1. Выставка

Дворец пионеров был разукрашен, и в нем гремела музыка. Готовились к важному событию, большому празднику.

Сегодня здесь открывался областной слет юных техников и выставка их работ.

Ребята долго и старательно готовились к этому слету и к выставке. Давно уже решено было, что на выставке будут показаны только самые интересные работы, а на слет соберутся юные техники, которые выполняли эти работы.

Попасть на выставку и слет было большой честью. Однако звания юного техника или какой-нибудь рядовой модели для этого было недостаточно. Большинству участников сегодняшнего торжества понадобилось несколько месяцев упорной работы, чтобы завоевать себе право в нем участвовать.

Музыка играла «Марш юных техников», известный всей стране по популярному кинофильму. Над Дворцом гордо реял флаг юных техников, и около входа высилась стройная мачта, украшенная разноцветными морскими флагами, каждый из которых обозначал какую-либо букву, а все вместе слова: «Привет будущим властителям земли, воды и воздуха!»

Из всех концов города по направлению к Дворцу тянулись удивительные процессии. Неторопливо ехали колонны велосипедистов на самодельных детских и настоящих больших велосипедах.

Обгоняя велосипедистов, катили длинные автомобильные колонны. Автомобили были совсем как настоящие, но маленькие. Каких только машин там не было! Комфортабельные лимузины сияли лаком и красотой отделки. Внушительно и грозно выглядели зеленые броневые автомобили с пулеметами и легкими пушками на башнях. Мягко шли похожие на рыб обтекаемые машины, а рядом с ними автомобили-амфибии с небольшим гребным винтом сзади, которые одинаково быстро и уверенно могли двигаться и по земле и по воде. Нетерпеливо пыхтели гоночные машины с большими колесами и маленьким кузовом, похожим на тело поджарой собаки; ехали тяжелые грузовики и вместительные автобусы, красные пожарные автомобили со складными лестницами и насосами, серые автомобили для поливки улиц, белые санитарные с большими красными крестами на дверцах и десятки различных других машин, окрашенных во все цвета радуги.

Все это двигалось по улицам, гудело, шумело, фыркало, останавливалось перед белой перчаткой милиционера и перед красным, огоньком светофора, приготовлялось опять двинуться в путь при желтом огне и, когда загорался зеленый, снова катило вперед, по улицам и площадям, направляясь к Дворцу пионеров.

Настоящим большим автомобилям, автобусам, трамваям и троллейбусам, а вместе с ними и пешеходам, приходилось подолгу ждать пока проедут эти колонны самодельных детских, большей частью педальных автомобилей. Однако шоферы, водители и вагоновожатые не были в претензии и терпеливо ждали, с удовольствием посматривая на юных представителей их беспокойной профессии, ехавших так гордо и торжественно. Нетерпеливые пассажиры забыли о том, что торопятся, и приветливо махали руками юным автомобилистам.

Во главе каждой из колонн ехал свой командор, и колонны двигались вперед ровным строем, строго поддерживая порядок.

Привычные ко всему прохожие были немало удивлены этим необычайным парадом. Они толпились у краев тротуара, приветствовали автомобилистов и спорили о том, какие из автомобилей педальные, ручные, какие с бензиновыми моторами и какие электрические. Узнать педальные и ручные легче всего было по вспотевшим лицам их водителей. Электрические, которых было немного, можно было узнать тоже по лицам их шоферов, чрезвычайно гордым и счастливым тем, что едут на таких роскошных машинах, а бензиновые — по тарахтению их моторов.

Автомобили шли по два в ряд. Выехав на главную улицу, они покатили еще быстрее под звуки «Марша юных техников», которые неслись из всех громкоговорителей.

Во главе первой колонны шел удивительный паровоз. Большой, черный, он выбрасывал пустые клубы дыма из трубы и, нимало не смущаясь отсутствием рельс, ехал по асфальту на резиновых шинах. Из окошек этого паровоза выглядывали веселые машинисты в красных галстуках, а на тендере расположился целый духовой оркестр, оглушительно исполнявший все тот же «Марш юных техников».

Паровоз был очень похож на настоящий. Юные железнодорожники об этом тщательно позаботились. У него были даже цилиндры с поршнями и буфера, а его гудок ревел так громко и пронзительно, будто паровоз мчался не по главной улице большого города, а по железнодорожной магистрали Москва — Донбасс.

Вся процессия направилась ко Дворцу пионеров и въехала через открытые ворота в большой двор, где водители оставили свои машины.

Принарядившиеся, аккуратно причесанные ребята торжественно входили во Дворец пионеров и октябрят. Там их встречало море света, музыка и знакомые лица друзей, сиявшие радостью.

Выставка работ юных техников расположилась в нескольких комнатах по соседству с большим залом. Эти комнаты были наполнены удивительными, неожиданными и очень интересными вещами.

Потолок первой комнаты изображал небо, кое-где покрытое легкими тучками, из-за которых выглядывало электрическое солнце. Под небом летал на тоненькой, почти невидимой, проволочке серебристый дирижабль, который плавно описывал широкие круги в воздухе. На полу этой комнаты была земля с песком, зелеными полями, лесом и поселком с маленькими белыми домиками, похожими на спичечные коробки.

Там же тихо текла в своих гипсовых берегах река. На реке была построена плотина и около нее маленькая Днепровская электрическая станция. Рядом, вопреки географии, высился известный всему миру московский Дворец Советов, модель которого целый год сооружали юные строители вместе с юными художниками, геологами, гидрографами, геодезистами и электротехниками, работавшими над оформлением этой комнаты.

На реке был и порт, где стояла целая флотилия кораблей, еще меньших, чем те, которые пускал на Зеленой Речке Мишка Гольфштрем. Рядом с портом находился артиллерийский полигон. Там стояли небольшие пушки, из которых можно было стрелять по танкам, находившимся на холме в противоположном конце комнаты. Пушки стреляли с помощью пружин, а снарядами служили хлебные шарики, покрытые иодистым азотом, которые, попадая в цель, издавали звук, похожий на выстрел из мелкокалиберного ружья, и выпускали небольшое облачко бурого дыма.

Несмотря на то что выставка должна была официально открыться лишь через час, около пушек уже установилась шумная очередь молодых артиллеристов, горевших желанием проверить свои силы в стрельбе.

Следующая комната была авиационная. Здесь царили авиамоделисты со своими бомбовозами, истребителями, пикирующими бомбардировщиками, планерами, скоростными пассажирскими самолетами, бесхвостками, геликоптерами и орнитоптерами, словно птицы махавшими небольшими крыльями.

Модели висели на нитках и проволочках, стояли на столах и на полках, превращая комнату прямо в какой-то авиационный музей, сходство с которым еще увеличивалось присутствием большой, как стеклянная бочка, моделью аэродинамической трубы. Вентилятор гнал сильную струю ветра, и в ней покачивались прикрепленные к весам маленькие самолетики. Так, тут же на выставке, определялись аэродинамические качества каждой из представленных моделей.

Третья комната была морская. Работы авиамоделистов здесь были представлены только гидропланами; все же остальное было сделано товарищами бравого Мишки Гольфштрема — юными моряками, кораблестроителям ми, исследователями морей и океанов.

Корабли Мишки тоже были здесь, и не на последнем месте. Тут были броненосец «Гольфштрем», электроход «Ленинград» и яхта, на которой плавал «адмирал Нельсон» до своей отставки.

Конечно, здесь же присутствовал и сам рыжий навигатор, явившийся на выставку в сопровождении ленинградского Вали и тёзки английских королей Эдуарда Кондитера. Мишка показывал им водолазов, которые поднимались на поверхность воды и снова спускались на покрытое водорослями дно большого аквариума. В этом аквариуме плавали модели подводных лодок, на дне стояла модель водолазного колокола, а рядом висел шар батисферы — модель снаряда, в котором спускаются отважные ученые в таинственную глубину морей.

— Это работа юных подводников, — пояснил Мишка. — Мы раньше называли их раками. Вот они и показали, какие они раки!

— Ну что здесь особенного! — отвечал верный себе Валя. — Вот ты бы посмотрел, что делают юные водники и подводники у нас в Ленинграде! Разве там такое? — Он даже плюнул для большей убедительности. — Да там прямо чудеса творят по сравнению со всем этим! Ведь наши юные подводники каждый день опускаются на дно Невы, а по воскресеньям для них устраивают экскурсии на подводной лодке. Я сам с ними ездил.

Это было уже слишком! Честное сердце Мишки Гольфштрема не смогло выдержать такого чудовищного бахвальства, и он сказал едко:

— Действительно. Жаль только, что эта лодка, перегруженная юными подводниками, утонула и никому не удалось спастись.

— Она не утонула… — был несколько озадачен Валя.

— Как же не утонула? Разве ты не читал? Это было во всех газетах. Ужасное несчастье! Ленинградские юные подводники погибли все до одного! Удивительно, как ты жив остался! Так что смотри на этот аквариум — в Ленинграде уже такого не увидишь.

Четвертая комната была посвящена механике и электротехнике, а пятая, и последняя — радио, фотографии, метеорологии, химии и всем прочим отраслям работы юных техников. У входа в эти две комнаты стоял большой механический заяц с настоящим пионерским барабаном в руках. Он приветствовал громким барабанным боем каждого переступавшего порог, а так как народ все время входил и выходил, то здесь стоял непрерывный грохот.

В этой комнате на столах и полках стояли маленькие, но исправно действующие паровозики, электрические моторы, ветряные двигатели, на полу по рельсам мчался пассажирский поезд, за которым гонялся красный товарный, а вслед за ним по тем же рельсам бежал трамвай с куклами, изображавшими вагоновожатого и кондуктора.

Посреди этой большой комнаты на почетном месте стояла машина для боронования Раи Горской. Машина помещалась на отдельном столе и была снабжена надписью:

«Рая Горская, 14 лет, V класс 39-й школы. Детская техническая станция при тракторном заводе. Машина для боронования, собственная конструкция».

Кроме того, к машине была прикреплена на шнурке тетрадь Раи с сочинением на свободную тему, под заголовком «Моя мечта», и с красной отметкой учительницы «отлично».

Это было сделано по предложению бородатого инструктора Макарова, который уже выздоровел и теперь удовлетворенно расхаживал по комнате, рассматривая работы своих учеников, начиная с электрического зайца-барабанщика десятилетней Люды Новак.

Покончив со своими кораблями, Мишка Гольфштрем привел сюда Валю и Эдуарда Кондитера, чтобы показать им машину Раи. Валя уже оправился от конфуза и хотел было снова начать свое «вот у нас в Ленинграде», но заметил, что на него никто не обращает внимания. Все внимание его спутников было поглощено новыми гостями, только что появившимися на выставке. Их было четверо. Это были уже немолодые мужчины с орденами и видом своим сразу внушавшие уважение. Среди них был и дед Вали — профессор Кранцев, дружески разговаривавший с плотным человеком в сером костюме.

Валя был здесь единственным, кто не знал этого человека в сером костюме.

Это был секретарь областного партийного комитета и старый приятель всех пионеров и октябрят, называвших его не товарищем Федоровым, а, как доброго знакомого, по имени и отчеству — Александром Ивановичем.

Кроме профессора Кранцева, вместе с Александром Ивановичем пришли проведать юных техников директор тракторного завода и помощник Александра Ивановича — высокий человек в военном костюме.

Гости осматривали выставку, и машина Раи Горской сразу привлекла их внимание.

— А это что? — спросил Александр Иванович, останавливаясь у стола с моделью.

— Машина для боронования, — пробасил подошедший к гостям Макаров. — Вот видите, надпись. Если хотите, могу вам рассказать об этой машине подробно. Она сделана у нас на технической станции при тракторном заводе.

— А что это значит? — снова спросил секретарь, взявшись за тетрадь с сочинением.

— Это то, с чем пришла к нам девочка захотевшая сделать свою машину к тридцатой годовщине Октября. Это ее школьное сочинение.

Гости обступили модель и стали ее осматривать со всех сторон. Один из них читал вслух сочинение, другие поднимали машину вертели колеса, от которых тянулись цепочки к боронам, и смотрели, как поднимаются и встряхиваются эти маленькие бороны, рассматривали, как сделаны отдельные детали машины, в частности те самые зубцы для борон, над которыми столько мучилась Рая.

— Вот смотрите сами, вряд ли мне нужно что-нибудь добавить, — заявил инструктор. — Скажу только, что все это она сделала самостоятельно, без моей помощи, а самую трудную часть машины — передаточный механизм — даже во время моего отсутствия.

— Здо́рово! — сказал заметно заинтересованный секретарь.

— Да, весьма возможно, что девочка талантлива, — согласился директор. — Скажите а сколько ей лет? — обратился он к инструктору.

— Четырнадцать, — ответил торжественным басом Макаров.

Тогда директор обернулся к Кранцеву и сказал не без иронии:

— Смотрите, профессор, четырнадцатилетняя девочка сделала такое, до чего не додумались даже конструкторы вашего института.

Профессор был задет: он не допускал насмешек ни над собой, ни над Институтом сельскохозяйственного машиностроения, которым руководил. Однако на этот раз директор был прав, спорить с ним не приходилось, и профессор только нахмурил брови.

— Ну что ж, значит, ей повезло. Открытия и изобретения — вещь прихотливая. Вспомните, что сделал юрист Коперник для астрономии или другой юрист, Авогадро — для химии.

— Какой там! Коперник! — засмеялся директор. — Взгляните, как все это просто и остроумно.

— Тем более. Простота — это достоинство, и очень важное, — уже явно рассердился профессор.

— Подождите, а где же изобретательница? — прервал Александр Иванович разговор, принимавший явно неприятный оборот. — Где же она? Я обязательно хочу с ней познакомиться. Давайте ее сюда!

— Что-то ее не видно, — ответил инструктор и подозвал Мишку, стоявшего неподалеку со своими приятелями.

— Где Рая Горская? — спросил он у навигатора. — Ты ее не видел?

— В школе была, а сейчас, наверное, дома. Скорей всего шьет что-нибудь или моет — вы же знаете этих девчонок! — насмешливо хмыкнул носом Мишка.

— Шьет, говоришь? — спросил секретарь. — А ты что делаешь?

— Корабли, пароходы, яхты… В соседней комнате стоит мой электроход «Ленинград» и флагман броненосец «Гольфштрем», — быстро ответил Мишка, польщенный вниманием Александра Ивановича.

— Это в честь теплого течения он так называется? — улыбнулся секретарь.

— Нет, по прозвищу, данному мне в школе. Меня зовут Мишка Гольфштрем, — гордо заявил рыжий навигатор.

— Хорошо. Давай полюбуемся твоим броненосцем, раз уж он носит такое хорошей имя, — продолжал секретарь. — А пока что, будь любезен, расскажи Николаю Петровичу, — указал он на своего помощника в военном, — как разыскать эту самую девочку Раю Горскую. Мы попросим Николая Петровича быстренько съездить за ней и привезти ее сюда.

— Я могу показать, где она живет, — вызвался Эдуард Кондитер, стоявший около. — Мы с ней соседи по даче.

— Хорошо. Поезжайте за ней вдвоем и возвращайтесь как можно скорее, — легонько подтолкнул Эдуарда к военному Александр Иванович.

 

2. С корабля на бал

Ночные похождения не прошли для Жени даром. Она простудилась и теперь сидела в кровати с завязанным горлом и играла со своими куклами, бархатными курами и медвежатами. Чувствовала она себя совсем не так плохо и, конечно, охотно отправилась бы гулять, если бы ее только пустили.

Рядом с Женей сидела бледная Рая и с тоской и недоумением смотрела на учебник геометрии.

Рае пришлось слишком много пережить за последние сутки, и она все еще не могла притти в себя.

Вчера вечером она была на технической станции и, воспользовавшись сделанными раньше частями, а также цепочкой и зубчатым колесом, найденными случайно в мастерской, сделала передаточный механизм и установила его на машине.

Возвращаясь домой, она встретила учителя геометрии, и он сказал ей, что на испытании будет спрашивать ее по всему курсу, и если она ответит как следует, то в крайнем случае получит «посредственно» и осенью никакой переэкзаменовки у нее не будет.

С какой радостью она вчера возвращалась домой! Она была прямо счастлива. С машиной в самую последнюю минуту все обошлось самым лучшим образом, хорошо оборачивалось дело и с геометрией. Обещание относительно двух новых «отлично» было уже выполнено, и давний спор с матерью насчет изобретательства должен был закончиться победой Раи. Теперь ее ожидали выставка и слет, а затем чудесное лето, каникулы, отдых! Она решила хоть целую ночь просидеть над учебником, но получить «хорошо», а не «посредственно». Все, что произошло до этого, было случайностью. Просто так сложились обстоятельства. Рая была уверена, что теперь получит по геометрии «хорошо».

И что осталось теперь от всех этих планов, намерений, мечтаний, от всего Раиного счастья?

Ничего, ровно ничего!

Вечером, когда она прибежала домой, чтобы поскорей взяться за учебник, оказалось, что исчезла Женя. Ночь была самой тяжелой в жизни Раи, и утром девочка проснулась разбитая и несчастная.

Когда она пришла в школу на испытание, учитель выполнил свое обещание и добросовестно спрашивал ее по всему курсу. Рая удивила его своими ответами, но совсем не так, как собиралась. Она не смогла как следует рассказать даже о самых простых вещах, которые прекрасно знала.

Как учитель ни старался помочь ей, ничего не получилось, и он принужден был поставить ей отметку «плохо» и назначить переэкзаменовку на осень.

Итак, переэкзаменовка стала фактом. На кровати сидела простудившаяся Женя. Предстоял разговор с матерью, которой Рая должна рассказать все, с начала до конца, и во всем повиниться.

Рая болезненно переживала свое поражение. Нет, теперь уж довольно выдумок, фантазий и всяческих изобретательских фокусов…

— Ты не беспокойся, Рая, — прервала безрадостные мысли сестры Женя. — Ты не беспокойся: завтра я буду уже совсем здорова, — прижалась она головой к плечу сестры. — Завтра вместе с тобой пойдем на речку. Шура с Леной пошли сегодня, а мы с тобой завтра. Хорошо?

Шура и Лена пришли свежие и бодрые. Они только что выкупались и чувствовали себя отлично.

— Ну, как наша больная? — осведомилась Лена.

— Здорова, совсем здорова! — закричала в ответ Женя. — Завтра мы с Раей тоже идем купаться!

— Хорошо, пойдем все вместе, — согласилась Шура. — А пока что за дело, товарищи! Мама вчера выпачкала руки о закопченный чайник, а сегодня сняла паутину в углу. В воскресенье она возьмется за уборку сама, и тогда мы с ней уже ничего не поделаем. Давайте предупредим события. Сейчас еще рано, и мы со всем управимся сегодня же.

Предложение Шуры возражений не вызвало. Действительно, за последние дни беспорядок в квартире принимал угрожающий характер. Не теряя времени, сестры тут же надели фартуки и взялись за дело. Мощный конвейер сестер Горских был восстановлен, и работа закипела.

