Глава первая

Дождливый день

Длинный дождливый северный день был на исходе. Над Чукоткой несся шторм. Порывистый ветер гнал низкие рваные облака над свинцово-серым морем и темными скалами берега. Тучи клубились над склонами невысоких чукотских гор, то закрывая, то снова обнажая мокрый камень.

Скалы побережья были окаймлены белой пеной прибоя. Ветер подхватывал пену и нес ее вдоль берега, превращая в облака мельчайших брызг. Пронзительные крики чаек сливались с шумом волн.

В защищенной высокими холмами бухте Рыбачьего поселка было тихо. Холмы преграждали дорогу ветру. В бухте лишь бежали по воде темные полоски ряби да причудливо извивался дым труб консервного завода, тянувшийся над бревенчатыми домиками поселка и зданиями пушной фактории, школы и больницы.

В бухте собралось довольно много судов. Одни выгружали очередной улов рыбы, другие дожидались, пока уймется буря: выходить в открытое море в такую погоду было мало смысла.

На скале, неподалеку от выхода из бухты в море, сидели двое мужчин. Один из них, круглолицый, гладко выбритый толстяк, выглядел довольно легкомысленно. Он был в крахмальном воротничке, новенькой светлой фетровой шляпе, в нарядном, хорошо выглаженном пиджаке, из-под которого виднелись брезентовые брюки, заправленные в огромные меховые сапоги — торбаза.

Другой, высокий, в черном кожаном пальто, такой же фуражке и в высоких, забрызганных грязью сапогах, был озабочен и немногоречив. Он продолжал разговор с толстяком, очевидно, только потому, что, кроме него, никого здесь не знал.

— Нечего и ждать. Эта лоханка разбушевалась так, что теперь сюда не доберешься. Смотрите, какие страсти! — сказал толстяк, показывая на высоко взлетающие тучи брызг у прибрежных камней.

— Я не теряю надежды, — коротко заметил высокий.

— А я потерял! Давно потерял всякую надежду. Жду только из принципа, — засмеялся толстяк. — Сегодня день моего рождения. Мне нужны поздравительные телеграммы. Я фельдшер, интеллигентный человек, я не могу без поздравительных телеграмм. Мне плевать на бури…

— Вы еще получите свои телеграммы, — сказал высокий.

— Может быть, даже самолет из Москвы не пришел в эту проклятую погоду. На Чукотке все бывает.

Толстяк снова засмеялся.

— Однако здесь слишком скучно ждать. Может быть, подождем катера в столовой?

Высокий молча наклонил голову в знак согласия.

Собеседники поднялись и, окинув еще раз взглядом выход в море, направились к пристани, рядом с которой стояло длинное бревенчатое здание столовой.

Там собралось довольно много народа. За столиками сидели рыбаки, закончившие сдачу рыбы, охотники-чукчи, привозившие меха в факторию, эскимосы, которые приезжали в поселок по делам, матросы стоявших в бухте катеров, молодые офицеры с ближайшего пограничного поста.

За стойкой кипел большой пузатый самовар, на буфете красовались ряды бутылок с разноцветными напитками и коробки с конфетами, затянутые прозрачными целлофановыми пленками. На столах стояли букеты крупных садовых цветов, выращенных здесь, к общему удивлению, любителем цветов — поваром.

Посетители относились к цветам, выросшим на далеком севере, с особым уважением. Компания молодых эскимосов-китобоев громко требовала, чтобы им на стол поставили самый большой букет.

Играла радиола. Звуки музыки сливались с гортанной речью чукчей и эскимосов и скороговоркой камчадалов.

Фельдшер и его спутник ели тюленьи ласты по-чукотски, пили владивостокское пиво и продолжали разговор, начатый в бухте.

Человек в кожаном пальто выглядел несколько более оживленным.

— Приехал с попутчиками, — рассказывал он. — Объехал и обошел почти все геологические партии, работающие сейчас на Чукотке. И все напрасно…

Фельдшер посмотрел на след ожога на щеке своего собеседника и спросил:

— А почему вы направились именно сюда?

— Это не так легко объяснить… — сказал тот. — Он вынул из кармана черный кожаный кисет и положил его на стол. — Я видел у того товарища чукотские рукавицы. Вот его кисет. Смотрите, он из моржовой кожи и на нем чукотский орнамент… Очевидно, мой товарищ был в этих местах… Я решил начать поиски отсюда. И вижу, что напрасно.

— Значит, Чукотка оказалась совсем не горячей?

— Земля холодней, чем где бы то ни было. Почти всюду вечная мерзлота. Вероятно, я уеду ближайшим пароходом… Я тоже жду телеграммы.

Дружинин пил пиво и рассеянно смотрел на своего собеседника.

Несвязные слова фельдшера странным образом перекликались с мыслями Дружинина.

Волна надежд, охватившая друзей после получения чертежей Петрова, начинала спадать. Едва дождавшись весны, Дружинин и Ключников взяли отпуск и отправились: один — сюда, на Чукотку, а другой — в Таджикистан.

Поиски горячей земли продолжались уже два месяца и ни к чему не привели. Ключников писал, что ему не удается найти ничего похожего на место, план которого был в чертежах Петрова. Дружинину везло не больше.

Разочарование было тем острее, что здесь, на Чукотке, Дружинин все время вспоминал Валентину, работавшую не так далеко отсюда — на руднике Белые Камни.

Он старался заставить себя не думать о ней — и яяе мог. Из любого места его скитаний по Чукотке можно было добраться к Валентине за каких-нибудь два-три дня. Одно время Дружинин находился всего в десяти километрах от этого рудника. Он мог ее увидеть. Но это значило признать себя побежденным…

Она и сейчас совсем недалеко. Говорят, до Белых Камней отсюда не больше двадцати километров. Быть может, поэтому так сильно одолевают его неотвязные мысли о ней, быть может поэтому так гложет Дружинина тоска.

Он слушал болтовню фельдшера, но перед ним снова возникало лицо Валентины, ее серо-зеленые глаза и светлые волосы.

Как бы он хотел повидать ее хоть на минутку, объяснить ей, что она неправа, доказать, что он, Дружинин, иначе поступать не может…

Дружинин пододвинул толстяку свой черный кисет:

— Курите!

И, повинуясь внезапному импульсу, вдруг спросил неожиданно для себя самого:

— Скажите, вам не приходилось где-нибудь здесь встречать доктора Чаплину из Ленинграда?

— Как же, как же, отлично знаю! — радостно закивал головой фельдшер. — Очень милая женщина, заведывала родильным домом в Шамино. Мы большие приятели с ее сыном лейтенантом.

— У нее нет сына лейтенанта. Это другая. Все совсем не так! — сказал Дружинин почти с отчаянием.

— Как это другая? — обиделся фельдшер. — Низенькая, полная, в очках. Ее фамилия Чаплина, не спорьте со мной, пожалуйста!..

— Почта, почта!.. — закричал, вбегая в столовую, молоденький чукча в распахнутой меховой одежде.

Дружинин и фельдшер поднялись из-за стола и вместе с другими поспешили к пристани.

Катер, пробившийся через полосу бурунов, уже вошел в бухту и приближался к берегу. Еще несколько минут, и почтальон в мокрой морской робе и блестящей от воды клеенчатой шляпе вытащил на пристань брезентовый мешок с почтой…

Люди, дожидавшиеся на берегу, обступили его.

Началась раздача писем.

Дружинин получил два письма. Одно было от Задорожного, с рисунком, изображающим Петра Максимовича, грустно сидящего за пустым столом. Задорожный писал, что уедет на Украину, если не дождется Дружинина в самое ближайшее время.

Другое было от Люси. Она сообщала, что от Ключникова известий нет и Хургин уже выражает недовольство по поводу слишком долгого отсутствия двух основных сотрудников бюро. Люся советовала возвращаться в Москву поскорее.

«Ну, вот и конец моей летней экскурсии… — подумал Дружинин. — Хургин, как всегда, прав, задерживаться здесь больше незачем».

— Чаплина Валентина Николаевна, — послышалось вдруг из толпы, окружавшей почтальона.

Дружинин оглянулся и рванулся было к почтальону, но остановился: вероятно, он ослышался.

Кроме фельдшера, никто этой фамилии вспомнить здесь не мог, а тот стоял рядом с Дружининым, по-прежнему дожидаясь поздравительных телеграмм.

— Чаплина Валентина Николаевна, — повторил почтальон.

— Это доктор на руднике Белые Камни. Машина туда пойдет завтра. Письмо можно передать с шофером, — сказал подросток-чукча, оповестивший всех о прибытии почты.

— Ну вот, вам говорят, что она здесь, а вы спорите, — наставительно сказал фельдшер. — Значит, переехала из Шамино на рудник, вот и все…

Дружинин быстро подошел к похожему на индейца молодому чукче:

— Ты с рудника Белые Камни?

— Из совхоза Белые Камни. Это подсобное хозяйство рудника, — ответил тот.

— Доктора Чаплину знаешь?

— Знаю, — улыбнулся юноша. — Она мне глаза вылечила. У меня были ожоги. Если бы не она, я бы ослеп.

— Ты куда сейчас идешь?

— К себе в совхоз. Это там, за торой, около горячего источника, где бурят скважину. — Юноша показал Рукой на юго-запад. — Как раз на половине дороги до Рудника. Километров десять отсюда, не больше.

Дружинин почувствовал, что его охватывает неудержимое желание видеть Валентину. Оставить все и итти к ней с этим юношей! Забыв обо всем, сейчас же, немедленно, не оглядываясь, ни о чем не думая.

Ему стоило большого труда справиться с этим порывом. Он заставил себя вернуться к мыслям о деле. О горячем источнике и скважине Дружинину еще не приходилось слышать. Быть может, там лежит та самая горячая земля, которую он ищет? Он сейчас же отправится туда!

А затем он пойдет дальше на рудник, к Валентине.

Не для того, чтобы признаться, что он устал ждать, что он готов отказаться от своего дела ради нее. Нет! Дружинин хотел сказать Валентине, что он скучает по ней, но это не может помешать ему искать горячую землю. И что он обязательно найдет эту горячую землю.

Дружинин обернулся к юноше и сказал:

— Я пойду с тобой, ты покажешь мне дорогу. И по пути расскажешь о докторе Чаплиной. Это моя старая знакомая, я давно ничего о ней не знаю.

— Позвольте, куда же это вы? — воскликнул фельдшер, видя, что Дружинин собирается уходить.

— Простите, дела, — Дружинин махнул рукой.

 

Глава вторая

Болото

Дружинин и Темген — так звали юношу-чукчу — быстро шагали по направлению к горам.

Хорошее настроение снова вернулось к Дружинину. Он шел так быстро, что вогнал в пот своего низкорослого спутника.

Время от времени они присаживались отдохнуть, и тогда Темген рассказывал Дружинину о Валентине.

Он работал в подсобном хозяйстве рудника около двух месяцев и мог сказать о Валентине совсем немного.

Она жила в доме рядом с поликлиникой, — рассказывал Темген. Почти все время проводила в лаборатории и рассматривала какие-то стеклышки, часто уходила за ограду, окружавшую самый рудник. Но там Темгену бывать не приходилось.

С тех пор как она вылечила Темгену обожженные глаза, они подружились. Темген часто собирал и приносил ей цветы. В комнате у нее было очень красиво. Он, Темген, раньше даже не думал, что бывают такие красивые женщины и такие красивые комнаты…

Узкая тропинка, по которой шли Дружинин с Темгеном, вилась по склонам холмов, спускалась в долины, пересекала ручьи и снова поднималась наверх.

Дружинин спешил. Ему не терпелось поскорей познакомиться со скважиной у горячего источника. Кругом возвышались горы, у подножья их текла довольно широкая река; вполне возможно, что место, которое нашел Петров, было где-те недалеко. Хмурый вечер уже не казался Дружинину мрачным.

Суровый чукотский пейзаж расцветал перед ним мягкими, неожиданными красками.

Шелковистая зелень травы была полна необычайной нежности, небо выглядело удивительно глубоким, тучи казались объемными и удивляли богатством красок: синих, серых, розовых, желтых. Даже темный камень скал казался теплым и бархатистым, таким, что его хотелось погладить.

Быть может, все это зависело только от освещения, изменившегося после того, как солнце ушло за горы?

Дружинин над этим не задумывался. Он знал только, что Чукотка теперь ему нравится и что ему приятно иттн вперед и разговаривать о Валентине с этим смуглым приветливым юношей.

— Почему ты так много спрашиваешь о докторе? Ты болен и хочешь, чтобы она тебя вылечила? — спросил, наконец, Темген.

— Вроде этого, — неопределенно сказал Дружинин и засмеялся. — Да, она мне нужна, очень нужна… Я пойду к ней после того, как побываю на скважине.

И снова перед ним возникли смеющиеся зеленые глаза Валентины и ее слегка вьющиеся волосы…

Было уже совсем поздно, когда Темген и Дружинин подошли к горе. Здесь им предстояло разойтись в разные стороны.

Дружинин не захотел итти с Темгеном в совхоз и не позволил юноше провожать себя дальше.

До скважины оставалось еще около пяти километров, а прошли они уже добрых восемь, и Темген порядком Устал. Дружинин не сомневался, что найдет дорогу и сам. Темген подробно объяснил, как итти дальше.

Распростившись с юношей, Дружинин зашагал в указанном им направлении.

Сумерки сгущались все больше, туман усиливался. Тучи снова сплошь затянули небо, начал накрапывать мелкий дождь.

Дружинин посмотрел на часы. Они показывали двенадцать. Вчера в это время было совсем светло. Можно было читать. А сегодня он едва смог разглядеть светящиеся стрелки часов.

Дождь скрыл очертания горы, у подножья которой лежал путь Дружинина.

Мокрая земля все сильнее чавкала под ногами, струйки холодной воды стекали за воротник.

Ручьи, через которые то и дело приходилось переходить, становились все шире и глубже, местность понижалась.

Дружинин с трудом перебрался через один из ручьев. На другом берегу он не нашел больше тропинки, по которой шел до сих пор.

Он вернулся назад, но тропинка бесследно исчезла.

Тогда он снова пошел по прежнему направлению, ориентируясь по ветру, который обычно дует в этих местах с моря.

В конце концов Дружинину удалось выйти к реке, по берегу ее он и продолжал свой путь; он шел уже больше часа.

Вдруг он почувствовал, что воздух стал значительно теплее, и увидел, что туман над рекой сделался еще гуще.

Он вошел в полосу тумана и остановился. Его ноги увязли в зыбкой грязи. Он зашел в болото, дальше итти было опасно.

Дружинин круто взял в сторону и вдруг провалился по колено. Попытался освободить ноги и вмиг очутился в трясине по пояс.

При каждом неосторожном движении он погружался на лишний сантиметр, болото засасывало его все сильнее.

Он понял, что положение нешуточное, и перестал шевелиться. Сознание опасности сразу сделало его спокойным и холодным. Так бывало на фронте, так было и сейчас. Он замер в неподвижности, напряженно думая, что можно сделать, чтобы выбраться из трясины.

Самое правильное — упасть плашмя и поползти, стараясь шире раскидывать руки и ноги. Но об этом нужно было подумать раньше — теперь грязь слишком плотно держит его ноги. Она теплая — очевидно, ее согревают горячие источники.

Это значит, что болото может быть каким угодно глубоким, вечная мерзлота здешней почвы не сможет его спасти. То самое внутреннее тепло земли, которое он так долго искал на Чукотке, грозит ему смертью…

Дождь прекратился, ветер разогнал туман.

Наступало утро. Небо прояснялось все больше, становилось светлее.

Дружинин осмотрелся. Он увяз среди ярко-зеленого луга, всего в нескольких шагах от каменистого берега речки.

На берегу лежали большие серые валуны. Достаточно дотянуться до одного из них — и он спасен.

Совсем близко от Дружинина — куст ивняка: схватиться руками за ветки, подтянуться, и болото выпустит утопающего из своих липких объятий.

Отчаянная надежда вспыхнула в Дружинине. Он собрал все силы и рванулся к спасительным веткам. Но не дотянулся на несколько сантиметров и провалился в грязь по грудь.

Кругом была нежная зеленая трава, яркая, как кожа древесной лягушки. Среди травы там и здесь виднелись кустики незабудок и желтые цветы, похожие и а лютики.

Они уже почти касались лица Дружинина, будто он лежал, отдыхая на этом нежном лугу.

