На подмосковной даче Валентина и Анюты, на веранде, в шезлонгах, сидели и беседовали Анюта и упитанная блондинка лет под пятьдесят, соседка по даче. Во дворе, под развесистым деревом — стол, на котором тарелки, бутылки, бокалы — этакое «послеобедье». У стола Валентин и Яков Петрович, один в шезлонге, другой — в гамаке, покуривая, продолжали разговор.

— А чего Леночка не приехала?

— Она сегодня на дне рождения у одного из своих ухажёров.

— Ты его знаешь?

— Конечно. Они у нас часто бывают.

Дубинский удивлён:

— Что значит — они?

— А их двое, — объяснил Валентин, — два друга, оба в Ленку влюблены по уши.

— А тебе какой из них больше нравится?

— Оба славные — пусть сама разбирается.

Яков Петрович улыбнулся.

— Уверен, у неё ещё их будет и будет.

— Ты знаешь: нет! Эти двое за неё крепко взялись — уже с полгода она только с ними. Давай выпьем за Леночку, за её счастье!..

Он потянулся к бутылке, но Дубинский её отставил.

— Мы уже за неё пили.

— Давай ещё!

Снова потянулся к бутылке, но Дубинский снова её решительно отставил.

— Валя, послушай: самое трудное испытание — это испытание благополучием. Ты его не выдерживаешь.

— В чём ты меня обвиняешь?

— Ты стал много пить. Я буду уносить из твоего дома спиртное.

Валентин рассмеялся:

— Не поможет, Яшенька! Русский человек, если захочет выпить, сквозь стенку пройдёт. У меня был институтский товарищ, вот тот, действительно, много пил. Они тогда жили в коммуналке. Отец, уходя на работу, запирал его в комнате и уносил ключ. Он звонил мне: выручай, надо опохмелиться! Я приезжал, наливал водку в блюдечко и подсовывал ему под дверь… — Видя, что Яков Петрович даже не улыбнулся, попытался его отвлечь. — Чем читать мне нотации, лучше скажи, когда мы на твоей свадьбе погуляем?

— Ищешь лишний повод напиться?

— Хочу, чтобы ты, наконец, женился.

— Чего ты меня подгоняешь?

— Боюсь, что ты засидишься до критического возраста.

— Что это значит?

— Это значит, что когда тебя обвинят в изнасиловании, ты уже не сможешь предъявить орудие преступления.

Дубинский, наконец, рассмеялся.

— Я это учту. И ускорю поиски.

Обрадовавшись, что ему удалось «перевести стрелку» на друга, Валентин продолжил натиск.

— Я тебя уже со столькими классными бабами знакомил, но ты же переборчив, как царевна Несмеяна. Например, вот, наша соседка по даче, — он кивнул в сторону веранды, где беседуют женщины, — чем не вариант: вдова, симпатичная, обеспеченная, хороший коттедж, большой участок, любит копаться в огороде, у неё много земли, и у коттеджа, и на участке…

— … И плюс ещё чернозём под ногтями, — завершил его фразу Дубинский. И продолжил. — Кончай быть свахой. Помни, что сказано в Библии: не пожелай жену ближнему своему!

— Мальчики, — кликнула с веранды Анюта, — пора ехать, скоро стемнеет: не люблю ездить в темноте.

— Мы готовы, — откликнулся Валентин.

— Валя, как ты после выпивки сядешь за руль? — встревожено спросил Яков Петрович. — Давай я отвезу вас, а ты завтра вернёшься за своей машиной.

— Яшенька, не боись! Мой «Мерседес», если поставить на него пушку, может работать танком — в нём я чувствую себя защищённым.

Мужчины поднялись и вместе с Анютой направились к калитке. Соседка провожает их.

— Почаще приезжайте, а то мне тут одной тоскливо, — призывно смотрит на Дубинского. — Вместе капусточку будем квасить.

Дубинский поёживается и вполголоса говорит Валентину:

— Тогда я здесь вообще больше не появлюсь — не терплю квашеную капусту.

Садясь в машину, Валентин командует другу:

— Езжай за нами, я знаю кратчайший путь — через полчаса будем дома!

Если бы это была аудиокнига, то через несколько минут мы бы услышали грохот от столкновения двух тяжёлых машин, сирены полиции и скорой помощи. Но поскольку моя повесть ещё не озвучена, придётся об этом рассказать.