Шура мыла пол, Лена — окна, Рая чистила ножи и вилки.

Однако четкую работу конвейера скоро нарушила Лена. Она вдруг выпрямилась и неподвижно застыла с мокрой тряпкой в руках.

— Рая, а как же выставка и слет юных техников? Ведь ты должна быть там!

— С этим покончено навсегда! — горько ответила Рая. — Машину туда наверное отвезли. А я не пошла, — добавила она и, едва сдерживая слезы, снова взялась за свои ножи и вилки.

Лена собралась что-то возразить сестре и даже уже открыла рот, как вдруг послышался звук незнакомого автомобильного клаксона. Низкий и мелодичный, он был гораздо сильнее и приятней пронзительного сигнала машины профессора.

— Смотрите, какой автомобиль к нам подъехал! Большой, красивый, а в нем Кондитер с каким-то военным! — крикнула Лена.

Подбежав к окну, девочки увидели, как высокий худой человек в военной одежде вышел из блестящего светлосерого автомобиля и вошел в парадное. Тёзка английский королей Эдуард Кондитер остался в машине и развалился на сиденье с небрежным видом, будто всю свою жизнь только и делал, что ездил в таких роскошных автомобилях.

— Это, наверное, к профессору, — сказала Шура.

— Да уж если бы к нам, я бы не обрадовалась, — отозвалась Лена, не ожидавшая ничего хорошего от спутников Эдуарда Кондитера.

Стук в дверь прервал этот разговор. В комнату вошел тот самый военный и спросил ученицу шестого класса тридцать девятой школы Раису Горскую.

— Это ты? — с любопытством сказал он, увидев Раю. — Я думал, ты больше. Ну хорошо, быстренько собирайся и поедешь со мной в город на слет юных техников. Поскорей! Я специально приехал за тобой. У нас мало времени.

— Нет, я никак не могу… Я не поеду! — решительно отказалась удивленная его появлением Рая.

— Никаких «не могу». Там тебя ждут. Секретарь областного партийного комитета слишком занят, чтобы тратить понапрасну время.

— Нет, нет! Я не могу ехать. У нас, как видите, уборка. Мне некогда. Если бы я была свободна, я бы сама пришла на слет, — сказала Рая уже менее уверенно.

— Александр Иванович видел твою машину и хочет с тобой познакомиться. Собирайся живо, — настаивал военный.

— И потом у меня больна маленькая сестра, я никак не могу ее оставить, — прибегла к последнему аргументу Рая.

Неизвестно, убедило бы это настойчивого гостя, но тут все три сестры решительно вмешались в разговор Раи с военным.

— Совсем нет, я здорова! — предательски закричала маленькая Женя. — Горло уже не болит.

— Поздравляю! Значит, машина все-таки оказалась хорошей? — бросилась обнимать сестру Лена.

— Поезжай, Рая, мы управимся и без тебя, — сказала радостно Шура. — Нельзя отказываться, когда тебя приглашает Александр Иванович. Езжай без разговоров!

— Вот видишь! Сестры знают, что говорят. Поторопись же! Если тебе уж так некогда, я через час привезу тебя обратно.

Все аргументы были исчерпаны. Рае оставалось только покориться…

— Сколько можно заставлять себя ждать, барыня этакая! — недовольно заметил Эдуард Кондитер, когда Рая садилась в машину. — Поехали в город и поскорее! — сказал он шоферу, окончательно входя в роль хозяина.

Взволнованная Рая ничего не ответила обнаглевшему Кондитеру. Автомобиль мчался в город.

 

3. Договор дружбы

— Да вы же сами знаете капризы этих девчонок! — пренебрежительно сказал Мишка Гольфштрем Александру Ивановичу, когда тот во время осмотра электрохода спросил, почему Раи нет так долго. — Ну что с нее спрашивать — она же девочка. Рукоделия там всякие, кружева, бантики и прочая чепуха. Ведь она почти никуда не ходит. Представьте, мы насилу вытащили ее даже на детскую техническую станцию. Она так долго копалась, что только вчера закончила свою машину, и то удивительно, как она это успела сделать… А вот это аккумуляторы — видите, провода от них идут к электрическому мотору…

Тут разговор перешел от Раи Горской к электроходу, потом снова вернулся к Рае Горской и опять перешел к модели. Показывая секретарю областного комитета достижения юных кораблестроителей, рыжий Мишка незаметно для себя успел много кой-чего рассказать своему собеседнику о Рае, о ее сестрах, матери и даже о поросенке Эдуарде.

Александр Иванович встретил Раю, как старую знакомую, с которой только вчера виделся.

— Ну, как твое шитье? Хорошее платье вышло, мать довольна? — осведомился он, приветливо пожимая руку Рае.

— Я не шила сегодня. Платье уже давно готово, и мама его носит, — сказала Рая, невольно улыбаясь ему в ответ.

— А почему ты не пришла показать нам свою машину? Разве тебя не интересует слет юных техников?

— Очень интересует, — вздохнула Рая. — Но немного нездорова моя младшая сестра; кроме того, у нас сегодня уборка. Я не выбралась бы, если бы этот военный товарищ не привез меня сюда, — скорее оправдывалась она перед собой, чем отвечала Александру Ивановичу.

— Скажите, какое стечение обстоятельств! — снова усмехнулся секретарь и, тут же переменив тон, сказал серьезно: — Мы здесь читали твое сочинение вместе с директором тракторного завода и профессором Кранцевым. Видишь — вон они, рассматривают радиоприемники. Сейчас мы все вместе еще раз подойдем к твоей машине, и ты нам сама расскажешь, как ты над ней работала и чего от нее хочешь.

У Раи дрогнуло сердце, когда она увидела здесь своего врага профессора Кранцева. Так, значит, придется показывать машину и ему? Ну, теперь добра не будет: профессор не такой человек, чтобы забыть прошлое!

Однако своих чувств она не хотела никому показывать и, стараясь не смотреть на профессора, начала спокойно и быстро рассказывать все, что касалось ее машины.

Профессор с любопытством разглядывал Раю и прятал под усами улыбку. Он не ошибся: это была его соседка, та самая независимая девочка. Значит, Валя говорил правду о том, что она работала над машиной. Ну что ж, тем лучше, они еще встретятся!

— Вот что, Рая Горская, — сказал Александр Иванович, когда изобретательница закончила свой рассказ. — Мне это нравится. Ты пишешь, что хотела бы сделать свою машину к тридцатой годовщине Октября. Это прекрасно. Однако зачем откладывать? Ведь мы можем и сейчас посоветоваться со специалистами-инженерами, затем общими усилиями подготовить расчеты и чертежи и поручить заводу сделать твою машину, но уже не модель, а настоящую, такую, чтобы она могла работать в поле. Ты согласна?

— Как же не согласна! — прохрипела Рая, у которой сорвался голос от неожиданного счастья. — Я-то согласна, но завод не согласится — ему надо делать тракторы.

— Мы поручим не тракторному, а другому. Ты можешь об этом не беспокоиться — это я возьму на себя. Так отвечай, ты с этим согласна? — повторил секретарь.

— Я бы больше ни о чем не мечтала! — засияла Рая, забыв обо всех огорчениях последних дней. — Моя машина будет работать; в поле! Да мне это и во сне не снилось… Значит, я, девочка, даже не инженер, действительно смогу подарить ее стране? — проговорила она, опьянев от радости.

— Ты не спеши, до этого еще далеко, — прервал ее профессор. — Вот что я предложу, — обратился он к секретарю областного партийного комитета: — давайте эту девочку вместе с ее машиной к нам в Институт сельскохозяйственного машиностроения! Я это дело целиком беру на себя.

Рая ожидала всего, чего угодно, но не такого ловкого подвоха. Это была явная западня. Профессор, конечно, хочет провалить изобретательницу и погубить ее машину. У себя в институте он сможет сделать все, что захочет с машиной и с самой Раей Горской. Вот где он сведет с ней счеты и за поросенка и за избитого внука, за все… Нет, этого нельзя было допускать ни в коем случае!

— Зачем это нужно? — спросила она с деланным равнодушием. — По-моему, институт здесь ни при чем. Надо только увеличить мою машину в восемь раз, и она будет работать. Вот и все. Что же здесь делать институту?

— Ишь ты какая! — засмеялся профессор. — Люблю скромность. Просто так увеличить, и все?

— Нет, нет, Рая Горская! — остановил Александр Иванович девочку, которая снова хотела возражать профессору. — Машину надо сделать как следует: рассчитать, проверить, приготовить хорошие чертежи… Профессор Кранцев очень хорошо придумал. Пусть уж институт тебе поможет на этот раз… Так этому и быть! — решительно сказал секретарь и хлопнул ладонью по столу.

— Да ведь все это мне совершенно не нужно. Только напрасная потеря времени… — из последних сил старалась отстоять свою машину Рая.

— Потом увидишь, нужно или не нужно, — снова усмехаясь, сказал профессор. — Будет иметь со мной дело, так убедится, — обернулся он к Александру Ивановичу.

— Значит, договорились, — кивнул головой секретарь и пожал Рае руку на прощанье. — А с тобой мы будем дружить, — сказал он ей. — Если тебе что-либо понадобится, обращайся ко мне. Мы с тобой заключаем договор о дружбе и помощи. Хорошо?

— Хорошо, Александр Иванович! — охотно согласилась Рая.

Попрощавшись с Раей, директор, не вмешивавшийся до сих пор в разговор, обратился к профессору:

— Да, это вам не Коперник, профессор! Смотрите, какое отношение к вашему институту. Можно подумать, что она слышала наш предыдущий разговор.

— Пусть бы и слышала, — снова рассердился профессор, почувствовавший насмешку в тоне директора, — она, наверное, сразу бы поняла то, что я сказал, даже не дожидаясь, пока достигнет вашего возраста, — отомстил он директору, снова позволившему себе нападки на его институт.

 

4. Несостоявшееся объяснение

Валя вернулся домой раньше деда, который с выставки поехал еще куда-то. В ожидании профессора бабушка с внуком решили заняться немного музыкой — сели за рояль и заиграли в четыре руки.

Профессор застал их за исполнением одной из сонат Моцарта. Кранцев приехал в дурном настроении, что было сразу видно по его лицу. Его разозлил директор, который хотел, чтобы профессор работал только у него на заводе, и потому пользовался всяким случаем, чтобы проехаться на счет института. Недоволен был Кранцев и самим собой за не слишком удачный пример с Коперником, к которому прицепился директор. А кроме того, действительно досадно было, что никто из конструкторов большого специального института не додумался ни до одной такой простой вещи, как эта машина. Настроение у Кранцева было испорчено, и теперь его раздражало все.

— Что за похоронная музыка? — набросился он на жену и внука.

Анна Павловна сразу увидела, в каком настроении профессор, и не стала ему противоречить. Она взяла другую, более веселую вещь Моцарта и начала ее играть вместе с Валей. Однако сегодня ничто уже не могло удовлетворить профессора, и сам Моцарт казался ему не лучше воробьиного чириканья.

— А это прямо цирк какой-то. Ну куда это годится? — снова придрался он к музыкантам и упрекнул жену в отсутствии вкуса.

— Ну разве я виновата, что Моцарт писал такую плохую музыку? — заметила на этот раз Анна Павловна.

— Я не о музыке говорю, а об исполнении, — отпарировал несколько озадаченный профессор, чувствуя, что и дома ему сегодня везет не больше, чем на выставке.

Чтобы замять этот разговор, он включил радио. Однако и радио было сегодня против профессора. Репродуктор заговорил как раз о том, о чем Кранцеву меньше всего хотелось вспоминать.

— …Продолжаем передачу областных известий, сказал звонкий голос диктора. — На выставке юных техников, открывшейся сегодня во Дворце пионеров, общее внимание привлекла машина для боронования четырнадцатилетней школьницы Раи Горской. Машина передается для экспертизы и дальнейшей разработки в Институт сельскохозяйственного машиностроения, котор…

Тут громкоговоритель внезапно замоли так как профессор, снова услышав о машине и об институте, со злобой выключил радио. Валя засопел, едва сдерживая смех: «Так ему и надо, этому деду, — пусть не издевается над другими!»

* * *

Валя и жена профессора играли совсем не так плохо, как это казалось сегодня Кранцеву. Их игра прямо очаровала Шуру и Лену Горских, слушавших музыку, сидя у себя на окне.

Домашние дела были окончены. Девочки уложили Женю спать и отдыхали от всех своих забот.

Шура вся погрузилась в слушанье музыки, Лена сидела, держа возле себя заметно подросшего с весны Эдуарда, и даже Рая, несколько приободрившаяся после поездки на выставку, забыла о своих неприятностях.

— Как они хорошо играют! — сказала в восхищении Шура. — Это настоящие музыканты. Вот если бы у нас был рояль или какой-нибудь другой настоящий музыкальный инструмент, я бы тоже играла дома. Ты бы, Рая, сделала мне арфу или флейту, а то поговорила и забыла.

— Сделаю как-нибудь, — отозвалась Рая. — Я не забыла, а просто руки не дошли.

— Слушайте, слушайте! — воскликнула Шура. — Это Бетховен. Я очень люблю его…

— А ты любишь Бетховена, Эдуард? — нежно спросила Лена, наклоняясь к своему поросенку.

— Нет, я отдаю предпочтение Штраусу, — с хрюканьем проговорила Рая, стараясь подделаться под Эдуарда.

— Это о-го-го какой музыкант! Я тоже обожаю его-го-го! И еще как ого-го-го! — радостно загоготала Лена, подражая своему белому гусю Тюльпану.

— Зверинец, тише! — прервала Шура сестер. — Не мешайте слушать.

— Ну вот, Рая, дело с твоей машиной закончилось благополучно, — сказала Шура, когда внизу перестали играть. — Теперь остается только осеннее испытание. Это неприятно, но вовсе не так страшно: ты с этим прекрасно справишься.

— А пока что успокойся и отдыхай, — резюмировала Лена. — Все будет хорошо.

— Как это так — успокойся и отдыхай? — Даже несколько обиделась Рая. — Дело с машиной далеко не закончилось, оно только начинается, а геометрией придется заниматься целое лето! И завтра же мне придется рассказать маме все… — запнулась Рая, — …о геометрии. А о машине я расскажу ей послед когда настоящая машина уже будет работать в поле! — закончила она, довольная только что придуманным ею способом отложить окончательное объяснение с матерью.

Следующий день был воскресенье. Горские все вместе отправились кататься на лодке, захватив с собой рыжего Мишку и даже Эдуарда Кондитера. Конечно, Рае было уже некогда да и неудобно говорить при товарищах о своем провале по геометрии. Назавтра Александра Михайловна приехала из города, когда Рая уже спала, и разговор опять не состоялся. На третий день, наконец, Рая собралась с силами я решительно подошла к матери.

— Слушай, мама, мне нужно с тобой серьезно поговорить о моих школьных делах.

— Если о твоей переэкзаменовке по геометрии, то не надо. Я целиком на тебя полагаюсь, — неожиданно улыбнулась Александре Михайловна. — И вообще сейчас каникулы, ни о каких школьных делах я не хочу и слышать!

Тогда Рая поняла, что была не совсем справедлива к своей матери. Мать знала все от старшей вожатой Маруси Синеоковой и от учителей Раи. Знала, конечно, и о машине, но молчала. Она видела, что дочери будет сейчас тяжело говорить о своем провале, и понимала, что Рая и так уже получила хороший урок. А кроме этого, она не сомневалась в способностях дочери и была уверена, что у Раи недоразумений с геометрией больше не будет.

 

5. Обязательство

Один за другим катились веселые дни дачной жизни. Сестры отдыхали после испытаний, играли с неугомонным поросенком Эдуардом, устраивали облавы на одичавшего гуся Тюльпана, в погоне за которым однажды чуть не утонула Лена, занимались раскопками в оврагах, так как по предложению Шуры собирались организовать собственный археологический музей, купались в реке вместе с многочисленными новыми подругами и товарищами.

Рая принимала во всем участие наравне с остальными. Она, конечно, была очень рада, что мать так спокойно отнеслась к ее провалу по геометрии, и чувствовала к Александре Михайловне нежность. Однако была в этом и другая сторона: слова матери о доверии опять ко многому обязывали Раю.

Правда, Рая была уверена, что получит осенью «отлично», в крайнем случае «хорошо», по геометрии. Относительно этого она была спокойна. Но слова матери относились, повидимому, не только к геометрии, а и к машине. А в том, что и здесь все будет благополучно, Рая совсем не была уверена, особенно после того, как в это дело вмешался профессор.

Мать и словом не обмолвилась о машине и вообще держалась так, будто и не подозревает о ее существовании. Очевидно, Александра Михайловна решила посмотреть, что из этого выйдет, и не хотела тревожить дочь раньше времени.

Но это было еще впереди. Пока что Рая отдыхала и развлекалась вместе с другими ребятами, решив временно оставить мысли и о геометрии и о машине.

Но забыть о машине было трудно. Не проходило дня, чтобы кто-либо не расспрашивал о ней изобретательницу. На даче теперь было много соучеников Раи, и каждый из них считал своей обязанностью ежедневно осведомляться о машине. Это немало льстило Рае. Все относились к ней с уважением, ребята прислушивались к ее словам и явно гордились такой соученицей.

Рая быстро приобрела авторитетный тон и держалась с ребятами несколько свысока, хотя ничего нового о своей машине рассказать не могла.

Со времени выставки дело не сдвинулось с места. У Раи уже появились сомнения: будет ли осуществлено все то, о чем говорил секретарь областного партийного комитета. Она, конечно, не подавала никому и вида, что это ее тревожит, но настроение у нее начинало портиться. Ни Александр Иванович, ни институт не подавали никаких признаков жизни.

Но вот настал день, положивший конец всем сомнениям.

К даче снова подъехал тот самый большой серый автомобиль, в котором Рая ездила на выставку, и в нем сидел тот самый военный — помощник Александра Ивановича, а рядом с ним на сиденье лежала аккуратно упакованная модель Раиной машины.

На этот раз изобретательница уезжала в совсем ином настроении. Она села рядом с шофером и, помахав рукой на прощанье сестрам, вышедшим на балкон, с видом победительницы откинулась на спинку.

— Я готова, поехали! — сказала она с подчеркнутой скромностью и тут же горделиво оглянулась на юных обитателей поселка Зеленая Речка, сбежавшихся со всех сторон в огромном количестве и глазевших на присланный за ней автомобиль.

Единственное, о чем пожалела в этот момент счастливая Рая, было то, что в толпе зрителей не оказалось ее врагов: ленинградского Вали и тёзки английских королей Эдуарда Кондитера.

— Прекрасная амортизация в рессорах. Вот что значит удачная подвеска! — тоном знатока обратилась Рая к шоферу, когда машина выбралась на шоссе и помчалась по направлению к городу.

Рая была в восторге. Подумать только: за ней прислали такую машину! Светлосерый лак, всюду никель, кожаная обивка, мягкие шины, супер-баллоны, мелодичный клаксон с бархатным голосом, приборы, часы, наверное ярко светящиеся в темноте, радио, которое она попросила шофера включить немедленно, спидометр — все сейчас служит ей, Рае Горской. Честное слово, кажется, ради одного этого стоило пережить все невзгоды с моделью!

