Елена тяжело переживала смерть Амирана, замкнулась, стала мрачной и необщительной, никуда не выходила и никого не приглашала к себе. Единственным, кому она разрешала приходить, был Григорий, который объединившись с Таисией Богдановной, пытался её растормошить, развеселить, вытянуть из дому, но пока это было безуспешно.

Наконец, им «повезло»: как-то вечером у Елены разболелся зуб, надо было срочно показаться стоматологу, и Григорий повёз её к своему отцу.

Отец Григория, Михаил Семёнович-Мишуня, как называли его друзья, толстенький, кругленький колобок, в отличие от одноимённого сказочного персонажа, не пытался удирать ни от бабушки с дедушкой, ни от зайца, волка и медведя, а наоборот, всех звал к себе, хлебосольно принимал, поэтому у него всегда был полон дом гостей.

Когда Григорий с Еленой приехали, за столом уже сидела весёлая компания. Михаил Семёнович радостно вскочил, поцеловал Елене руку, крикнул гостям «Знакомиться потом, потом!», увлёк её в свой кабинет, осмотрел рот и грустно произнёс:

— Леночка, я очень расстроен!

— Что-то серьёзное? — испуганно спросила Елена.

— Увы, да! — И разъяснил. — При ваших великолепных зубках вы ещё долго-долго не будете моей постоянной пациенткой… — Елена с облегчением улыбнулась. — … но будете моей постоянной гостьей!.. — продолжил он. — Согласны?

Продолжая улыбаться, Елена ответила:

— Согласна.

Колобок ей очень понравился.

Он быстро где-то смазал, где-то уколол, и боль исчезла.

— А теперь за стол, за стол!

Увлёк её в гостиную, усадил рядом с Григорием и стал знакомить с гостями. От сына он знал о состоянии Елены и о стремлении Григория её развлечь, поэтому рассказывал о каждом госте, да и о себе, самые смешные истории, не щадя никого.

Первым он представил Елене дядю Григория, своего старшего брата Антона, драматического артиста, коронной ролью которого всю жизнь был Владимир Ильич Ленин. Роль небольшая, вождь произносил одну единственную фразу: сообщал массовке, состоявшей из моряков и красноармейцев, что «Революция, о которой говорили большевики, свершилась!». Но дядя гордился ролью, много лет работал над этой фразой, оттачивая её. В праздники особенно нервничал, усиленно артикулировал. Однажды перестарался: его вставная челюсть выпала, и он случайно на неё наступил. И он, и зрители окаменели. Наступила мёртвая тишина. Положение спасла массовка: матросы и красноармейцы с криками «Ура!» подхватили вождя и унесли за кулисы. К счастью, дома у дяди Антона хранилась старая челюсть, запасная, с пожелтевшими зубами — это было спасение. За время антракта успели её привезти, вставили ему в рот, и второе действие начали с той же фразы. На сей раз дядя произносил её очень осторожно, разбив на отдельные слова и придерживая челюсть языком: «Революция… о которой… говорили… большевики… свершилась»…

И тут его с трудом сдерживаемое волнение прорвалось: неожиданно для самого себя он вдруг выкрикнул популярный в то время призыв Леонида Брежнева, нового Ильича: «Экономика должна быть экономной!» И моряки, и красноармейцы были ошарашены таким неожиданным финалом выступления вождя, но понимая, что его уже можно уносить, радостно зааплодировали. Услышав знакомый призыв, зааплодировали и зрители. Присутствующий на спектакле один из секретарей обкома партии тоже похлопал в ладоши, потом похвалил театр за «актуальное осовременивание классики». Обрадованная дирекция поздравила исполнителя и премировала его. Дядя был счастлив и горд. Но в последние годы количество спектаклей с участием Ленина резко сократилось. Поэтому дядя Антон сбрил Ленинскую бородку, которую берёг и холил всю жизнь, и отрастил остатки волос на голове, надеясь сыграть Владимира Путина. Но поскольку на эту роль было много претендентов, в театре начались интриги. Борьба шла не на жизнь, а на смерть. Дядю подвело то, что он ещё по инерции заигрывал с молодыми актрисами. Одну из них уговорили обвинить его в сексуальных домогательствах. Дело дошло до прокуратуры, но тут же закрылось, когда дядя предъявил какой-то интимный документ из урологического отделения больницы.

Он был седовлас, респектабелен, этакий барин с рубиновым перстнем на безымянном пальце.

