийся к гранитному берегу Москва-реки.

Парк горел огнями. Оттуда доносилась музыка, слышны были гудки больших белых пароходов, медленно плывших куда-то вниз по реке.

Вдали виднелись серебристые фермы Крымского моста, застывшего в величественном, смелом броске через реку. Направо светились в зеленоватом северном небе рубиновые кремлевские звезды. Несмотря на поздний час, движение на улице не уменьшалось, и все ярче разгорались тысячи огней парка.

Андрей Никитич Шелонский и его гости сидели за ужином. Стол был накрыт на балконе, закрытом вьющимися растениями. Разговор шел о Дружинине, которого здесь уже давно ждали.

— Жаль, что он так увлекся своей выдумкой. Он бы мне пригодился, — сказал Казаков. — Я боюсь, что он не пойдет работать в наш трест.

— Я тоже думаю, что не пойдет, — сказала Валентина, отрываясь от разговора с Алферовым.

— Что же, пусть так. Пусть продолжает свое дело, я постараюсь ему помочь. Мир, знаете ли, тесен, мы еще встретимся…

— Не слишком ли близко к сердцу вы принимаете эту затею, Николай Ильич? — спросил Алферов. — Замысел Дружинина может и не оправдаться… Стоит ли нашему тресту рассчитывать на подземный котел? Мне кажется, нет. Слишком уж это фантастично…

— Да, на первый взгляд фантастично, — задумчиво подтвердил академик. — Но времена меняются. Вспомните случай, когда трубочка с солями радия, которую ученый Анри Беккерель забыл в жилетном кармане, обожгла ему тело. Того, кто сказал бы, что сила, вырвавшаяся из трубочки, может приводить в движение мощные электрические станции, сочли бы даже не фантастом, а просто безумцем.

— Мне тоже кажется, что трест заинтересован в изучении глубоких недр земли, — заметил Хургин. — Ведь ее теплота — та же радиоактивность. Николай Ильич прав, поддерживая Дружинина.

— Да, фантастично! — повторил академик, делая ударение на последнем слове. — Мне приятно это подтвердить. Сегодня это мечта, далекая, оторванная от жизни, а завтра… Сколько у нас таких областей, где сегодня делают то, что казалось немыслимым вчера!.. — Шелонский усмехнулся. — Должен сказать, что фантастика иной раз не может угнаться за нашей действительностью. Наука и техника обгоняют у нас фантастику слишком часто… Мне нравится, что ваш Дружинин смотрит так далеко вперед.

Хургин поднялся.

— Я, вероятно, не дождусь его, мне пора итти. Хочу сказать на прощание: из этого мечтателя может получиться дельный ученый. В настоящем ученом есть какие-то волшебные дрожжи, которые не дают ему покоя и держат его мысль в состоянии непрерывного брожения. Они подталкивают его, велят итти вперед, искать… По-моему, эти дрожжи есть в Дружинине.

— По-видимому, это человек с характером, — заметил академик.

— Преупрямым, — добавила Валентина. — Когда мне приходилось с ним часто сталкиваться, мы то и дело ссорились.

Хургин распрощался и ушел.

Стало прохладнее. Огни в парке начали гаснуть.

Чаплина посмотрела с балкона на Хургина, который садился в автомобиль, и сказала задумчиво:

— Хургин настаивает, чтобы вопрос разрабатывался пока только теоретически.

— Он прав! — отозвался академик. — Практический опыт потребует сотен миллионов рублей и труда многих тысяч рабочих. Нужны соединенные усилия десятков крупнейших заводов и научных учреждений, чтобы обеспечить сооружение такой шахты. Это трудная задача.

— Добывать мои тяжелые элементы еще труднее. А ведь дело идет, жаловаться не приходится, — сказал Казаков. — Надо только, чтобы Дружинин доказал, что есть смысл на это итти.

— А что, если он не докажет? — поинтересовался Алферов.

— Рано или поздно техника придет к этому, — ответил академик. — Пусть это произойдет в нашей стране, и чем скорее, тем лучше. Кто ничем не рискует, тот ничего не выигрывает.

 

Глава тринадцатая

Ночью на улице Горького

Уже шел первый час, когда запыхавшаяся Люся ввела, наконец, Дружинина на балкон к Шелонскому.

Яркий свет ослепил Дружинина и заставил приостановиться на пороге.

Дружинин не ожидал встретить здесь такое общество. Его выгоревший на солнце китель и пыльные сапоги не соответствовали обстановке; Дружинин был смущен.

Люся слегка подтолкнула Дружинина вперед и, улыбаясь, сказала:

— Вот и мы!

Заметив смущение Дружинина, Казаков поднялся навстречу и обнял его за плечи.

— Вот он, мрачный отшельник, Алексей Алексеевич Дружинин, — представил его Казаков. — Прошу любить и жаловать…

— Мы с Алексеем Алексеевичем старые друзья. — Валентина поднялась и с улыбкой протянула ему руку. — Вы меня узнаете, Дружинин?

Дружинин не успел сразу рассмотреть, кто сидит между академиком Шелонским и незнакомым ему инженером. Только теперь он узнал в красивой женщине строптивого молодого врача, когда-то лечившего его на фронте.