И с каждой минутой шелковистая трава и нежные северные цветы приближались к его лицу все больше: он погружался глубже и глубже…

Дружинин попытался ухватиться за траву, но кустики ее остались у него в руках и обдали его жидкой грязью.

Выглянуло солнце. Капли воды на траве загорелись тысячами ярких блесток. Зачирикала, запела в кустах беззаботная птичка. Она приветствовала наступивший ясный день.

Дружинину удалось дотянуться до своей упавшей рядом полевой сумки. Он снял с нее ремень.

Потом опустил руки в грязь и, провалившись еще глубже, ухитрился снять пояс с брюк и со своего кожаного пальто; связал ремни вместе и сделал на конце петлю, чтобы накинуть ее на куст ивняка или на ближайший камень.

Петля достала и до куста и до камня, но не затянулась. Куст был слишком тонким, а камень слишком пологим, петля все время соскальзывала.

Но это был единственный и последний шанс на спасение. Дружинин продолжал свое дело с упорством отчаяния.

Грудь и плечи его ушли в трясину, но руки продолжали беспрерывно набрасывать кожаную петлю на камень. Дружинин делал это легчайшими, почти не передававшимися телу движениями, не торопясь и не останавливаясь ни на секунду.

Но петля все скользила по камню, падала на мокрую траву и снова возвращалась на камень, чтобы опять упасть на траву.

Грязь, в которую погружался Дружинин, все больше затрудняла движение рук. Он чувствовал, что слабеет.

Тогда он понял, что из попыток набросить петлю на камень ничего не выйдет, и выпустил связанные ремни.

Он освободил руки и последним судорожным движением широко взмахнул ими, будто пытаясь обнять уходящий мир.

— На помощь! — крикнул Дружинин хрипло и отчаянно. — На помощь! — повторил он, вкладывая в крик весь остаток своих жизненных сил, и снова замер.

Но откуда могла притти помощь? Кого могла занести судьба в это пустынное, безлюдное место? Только беззаботная птичка продолжала свою веселую песенку где-то поблизости.

И вдруг песню птицы прервал звонкий собачий лай. Он приближался.

Послышался топот бегущих ног и тот же тревожный лай, но уже совсем близко.

По берегу реки мчалась черная чукотская лайка, а за ней что было силы бежал старый охотник-чукча в меховой шапке и таких же сапогах.

— Держись, товарищ! Камус, вперед! — крикнул охотник, подбегая к краю болота.

Он снял с плеча узкий кожаный аркан и ловко бросил его Дружинину.

Аркан просвистел в воздухе и упал около самого лица Дружинина. Глаза Дружинина были залиты грязью. Он не увидел аркана, но тотчас нащупал его рукой и надел на плечо.

Петля стянулась, и тело Дружинина двинулось наверх и вбок… Цепкая хватка болота разом ослабела. Дружинин забарахтался на зыбкой поверхности зеленой топи.

Еще через минуту крепкие дружеские руки подхватили Дружинина и помогли ему стать на твердую почву.

Он очутился около старого чукчи с лицом, изрезанным глубокими морщинами, и с небольшими зоркими, проницательными глазами, умно смотревшими из-под нависших седых бровей.

Дружинин с благодарностью посмотрел на своего спасителя.

— Как тебя зовут, старик? — спросил он, крепко пожимая тому руку.

— Рагтай. Охотник Рагтай… Меня вся Чукотка знает, — ответил старик.

Дружинин посмотрел на черную лужу, появившуюся на месте, откуда его вытащил старик.

— Если бы не ты, я бы остался там. Спасибо тебе, Рагтай!..

Старик указал на лежавшую у его ног черную лайку с длинной шерстью и остроконечными приподнятыми ушами:

— Вот кому скажи спасибо! Камус — самая умная собака на Чукотке.

Услышав свое имя, пес обернулся, вильнул хвостом и ткнулся носом в руку хозяина.

— Понимает, что про него говорят… — ласково сказал старик.

Дружинин принялся отмывать в реке грязь, залившую его с ног до головы. Тем временем старик-чукча ухитрился разжечь костер из сухих веток ивняка.

Дружинин с удовольствием сел к огню.

— Пока ты мылся, Камус твою сумку из болота достал. Вот она, — сказал старик, показывая на полевую сумку Дружинина, лежавшую у костра.

Дружинин протянул руку, чтобы погладить Камуса, но пес поднял голову и показал зубы.

— Только хозяина и признает. От чужого ни еды, ни ласки не принимает, — засмеялся Рагтай.

Дружинин хотел закурить, но не нашел своего кисета. Очевидно, он выронил его, пока барахтался в грязи.

— Потерял кисет в болоте… — сказал он огорченно. — Семь лет он был у меня, память о самом дорогом товарище. Как жаль!..

Рагтай протянул ему мешочек с табаком.

— На, закури моего табаку. Ты из Владивостока? Моряк?

— Нет, из Москвы, — ответил Дружинин, свертывая папиросу. — Я геолог. Ищу горячую землю.

В темных глазах старика мелькнуло воспоминание.

— Из Москвы, говоришь? Я встречал одного такого еще до войны. Он тоже был из Москвы и тоже спрашивал, где у нас земля горячая…

— И что же — нашел? — встрепенулся Дружинин.

Старик покачал головой.

— Не знаю… Кажется, нет. Мы были с ним на горячем источнике здесь неподалеку. Он сказал, что тут ему делать нечего. Потом собирался ехать на Остров Черного Камня.

Невероятная догадка потрясла Дружинина. Он вскочил с сильно бьющимся сердцем и впился взглядом в старика.

— Как ты сказал? Остров Черного Камня? Что это такое?

— Ничего особенного, зачем так волнуешься? — ответил Рагтай, удивленный поведением Дружинина. — Обыкновенный остров в море. Там никто не живет, там человеку скучно.

— Почему? Где это? Говори все, что знаешь!

— Там только горы, лед, черный камень и голубой туман. А летом птичьи базары…

— А река там есть? И горы так — кольцом? — показал Дружинин руками. — А посредине острова пещера? И земля совсем горячая, правда?

Дружинин схватил старика за руки и с нетерпением ждал ответа.

Неужели старик имеет в виду то самое место, которое нашел Петров? Значит, таинственные буквы «ОЧК» обозначают Остров Черного Камня, про который говорит старый чукча?

— Есть горы, — кивнул головой старик, — А больше ничего не помню, давно там был, забыл уже… Да и река тоже есть, а горячей земли я там не видел. Там только птицы. Зачем тебе этот остров?

— Я ищу его уже несколько лет! — воскликнул Дружинин. — Рассказывай все, что сможешь вспомнить. Мы поедем туда вместе. Далеко это отсюда?

— Километров четыреста на север. Два или три дня пути на катере или хорошем баркасе. Только я с тобой не поеду: у меня внук родился, спешу к нему. Найдешь сам дорогу, сам все увидишь.

Дружинин понял, что уговаривать старика бесполезно. Да и не так важно, поедет ли он с Дружининым на этот далекий остров или же Дружинину придется отыскивать остров самому.

— Жаль, что не хочешь составить мне компанию, Рагтай, — сказал Дружинин, — Но ничего, доберусь и без тебя. Спасибо тебе!.. Ты даже сам не знаешь, что сделал для меня, Рагтай!

Дружинин крепко пожал старику руку и, увидев, что взгляд того чуть задержался на его ручных часах, снял их и протянул Рагтаю.

— Всю жизнь буду у тебя в долгу. Не знаю даже, как отблагодарить… Вот, прошу тебя, возьми это на память.

Старый охотник долго отказывался, но Дружинин все же заставил его взять подарок. Тогда Рагтай подозвал Камуса, прикрепил ремень к его ошейнику и подал Дружинину.

— Бери его. Твой будет. Корми его хорошо, — сказал он коротко.

— Что ты, Рагтай! — запротестовал Дружинин. — Как: я могу взять Камуса, ведь ты его любишь.

— Он тебя спас, тебе от него отказываться нельзя. Может, он опять сделает это. Поедешь на Остров Черного Камня… кто знает, что там тебя ждет! Это будет твой лучший друг, — категорически заявил Рагтай.

Он был так настойчив, что Дружинину не удалось отказаться от собаки, тем более, что она очень понравилась Дружинину и Рагтай видел это.

На прощание Рагтай еще раз повторил со всеми подробностями свой рассказ о встрече с человеком, искавшим горячую землю.

Чем больше говорил старый охотник, тем очевиднее становилось, что он видел Петрова и именно об Острове Черного Камня было сказано на листке бумаги, хранившемся в вечной ручке Петрова.

В заключение Рагтай указал Дружинину дорогу к Рыбачьему поселку.

Попрощавшись со стариком, Дружинин взял Камуса за поводок. Собака зарычала и стала отчаянно вырываться.

Тогда Рагтай закричал на нее страшным голосом и затопал ногами.

Собака недоуменно прижала уши, печально посмотрела на него и пошла за новым хозяином.

Дружинин бодро шагал к морю. Нефтяная скважина у горячего источника его больше не интересовала.

Рагтай долго смотрел вслед Дружинину и Камусу, который опять стал оборачиваться и порывался бежать обратно.

«Хорошая собака Камус. Но и человек хороший, пусть идут вместе», подумал старик, когда они свернули за; склон горы.

Потом Рагтай нагнулся и стал собирать свои вещи. Под его кожаным арканом лежал измазанный в грязи черный кисет Дружинина.

Старик взял кисет и хотел было побежать вдогонку за Дружининым. Но вспомнил, как порывался вернуться Камус, и решил больше не тревожить собаку и своего нового друга.

— Отдам в другой раз. Наверное, еще увидимся, — сказал он и направился своей дорогой.

 

Глава третья

На аэродроме в Якутске

Пассажирский зал и ресторан аэродрома в Якутске служили своеобразным клубом для деловых людей Восточной Сибири и всего Дальнего Востока.

Здесь встречались директора и инженеры золотых приисков и рудников, ученые, строители, корреспонденты, звероводы и агрономы, научившиеся разводить фрукты и овощи в этих близких к полюсу холода суровых местах.

Собирались здесь артисты, которые ездили на гастроли в новые промышленные поселки в тайге и тундре; врачи, вылетавшие к больным на самолетах.

Большинству из этих людей часто приходилось летать. Многие успели перезнакомиться между собой во время воздушных путешествий.

Величественный буфетчик Яков Иванович высился, словно утес, над пестрым потоком воздушных пассажиров.

Он знал почти всех, многих называл по имени и отчеству и помнил, кто какие кушанья любит.

Бледный, помятый мужчина, который вяло ел простоквашу, и женщина в светло-сером дорожном пальто, сидевшая напротив него за стаканом чая, не принадлежали к числу старых пассажиров и интереса у буфетчика не вызывали.

Мужчина был явно измучен воздушной болезнью и выглядел так, будто сам удивлен, что еще остается в живых, а молодая стройная женщина со светлыми, слегка вьющимися волосами казалась очень сердитой и замерзшей.

Они не были знакомы и даже не смотрели друг на друга до тех пор, пока не заговорил большой черный репродуктор.

— Внимание! Товарищи пассажиры, отлетающие на Москву, готовьтесь к посадке. Самолет отправится через полчаса.

Женщина встрепенулась. Мужчина посмотрел на нее и спросил, слегка заикаясь:

— П-простите, вы летите в Москву?

— В Ленинград. В Москве буду только несколько дней проездом, — ответила женщина.

— Не могли бы оказать мне любезность п-позвонить в Институт прикладной геологии?

— Пожалуйста. Я знаю этот институт, у меня там есть знакомые, — любезно сказала женщина. — А что и кому сказать?

Мужчина написал на бумажке номер телефона и подал ей.

— Я п-прошу вас опросить Климову или Петрову и передать привет от Ключникова. Ключников — это я, — пояснил он. — И сказать, что видели меня здесь, когда я летел к Дружинину на Чукотку, и что мы вернемся вместе с самыми радостными новостями. Я не должен был просить вас об этом, следовало телеграфировать. Я понимаю, но, видите ли, меня так укачало… Я только сейчас начинаю соображать, что я делаю, — виновато добавил мужчина.

— Нет, нет, ничего. Я знаю Дружинина, мы с ним друзья. Мне будет очень приятно исполнить вашу просьбу, — поспешила успокоить его женщина.

Ключников любезно привстал.

— Дружинин — мой лучший друг. Его друзья — мои друзья. Очень рад с вами познакомиться, товарищ…

— Чаплина, — подсказала та, протягивая ему руку. И как бы мимоходом спросила: — А Дружинин давно на Чукотке?

— Месяца два. Он объездил почти весь полуостров.

— И даже вести о себе не подал… Нехороший человек ваш друг, так ему и скажите, когда увидите. Ведь он знал, что я была в тех местах, и знал, где меня найти.

— Обязательно скажу. Что еще передать? Я увижу его через несколько дней.

— Привет от доктора Чаплиной. И скажите, что я на него очень сердита… Или нет, не сердита, а наоборот…

Валентина засмеялась, смутилась и вдруг показалась Ключникову очень красивой.

— Как же сказать — сердиты или наоборот? — улыбнулся он.

— Ни то, ни другое. Я напишу несколько слов и попрошу вас передать записку… Вот… пожалуйста. Счастливого пути! Передайте привет и скажите, что я очень, очень жалею…

Голос репродуктора заглушил последние слова Валентины. Она торопливо пожала руку Ключникову и быстро направилась к выходу.

Ключников растерянно посмотрел ей вслед.

«Ну вот и пойми: жалеет она, сердита или наоборот?..»

Ключникову стало досадно, что они в продолжение трех часов молчали и насупившись сидели за одним столом, между тем как у них были общие друзья и они могли бы рассказать друг другу много интересного.

Примерно то же подумала и Валентина, когда ее самолет оторвался от земли.

Конечно, она не стала бы рассказывать случайному знакомому, сколько раз она вспоминала последний разговор с Дружининым. Они оба вели себя как дети, и оба были виноваты в размолвке. Если бы Дружинин появился на руднике, Валентина без колебаний отправилась бы с ним на поиски его горячей земли. Она проклинала себя за прежнюю заносчивость. Он не явился на рудник, хотя был совсем рядом. Почему? Неужели она до такой степени задела его самолюбие? Но ведь он сильный мужчина, он должен был извинить ее слабость. И неужели он так и не понял, что она боится за него и хочет уберечь его от неудачи?..

Этот Ключников, по-видимому, мог бы сказать, как чувствует себя Дружинин и что думает делать дальше. А Валентина могла бы, в свою очередь, рассказать, как интересуются Дружининым в Тресте тяжелых элементов, как верит в него Казаков, как он хочет дать Дружинину возможность приложить свой талант к решению самой большой и интересной технической задачи нашего века — завоеванию атомной энергии.

Быть может, этот Ключников помог бы ей убедить Дружинина отказаться от бесплодных мечтаний и перейти к настоящему делу?..

Ключников действительно мог рассказать Валентине немало нового о затее, которую она все еще считала пустой мечтой.

Он спешил из Средней Азии на Чукотку с чрезвычайно важным и спешным сообщением. Он летел день и ночь, пересаживаясь из самолета в самолет, несмотря на то, что боялся качки и его начинало тошнить при одном виде самолета.

Объезжая Таджикистан, Ключников побывал в том самом месте, на склоне Гиссарского хребта, где когда-то Петров жарил барана в горячей пещере.

В пещеру по-прежнему приезжают лечиться колхозники-таджики. Как и раньше, они часами сидят в горячих каменных бассейнах, окруженных паром, жарят баранов, варят плов, пьют чай и хвалят благодатное место, возвращающее им здоровье.

Однако геологические исследования, которые сделал в этих местах Ключников, ничего интересного не дали, хотя земля кое-где была очень горяча и в пещерах у самой поверхности ее температура доходила чуть не до ста градусов.

Как идет нарастание температуры дальше, без глубокого бурения сказать было нельзя. В ущелье рядом с горячими пещерами температура земли ничем не отличалась от нормальной: по-видимому, все дело было в горячих источниках, которые поднимались из больших глубин.

Этими горячими источниками запасы воды здесь и ограничивались: реки для питания подземного котла поблизости не было. Кроме того, местность подвергалась постоянным землетрясениям. Не было смысла браться здесь за постройку первого подземного котла.

Огорченный и разочарованный, Ключников уже собирался обратно в Москву, когда встретился с учителем-таджиком, который приехал лечиться на источники.

Учитель жил неподалеку и бывал здесь каждый год. Оказалось, что учитель знал Петрова, приезжал с ним сюда, и они вместе жарили барана в горячей пещере.

