Читать я начал очень рано. К примеру, лет в пять уже читал вслух для всех довольных родственников газеты, чем их несказанно радовал. МАЛАДЕЦ.

С тех пор читал все, что попадалось под руку. Поэтому в начальной школе, естественно, я уже читал быстрее всех и совершенно НЕ радовал одноклассников, потому что дохуя умный получи в рыло за углом после уроков.

К тому же, в нашем дремучем селе делать зимой особенно нечего, а когда телевизор, какой-нибудь «Изумруд», погудит-погудит и погаснет навеки, а на новый денег нет, так вообще, хоть вешайся от безделья. Поэтому я ЧИТАЛ.

Перечитав всю домашнюю библиотеку, половину содержимого которой я так и не понял, было решено, что пора купить СВОЮ собственную первую понятную книгу.

Мне было тогда лет 12. Это сейчас кажется, что человек в этом возрасте слишком глуп, типа как трехлетний, только размером больше и сам унитазом пользоваться умеет. Но нет, человек в 12 лет уже хорошо соображает.

Мы с мамой тогда поехали в Новосибирск и, когда удачно зашел вопрос о том, куда еще потратить деньги, вырученные с продажи картошки, которую мы обычно сдавали мешками по осени, я сказал:

– Хочу книгу. В этих деньгах есть и моя доля.

В 90-х с работой на селе было совсем плохо и мы зарабатывали, как могли. Огородные 22 сотки давали неплохой урожай картошки, так что большую часть мы сдавали, потом ехали в райцентр на рынок, одевались в школу и покупали учебники.

– Да, картоху ты садил, полол и окучивал. Заслужил, – справедливо заметила мама. – Но дома же есть книги?

– Есть… – усмехнулся я. – Например, из «Унесенных ветром» я узнал, что генерал Шерман натуральный головорез, чертовы янки совсем оборзели, Атланта в огне, а бедняжка Скарлетт… у нее же всякие ЧУВСТВА!

– И? Что не так-то? Хорошая же книга.

– Мам, я мальчик и мне 12 лет!

– Другие книги есть…

– А то! После «Кладбища домашних животных» на улицу вечером страшно выйти!

– А ты не ходи.

– А у нас туалет на улице!

– Началось. Тебе вообще, кто разрешил эту книгу читать? Читай вон… этого…

– Честертона «Человек, который был четвергом»?..

– А у нас есть такая книга? – еще сильнее нахмурилась озадаченная мама. – Это о чем вообще?..

Я начал подозревать, что книги она порой покупала, чтобы просто занять место в новом серванте.

– О днях недели… – надул я губы и посмотрел на младшую сестру, которая сосредоточено пускала с лестницы комиссионки только что купленную ей пружину-радугу «Слинки» и трагично продолжил: – Я, может, умру завтра, а своей книги у меня так и не появится. Ты потом вспомнишь и пожалеешь, да-да. Будешь винить себя, но будет поздно… На похороны придут мои одноклассники и скажут: он так быстро читал, мы гордились им, но мама НЕ КУПИЛА ему книгу, и он умер в страшных муках…

– Как ты ЗАДОЛБАЛ! Пошли покупать!

Я выбрал книгу, которая буквально перевернула мое мировоззрение: Дмитрий Емец «Тайна Звездного странника»

Книга настолько меня потрясла, что просто отвал башки. С тех пор я понял, что НАУЧНАЯ фантастика это мое. Я открыл КОСМИЧЕСКИЕ приключения, понятные 12-летнему пацану: увлекательные, образные, жуткие и забавные. Я зачитывал эту книгу до дыр и мечтал о покорении дальних галактик. Я хотел быть ученым, пилотом, исследователем… ПУТЕШЕСТВЕННИКОМ.

Видя мою нешуточную любознательность и любовь к чтению, однажды мне решили ПОДАРИТЬ книгу.

– «Слово Виссариона»?.. – спросил я, поглядев на обложку.

– Да, там все о спасении человечества! – торжественно заявили очень милые гости из числа несознательных родственников. – Это новый Христос! А в книге его божественное слово… Читай, и ты спасешься! Скоро 2000 год! Конец тысячелетия!