— Неужели Валя Чаплина? Вот неожиданная радость, — удивленно произнес он, отвечая на ее крепкое рукопожатие.

Валентина усадила Дружинина рядом с собой. Он все еще не оправился от смущения и настороженно поглядывал на Казакова и Шелонского, ожидая, что будет Дальше. Сейчас должна была решиться его судьба.

Казаков обратился к севшей напротив него Люсе:

— Спасибо, что притащили этого анахорета. Не будем томить его… Алексей Алексеевич, ваше дело сделано. Андрей Никитич согласился поддержать предложение об организации бюро. Не так ли? — сказал Казаков, обращаясь к академику.

Тот утвердительно кивнул головой.

— С Хургиным тоже все улажено, — продолжал Казаков.

Глаза Дружинина загорелись радостью.

— Я говорила… — сказала Люся, внимательно наблюдавшая за лицом Дружинина.

— Спасибо! — с чувством ответил Дружинин.

Валентина пристально смотрела на Дружинина. Тогда, на защите диссертации, она видела его лишь издали и только теперь, наконец, рассмотрела как следует.

Темный след ожога придавал ему суровый, даже несколько мрачный вид.

Да, Дружинин сильно изменился. Он не казался ей прежде таким худым и угловатым. Глаза сделались еще прозрачнее, а линии рта тверже и суше. Видно, не дешево обходится ему его затея.

Чаплина смотрела на Дружинина с сочувствием и грустью.

— Неужели вы меня помните? — спросил он тихо.

— Помню, — ответила она так же тихо. — И ваш черный кисет тоже…

Дружинин улыбнулся и достал кисет из кармана:

— Он по-прежнему всегда со мной.

— Я думала, вы совсем разучились улыбаться, Дружинин… Вы все тот же мечтатель. А внешне изменились, — Валентина посмотрела на след ожога.

Академик включил радио. Звуки музыки заглушали их разговор.

Казаков что-то с увлечением рассказывал Шелонскому и Алферову.

— Мне пора, — сказала Люся, посмотрев краем глаза на Дружинина.

— Да, да… Я не привык засиживаться так поздно. Пора и честь знать, — присоединился к Люсе Казаков.

Гости стали прощаться.

— Рад был с вами познакомиться, — сказал хозяин Дружинину, провожая гостей. — Я верю в ваш успех.

— Прошу садиться, — предложил Казаков, указывая на ожидавший возле дома автомобиль.

— Мы, пожалуй, пройдемся пешком, не правда ли, Дружинин? — вдруг сказала Валентина.

— Да, да, конечно! — поспешил подтвердить Дружинин.

— В таком случае — до встречи в нашем институте, — бросила Люся и, кивнув головой Дружинину и Валентине, быстро села в автомобиль.

— Теперь держись, Алексей Алексеевич, энергетик земного шара, — пошутил Казаков, усаживаясь рядом с Люсей в автомобиль.

Дружинин и Валентина остались вдвоем.

— Пошли! — сказала Валентина и взяла Дружинина за руку.

Короткая летняя ночь шла к концу. Зеленоватый рассвет полз над городом, но улицы еще были залиты желтым и голубым светом электричества.

Дома спали. Редко-редко где виднелись освещенные окна. Но витрины магазинов продолжали сиять, и гирлянды огней отражались в накатанном до блеска асфальте.

Дружинин и Валентина шли не торопясь. Иногда останавливались и смотрели друг на друга. Потом брались за руки и шли дальше, как дети.

Сегодняшний вечер неожиданно сблизил их. Им казалось, что они долго-долго ждали этой встречи и вот теперь, наконец, нашли один другого.

— Вы знаете, зачем зажжены все эти огни? — сказал Дружинин, смотря в лицо Валентине расширившимися зрачками.

— Зачем? — спросила Валентина, чувствуя по его смущению, что Дружинин с трудом подбирает слова и сейчас скажет необычное.

— Чтобы я лучше видел ваше лицо, Валя! Чтобы оно запечатлелось в моей памяти, как высеченное из мрамора, как отлитое из бронзы. Чтобы оно сияло предо мной в любой темноте. Всегда. Всюду…

Валентина слегка пожала ему руку.

Ее взгляд потеплел, а лицо стало грустным.

— Неправда, Дружинин! Разве только, чтобы украсить нашу случайную встречу. Ваше сердце принадлежит вашей мечте, а не мне. Ради шахты вы забудете всех, меня первую. Для нее вы не пожалеете никого и ничего. Я не верю вашей доброй улыбке. Я думаю, вы жестокий человек, Дружинин.

— Не говорите так, Валя. Это несправедливо. Моя мечта — это вы…

— Нет, нет, Дружинин! — продолжала Валентина с легкой горечью. — Только ее, вашу шахту, вы будете видеть всегда и везде. Одну ее…

— Да, и шахту тоже. Но не только ее одну! — воскликнул Дружинин. — Не знаю, где были мои глаза тогда, в госпитале!.. Вы мне казались обыкновенной задирой. Помните, как вы меня высмеяли, когда я впервые рассказал вам о проекте? Я обозлился и ненавидел вас тем сильнее, чем больше вы мне нравились. Но только сегодня я посмотрел на вас иными глазами. Я понял, кто вы для меня.