— Да, тормоза на всех четырех колесах оправдывают себя целиком, — сказала она солидно, когда автомобиль мягко остановился у железнодорожного переезда. — По-моему, это лучшая система торможения, — добавила она, желая показать шоферу, что не впервые едет на такой машине и вообще знает толк в автомобилях.

Однако шофер не выразил никакого восхищения перед ее осведомленностью и лишь утвердительно кивнул головой. Они уже въехали в город и приближались к новому большому зданию Института сельскохозяйственного машиностроения.

В институте Раю и военного привели в большой зал. Там модель распаковали и поставили на круглый стол, стоявший посредине, а Раю и ее спутника попросили подождать, пока соберутся инженеры.

У Раи еще сохранилось хорошее настроение после поездки, и институт показался ей совсем не таким страшным, как раньше. Она с любопытством рассматривала солидных, по большей части уже немолодых инженеров, входивших в зал и усаживавшихся вокруг стола.

От этих людей теперь зависела ее судьба. Она смотрела на них не слишком приязненно, но все же оставалась спокойной: профессора не было видно и, кроме того, с ней был военный. В случае чего он придет к ней на помощь.

— А Александр Иванович здесь будет? — спросила она у военного.

— Не знаю. Говорил, что приедет, но он сейчас очень занят.

— Ну, давайте начнем, товарищи, — сказал старший из инженеров. — Мы попросим изобретательницу продемонстрировать нам свою модель и подробно рассказать о машине. Прошу вас, товарищ Горская.

«Пусть будет что будет! Не станут же они меня бить…» подумала Рая и на всякий случай оглянулась: нет ли где-нибудь поблизости профессора. Профессора нигде не было, и Рая, набравшись храбрости, начала свой доклад.

Положив руку на модель, она стала быстро рассказывать о том, как должна работать ее машина и какое значение она может иметь для страны. Это была самая легкая часть доклада, и Рая ничем не выдавала своего волнения. Наоборот, она держалась так, будто давно привыкла делать доклады перед учеными-специалистами.

Покончив с рассказом о том, как она делала модель, Рая продемонстрировала машину в работе и перешла к самой трудной части доклада — техническому описанию.

— Эти шесть борон, — сказала она с улыбкой на лице и страхом в сердце, — видите, установлены на раме, которая поддерживается двумя колесами и может двигаться, будучи прицепленной к трактору. Бороны по очереди поднимаются с помощью цепной передачи, которая идет от колес и встряхивается, обсыпая грязь и сор, собравшиеся на зубьях…

Здесь Рая сбилась и замолчала, поймав на себе внимательный взгляд серых глаз профессора, сидевшего напротив нее. Он, очевидно, пришел уже во время доклада и теперь вместе с инженерами слушал докладчицу. Кранцев улыбался с видимым удовольствием и даже не прятал своей улыбки.

«Ну, теперь попалась мне в руки! Теперь я с тобой расправлюсь за все сразу!» чудилось Рае в его взгляде.

Но нет, она не из таких. Рая не сдастся, она будет до последней капли крови защищать свою машину. Она сделала над собой усилие и снова начала говорить:

— Самая сложная часть машины и самая трудная для изготовления — это передаточный механизм. Он состоит из двух цепей, которые: идут от колес к валу с эксцентриком, соединенным с боронами при помощи рычагов…

— Ага, передаточный механизм! — кивнул головой профессор и засмеялся совершения открыто.

— …с эксцентриком, соединенным с боронами при помощи рычагов… Да, с эксцентриком… Все остальное вы можете рассмотреть сами… Я кончила, — окончательно смешалась докладчица, сбитая с толку непонятным смехом своего врага.

Несколько инженеров поднялись с мест и, собравшись вокруг модели, начали ее осматривать и ощупывать деталь за деталью. Один из них стал обмерять ее с помощью рулетки и измерительного циркуля; другой записывал цифры, которые ему диктовал первый; третий вертел колеса, проверяя работу передаточного механизма; четвертый следил за его движениями и тоже что-то записывал, глядя на свои часы; пятый для чего-то отколупывал краску на раме; шестой считал зубья в боронах. А все вместе они казались Рае стаей волков, набросившихся на несчастную модель, чтобы разорвать ее на куски…

Остальные инженеры и профессор остались на местах. Они тихонько о чем-то переговаривались, посматривая то на Раю, то на модель. Эти показались Рае еще опасней и страшней.

— Скажите, будьте любезны, как вы представляете себе габариты вашей машины? — спросил инженер, измерявший модель.

— Не знаю… Я не знаю, что такое габариты… — опешила Рая.

— Ну, размеры, — пояснил тот.

— Это одна восьмая нормального размера, — ответила девочка.

— Тогда бороны получатся меньше нормальных, а вы говорили, что они будут такие же, как стандартные, но облегченной конструкции, — отозвался записывающий цифры.

— Это не так важно, — сказал старший из инженеров. — Однако меня интересует расчет динамических нагрузок. Не будут ли они слишком велики для такой легкой конструкции? Изобретательница вряд ли сможет нам сказать что-либо по этому поводу…

— Так же как и относительно расчета усилий передаточного механизма, — добавил еще один. — По-моему, не следует загружать изобретательницу излишними вопросами. Лучше будет, если мы сами подробно обследуем машину, а потом уже перейдем к выводам.

Рая сидела уничтоженная и чувствовала, что машина ускользает уже из ее рук и ею окончательно завладевают инженеры. Зачем они говорят о таких мудреных, непонятных вещах? Не для того ли, чтобы окончательно запутать ее и сбить с толку? Она чувствовала себя беспомощной и неграмотной. Как она была права, когда не соглашалась сюда ехать!

Но самое страшное было еще впереди. Профессор поднялся, собираясь взять себе слово. Он был явно недоволен, и его сердитое лицо не обещало ничего доброго.

Рая посмотрела на него и сразу почувствовала себя маленькой и несчастной. Она обернулась к военному, сидевшему с ней рядом, и шопотом попросила отвезти ее или хотя бы просто отпустить домой. Против профессора ей все равно не устоять, как бы она ни старалась!

«И стоило ехать сюда на таком прекрасном автомобиле?» промелькнула горькая мысль.

Военный не обратил внимания на ее просьбу и лишь слегка похлопал ее по плечу.

А профессор, подождав, пока в зале стало тихо, обратился к инженерам.

— Ну, кто еще желает высказаться? Я хочу ответить сразу всем.

— Минутку, товарищи, — выступил вперед Александр Иванович, который незаметно появился в зале и сел между инженерами. — Минутку! — приветливо улыбнулся он Рае. — Мне кажется, мы напрасно тревожим нашу юную изобретательницу. Давайте поговорим о машине по сути: хороша ли она или плоха и стоит ли сделать опытный экземпляр, чтобы окончательно проверить ее на работе. Что вы скажете, профессор?

Рая облегченно вздохнула, увидев секретаря. С его помощью она справится с кем угодно. Теперь и профессор ей уже не страшен.

Профессор был мрачен и немногословен.

— Машина безусловно хорошая и нужная, — сказал он. — Она будет полезна всюду, где пашут и где идет дождь. Похожие машины есть в Соединенных штатах, но в Америке их делают не на двух колесах, как предлагает эта девочка, а на четырех. Так бы я предложил сделать и эту. Есть еще кое-какие мелочи в передаточном механизме, но затруднений они не вызовут.

Рая встрепенулась. Так вот в чем дело! Она так и знала: профессор хочет сорвать постройку ее машины. Вот месть, которой она так боялась. Нет, не быть этому! Рая сумеет ее защитить.

— Нет, я несогласна. Машину надо делать на двух колесах! — отозвалась Рая с отчаянием в голосе.

— С чем же ты несогласна, милочка? — хитро спросил профессор и бросил взгляд на Александра Ивановича.

— Я не Людмила, а Раиса Горская! Я ни с чем не согласна. Машину надо делать на двух колесах, так же как сделана модель, но в восемь раз больше! — изо всех сил старалась отстоять свои позиции изобретательница.

— А может быть, все-таки сделаем на четырех, моя храбрая девочка? — засмеялся профессор и развернул перед Раей толстый американский журнал, лежавший на столе. — Вот, посмотри, как американцы делают, — указал он на рисунок. — Посмотрите и вы, Александр Иванович, — обратился он к секретарю.

— Ну, что ты на это скажешь? — спросил Александр Иванович, разглядывая вместе с Раей журнал. — Может быть, так в самом деле будет лучше?

— Нет, это совсем другая машина. Мою надо делать только на двух колесах! — громко сказала Рая, чувствуя, что теряет почву под ногами.

— Похвальная настойчивость! — усмехнулся профессор. — Но все-таки скажи: почему именно на двух, а не на четырех, как делают американцы?

— Она будет лучше проходить по вспаханной земле и будет легче. Ее надо делать только на двух колесах! — проговорила Рая, собирая все свое мужество, чтобы не расплакаться.

— А я думаю, что на четырех все-таки лучше. Мы воспользуемся американским опытом, наши конструкторы тебе помогут, машина получится отменная! — стоял на своем профессор.

— Нет, нет, я никогда, ни за что с этим не соглашусь! — возражала Рая со слезами в голосе, все больше убеждаясь, что навсегда теряет свою машину.

Неизвестно чем окончился бы этот спор, если бы не Александр Иванович, которым сразу нашел способ разрядить сгустившуюся атмосферу.

— Знаете что, — сказал он, — я легко помирю вас. Можно сделать и ту и другую машину. Начнем с машины Раи Горской. Если она себя не оправдает, построим американскую. Ведь не обязательно же их соединить вместе! Как вы думаете, профессор?

— Нисколько не возражаю. Я думаю лишь о том, чтобы облегчить работу изобретательнице. Но мы также охотно поможем ей сделать чертежи двухколесной машины. Может быть, она действительно окажется удачней американской — это вещь вполне вероятная.

— Не надо мне никакой помощи, — сказала со стоном вконец измученная Рая. — Я сама сделаю все чертежи своей машины, — добавила она, стараясь не смотреть на явно развеселившихся во время этой сцены инженеров.

— Пусть сделает, — обратился профессор к Александру Ивановичу, собиравшемуся возразить Рае. — Пусть она сделает, а мы потом проверим. Так сколько времени тебе надо на чертежи? — спросил он у девочки.

— Десять дней.

— Скажем, пятнадцать. Сегодня пятое, значит двадцатого. Ладно?

— Хорошо, двадцатого июля, ровно в двенадцать часов дня, я доставлю к вам в институт чертежи своей машины, — так же упорно заявила Рая.

 

6. Рояль Шуры Горской

Автомобиль деда был для Вали настоящим мучением. С некоторых пор профессор решил, что Валя должен пройти полный курс шоферского дела, и теперь почти после каждого катанья поручал внуку мыть машину или вытирать с нее пыль. Но Валя никак не мог с этим примириться и был полон ненависти ко всем автомобилям на свете и к тому выдуманному американскому мальчику-шоферу, которого все время поминал дед.

К несчастью, здесь, на даче, не было настоящего гаража. Сарай, в котором стоял автомобиль, был маленький и тесный, и машину приходилось мыть во дворе, на глазах у всех. А это было уже прямо нестерпимо.

Ну, посудите сами: каким авторитетом среди товарищей может пользоваться мальчик, который ежедневно надевает большой дворницкий фартук и моет во дворе автомобиль, пользуясь шлангом для поливки цветов?

Валя чувствовал себя несчастным всякий раз, когда ему приходилось за это браться, и думал, что уж лучше бы поскорее уехать от этих бессердечных людей, которые заставляют его заниматься таким унизительным делом.

Вот, например, сегодня. Валя собирался ехать с Эдуардом Кондитером вниз по реке, на городище, где Эдуард нашел однажды несколько старинных монет, а теперь собирался откопать целый клад. Кондитер уже достал лодку и обязался сам грести и туда и обратно, все было готово, и вместо всего этого вот извольте надевать этот проклятый фартук…

Свою злобу Валя вымещал на машине. Он сердито обливал ее водой и яростно тер тряпкой, заботясь только о том, чтобы поскорей, пока его никто не увидел, закончить это неприятное дело.

Раз человеку не везет, то уж не везет до конца. Оглянувшись, Валя увидел, что позади него стоят Шура и Рая Горские и с любопытством наблюдают за его работой. Очевидно, они уже успели рассмотреть, что он делает, и видели его хмурое, раздраженное лицо. Сделать вид, что он моет машину просто так, для развлечения, уже было поздно.

Единственное, что теперь оставалось Вале, — это предусмотрительно взяться за шланг с водой, чтобы холодным душем пресечь попытки поднять его насмех или отбить возможное нападение Раи.

Но девочки были мирно настроены и приветливо ему улыбались.

С тех пор как Мишка Гольфштрем рассказал им, что Валя был освобожден от занятий по состоянию здоровья и приехал сюда поправиться, они относились к нему совсем по-иному.

Теперь Рае и Лене было даже неловко вспоминать, как они побили его при первой встрече.

— Значит, это ты играешь на рояле по вечерам? — сказала Шура. — Хорошо играешь, мы часто слушаем. Я бы хотела уметь так играть.

— Конечно, я. У нас в семье все музыканты, — горделиво сказал Валя, крайне довольный тем, что новая стычка с врагом не состоялась.

— Машину моешь? — с завистью сказала Рая и погладила теплую шершавую шину. — Хорошая вещь — автомобиль. Давай-ка я тебе помогу!

С этим Валя охотно согласился.

— Прекрасно! — сказал он, крайне польщенный ноткой зависти, которую услышал в голосе Раи. — Это будет совсем неплохо. А после, если захотите, я поиграю вам на рояле.

— Поиграешь? Я буду очень рада тебя послушать. Давай и я буду помогать, — присоединилась к сестре Шура.

Что значил какой-то легковой автомобиль для мощного конвейера сестер Горских? Через десять минут машина так засияла, будто только что вышла с завода или же вернулась из лучшего гаража.

После того как автомобиль был вымыт и поставлен на место, Валя пригласил девочек к себе.

— Нет, я не пойду, — сначала было отказалась Рая, боявшаяся профессора, но потом уступила просьбе сестры и отправилась вместе с ней.

Квартира профессора и собранные в ней редкие и удивительные вещи очень заинтересовали Раю.

«Так вот как живет мой враг!» думала она, с любопытством осматривая комнату.

Валя предложил Шуре поиграть вместе, и они сели за рояль вдвоем.

— Раз, два, три. Раз, два, три… — отсчитывал такт вальса Валя.

Рая не слушала музыкальных упражнений сестры. Она с уважением посмотрела на стоявший на столе телефон и углубилась в осмотр фотографий и коллекции редкостей. Тут было на что посмотреть!

— Ты знаешь, чья это работа? — спросил Валя, с усмешкой показывая на потолок, где красовалось большое грязное пятно.

— Наша? — покраснела Рая. — Не понимаю, как это могло получиться! Мы здесь ничего такого не устраивали, водяные часы я делала в городе. Но это неважно. Подожди, сейчас я это исправлю. Есть отличный способ!

Она тотчас побежала домой и вернулась с пульверизатором и коробкой зубного порошка.

— Сейчас все сделаем. Потолок будет как новенький! — сказала она и принялась за дело.

Валя и Шура продолжали играть, а Рая разболтала зубной порошок в воде, добавила немного клея и налила этой смеси в пульверизатор. Потом она поставила на стол стул, на стул табуретку и начала забрызгивать грязное пятно на потолке. Белый меловой дождь посыпался на потолок, и пятно стало быстро покрываться свежим покровом.

Однако закончить это приятное и успешное предприятие Рае не удалось.

— Дед вернулся! — с ужасом в голосе вдруг закричал Валя, увидев через окно направлявшегося к дому профессора.

Шура мигом выскочила из-за рояля и в одну секунду выскользнула из комнаты. Рая же, едва не свалившаяся со стола вместе со всей своей пирамидой, замешкалась.

Она оказалась около двери в тот самый момент, когда профессор уже отпирал своим ключом дверь снаружи. Хорошо хоть она открывалась вовнутрь, и когда профессор открыл ее, Рая оказалась между дверью и стеной.

Что делать? Сейчас профессор закроет дверь, и Рая столкнется со своим врагом нос к носу. Перспектива была ужасная.

Однако Рая нашлась и здесь. Она взлохматила свои побелевшие от мелового дождя волосы и, наклонившись над мешком, который заменял коврик у входа, спросила замогильным голосом:

— А бутылки еще есть?

Валя, который уже успел убрать стул и табуретку и теперь стоял в коридоре, ожидая развязки, мигом понял, в чем дело.

— Есть, есть! И бутылки и консервные банки, — ответил он. — Сейчас я соберу и принесу. Это, дедушка, пришли за утилем, — пояснил он остановившемуся в недоумении профессору.

— Ага, утиль, — кивнул тот головой и ушел в комнату, так и не узнав в этой маленькой седой старушонке изобретательницу машины для боронования, делавшую доклад у него в институте.

Теперь уже нельзя было убежать! Чтобы не вызвать подозрений профессора, приходилось стоять с мешком в руках и ждать Валю.

У Раи на секунду зародилось подозрений не воспользовался ли Валя случаем, чтобы выдать ее профессору? Однако ее бывший враг тут же вышел с большой корзинкой, полной пустых бутылок и банок, и сам помог Рае сложить все это в мешок.

— Ну, на этот раз хватит. Приходите еще, — сказал он громко, чтобы услышал дед, и добавил шопотом: — Я не знал, что он так скоро вернется. Мешок принесешь обратно, а то бабушка будет ругаться.

После этого Валя помог Рае взвалить мешок на плечи и со смехом открыл ей дверь.

— А здо́рово мы его провели! Так вы с Шурой опять приходите — обязательно.

Поднимаясь наверх с тяжелым мешком за плечами, Рая думала о том, что́ ей делать с этим, так неожиданно свалившимся на нее богатством. Просто выбросить все это было нельзя. Она вспомнила о том, что обещала как-то Шуре сделать арфу или флейту, и у нее сразу родился план.

Она вынесла мешок на балкон и привязала к перилам две длинных веревки, одну над другой, как для сушки белья. Потом взяла ведро с водой и позвала к себе на помощь Шуру.

— Послушай, Шура, — сказала она, — ты лучше меня разбираешься в музыке и, конечно, знаешь все ноты. Скажи мне, это будет «до» или же «ре»? — спросила она, стукнув палочкой по бутылке, наполовину наполненной водой.

— «Фа», — ответила, немного подумав, Шура и пропела: — фа-а-а…

— А это? — налила Рая воды в другую бутылку и стукнула по ней.

— Никакая, фальшивая.

— А так? — отлила Рая немного воды из бутылки.

— Ми-и-и… — театрально пропела Шура.

— До чего же голос противный! — сморщилась Рая. — Ладно, пусть будет «ми».

— Зачем это тебе? — заинтересовалась Шура, пропев «до» над очередной бутылкой.