– Да?.. А ваш Виссарион строит космический корабль, чтобы мы полетели к неизведанным мирам? – поинтересовался я на всякий случай.

– Нет.

– А мы будем сражаться в неравной схватке со злым космическим пиратом, получеловеком-полукиборгом? – уточнил я с сомнением.

– Нет…

Близилось фиаско.

– А мы будем спасать вселенную от неминуемой гибели?.. – решил я окончательно прояснить ситуацию.

– Ну, возможно…

– Ха! Как же вы собрались спасать мир без космического корабля и не сражаясь с космическим пиратом, получеловеком-полукиборгом? – разочарованно развел я руками. – Не ПАЛУЧИТСЯ.

Повисло молчание. Я как бы намекал, что план спасения у них безнадежно хуевый.

Мой батька, с любопытством наблюдавший за нашим разговором со стороны, решил внести некоторую ясность:

– План спасения у них таков: они живут посреди красноярской тайги в совершенно дремучем селе и слушают проповеди хитрожопого алкаша.

Милые гости из числа несознательных родственников страшно оскорбились, но смиренно промолчали.

Мама же добавила, что книг таких виссарионовых надо привозить гораздо больше, потому что удобно печку растапливать; а во-вторых, чтобы больше сектантских разговоров она в своем доме не слышала НИКОГДА, гости дорогие, иначе хуй вам, а не гостеприимство. Хоть и родственники.

Когда последние слиняли, Виссарион со своими «гусями» в печатном виде немедленно отправился в печь. Зажечь, так сказать, своими проповедями по-настоящему.

– Продать квартиры, машины и уехать в тайгу. Построить там поселок и отдать все до копейки какому-то обманщику! – раздраженно хмыкнула мама. – Слов у меня нет. ЗАЧЕМ! Еще и детям впаривают. А они же ВЕРЯТ взрослым.

Младшая сестра, наслушавшись разговоров о спасении мира, недолго думая, уже начала увлекательную игру: ее кукла Лапша немедленно стала жертвой секты:

– Ты не спасешься, Лапша, не продав квартиру… УВЕРУЙ, дура!

Мама несколько секунд не моргая смотрела на свою дочь, а потом сказала:

– Так, дети мои, слушайте внимательно и запоминайте: не всем взрослым надо верить на слово. Некоторые взрослые только на вид взрослые, а на самом деле они – безнадежно тупые подростки, чудом дожившие до возраста дядь и теть.

Я же решил проблему «спасения»:

– Построю свой «Звездный странник» и улечу от конца света!

– Иди уроки сначала сделай.

Я же неглупый был и понимал, что построить космический корабль, мне, 12-летнему пацану совершенно нереально. Даже несмотря на то, что рядом с селом располагалась свалка сельскохозяйственной техники и был мизерный шанс найти там гравицапу и прочие детали. Я решил удариться сначала в теорию: надо было разбираться в том, куда лететь от конца света.

– Мам, я в библиотеку.

– Иди. Но если я еще раз услышу, как вы с друзьями на свалке «Енисей» пытаетесь разобрать – прибью нахрен.

– Больше не пойду. Обещаю.

Мне на этой свалке в прошлый раз такой пизды дали, что я сам чуть на орбиту не вышел безо всякой гравицапы.

Я выбрал нужные книги, но библиотекарь спросил:

– И зачем тебе книги по астрономии? Ты же не поймешь ничего. Возьми что-нибудь ПОПРОЩЕ.

Одно дело выебываться дома, читая всякое не по возрасту или ходить на свалку, разбирая «Енисей», но совершенно другое – пытаться взять ВЗРОСЛУЮ книгу в сельской библиотеке. Тем более, библиотекарь не догадывался, что дома на чердаке я нашел батькины стопки советских журналов «За рулем» и узнал все о самых передовых новинках модельного ряда всех автозаводов мира за какой-нибудь 1989 год.

– Я как-то изучал схему электрики автобуса «Икарус» … – начал я издалека. Уже тогда во мне появилась суперспособность начинать нести дикую галиматью отвечая на простой вопрос, – и, думаю, схема строения Солнечной системы как раз попроще.

Больше в библиотеке о моих книжных предпочтениях дискуссий не велось.