— Вы парите в облаках, но не замечаете того, что происходит рядом с вами, — усмехнулась Валентина. — Я — обыкновенная женщина, к тому же с неважным характером.

— После наших ожесточенных споров в госпитале шахта связалась в моем представлении с вами. Сколько раз я думал: вот построю шахту, приведу Валентину и скажу: «Смотрите, вы не верили, а я сделал».

— Опять шахта, Дружинин!

— Да. Я бы назвал ее вашим именем. Будь я астрономом, я открыл бы новую звезду и тоже назвал бы ее вашим именем. Хотите, возьмусь и открою? — Он засмеялся звонким мальчишеским смехом. — Мне кажется, что я могу все. С вами я чувствую себя сильным, как никогда. Так открыть звезду?

— Нет уж, пожалуйста, не надо! — всплеснула руками Валентина. — Опять космический размах… У меня от этого голова кружится…

Она замедлила шаг и сказала, не выпуская его руки:

— И знаете, Алешенька, ведь вы наивны! Сколько шахт называется «Вера», «Софья», «Лидия»! Сколько утлых лодочек с такими именами плавает по рекам!

— Задира вы!.. Дело не в словах. Я не стыжусь быть наивным.

Они давно прошли мимо дома, где жила Валентина, вернулись и ходили взад и вперед по пустынной в этот час улице Горького.

Дворники начали мести улицу. Гасли огни в витринах. Дружинин и Валентина, забыв обо всем, ходили от угла до угла.

Наконец они остановились у подъезда. Пора было прощаться.

— Мое сердце всегда будете вами, — повторял Дружинин, крепко сжимая руку Валентины, — помните это, Валя.

Они стояли у подъезда.

— А знаете что, Алешенька? — вдруг сказала Валентина. Голос ее дрогнул. Она повернулась к Дружинину. Ее лицо оказалось так близко, что он теперь видел только одни ее блестящие глаза. — Если устанете от разговоров о шахте, идите к Казакову и приезжайте ко мне на рудник. Будете делать настоящее дело. А думать о вашем проекте оно вам не помешает. Я буду рада вас видеть там, Дружинин. Я вас буду ждать…

Дружинин отшатнулся, будто его ударили.

— Нет. нет! Только не это. Вы приедете туда, где буду я, — сказал он резко.

— Вы в этом уверены?

Валентина выпустила его руку.

— Поздно уже, смотрите, как мы заболтались.

Она бросила взгляд на совсем уже светлое небо и зябко поежилась.

— Я бы хотел вас увидеть завтра. Кажется, вы меня не поняли, — проговорил Дружинин хрипло. У него было ощущение, что он теряет ее, может быть, навсегда.

— Нет, поняла. Завтра мы улетаем с Казаковым на Дальний Восток. Если захотите, мы поговорим там.

Дружинин овладел собой.

— Прощайте, — сказал он отрывисто.

Валентина вошла в парадное.

Дружинин, не оглядываясь, зашагал по улице Горького.

Было уже утро.

 

Глава четырнадцатая

Опять в институте

На следующий день Дружинин поехал в Институт прикладной геологии.

Секретарь профессора Хургина Марина Козырева встретила Дружинина приветливой улыбкой.

На этот раз Дружинин покорил Марину.

Он уже совсем не был похож на того колючего и опасного человека, каким представлялся раньше. Легкий светло-серый костюм прекрасно облегал его сильную фигуру, шляпа была к лицу, синий в полоску галстук завязан именно так, как нужно.

Но больше всего удивило Марину лицо Дружинина, усталое, но спокойное и задумчивое. Во взгляде его не заметно ни дерзости, ни вызова, видна только легкая грусть. След ожога не так бросался в глаза.

Теперь Марина была самого хорошего мнения о Дружинине.

Правда, свое отношение к нему Марина изменила уже после постановления Ученого совета, которое она перепечатывала, и разговора между Хургиным и академиком Шелонским, который ей пришлось слышать.

— Олег Борисович обещал приехать через полчаса. Хотите, я позвоню ему и скажу, что вы здесь? — приветливо предложила Марина.

— Спасибо, я подожду. Скажите, где мне найти Ключникова?

— Зачем же вам искать? Идемте, я провожу вас. Он в библиотеке или у себя в отделе. — Марина была сама любезность.

Однако Дружинин отклонил ее услуги и отправился разыскивать Ключникова сам.

Кандидата технических наук он нашел в библиотеке. Ключников стоял на лестнице у полки с книгами. Неподалеку сидела за столом Люся Климова. Она довольно сдержанно поздоровалась с Дружининым.

Дружинин подошел к лестнице и остановился, задрав голову и засунув руки в карманы.

— А ну-ка, слезайте, Ключников! — сказал он громко и весело.

— А зачем, собственно? — Ключников опасливо покосился сверху.

— Лучше спускайтесь, не то мне придется к вам лезть. Вам же хуже будет! — продолжал Дружинин, вынимая руки из карманов.

Ключников медленно спустился с лестницы и, оглядываясь на Люсю, направился к Дружинину.

— Может быть, поговорим спокойно? — примирительно сказал он.