— Потом увидишь, — ответила Рая и взялась за следующую.

Подобрав две октавы, она привязала бутылки к веревкам. Затем взялась за консервные банки и повесила и их над бутылками.

Изготовление нового музыкального инструмента было закончено. Рая удовлетворенно оглядела свою работу и обратилась к Шуре:

— Вот тебе и рояль, можешь играть. Даже больше чем рояль — шумовой оркестр с ксилофоном. Ну-ка, сыграй мне: «Калинка, калинка, калинка моя…»

Александра Михайловна, пришедшая с купанья, застала дома целый оркестр, состоявший из четырех музыкантов и исполнявший «Метелицу» в таком бешеном темпе, что она превратилась в головокружительный галоп.

Шура и Женя играли на бутылках и банках, Рая — на гребешке, а солистка Лена выстукивала мотив на ложечках и, пританцовывая, подпевала сестрам.

— Что за ансамбль? — удивилась было мать, но тут же, увлеченная ритмом, тоже присоединилась к музыкантам.

* * *

— Ого! Да там наверху целый оркестр народной музыки! — заметил сидевший за обедом профессор. — Больше тебя эти девочки не били? — обратился он к Вале.

— Нет, мы помирились, а со старшей даже подружились. Изобретательница схватила переэкзаменовку по геометрии, но пока что сидит над чертежами своей машины. Ей трудно приходится, вряд ли она с этим справится.

— Почему же не справится? — спросил Кранцев, пододвигая свой стул поближе к внуку.

 

7. Чертежи

После случая с бутылками Шура окончательно подружилась с Валей, а Рая и Лена признали его достойным товарищем. Только маленькая Женя продолжала относиться к нему сдержанно, так как все еще не могла забыть его плохого обращения с Эдуардом.

Вот почему Женя не очень охотно сопровождала Шуру, когда та шла на реку или в лес с Валей. Они слишком много говорили о музыке. Женя была недостаточно сведуща в этой области, участвовать в этих разговорах не могла и предпочитала поэтому оставаться с Леной. Играть с Эдуардом, охотиться в камышах за Тюльпаном и кормить голубей было гораздо интересней.

Хуже было, когда вместе с Шурой и Валей исчезала и Лена, что тоже случалось нередко. Тогда Жене приходилось итти к Рае, так как мать собиралась на какой-то съезд в Москву и была очень занята. А к Рае сейчас лучше было не обращаться. Она засела за чертежи своей машины и ни с кем не хотела разговаривать.

— Ну что тут такого? — недоумевала Женя. — Взять лист бумаги, рисовать на нем всякие колесики и проводить черточки! Подумаешь, какая важность! Разве стоят из-за этого отказываться от гулянья или огрызаться, как цепная собака Лакса на соседней даче, когда сестра приглашает тебя итти купаться?

Рая часто вспоминала слова Александра Ивановича о том, что ей самой с чертежами не справиться. Сомнения одолевали ее на каждом шагу, и она чертила и перечерчивала все наново, чувствуя, как нехватает ей знаний и уменья. Половина назначенного срока уже прошла, а работа не была сделана и на треть.

Теперь она убедилась, что переоценила свои силы, когда обязалась сделать чертежи за две недели. Однако при мысли о том, как будет торжествовать профессор, если она запоздает хоть на один день или сделает плохие чертежи, Раю бросало в жар. Она стискивала зубы и снова садилась за работу.

Но как можно сделать хорошие чертежи, если у человека даже настоящей готовальни нет и достать ее негде? Детская техническая станция была закрыта на ремонт, к Александре Михайловне Рая обращаться не хотела: молчаливый уговор о невмешательстве матери в это дело продолжал строго соблюдаться. Откуда же было взяться готовальне?

Трудно представить, как выпуталась бы Рая из этого положения, если бы ей не помог счастливый случай. Как-то она разговорилась с Валей об автомобилях. Вопреки очевидности, Валя с пеной у рта утверждал, что большой серый автомобиль Александра Ивановича был американский «бьюик».

Сколько Рая ни доказывала ему, что это советская машина, последнего выпуска московского завода имени Сталина, — убедить Валю она не могла.

Тогда посыпались взаимные упреки в невежестве, и противники заключили между собой американское пари. Рая сразу же решила доказать свою правоту. Она сбегала домой и притащила журнал, в котором была фотография такой самой машины с соответствующей подписью, и Валя был посрамлен.

Согласно условиям пари, выигравший имел право потребовать все что угодно. Однако, что ни предлагал Валя, Рае не нравилось. Она помнила скандал, происшедший после турнира водоплавающего с парнокопытным, и остерегалась брать какие-нибудь вещи.

Тогда Валя вспомнил, что дед подарил ему недавно прекрасную готовальню. Тут сердце Раи уже не выдержало, и она попросила показать ей эту готовальню, а затем и взяла ее, однако не совсем, а лишь во временное пользование, пока не закончит своих чертежей. После этого она обещала вернуть ее по принадлежности.

Так счастливо и неожиданно обзавелась Рая готовальней. Хорошая бумага у изобретательницы была. Нехватало только уменья чертить, так как того, чему она научилась на детской технической станции, было совершенно недостаточно. Даже если бы у нее было «отлично» по геометрии и она бы лучше всех чертила в классе, этого все равно было бы мало, чтобы справиться с таким трудным делом.

Дни шли, времени оставалось все меньше, а Рая продолжала мучиться над чертежами.

Александра Михайловна уехала на съезд в Москву, оставив старшей в доме Шуру, и поручила ей смотреть за младшими девочками.

Сестры отдыхали и развлекались. Они всякий раз звали Раю с собой в лес или на речку, но Рая упорно отказывалась. Откровенно говоря, она уже готова была признать себя побежденной, но сдаваться не хотела. Честное поражение было бы все же лучше позорной сдачи без боя. Она брала себя в руки, продолжала работу над чертежами, решив сделать их, как бы медленно они ни подвигались.

— Это твоя книжка? — спросила однажды Шура, доставая что-то из-за шкафа.

— Какая книжка? — отозвалась, не поднимая головы, сидевшая над чертежами Рая.

— А вот эта: «Учебник технического черчения», — прочитала Шура.

— Учебник черчения? — бросилась к сестре Рая. — Правда, «Учебник технического черчения». Он мне сейчас нужней всего свете. Но, к сожалению, это не мой!

— Чей же тогда? Не мой же — мы в школе такого не проходили. Разве что Женин? — засмеялась Шура и отдала книжку Рае. — Пусть лучше будет твой, все равно отдавать его некому.

Сестры решили, что учебник остался здесь от бывших жильцов или был случайно забыт кем-либо у Горских, и Рая со спокойной совестью взялась за его изучение. Она таскала его с собой на реку и в лес, не расставаясь с ним ни на минуту.

Учебник ей очень помог, и она жалела, что не додумалась достать его раньше.

Рая сразу приободрилась. Нет, неизвестно еще, кто победит. Во всяком случае, она доведет борьбу до конца и обещание свое выполнит.

Теперь Раю еще беспокоил злополучный передаточный механизм, с которым у нее уже было столько возни. Он получился все-таки не совсем удачным. Жаль, что тогда в институте она не успела хорошенько рассмотреть, как делают этот механизм американцы. Это бы ей очень пригодилось.

А сейчас для такого серьезного дела, как переделка передаточного механизма, у нее времени не оставалось. Было уже восемнадцатое июня. Послезавтра, в двенадцать часов дня, наступал срок сдачи чертежей. Единственное, что Рая успела, — это сделать набросок противовесов, которые должны были помогать подниматься отягощенным грязью боронам. На эту мысль Раю натолкнул Мишка Гольфштрем, рассказавший ей об удивительных подъемных кранах, которые с помощью противовесов могут поднимать целый пароход сразу.

Рая сказала Мишке, что он ей мешает работать, и тут же выставила вон увлеченного навигатора. Однако его рассказом воспользовалась и изобразила противовесы наверху одного из листов с чертежами.

Это был только набросок, представленный на усмотрение завода. В основных чертежах она противовесов не предусмотрела, так как сама еще не знала толком, насколько полезными они окажутся, а обдумать это как следует времени уже не было.

 

8. Архимед в гостях у сестер Горских

Александра Михайловна приехала из Москвы утром, как раз накануне дня сдачи чертежей. Она очень торопилась: ей сразу же нужно было ехать в город на какое-то заседание. Из-за этого она не успела даже как следует поговорить с дочерьми и отложила на вечер раздачу подарков, привезенных из Москвы каждой из девочек. Одна только Женя сразу получила свой пакет с игрушками, который был у матери в руках.

А Рая даже не спросила у матери, что та ей привезла. Разговор между ними был совсем короткий.

— Что, все сидишь над своей геометрией? — поинтересовалась Александра Михайловна и, прищурив лукаво блеснувшие глаза, посмотрела на чертежи машины, лежавшие на столе.

— Да, и над геометрией тоже, — поспешила перевести разговор смущенная Рая. — Так ты, мама, приезжай из города поскорей. Мы по тебе соскучились и хотим, чтобы ты рассказала обо всем, что видела в Москве. Не задерживайся, мы не заснем, пока ты не приедешь!

Шура и Лена пошли провожать Александру Михайловну на станцию, а Рая, которой теперь была дорога каждая минута, осталась дома с маленькой Женей.

Рая тотчас снова уселась за свои чертежи. Около нее на полу расположилась со своими игрушками — старыми и новыми — Женя.

Рая спешила. Чертежи были почти готовы. Теперь она работала над последним листом, на котором была изображена вся машина в целом. Оставалось закончить этот лист, и можно было нести чертежи в институт.

Правда, для порядка не мешало бы еще перечертить второй вариант передаточного механизма, который она показала только намеком. Но на это уже не оставалось времени: чертежи нужно было сдать завтра — двадцатого июня, точно в двенадцать часов дня. Все же Рая решила попытаться сделать это вечером или завтра рано утром, когда все еще будут спать.

Прошло два часа. По примеру старшей сестры маленькая Женя тоже решила взяться за черчение. Она разложила на полу большой лист оберточной бумаги и рассадила вокруг него своих кукол, плюшевых мишек, зайцев, кур и петрушек, а сама взяла красный карандаш и начала торжественно выводить большие круги.

— Посмотрите, как я черчу! — обратилась Женя к своим куклам и зверям, наблюдавшим за ее работой. — Посмотрите, я тоже делаю машину, я тоже изобретательница!

«Ну, наконец-то! — облегченно вздохнула Рая, глядя на законченный большой чертеж своей машины, той самой машины для боронования, которой было отдано столько сил и времени. — Готово! — счастливо потянулась она. — Теперь можно и погулять, а прежде всего выкупаться. Завтра ровно в двенадцать чертежи будут уже в институте. Пусть там увидят, на что она способна. Пусть знают! Пусть, пусть!..» запрыгала Рая по комнате.

— Ну, Женя, пошли на реку? — обратилась она к сестре, закончив свой победный танец и положив чертежи в портфель.

— Не мешай мне, пожалуйста! Я делаю машину, и мне некогда с тобой разговаривать, — ответила серьезно Женя, вошедшая в свою роль изобретательницы.

— Хорошо, хорошо! — рассмеялась Рая. — Оставайся здесь. Шура и Лена там, во дворе, — добавила она, выглянув в окно и увидев сестер, разговаривавших с Валей.

Во дворе беседа шла о Дворце пионеров, который неотразимо влек к себе каждого из ребят в возрасте от пяти до семнадцати лет.

— Там и юные натуралисты есть, — мечтательно говорила Лена. — У них там, говорят, целый зверинец. Я бы пошла туда с нашим Эдуардом. Он уж большой, ему уже лет десять, он умеет себя вести и ничего не боится.

Лена по-своему определяла возраст животных, не так, как все — со дня их рождения. Она устанавливала возраст животных применительно к человеческому. Таким образом, поросенок Эдуард отвечал по своему возрасту десятилетнему мальчику. Гусю Тюльпану было уже тридцать лет, а ящерице Майе, которую он съел, — все сорок, хотя ящерица появилась на свет по крайней мере на год позже гуся.

Все уже привыкли к этому, и никто не был удивлен десятилетним поросенком. Разговор продолжался.

— А я бы училась там музыке. Ведь рояля у нас пока еще нет, — вздохнула Шура. — Там много музыкальных студий.

— А на заседания клуба юных исследователей Арктики, говорят, привозят живого тюленя. Такой молоденький — лет пятнадцати — и очень симпатичный! Он совсем ручной, я видела его в зоопарке, — добавила Лена.

— Это, конечно, все так. Но у нас в Ленинграде еще лучше… — начал было Валя.

— Ура! Кончила чертежи! — прервала Валю счастливая Рая, спешившая поделиться своей радостью с сестрами. — Кончила все, осталось только кое-что доделать в передаточном механизме. Завтра в одиннадцать еду в институт. А теперь пошли купаться, товарищи!

— Нет, я не пойду, мне надо кормить голубей, — отозвалась Лена.

— А ты, Шура?

— Я пойду. А где Женя?

— Дома. Машину изобретает. Лена за ней присмотрит. Пошли!

— А разве ты с нами не пойдешь? — обратилась к Вале Шура.

— Не могу, я очень занят, — ответил тот и направился к дому.

Занятые своей беседой, ребята не заметили высокого хорошо одетого молодого человека с портфелем. Он подошел к даче, посмотрел на ее номер и исчез в дверях.

Сестры, помчавшиеся наперегонки к речке, так и не видели пришедшего, а Валя прошмыгнул мимо него, когда тот звонил в квартиру профессора.

— Чем могу быть полезным? — спросил профессор, открывая гостю дверь.

— Я из редакции центральной газеты. Мне нужна изобретательница Горская, — пояснил журналист.

— Этажом выше! — сердито бросил профессор и захлопнул дверь. Однако тут же открыл ее снова.

— Послушайте, молодой человек! — обратился он к гостю, поднимавшемуся по лестнице. — Я попрошу вас после зайти ко мне. Мне надо будет кое-что вам сообщить, — сказал он таинственно и, когда журналист снова подошел к двери, добавил еще что-то, на что тот утвердительно кивнул головой. — А потом я сам отвезу вас на автомобиле в город. Согласны? — спросил профессор в заключение.

— Обязательно! — ответил журналист, шагая через три ступеньки сразу.

Через несколько секунд высокий молодой человек появился у Горских, где Женя, окруженная своими куклами, все еще возилась над бумагой.

— К вам можно? — спросил журналист, переступая порог. — Я хотел бы видеть изобретательницу Горскую, — сказал он, с любопытством рассматривая маленькую девочку рисовавшую что-то на большом листе бумаги.

— Прошу вас! — солидно ответила Женя, поднимаясь с пола. — Я Горская. Здравствуйте! — протянула она руку посетителю и спросила тоном вежливой хозяйки: — Как поживаете?

Гость с явным недоумением смотрел на гостеприимную Женю и, повидимому, никак не мог сообразить, в чем дело. Как это так? Такая маленькая девочка и вдруг изобретательница? Карлица она, что ли? Это было действительно достойно удивления.

— Ничего, благодарю вас, немного замялся журналист, пожимая руку Жене. — Я по поводу изобретения. Кто у вас здесь делает машину?

— Я делаю машину. Я изобретательница. А больше никого нет дома. Присаживайтесь, пожалуйста, — ответила Женя так же солидно.

— Ты делаешь? Да неужели? — рассмеялся журналист, наконец поняв, в чем дело. — Замечательно!

Тут он увидел на столе то, что его интересовало, — портфель с чертежами Раи.

— А это что? — спросил он и направился к столу. По дороге он нечаянно наступил на рисунок Жени, лежавший на полу. Бумага попала ему под ноги, и он отбросил ее в сторону.

— Не смей трогать моих чертежей! — вскипела Женя, совсем забыв о своем тоне гостеприимной хозяйки.

— Виноват, виноват! — остановился журналист и, осторожно положив бумагу на место, подхватил Женю на руки и подбросил ее вверх.

Двадцать столетий назад в захваченном римлянами греческом городе Сиракузах великий механик и геометр древности Архимед сказал эти слова воину, пришедшему, чтобы его убить. А теперь эту фразу снова произносила маленькая девочка здесь, в поселке Зеленая Речка. История повторялась.

— Ах ты, Архимед мой маленький! — от души хохотал гость, продолжая держать на руках брыкающуюся Женю.

Но Женя ничего не знала о словах знаменитого грека, так же как и о самом его существовании. Имя же его, как ей казалось, звучало явно оскорбительно.

— Сам ты Архимед! — замахнулась она рукой на гостя. — Теперь я знаю, кто ты такой, — ты Архимед! — убежденно повторяла она, увлеченная своей выдумкой.

Потом, сменив гнев на милость, она снова приняла тон гостеприимной хозяйки и пригласила журналиста полюбоваться ее рисунками.

— Смотри, Архимед, — вот колесо, а вот борона! — показывала она свою работу гостю, присевшему на пол рядом с ней.

Новый знакомый понравился Жене. Гость относился к ней с подобающей почтительностью, угощал ее конфетами и оказался, как это тут же выяснилось, очень приятным человеком. Он пожал руки и лапы всем куклам зверям, с которыми его познакомила Женя, и разговаривал с девочкой, как старший приятель.

Женя рассказывала ему о себе, сестрах, матери и о машине Раи, рассказала о Вале и о его деде-профессоре и затем пригласила гостя на балкон, чтобы показать ему джаз-ксилофон сестер Горских, состоявший, как известно, из бутылок и жестянок, подвешенных на веревках для белья.

— Смотри, Архимед, это рояль нашей Шуры, — хвастала Женя. — Это ей Рая сделала. Пока нет настоящего рояля, Шура учится на нем музыке!

Удивительный рояль очень понравился гостю. Журналист сразу подобрал «Чижика-пыжика», а потом совсем разошелся, сбросил пиджак, положил его в сторону вместе с портфелем и начал увлеченно играть вдвоем с Женей, как видно, совсем забыв, зачем пришел.

Женя была счастлива. Ни с кем из посторонних ей не приходилось так приятно проводить время, и никто не шутил так весело и не обращался с ней с такой предупредительностью, как этот Архимед.

Она искренне огорчилась, когда вспотевший Архимед, взглянув на часы, схватился сначала за голову, а потом за пиджак и портфель и убежал, едва успев пожать руку хозяйке на прощанье.

— Так ты приходи еще, Архимед! Не забывай нас! — крикнула она вслед журналисту, сбегавшему вниз по лестнице.

— Хорошо, приду обязательно! — откликнулся гость, нажимая кнопку звонка в квартиру профессора.

— А у нас Архимед был! — радостно сообщила Женя вернувшейся Лене. — Мы с ним на бутылках играли. Он очень славный.

Лена, которая тоже не могла похвастать близким знакомством с гениальным греком, не придала значения словам сестры, решив, что та просто перепутала имя кого-нибудь из знакомых мальчиков.

 

9. Катастрофа

— А у нас Архимед был! — встретила довольная Женя сестер, вернувшихся с реки. — Мы с ним на бутылках играли.