Начитавшись вдоволь советских книг про космос, в нашем огороде на 22 сотки начался внеочередной парад планет.

Вначале ставится изгрызенный диск подсолнуха – это Солнце. Затем, с помощью линейки в масштабе примерно 1 сантиметр на 1 000 000 километров ставится небольшая красная картоха – это Меркурий. Маленькая зеленая помидорка это – Венера, за ней картоха побольше – Земля… Красная помидорка – Марс. Особые трудности возникли с Плутоном, он оказался очень далеко. В целом, все было сильно условно, что касаемо размеров и расстояний.

Наблюдая за мной, у людей возникали вопросы:

– А что это там твой сын в огороде делает?

Я в этот момент из картофельной ботвы насыпал пояс астероидов.

– Вроде как солнечную систему… – разводила руками мама, щелкая с соседскими бабушками семечки.

– Однако! – восторгались соседки-бабушки. – Вырастет – председателем выберем!

Вообще, книг не хватало. В нашем сельском магазине, например, в середине 90-х обычно было шаром покати: бутылка водки, пачка гречки и вафельные полотенца. И это в лучшие времена. Даже мороженое привозили раз в неделю.

И где мама при таком ассортименте достала книгу Карла Брукнера «Золотой фараон» – я не знаю, но тот факт, что она мне ее потом подарила на день рождения – самый трогательный за всю жизнь. Естественно, после прочтения я стал большим специалистом в иероглифах и повсюду искал гробницы фараонов. …а когда не нашел, начал строить во дворе свои небольшие такие гробницы глубиной в два кирпича. В роли фараонов обычно выступали пачки из-под сигарет, обернутые в старые обои. Через недельку-другую берешь младшую сестру и отправляешься в археологическую экспедицию.

Именно чтение очень мощно развивало фантазию. Начитался Дюма – начинается игра в мушкетеров «мама купи шляпу, папа сделай шпагу»; начитался Жюля Верна – бегом с лопатой к местному оврагу искать путь к центру Земли; начитался Тура Хейердала – на руинах совхозной фермы надо срочно добыть брикеты пенопласта, сколотить плот и сплавиться вниз по реке.

 

Особо критическая статья о поэзии

Так как читать и восхищаться прочитанным я начал очень рано, то, соответственно, у меня появилось непреодолимое желание сочинять что-то свое, чтобы восхищались другие. Первым моим гениальным произведением было короткое четверостишие. Его я сочинил лет в десять, как только мы переехали жить в дремучее село. Примитивный стишок про солнышко и траву, на которой блестит роса получился невероятно трогательным.

– Ты что там пишешь, сыночка? – спросила мама, заглядывая мне через плечо.

– Да вот… стишок вроде как сочинил, только не говори никому, – смутился я.

– Стишок? Сам?

– Ага…

– Эй! Внимание всем! – закричала мама и начала размахивать руками. – Идите сюда! Тут у нас оказывается ПОЭТ растет!

Прибежали все родственники, даже те, которые жили в Омске и восторженно ахнули от несказанного восторга.

– Талантище! У-у-у, какой способный оболтус!

Все по очереди нежно погладили меня по лохматой голове своими большими теплыми ладонями и сказали, чтобы я теперь меньше пиздел, а больше записывал. Я страшно разволновался и воодушевился такому повороту событий. Уже через минуту, шляясь по двору и сжимая в руках тетрадь с ручкой, я пытался найти вокруг любой информационный повод для нового произведения. Хотелось попробовать себя в прозе.

За оградой грызлись собаки. Я решительно записал корявыми буквами:

«Наша первая собачка по имени Чернушка вцепилась в глотку собаке тете Маши по имени Дозор. Он ее сын, а она его мама. Они не поделили дорогу. Они сильно громко рычали и визжали на всю улицу, как поросята соседки тети Дуни. Наш пес Дейзик с завистью смотрел на них через забор и тоже лаял. Папа облил водой из ведра запутавшихся в себе Чернушку и Дозора, а потом он начал сильно бить их палкой по голове и туловищу. Чернушка и Дозор разбежались в разные стороны, а Дейзик побежал к себе в будку…».