Дружинин шагнул ему навстречу. Люся поднялась со своего места.

— Простите меня. И спасибо, большое спасибо! — Дружинин крепко обнял смущенного Ключникова. — Правда, вы гораздо лучше меня. Я перед вами кругом виноват.

— Странный вы человек, — сказал добродушно Ключников. — То шумите и скандалите, то вдруг начинаете каяться.

Дружинин развел руками.

— Уж такой уродился… Насчет Камчатки вы были целиком правы, я напрасно на вас напустился. Это область действующих вулканов. Там ничего другого и не придумаешь.

— А в отношении внутреннего тепла земли правы вы, — в свою очередь сказал Ключников. — Но с вами не то что спорить, даже соглашаться трудно. Вот я хотел было… Так вы меня и на порог не пустили. Ну и темперамент же у вас! Прямо… тектонический.

— Беда моя, — согласился Дружинин. — Всегда так: натворю что-нибудь, а потом жалею… Скажу только одно: приятно быть в долгу у таких людей, как вы и Людмила Владимировна.

Он с улыбкой обернулся к Люсе, наблюдавшей эту сцену.

— Требуйте от меня, чего хотите.

Люся подошла к Ключникову и взяла его под руку.

— И потребуем! — весело сказала она. — Прежде всего не шуметь, не размахивать руками и не пугать людей. Мы здесь не привыкли к широким жестам. С нами надо говорить ласково, неторопливо и тихо.

Дружинин с шутливой серьезностью выпрямился и вытянул руки по швам:

— Есть говорить ласково и тихо. Какие еще будут распоряжения?

— Не теряя времени, итти к Хургину. Он уже здесь. и ждет вас, — добавил Ключников.

Хургин встретил Дружинина на пороге своего кабинета. Он дружески пожал руку Дружинину. В глазах профессора горел обычный лукавый огонек.

— Пистолет захватили? — спросил он таким будничным тоном, будто осведомлялся о погоде.

— Для чего пистолет? — улыбнулся Дружинин.

— Стрелять, если будете со мной несогласны.

— Зачем же стрелять? Мы теперь соратники.

— Отлично. Будем говорить как соратники.

Хургин перешел на серьезный тон и, усадив Дружинина и вошедшего вслед за ним Ключникова, продолжал:

— Мы будем работать все вместе. Послушайте же, чего я от вас хочу, постарайтесь понять мои слова, Дружинин, даже если вам немедленно захочется меня убить. Согласны?

Дружинин наклонил голову:

— Согласен.

— Прежде всего, все мои возражения остаются в силе. Я очень слабо верю в вашу шахту-котел.

— Зачем же тогда я вам нужен? — удивленно спросил Дружинин.

— Изучать проблему! Могут найтись решения гораздо более интересные. Ваше дело — учиться и искать. Вы должны стать ученым и своим среди ученых. Понятно? Ваш, как вы его называете, проект послужит основой для вашей кандидатской диссертации.

— Мне нужен котел, а не диссертация! — воскликнул Дружинин.

— Знаю, — отрезал Хургин. — Но без диссертации вам не обойтись. Садитесь за литературу, подбирайте материал, ищите источники. Это и будет на первое время вашей работой. Помните: проекта у вас еще нет… Теперь можете стрелять, если хотите, — закончил Хургин, видя, что в глазах у Дружинина снова появился вызов.

Но Дружинин уже взял себя в руки. Он только слегка побледнел и в упор посмотрел на профессора.

— Что же, выбора у меня нет. Надеюсь, диссертация убедит вас в моей правоте. Подземный котел все равно будет построен.

 

Глава пятнадцатая

Неудачный день рождения

Знакомство Задорожного с инженером Левченко продолжалось.

Задорожный часто говорил Левченко, что хочет познакомить его с Дружининым. Знакомство должно было состояться в день рождения Дружинина.

И вот этот день наступил.

Левченко явился в точно назначенный час.

На обеденном столе стояли цветы и бутылки с вином, против места Дружинина красовался его портрет, написанный масляными красками. Задорожный трудился над ним несколько месяцев и закончил только накануне.

Но самого Дружинина дома не оказалось. В этот день он снова пошел в Институт прикладной геологии.

Задорожный был смущен отсутствием хозяина и, чтобы развлечь гостя, предложил ему пока сыграть в шахматы.

Задорожный успел проиграть несколько партий, когда, наконец, явился Дружинин.

Настроение у него было неважное.

Покончив с делами в Институте прикладной геологии, Дружинин отправился к академику Шелонскому и долго рассказывал ему об устройстве шахты-котла.

Шелонский очень внимательно выслушал Дружинина, но он, так же как и Хургин, считал, что технически проект Дружинина еще совершенно необоснован. О поисках подходящего места для постройки первого подземного котла пока что не могло быть и речи.

Только под вечер Дружинин вышел от академика и вспомнил, что сегодня день его рождения…

Дружинин и пожилой усатый инженер Левченко понравились друг другу. Левченко был горным инженером, они могли поговорить о многом, но интересный разговор так и не состоялся.