Шура и Рая не обратили внимания на ее слова, так как были заняты начатым по дороге разговором.

— Ты посмотри сама! Сейчас я тебе покажу. Что же, я даром сидела над ними целых двенадцать дней? Настоящая инженерская работа — честное слово! — хвасталась Рая. — Вот они на столе в моем портфеле — смотри… Ой, что это?

На столе, за которым работала Рая, никаких признаков портфеля не было. Все было так же, как оставила Рая: и тушь, и бумага, и черновики, а портфеля не было.

— Где же мои чертежи? — спросила озадаченная Рая, заглядывая под стол.

— А у нас Архимед был! — никак не могла забыть Женя приятного гостя, обошедшегося с ней так любезно.

— Да отстань ты со своим Архимедом! — обозлилась Рая, которой сейчас было не до древних греков, пусть даже самых гениальных. — Говори, где мои чертежи? — схватила она Женю за плечи. — Куда ты их дела?

— Не знаю. Я их не видела. Архимед добрее тебя, — обиженно ответила Женя.

— Лена, ты не брала моих чертежей? — спросила Рая, волнуясь все больше и больше.

— Даже не видела, — отозвалась Лена с балкона.

— Да где же они? Куда они девались? — упавшим голосом сказала Рая.

Начались лихорадочные поиски портфеля. Сестры лазили под столы, открывали и сдвигали с места шкафы, шарили во всех ящиках, перерыли все, что было в кухне и на балконе, сделали форменный обыск во всей квартире. Портфеля с чертежами нигде не было.

— Говори, кто у нас был? — с отчаянием напустилась Рая на сестру.

— Архимед. Такой высокий. Мы с ним на бутылках играли «Чижика-пыжика». Он к нам еще придет. Он хороший.

Больше от Жени нельзя было ничего добиться. На все вопросы сестер она монотонно отвечала одними и теми же словами: «Архимед, такой высокий», либо твердила: «Не знаю, не видела».

Единственно, что удалось выведать от нее Шуре, — это то, что у гостя был красный галстук и белые туфли и что, кроме него, заходил и спрашивал Раю Эдуард Кондитер, который плюнул на своего четвероногого тёзку, спасавшегося в комнате от жары.

Кто же мог похитить чертежи?

Поросенка Эдуарда сестры легко обнаружили по аппетитному чавканью. Он лежал во дворе и спокойно жевал один из черновиков, покрытый чем-то сладким.

Рая, у которой зародилось страшное подозрение, что поросенок съел портфель с чертежами, бросилась бить Эдуарда. Лена стала на защиту поросенка, и сестры впервые в жизни поссорились.

— Это твой проклятый Эдуард! — кричала охрипшая Рая.

— Нет, это твой проклятый Эдуард! — кричала в ответ Лена. — Он приходил сюда!

Потом сестры помчались домой и опять набросились на несчастную Женю. Однако та, уже окончательно измученная непрерывным допросом, смогла только добавить, что Архимед угощал ее конфетами.

Положение еще больше осложнилось, когда выяснилось, что вместе с чертежами исчезла и готовальня. Теперь уже никто ничего не понимал, и у сестер, тщетно доискивавшихся правды, начали заплетаться языки от усталости.

А чертежей и готовальни попрежнему нигде не было.

Рая и Лена побежали бить Эдуарда Кондитера. Они решили разыскать его во что бы то ни стало и лупить его до тех пор, пока он не скажет всей правды. Однако и из этого ничего не вышло. Оказалось, что его нет дома. Он уехал с отцом в город и должен был вернуться только вечером. Мишка Гольфштрем видел его, когда тот шел от Горских, и сказал, что он возвращался с пустыми руками.

Тогда сестры все вместе бросились на розыски высокого человека с красным галстуком и в белых туфлях. Девочки обежали все окрестности, но следов таинственного гостя нигде не нашли.

Рая пришла к выводу, что похититель, очевидно, приехал из города, и бросилась на железнодорожную станцию. Однако напрасно она оглядывала дачников, дожидавшихся очередного поезда, — среди них не было ни одного высокого с красным галстуком и в белых туфлях.

Рая сообразила, что вор мог незаметно войти в вагон с другой стороны или же отправиться пешком на соседнюю станцию и сесть на поезд там. Тогда девочка тоже поехала с этим поездом в город и всю дорогу до города ходила из вагона в вагон, разглядывая пассажиров и расспрашивая, не видел ли кто человека с нужными ей приметами.

Все было напрасно — похититель как в воду канул!

Рая вышла вместе с толпой пассажиров из поезда и пошла бродить по раскаленным солнцем улицам и, сама не зная, на что надеясь, тщетно искала человека со своим портфелем.

Это было ни к чему. Однако примириться с мыслью о том, что чертежи погибли, она не могла. Возвращаться домой с пустыми руками было выше ее сил. Ведь это значило, что снова все погибло: машина, ее мечты, дружба с матерью и Александром Ивановичем, надежд которого она не оправдала. Оставалась только переэкзаменовка по геометрии…

* * *

Рая вернулась домой под вечер и, отказавшись от ожидавшего ее обеда, бессильно упала на постель. Еще несколько часов назад она была так счастлива, а теперь ее жизнь была испорчена навсегда.

Она заявила сестрам, что все равно не переживет своего горя, и просила не приставать с расспросами и советами, а дать ей умереть спокойно. Она хотела уснуть и не проснуться уже никогда. Однако сон бежал от нее.

Александра Михайловна вернулась, когда уже смеркалось. Рая не присоединилась к сестрам, выбежавшим навстречу матери. Изобретательнице было жаль себя до слез. И она терпеливо лежала, дожидаясь смерти, которая почему-то не приходила.

Пообедав, Александра Михайловна взялась за распределение подарков, привезенных дочерям из Москвы. Прежде всего каждая из девочек получила по паре новых красивых туфель, которые сестры тут же начали примерять. Потом началась раздача вещей, привезенных для каждой в отдельности.

— Вот, держи, — торжественно передала мать пакет с вязаным шерстяным костюмом Шуре.

— Ура! Синий с красным — как раз такой, как я хотела! — захлопала в ладоши счастливая Шура.

— А вот тебе, Лена, «Жизнь животных» Брэма. Смотри, какое издание, специально для тебя нашла у букинистов. А это для Раи. Рая, где ты?

Несмотря на ожидание близкой смерти, Рая не выдержала и откликнулась на призыв матери.

— Вот тебе готовальня. Смотри — настоящая, конструкторская! — протянула свой подарок Александра Михайловна подошедшей к столу дочери.

— Спасибо, мама, но она уже мне не понадобится, — хрипло ответила Рая.

— Почему же? — удивилась мать и, посмотрев на дочь, ужаснулась. — Что с тобой, Рая? Что случилось? Посмотри, на кого ты похожа! — Тут Александра Михайловна взяла Раю за руки и притянула к себе. — Ну, скажи мне, в чем дело? Ты больна?

Волна жалости к себе захлестнула Раю, и она залилась слезами.

Недавняя докладчица в научно-исследовательском институте горько плакала, и мать едва могла разобрать ее хриплые и отрывистые слова:

— Пропала моя машина… Архимед украл чертежи… Все погибло…

Как Александра Михайловна ни сочувствовала дочери, таких нелепостей она слушать не могла.

— Ты совсем с ума сошла из-за этой машины! Какой Архимед?

— Да, Архимед. Он приходил к нам сегодня утром, — поспешила на помощь плачущей сестре Лена.

— В белых туфлях и с красным галстуком, — поддержала сестер Шура.

— Я не понимаю, что здесь происходит! При чем здесь Архимед? Вы что, на солнце перегрелись, что ли? — возмутилась Александра Михайловна. — Что за бред? Архимед умер две тысячи лет назад!

— Он не умер! Он живой. Такой высокий, угощал меня конфетами. Мы с ним на бутылках играли! — высказала свой горячий протест Женя. — А готовальню съел Эдуард. Архимед ее не ел — он все время со мной разговаривал.

— И ты туда же! Да вы что, белены объелись, или же надо мной смеетесь, что ли? — вскипела было мать, но, посмотрев на огорченные лица дочерей, увидела, что они сами ничего не понимают, и сдержалась. Вопрос об ожившем чудесным образом великом ученом древней Греции она решила пока отложить.

— Ну, ничего, доченька, ничего! Успокойся, все обойдется, — погладила она Раю по голове.

От ласкового прикосновения матери Рая опять громко заплакала, уже не стараясь сдержаться.

— Я из-за этой машины получила переэкзаменовку… Я так надеялась…

— Да, право же, не стоит так огорчаться, Раечка! Я тебя прекрасно понимаю. Ложись спать — утро вечера мудренее.

Мать сама раздела и, совсем как маленькую, уложила спать горько плачущую изобретательницу.

 

10. Двенадцать часов дня двадцатого июля

Проснувшись утром, Рая не хотела даже открывать глаз. Ей уже некуда было спешить: чертежи исчезли, нести в институт к двенадцати часам было нечего…

Но нет, все-таки не все еще в жизни было потеряно, как казалось ей вчера. Мать привезла ей красивые туфли. Рая подумала о ней с нежностью, вспомнив, как Александра Михайловна вчера ее утешала. Да и сестер, которые сейчас собирались на речку, тоже упрекнуть было не в чем. И на речке сейчас, наверное, совсем не плохо: прохладная вода, теплый песок, ласковое утреннее солнце, под которым так приятно загорать. А на дворе приветливо хрюкает веселый Эдуард и воркуют голуби Лены…

Но машина… Рая не могла вспомнить о ней без боли. Сколько труда и надежд погибло впустую! Теперь с машиной покончено навсегда. Рая уже никогда не покажется на глаза ни Александру Ивановичу, ни инженерам из института. Теперь она будет самой обыкновенной девочкой: не изобретательницей, а просто ученицей седьмого класса, в который перейдет, если сдаст переэкзаменовку.

Придя к этому выводу, Рая решила приняться как следует за геометрию, чтобы сделаться по ней первой в классе. А пока что она пошла с сестрами купаться на речку.

Вернувшись, Рая бросила хмурый взгляд на стол, где еще вчера лежали чертежи, и взялась за книгу. Все отвлекало ее внимание: и хрюканье Эдуарда, с которым бегала во дворе Лена, и звуки рояля, на котором, воспользовавшись отсутствием старших, снова играли вдвоем Шура и Валя, и джаз-ксилофон на балконе, где маленькая Женя пыталась аккомпанировать пианистам на бутылках.

Часы показывали двадцать минут двенадцатого.

Если бы все было благополучно, Рая должна была бы уже подъезжать к городу, держа в руках… Да нет, лучше не вспоминать об этом!..

— Рая, ты вчера это искала?

Рая подняла глаза. Возле нее стояла Женя с ее портфелем в руках.

— Мои чертежи! — бросилась к ней Рая и, не веря своим глазам, выхватила портфель у Жени.

Да, это действительно были ее чертежи, все на месте, как она их положила.

— Где ты его взяла? — спросила она, ощупывая портфель дрожащими от радости руками.

— На балконе лежал. А ты говорила, что Архимед украл. Он хороший.

Но Рая уже не слушала ответа Жени. Она смотрела на часы. Было одиннадцать часов двадцать две минуты. До срока оставалось тридцать восемь минут.

В одиннадцать двадцать восемь идет ближайший поезд. Если она успеет добежать до станции за шесть минут, то сдаст чертежи своевременно. Институт находится возле самого вокзала, а этот поезд идет до города ровно полчаса.

Нельзя было терять ни секунды. Раздумывать о том, где были чертежи и как они нашлись, сейчас не приходилось. Рая стрем глав выскочила во двор и что было духу помчалась к станции, прижимая к груди портфель.

Подбегая к станции, она услышала гудок и увидела поезд, который вышел из леса и уже приближался к платформе. Отчаяние придало ей новые силы, и она помчалась еще быстрее, делая по крайней мере пятнадцать километров в час.

Но и пятнадцати километров оказалось недостаточно. Когда Рая выскочила на платформу, она увидела последний вагон, удалявшийся со скоростью вдвое большей.

Она опоздала. Снова все пропало! Обещание, данное Александру Ивановичу и профессору, она выполнить уже не сможет.

«Что же делать?» думала она, мрачно глядя вслед поезду. Следующий поезд будет только через сорок пять минут. Она опоздает на целый час, и профессор с радостью воспользуется случаем, чтобы оскандалить ее перед Александром Ивановичем, и, конечно, не преминет сказать, что она просто хвастунья и нахальная девочка, не выполняющая своих обещаний.

Нет, Рая не могла этого допустить. Не в ее привычках было сдаваться так легко. Она напряженно искала выхода.

Наконец она вспомнила: через пятнадцать минут должен пройти пассажирский поезд, который останавливается только на соседней станции, в двух километрах отсюда. Если она успеет за это время туда добежать, то опоздает в институт всего на десять минут. Это уже не будет иметь значения. За десять минут опоздания вряд ли кто-нибудь решится ее упрекнуть. В конце концов всегда можно сослаться на расхождение в часах.

И Рая снова побежала, на этот раз рядом с железнодорожной линией, по направлению к городу. Она даже не очень спешила: времени у нее было достаточно, и она берегла силы.

Но бежать рядом с линией было неудобно: мешал песок и мелкие камешки. Рая перешла на шоссе, которое проходило тут же, параллельно железной дороге, и уже радовалась своей победе, как вдруг с ужасом вспомнила, что ее сезонный билет на пассажирский поезд недействителен, а денег с собой она не взяла.

Штраф за проезд зайцем был, конечно, не очень страшен, но он задержал бы ее по крайней мере на целый час, так как у нее не было денег и дело закончилось бы составлением протокола.

«Ну что же делать? — с ужасом подумала Рая, растерянно остановившись среди дороги. — Как ни вертись, все равно придется опоздать на целый час. Итти пешком до города? На это уйдет целых два часа, если не больше…»

* * *

Ничего не знавшие о приключениях Раи, Валя и Шура продолжали играть на рояле. Им никто не мешал, так как профессор с женой еще утром уехали в город и сказали, что вернутся только к обеду.

Валя гордился ролью учителя и с удовольствием разучивал с Шурой песни Шуберта.

Музыканты были так увлечены, что забыли обо всем, и только настойчивый телефонный звонок вернул их к действительности. Когда время подошло к двенадцати, телефон начал звонить все чаще и чаще, то и дело отрывая их от рояля.

Это звонил профессор, которому нужно было срочно спросить о чем-то Валю.

— Слушаю, — взяла первой трубку Шура.

— Кто это? Откуда говорят? — спросил профессор, услышав незнакомый голос.

— Это, это… — смешалась Шура, узнав, что говорит с грозным профессором. — Это детские ясли! — не нашла она ничего более подходящего и испуганно бросила трубку.

Профессор позвонил снова. На этот раз неторопливо подошел к телефону Валя.

— Валя? А кто это у тебя играет? — спросил профессор, услышав в трубке звуки рояля.

— А вы куда звоните? Это музыкальная школа, — ответил Валя, не желая выдавать Шуру.

— Тьфу, чорт! То ясли, то музыкальная школа! Проклятая станция! — выругался профессор и снова начал звонить на свою дачную квартиру.

Но оттуда не отвечали. Телефон молчал. Часы показывали без пяти минут двенадцать.

— Ты звонил сюда, дедушка? — спросил немного погодя Валя по этому же телефону. — Я выходил из комнаты.

— Слушай, Валя… — начал профессор и остановился, увидев Раю, входящую в его кабинет с портфелем в руках. — Нет, ничего. Я просто хотел спросить, что ты делаешь. Будь здоров!

Часы били двенадцать.

 

11. Автомобильные гонки

Теперь Рая впервые по-настоящему отдыхала от всех своих забот. К ней вернулась ее всегдашняя живость и веселость. Она делила свои дни между лесом, речкой и развлекалась вместе с другими юными обитателями поселка Зеленая Речка.

Успешно продвигалась дрессировка уже сильно подросшего поросенка Эдуарда и устраивались состязания голубей, экскурсии на городище, где Эдуард Кондитер искал клад.

Продолжались стрелковые соревнования в Шервудском лесу, который с успехом заменяла ближайшая роща, причем Робин Гудов было столько, сколько мальчиков и девочек школьного возраста в Зеленой Речке. Все они ожесточенно боролись между собой за первенство. В этой борьбе они не ограничивались луком и стрелами и частенько прибегали к кулакам.

У обитателей Зеленой Речки появились новые враги: ребята из соседнего поселка, которые нагло заявляли, что оборвут все сады Зеленой Речки, пусть только поспеют яблоки и груши. И вот юные Робин Гуды вместе с юными Чапаевыми и Щорсами готовили им достойный отпор.

Рая принимала во всех этих предприятиях горячее участие. Время от времени она занималась геометрией.

С машиной для боронования дело, наперекор всему, обошлось прекрасно. Рая доставила чертежи точно в срок и через несколько дней узнала, что они оказались хорошими и уже переданы на завод, где будет строиться машина. Все ее страхи оказались напрасными. Профессору, очевидно, придраться было не к чему. Рая торжествовала и рассказывала товарищам, как получилось, что она доставила чертежи во-время.

А произошло это очень просто. Когда обессиленная неудачами Рая остановилась среди дороги, не зная, что делать дальше, она вдруг услышала автомобильный гудок и, обернувшись, увидела грузовую машину, которая мчалась прямо на нее.

«Будь что будет, а с дороги я не сойду. Нужно его остановить во что бы то ни стало!» решила Рая и запрыгала, дико размахивая руками и всеми силами стараясь обратить на себя внимание шофера.

Ее усилия не пропали даром. Шофер затормозил и остановил машину в нескольких шагах от девочки. Это был тот самый шофер, который перевозил Горских на дачу. Он сразу узнал Раю.

— Что случилось? Опять гусь улетел? — спросил он.

— Нет, нет, совсем не гусь, — торопливо ответила Рая. — Вы едете в город? Подвезите меня туда. У меня очень важное дело. Очень прошу вас. Я не могу терять ни минуты.

К счастью, шофер не был злопамятным и не заставил себя долго упрашивать. Через несколько секунд Рая уже сидела на мешках с молодым картофелем и победоносно мчалась в город.

К институту она подъехала за две минуты до двенадцати и ровно в двенадцать была уже в кабинете у профессора.

* * *

Вале теперь тоже жилось лучше. Он отдыхал от уроков плаванья и шоферского дела. Профессора на даче не было. Он куда-то уехал на несколько дней. Перед отъездом дед велел Вале вымыть к его возвращению автомобиль, но не так, как Валя делал это обычно, а так, как в тот день, когда к ним приходили за старыми банками и бутылками.

Валя все время откладывал это неприятное дело и принялся мыть, автомобиль только накануне приезда профессора. Теперь Валя уже не стыдился сестер Горских. Он знал, что Рая завидует ему, видя, как он ухаживает за машиной, а остальные сестры еще больше уважают его за это.

Дружеские отношения с сестрами, особенно с Шурой, крепли. Теперь Валю признали даже маленькая Женя, которой люди нравились или не нравились всерьез и надолго. Этого Вале удалось добиться благодаря совету Шуры: он несколько раз гладил поросенка Эдуарда и угощал его сахаром в присутствии Жени.