Учитель рассказал, что Петров собирался ехать на Чукотку. Недалеко от нее в море находится удивительный Остров Черного Камня. На этом острове подо льдами и снегами лежит раскаленная, как печь, земля. Какие-то охотники и моряки говорили о ней Петрову, и он собирался разыскать ее во что бы то ни стало…

И Ключников прекратил поиски горячей земли в Таджикистане, бросил все и помчался на Чукотку к Дружинину, чтобы искать этот остров с ним вместе.

Проклятая качка! Она выбила Ключникова из колеи и помешала рассказать обо всем этом знакомой Дружинина.

Ключников продолжал вяло есть простоквашу и с тоской думал о предстоящем пути.

Неумолимая судьба в образе большого черного репродуктора призвала его к новому испытанию.

— Пассажиров, следующих в Шамино, просят пройти на посадку, — скрипучим басом произнес диктор.

С простоквашей пришлось расстаться. Кряхтя и стеная, Ключников пошел на стартовую площадку.

Заревели моторы. Ключников горестно посмотрел на убегающую за окошком самолета уютную твердую землю, и аэродром ушел вниз.

Самолет сделал круг над городом и, оставив позади светлую блестящую полосу широкой реки Лены, помчался над темно-зеленой, почти черной тайгой на восток.

Ни тайги, ни уходящей на запад извилистой ленты великой сибирской реки Ключников уже не видел. Он спал.

 

Глава четвертая

Встреча друзей

После встречи со старым охотником Рагтаем Дружинин развил кипучую деятельность.

Теперь главное — как можно скорее добраться на Остров Черного Камня.

Начальник разведывательной партии, вместе с которой Дружинин приехал на Чукотку, согласился дать ему в помощь двух молодых геологов.

В ожидании их Дружинин отправился к директору местного консервного завода и попросил у него катер для поездки на остров.

Но директор наотрез отказал ему: катеры должны ловить рыбу, а не ездить на какие-то необитаемые острова, о существовании которых директору даже слышать не приходилось.

Получить самолет для полета на остров тоже не удалось. Дружинин хотел попросить об этом Казакова и попытался связаться с ним по радио. Но Казаков был где-то на руднике. Дружинин так и не разыскал его.

Тогда Дружинин обратился по радио в аэропорт в Шамино. Там его тоже не порадовали: самолеты в интересующем Дружинина направлении ходили всего два-три раза в год, и то главным образом для нужд ледовой разведки. Ближайший самолет ожидался не раньше осени.

Положение осложнялось еще тем, что никто из охотников и рыболовов, с которыми пришлось разговаривать Дружинину в Рыбачьем поселке, не знал толком, что представляет собой Остров Черного Камня и где он находится.

Некоторые слыхали о его существовании, но на вопрос, как туда добраться, только неопределенно указывали на северо-восток.

Дружинин хотел было обратиться за помощью к секретарю Камчатского областного комитета партии Медведеву, который присутствовал на защите диссертации Ключникова и прислал Дружинину дружескую записку, а потом начал регулярно переписываться с обоими друзьями. Но Медведева не было сейчас на Камчатке. Дружинин вспомнил, что Медведев собирается этим летом в Москву и писал Ключникову, что обязательно побывает в бюро по изучению внутреннего тепла земли.

Дружинин отправился на пристань, надеясь уговорить капитана какого-нибудь рыболовного судна доставить его на остров.

Но и капитаны не были склонны отправляться в рискованное путешествие. Море было неспокойно. Такая прогулка могла обойтись дорого.

Один капитан сказал, что Острова Черного Камня вообще не существует: это такой же вымысел, как и легендарная Земля Санникова.

Но Дружинин не сдавался. Он решил завтра же, так или иначе, выехать на остров.

В крайнем случае, он готов был тайком увести один из катеров консервного завода и отправиться в плавание. Пусть потом директор делает с ним, что хочет!

К счастью, до этого не дошло.

Придя на следующее утро завтракать в столовую, Дружинин, к своему удовольствию, застал там моряков с пограничного поста.

Дружинин направился к ним, надеясь, что с пограничниками будет легче договориться.

На этот раз расчеты Дружинина оправдались.

Начальник пограничной заставы, к которому Дружинин обратился, знал его фамилию по газетным статьям и заметкам о подземном котле.

Пограничный катер как раз сегодня собирался в плавание на северо-восток. Дружинину не пришлось уговаривать начальника: тот сам предложил доставить его вместе с двумя геологами иа Остров Черного Камня. Начальнику случалось плавать в тех краях, и он представлял, о чем идет речь.

Все устроилось как нельзя лучше! Оставалось только дождаться молодых помощников, которые должны были явиться с минуты на минуту.

Дружинин вышел на берег в сопровождении уже привыкшего к нему Камуса.

Пока можно было отдохнуть. Дружинин сел на камень и вспомнил о словоохотливом фельдшере. Теперь бы он с ним поболтал.

Фельдшер оказался легок на помине. На этот раз он был трезв и мрачен. Он по-прежнему ожидал поздравительных телеграмм.

Теперь я их получу! — горделиво оказал он, — Катер с почтой идет сюда.

Действительно, небольшой рыбачий катер вошел в спокойную воду бухты и приближался к берегу. Вслед за ним двигался другой катер, побольше. Это был быстроходный пограничный катер, шедший за Дружининым и геологами.

В это время к Дружинину подошел его недавний спутник, похожий на индейца, — молодой чукча Темген.

Он с удивлением посмотрел на Камуса.

— Камус? Собака моего дяди Рагтая.

Дружинин улыбнулся. Этот юноша был ему симпатичен.

— Да, Темген, это Камус. Рагтай спас мне жизнь и подарил Камуса… Значит, ты племянник старика? Тем лучше — еще больше оснований для дружбы, — сказал он, протягивая руку Темгену.

Почтовый катер привез на этот раз и нескольких пассажиров. Они вышли вслед за почтальоном, который вынес мешки с почтой и по обычаю начал раздавать письма здесь же, на пристани.

Пограничный катер стоял на рейде, поджидая, пока освободится место у причала. До назначенного времени отхода оставалось больше часа.

Дружинин увидел, что с почтового катера ведут под руки еще одного пассажира. Тот едва передвигал ноги: его так укачало, что он не мог итти сам.

Подобные картины наблюдались здесь довольно часто и особенного интереса вызвать не могли. Однако этот пассажир не был похож на обычную жертву морской болезни.

Едва ступив на твердую почву, он вырвался из рук провожатых и с неожиданной резвостью побежал к Дружинину.

— Алексей Алексеевич! Вот радость-то! — громко закричал он и бросился к Дружинину с распростертыми объятиями.

Дружинин остолбенел. Это был Ключников — зеленый, измученный, постаревший на десять лет, но радостно улыбающийся.

Однако обнять Дружинина ему не удалось. Между друзьями появился Камус.

Пес ощерился и грозно зарычал, готовый броситься на защиту своего нового хозяина.

Дружинин передал поводок Темгену и тогда только смог обнять Ключникова.

— Вадим, старина! Как ты догадался?.. Ах, молодец, честное слово!

Ключников перевел дыхание.

— П-проклятая качка! На море еще хуже, чем в самолете. Но все это пустяки… Ты знаешь, что я нашел?

— Я тебя утешу, старик, не огорчайся. Ты приехал как нельзя более кстати. Могу тебя обрадовать: наша цель близка!

— Подожди, Алеша, я скажу, что я нашел.

Оба так спешили сообщить радостные вести, что были совершенно не в состоянии слушать друг друга.

— Да помолчи же, Вадим! Я нашел место для постройки подземного котла!

— П-послушай: я раскрыл тайну букв «ОЧК». Это Остров Черного Камня. Он недалеко отсюда.

— Нашим скитаниям конец. Чертежи Петрова расшифрованы до конца. Остров Черного Камня найден. Сейчас мы поедем туда… — продолжал Дружинин.

— Да, Остров Черного Камня. Как ты узнал о моей находке? — насторожился, наконец, Ключников.

— Мне нечего узнавать. Я раскрыл секрет.

— Да нет же, подожди! Я нашел место для постройки подземного котла… Я прилетел, чтобы отправиться туда с тобой вместе. Шесть тысяч километров качки… — сказал жалобно Ключников. — Ты пришел меня встречать? Ведь так?..

— Я пришел сюда, чтобы ехать на Остров Черного Камня. Вот на этом катере. Мы поедем вместе.

Ключников с недоумением потер лоб.

— Ничего не понимаю… Как же это… Наверное, у меня от качки в голове помутилось…

Дружинин расхохотался и дружески обнял Ключникова.

— Очень хорошо получилось, старик! Все понятно: оба нашли остров независимо друг от друга и поспешили один к другому. Великие умы сходятся, как говорят французы.

— Да, великие умы, тебе хорошо говорить, — передразнил Ключников. — Я мчался, как безумный, чорт знает что перетерпел, можно сказать проходил через огонь, воду и медные трубы, а ты меня французскими пословицами встречаешь…

— Крепись, старик, придется еще покачаться. Через час двинемся дальше.

— А если я захочу немного отдохнуть на твердой почве?

— Ничего не выйдет. Я тебе не дам распускаться.

— А я не дам тебе записки, которую привез от дамы с зелеными глазами.

— От какой дамы? — насторожился Дружинин.

— От твоей знакомой, с Чукотки. Я ее встретил на аэродроме в Якутске.

— Давай сюда записку! — сказал Дружинин с неожиданной горячностью.

— Э, нет! Спеши медленно, как говорит латинская пословица. Попроси как следует, тогда, может быть, дам. Говори самые ласковые слова, какие знаешь.

— Умница, милый, гениальный Ключников, светило мировой науки, отдай! Красавец, талант, душечка, дай, пожалуйста, записку…

— Мало! Проси еще!

— Очаровательный юноша, заслуженный мастер спорта, бесстрашный исследователь, старый морской волк, парашютист, подводник, мечта девушек…

— Еще, еще! И не повторяйся, не люблю однообразия.

— Ах, так? Камус, иди сюда и возьми эту мокрую тряпку в очках. Куси его, проклятого, хватай прямо за горло!

Ключников оглянулся на Камуса, которого держал Темген.

— Ну вот, так бы сразу. Наконец-то свежая мысль! Вот тебе записка.

Дружинин взял записку и прочел:

«Не сердитесь на меня, Дружинин, я хотела сделать лучше. Напрасно вы не пришли на рудник.

Я тоже должна сказать — мое сердце с вами.

Ваша Валентина».

— А ты, Вадим, действительно выглядишь неважно, — вдруг участливо сказал Дружинин и, взяв Ключникова под руку, сочувственно посмотрел ему в лицо. — Может ты, в самом деле отдохнешь, пока я съезжу на остров?

— Ну что за чепуха! — запротестовал Ключников. — Чорт с ней, с качкой! — Он махнул рукой и шутливо добавил: — Неужели ты думаешь, что я смогу отказаться от приятной прогулки на таком чудесном катере в обществе моего лучшего друга и его прекрасной собаки по имени Камус? Зачем же я тогда так торопился?..

 

Глава пятая

Остров Черного Камня

Пограничный катер, борясь со штормом, бороздил серую воду Чукотского моря.

Он держал курс на север.

Тучи брызг заливали палубу и летели на Дружинина. Он стоял на носу катера и напряженно вглядывался в светлую полосу горизонта, дожидаясь, когда покажется Остров Черного Камня.

Камус, подняв уши. сидел у ног Дружинина. По примеру своего хозяина, пес тоже внимательно смотрел вдаль.

Кроме рулевого, нескольких матросов и время от времени выходившего на мостик капитана, наверху никто не показывался.

Ключников страдал от морской болезни. Он лежал в каюте и ни за какие блага не соглашался выставить нос наружу. Молодые геологи, едва не опоздавшие к отходу катера, были увлечены игрой в карты с помощниками капитана.

Дружинин с наслаждением дышал свежим морским воздухом. Каждый оборот винта приближал его к острову, который стал целью его жизни. Изменчивое, бурное и холодное Чукотское море казалось ему прекрасным.

По морю бежали белые барашки, о которых почему-то так часто вспоминал Дружинин в Москве.

Изредка над водой взлетали фонтаны: это проплывали киты. Вдали иногда вырисовывались очертания рыболовных и китобойных судов.

Чем дальше к северу, тем меньше их становилось. Море делалось все пустыннее, только стаи птиц летели куда-то вдаль над серо-зеленой водой.

Низкое серо-голубое небо было совсем непохоже на глубокое синее небо южных широт. Когда бы ни показалось солнце, оно висело невысоко над горизонтом, будто здесь было постоянное утро или вечер.

Дружинин до боли в глазах вглядывался в даль, ожидая увидеть облака голубого тумана, которые, по словам старика Рагтая, должны были возвестить близость острова.

Скоро, совсем скоро он должен возникнуть из моря, таинственный и недосягаемый. Что ждет там друзей? К чему приведет тяжелый, длинный путь, начатый в морозный день перед боем, в лесу под Москвой?

Годы учебы, ночи, проведенные над книгами и чертежами, ученые споры, искания уже позади. Кажется, только узкая полоска морской воды отделяет теперь Дружинина от его мечты…

— Вот ваш остров, смотрите! — вдруг услышал Дружинин желанные слова.

Капитан указал на темную точку у самого горизонта.

Сердце Дружинина забилось тревогой и радостью. Не ошибается ли капитан? Ни тучки, ни облачка тумана около темной точки не было.

— А где же голубой туман? — с сомнением спросил Дружинин. — Боюсь — вы ошибаетесь.

— Подойдем ближе, тогда увидите, — ответил капитан.

Часа через два катер приблизился к острову. Все высыпали на палубу. Даже Ключников, наконец, выбрался из каюты и стал рядом с капитаном, уцепившись за поручни.

Остров Черного Камня выглядел довольно безрадостно.

Из моря вздымались мрачные остроконечные горы, сливавшиеся в оплошную черную гряду. Она была похожа на неприступную средневековую крепость с фортами, бастионами и сторожевыми башнями или на гигантскую корону с тысячами зубьев.

Чем ближе подходил катер, тем мрачнее и неприступнее казались черные, темно-красные и коричневые скалы, тем суровее становилась сплошная горная цепь.

У подножья гор шумел прибой, а у вершин белел снег и вились стаи птиц.

Дружинин рассматривал берег в бинокль.

— Симпатичное же вы себе местечко выбрали! — усмехнулся капитан. — Если бы меня спросили, где помещается ад, я бы без колебаний ответил — здесь!

— Не мы его, а оно нас выбрало! — горестно вздохнул Ключников. — Например, я не знаю, что отдал бы, чтобы никогда и не слышать об этом проклятом острове! Да меня сюда на аркане бы не затащили. Сидел бы над книжками в Москве, читал лекции, в кино ходил бы…

— По-видимому, это остатки большого вулкана. Место действительно не из веселых, — заметил молодой геолог.

— Остров какой-то пегий! Неужели все это снег? — удивленно сказал другой геолог, худощавый, стройный грузин, и указал на белые пятна на скалах. — Столько снега среди лета! Вот тебе и горячая земля…

— Никаких голубых туманов! Такие радостные надежды и такое некрасивое зрелище, — опять вздохнул Ключников.

— Говорят, что туманы видны с моря только в более холодное время. Тогда остров выглядит еще мрачнее. А белые пятна — это гнездовья птиц, — пояснил капитан.

Дружинин продолжал разглядывать остров в бинокль, не принимая участия в разговоре. Он сравнивал очертания гор с чертежом Петрова.

Горы выглядели совсем не так, как изобразил Петров.

Неужели он здесь не был, а составил план только на основании чьих-то рассказов? Если так, какова цена надежде найти здесь горячую землю и реку для подземного котла?

Быть может, Хургин прав. Что, если Петров действительно изобразил лишь наилучший из возможных случаев? Но зачем тогда было хранить этот чертеж в вечной ручке? Неужели последняя воля его друга, последнее, самое сильное желание — это всего лишь навязчивая, маниакальная идея? Нет, этого не может быть!

Дружинин рассматривал увеличенную фотографию и снова переводил взгляд на горы.

Ничего похожего! Чертеж никак не отвечал тому, что видел Дружинин. Эти горы кажутся неприступными. Пройти через них под силу только опытным альпинистам. Мало вероятно, что Петров успел за короткое время так хорошо исследовать этот необитаемый, труднодоступный остров.

Дружинин протянул фотографию Ключникову.

— Посмотри, Вадим. Совсем непохоже. Горы у Петрова другие. Боюсь, все это чудовищная ошибка.

