Меня когда-то спросили: «Чем характеризуется успех эстрадного концерта и филармонического, и в чем их различие?» Я ответил: «Успех филармонического – когда в зале мёртвая тишина, она же – является провалом эстрадного». Эстрада требует реакции зрителей, смеха, аплодисментов. Нет, зал может быть заполнен и тишиной, но она, эта тишина, должна быть кричащей. Артист эстрады, в отличие от артистов театра и кино, должен уметь общаться с залом и обладать талантом импровизации, он обязан с первой же минуты «взять» зал и «держать» его до конца выступления.

Истинная Эстрада обязана удивлять: парадоксальным мышлением, концентрированным сюжетом, острой репризой, неожиданным финалом. Когда я впервые попал на семинар эстрадных драматургов, мне, молодому, голубоглазому и наивному, втолковывали: «Вас с детства учат: сойдя с тротуара, посмотри налево, а дойдя до середины улицы – направо. Вы так и делаете, ступая на мостовую, смотрите налево, а вас вдруг сбивает машина справа, – это и есть закон эстрады: неожиданность!» Очень образное и точное объяснение! Через несколько лет уже я сам, проводя семинары, когда хотел кого-то похвалить, говорил: «У него мозги набекрень!» Это значило, что он видит Мир по-своему, оригинально, не как все.

Эстрада – великая школа для писателя, она формирует парадоксальное мышление, она заставляет на малой площади, всего в пять-десять минут, создать сюжет, образы, диалоги, насытить их юмором и подтекстом, держать зрителя в напряжении, заставляя смеяться или плакать. Как много прозаиков, драматургов, поэтов, киносценаристов прошли сквозь Школу Эстрады: Виктор Ардов, Борис Ласкин, Владимир Поляков, Григорий Горин, Аркадий Арканов, Эдуард Успенский, Аркадий Хайт, Александр Курляндский… А Ильф и Петров?.. А некто Чехонте?..

Эстрада была моей первой любовью. Как всякая первая, она была не последней, я изменял ей с Театром, с Кинематографом, с Прозой, но до сих пор вспоминаю её с нежностью и с благодарностью за всё то, чему она меня научила.

Когда я начал писать пьесы, меня всегда спрашивали: «Откуда вы так чувствуете сценичность?» Я отвечал «Это не сценичность – это эстрадность». Когда я сочинял свой первый киносценарий для режиссёра Якова Сегеля, он удивлялся: «Кто тебя учил писать киношные диалоги?» Я отвечал: «Эстрада». Когда Юрий Нагибин прочитал мою повесть «Тэза с нашего двора», ещё в рукописи (мы находились в подмосковном доме творчества), он сказал:

– Вы – растратчик: из каждого вашего абзаца можно сделать главу. Не пишите тюбом – надо разводить краску.

– Не получается, – ответил я. – Обычно писатели приходят из прозы в драматургию, а у меня случилось наоборот: я пришёл из драматургии в прозу, причём, из эстрадной драматургии, поэтому не вижу фразу, а слышу, и многое кажется лишним, вот и вычёркиваю, вычёркиваю…

– Я знаю эту болезнь, – улыбнулся Нагибин, – ею болели Ильф, Петров, Эрдман…

– Спасибо! – прервал его я. – Спасибо, что поместили меня в такую больничную палату!

Я писал для многих эстрадных артистов, и для молодых, начинающих, и для уже маститых и популярных, таких как Тимошенко и Березин (Тарапунька и Штепсель), Миров и Новицкий, Шуров и Рыкунин. Писал не только монологи, сценки, интермедии, но и эстрадные обозрения, мюзик-хольные представления, сценарии театрализованных концертов.

Многие из моих монологов и миниатюр перекочевали на страницы центральных газет и журналов, в сборники издательств «Искусство» и «Советская Россия», звучали по радио, исполнялись на Телевидении в популярных передачах «Вокруг Смеха» и «Кабачок «Тринадцать стульев», превратились в сценарии кинокомедий, были экранизированы киножурналом «Фитиль» и студией «Союзмультфильм», за некоторые я получал Международные и Всесоюзные премии на разных конкурсах и фестивалях.