Валя хвастался автомобилем деда перед девочками и старался показать себя автомобилистом и знатоком машин. Он всячески щеголял на этот раз своим уменьем обращаться с машиной и прямо из кожи лез, видя, что это уже не производит на девочек прежнего впечатления.

Но Валя все же решил добиться своего и заявил:

— Вы знаете, деда и бабушки сейчас нет. Я бы, конечно, мог покатать вас всех на машине. Но, к сожалению, у этого автомобиля слабоваты тормоза, и я боюсь, что это будет опасно. Не за себя, конечно, боюсь, а за вас, — поспешил он оправдаться и хотел было даже добавить: «У нас в Ленинграде мне и не на таких машинах приходилось ездить», но во-время спохватился, подумав, что, возможно, это потребуется доказать делом.

Валя ожидал, что девочки поблагодарят его за любезность и, конечно, не воспользуются предложением, сделанным в такой неопределенной форме. Но они ничуть не испугались опасности.

— О, это будет чудесно! — пылко откликнулась Рая. — Ничего, управление в этой системе совсем простое, и дороги здесь безопасные, бояться совершенно нечего. Это не Крым и не Кавказ. Тормозить буду я. Это будет замечательная прогулка. Поехали, мы согласны!

— Конечно, согласны. Какая там опасность! Рая тоже научилась управлять машиной на технической станции. Едем! — к ужасу Вали, поддержала сестру и Шура.

— Мы согласны, едем! И Эдуард тоже поедет с нами, — присоединилась к сестрам Лена.

— Согласны, согласны! Я поеду вместе с Эдуардом! — вынесла свое решение маленькая Женя.

— Эдуарда нет дома, он ищет клад на городище, — ухватился за последнюю соломинку Валя.

— Нет, нет, мы не того Эдуарда имеем в виду, — пояснила Лена. — Мы возьмем с собой нашего. Вот он, — указала она на поросенка, который с любопытством посматривал на ребят.

Правду говорят: слово не воробей: вылетит — не поймаешь! Бедному Вале пришлось нести последствия своей неосторожности.

— Ну что ж! Если так — поехали! — сказал он с приглушенным вздохом.

Вся компания торжественно расселась в машине, а поросенок Эдуард примостился у ног ребят. Рая с Валей сели впереди, чтобы объединенными усилиями выполнять обязанности шофера, и автомобиль двинулся в путь.

— Я предлагаю поехать на завод, поемом треть, как делают мою машину, — обратилась к своим спутникам Рая.

На этом и порешили. Машина направилась к городу.

Что это было за путешествие! Сколько канав, ям и поворотов пришлось миновать автомобилю, из скольких луж пришлось выбираться, между сколькими деревьями путаться! Можно ручаться, что автомобилистам, переезжавшим пустыню Сахару или пески Кара-Кумов, не пришлось преодолеть и половины таких препятствий. Просто удивительно было, как машина смогла выдержать всю эту встряску, все толчки и удары. Но это была хорошая советская машина, которая, несмотря на все эти препятствия, доставила наконец наших путешественников к заводу, куда она прибыла даже без заметных повреждений.

К самому заводу решено было не подъезжать, чтобы кто-нибудь не заметил машины профессора и не мог бы потом спросить ее хозяина об этом удивительном рейсе, в котором участвовали четыре девочки, один мальчик и один поросенок. Поэтому машина остановилась возле скверика на углу соседней улицы. Рая с Леной и Женей пошли к заводу, а Валя и Шура с поросенком остались ждать в машине.

На заводе путешественниц встретили с надлежащим почтением, дали им пропуска и даже человека, который должен был провести их в цех, где строилась машина. Но все испортил привратник, решительно отказавшийся открыть им двери, несмотря на пропуск.

— Со свиньями не пускаем, — заявил он категорически. — Здесь завод, а не свинарник.

— С какими это свиньями? — оглянулись удивленные девочки и увидели упрямого Эдуарда, который незаметно увязался за ними и стоял с поднятым хвостом, важно ожидая своей очереди пройти на завод.

Никакие просьбы не помогли, и сестрам пришлось оставить Эдуарда в проходной вместе с Женей, вызвавшейся его посторожить.

В цехе, где строилась машина, было тихо, хотя там было полно станков и людей. Здесь царил порядок, и каждый быстро и проворно делал свое дело.

Машин больших и сложных было так много и таких разнообразных, что у Раи разбежались глаза и она при всем желании не смогла сразу найти своей машины для боронования.

Здесь, в цехе, сестры познакомились с бригадиром, руководившим постройкой машины Раи. Он приветливо пожал девочкам руки и показал им большую железную раму, на которой рабочие устанавливали колеса. У Раи замерло сердце от радости, когда она увидела, как одевается в металл ее мечта.

Что может быть приятнее сознания своей победы?

Вот она, Рая Горская, думала, размышляла, чертила и рассчитывала, а теперь эти взрослые люди осуществляют ее замысел. А еще кто-то другой будет работать на этой машине в поле, получать лучшие урожаи, и в этих урожаях будет доля ее, Раиной, работы.

— Простите, а как там мои чертежи? Все в порядке? — встрепенулась Рая, вспомнив все, что ей пришлось из-за них пережить.

— В порядке, в порядке! — успокоил ее бригадир. — Чертежи хорошие, машина выйдет знатная.

«Неужели мне действительно удалось сделать хорошую машину?» недоверчиво усмехнулась Рая и хотела было еще что-то сказать, но умолкла, почувствовав осторожное испуганное прикосновение локтя Лены, очевидно предупреждавшей сестру о какой-то опасности.

Рая обернулась и замерла: рядом с сестрами стоял все тот же упрямец Эдуард, который, очевидно, прорвался через проходную и, увидев, как сестры входили в цех, побежал вслед за ними.

— Держи его, негодяя! — возмущенно крикнула Рая и, оставив бригадира, бросилась в погоню за Эдуардом.

Здесь началось что-то страшное! Рая и Лена бешено скакали между станками, гоняясь за Эдуардом. Некоторые из рабочих бросились помогать сестрам, другие, не отрываясь от работы, ободряюще кричали: «Держи его, держи!», третьи возмущенно шикали и требовали от соседей, чтобы те не мешали им работать.

В конце концов Эдуард выскочил во двор и, не зная, куда спастись от преследователей, без памяти ворвался в открытые двери одного из зданий, стоявших во дворе.

Это была заводская столовая. Эдуард, подобно артиллерийскому снаряду, пронесся по коридору, рассеивая встречных, которые шарахались от него во все стороны, и наконец попал в зал, переполненный обедающими.

Удачно лавируя между столами и стульями и едва не сбив с ног официантку с тарелками, Эдуард промчался через зал и вбежал в соседнюю небольшую комнату, где стоял всего один стол, за которым сидело несколько служащих столовой. Они уже кончали обедать.

Эдуард, которому во что бы то ни стало нужно было спастись от своих преследователей, с разгону нырнул под стол, где и скрылся под спущенной до пола скатертью.

Что было дальше, точно неизвестно, но громкое свиное хрюканье прервало дружескую беседу обедающих, и они вдруг с ужасом увидели, что скатерть неожиданно рванулась и затряслась, как в лихорадке.

Что это? Никто не успел ничего понять, как вдруг стакан с горячим чаем упал со стола и вылился на колени одному, а тарелка с недоеденным борщом оказалась на голове у другого, наклонившегося, чтобы выяснить причину странного поведения скатерти.

Потом началось нечто уже совсем невообразимое.

Один из обедавших с криком подскочил и стал стряхивать кипяток с брюк, от которых облаком поднимался пар; другой пытался вытащить из-за покрасневшего от борща воротничка прилипшие к шее куски горячей капусты; остальные, как по команде, отодвинули свои стулья, чтобы посмотреть, что, собственно, здесь произошло.

В этот самый момент скатерть вздрогнула в последний раз и быстро побежала со стола, сбрасывая на пол и на колени присутствующих стаканы, бутылки, кувшины, блюда и тарелки с недоеденными кушаньями, смешивая все это в невероятный винегрет, разлетавшийся, сыпавшийся и лившийся во все стороны.

Через секунду на голом деревянном столе осталась только лужа красного киселя, и ошарашенные собеседники увидели, как ожившая скатерть воплотилась у них на глазах в какое-то непонятное и страшное существо и помчалась к дверям, где и исчезла с диким визгом.

Эдуард выскочил в коридор, где его в гневе и страхе поджидали сестры.

Девочки были настолько удивлены видом своего Эдуарда, задрапированного в мокрую, покрытую разноцветными пятнами и полосами мантию, что растерялись и не успели его схватить.

Ошалевший от испуга Эдуард завернул за угол и помчался к выходу вместе со скатертью, которая зацепилась у него на шее и парусом раздувалась по ветру.

Никто не осмеливался преградить дорогу этому страшному чудовищу с парашютом, и Эдуард пронесся прямо к выходу, не встречая препятствий на своем пути.

Только на дворе он наконец запутался в своей пестрой мантии и был пойман подоспевшими сестрами.

Они схватили его на руки и, бросив скатерть, во весь дух побежали к проходной, где их дожидалась маленькая Женя.

С завода девочки бежали не только с Эдуардом, но и с Женей на руках, думая лишь о том, чтобы как можно скорее скрыться от последствий учиненного ими разгрома.

— Скорее, скорее! — заторопили они Валю, усевшись в машину. — Эдуард там натворил такое, что сказать страшно! Возможно, что за нами гонятся.

Спасаясь от предполагаемой погони, машина быстро покатила по улице и свернула в первый переулок, чтобы выехать на шоссе обходным путем.

Но было уже поздно. Их заметили. Какой-то человек выскочил из трамвая и, размахивая руками, закричал им вслед:

— Остановитесь! Остановитесь!

Это был профессор, который приехал на день раньше, чем предполагал, и прямо с вокзала направился на завод в свою лабораторию. Он увидел ребят, ехавших на его автомобиле, и, зная, какой Валя шофер, решил немедленно их остановить.

Однако машина еще раз завернула за угол и тут же исчезла. Кранцев поспешил к главному входу завода, возле которого иногда стояли такси, и, к своему счастью, сразу нашел свободную машину.

— В Зеленую Речку, и как можно скорее! — сказал он шоферу, и автомобиль помчался прямо по шоссе, наперерез беглецам.

Приблизительно через два километра от города преследователя увидели скрывшийся от них автомобиль, который пробирался через поле, шатаясь и делая зигзаги, как пьяный. Он выезжал на шоссе под объединенным управлением Раи и Вали, сидевших у руля.

— За нами гонятся. Скорее вперед! — крикнула не своим голосом Лена, державшая измазанного киселем Эдуарда.

Страх придал новые силы измученным борьбой с машиной шоферам, и автомобиль рванулся вперед, помчавшись со скоростью по крайней мере пятьдесят километров в час. Теперь машину вела Рая, взявшая на себя всю ответственность в эту решительную минуту.

— Скорее, скорее! — подгонял своего шофера профессор. — Они перевернутся или заедут в канаву. Их нужно нагнать во что бы то ни стало!

Шофер поддал ходу, и расстояние между беглецами и преследователями начало быстро уменьшаться. Профессор уже видел светлые волосы Шуры и Лены, сидевших сзади. Кто был шофером, профессор рассмотреть не мог. Рая низко нагнулась над черной баранкой руля, которую крепко держала обеими руками. Изобретательница знала, что от нее зависит спасение сестер, Вали и Эдуарда, и напрягала все свои силы, чтобы выйти победителем из этого трудного испытания.

Однако расстояние между машинами продолжало сокращаться, и шофер профессора уже собирался обогнать беглецов, чтобы тут же преградить им дорогу, как вдруг непредвиденный случай задержал преследователей.

Шоссе в этом месте подходило к переезду через железнодорожную линию, и едва беглецы успели проскочить через переезд, как шлагбаум опустился перед самым носом преследователей. Из леса вышел товарный поезд и застучал колесами на переезде.

Поезд, как на грех, был очень длинный. Он состоял больше чем из сотни вагонов и, вдобавок, медленно шел на подъеме. Через просветы между вагонами было видно, как все дальше удаляются беглецы. Горевшему от нетерпения профессору пришлось целых пятнадцать минут дожидаться, пока шлагбаум поднимется снова.

Но беглецов, конечно, давно и след простыл.

— Нужно задержать их, иначе они опрокинутся! Поезжайте через лес — здесь более короткая дорога! — взволнованно приказал шоферу профессор.

Но едва машина сошла с шоссе, как у нее лопнула камера. Запасной у шофера не оказалось, и профессор попал домой лишь через полтора часа.

Его автомобиль, чисто вымытый, сиявший лаком и никелем, стоял в сарае без всяких повреждений, даже без единой царапины. Никого из путешественников поблизости не было видно.

Придраться было не к чему и не к кому.

 

12. Эдуард и сколопендра

Одна из подруг Лены привезла ей в подарок из Крыма живую сколопендру. Отвратительное рыжее существо, похожее на огромного червяка, вызвало живейший интерес у сестер Горских и их многочисленных друзей. Ребята целыми часами наблюдали, как она барахталась и прыгала в своей банке и двигала десятками своих ножек и сильными челюстями, несущими страшный яд.

— Это смертоносная сколопендра! — радостно уведомляла зрителей Лена. — Этот вид живет в Южной Европе и так и называется «сколопендра морситанс», а «морс» обозначает по-латыни смерть. Ее укус очень опасен; случается, что от него даже умирают.

Сестры и друзья, не заглядывавшие специально на этот случай в энциклопедический словарь, были удивлены глубокими познаниями Лены и с интересом смотрели на десятисантиметровое чудовище, от укуса которого можно умереть.

Лена сначала думала было заспиртовать сколопендру и присоединить к своим коллекциям. Но Рая отговорила ее от этого и предложила устроить бой сколопендры с не менее ядовитым, чем она, пауком тарантулом.

Рае приходилось читать о поединках скорпиона и фаланги, во время которых побежденный скорпион кончает жизнь самоубийством. Она рассудила, что сколопендра и тарантул ничем не хуже скорпиона и фаланги и что хорошо бы устроить между ними поединок в банке. Она очень любила всяческие бои и особенно поединки.

— Это будет замечательное зрелище! — говорила она сестре. — Они будут биться не на жизнь, а на смерть. Тарантула я сама поймаю, а если хочешь, мы можем это сделать вдвоем. Это очень легко — нужно только найти его норку и опустить туда шарик воска на ниточке. Тарантул так обозлится, что сразу вопьется в него челюстями. Он вгрызется в воск так сильно, что уже не сможет от него освободиться. А мы его вытащим и так, на ниточке, принесем домой.

Лена, разумеется, охотно согласилась на это соблазнительное предложение, и сколопендра осталась жить в ожидании поединка с тарантулом.

Найти достойного противника для такого чудовища, как эта сколопендра, было не так легко. Охота на тарантулов проходила не слишком успешно. Сестрам всякий раз попадались только мелкие тарантулы, которых они даже не относили домой, а уничтожали тут же на месте. Пока что Лена кормила сколопендру различными мошками и, заботясь по обычаю юных натуралистов об удобстве своих животных, пересадила ее в банку из-под варенья, куда насыпала мокрого песку, кашей и палок. А чтобы сколопендре легче дышалось, верх банки завязала марлей, через которую свободно мог проходить воздух.

Чтобы поймать крупного тарантула, сестры вместе с Эдуардом Кондитером отправились на городище, где тот тщетно искал клад.

Шура и Женя не захотели из-за жары итти так далеко. Они пошли на реку с Александрой Михайловной. Искупавшись, они вернулись домой расслабленные и, завесив окна, улеглись отдыхать.

Александра Михайловна и Шура лежали и читали, а маленькая Женя, как всегда, расположилась со своими игрушками на полу.

Скрываясь от жары, прибрел в комнаты и поросенок Эдуард. Он воспользовался отсутствием Раи и Лены, которые были до сих пор сердиты на него за дебош, учиненный на заводе, и объявили ему бойкот.

Женя приветливо встретила парнокопытного посетителя, который, немного поиграв с ней, улегся на полу и вскоре уснул.

Через несколько минут заснули Александра Михайловна и Шура. В полутемной комнате было так тихо и прохладно, что глаза слипались сами собой.

Вдруг всех разбудил отчаянный крик Жени. Вскочившие мать и сестра увидели, что Женя старается стряхнуть с себя страшное рыжее чудовище, ползущее у нее по платью.

— Сколопендра! — закричали они в один голос и бросились к Жене.

Однако Эдуард их опередил. Он подскочил к девочке, схватил сколопендру зубами и, перекусив ее пополам, стал топтать копытами с отчаянным визгом, будто его резали.

Растоптав сколопендру, он жадно съел одну часть, а потом бросился вдогонку за хвостом чудовища, уползавшим на оставшихся ножках в другую сторону.

Доев сколопендру, Эдуард окончательно успокоился и с мирным хрюканьем подошел к побледневшей Александре Михайловне, которая держала на руках испуганную Женю, и Шуре, с дрожью рассматривавшей, нет ли следов укуса сколопендры на теле младшей сестры.

— Она тебя не укусила? — в сильном волнении спросила мать.

— Хотела, только Эдуард ей не дал. Он меня спас, — ответила немного пришедшая в себя Женя.

— Как это могло получиться? — кинулась Шура к банке, в которой жила сколопендра.

Банка лежала опрокинутая, и в марле, которой она была завязана, зияла дыра, прогрызенная сколопендрой. Очевидно, банку перевернули, когда завешивали окно, и дали этим возможность сколопендре выбраться на волю.

— Мама, Эдуард теперь издохнет? Ведь сколопендра ядовитая! — спохватилась Шура и вместе с матерью бросилась к Эдуарду, который стоял и помахивал хвостом как ни в чем не бывало.

— Надо дать ему чего-нибудь рвотного, — сказала Александра Михайловна. — Но аптеки здесь нет, надо ехать в город. А пока мы доставим Эдуарда к ветеринару, будет все равно поздно. Яд слишком силен.

— Он теперь погибнет, — сказала Шура и заплакала.

— Подожди, может и не погибнет, — попыталась утешить ее мать. — Я все-таки надеюсь на его инстинкт. Если бы сколопендра угрожала его жизни, инстинкт предупредил бы его, что ее нельзя есть. Однако инстинкт инстинктом, а мы должны сделать все, что от нас зависит, чтобы его спасти, — перешла на деловой тон Александра Михайловна.

— Что же нам делать? — спросила Шура.

— Ты сбегай, принеси побольше молока. Отравление часто лечат молоком. А я схожу к соседям — может быть, у кого-нибудь найдется рвотное. Женя пускай остается здесь и посмотрит за Эдуардом. Если ему станет плохо, пусть позовет меня.

Рая и Лена, которые вернулись под вечер с огромным тарантулом на восковом шарике, увидели Эдуарда, лежавшего с раздутым животом на подушке. Рядом стояла тарелка с молоком, а Александра Михайловна, Шура и Женя грустно сидели возле него.