Рядом с прибором Дружинина лежало на столе небольшое письмо в сиреневом конверте. Дружинин быстро распечатал его. Письмо было от Валентины. Вот что она писала:

«Мне очень жаль, что мы улетаем сегодня. Я хотела еще раз поговорить с вами. Не растрачивайте себя, Алексей Алексеевич! Вы талантливый человек, ваша жизнь и здоровье нужны. Вы совершите еще немало славных дел. Но надо уметь расставаться с юношескими мечтами. Чтобы остановиться вовремя, нужно больше мужества, чем на то, чтобы продолжать ошибку. Будьте сильнее своей мечты, иначе она все равно вам не дастся. Я от души хочу вам самого хорошего в жизни. И все-таки жду вас на Дальнем Востоке…

Валентина Чаплина».

— Ничего интересного, — сказал Дружинин, отвечая на вопросительный взгляд Задорожного. — Советы, добрые пожелания… Говорит — надо уметь расставаться с мечтами. Она права. Со своей мечтой я расстанусь, но от дела ни шагу в сторону не сделаю…

Дружинин разорвал письмо.

 

Глава шестнадцатая

Старый библиотечный абонемент

Бюро по изучению внутреннего тепла земли разместилось в двух больших комнатах напротив кабинета Хургина. Одну заняли Дружинин и Ключников, другую — инженеры и научные сотрудники во главе с ученым секретарем бюро Люсей Климовой.

Эти две комнаты оказались самыми шумными во всем Институте прикладной геологии.

Новое дело вызывало большой интерес не только в научных кругах, но и среди широкой публики.

Тысячи горячих голов мечтали о подземных котлах в сибирской тайге, в степях Казахстана, среди песков среднеазиатских пустынь, в холодной тундре, в горах Алтая, Урала и Кавказа.

Почта ежедневно приносила десятки писем из разных далеких уголков Советского Союза и из-за границы.

Краеведы и любители природы делились своими наблюдениями и старались доказать, что земля горячее всего в той местности, где они живут, и что именно там следует строить первый подземный котел.

Ученые присылали свои работы по геофизике, геологии, теплотехнике и изучению вулканов.

Изобретатели предлагали новые способы проходки шахт на больших глубинах и придумывали разные усовершенствования для бурильных станков и машин.

Зато американские, а вслед за ними и некоторые европейские газеты наперебой высмеивали идею подземного котла. Они доказывали, что новая затея русских абсурдна и имеет чисто рекламный характер.

Каждый день в увешанных картами и чертежами комнатах бюро появлялись новые посетители. Это были инженеры, агрономы, учителя, студенты, шахтеры, охотники и старатели в диковинных меховых шапках, приехавшие по своим делам в Москву.

Сюда приходили солидные, пожилые члены-корреспонденты Академии наук и загорелые офицеры-пограничники, ученые, седобородые меднолицые старики-таджики. Приезжая по своим хлопковым делам, они хотели заодно узнать, нельзя ли построить подземный котел у подножья Памира и воспользоваться им для орошения полей Средней Азии.

Все интересовались работой бюро, спрашивали, когда же будет строиться котел, и предлагали свою помощь.

Дружинин, Ключников и Люся Климова любезно принимали посетителей и одинаково охотно разговаривали и с пионерами и с учеными. Но на основной вопрос их, где и когда будет строиться первый подземный котел, ответа дать не могли.

Это немало огорчало Дружинина. Защита его диссертации прошла блестяще, он стал кандидатом технических наук, и его имя уже получило некоторую известность. Но до осуществления его мечты было почти так же далеко, как и в тот день, когда он впервые выступил с наивным предложением одним махом устроить вечную весну на земле.

Хургин сулил ему блестящую ученую будущность, но не хотел и слышать о шахте глубиной в пятнадцать километров. А что можно ограничиться глубиной вдвое меньшей, Дружинин по-прежнему доказать не мог.

Как идет нарастание температуры на больших глубинах, куда еще не проникал человек, приходилось только догадываться.

Хургин оспаривал расчеты Дружинина и отводил все варианты проекта шахты. Бюро по-прежнему занималось главным образом теорией.

Постройка опытного котла откладывалась на далекое будущее.

…В этот сумрачный зимний день все шло, как обычно. Дружинин сидел, задумавшись, над эскизом очередного, вероятно уже двадцатого, варианта шахты.

— Алексей Алексеевич, как звали вашего фронтового товарища, о котором вы рассказывали? — прервал размышления Дружинина звонкий голос Люси Климовой.

Дружинин поднял голову. Люся стояла около него с потрепанным синим библиотечным абонементом в руках.

— Петров Василий Никифорович. Почему вы о нем вспомнили? — насторожился Дружинин.

— Смотрите, что я нашла в архиве! Этот Петров был читателем нашей библиотеки. Последняя книжка возвращена в день начала войны. Здесь указан его адрес.

Дружинин кивнул головой.

— Да, абонемент его… Этот адрес я знаю. Его больше не существует. Дом разрушен бомбардировкой, я вам, кажется, говорил… Поиски следов Петрова не привели ни к чему.

— Как обидно! — вздохнула Люся.

— Вы можете оставить мне этот абонемент? Я посмотрю, что читал Петров.

— То же, что и мы с вами. Я уже смотрела…

Люся задумчиво нахмурила лоб, видимо что-то припоминая.