— Я больше не влюбляюсь, у меня на сердце ставни, — сообщил он Елене, — но видя вас, я готов их распахнуть настежь! — по-гусарски подкрутил невидимый ус и опорожнил бокал за её красоту. Потом повернулся к брату.

— Раз ты решился выставить меня в не очень приглядном свете, то я…

— Антоша, поверь: только для того, чтобы повеселить нашу гостью, — стал оправдываться Колобок.

— … то я, — продолжил брат-артист, — с той же целью расскажу ей одну из фирменных историй нашей семьи, о тебе, Мишуня, о тебе.

И он, по-актёрски изображая, поведал, как его братец, будучи студентом-первокурсником, во время каникул, поехал подрабатывать на лесозаготовки, перед отъездом накупив всевозможные средства от комаров. Попал он в бригаду уже опытных «заробитчан». По традиции новичка стали разыгрывать: сначала его убедили, что за один килограмм комаров дают сто долларов. Доверчивый Колобок весь день не убивал кровососов, а ловил их и собирал в литровую банку. А когда он, весь искусанный, пожаловался, что ни одно средство не помогает, ему объяснили, что он неправильно ими пользуется, мол, надо не намазываться, а накапать пятьдесят капель в стакан с водой и выпить на ночь. После этого, он двое суток провёл в кустах, не застёгивая брюки. Через неделю бригадир отправил его домой, заявив: мне нужна рабочая сила, а не рабочая слабость.

Все гости, хотя давно знали эти истории, всё равно весело смеялись, и Елена тоже. Ей очень понравился и папа Григория, и его дядя-артист и их друзья, о которых ей тоже рассказали много забавных историй.

Там же она познакомилась с женой Колобка, которую звали Маруся. Это была одна из его беззубых пациенток, которая, в отличие от предыдущих, починив челюсти, не удрала, а уже два года вела его хозяйство.

До пенсии Маруся активно занималась общественной деятельностью, была членом профкома, собирала взносы, организовывала экскурсии… Выйдя на пенсию, стала членом домового комитета, председательствовала на собраниях, немедленно мчалась на призыв каждого жильца… Никогда не была замужем, всю жизнь решала проблемы своей фабрики, своих друзей, соседей, сослуживцев… Истинно советский человек, она с детства была приучена к тому, что личная жизнь должна быть на последнем месте, главное — это партия, государство и народ. Она вышла из коммуналки, но коммуналка не вышла из неё. Бездетная, одинокая, привыкшая яростно защищать свою конфорку на общей кухне, всегда готовая к самообороне, говорила громко, на грани крика…

И вдруг, незаметно для самой себя, грубиянка Маруся полюбила Колобка, ревновала его к молодым пациенткам, понимала, что её крикливость ему неприятна, но переделать себя никак не могла, поэтому даже ласковые слова, типа «Ты такой хороший!», произносила резко и агрессивно, будто не хвалила его, а обзывала. Не каждый мог бы долго выдерживать такое общение, но добрый Колобок понимал её и был терпелив.

— Это её одиночество кричит, — объяснял он своим близким, — поживёт в семье — пройдёт.

К Григорию Маруся относилась хорошо, по-матерински заботилась, сразу сажала за стол и закармливала пирожками, крича на него: «Ежь, ежь, худоба несчастная!». Зная, как Колобок мечтает, чтобы Григорий женился, она доброжелательно встретила Елену, внимательно рассмотрела её и сразу потащила в кухню показать, как лепить пирожки, попутно нахамив: «Ты ведь этого не умеешь, красавица писанная — обписанная!»

Когда Елена и Григорий уезжали, Колобок проводил их до дверей и заявил:

— Леночка, я, как ваш лечащий врач, требую, чтобы теперь вы каждый вечер являлись ко мне на консультацию: я буду вас сажать не в кресло, а за стол, и проверять, хорошо ли работают ваши зубки!

После визита к Колобку Елена стала охотно откликаться на его приглашения и даже сама предлагала Григорию: «Пойдём к папе». Их симпатия была взаимной: папа-Колобок мечтал, чтобы Григорий на ней женился. Он радостно принимал её и осыпал изысканными комплиментами.

— Почему ты сопишь? — как-то спросил его Григорий.

— Из-за нашей Леночки, — объяснил папа. — У неё такие длинные ресницы, когда она ими взмахивает, возникает порыв ветра, и я простужаюсь.