Все попытки вылечить Эдуарда не увенчались успехом.

Он, правда, выпил пять тарелок молока подряд, но после этого категорически отказался от асафетиды и еще какого-то порошка, раздобытого Александрой Михайловной, и неожиданно уснул. Он хотел только спать и больше ничего.

Александра Михайловна звонила из квартиры профессора по телефону в город, в ветеринарную лечебницу, но получила совершенно невразумительный ответ. Там сказали, что поросенок будет жить, если не издохнет или если сколопендра его не успела укусить, а если он останется жив до завтра, то его можно доставить в лечебницу. Вообще же говоря, лечебница таких справок не дает, потому что с подобными случаями ей дела иметь не приходилось, так как сколопендры в области не водятся, а водятся в Крыму, где, конечно, и можно получить исчерпывающие сведения.

Словом, получалось, что нужно было сидеть и ожидать, пока поросенок издохнет.

Лена и Рая не смогли удержаться от слез, узнав о героическом поступке самоотверженного Эдуарда и увидев его самого на смертном одре.

— Он умирает, — мрачно проговорила Рая. — Смотрите, как он тяжело дышит и как раздулся у него живот. Яд действует медленно, но верно.

— Эдуард, бедный Эдуард! — громко заплакала Лена, склонившись над своим любимцем.

Услышав свое имя, поросенок поднялся, приветливо захрюкал, а затем направился к тарелке с молоком и выпил ее всю до дна. После этого Эдуард махнул хвостом и вышел в дверь.

— Он пошел умирать, как собаки, которые не хотят издыхать дома! — сказала Рая трагически.

— Нет, нет, он будет жить, — вынесла свое решение обрадованная Лена. — Хвост у него поднят вверх. Это верный признак того, что он чувствует себя хорошо. А живот у него раздут просто потому, что он выпил слишком много молока. Он знал, что делал, когда съел сколопендру. Овцы тоже не боятся змей и других ядовитых существ. Они их уничтожают. Точно так же и Эдуард.

— Да, на бурке из овечьей шерсти можно спать где угодно. Скорпионы боятся запаха овец и никогда на нее не полезут, — вспомнила и Рая.

Как это ни удивительно, но Лена была права. Эдуард, съевший сколопендру, остался в живых и даже не заболел. Зато все прошлые грехи его были забыты, и он получил, полную амнистию за скандал на заводе.

 

13. «Ура, машина работает!»

Это был один из редких в августе хмурых и прохладных дней. Свежий ветер гнал низкие тучи над землей, и желтые листья, появившиеся уже кое-где на деревьях, напоминали о приближающейся осени.

Александра Михайловна поехала с Шурой в город. Лена тоже отправилась куда-то по своим неотложным делам, а маленькая Женя осталась дома вдвоем с Раей.

После случая с молоком и сколопендрой Горские уже остерегались оставлять Женю одну. В этот день обязанность смотреть за ней лежала на Рае.

Рая сегодня была с самого утра в деловом настроении. Как только все разошлись, она почувствовала вдруг острое желание вставлять стекла. Однако все стекла были целы, и вставлять было нечего. Тогда Рая вспомнила о своей переэкзаменовке и решительно уселась за геометрию. Каникулы кончались, запускать занятия больше нельзя было.

Рая углубилась в учебник, не обращая внимания ни на маленькую Женю, игравшую около, ни на парнокопытного героя Эдуарда, который, пользуясь полной свободой после случая со сколопендрой, видимо, решил, что в комнатах жить лучше, чем где-то в сарае во дворе. Он ходил по квартире с хозяйским видом и, например, сегодня вовсе отказывался выходить во двор.

Рае сейчас было не до обнаглевшего Эдуарда. Она занималась: повторяла все, что плохо знала раньше и забыла за лето. Дело подвигалось прекрасно; теперь ей уже ничто не мешало — ни жара, ни машина. Машину делают на заводе, скоро она будет готова. А Женя мирно играет здесь, около Раи, и ей тоже ничто не угрожает. Можно целиком отдаться занятиям.

Однако такая уж видно была у Раи судьба. Как только девочка садилась за геометрию, немедленно и совершенно неожиданно в это впутывалась машина и срывала занятия!

Так точно вышло и на этот раз. Рая была совершенно поглощена занятиями и ни о чем, кроме теоремы Пифагора, и думать не хотела, как неожиданно услышала знакомый мелодичный автомобильный сигнал и, выглянув в окно, увидела, что к дому подъезжает та же самая прекрасная машина, которая уже была здесь дважды, и в ней сидят Александр Иванович и директор тракторного завода, одетые в дождевые плащи.

Рая мигом сбежала по лестнице и поспешила навстречу гостям.

— Ну, Рая, могу тебя порадовать: твоя машина готова! — сказал довольный Александр Иванович. — Собирайся, сейчас поедем на испытание.

— Только поторопись, времени у нас мало. Отчего же ты остановилась? — добавил директор.

— Вот беда! — огорченно развела руками Рая. — Не везет мне да и только — опять не могу ехать! Не с кем оставить маленькую сестру. Мы с ней только вдвоем дома. Не знаю, что и делать!

— Маленькая сестра? А где она у тебя? — спросил Александр Иванович.

— Там, наверху, в комнате.

— Так в чем же дело? Тащи ее сюда, она тоже поедет с нами.

Через несколько минут маленькая Женя, одетая в пальто, уселась на колени к директору, а Рая устроилась на своем излюбленном месте — рядом с шофером, и машина, дав прощальный гудок, двинулась в путь.

— Подождите, подождите минутку! — услышали отъезжающие голос Лены и, обернувшись, увидели ее голову, высунувшуюся в окошечко голубятника.

— Простите, что я вас задержала, — подбежав к машине, обратилась Лена к Александру Ивановичу и передала Рае плетеную корзиночку. — Вот держи! Ты знаешь, в чем дело, — обратилась она к сестре. — Так смотри же, не забудь! — крикнула она вслед уезжавшему автомобилю.

Рая действительно знала, что было в корзиночке. Там сидел тот самый почтовый голубь Лены, тренировка которого началась еще до каникул. Лена хотела немедленно узнать результаты испытания машины и одновременно еще раз проверить своего голубя. Очевидно, она уже давно вернулась и сидела в голубятнике, откуда и слышала весь разговор.

Голубь в корзиночке очень стеснял Раю. Ей казалось, что изобретательнице, едущей в таком роскошном автомобиле на испытание своей машины с секретарем областного партийного комитета и с директором тракторного завода, неприлично таскать с собой каких-то птиц. Это не отвечало ее достоинству, было как-то несолидно, и Рая стыдливо прятала корзиночку от глаз своих спутников.

Автомобиль быстро мчался по той самой дороге, по которой не так давно ехали ребята, спасаясь от преследования профессора. Однако на этот раз никаких приключений по дороге не было. За двадцать минут путешественники уже были доставлены на опытное поле, неподалеку от тракторного завода.

На опытном поле было уже все подготовлено для испытания. Здесь же был и профессор, который, нахмурив брови, внимательно осматривал машину вместе с несколькими инженерами из института. Увидев секретаря и его спутников, он приветствовал их кивком головы и снова взялся за осмотр машины.

Рая не узнала своей машины, хотя после посещения завода и была подготовлена к тому, что увидит. Машина была вишнево-красная, большая и стройная, просто загляденье. Она стояла на двух легких колесах, от которых тянулись цепи к сложному передаточному механизму и боронам, блестевшим свежим лаком.

Рая была в восторге. Ее сердце замирало и начинало учащенно биться при мысли, что это замечательное сооружение придумано ею. Теперь она совершенно искренне не могла понять, как она додумалась до такой удивительной машины. Машина казалась ей прекрасной и какой-то чужой, а потому еще более интересной и привлекательной. Нужно было внимательно присматриваться и вспоминать чертежи, чтобы убедиться, что это та самая машина, которую Рая делала весной на детской технической станции.

Изобретательница готова была обнять и прижать к груди эту машину, если бы она поместилась в ее объятиях, готова была нежно гладить ее обеими руками, если бы не стеснялась своих спутников и профессора…

А все-таки как быстро и хорошо сделали ее на заводе! Это заняло меньше месяца. Напрасно Рая так боялась за свои чертежи. Если бы они были плохими, разве можно было в такой срок сделать по ним эту прекрасную машину? Ведь на заводе отлично поняли даже ее не вполне осуществленные замыслы. Вот, например, как хорошо вышел передаточный механизм! А он был показан лишь наброском, в виде карандашного рисунка, наверху одного из чертежных листов и совсем иначе сделан в основных чертежах. Завод сумел понять даже намеки и использовать их для постройки этой чудесной машины…

Подробнее рассмотреть все детали Рае не дал Александр Иванович. Он подозвал к себе очарованную изобретательницу и, махнув рукой, попросил начинать испытание.

Раздался шум мотора, и к машине подъехал большой гусеничный трактор с прицепленными к нему плугами. Профессор и инженеры отошли в сторону, а рабочие прицепили машину вслед за плугами.

Профессор вынул из кармана свисток и пронзительно засвистел. Молоденькая румяная трактористка передвинула рычаги, трактор загудел, дрогнул и потянул за собой плуги и машину с боронами.

Инженеры вынули свои записные книжки и отметили в них время.

Плуги врезались в мокрую землю. Их лемехи поднимали ее наверх липкими черными отвалами, а бороны разрыхляли эту землю.

Земля была как раз такая, как нужно. Мокрая и достаточно засоренная, она бы сразу забила зубья обычных борон. Но бороновальная машина то и дело поднимала их и стряхивала грязь, и работа шла ровно и быстро, без всяких задержек.

Рая расширенными глазами смотрела на картину, которую столько раз видела в своем воображении, и не замечала того, на что обратили внимание уже все присутствующие.

Трактор сильно пыхтел и шел рывками. Бороны начали подниматься неровно, с перебоями, как в лихорадке; колеса машины то буксовали, то останавливались совсем, грязь с борон стряхивалась уже не вся.

«Что это? — потемнело в глазах у Раи. — Неужели все погибло, теперь уже окончательно?»

Она растерянно оглянулась. Профессор сердито смотрел на секретаря областного партийного комитета, будто говоря: «Знайте, мол, как связываться с девчонками, лезущими в изобретатели!»

«Это он! — вздрогнула Рая от внезапно осенившей ее мысли. — Это он устроил». Теперь она поняла все. Вот где была месть профессора! Он все время препятствовал работе Раи. Не вышло с чертежами, так он испортил машину! Ему все равно, лишь бы погубить Раю…

— Это он! Я так и знала! — закричала она громко, бросив бешеный взгляд на профессора, и помчалась вслед за машиной, готовая защищать ее до последней капли крови.

Задыхаясь от гнева и горя, она бежала по вспаханному полю вслед за трактором и кричала страшным голосом:

— Остановитесь! Да остановитесь же!

— Остановите машину немедленно! — крикнул и профессор, забыв о своем свистке.

Однако ветер относил голоса, и стук мотора заглушал их. Трактористка не слышала криков и вела вперед машину, за которой что было сил мчалась Рая.

Тогда профессор вынул свой свисток и пронзительно засвистел.

По этому сигналу трактор остановился как раз в тот момент, когда Рая уже нагнала машину.

Обессиленная, Рая схватилась дрожащими руками за втулку одного из колес и тотчас отдернула руку. Втулка была горячая.

Рая сразу поняла, в чем дело. Машина не была смазана, и гайки на осях были закручены так, что колеса едва двигались.

— Что за безобразие! — закричала не своим голосом изобретательница. — Машина не смазана и не отрегулирована. Разве так полагается? Это безобразие!

Возмущенная Рая требовала, чтобы машину немедленно смазали и тут же на месте отрегулировали хотя бы колеса. Бригадир, под руководством которого машина строилась на заводе, оправдывался тем, что машину в спешке привезли сюда прямо с пробной сборки, и тут же выполнил справедливые требования Раи.

Пока бригадир возился с машиной, приехали с завода за профессором. Он был срочно нужен в лаборатории, и ему пришлось уехать, так и не дождавшись продолжения испытания.

Но вот бригадир и помогавшая ему Рая закончили свою работу. Испытание началось снова. Снова загудел трактор, снова врезались плуги в землю, и машина для боронования пошла легко и ровно, а бороны разрыхляли мокрую землю, как на грядке.

Машина работала отлично, и даже инженеры из Института сельскохозяйственного машиностроения, делавшие свои записи и смотревшие на часы, были ею явно довольны.

— Ну, Рая, машина работает. Поздравляю — твоя взяла! — сказал Александр Иванович, крепко пожимая руку Рае.

— Ура, ура! — запрыгала от радости изобретательница.

— Ура, ура! — присоединила к ней свой голос Женя, оставшаяся сидеть в автомобиле.

Закончив свой победный танец, Рая уже без всякого стеснения подбежала к автомобилю, взяла у сестры корзиночку с голубем и тут же бросила его в воздух с наскоро написанной запиской.

— Так вот что было в этой таинственной корзине! — усмехнулся директор, увидев голубя, который быстро поднялся вверх и полетел по направлению к Зеленой Речке.

Там этого голубя с нетерпением ждали в продолжение двух часов. Лена, Шура, Александра Михайловна, Валя, белесый мальчик Эдуард, мирно стоявший рядом со своим четвероногим тёзкой, и десятка два других юных обитателей Зеленой Речки поглядывали на покрытое тучами небо и спрашивали друг у друга, который час. Все требовали от Лены ответа, уверена ли она, что ее голубь найдет дорогу, а не заблудится.

Голубь не подвел Лену. Встреченный общими аплодисментами, он опустился на окно и принес записку, которую Лена и поспешила торжественно прочесть всем присутствующим:

«Ура, машина работает!»

 

14. Секрет успеха и снова Архимед

Холодные дождливые дни снова сменились жаркой погодой, и опять начались важные и неотложные дела на реке и в лесу, которые то и дело отрывали Раю от геометрии. А каникулы уже кончались, и до начала учебного года оставались считанные дни.

Синело прозрачное голубое небо, ярко светило горячее солнце, но над Раей снова собирались черные грозовые тучи.

На-днях ее ждала переэкзаменовка, а обстоятельства сложились так, что лето, собственно говоря, для занятий было потеряно. Выставка, институт, чертежи, испытание машины — все это отняло слишком много времени и сил. Нет, все-таки совсем не так легко изобретать машины и в то же время сохранять в полном порядке свои школьные дела! Кое в чем мать была, несомненно, права.

Предстоящая переэкзаменовка портила Рае настроение, и она уже не радовалась успеху машины. Рая совсем не была уверена, что и здесь ее ожидает такой же триумф, а без этого ее давний спор с матерью так и остался бы нерешенным.

Мысли об этом все чаще беспокоили Раю, и она добросовестно сидела над книгой, прилагая все усилия, чтобы не поддаваться искушениям дачной жизни.

А они преследовали ее на каждом шагу. Напряженная деятельность юных обитателей Зеленой Речки, несколько утихшая было за время дождей, опять закипела ключом. Вернулся из Крыма, куда ездил с родителями на экскурсию, Мишка Гольфштрем, загоревший и полный рассказов о море, кораблях и пахнущих смолой рыбачьих лодках. Тёзка английских королей Эдуард Кондитер все еще искал клад. Валя и Шура целыми днями играли на рояле.

На реке устраивались маневры, парады и морские сражения. В овраге, по проекту Раи, была возведена крепость, штурмы которой происходили почти ежедневно. В осаде этой крепости участвовали мальчишки из соседнего поселка, которые торжественно отказались от намерения опустошить все сады в Зеленой Речке и за это были допущены на ее территорию…

Ребята хотели как следует закончить каникулы и проводили в играх целые дни. Нужно ли говорить, чего стоило Рае отрываться от всего этого ради геометрии и каково было у нее на душе, если она все же делала это?

За несколько дней до начала занятий к Горским неожиданно пришел в гости Александр Иванович. На этот раз он был один и даже без автомобиля, по которому о его посещении сразу узнал бы весь поселок.

Это было вскоре после обеда, и у Горских были дома все за исключением Шуры.

— Александр Иванович! — бросилась к нему обрадованная Рая. — Знакомьтесь — вот моя мама и сестры.

— Очень рад! — пожал руку Александре Михайловне секретарь. — Я пришел к вам, чтобы сообщить приятную новость. Я вчера приехал из Москвы. Машина вашей дочери успешно прошла все испытания и принята к производству на одном из заводов сельскохозяйственного машиностроения.

— Да ну? — усмехнулась Александра Михайловна с радостью, которую тщетно пыталась скрыть.

— Да, да, это хорошая машина, — продолжал секретарь. — Очень может быть, что через несколько лет вы сможете увидеть тысячи таких машин на наших полях и вся страна узнает, какая у вас хорошая дочка. Ну, вы довольны?

— Еще не совсем, — снова усмехнулась Александра Михайловна, отрицательно покачав головой.

— Возможно, что в недалеком будущем Рая получит премию за свою машину. Чего же еще бы вы хотели для своей дочери?

— Чтобы у нее было «отлично» по геометрии. Ведь у нее переэкзаменовка, — ответила серьезно мать.

— Ах да, «отлично» по геометрии? — кивнул головой секретарь. — Ну что же, не стану спорить. Вы правы — это, конечно, прежде всего. Однако тут уже Рае я ничем не могу быть полезным. Хотя подожди! — обратился он к Рае. — Подожди, есть выход. Профессор Кранцев живет в этом же доме, не правда ли? Так вот мы с тобой сейчас прямо к нему и пойдем. Он тебе поможет и в этом.

— Что вы, что вы, Александр Иванович! — испугалась Рая. — Это же мой враг!

— Какой там враг! Замечательный старик. Ты ничего не понимаешь. Он самолюбив и упрям, но зато умница и настоящий человек. Он о тебе очень высокого мнения и снова охотно пойдет тебе навстречу. Идем к нему, идем без всяких разговоров! — потащил за собой ошеломленную Раю Александр Иванович. — Пойдемте с нами, — обратился он к Александре Михайловне, — вам тоже стоит с ним поближе познакомиться.

Несмотря на все протесты Раи, секретарь привел ее к профессору, а вслед за ними пришла туда и Александра Михайловна с Женей.

Жена профессора Анна Павловна приветливо встретила гостей и сказала, что профессор сейчас должен вернуться, а пока пригласила их в соседнюю комнату послушать, как играет на рояле ее ученица.

Этой ученицей, к удивлению Раи, оказалась Шура, несколько смутившаяся при появлении матери и сестер.

— Ну, Шура, сыграй нам что-нибудь по твоему выбору, — предложила хозяйка.

Однако играть Шуре не пришлось, так как раздался звонок и в комнате появился высокий молодой человек с портфелем в сопровождении Вали и Эдуарда Кондитера.

— Архимед, Архимед! — радостно бросилась к высокому юноше Женя. — Ты сказал, что придешь, и пришел. Я очень рада тебя видеть!