— О чем вы задумались? — спросил Дружинин.

— Петров, Петров… Почему эта фамилия вертится у меня в голове?.. Ах да, вспомнила: была такая девушка — Петрова… Вера Петрова, — засмеялась Люся.

— Вы знали ее?

— Нет. Даже не видела.

— Отчего же вы смеетесь?

— Она прислала очень странное письмо в партийный комитет института. Девушка, видимо, влюблена в кого-то и никак не может найти своего возлюбленного. Ни имени, ни фамилии его она не знает, но хочет, чтобы мы помогли его разыскать. В письме много чувства и мало смысла…

— Где оно? — прервал Люсю Дружинин. — Это, может быть, гораздо серьезнее, чем вы думаете.

— Вероятно, в делах партийного комитета. Я могу поискать его, если это вас интересует.

— Вы не представляете, как это может быть важно. Найдите его поскорей.

Через несколько минут Люся вернулась с небольшим листком бумаги, исписанным крупным почерком, похожим на мужской.

— Вот, Алексей Алексеевич, слушайте:

«Дорогие товарищи! Вы должны помочь мне.

Надо во что бы то ни стало найти одного молодого инженера-геолога, который, вероятно, имеет отношение к вашему институту. Он высокий, рыжеватый, жил где-то в Замоскворечье, был лейтенантом, воевал с моим братом Василием под Москвой. Ни фамилии, ни имени его указать я не могу, но найти его совершенно необходимо. Это для меня вопрос жизни. Не стала бы вас беспокоить, если бы у меня был другой выход. Вспомните: может быть, вы знаете этого человека и можете что-нибудь сообщить мне.

Вера Петрова.

Донбасс, Енакиево, улица Ленина, 8».

— Позвольте… — вдруг сказала Люся и, словно прозрев, устремила взор на Дружинина.

— Да, да! — воскликнул Дружинин, — Этот человек — я. А девушка — сестра того самого Петрова… Значит, она тоже меня искала… Сейчас дам телеграмму, чтобы она вылетела первым же самолетом. Это письмо будет иметь огромное значение для всех нас, вот увидите…

От задумчивости Дружинина не осталось и следа. Он будто помолодел на глазах у Люси.

— Если бы не доклад в Ученом совете, я бы полетел за ней сам, не дожидаясь ни минуты… Вы мой счастливый вестник, Люся. Удивительный случай!

Дружинин торопливо пожал Люсе руку и выбежал из комнаты.

 

Глава семнадцатая

Эбонитовая трубочка

Через два дня в Институт прикладной геологии явилась шумная румяная девушка с живыми карими глазами и широкими, размашистыми движениями. По-видимому, она пришла прямо с аэродрома: в руках она держала зеленый вещевой мешок военного образца, на котором еще оставался ярлычок воздушного багажа.

Девушка направилась в бюро и, прочитав надпись на дверях, вошла в комнату, где в это время находились Ключников, Люся и еще несколько сотрудников.

Ключников сидел за столом и делал подсчеты, ловко орудуя логарифмической линейкой.

— Это вы будете Дружинин? — спросила девушка, окидывая Ключникова критическим взором. — Я думала, вы совсем другой, — сказала она тоном явного неодобрения.

У нее был приятный грудной голос и характерный для Донбасса мягкий русско-украинский говорок. Держалась она так, будто пришла к себе домой и Ключников обязан немедленно дать ей ответ, как обстоят домашние дела.

— Так это вы Дружинин? — повторила она. — Вы это или не вы?

— Нет, не я, — виновато сказал несколько растерявшийся Ключников. — Дружинин на заседании Ученого совета, он скоро освободится…

— А не могли бы вы ему передать, что приехала из Донбасса сестра геолога Василия Петрова? Это будет трудно сделать? — спросила она, выражая тоном сомнение в том, что Ключников способен даже на такое простое дело.

— Присядьте на минутку, — проговорил Ключников и мгновенно исчез из комнаты.

— Проворный! — с удивлением заметила ему вслед Вера и, положив мешок на стул, стала разглядывать карты и чертежи, развешанные на стене.

Люся подошла к гостье.

— Здравствуйте! Вы от Петрова? Он жив?..

— Погиб, — ответила Вера коротко и снова повернулась к картам.

Люся открыла дверь в соседнюю комнату.

— Дружинин будет очень рад вас видеть… Пожалуйста, пройдите сюда. Тут никто не помешает вашему разговору.

Вслед за этим в комнату, где дожидалась Вера Петрова, стремительно вошел Дружинин и закрыл за собой дверь.

Через полчаса дверь открылась, и Дружинин вышел вместе с приезжей. На глазах у Веры были следы слез.

— Подойдите сюда, товарищи, — взволнованно сказал Дружинин. — Это сестра моего погибшего друга Василия Петрова. Она разыскивала меня, чтобы передать вот это. — Дружинин показал всем маленькую черную эбонитовую трубочку с завинченной крышкой.

— Что это? — несмело спросила Люся.

— Автоматическая ручка. Она послужила футляром для письма, которое вложил в нее Петров. Видите, пера здесь нет, зато в середину ручки вложена туго свернутая бумажка. А снаружи на ручке выцарапан адрес сестры Петрова, Веры Никифоровны.