История местных собакенов немедленно заняла тетрадь в 12 листов. Потом я сочинил серию смешных рассказов про отважного пилота Джексона, начал писать роман-эпопею «Корабль призрак» и параллельно забавную историю четырех испанских наемников, преисполненных благородством под названием «Четыре друга». Но к вечеру совсем выбился из сил. Тем более, все сказали, что сильно заняты и потом послушают.

Проснувшись на следующий день, я решил вернуться к написанию стихов…

С годами стихотворений скопилось бесчисленное множество. В основном, жалостливых и про любовь. Про любовь я никому не показывал, а жалостливые всем подряд, даже тем, кому посвящал стихи про любовь.

Самое удачное жалостливое стихотворение получилось про несчастную лисицу. Этот стих я написал уже в старших классах. Лисицу подстрелили охотники, а она, превозмогая боль и истекая кровью, приползла к своим милым лисятам… И сдохла. Очень тоскливый и трогательный стих получился. Работница школьного музея, самая преданная фанатка, пришла в восторг.

Со временем я понял, что можно гениально писать про несчастную любовь, про клен у реки и прочее. Но все это совершеннейшая ерунда, по сравнению со стихами про котят, щенков, или енотов. Особенно, если они очень милые и попали в передрягу.

Работница музея отправила мое стихотворение в местную газету и его напечатали!

Это было восхитительное чувство! Я бегал с заветным номером газеты по всему селу и каждой задрипанной лошади тыкал в рыло: видела, да?! Че ржешь, напечатали же!

А потом на почту пришел гонорар. Я вообще тогда всех заебал. Хвастался и возомнил себя ПОЭТОМ. Начал хуячить стихи ночами и днями напролет, чтобы срубить еще кучу денег. Но печатали тогда редко, примерно раз в полгода и я понял, что стихами денег не заработать. Поэтому начал собирать металлолом на свалке сельхозтехники.

Гонорар за стих был ровно 17 рублей. На эти деньги я себе немедленно купил в райцентре две пачки нормального курева с фильтром и, когда ходил вечерами на секцию по баскетболу, неистово курил их в школьном туалете вместе со всей командой.

Вообще, надо сказать, я какое-то время искренне мнил себя очень способным поэтом. Поэтому требовал к себе особенного внимания, как к личности незаурядной и особенной. Считал, что чувствую этот мир лучше многих, тоньше, явственнее, прям по-настоящему. Я был убежден, что способность рифмовать дана свыше. Осознание того, что ты ПОЭТ, как мне тогда казалось, резонно позволяет чувствовать себя лучше других и выделяет из толпы. Когда все вокруг тупые долбоящеры, не поют, книжки не читают и на бумаге двух слов связать не могут, тот факт, что ты поэт, дает неоспоримое преимущество.

Ну то есть, ты как бы заваливаешься на сельскую тусовку в костюме гусара и говоришь, поглаживая кончик усов в районе плеча:

«Доброго вечера, господа и дамы! Я – поэт!»

Барышни, стало быть, легким движением расстегивают верхние пуговки на вечерних платьях и, как каравеллы, взволнованно подплывают к тебе. Хватают за всякое и шепчут:

«Ах, сударь, мне, право, неудобно, но шампанское ударило в голову. Не закажете ли карету, а в своем особняке не почитаете ли мне свои блестящие стихи?..».

А порядочные джентльмены решительно спешат угостить тебя дорогой сигарой и виски, да перекинуться парой словечек о нигилизме и крепостном праве.

Но все в этом мире, разумеется, не так. На дворе конец 90-х, все ходят в трениках и курят за гаражами. Даже если ты пишешь стихи, то тебя все равно отпиздят в самом начале дискотеки.

Но поэт растет и развивается. Душа требует изливать слова на бумагу и издаваться миллионными тиражами. Со временем появляется интернет и всякие сайты, где твои гениальные стихи наконец-то будут читать ВСЕ.

Но оказывается, на сайтах этих сидят исключительно сами поэты, которые только и делают, что свои стихи загружают, а чужие стихи не комментируют – они им в общем-то, совершенно не интересны. Хуйня, потому что графоманская.