— Так вот кто такой этот таинственный Архимед! — обернулась к пришедшему Рая и нахмурилась, вспомнив о происшествии с чертежами. — Так это вы утащили мои чертежи, а после подбросили их обратно? — гневно обратилась она к нему.

— Что это ты выдумала? — удивился журналист.

— А ты украл чужую готовальню! Отдавай ее сейчас же! — набросилась Рая тем временем на Эдуарда Кондитера, вспомнив, что исчезнувшая готовальня так и не была найдена.

— Какую готовальню? Ты с ума сошла, и я, кажется, сейчас тебя образумлю… — полез в драку возмущенный Эдуард.

Тут Женя схватила стоявшую в углу половую щетку и бросилась на помощь сестре.

— Бей его, Рая, бей — это он украл готовальню, а не Архимед!

Видя, что дело принимает неприятный оборот и скандал разгорается не на шутку, Валя поспешил вмешаться и предотвратить побоище.

— Минуточку подождите, товарищи! Вот она, готовальня, — взял он готовальню со стола и поднял вверх, чтобы было видно всем. — Она же была у Раи во временном пользовании. Ее тогда взял я вместе с чертежами, пока они играли на ксилофоне, — указал он на Женю и журналиста. — А меня попросил это сделать…

— Я! — прервал Валю громкий смех профессора. — Я попросил, — повторил Кранцев, входя в комнату и приветливо здороваясь со всеми присутствующими. — Тебе она больше не нужна была, а мне пришлось проработать с ней целую ночь над твоими чертежами, — добавил он, обращаясь к Рае.

— Ага! Так я и знала! — отозвалась Рая. — Теперь все понятно. Только, к сожалению, у вас ничего не получилось, профессор! — добавила она едко.

— Почему же не получилось? — удивился Кранцев. — По-моему, как раз наоборот.

— И еще как наоборот! — засмеялся Александр Иванович.

— Но ведь моя машина работает. Ее будут делать на заводе!

— Вот именно поэтому, значит, и получилось! — рассмеялся профессор.

— Я ничего не понимаю! — схватилась за голову Рая.

— Ну, хватит с нее, профессор, — обратился к Кранцеву Александр Иванович. — Не будем больше ее мучить, дальше прятаться все равно не к чему. Придется уж мне вас выдать! Ее чертежи у вас?

Профессор кивнул головой, вынул из шкафа папку с чертежами Раи.

Заинтригованная Рая быстро раскрыла папку. Да, это были, конечно, ее чертежи, но их было трудно узнать.

Новые, уверенные линии лежали поверх путаного кружева, начерченного Раей. Некоторые из чертежей были вовсе перечеркнуты, и на обороте взамен их сделаны другие. Многие из деталей были исправлены. Среди прочих было два совсем новых листа толстой ватманской бумаги, которой у Раи не бывало и в помине. На одном из них был начерчен профиль колеса и приведена целая таблица размеров и расчетов; другой содержал новый чертеж передаточного механизма, очень похожий на тот, который Рая дала намеком наверху одного из листов. Принцип был ее, но разработка более простая и совершенная. Это было то самое, что постаралась бы сделать Рая, если бы имела в своем распоряжении еще месяца два-три свободных.

— Теперь я совсем уже ничего не понимаю, — окончательно была сбита с толку изобретательница. — Это мои чертежи и в то же время не мои. Мысли мои, а выразил их кто-то чужой. Почему это так получилось?

— А потому, что знаешь мало, а берешь на себя много, — напустился на Раю профессор. — Геометрии, например, совсем не знаешь, чертить не умеешь, а кричишь: «Я сама, я сама, и никакой помощи мне не надо!» — очень смешно передразнил он Раю. — Прямо Эдисон в красном галстуке. Вот и пришлось выручать зарвавшегося Эдисона.

— Зачем же? Я вас об этом не просила.

— Так что же, по-твоему, нужно было делать? — рассердился профессор. — Строить плохую машину, у которой не стали бы подниматься бороны? Оскандалить тебя перед всеми: и перед Александром Ивановичем и перед нашими инженерами, которым ты заявила, что все сделаешь сама, а в помощи института не нуждаешься? Да тебя насмех бы подняли за твои чертежи, если бы я их не исправил! И это отбило бы у тебя охоту к изобретательству надолго. Кому же это нужно?

— А как ты думала, почему машина получилась такой хорошей? — вмешался Александр Иванович. — Только потому, что ты изобретательница и одна у нас такая умница? Ты решила, что достаточно твоих способностей и даже не нужно технических знаний? Ловко! Много бы ты успела, если бы профессор не взялся тебе помочь тогда на выставке? А то, что он все время помогал тебе незаметно, так это было тем труднее для него и тем лучше для тебя.

Тут Рая узнала, что против нее оказывается был организован целый заговор. Профессор давно заметил способную девочку. То, что рассказал ему о ней инструктор Макаров на выставке, еще больше заинтересовало Кранцева, и он решил незаметно помогать ей, чтобы развить у нее самостоятельность и охоту к изобретательству. Он специально ходил к Александре Михайловне и посоветовал ей пока не вмешиваться в работу дочери над машиной, обещая, что он поможет Рае, если пострадают ее учебные дела.

Через Валю и других ребят Кранцев был все время в курсе дел Раи. Через них же он и действовал.

— Так, значит, ты не знала, куда девались твои чертежи и кто их исправлял целую ночь? — спросил Александр Иванович.

— Даже не представляла! — все с таким же удивлением оглянулась Рая на разговаривавшего с матерью профессора.

— А от кого к тебе попала готовальня и учебник черчения, тоже не знала? — подмигнула сестре Шура.

— А как ты пришла к мысли о цепной передаче от колес — тоже не понимала? — отозвался Валя и добавил: — Я тоже, правда, тогда не понимал.

— А от кого попал к Мишке Гольфштрему журнал со статьей о кранах с противовесами? — вставил и свое слово Эдуард Кондитер.

— Подождите, подождите! — снова схватилась за голову Рая. — Как же все это получилось?

— Вот так и получилось, — засмеялся профессор.

— Ладно, что было, то прошло, — обратился к профессору Александр Иванович. — У этой девочки на-днях переэкзаменовка. Мать говорит, что это из-за машины. Мы с вами, профессор, тоже приложили к этому руку. Я, к сожалению, не большой специалист по геометрии. Но вы бы могли ее выручить. Ведь у вас, кажется, был об этом разговор с ее матерью? Что вы на это скажете?

— Что же, отказываться не приходится. Я согласен, — сказал профессор и улыбнулся Рае.

Растерянная и счастливая, Рая стояла среди комнаты, не обращая внимания на присутствующих, которые с интересом ожидали, что она будет делать дальше.

— Простите меня, профессор, — наконец подошла она к Кранцеву и протянула ему руку. — Я виновата перед вами. Я думала — вы злой, и боялась вас, — сказала она по-детски искренне.

— Правильно делала! — засмеялся профессор. — Я действительно злой. Ты убедишься в этом, когда будешь со мной заниматься по геометрии. Если не получишь «отлично», пеняй на себя. Тогда тебе не видать моего автомобиля, как своих ушей. За километр к нему не подпущу.

— А если получу «отлично»? — спросила Рая дрогнувшим от счастья голосом.

— Тогда будешь ездить с нами и даже водить машину. Думаю, что ты с этим справишься, раз тебе удалось быстрее, чем мне, доехать из города.

— Разве вы нас видели? — покраснела Рая.

— Даже пытался нагнать. Я боялся, что вы опрокинетесь.

— Так, значит, это был тогда он! — переглянулись Валя и Шура, сидевшие на окне и не без удовольствия смотревшие на озадаченную всем происшедшим Раю.

Здесь серьезный разговор был прерван шумом какой-то возни у дверей, и в комнату с гоготаньем ворвался перепуганный большой белый гусь, а следом за ним не менее перепуганная Лена, хотевшая только одного — как можно скорее схватить его и убежать вместе с ним.

— Тюльпан вернулся! — бросилась к нему Женя, прервав разговор с журналистом, сидевшим между ней и матерью.

Все оглянулись, но увидели только мелькнувшее в дверях белое платье Лены, так как гусь был уже пойман и Лена исчезла вместе с ним так же быстро, как и появилась.

Порядок был восстановлен, однако неожиданное возвращение одичавшего Тюльпана, которое оживленно обсуждалось гостями, изменило настроение присутствующих, и потому предложение профессора составить столы перед домом и выпить чаю на свежем воздухе было встречено всей компанией с удовольствием.

 

15. Потомки Архимеда

Пока ребята и взрослые перетаскивали на лужайку перед домом столы и стулья и собирали посуду под руководством жены профессора, Анны Павловны, Валя с Шурой отправились на розыски Лены, снова бесследно исчезнувшей вместе с гусем. Они решили, что гусь опять вырвался и Лена тщетно гоняется за ним где-нибудь около речки. Поэтому они неторопливо направились туда же.

Круглое желтое солнце спускалось к закату. Кончался день, кончалось лето.

В воздухе уже веяло осенней прохладой, и первые золотые листья шуршали под ногами Вали и Шуры. Им обоим было грустно.

— Я вчера был в городе у доктора, — опустив глаза, сказал Валя. — Он нашел, что я уже совсем здоров и мне пора возвращаться в школу. А сегодня я получил письмо от мамы. Она пишет, что очень соскучилась, и просит меня поторопиться…

— Ну вот, еще несколько дней — и ты будешь у себя в Ленинграде. Больше не будем вдвоем играть на рояле… — задумчиво заметила Шура и добавила, невольно подражая интонации Вали: — Хотя у вас в Ленинграде хорошо. Лучше, чем здесь. И музыка другая, и учиться приятней.

— Да что там у нас в Ленинграде! — вдруг махнул рукой Валя, а потом засмеялся и сказал каким-то необычным тоном: — Там нет… тебя. И вообще здесь нисколько не хуже. Я непременно снова приеду сюда в будущем году, а возможно, и раньше.

— Когда же ты сможешь приехать?

— На октябрьские праздники. Непременно приеду! И мы снова будем играть вдвоем на рояле. Я обязательно приеду, Шура! — заспешил Валя, стараясь скрыть свое волнение и грусть.

— А ты вспомнишь обо мне когда-нибудь, Валя? — спросила Шура.

— Всякий раз, когда буду садиться за рояль, — взял Валя девочку за руку.

— И я всякий раз, когда буду играть, — так же торопливо сказала Шура. — Твоя бабушка будет учить меня музыке. А когда кончу школу, поеду в Ленинград учиться. И если когда-нибудь стану музыкантом, напишу песню о Зеленой Речке и обо всех нас…

— А меня ты будешь вспоминать? — раздался за спиной Вали голос догнавшей их Жени, и ее маленькая ручка просунулась в его ладонь.

— Ну, конечно, буду, даю честное слово! И тебя и Эдуарда! — рассмеялся Валя.

Тут навстречу Вале и сестрам попался Мишка Гольфштрем, который возвращался с реки с моделью рыболовного траулера.

По словам Мишки, Лены на реке не было, и ребята все вместе направились домой.

* * *

Лужайка перед дачей Горских наполнилась смехом и оживлением. Там за длинным столом все пили чай и продолжали разговор о том, как ловко профессор помогал Рае.

Рая сидела между профессором и Александром Ивановичем и задумчиво ела абрикосовое варенье.

— Позвольте! — вдруг громко сказала Рая и отодвинула блюдечко с вареньем, которое тут же подхватил сидевший напротив нее Эдуард. — Позвольте, — повторила она, стараясь разобраться в своих мыслях. — А как же Архимед? Зачем же он тогда к нам приходил?

— Ах, да это же я Архимед! — засмеялся журналист и, вытащив из кармана газету, сказал что-то на ухо маленькой Жене.

Женя торжественно встала на стул и через стол протянула газету Рае.

— Вот почитай, что про тебя Архимед в газете написал.

— И еще напишу, не только про тебя, а про всех вас, — добавил журналист. — Только я, к сожалению, не Архимед. Архимед у вас вот кто, — сказал он, поднимая над столом маленькую Женю.

Женя привыкла к странному имени «Архимед», и оно больше не казалось ей оскорбительным, даже наоборот — звучало ласково.

— И Рая — Архимед, и Лена — Архимед, и Шура, и Мишка, и Валя — все Архимеды! — в восторге кричала она под дружный смех присутствующих.

Единственный, кто оставался серьезным, это был профессор. Он поднялся и, дождавшись, пока наступила тишина, сказал взволнованно:

— Да, мои молодые друзья, эта маленькая девочка сказала правду. Ее слова гораздо серьезнее, чем нам всем кажется. Пройдут года — вы вырастете и станете Архимедами нашего времени. Вы будете учеными, изобретателями, исследователями. Больше того, именно вам предстоит осуществить мечту этого гениального грека. Он говорил: «Дайте мне точку опоры, и я переверну землю». Но точки опоры у него не было. Он жил и умер одиночкой. А наше время не такое. У вас есть прекрасная точка опоры. Это наша социалистическая страна. Я уверен, что вы перевернете землю так, чтобы на ней жилось еще лучше и веселей.

Тут к столу подошла Лена с какой-то бумажкой и с ключом от сарая, где был надежно заперт вероломный Тюльпан.

— Мама, тебе телеграмма из Москвы, — сказала она, протягивая бумажку Александре Михайловне.

Та молча прочитала телеграмму, положила ее на стол, потом взяла и прочитала снова.

— А все-таки я тоже была права, товарищи, — сказала она, обращаясь к Рае и Александру Ивановичу. — Вот слушайте, какую я получила телеграмму из Москвы:

«Александре Михайловне Горской.

Машина для боронования, изобретенная вашей дочерью Раей Горской, принята к производству заводом имени Двадцатилетия Октября. Поставлен вопрос о премировании изобретательницы легковым автомобилем. Сообщите, когда у Раи Горской будет «отлично» по геометрии в четверти.

Наркоммаш».

 

16. Последний день на даче

Осень выдалась в этом году чудесная. Сухая и теплая, она еще больше украсила Зеленую Речку. Деревья оделись в багрянец и золото, листва играла красными, лиловыми и желтыми красками. Лес был похож на огромный яркий цветник, а каждое дерево казалось прекрасным букетом.

Усталое осеннее солнце светило как-то особенно ласково, будто стараясь наглядеться на землю перед долгой разлукой. Синее глубокое небо любовалось собой напоследок в широком зеркале тихой реки. От земли поднимался по утрам легкий туман, а в прозрачном воздухе летала серебристая паутина.

Людей в поселке стало меньше. Дачники уезжали в город. Многие дачи стояли уже пустые. Не было слышно больше звуков гитары и песен. Меньше стало детского крика и смеха на полянах и над рекой. Ребята уже давно ходили в школу и были заняты своими учебными делами. Даже воробьи чирикали по-осеннему — совсем не так задорно, как летом.

Горские, так же как и профессор, все еще оставались в Зеленой Речке. Ремонт их городских квартир затянулся, и они ждали, пока там окончательно просохнет. Девочки снова ездили в школу на поезде и уговаривали мать остаться здесь до первого снега. Однако на этот раз Александра Михайловна с ними не соглашалась, и отъезд в город был уже назначен на завтра. А сегодня они проводили последний выходной день на даче.

Перед дачей стоял автомобиль профессора. В нем сидели Шура, Лена и Женя Горские, а за рулем сидел профессор в пальто и больших шоферских перчатках. Они собирались напоследок покататься все вместе и дожидались Раю.

Рая вышла из дому последней.

— Ну, садись скорее, поехали прощаться с Зеленой Речкой, — сказал профессор и завел мотор.

— Позвольте, профессор, а где же ваше слово? — встрепенулась Рая.

— Да, ты права, — вспомнил профессор. — Хорошо, держи руль, — уступил он ей шоферское место и отдал перчатки.

Наконец-то наступила торжественная и долгожданная минута. Рая вполне законно и безбоязненно могла вести машину, куда ей захочется.

Рая пустила машину в ход. Однако не успел еще автомобиль отъехать, как пассажиры услышали громкое хрюканье. За ними вслед что было силы мчался парнокопытный Эдуард в теплой попонке и зимней шапке-ушанке.

Автомобиль остановили, и Лена вышла навстречу своему любимцу.

— Милый Эдуард, — обратилась она к нему серьезно, — ты уже большой и должен понять, что брать тебя с собой нам неудобно. Не сердись, пожалуйста, не упрямься и иди домой.

Что оставалось делать Эдуарду? Он молча выслушал Лену, будто понял ее, повернулся и покорно пошел назад. Его детство кончилось.

Лена помахала своему любимцу рукой на прощанье, и автомобиль двинулся дальше.

 

17. Телеграмма

Валя, как и собирался, приехал на октябрьские праздники. Однако приехал он как раз седьмого ноября, и когда пришел к Кранцевым, у них никого не было дома. У Горских тоже все ушли на демонстрацию.

Оставив у соседей вещи, Валя побежал на площадь и попал туда, когда через нее уже проходили колонны демонстрантов.

Он взобрался на высокую железную ограду и увидел направляющуюся к трибунам процессию юных натуралистов. Они шли со своими зверями и птицами — несли выкормленных ими породистых кур, голубей, пушистых кроликов, вели собак и лисенят на цепочках, жеребят на поводу. Какой-то мальчик ехал на маленьком сереньком ослике, другой вел на цепи медвежонка, а рядом с ним гордо шла Лена Горская со своим Эдуардом, уже успевшим превратиться в солидную молодую свинью.

Валя хотел крикнуть Лене, но она уже увидела его сама.

— Шура там сзади, в автомобиле. Они поедут на телеграф! — закричала она, указав назад, и приветственно помахала Вале рукой.

Вслед за юными натуралистами шли юные техники. Ехали юные автомобилисты, двигались колонны юных железнодорожников, шли авиамоделисты, радисты, юные исследователи Арктики, геологи…

Среди моряков и подводников шел Мишка Гольфштрем с новым кораблем в руках; среди геологов и археологов, шедших с лопатами, кирками и молотками на плечах, был Эдуард Кондитер, хотя и не нашедший клада, но, очевидно, увлекшийся археологией.

В конце процессии Валя увидел настоящий трактор; он вез за собой большую красную машину Раи Горской. Вслед за машиной ехал автомобиль профессора Кранцева, который вела Рая. Валин дед сидел рядом с Раей, а на заднем сиденье уместились жена профессора с Женей на руках, Шура и Александра Михайловна.

Машина была полна, но при большом желании Валя тоже смог бы как-нибудь поместиться вместе с ними. Он соскочил с ограды и бросился к автомобилю, но не смог пробраться сквозь толпу, смотревшую на процессию.

Валя бросился в боковую улицу, чтобы нагнать машину по дороге на телеграф, куда, как он знал, должны были направиться его друзья с демонстрации.

Он не ошибся. У подъезда телеграфа он увидел знакомый автомобиль, а его дед, бабушка и Шура вместе со своими сестрами и матерью стояли на телеграфе у окошечка, в которое счастливая, улыбающаяся Рая протягивала телеграмму. На синем бланке было написано:

«Москва, Наркоммаш.

У Раи Горской в первой четверти по геометрии «отлично».

Александра Михайловна Горская».