Дружинин отвинтил крышечку и вынул из ручки бумагу. Взгляды всех устремились к ней.

— Петров погиб, — продолжал Дружинин, — но перед смертью успел передать кому-то свою ручку с наказом любой пеной уберечь ее от немцев и доставить по окончании войны его сестре в Донбасс. Не знаю, сколько сотен рук прошла эта ручка. Она дошла по назначению. Петров поручил сестре разыскать меня. Ни моей фамилии, ни имени разобрать нельзя было: край листка в этом месте оторван… Но Вера Никифоровна сумела меня найти. И вот смотрите, что я получил…

Дружинин развернул и положил на стол узенький листок пожелтевшей восковой бумаги с оборванным краем.

Все склонились, чтобы лучше рассмотреть листок.

Это была коротенькая справка почтового отделения о том, что Петров В. Н. 10 июля 1941 года сдал на хранение свой радиоприемник. Она состояла всего из трех строк.

Поверх бланка была сделана надпись карандашом. Начало ее было оторвано вместе с краем бумажки, но остальное прочесть было нетрудно:

«…мы воевали с ним под Москвой. Он инженер, высокий, рыжеватый, жил где-то в Замоскворечье. Найди его, чего бы это ни стоило. Если он погиб, передай письмо вместе со всеми моими бумагами в Геологический комитет. Это дело всей моей жизни, нельзя, чтобы оно погибло…»

— Я все-таки не могу понять, для чего он передал эту бумажку, — сказал Ключников, пожимая плечами.

— Вот, смотрите! — Дружинин перевернул листок на другую сторону.

Оборотная сторона листка была покрыта сплошным узором мельчайших букв и цифр, расположенных по бокам двух миниатюрных чертежей.

Вероятно, потребовалась не одна неделя кропотливого труда, чтобы уместить все это на таком маленьком листочке бумаги.

Разобрать простым глазом содержание документа было очень трудно. Хорошо были видны только буквы «ОЧК», стоявшие наверху листка в виде заголовка.

— Что значит «ОЧК»? — спросила Люся.

— Я знаю об этом не больше чем вы. Вера тоже ничего не знает, я уже спрашивал, — ответил Дружинин, увидев, что Люся вопросительно смотрит на Веру.

Ключников принес большое увеличительное стекло, и все снова склонились над пожелтевшим листком.

— Здесь чертеж шахты-котла! Он дан в разрезе, — воскликнул Ключников.

— По-моему, тоже так, — согласился Дружинин. — А другой чертеж изображает план какой-то местности. Это, по-видимому, река. Очевидно, место для постройки котла.

— Мне кажется, здесь расчет нарастания температуры. Честное слово! — воскликнула счастливым голосом Люся и показала на едва заметный столбик цифр, — Неужели это поможет нам разрешить наш спор с Хургиным?

Дружинин кивнул головой.

— Да, я уверен. Этот листок изменит всю программу нашей работы.

— Но его слишком трудно разобрать. И потом все-таки, что значат буквы «ОЧК»? Тут сам чорт ногу сломит, — сказал Ключников.

— Разберемся!.. Я поручу лаборатории сделать увеличенные фотографии, тогда картина станет яснее. Раз чертеж уже нашел нас, дело пойдет на лад. Правда, Вера Никифоровна? — обратился Дружинин к Вере, спокойно наблюдавшей за происходившим.

— Теперь, конечно, пойдет. Недаром же я вас столько разыскивала.

Вера улыбнулась так широко и искренне, что каждый невольно ответил ей улыбкой.

 

Глава восемнадцатая

Проект Петрова

Увеличенные фотографии были готовы на следующее утро.

Когда их принесли из лаборатории и разложили на столе, все удивились, какую огромную работу проделал Петров.

Он ухитрился поместить на маленьком листочке бумаги основные расчеты и чертежи своего проекта шахты-котла.

Тут был и расчет теплопередачи породы, и подачи воды, и давления пара, и многое другое.

Чертеж шахты-котла мало отличался от того, к которому пришли в конце концов Дружинин с Ключниковым, и даже во многом уступал ему.

Основное различие заключалось в том, что глубина шахты была предусмотрена всего в шесть километров. Приведенный рядом расчет нарастания температуры убедительно подтверждал, что этой глубины будет вполне достаточно.

Начиная с четвертого километра, температура прибавлялась на два-три градуса на каждый десяток метров. На глубине шести километров температура достигала пятисот градусов: для работы подземного котла этого хватало с избытком.

На чертеже отсутствовало указание, где именно нашел Петров такую горячую землю, но было совершенно очевидно, что такое место он знал. Именно оно и было изображено на плане рядом с чертежом шахты.

План был нарисован схематично. Он изображал кольцо гор с ручьями, сливающимися в большую реку.

Река делала петлю вокруг пещеры, расположенной в центре впадины между горами, и вытекала наружу через узкое ущелье.

Пещера, помеченная крестиком, очевидно, и должна была послужить местом закладки подземного котла. Это подтверждалось чертежом Петрова.

Нарастание температуры, которое геологи называют геотермическим градиентом, было очень высоким в этой пещере. Оно и было положено Петровым в основу расчета шахты.