Вскоре я понял, что современные «поэты», на всех этих сайтах литературных – самоизверженцы. Своими стихами они ничего полезного для общества сделать не могут. Только говорят, что талантливые и творческие, но это пиздежь. Это ранимые, вредные и коварные личности. Очень сильно при этом бесполезные для общества и прогресса. Потому что ноют, от того, что их не ценят.

Уже много лет спустя работая в книжном магазине, я понял, что поэтическая натура, в лучшем случае, издаст книгу со своими стихами нахуй никому не нужными за СВОЙ счет и ЛИЧНО отнесет в магазин на полку. Потом будет туда невзначай заходить, облачившись в пальто, шляпу и усы, и спрашивать между делом:

– А скажите: у вас есть книги с ГЕНИАЛЬНЫМИ стихами?

Такому поэту дадут в дрожащие от предвкушения авторского триумфа руки томик Пушкина.

– Александр Сергеич… м-м, – скажет поэт кисло. – А что-нибудь без трагических метаний у Черной речки? Более актуальное?..

Дадут Бродского.

– А что-нибудь за пределами комнаты? Эроса? Вируса?

Дадут пизды и выгонят нахуй из магазина.

Книги таких самодеятельных поэтов не нужны никому, кроме самих поэтов. Даже родственникам. Те вообще редко понимают душевные переживания сородичей.

Я так однажды спалил все свои сочинения на дороге перед домом. Просто бросал в костер и вытирая слезы, говорил:

– Я – бездарность!

А началось все с того, что десять минут назад я сидел в своей комнате и сочинял новый жалостливый стих для газеты. Задумчиво так, никого не трогая, как вдруг в комнату ворвалась младшая сестра и, размахивая уставшей от жизни куклой Лапшой, сказала:

– Дейзик погрыз Лапшу! Это все потому, что ты не посадил его обратно на цепь, после прогулки! Это ты виноват! Ты!!!

Наш пес Дейзик, несмотря на большую усадьбу, никогда не гадил на ее территории. Для этой цели его отпускали с цепи побегать за калитку, и он за десять минут успевал обоссать всю округу, чуть ли не до самого Панамского канала. Потом возвращался и спокойно совал голову в ошейник. А тут меня ударило вдохновение, и я забыл определить его на привязь.

Расстроенная сестра начала бить меня покалеченной Лапшой по голове. Я опешил, а потом выхватил из ее рук куклу и строго сказал:

– Уйди, мелкая! Ша! Видишь, я сочиняю СТИХ!

– Да пошел ты, мудила, со своими беспонтовыми стихами никому не нужными! Сидишь тут… – она схватила листы со стихами, смяла и бросила на пол. – А-а-а-а-а! Изверг!

Горько заревела и убежала.

Тут же прибежала мама.

– Ты зачем сестру обидел?! Почему она плачет?!

– Да я сижу, пишу, а она тут…

– Вставай, бегом! Иди успокаивай ее!

Успокаивать я никого не стал. Потому что я гордый и задеты мои хрупкие чувства творца. Сжимая от обиды кулаки и надув губы, я собрал все свои стихи, вышел на дорогу, развел костер и принялся бросать в него исписанные листы. Из гаража появился папа, поморщился, понюхал рукав и огляделся.

– Что делаешь? – спросил он.

А я, весь исполненный трагизма, сунул башку в клубы дыма, чтобы на слезу прошибло и ответил:

– Стихи свои сжигаю…

– Понятно, – отозвался он, оглядываясь по сторонам. – Как закончишь, поможешь мне вон то бревно в конец огорода унести.

И снова скрылся в гараже.

Стихи и рассказы горели, но никому до этого не было дела. Я начал переживать. Неужели, всем настолько безразлично? С кем я живу?..

Но потом все-таки пришла сестра.

– Ладно, не обижайся на меня, – сказала она, глядя на пламя – Я случайно сказала про стихи… Они у тебя хорошие. Но Лапша не заслужила такого обращения…

– Мы починим Лапшу, – отозвался я и выбросил последние листы в огонь. – Обязательно починим.

– Хорошо, починим, – согласилась сестра. – А ты стихи новые напишешь.

– Обязательно. Мир?

– Мир.

Мы пожали руки.

А сжигал я, конечно же, черновики, которые давно пора было выбросить.