— Не вижу, не знаю, не понимаю… — жалобно отмахнулся Ключников. — Седьмая тысяча километров качки. Мне уже все равно… Я, наконец, хочу приехать куда-нибудь!

— Кто же ошибся? Петров или мы? Как ты думаешь?

— Не знаю, оставь меня в покое, — умоляюще сказал Ключников.

Дружинин подошел к капитану.

— Где мы остановимся? Здесь есть подходящая бухта?

— По-видимому, нет. Но мы обойдем остров вокруг и поищем, — ответил капитан.

— Здесь должна быть река. Был бы смысл остановиться у ее впадения в море. Тогда мы смогли бы пройти внутрь острова через ее устье, — предположил Дружинин.

— Да, река должна быть, — согласился капитан. — Вода, которая собирается внутри горного кольца, очевидно, имеет какой-то выход в море. По может оказаться, что в середине острова — озеро и вода из него стекает водопадом. Тогда от этого пути будет проку мало.

Катер направился в обход острова.

Всюду, насколько хватал глаз, тянулось то же кольцо сплошных мрачных гор, чернели нагромождения дикого камня.

Местами черные скалы казались белыми от миллионов птиц, выводивших здесь птенцов. Жалобный, тоскливый крик птиц сливался с шумом прибоя, бесновавшегося у подножья отвесных скал.

Катер шел все дальше. Он обогнул остров. Никаких признаков того, что кольцо гор где-нибудь разорвется, не было.

Надежды таяли.

Дружинин перебрасывался короткими фразами с капитаном, ничем не показывая своего разочарования.

Состояние Дружинина не укрылось от глаз Ключникова.

— По-моему, бухта должна быть обязательно! Здесь не раз бывали охотники и рыбаки. Не могли же они причаливать к этим обрывам, — он указал на белую пену у берега.

Дружинин промолчал. Он думал о своем. Неужели это не то место, которое он искал?

— Лево руля! — прервала невеселые мысли Дружинина команда капитана.

Катер обогнул скалу. За ней вдруг неожиданно открылся глубокий проход между горами. Это было ущелье, узкое, как лезвие ножа, прорезавшего неприступную горную гряду. Оно уходило в глубь острова, его очертания терялись среди нагромождений камня, но было очевидно, что ущелье пересекает горы насквозь.

— Теперь все будет в порядке. Это вход в бухту, — сказал капитан и хитро прищурился. — А вы уже думали, что придется возвращаться обратно, так и не побывав на острове, товарищ Дружинин? Правда?

— Правда, — кивнул головой Дружинин. — Но почему вы думаете, что все будет в порядке?

— Видите, какая светлая вода? Здесь впадает в море река. Течение спокойное; значит, сможем подняться по реке и найти удобную стоянку.

Слова капитана подействовали на Ключникова, как лекарство. Он даже забыл о качке.

Катер приблизился к расщелине и вошел в узкий водяной коридор, тянувшийся между двумя высокими отвесными стенами.

Здесь горы расходились в стороны всего метров на сто. Они были так высоки, что ущелье казалось полутемным. Волнение сюда не докатывалось, быстро текущая река была гладкой, как черное зеркало.

— Словно в мышеловку входим! — бросил геолог, похожий на альпиниста.

— Ну и что же? — весело ответил Ключников. — Мышеловки нам нипочем, лишь бы качки не было!

Катер продолжал путь. Узкий водяной коридор сделал легкий поворот, и картина внезапно изменилась.

Горы, высившиеся по бокам катера, расступились и открыли полукруглую спокойную голубую бухту. Расщелина, через которую вошел катер, вскоре скрылась за скалами.

Путешественники очутились в голубом горном озере, расположенном на дне гигантской каменной чаши.

— Смотрите, голубой туман! И река и бухта: все как следует. Ошибки никакой нет, — с воодушевлением воскликнул Ключников, показывая на горы.

В бухту впадала быстрая горная река. Берега бухты и реки были покрыты зеленью.

Склоны гор опускались каменными террасами, как величественный амфитеатр, и, приближаясь к центру острова, переходили в холмистую равнину. Среди холмов виднелись гряды скал. Оттуда тянулся легкий голубой туман.

— Пожалуй, так. По-видимому, Петров подъезжал к острову с другой стороны, — сдерживая радость, ответил Дружинин.

— Как это красиво! Будто арена огромного цирка, — сказал Ключников.

— На этой арене начнется одна из битв за счастливое будущее нашей страны! — воскликнул Дружинин и протянул вперед руку, будто давая сигнал к наступлению.

— Вот ты какой! Маршал, ну прямо маршал, Алексей Алексеевич! — захохотал Ключников.

 

Глава шестая

У потухшего вулкана

Капитан предупредил, что в распоряжении путешественников очень мало времени. Катер должен был итти дальше по своему назначению, капитан мог предоставить друзьям для обследования острова всего трое суток.

Катер уже подходил к реке.

Горы и скалы хорошо защищали бухту от ветра. На зеркальной поверхности ее незаметно было ни малейшей ряби. В глубине совершенно прозрачной воды сновали бесчисленные стаи рыб.

Это был отличный естественный порт.

Катер без труда пришвартовался к пологой скале, выдававшейся в виде мыса. Путешественники вышли на берег.

— Как здесь тепло! Замечательное место! — воскликнул Ключников, с наслаждением ступая на твердую почву.

— Да, контраст между наружной и внутренней частью острова разительный. Вот что значат горы. Они создают здесь нечто вроде теплицы, — подтвердил капитан, осматриваясь по сторонам.

— В путь, друзья, в путь! У нас мало времени, — нетерпеливо сказал Дружинин.

Участники экспедиции сгрузили с катера продовольствие, связки веревок, кирки, геологические молотки, лампы, ящики с термометрами, аппараты для разведки с помощью радиоволн, приборы для определения силы тяжести и различные другие вещи, необходимые для исследований.

Нашим друзьям пришлось бы плохо, если бы матросы не вызвались им помочь.

Капитан тоже решил пойти с геологами.

Экспедиция двинулась вдоль берега реки.

Капитан, Дружинин с Камусом и сияющий Ключников пошли впереди, за ними двигались молодые геологи с одним из помощников капитана. Шествие замыкали моряки-пограничники. На всякий случай они взяли с собой карабины: неизвестно, что ждало путешественников в глубине острова.

Река извивалась между невысокими пологими холмами. Берега ее были покрыты низким густым кустарником. Дружинин заметил карликовый ивняк и рябину, которая вдруг живо напомнила ему веселую подмосковную деревню.

В воздухе летали тучи птиц.

В прозрачной быстрой речной воде то и дело мелькали серебристые спины рыб. Рыбы было так много, что ее можно было ловить руками.

Камус сначала погнался было за птицами, но потом решил, что за рыбой охотиться выгоднее. Он бросился в воду, выхватил рыбину пожирнее, забежал вперед и положил перед Дружининым, как бы приглашая отведать.

— Оказывается, остров довольно густо населен! Здесь теплее, чем на Чукотке, и жизнь гораздо богаче. Мне кажется, что я где-то высоко-высоко в горах Кавказа, — заметил геолог-грузин.

— Горячая земля! — гордо отозвался Ключников. — Вот подождите, когда согреем остров внутренним теплом земли, здесь настоящий рай будет. Вон там, у вершин, на северном склоне, где сейчас снег, вырастут буковые рощи. А здесь саговые пальмы и сахарный тростник. Кокосовые орехи будем выращивать…

— А в бухте разведем крокодилов! — продолжал со смехом Дружинин. — Подожди, Вадим, загадывать, до этого далеко… Быть может, через час мы узнаем, что под нашими ногами вечная мерзлота…

— А почему бы, в самом деле, не развести здесь крокодилов, как это делают в Центральной Америке и Индо-Китае? — убежденно сказал Ключников. — Они дают отличную кожу, это выгодное дело… Пусть даже здесь окажется вечная мерзлота, под ней-то все равно земля горячая! Ну, труднее будет до нее добраться… Нет, что бы нас ни ждало, мы приехали сюда не напрасно!

Кустарник сделался густым, через него стало трудно итти. Путешественники решили пробираться к середине острова напрямую и поднялись на заросший травой холм, чтобы лучше ориентироваться.

С вершины холма открывался вид почти на всю внутреннюю часть острова.

Она была плоская, местами покрытая небольшими возвышенностями и холмами, между которыми журчали многочисленные ручьи.

В самом центре за голубой дымкой тумана виднелась причудливая группа скал, похожая на развалины древнего города. Тонкие полоски сизого дыма ползли между скалами и, поднимаясь вверх, растворялись в воздухе.

— Видите? — сказал капитан, указывая в ту сторону.

— Вижу, — ответил Дружинин, глядя блестящими глазами на скалы. — Вероятно, там остатки кратера вулкана, образовавшего остров.

— И, очевидно, пещера, если она есть, тоже где-то там, — добавил Ключников.

Только теперь Дружинин, наконец, окончательно поверил в чертеж Петрова.

Перед ним клубился и поднимался вверх голубой туман. Остатки кратера как раз в центре острова, река, огибая их, образует петлю — все именно так, как указывал Петров. Правда, на чертеже несколько иначе расположены горы. Но эту неточность можно объяснить спешкой Петрова. Неужели же, наконец, горячая земля найдена?

— Камус, за мной! — крикнул Дружинин громким, радостным голосом и бросился бежать к скалам, забыв о своей роли солидного руководителя экспедиции.

Он мчался вперед что было сил, перепрыгивая через камни и ручьи, пробирался через кустарники, бежал через лужи, разбрызгивая воду, путался ногами в высокой траве, скатывался со склонов холмов, придерживая тяжелую сумку, которую нес на плече, и опять бежал, не разбирая дороги и не вспоминая о трясине, едва не стоившей ему жизни на Чукотке.

Рядом бежал с громким лаем Камус. Эта скачка, по-видимому, доставляла ему огромное удовольствие.

Наконец Дружинин оглянулся. Его спутники остались далеко позади. Он сел на камень и стал их поджидать, разглядывая подернутые голубой дымкой скалы.

Прошло не меньше получаса, пока подошли матросы и геологи с запыхавшимся, сердитым Ключниковым во главе.

— Ч-чорт тебя разберет! — отдуваясь и протирая запотевшие очки, пробурчал Ключников. — Мчишься, будто за тобой гонится тысяча дьяволов! Прямо дикий какой-то…

— Привал! — скомандовал Дружинин.

 

Глава седьмая

Музей каменных фигур

К кратеру давно потухшего вулкана путешественники добрались только на следующий день.

Когда они взобрались на высокий холм, перед ними открылось фантастическое зрелище.

Внизу, среди беспорядочного нагромождения диких остроконечных скал, высились камни, похожие на стройные башни замков.

Мрачные и суровые скалы напоминали старинный город, который был наполовину засыпан извержением вулкана. Вода, ветер и резкие изменения температуры, разрушая изверженные породы на протяжении сотен тысяч лет, придали камню эти удивительные формы.

Рядом с развалинами виднелись камни, похожие на фигуры людей и животных и на огромные окаменевшие деревья.

Друг против друга стояли два каменных монаха в капюшонах, надвинутых на головы, торчал громадный окаменевший пень исполинского дерева, гордо высились каменные тополя, ехал на каменном осле толстый каменный бородач, паслись на каменном лугу гигантские доисторические ящеры, застыли, столкнувшись в смертельной схватке, два разъяренных мастодонта, сидели, притаившись между скалами, зубастые птицы археоптериксы.

Перед путниками был удивительный мир, где природа словно хотела запечатлеть память о давно ушедших формах жизни.

Впечатление еще усиливалось тем, что камни, казалось, вздрагивали и трепетали в дымке голубого тумана, поднимавшегося от земли и расползавшегося во все стороны.

Люди и доисторические чудовища, казалось, жили, дышали, двигались…

Очарование было так велико, что даже суховатый капитан, которому пришлось повидать немало удивительного за годы своих путешествий по морям, не выдержал и воскликнул:

— Никогда бы не поверил, что такое может быть на свете! Музей каменных фигур в мертвом городе… Неужели это фокусы выветривания?

— Они самые, — кивнул головой Ключников, протирая очки, чтобы получше разглядеть невиданное зрелище. — Легкие изверженные породы обычно непрочны и часто принимают самые причудливые формы, — продолжал он профессорским тоном. — В Крыму, на склоне потухшего вулкана Карадага, есть место, которое называется «Сад сатаны». Там — картина вроде здешней, хотя и поскромнее. Геолога этим не удивите, капитан. Посмотрите на Дружинина — вы думаете, он пейзажем любуется? Ничего подобного! Хочет разглядеть пещеру, его интересует только она.

Отдохнув, путешественники спустились с холма и вскоре подошли к скалам, которыми любовались сверху.

Среди каменных чудес угасшего вулкана фигуры живых людей казались маленькими, слабыми, беспомощными.

— Присматривайтесь, откуда идет пар. Он может указать путь к пещере! — крикнул Дружинин своим спутникам.

Следуя за прозрачными голубыми струйками, вьющимися среди камней, путешественники разбрелись между скалами и быстро потеряли друг друга из виду.

— Пещера, пещера! Сюда, товарищи! — раздался в тумане голос одного из геологов.

Матрос, который шел рядом с Дружининым, побежал на крик геолога и сделал несколько выстрелов из карабина. Это был сигнал сбора.

Участники экспедиции сошлись около разорванного кольца невысоких окал. У подножья одной из них зияло овальное отверстие, уходящее в землю. Оно было затянуто густым клубящимся паром.

Небольшой водопад низвергался в глубь провала.

— Вот ваша горячая земля, Алексей Алексеевич, — сказал геолог Дружинину.

Дружинин стал на мокрые камни у самого края провала, взял Ключникова за руку и нагнулся, насколько было возможно, над дымящейся бездной.

Его обдало влажным паром. В провале было тихо и тепло, еле слышно журчала стекавшая вниз вода.

Шум водопада терялся в глубине.

— Итак, мы нашли то, что искали. Теперь убедился? — сказал Ключников.

— Почти… — засмеялся счастливым смехом Дружинин. — По-видимому, здесь глубоко. Но, может быть, это просто яма или горячее озеро? Сейчас узнаем.

Он поднял большой камень и бросил вниз.

Все придвинулись к краю провала, прислушиваясь к звуку падения камня. Один из геологов нажал кнопку секундомера.

Прошла минута, вторая, третья. Дымящаяся бездна бесследно поглотила камень.

— И дна нет! — удивился капитан.

— Пещера. Очень глубокая и, судя по пару, очень горячая, — констатировал Дружинин. — Давайте обследуем ее, на сколько удастся. Для начала сделаем промеры температуры. За дело, товарищи!

Матросы соединили вместе все принесенные веревки и привязали к концу камень и максимальный термометр. Этот груз опустили на двести метров в глубь пещеры, но дна так и не достали. Термометр показал сто двадцать семь градусов по Цельсию: пещера действительно была очень глубокая и очень горячая.

Ключников и молодой геолог-грузин наладили аппараты для измерения силы тяжести и приборы, показывающие, как отражаются радиоволны от пластов различных пород в земных недрах.

Геологи уложили под камни чувствительные сейсмографы, похожие на маленькие банки с консервами, и протянули от них сеть проводов к портативной сейсмической станции. Было решено произвести с помощью взрыва небольшое искусственное землетрясение, записать, как отразится волна взрыва в недрах, и разведать, таким образом, местность сейсмически.

Потом матросы опустили на веревке в пещеру геолога. Он должен был метр за метром промерить температуру стен пещеры.

Дружинин достал из кармана блокнот и приготовился делать записи.

— Десять метров — четырнадцать градусов! — донесся голос геолога из дымящейся тьмы.

Матросы опустили веревку дальше.

— Двадцать пять метров — двадцать градусов, — послышался голос уже тише.

Веревка опустилась еще ниже.

— Сорок — тридцать два градуса… Пятьдесят — сорок один градус…

В блокноте Дружинина быстро рос столбик цифр. От них зависело будущее шахты-котла. Справа были записаны цифры, выведенные на основании расчетов Петрова, слева — те, которые выкрикивал из глубины пещеры молодой геолог.

Цифры отличались очень мало, разница не превышала одного-двух градусов.

Нарастание температуры было такое, как предусматривал Петров.

Ключников подошел к Дружинину.

— Ну что?

— Сомнений больше нет! Мы нашли нашу горячую землю, — ответил Дружинин.