Это позволяло сделать котел не таким глубоким, как рассчитывал раньше Дружинин. Большая часть затруднений, над которыми бились в бюро, разрешалась здесь самой природой. Природа как бы сама сделала заготовку для котла.

Дружинин, Ключников и Люся с волнением рассматривали чертежи и проверяли расчеты. Все сходилось, все было правильно. Если существовал остров с такой пещерой, постройка котла могла облегчиться во много раз.

Но напрасно друзья искали указаний, где находится место, найденное Петровым.

Вероятно, его расположение было указано на том куске листка с чертежами и расчетами, который был оторван. Можно было догадываться, что это место находилось в вулканическом поясе: нигде больше геотермический градиент не мог быть таким высоким.

По-видимому, непонятные буквы «ОЧК» что-то говорили об этом месте, но как друзья ни ломали голову, расшифровать значение этих букв не могли.

Как только фотографии были разобраны, Дружинин поспешил к Хургину. Хургин уже знал о приезде Веры и приветливо встретил Дружинина.

— Слышал, слышал о вашей находке, — сказал он. — Значит, следы Петрова обнаружены?

— Я получил основные данные его проекта, — радостно сказал Дружинин. — Петров нашел место для постройки котла и рассчитал шахту глубиной всего в шесть километров. Глядите, какова мощность установки. Два подземных Днепростроя! Вот чертеж и расчет. Надеюсь, теперь вы убедитесь…

— Отлично, отлично! Буду очень рад, если вы сумеете меня убедить.

Хургин начал рассматривать фотографии.

— Неплохо, совсем неплохо. Если соединить этот проект с вашим, может получиться совсем убедительно, — продолжал он, перебирая снимки. — Но я хочу знать, где же это все происходит. Ведь эти данные придется проверить и подтвердить.

— В любом вулканическом районе Советского Союза. Всюду, где есть признаки угасающей вулканической деятельности. Где хотите!

— А все-таки, где именно? Мне такие цифры не встречались.

— Вулканические районы недостаточно изучены. Это вполне естественно. Нет сомнения, что во многих из них могут оказаться подобные же условия, — упрямо сказал Дружинин.

Хургин улыбнулся и кивнул головой в знак согласия.

— Допустим, что может существовать местность с таким геотермическим градиентом… — Он выжидательно посмотрел на Дружинина. — Что же вы предлагаете?

В голосе Хургина снова зазвучала насмешка. Она взбесила Дружинина, но Дружинин сдержался: сейчас было не до пикировки.

— Найти это место. Отправить несколько экспедиций в вулканические районы. И начать проектировать шахту, рассчитанную примерно на такую глубину, — сказал он убежденно.

Хургин громко вздохнул и развел руками:

— Вот не думал, что мне придется услышать от вас такие вещи, Алексей Алексеевич! Мне казалось, что вы кое-чему научились и успели излечиться от своей юношеской лихорадки. Оставьте хоть раз в жизни романтику в стороне.

Он сделал паузу, окинул быстрым взглядом Дружинина и, увидев, что тот опять готов вспыхнуть, перешел на более спокойный и дружественный тон:

— Все, что вы мне показали, — только любопытный вариант разрешения проблемы. Может быть, это не более как игра ума! Почему вы не допускаете мысли, что ваш приятель просто придумал идеальные условия, при которых подземный котел мог бы работать?

— Это вовсе не идеальные условия. Из расчетов явствует, что зимой воды для котла может не хватить, — горячо запротестовал Дружинин. — Это место существует в природе. Надо только его найти — и все!

Хургин усмехнулся.

— Но где же?

— В местности с повышенным геотермическим градиентом. В вулканическом поясе.

— Что обозначают буквы «ОЧК»? — продолжал Хургин. — Никто этого не знает. Мест с повышенным геотермическим градиентом у нас много. Всех не обойдете, не облазите. Мы не можем найти эту местность на основании таких скудных данных.

— Данные вовсе не такие скудные, — продолжал отстаивать свою позицию Дружинин. — Река, кольцо гор, горячая земля, наконец пещера — вероятно, кратер потухшего вулкана… Это не иголка, профессор…

— Где же вы будете искать все это? — засмеялся Хургин. — На Камчатке, на Чукотке, на Кавказе, на Памире или в Карпатах?

— К окончательному выводу я еще не пришел. Кавказ и Карпаты достаточно подробно изучены. Там мы, по-видимому, не найдем того, что изображено на этом плане. Значит, остается Памир и Дальний Восток. Может быть, нам удастся узнать, в каких краях бывал Петров, и мы двинемся по его следам…

— Поиски займут тридцать лет, и неизвестно, что вы найдете. Лучше заниматься докторской диссертацией, чем разгадкой ребусов.

— Я вижу, мы не договоримся, — едва сдерживая гнев, сказал Дружинин. — В таком случае мы найдем это место без вашей помощи. Этим же летом мы с Ключниковым отправимся на поиски.

Хургин пожал плечами.

— Что ж, поищите в свободное время. Когда найдете, принесите и положите на этот стол все данные, расчеты и чертежи. Если они будут соответствовать этому, — указал он на фотографии, — я первый предложу начинать стройку.