Капитан сначала помогал геологам, потом вспомнил о каких-то делах и ушел с одним из матросов. Остальные матросы отправились на птичий базар, чтобы набрать яиц и угостить путешественников грандиозной яичницей.

После радиоразведки было взорвано несколько килограммов тола в расщелине скалы, и аппараты записали, как отразилось сотрясение в глубоких недрах острова.

Геологи продолжали свои исследования.

Дружинин и Ключников сели со счетными линейками в руках, чтобы проанализировать ряды цифр по новым методам Института прикладной геологии.

Странное дело! Показания аппаратов расходились и выглядели довольно необычно. Цифры, которые давала радиоразведка, были совершенно непонятными. Получалось, что остров стоит то ли на льду, то ли на воздухе. Гравиметрическая съемка говорила, что остров покоится на твердом камне: сила тяжести была здесь совершенно нормальная. А сейсмическая разведка свидетельствовала, что в глубине недр острова, по-видимому, много пустот и примерно на пятом километре глубины начинаются пласты какой-то необычайно плотной, тяжелой породы.

Дружинин и Ключников долго бились, стараясь преодолеть противоречия, затем решили отложить решение этого вопроса.

Нужно было прежде всего обойти ближайшие окрестности пещеры и ознакомиться с выходом пластов на поверхность. Это позволит судить о породах, которые залегают в глубине недр.

Моряки и ученые разошлись в разные стороны, условившись назавтра в полдень встретиться у катера.

Тяжело нагруженный образцами пород, Дружинин пришел за пять минут до срока.

Яичница, обещанная матросами, в самом деле удалась на славу.

Позже всех пришел Ключников. Увидев катер, готовый к отплытию, он изменился в лице.

— Знаете что, товарищи? — сказал Ключников с решительным видом. — Я останусь здесь. Пусть катер уходит без меня. Оставьте мне карабин, запас соли и теплую одежду. Честное слово, я буду здесь чувствовать себя неплохо. А то снова этот неустойчивый катер…

— Нет, нет, старина, — засмеялся Дружинин, — ничего не выйдет. Не отвертишься.

— Ну, в самом деле! — уныло продолжал Ключников. — Это же бессмысленно. Мы нашли то, что искали, все равно сюда придется возвращаться… Я вас подожду здесь, буду питаться рыбой и яйцами. Я не хочу больше носиться по волнам.

Дружинин сочувственно похлопал Ключникова по плечу.

— Ничего, старик, не огорчайся! Зато какую шахту начнем строить! Знаешь, что здесь будет через два года?

 

Глава восьмая

Новые знакомые Темгена

Темген не раз вспоминал мужчину, который путешествовал с ним ночью по тундре и потом уехал на пограничном катере.

Старик Рагтай рассказал Темгену, что вытащил этого человека из болота и тот сделался, как безумный, когда услышал о каком-то острове на далеком севере. Туда он, очевидно, и отправился.

Через два месяца после этой встречи в тихой бухте Рыбачьего поселка опустился четырехмоторный гидросамолет.

Шумные московские пассажиры переночевали в поселке, оставили на почте, где работал теперь Темген, отличное охотничье ружье для старого Рагтая и утром улетели на неведомый остров на севере.

Еще через неделю прилетел второй такой же самолет, затем самолеты стали совершать регулярные рейсы до наступления полярной ночи.

Начиная с весны, жизнь в Рыбачьем поселке совершенно изменилась. До сих пор в бухту заходили лишь баркасы и катеры консервного завода да изредка суда, идущие с острова Врангеля в Уэлен, Анадырь или Петропавловск на Камчатке.

Теперь в бухте стали появляться большие пароходы. Они направлялись с грузами и людьми на Остров Черного Камня. Темген уже запомнил название этого далекого северного острова.

Неподалеку от бухты был сооружен новый сухопутный аэродром, а в самой бухте часто покачивались теперь на воде гидросамолеты, прилетавшие издалека.

Около пристани вытянулись ряды длинных пакгаузов и складов. В тундру побежали асфальтированные шоссе.

На них неважно чувствовали себя олени. Зато быстро мчались по прямым, гладким дорогам новенькие автомобили, блестящие свежей краской. Зимой по этим Дорогам и по покрытой снегом тундре вихрем летели невиданные раньше бескрылые самолеты-аэросани.

Дороги вели к нефтяным промыслам и торфяным разработкам. Рыбачий поселок стал важным транспортным пунктом, откуда доставлялось топливо для большого строительства на Острове Черного Камня.

Жители поселка, а вслед за ними чукчи и эскимосы на побережье и в тундре привыкли к гулу самолетов и с интересом наблюдали за ними.

Недоволен был только старый Рагтай. Он говорил, что самолеты распугивают зверя и птицу, и поспешил откочевать в глубь Чукотки, в глухие, безлюдные места.

Темген недавно стал комсомольцем. Он работал на почте и усердно учился в вечерней школе.

Что строится на Острове Черного Камня? Темген знал только, что там проходят какую-то шахту. Он понимал, что это делается недаром: перед его глазами был наглядный пример. Всего два года назад геологи впервые нашли в этих местах нефть. Сегодня в самых отдаленных ярангах чукчей и эскимосов уже не жгли чадных плошек с китовым и моржовым жиром. Вместо них появились керосиновые лампы и печи.

Здесь, в поселке, эта самая нефть зажигала тысячи электрических лампочек, обогревала жилье, варила пищу и помогала показывать движущиеся и говорящие картины в кино на главной улице поселка…

Никогда еще бухта не видела такого количества судов и самолетов, никогда в поселке не жило так много народа. Весной опять начали прибывать пароходы из Владивостока, Анадыря и Петропавловска на Камчатке. Люди, приехавшие на них, расположились лагерем в палатках на берегу бухты.

Непрерывно скрипели краны и лебедки. Они выгружали лес, мешки с мукой, бочки с солониной и цементом, огромные зубчатые колеса, непонятные, тяжелые машины, ящики, связки канатов, катушки кабеля, горы рельсов и металлических балок и разные другие глубоко интересовавшие Темгена вещи.

Затем пришли большие грузовые пароходы из Одессы, Керчи и Мариуполя.

Пароходы были в пути несколько месяцев. Они пересекли много теплых морей и два океана, пока достигли этих суровых берегов.

На палубах слышался смех и виднелись загоревшие за время путешествия под тропиками лица строителей.

Строители были в большинстве очень молоды. Путешествие им нравилось. Их нисколько не смущало, что они направляются за Полярный круг, на неведомый, дикий остров, где им предстояло строить самую глубокую шахту на земле.

С двумя молодыми строителями Темген успел не только познакомиться, но и подружиться.

Произошло это так. Однажды Темген сидел на берегу бухты и наблюдал за погрузкой парохода, который должен был отправиться на Остров Черного Камня. В это время с парохода сошли на берег и остановились рядом с Темгеном русая девушка с удивительно яркими глазами и высокий ладный парень с большими руками и с волосами морковно-рыжего цвета.

Парень во что бы то ни стало хотел выкупаться в ледяной воде бухты.

Он никак не соглашался проехать Чукотское море, не выкупавшись в нем. Девушка же доказывала, что он простудится насмерть.

Действительно, вода в бухте была очень холодна, здесь никто никогда по своей воле не купался.

Темген счел своим долгом предупредить об этом парня.

Но на парня его слова не произвели ни малейшего впечатления. Он сказал, что другие ему не указ, он хочет жить по своему разумению, и тут же сбросил одежду и, разбежавшись, прыгнул в воду.

Девушка испуганно охнула:

— Утонет, честное слово, утонет!

Темген был бы рад предложить свою помощь, но не мог: плавать, как и все местные чукчи, он не умел.

Однако парень и не нуждался в помощи. Плескаясь и отфыркиваясь, как морж, он сделал круг и быстро поплыл сажонками к берегу.

Еще несколько минут, и он стоял на берегу рядом с Темгеном и девушкой, растирая полотенцем покрасневшее от ледяной воды тело.

— Я в Порт-Саиде купался. В Адене и в Коломбо тоже купался. Дома в Северном Донце в прорубь прыгал. На пари в школу зимой босиком ходил. Под рождество Днепр форсировал, — пояснил он, сдерживая дрожь. — Закаляться надо, Люба, тренированный человек к чему хочешь привыкнуть может, — добавил он наставительно.

— Закаляться! — передразнила девушка. — Закаляться тоже надо с умом, если не хочешь, чтобы ногами вперед вынесли.

Девушка засмеялась и сказала, обращаясь к Темгену:

— Это отчаянной жизни человек. Его зовут Рыжим Чортом, и он желает оправдать свое прозвище… Не удержишь, ничего и слушать не хочет!..

Несмотря на насмешку, в тоне девушки сквозило явное уважение. Она смотрела на парня так ласково, что Темгену стало завидно. Он впервые в жизни подумал, что, может быть, стоит окунуться в ледяную воду, чтобы заслужить такой взгляд.

Парень и девушка сели на берегу и стали расспрашивать Темгена о здешних местах. Он повел их смотреть бухту и окрестности поселка. Они гуляли вместе до поздней ночи.

На следующее утро, пока продолжалась погрузка парохода, Темген со своими новыми знакомыми успел побывать в ближнем чукотском селении. Парню — его звали Василием Щупаком — не терпелось посмотреть, как живут настоящие чукчи на севере.

Щупак был немало огорчен тем, что не увидел закутанных в меха диких и суровых охотников, о которых читал в книгах. Если бы позволило время, он бы немедленно отправился искать их. Он говорил, что там, куда уже проникла культура, ему смотреть нечего.

Север манил его своей дикостью.

Люба, синеглазая девушка-шофер из Днепропетровска, посмеивалась над отважным и предприимчивым Щупаком, но сопровождала его с видимой охотой.

К вечеру погрузка парохода была закончена, и новые друзья Темгена уехали, обещав написать ему.

Темген жалел, что не уехал с ними: там, куда они направлялись, вероятно, было интереснее, чем в Рыбачьем поселке.

Пароходы забирали все, что было привезено раньше и лежало на пристанях и в пакгаузах, принимали на борт рабочих, потом, дымя трубами, выходили из бухты и скрывались в море.

Темген всякий раз выходил провожать пароходы, шедшие на Остров Черного Камня. Он взбирался на самый высокий холм и смотрел вслед, пока дым пароходов не скрывался за горизонтом.

Он вспоминал песни, которые пели отъезжающие, и ему было досадно, что эти веселые, энергичные люди не взяли его с собой.

С такими товарищами было бы хорошо даже в самом диком и страшном месте…

Темген решил уехать на Остров Черного Камня, как только закончит школу.

Далекий, таинственный остров интересовал его все больше и больше. Чудесной силой обладал, наверно, этот клочок земли, окруженный морем.

Ведь недаром стали строить там самую глубокую шахту на земле.

Но никто в поселке не мог толком рассказать Темгену о чудесном острове. Несколько больше других знали о нем радисты местной радиостанции, которые слушали весь мир.

Темген стал ходить к ним в гости и слушать с ними радио. Один из радистов хорошо знал языки и переводил то, что говорили иностранные радиостанции.

Об Острове Черного Камня и шахте, которая там строилась, говорили по радио часто. Об этом вспоминали не только советские, но и английские, французские, японские и особенно американские станции: остров и самая глубокая шахта на земле интересовали всех.

Почти каждый раз Темген слышал от радистов что-либо интересное. То сообщалось, что Уральский машиностроительный завод изготовил для шахты на Острове Черного Камня подъемные приспособления, поднимавшие грузы со скоростью курьерского поезда. То приводились удивительные рекорды проходчиков, строивших шахту на острове. Сообщения поступали отовсюду: в постройке этой удивительной шахты участвовала вся страна.

Краматорский завод делал для шахты огромные обсадные трубы из жароупорного чугуна.

Институт низких температур разрабатывал новую систему охлаждения, так как шахта становилась все горячей.

Другой институт изучал влияние высокого давления на строительные материалы — ведь на большой глубине, куда проникли строители, многие химические и физические процессы протекали совершенно иначе, чем на поверхности земли.

Ленинградские инженеры готовили проекты турбогенераторов для станции, которой предстояло работать на внутреннем тепле земли, московские — разрабатывали аппаратуру для линий электропередачи. Эти линии должны были передавать постоянный ток — трудная проблема передачи постоянного тока была разрешена, теперь длина линий не смущала больше электротехников.

Вопросов и дел, так или иначе связанных с постройкой шахты и работой первого подземного котла, было множество.

Решить эту сложнейшую задачу можно было только соединенными силами многих тысяч ученых и инженеров.

Иностранные ученые резко расходились во мнениях о шахте-котле. Известный всему миру итальянский физик приветствовал смелое начинание русских. Американский инженер утверждал, что такое предприятие под силу только Америке и что русская техника ни в коем случае не справится с проходкой шахты столь большой глубины.

Английский профессор доказывал, что из этой затеи ничего не выйдет: русские ухлопают время и средства, но никакого промышленного пара из шахты-котла не получат.

Французский академик называл все это дело опасной авантюрой; норвежский ученый резко возражал ему и доказывал, что подземные котлы в течение ближайших ста лет совершенно изменят экономику тех стран, где будут построены.

Вокруг шахты-котла шли споры и бушевали страсти.

Темген не понимал многого. Заводы и научные институты он представлял себе довольно смутно, о геологии, теплотехнике и электротехнике знал еще меньше.

Однако интерес его к тому, что происходило на острове, не уменьшался. Он записывал незнакомые слова, старался запомнить то, что оставалось неясным, и после подолгу сидел над энциклопедическим словарем в библиотеке и расспрашивал всех, кто мог ответить на его вопросы.

Он горячо сочувствовал руководителю строительства, некоему Дружинину, имя которого постоянно упоминалось, когда говорили о подземном котле, огорчался, если его осуждали или предсказывали ему неудачу, и радовался, если его хвалили или сулили ему успех.

Темген представлял себе этого Дружинина солидным, пожилым мужчиной с бородой, в очках и почему-то обязательно в богатой шубе с бобровым воротником.

Одного из помощников Дружинина Темген несколько раз видел, но тот особого впечатления на Темгена не произвел. Наверное, он был совсем непохож на своего начальника.

Помощник был румяный и молодой. Он громко хохотал, радуясь неизвестно чему. Но при виде обыкновенного самолета он растерялся и побледнел. Перед тем как садиться в самолет, он застонал, стал. ругать и погоду, и летчика, и Чукотку, и Остров Черного Камня, и себя самого, но тем не менее он все же улетел в Москву. И потом много раз летал на остров. Чуть не каждый месяц он появлялся в Рыбачьем поселке.

Темген хотел расспросить толстяка о Дружинине, но постеснялся. Он хотел даже написать Дружинину письмо, пожелать успеха, рассказать о том, как расцвел теперь Рыбачий поселок.

Как-то Темген услышал выступление начальника строительства по радио. Голос Дружинина взволновал Темгена больше, чем его слова.

Этот голос показался странно знакомым Темгену и почему-то напомнил человека, который путешествовал с ним ночью по тундре.

Однажды в свободный день Темген надел новый костюм и направился на рудник Белые Камни. Он хотел разыскать доктора Чаплину и расспросить о Дружинине, о котором она не могла не знать.

Доктора Чаплиной на руднике не оказалось. Ее приезда ждали только в конце лета.

 

Глава девятая

На восьмом этаже

Быть может, вам приходилось видеть этот огромный светло-серый дом с фасадом, облицованным розовым мрамором, и с тяжелыми дубовыми дверями, отделанными бронзой. Он стоит в центре Москвы, неподалеку от дома Совета Министров и гостиницы «Москва», соперничая с этими зданиями своей высотой и стройностью.

Лифтерши в этом доме обладают удивительной способностью с первого взгляда определять пассажиров, которых нужно поднять на восьмой этаж. Туда непрерывно течет волна разноликих, не похожих один на другого людей.

На восьмой этаж поднимаются полярники-зимовщики с лицами, обожженными ветрами; сухощавые ученые-старики в старомодных длиннополых пиджаках; шумные молодые люди и девушки; старые шахтеры, в кожу которых въелась угольная пыль; молодые инженеры; стенографистки, секретари и прочий служилый люд.

Бывшая секретарша профессора Хургина Марина Козырева вошла в лифт ровно без четверти десять и полминуты спустя вышла из него на восьмом этаже у дверей с небольшой стеклянной доской, на которой было написано: «Управление Подземстроя на Острове Черного Камня».

Марина с удовлетворением посмотрела на эту надпись и вошла в светлый, широкий, как улица, коридор.

Приближалось начало рабочего дня. Через открытые двери были видны длинные ряды чертежных столов, заполнявших комнаты. Чертежники надевали белые халаты. Машинистки усаживались за столики с пишущими машинками. Инженеры раскладывали бумаги, бухгалтеры брались за счеты и арифмометры.

Марина помнила, как после возвращения Дружинина с Чукотки события стали разворачиваться с головокружительной быстротой.

Среди ученых начались было горячие споры: стоит ли заниматься таким громадным и тяжелым делом, как шахта-котел? Не лучше ли направить основные усилия на дальнейшее овладение атомной энергией?

Ученые сошлись на том, что одно другому не мешает, а помочь может. Возможности страны достаточно велики, чтобы заниматься и атомной энергией и использованием внутреннего тепла земли. Эти два новых вида энергии сулили быстро произвести полный переворот в технике и во всем народном хозяйстве.

Академия наук поддержала проект шахты-котла.

Через короткое время было принято постановление о постройке первого опытного подземного котла па Острове Черного Камня. И тогда, в самый разгар организационной горячки, на горизонте вдруг появился Медведев. Недаром ему в свое время так понравилось выступление Дружинина на защите диссертации Ключникова.

В записке, написанной в тот день, Медведев желал Дружинину успеха и обещал приехать на шахту, как только ее начнут строить. Это обещание вовсе не было любезной фразой: Медведев был всерьез увлечен идеей Дружинина. Он принял ее близко к сердцу, понял, что может дать ее осуществление, и, так же как и Дружинин, стал считать своим долгом сделать все, чтобы первый подземный котел был построен и начал работать.

Медведев следил по газетам, как движется дело Дружинина, переписывался с ним и с Ключниковым и часто спрашивал, когда же, наконец, его новые друзья перейдут от теории к практике.

Появление сообщений об Острове Черного Камня застало Медведева в Москве на партийной учебе. Как только было принято решение о постройке подземного котла, Медведев стал настойчиво добиваться, чтобы его направили на строительство.

Стройке придавали очень большое значение, и потому просьба Медведева была удовлетворена. Вскоре он стал парторгом этого необычайного строительства.

Он уехал на остров с первой партией рабочих и с тех пор безвыездно оставался на Острове Черного Камня.

В комнаты производственных и технических отделов Марина не заглянула. Она свернула в боковой коридор, где помещался Ученый совет, секретариат и кабинет начальника Подземстроя Дружинина.

Здесь царила строгая тишина.

Прошло уже три года с тех пор, как Дружинин впервые пришел в Институт прикладной геологии, и всего год с той поры, как Марина сделалась секретарем того самого Дружинина, которого считала сумасшедшим. Ее поражала энергия этого человека и умение быстро решать трудные задачи.

Сотни инженеров разрабатывают детали, проекты шахты-котла, подземных паропроводов и устройств, регулирующих подачу воды и давление пара. Геологи и горные инженеры работают над проектами шахты.

Ее проектная глубина — около восьми километров, на четыре с лишним километра глубже, чем до сих пор приходилось проникать в землю человеку.

Электрики делают проект самой большой на земле тепловой электрической станции. На ней должны работать десять турбогенераторов, по двести пятьдесят тысяч киловатт каждый.

Физики и метеорологи рассчитывают грандиозную тепловую завесу, которая должна вырвать остров из ледяных объятий арктического климата и создать там субтропики.

Почти все, что делается, — все это новое, неизвестное, небывалое, невиданное, требующее большой научной прозорливости от проектировщиков.

Ученые стараются предугадать, что может встретить строителей в таинственных глубинах земли, придумывают разные способы вентиляции и ограждения рабочих от влияния высоких температур и давлений.

Нужно приспособить для работы механизмы и машины, заменяющие человеческий труд всюду, где только возможно: человеческий организм слишком хрупок и нежен для тяжелой работы в такой шахте.

Машины, работавшие в других шахтах, не годились. Надо было конструировать новые: ведь технические условия работы в самой глубокой шахте на земле совершенно иные.

Стройка идет вот уже более двух лет. Дело ведется с огромным размахом, тысячи людей в разных концах страны работают над заказами строительства на Острове Черного Камня.

В горах Сибири рубят лес и сплавляют по рекам в Северный Ледовитый океан; на Урале и в Казахстане плавят медь; в Кузбассе — деталь и чугун; в Донбассе тянут трубы; в Запорожье делают сверхпрочные сплавы, приближающиеся по твердости к алмазу; на Урале, в Москве, Ленинграде и Харькове строят электрические машины. Нет в стране области или сколько-нибудь крупного промышленного центра, где не делалось бы что-либо для Острова Черного Камня.

…Марина боится Дружинина ничуть не меньше, чем когда-то. В гневе он страшен. Правда, спокойствие и выдержка изменяют ему редко. За этот год Марина видела его таким только один раз, когда по вине его заместителя Рашкова задержалась смета и из-за этого запоздала очередная партия оборудования для стройки.

Марина вошла в приемную Дружинина, где начальника строительства уже ожидало несколько человек, посмотрела на дверь его кабинета и прислушалась.

Вероятно, Дружинин уже там.

И когда только он отдыхает! Как бы рано она ни пришла, он уже здесь. И как бы поздно ни уходила, он остается. Можно подумать, что Дружинин живет у себя в кабинете.

Правда, в таком кабинете не отказалась бы поселиться и сама Марина.

Кабинет у Дружинина большой, полный света, просто, но удобно обставленный и удивительно жизнерадостный. На всем здесь лежит отпечаток своеобразной личности хозяина и огромного размаха работ, которыми он руководит отсюда.

Рядом с письменным столом Дружинина — широкий приземистый шкаф красного дерева с десятком ручек и светящихся циферблатов и большим серебристым экраном, защищенным от дневного света шелковыми ширмами.

Это радиоустановка. Она представляет собой сложную комбинацию приемного и передаточного устройства с цветными и объемными телевизорами.

Такие же установки стоят на основных участках работы на Острове Черного Камня, на заводах и в научных учреждениях, обслуживающих строительство, и даже на пароходах, поддерживающих сообщение с островом.

Начальник строительства может когда угодно связаться с любым интересующим его пунктом, посмотреть своими глазами, что там делается, и поговорить с нужными людьми.

Направо от письменного стола Дружинина большая, в пол-стены, цветная рельефная карта Острова Черного Камня.

Остров напоминает по форме огромный лист сирени или же грушу, направленную острой верхушкой к югу, а широкой стороной к северу.

Судя по приведенным на карте координатам, остров является продолжением подводной гряды вулканов, которая тянется с юга на север.

Рядом с координатами обозначен и масштаб карты. Можно установить, что остров невелик. С юга на север его длина не превышает восьмидесяти километров, а ширина с востока на запад немногим больше сорока.

На вершинах гор виднеется белая полоса вечного снега. Среди темных глубоких ущелий между горами синеет большая бухта. В западной части острова извивается голубенькая змейка. Это узкий проход, который соединяет бухту с открытым морем.

В бухту впадает извилистая быстрая река. Она начинается в горах, на юге острова, а в центральной части его делает вокруг пещеры петлю. В реку впадает множество притоков — ручьев и мелких речек, которые текут с горных склонов. Самый крупный из притоков вытекает из высокой каменистой долины.

Горы образуют там двойное кольцо. Долина высоко поднята над низменной центральной частью острова.

Карта свидетельствует о том, что дикий, малодоступный остров тщательно обследован самолетами, сделавшими аэрофотосъемку, а также геологами и геодезистами, исходившими его вдоль и поперек.

Среди зелени тундры видны отметки температуры земли. На мрачных скалах, окружающих кратер потухшего вулкана, указаны породы камня, из которого они состоят; на голубой ленте реки обозначены цифры суточного дебита воды и ее средняя температура.

Вторая карта изображает разрез кратера потухшего вулкана, образовавшего пещеру в центре острова. Она кажется Марине очень мрачной.

Разрез сделан на основании материалов глубокого бурения, а также магнитной, сейсмической и гравиметрической съемки и других современных методов геологической разведки, дающих человеку возможность заглядывать далеко в глубь земли.

Вверху дымится эллиптическое отверстие. В разрезе пещера несколько напоминает сапог. Глубина ее достигает половины километра.

Со дна пещеры устремляются вниз два параллельных ствола шахты, которой предстоит стать самой глубокой в мире. Ее стволы прорезают разноцветные слои горных пород, которые прихотливо изгибаются, ломаются, исчезают и появляются вновь.

Разрез кратера вулкана показывает, что геологические условия проходки самой глубокой шахты на земле очень сложны.

Прихотливое чередование изломанных пластов разных горных пород доходит примерно до четырех тысяч метров. Потом начинается сплошной слой темного базальта. Насколько мощен этот слой и что следует за ним, на разрезе не указано — дальше четырех тысяч метров буровые скважины пока еще не проникли. На этой глубине обрывается и столбик цифр, показывающий нарастание температуры по мере углубления в недра земли.

Красный шелковый шнурок, укрепленный на разрезе булавками, показывает, что оба ствола углубились уже в землю почти на два километра.

Это ©сего четвертая часть глубины, которую будет иметь шахта по утвержденному генеральному проекту строительства на Острове Черного Камня.

Основной эскиз генерального проекта висит здесь же, в кабинете, напротив письменного стола Дружинина, и занимает чуть не половину стены.

Эскиз сделан также в красках. Он изображает в разрезе уже построенный и работающий подземный котел.

Быстрая и полноводная река Острова Черного Камня подходит к краю горячей пещеры и низвергается в шахту со страшной силой, заполняя нижнюю часть подземного котла, где температура породы достигает шестисот градусов по Цельсию.

На глубине восьми километров отвесно падающий эллиптический главный ствол отклоняется на полтора километра в сторону, затем поднимается вверх и возвращается назад. Образовав обширную петлю под землей, он соединяется с малым стволом, выходящим на поверхность земли.

Эта петля перерезана еще пятью малыми каналами, которые создают дополнительную площадь для нагревания воды, попадающей в недра земли. Диаметр этих каналов невелик — всего три метра.

Вода, которая с ревом и грохотом мчится вниз, оказывается под таким высоким давлением, что, несмотря на температуру в шестьсот градусов, закипеть не может. Она устремляется все дальше и дальше по окружности петли и малым каналам, а затем, начиная подниматься, вдруг взрывается, мгновенно превращаясь в перегретый пар.

Весь пар собирается в грандиозной подземной камере-пароприемнике, куда выходят малые каналы. Камера эта так велика, что в ней могут поместиться десятки величайших зданий мира. Она нужна для того, чтобы создавать постоянный и устойчивый режим работы подземного котла.

По расчетам теплотехников получается, что пар здесь достигает давления от четырехсот до пятисот атмосфер.

Пар высокого давления устремится из камеры-пароприемника вверх и помчится с силой вулканического извержения через малый ствол шахты и массивные стальные трубы к турбогенераторам электрической станции мощностью в два с половиной миллиона киловатт.

Диаметр малого ствола такой же, как у тоннелей московского метрополитена: шесть метров. Он в пять раз меньше диаметра основного ствола.

Вдоль вертикальной части шахты между большим и малым стволами расположены защитные залы — подземные рудничные дворы, примерно по два на каждый километр. Они служат убежищами для людей, машинными отделениями и станциями для лифтов.

Красному шнурку предстоит пройти немалый путь, пока шахта превратится в подземный котел.

«Интересно, в каком сейчас положении шнурок», подумала Марина, собирая бумаги для доклада.

Она не торопилась, зная, что Дружинин начинает и заканчивает свой рабочий день радиопутешествием на Остров Черного Камня.

 

Глава десятая

Обычное утро

Сегодня Дружинин приехал в управление в половине седьмого утра, когда уборщицы начали мести полы.

Дружинин спешил: на Острове Черного Камня был уже вечер, и он хотел знать, чем заканчивает работу вечерняя смена.

Яркое утреннее солнце заливало кабинет. Дружинин задернул шторы и, оставшись в полумраке, включил установку.

Щелкнули переключатели, замигали разноцветные огоньки приборов.

Теплым, чуть розоватым светом засветился экран, и на нем возникло несколько озабоченное, но веселое и еще более румяное, чем раньше, лицо Ключникова.

Он сидел у открытого окна. За окном виднелись очертания гор. Снежные вершины их горели в лучах клонившегося к закату солнца.

Отблески солнца сияли огоньками и на очках Ключникова, делая его похожим на фантастическое существо со светящимися глазами. В остальном это был тот же Ключников, только несколько похудевший и посвежевший. Он выглядел теперь более мужественным и казался более широким в плечах.

Он уже ждал вызова Дружинина.

— Можешь нас поздравить, — сказал он с торжествующим видом: — два часа назад началась проходка третьей тысячи метров. В семь часов вечера глубина шахты достигла двух тысяч четырех метров. Температура породы — двести четырнадцать градусов. Охладительные и вентиляционные установки работают нормально, проходка идет дальше.

— Температура в забое? — коротко спросил Дружинин, делая заметки на листе бумаги.

— Тридцать один градус по Цельсию. Почти столько же, сколько здесь сегодня было на солнце.

— Значит, наши строители не мерзнут в Арктике?

— С чего же это они станут мерзнуть? — Ключников засмеялся, — Купаются… В бухте пляж устроили. Сегодня один парнишка-чукча чуть не утонул: кто-то его учил плавать, да, видно, не выучил. Я его спрашиваю: «Что тебя заставляет в такую холодную воду лезть?» Говорит: «Я решил закаляться. Человек должен быть закаленным, все равно буду купаться, пока вода не замерзнет!..»

— А на жару в шахте не очень жалуются? — озабоченно спросил Дружинин.

— Бывает… Но не очень. Понимают, что весь фокус в жаре. Работа идет хорошо. Хочешь посмотреть шахту, Алексей Алексеевич?

— Обязательно.

— Переключайся. Я включусь вслед за тобой.

Дружинин повернул рукоятки. Голос Ключникова сменился глухим шумом, похожим на рокот морских волн. Быстро нарастая, он превратился в оглушительный гул. В нем слышался скрежет и лязг металла, гудение мощных моторов, стук сыпавшегося камня, частые удары пневматических молотков, далекие, приглушенные взрывы, пронзительные свистки, гудки подъемных кранов, сигнальные звонки и сотни иных звуков огромной стройки.

На экране появились очертания остатков диких скал, окружавших раньше пещеру.

Среди огромных глыб и куч разбитого камня виднелись рабочие. Они заканчивали расчистку площадки для электрической станции.

Сновали взад и вперед грузовые автомобили, тяжело двигались экскаваторы и подъемные краны, перетаскивавшие огромные камни.

Вот и отверстие пещеры в форме большого эллипса. Над ним по-прежнему дымится голубоватый туман, ярко освещенный тысячами сильных ламп, горящих в шахте.

Солнце уже ушло за горы, свет из шахты вырывается вверх сияющим снопом, а вокруг сияют огни надземных достроек, окруживших шахту…

Еще одно легкое движение руки Дружинина — и грохот затих. На экране появилась голубоватая дымка молочного оттенка. В ней быстро замелькали огни и переплетения толстых труб: перед Дружининым возник спуск в шахту.

Следующий поворот рукояток перенес Дружинина в забой. Он увидел мощные электрические буры, окруженные той же голубоватой дымкой. Электробуры врезались в горячий камень на глубине двух с лишним километров под землей.

Одетые в толстые асбестовые костюмы рабочие были похожи на водолазов. Шахтеры рубили породу отбойными молотками, механики возились около машин, электрики тянули электрические кабели, слесари устанавливали трубы вентиляции и охладительной системы.

Механические лопаты подхватывали дробленый камень и ссыпали его в ковши транспортера, непрерывная Цепь которых поднималась наверх и исчезала в голубой дымке большого ствола.

Грохот наверху мог теперь показаться тихой мелодией по сравнению с пронзительным воем, который испускал камень.

Металл, который вгрызался в толщу камня, казалось, хотел перекричать и заглушить все звуки своим грохотом, лязгом и скрежетом.

Это был голос шахты на Острове Черного Камня, свой, совершенно особый и неповторимый. Вряд ли кто согласился бы долго слушать его по доброй воле, но Дружинину он казался сладким, как музыка.

Сейчас этот голос был полон огромной силы и напряжения. Ключников был прав: действительно, работа шла очень быстро.

…Насладившись зрелищем и удостоверившись, что там все в порядке, Дружинин снова перевел рукоятки.

Перед ним появилось на экране широкое улыбающееся лицо коменданта острова — Задорожного, который строго наблюдал за порядком в поселках, выросших на склонах гор вокруг шахты.

Задорожный рассказал, как идет сборка домов и как расселяются в них прибывающие рабочие.

Поселок геологов и шахтеров состоял уже из четырех улиц. Второй такой же поселок строителей раскинулся около зданий управления строительства, лаборатории, больницы, клуба и школы.

Дружинин поинтересовался, обеспечены ли строители свежими продуктами. Задорожный притащил к аппарату главного повара.

Повар рассказал, чем кормят жителей острова в столовых. Из его доклада явствовало, что на острове нет никакого недостатка в свежей пище.

Кроме разнообразной провизии, которую привозили в изобилии с континента, на острове было немало и своей, местной. Любители-рыболовы и охотники приносили столько рыбы и яиц с птичьих базаров, что одним этим можно было при желании прокормить вдвое больше народа, чем было на острове…

Затем Дружинин разговаривал с инженерами, производителями работ, десятниками.

Аппарат связал его с капитаном порта на Острове Черного Камня.

На экране появилась бухта, где разгружались два больших парохода и строилась постоянная пристань. Капитан рассказал забавную новость: не ожидая, пока климат острова станет субтропическим, отчаянные комсомольцы решили устроить завтра состязание в плавании и гребные гонки вдоль первого в мире арктического пляжа.

Опять и опять щелкали переключатели, и перед Дружининым появлялись всё новые и новые лица.

Показалась просторная капитанская каюта парохода, идущего на далекий север. Пароход направлялся на Остров Черного Камня с очередной партией рабочих и оборудования.

Капитан доложил, что пароход вчера миновал берега Берингова пролива и через несколько дней прибудет на место. Рейс проходит нормально, люди чувствуют себя неплохо. Вера Петрова, которая ехала с этим пароходом на остров, передавала Дружинину привет.

— Она хочет вас видеть, — добавил капитан и уступил место у экрана молодой девушке.

— Алексей Алексеевич, дорогой! — воскликнула радостно Вера. — Если бы вы знали, как приятно повидать вас отсюда, из далекого моря!

…Девять часов утра по московскому времени. На Острове Черного Камня уже все спят, кроме рабочих ночной смены и дежурных. Дружинин разговаривает с директорами и главными инженерами сибирских и уральских заводов.

Он торопит их, договаривается о сроках выполнения заказов, заглядывает с помощью своего радиоаппарата в огромные огнедышащие цехи, где тяжелые молоты куют массивные валы для подъемников шахты или тянут раскаленные докрасна трубы, смотрит, как собирают машины, наматывают кабель на огромные катушки.

Вот Дружинин включает Ленинград, оживленно обсуждает с директором Кировского завода условия предстоящего заказа, затем вызывает Харьков и слушает доклад главного конструктора завода, подготовляющего аппаратуру для электрической станции.

 

Глава одиннадцатая

Рабочий день Дружинина

Без четверти десять путешествие по эфиру закончилось.

Дружинин встал, потянулся и открыл окно.

В комнату ворвался яркий солнечный свет. Дружинин высунулся в окно, вдыхая свежий воздух.

Как изменилась жизнь Дружинина! Всего три года назад он одиноко шагал в мучительном раздумье по своей прокуренной комнате и проводил бессонные ночи, изыскивая способ доказать, что его идея осуществима.

А сегодня его фантастический проект — это уже реальное грандиозное строительство, в которое верит, в котором участвует вся страна.

Дружинин оторвался от своих мыслей и поглядел на часы. Было без пяти минут десять.

В приемной слышались сдержанные голоса посетителей, с которыми разговаривала Марина, непрерывно звонил телефон…

Пора за дело. Дружинина ждут нужные ему люди. В час должно начаться совещание с теплотехниками, в три — заседание Ученого совета. Будут обсуждаться способы создания искусственного климата на Острове Черного Камня.

Дружинин был против того, чтобы покрывать остров стеклянным куполом, как предлагал сначала Ключников.

Кольцо гор хорошо ограждает остров от ветров. Совершенно достаточно будет отеплить почву и создать сплошную восходящую тепловую завесу из отработанного пара. Тепла подземного котла хватит на все это с избытком. Дружинин был уверен, что теплотехники подтвердят его расчеты. Вот только, что скажет Хургин?

Дружинину казалось, что профессор относится к нему все еще настороженно.

Хургин действительно был самым придирчивым и дотошным членом Ученого совета. Он никогда не упускал случая ухватиться за малейшую неясность или неточность в проектах и с ядовитой любезностью указать на нее Дружинину.

Дружинин позвонил. Марина вошла улыбаясь. В руках она держала большую папку бумаг.

— На острове все хорошо? — поинтересовалась она, бросив взгляд на красный шнурок.

— Отлично, — улыбнулся Дружинин, просматривая принесенные бумаги.

Пришли инженеры-дорожники, — Марина кивнула головой в сторону приемной. — У них план скоростной постройки новых дорог на острове. Говорят, что сделают четыреста километров новых дорог за два месяца с помощью машины, расплавляющей песок и камень. Принесли модель и чертежи

— Зовите их. Это важное дело, я об этом не раз думал, Заодно вызовите начальника транспортного отделами, вероятно, сейчас же отправим их на остров.

Дружинин поднялся из-за стола и подошел к карте острова.

У карты и произошел разговор с инженерами-дорожниками. Он занял всего пять минут.

Дружинин показал инженерам план дорог на острове, посмотрел модель машины и ее чертежи, пощупал образец плавленого камня, спросил, сколько весит оборудование и сколько людей понадобится для всей работы.

Затем тут же передал удивленных дорожников начальнику транспортного отдела с приказом немедленно отправить их на Остров Черного Камня специальным самолетом.

Не прошло и трех часов после этого разговора, как разобранная на части машина была погружена в тяжелый транспортный самолет вместе с обслуживающими ее рабочими, а вслед за ней вылетели на скоростном пассажирском самолете и сами инженеры…

…Посетители один за другим входили в кабинет Дружинина. Дела решались быстро, редко кто задерживался больше десяти минут. Дружинин по-прежнему не любил сидеть на месте. Ему лучше думалось, когда он ходил по комнате. Его быстрые, точные движения настраивали и других на такой же стремительный темп. Посетители, которых он усаживал в кресло, начинали тоже поглядывать на часы и быстро отвечали на его отрывистые, лаконичные вопросы.

К двенадцати часам Дружинин успел переговорить с двумя десятками людей и покончить с принесенными Мариной бумагами.

Ровно в час началось многолюдное совещание теплотехников, а еще через два часа Дружинин уже сидел в большом зале Ученого совета рядом с секретарем Ученого совета Люсей Климовой.

Председательствовал Хургин. На этот раз он взял под сомнение карту воздушных течений и расчет тепловой завесы. Он не возражал против превращения климата острова в субтропический, даже не отрицал возможности сделать это, но оспаривал предложенные способы. Все они, по его мнению, были недостаточно проверены и надежны.

Едва заседание началось, как в приемной появилась молодая женщина в дорожном костюме и с небольшим саквояжем в руках.

— Я доктор Чаплина. Мне нужно видеть товарища Дружинина по личному делу, — сказала она секретарше.

— Он на заседании Ученого совета. Вам придется подождать, — ответила Марина.

Валентина кивнула головой, села в кресло и задумалась. Она так много хотела сказать Дружинину! На днях Валентина защитила докторскую диссертацию. Сегодня она летит на Чукотку, чтобы закончить дела на руднике. А после этого она вольна располагать собой. Ей предлагают ехать на два года в Чехословакию: читать лекции в одном из университетов и работать в очень интересной для нее клинике. Но Валентина медлила с ответом. Она хотела сначала спросить у Дружинина, не понадобится ли ему еще один врач на Острове Черного Камня.

Валентина сидела так тихо, что Марина успела совсем забыть о ней. Но через полчаса Валентине пришлось напомнить о себе. Самолет не станет ее ждать. До его отлета оставалось немногим больше часа: время, которым она располагала, истекало.

Валентина поднялась и подошла к столу секретарши.

— Я очень тороплюсь, — сказала она. — Может быть, вы могли бы на одну минуту вызвать Дружинина с заседания? Я сегодня улетаю на Дальний Восток, у меня остается очень мало времени…

— Никак не могу этого сделать. Я не имею права мешать заседанию Ученого совета. Подождите еще немного, оно должно скоро окончиться, — ответила Марина.

— В таком случае, я все же попрошу вас дать знать Дружинину, что его ждет доктор Чаплина, которая сейчас улетает на Дальний Восток. Как вы это сделаете — это уже ваше дело, — тоном, не допускающим возражений, сказала посетительница.

Марина почувствовала себя задетой этим категорическим тоном, но все же была принуждена направиться в зал заседаний.

Дружинин что-то с жаром говорил о тепловой завесе и не заметил, как приоткрылась дверь и в зал просунулась голова Марины.

Марина быстро окинула взором всех сидевших в зале и проскользнула к Дружинину.

— Алексей Алексеевич… — нерешительно прошептала она, — вас хотят видеть…

Дружинин, увлеченный спором с Хургиным, не расслышал ее. Люся Климова обернулась к Марине и испуганно замахала на нее руками.

— После, после!.. — проговорила она.

Марина пожала плечами и вышла из комнаты.

После этого она еще постояла немного за дверью, дожидаясь, пока Дружинин кончит говорить. Но Дружинин продолжал свою речь, и Марина решила, что не будет большой беды, если она поступит с этой женщиной так, как довольно часто поступают секретари со слишком настойчивыми посетителями.

Она вернулась в приемную и, разведя руками, подошла к Валентине.

— Ничего не выходит, — сказала Марина. — Заседание затягивается, он не может к вам выйти.

— А вы передали ему, что его ждет доктор Чаплина?

— Как же!

— И что он ответил?

— Он просит вас извинить его и зайти в субботу в конце дня или еще лучше в понедельник от девяти до одиннадцати, в его приемные часы. Вы знаете, он так занят, так занят…

— Всего хорошего! — бросила Валентина и, не дослушав объяснений секретарши, направилась к выходу.

Выйдя из приемной, она увидела в конце коридора Дружинина. Он выходил из дверей зала заседаний, продолжая разговор с группой членов Ученого совета: очевидно, заседание только что окончилось.

Но Валентина отвернулась от Дружинина. Она уже не хотела его видеть. Говорить с ним теперь не о чем: все ясно и так.

Валентина не стала дожидаться лифта. Она быстро побежала вниз по лестнице, наклонив голову, чтобы никто не увидел ее лица.

Вскоре после того, как Дружинин, все еще разгоряченный спором о тепловой завесе, вернулся к себе в кабинет, раздался телефонный звонок.

Дружинин поднял трубку и услышал голос Казакова:

— Валентина еще у тебя?

— Нет, — ответил удивленный Дружинин.

— А почему ты не проводил ее на аэродром? Она тебе говорила, что сегодня летит на Дальний Восток с хабаровским самолетом?

— Ничего не знаю. Она у меня не была, — растерянно сказал Дружинин.

— А ты узнай лучше, — сказал Казаков. — Она собиралась обязательно повидаться с тобой перед отъездом. Ведь она, возможно, уедет на два года в Чехословакию… Вероятно, она была у тебя, но не застала.

— Но я никуда не уходил. Извините, я после позвоню…

Дружинин положил трубку и вызвал Марину.

— Меня кто-нибудь спрашивал, пока я был на заседании? — спросил он грозно.

— Да, вас хотела видеть по личному делу какая-то женщина. Я предложила ей зайти к вам в субботу или в понедельник.

— Где же она? — рявкнул Дружинин так, что Марина вздрогнула.

— Не знаю. Повернулась и ушла. Я пыталась сказать вам о ней… Не могла же я прерывать из-за нее заседание Ученого совета! — Марина обиженно пожала плечами.

— Но записку-то могли мне передать? — проворчал Дружинин. — Я вам этого не прощу. Вызовите машину сейчас же! — И он выбежал из комнаты.

Марина дрожащими руками схватила телефонную трубку.

— На аэродром что есть духу! — крикнул Дружинин, вскакивая в машину.

Автомобиль рванулся вперед, но тут же остановился перед красным огнем светофора. На следующем перекрестке повторилось то же самое: светофоры издевательски подмигивали красным глазом, словно задались целью задержать автомобиль. Дружинин скрипел зубами, шофера от напряжения бросало в пот.

Наконец машина выбралась на шоссе и помчалась так, что дома, столбы и деревья по бокам дороги слились в сплошную серо-зеленую ленту, прыгающую перед глазами Дружинина.

Вот, наконец, аэродром.

Дружинин подбежал к окошку дежурного.

— Когда отходит самолет на Хабаровск?

— Через семь минут. Пассажиры уже на старте. — ответил дежурный.

Дружинин помчался к выходу на летное поле, но натолкнулся на контролера, потребовавшего перронный билет. Пока Дружинин объяснялся с контролером и взял перронный билет, прошло еще четыре минуты.

Когда он, наконец, выбежал на летное поле, пассажиры уже сидели в самолете и пропеллеры вертелись.

Затем самолет двинулся с места и, тяжело переваливаясь, пополз к взлетной дорожке. Дружинин бросился наперерез самолету, но напрасно.

Машина вышла на широкую и ровную, как стрела, взлетную дорожку. Моторы взревели еще сильнее. Машина побежала все быстрее и быстрее и плавно поднялась в воздух.

Дружинину показалось, что в одном из окошечек самолета промелькнуло бледное лицо и светлые волосы Валентины.

Не было дня в течение этих трех лет, чтобы он не думал о ней и не мечтал о том часе, когда она придет. Его мечта исполнилась. И вот что из этого вышло…

«До чего же глупо получилось!», думал Дружинин, глядя вслед самолету, расплывавшемуся в синем прозрачном небе легкой темной точкой.

 

Глава двенадцатая

Щупак — рыжий чорт

Парень, с которым познакомился Темген в бухте Рыбачьего поселка, носил в Донбассе кличку Рыжего Чорта. Это прозвище было отнюдь не оскорбительным, скорее ласковым. Оно даже льстило Щупаку.

Его окрестили так за густые волосы цвета, обычно называемого огненным, за лихость, проворство и какую-то особенную хватку в любом деле, за которое он брался.

В работе он был горяч до отчаянности, решителен и удачлив. У него часто получалось то, что никогда не вышло бы у другого.

В Донбассе он был известен как отличный подрывник и считался редким мастером этого дела. Об осуществленных Щупаком взрывах на выброс и вскрытиях пластов в карьерах писали в газетах и рассказывали по всему Донбассу.

Он получал письма от незнакомых людей.

Во время войны Щупак был партизаном. Он прошел не одну тысячу километров по немецким тылам, взрывая мосты, пуская под откос поезда с боеприпасами и заставляя взлетать в воздух штабы.

Удача не оставляла его, он выпутывался из самых отчаянных положений.

После войны Щупака начала томить жажда необычайного. Он говорил, что его высокому мастерству подрывника нет надлежащего применения, а все, что он делает, — детские игрушки, которыми впору заниматься школьникам, а не бывшим партизанам.

Поездку на Остров Черного Камня он воспринял как редкую удачу.

Далекий север, вечные льды, таинственная и коварная Арктика! Полярное сияние, пурга, белые медведи, киты! Страшные морозы! Но отважным полярникам все нипочем. Они проникнут, несмотря на все преграды, в глубь земли, откроют свободный выход скопившемуся там теплу и с его помощью обуздают суровую природу. Это как раз такое дело, о каком мечтал Щупак.

Большой грузовой пароход «Победа», на котором Щупак поехал на Остров Черного Камня вместе с шахтерами, монтажниками, электриками и другими рабочими, вышел из Мариуполя весной, когда льды еще прочно закрывали проход через Северный морской путь.

Путешествие через теплые, южные моря чрезвычайно понравилось Щупаку. Он ни в какую погоду не хотел уходить с палубы и смотрел на берега чужих стран, не обращая внимания на бури, дожди и палящий тропический зной.

Щупак считал своим долгом выкупаться и перепробовать все фрукты и местные лакомства в каждом порту, где останавливалась «Победа». Вместе с ним сходила обычно на берег попутчица Щупака, синеглазая, несколько медлительная девушка, в прошлом трактористка, теперь шофер, — Люба Струкова.

Она ехала на Остров Черного Камня из Днепропетровска вместе со своим грузовиком, только что сошедшим с конвейера автомобильного завода.

Любе почти не приходилось бывать за пределами своего района. Днепропетровск был самым большим городом, который она видела до недавних пор. В Днепропетровске она работала на автозаводе и кончила курсы шоферов-механиков.

Щупак, который недаром считался бывалым парнем, внушал ей безграничное почтение. Этого она, правда, старалась не показывать, чтобы Щупак не зазнался.

Но он догадывался о чувствах девушки и всячески козырял перед Любой, проявляя свою лихость.

И вот, наконец, пароход «Победа» подошел к Острову Черного Камня.

Его мрачные берега и горы, покрытые снегом, наполнили сердце Щупака острой радостью, какой он не испытывал при виде самых роскошных пальм юга. Именно здесь, среди вечных льдов, человек может лучше всего показать, чего он стоит!

— Вот то, о чем я мечтал всю жизнь! — горделиво сказал он Любе, стоявшей рядом с ним на палубе.

В глазах девушки особого восхищения не отразилось. Лицо ее выглядело скорее огорченным, чем радостным, но Щупак не сомневался, что она целиком разделяет его мнение, а если и молчит, то только по свойственной ей застенчивости.

Тем временем, миновав проход между скалами, «Победа» вошла в синюю спокойную бухту. Щупак недоумевал: где же бары, покрытые клокочущей пеной, где кунгасы, бешено прыгающие на стремительных воинах, почему не видно хотя бы мертвой зыби?

Бухта была гладкая, как зеркало. В глубине прозрачной воды виднелись светлые камни и снующие между ними рыбы.

В порту у причалов стояли пароходы. Краны и лебедки быстро выгружали тюки, ящики, бочки, машины, рельсы, огромные зубчатые колеса и стальные валы. Все это взвивалось вверх на тонких талях, на миг повисало в воздухе и плавно опускалось на платформы подъезжавших грузовиков.

Несколько пароходов дожидались разгрузки, стоя на рейде. Издавая низкие протяжные гудки, обозначавшие, что ее долгий путь окончен, «Победа» заняла место среди них.

Странно было видеть на этом небольшом заполярном острове внутри кольца диких гор большой, прекрасно оборудованный порт.

Щупак даже вздохнул от удивления. А он-то приготовился к испытаниям и невзгодам! В бухте значительно теплее, чем в открытом море. Снег виднеется только на северном склоне горных вершин.

Все это совсем непохоже на дикую ледяную Арктику.

Щупак почувствовал разочарование…

«Победа» подошла к причалу.

Быстро опустились трапы, и пестрый поток пассажиров повалил на берег совсем как где-нибудь в Одессе. Сразу начали работать краны и лебедки.

Люба села в кабину своего грузовика, взмыла с ним в воздух и плавно опустилась на набережную.

Затем грузовик Любы заполнился узлами, чемоданами и другими вещами приезжих. Через несколько минут он укатил в глубь острова.

Щупак спустился на пристань и очутился в толпе пассажиров. Один за другим подходили небольшие красные автобусы. Щупак втащил в один из них свой потрепанный чемодан и занял место у окна.

Автобус миновал линию складов, вытянувшихся вдоль пристани, и быстро побежал по гладкой, похожей на матовое стекло дороге. Щупаку объяснили, что дорога сделана из плавленого камня.

По обеим сторонам все тянулась нежная зелень тундры и высились рассыпанные небольшими кучками скалы.

Вдали поднимались амфитеатром склоны гор — зеленые, серые, коричневые, черные. Вершины их, покрытые снегом, горели и искрились под солнцем.

Дорога извивалась, перебегала с холма на холм и все дальше уходила в глубь острова.

По обеим сторонам дороги журчали ручьи. Виднелось много цветов. В воздухе носились стаи птиц. Все это напомнило Щупаку высокогорную Сванетию, где он побывал, участвуя в походе альпинистов по Кавказу.

«Какая ласковая, мирная природа, — подумал Щупак. — Совсем непохоже, что придется ходить на работу на лыжах с автоматом для защиты от белых медведей, как я говорил Любе».

Поворот дороги — и автобус выехал на холм. За ним начинался рабочий поселок.

Ровные улицы, белые деревянные дома, привезенные на остров в разобранном виде. Перед домами палисадники, на окнах занавески, кое-где даже краснеет герань: сразу видно, люди приехали надолго и расположились на оседлую жизнь.

В палисадниках пасутся козы.

Нет, дикой Арктики здесь, при всем желании, увидеть не удастся!..

Ряды деревянных домов чередовались с остовами больших каменных и железобетонных зданий. На них виднелись фигуры строителей: бетонщики укладывали бетон, каменщики возводили стены. Строились общественные учреждения будущего города.

В воздухе носилась серая строительная пыль. Запах у нее был такой же самый, как и в Донбассе.

Улицы поднимались все выше и выше к ущельям, где шумели водопады и начинались гнездовья птиц. Автобус то и дело останавливался около домиков, на которые указывал провожатый, и пассажиры входили в них со своими вещами.

Наконец перед длинным одноэтажным домом с черепичной крышей и двумя верандами сошел и Щупак.

— Вот сюда, — сказал провожатый и ввел Щупака в уютную комнату, оклеенную свежими обоями салатного цвета.

В комнате стояли две кровати, покрытые белыми одеялами, диван, зеркальный шкаф и два стола: небольшой обеденный и письменный. На окне горшки с цветами.

— Как в лучшей гостинице, — заметил Щупак, осматриваясь. — Вот тебе и Арктика!..

— А ты думал, если Арктика, так будешь в снежной пещере жить? — засмеялся провожатый и дружески потрепал Щупака по плечу.

В это время в комнату вошел солидный, плотный человек маленького роста и строго посмотрел на Щупака.

— Наш старший комендант товарищ Задорожный, — представил его провожатый и ушел, услышав нетерпеливые гудки автобуса.

— Из каких мест? — спросил Задорожный так же строго.

— Артемовск, Донбасс, — коротко ответил Щупак, усаживаясь на кровать.

— Встань и переоденься с дороги, тогда будешь на кровать садиться, — предупредил Задорожный. — Здесь тебе не постоялый двор, а город будущего. Понимаешь, что это значит?

— Что же это значит? — ответил Щупак дерзко, но с кровати все-таки поднялся.

— Сам должен понимать… Одним словом: если не будешь беречь казенное имущество или цветы у тебя засохнут, — показал Задорожный на окно, — отберем все это — так и знай! Я человек военный, со мной шутки плохи, — добавил он грозно и вышел из комнаты.

Видимо, Щупак доверия ему не внушил.

Несмотря на разочарование, ожидание необычайного не покинуло Щупака. Даже нелюбезный комендант не испортил ему настроения.

Ведь порт, город, все, что он увидел вокруг, выросло здесь за какой-нибудь год и было создано руками людей, которые приехали сюда незадолго до Щупака.

Щупак невольно почувствовал гордость за строителей. Он понял, что здесь можно увидеть вещи, гораздо более необычайные, чем все романтические красоты дикого севера, о которых он так много читал.

Нет, по-видимому, он все-таки не ошибся, когда решил сюда ехать!

Действительно, необычайное поджидало его тут же, рядом, за стенами его новой комнаты. Щупак столкнулся с ним сразу же после того, как принял ванну, переоделся и вышел из дому, чтобы осмотреться на новом месте.

Был разгар полярного лета. Часы показывали полночь, но солнце не зашло. Правда, сейчас его не было видно. Небо покрылось низкими тучами, над Островом Черного Камня повисли легкие сумерки.

Над центральной частью острова в сиреневой дымке высились очертания высоких башен, стройных ажурных металлических вышек, вертевшихся в воздухе огромных колес. По подвесной дороге плыли вагонетки.

В центре этих непонятных сооружений из-под земли вырывался огненный столб, похожий на гигантский золотой сноп, поднятый к небу. Он. горел и расплывался в сумраке, легкий, трепетный и прозрачный.

Внизу у его подножья мерцало частое ожерелье из электрических ламп и вспыхивали перебегающие с места на место фиолетовые огни электросварки.

Щупак оперся на скалу у дороги и залюбовался невиданным зрелищем, стараясь понять, что у него перед глазами.

Внезапно огненный столб исчез. Погасли все огни: центральная часть острова погрузилась в полумрак. Потом над местом, где был огненный сноп, блеснул мгновенный отсвет малинового пламени — один, другой, третий.

Земля под ногами Щупака дрогнула, вслед за этим раздался взрыв огромной силы. За ним последовали два других, таких же мощных.

Птицы, сидевшие на скалах, поднялись в воздух и тучами закружились над головой Щупака, издавая жалобные и тревожные крики.

Сиреневая дымка в центре острова сгустилась, очертания башен и вышек расплылись еще больше.

Потом огни вдруг снова загорелись. Светящийся столб опять вырвался из-под земли и устремился в небо.

До Щупака донесся ровный гул, похожий на шум большого водопада. Пока этот гул не прекращался, Щупак его не замечал. Теперь он узнал шум шахты.

Щупак недаром был подрывником: он понял, что здесь производят взрывы побольше и посложнее тех, которые ему приходилось делать в Донбассе.

Вечером пришел инженер. Он собрал новичков и стал им рассказывать о работе в небывалой шахте. Щупак получил назначение в главный ствол.

 

Глава тринадцатая

Город машин и бетона

На следующее утро красный автобус подъехал к дому и повез Щупака на работу.

Вместе со Щупаком на шахту поехали подрывники-старожилы. Они пересмеивались, вспоминая о каком-то забавном случае, который произошел вчера на танцах, и не обращали ни малейшего внимания на дорогу, по которой мчался автобус, и на новичка, смотревшего по сторонам во все глаза.

Дорога пересекла несколько линий электропередачи. То и дело приходилось переезжать по легким мостам через многочисленные ручьи и речки, сбегавшие со склонов гор.

Щупак обратил внимание на широкую ленту, которая тянулась на высоких каменных столбах от центра острова и уходила куда-то на запад в горы.

Лента была почти такой же ширины, как шоссе. Она стремительно убегала вдаль, двигаясь на системе роликов.

— Что это? — спросил Щупак у румяного плотного соседа, который рассказывал своим спутникам, как он вчера ловил рыбу в бухте.

— Не знаешь! — с удовольствием констатировал сосед. — Транспортер, несколько больший, чем тебе приходилось видеть. Он уносит и ссыпает в море породу из шахты. Если бы не он, здесь все утонуло бы в камне. Понимаешь, парень?

Его снисходительный тон задел Щупака. Он презрительно хмыкнул:

— Подумаешь — невидаль! У нас на консервном заводе на транспортере резаную морковь в цех доставляют.

Пренебрежение, высказанное Щупаком, было явно наигранным: мысль о том, какова же должна быть шахта, из которой выбирают столько породы, сбила его с толку.

Дорога приближалась к центру острова.

По обеим сторонам ее начали появляться вышки буровых скважин и длинные здания монтажных цехов. Оттуда доносились частые удары пневматических молотов.

В высоких корпусах пыхтели огромные воздуходувки. Механические и инструментальные мастерские состояли почти сплошь из стекла. В сборочных цехах виднелись незнакомые Щупаку громадные машины…

Размах строительства был так велик, что Щупак даже растерялся. Он радовался, что сосед продолжает рассказ о рыбной ловле и больше не обращает на него внимания.

Шахта встретила приехавших обычным гулом тысяч машин, грохотом камня, лязгом металла, пыхтением моторов и перекличкой звонких людских голосов, терявшихся в оглушительной симфонии огромной стройки.

Шахта все больше углублялась в недра земли, все сложней делалось ее подземное и надземное хозяйство.

Окружность шахты, по крайней мере на километр в радиусе, напоминала исполинский муравейник.

Мощные тягачи тащили целые вереницы платформ со строительными материалами. Деловито ползали около складов тракторы, быстро катили по светлому плавленому камню дороги аккумуляторные электрокары, торопливо шли в разные стороны люди, сновали проворные легковые автомобили. Наверху над машинами, дорогами, складами и людьми широко размахивали своими ажурными металлическими руками подъемные краны, тоже что-то быстро тащившие, волочившие, перекладывавшие с места на место…

А рядом со всем этим темнели горы разрытой земли: новое искусственное русло для реки уже приближалось к шахте.

Автобус остановился неподалеку от шахты. Здесь грохотала, стучала, гудела огромная строительная площадка.

Это был целый город машин, бетона, металлических конструкций, труб, проводов и камня. Он жил напряженной, суетливой жизнью. Гудели грузовики, лавируя между горами рельсов, штабелями балок и стенами мешков, звенел и лязгал металл. В синеватой дымке, которую еще вчера издали увидел Щупак, быстро вертелись огромные колеса шахтных подъемников.

Казалось, неподвижны здесь только трубы, по которым шел жидкий бетон, и лежавшие на земле тюбинги — части чудовищных чугунных колец, напоминавшие сплошные мостовые фермы.

Все движение устремлялось к двум огромным дымящимся отверстиям шахт. Пещера была уже заполнена породой и залита бетоном. Края обоих стволов окружали двухметровые валы металлической брони. Они напоминали дула закопанных в землю исполинских пушек. Отверстия, одно из которых было раз в пять больше другого, непрерывно поглощали целые горы металла, опускавшегося в грузовых лифтах, и целые реки жидкого бетона, который лился вниз по гигантским трубам.

Взамен этих строительных материалов шахта с такой же методичностью извергала наружу поток серого и черного шероховатого дробленого камня.

Он поднимался наверх непрерывной цепью ковшей и пересыпался на рубчатую, широкую ленту транспортера, уносившего камень в море.

Щупак подошел к шахте, взобрался на парапет брони н, перегнувшись, насколько позволяла решетка, заглянул вниз, в ярко освещенную и таинственную глубину. Она расплывалась в синеватой дымке. Лифты, поднимавшиеся из глубин, возникали вдруг в этой дымке, а те, что опускались вниз, бесследно таяли в ней.

Щупак привык к высотам и глубинам.

Ему случалось летать на самолетах и прыгать с парашютом. Он хорошо знал, что значит опуститься с высоты в два или три километра, но у этой шахты, казалось, не было дна.

У него слегка закружилась голова.

— Испугался? Здесь поглубже, чем ты думал! — с удовлетворением заметил тот же разговорчивый человек, сосед по автобусу, когда Щупак спустился с парапета. — Идем одеваться, сейчас наша очередь спускаться.

Около раздевалки, которая помещалась рядом с лифтовой станцией, Щупак увидел рабочих в толстых белых асбестовых костюмах.

Рабочие только что поднялись из шахты. Все они были необычайно высокого роста, какие-то длинноногие, короткорукие и большеголовые.

Щупак не сразу разобрал, что такими их делают сапоги на толстых подошвах. Рабочие ходили в них, как на ходулях. А головы казались большими из-за асбестовых шлемов и стальных касок.

Тот же общительный сосед назидательно ткнул пальцем в одежду, которую выдали Щупаку.

— Асбестовая роба, — пояснил он. — В шахте немного погорячее, чем ты думал. В ней больше двухсот градусов жары. Если бы не охлаждение жидким аммиаком, ты бы там сварился заживо.

— А ты бы не сварился? — сердито огрызнулся Щупак, натягивая асбестовые брюки.

Через несколько минут Щупак тоже стал длинноногим и большеголовым. Неловко двигаясь с непривычки в своем жароупорном костюме, он подошел к башне пассажирского лифта.

Со стороны шахты повеял ветерок. До Щупака донеслось ее горячее дыхание.

«Что же там, внизу? — подумал Щупак. — Наверное, настоящее пекло. Ничего, я сумею показать себя и в пекле, недаром меня называют Рыжим Чортом…»

Рыжий Чорт! Какими судьбами? — раздался вдруг радостный женский голос.

Щупак обернулся. Рядом с ним стоял шахтер в белой робе. Из-под асбестового шлема весело поблескивали карие глаза. Щупак присмотрелся и узнал Веру Петрову. С ней он когда-то был в партизанском отряде.

— Вера Никифоровна!

Щупак так обрадовался, что чуть не расцеловал ее.

Несмотря на всю свою лихость, он был несколько подавлен обстановкой и чувствовал себя неуверенно. Это было большой удачей — встретить здесь такого товарища, как Вера Петрова.

— Ты похож в этой одежде на деда-мороза. Если бы не твой огненный чуб, ни за что бы тебя не узнала, продолжала Вера. — Ты что, по-прежнему подрывник?

— Я человек постоянный, — солидно ответил Щупак. — Занимался подрывным делом на фронте, теперь применяю свои знания для мирных целей. Решил вот пройти землю насквозь.

— Вот и отлично! Будем делать это вместе. Я инженер участка на большом стволе.