Большинство из них собраны в этой книжке, и те, которые проверены временем, и совсем новые, ещё «тёплые», только-только из-под пера, точнее, «из-под компьютера».

Когда-то репертуар для эстрадных актёров фильтровался через вкус профессиональных литературных редакторов, не всегда безупречный, но, в основном, ставящий заслон тому потоку непрофессионализма и плохой самодеятельности, который нынче хлынул на эстраду.

Сегодня концертные организации, число которых резко сократилось, не занимаются созданием репертуара для эстрады: актёры предоставлены самим себе, вынуждены выуживать анекдоты из Интернета и сами сочиняют для себя монологи, сценки, куплеты… Сочиняют и те, кто могут, и те, кому это противопоказано.

Вот почему, мне кажется, выход данного сборника может помочь многим актёрам воспользоваться этими произведениями или подтолкнуть их на создание новых. А читателям, не согласным с уровнем многих нынешних эстрадных представлений, покажет, что на эстраде могут быть не только пучки реприз и анекдотов, но и своя литература, с «концентрированной» драматургией, с юмором и печалью, с философией и подтекстом.

С надеждой на это, я открываю обложку и пригашаю вас с свою книжку.

Человек потерял запятую, стал бояться сложных предложений, искал фразы попроще. За несложными фразами пришли несложные мысли.

Потом он потерял знак восклицательный и начал говорить тихо, ровно, с одной интонацией. Его уже ничто не радовало и не возмущало, он ко всему относился без эмоций.

Затем он потерял знак вопросительный и перестал задавать вопросы, никакие события не вызывали его любопытства, где бы они не происходили: в космосе, на земле или даже в своей квартире.

Ещё через пару лет он потерял двоеточие и перестал объяснять свои поступки.

К концу жизни у него остались только кавычки. Он не высказывал ни одной собственной мысли, всё время кого-нибудь цитировал. Так он совсем разучился мыслить и дошел до точки.

Берегите знаки препинания.

Поужинали, посмотрели телевизор, попили чаю. Гостья не уходила. Сидели молча.

– Хотите анекдот? – предложила дочь и стала рассказывать. – Жил человек, имел дом, жену и детей. Надоело ему на Земле, захотелось в космос. Он построил за домом ракету, влез в неё, поджёг пороховой заряд. Ракета взлетела и упала. Человек потерял сознание. Очнувшись, он решил, что это уже другая планета. Встал, огляделся. Увидел дом, очень похожий на тот, который он оставил на Земле. Из дома вышла женщина, очень похожая на его жену, выбежали дети, похожие на его детей. Ему предложили войти, перевязали ушибы.

Он остался в этой семье, в этом доме и прожил до старости. Всё было бы хорошо, но до конца дней своих он тосковал по той женщине, которую оставил на Земле…

Посмеялись. Потом снова помолчали.

«Этот анекдот про меня, – думал хозяин. – Я всё ещё тоскую по другой женщине».

«Этот анекдот про меня, – думала его жена. – Я живу с ним, но знаю, что он тоскует по другой».

«Это про меня, – думала гостья. – Я всё ещё жду что он вернётся».

Стали прощаться.

– В следующую субботу мы тебя опять ждём, – предупредила гостью хозяйка. – Придёшь? – спросила она с тайной надеждой, что та вдруг ответит отказом.

– Спасибо, приду, – ответила гостья, презирая себя за безволие.

Мужчина молчал.

Дверь хлопнула.

– Ушла, – виновато проговорила жена. И робко предложила: – Пойдём спать?

– Пойдём, – покорно согласился он.

Он был юн и безрассуден. Она – молода и прекрасна. В нём кипела кровь. Она мечтала о принце. Он увидел её. Она увидела его.

И пришла любовь.

Целый год они были счастливы. Вместе ели, вместе спали, вместе по утрам плавали в реке. Они не верили в Бога, но тайком молили его продлить это счастье до конца их жизни.

Но однажды он обидел её. Она в ответ обидела его. Он хлопнул дверью. Она, вслед ему, разбила об эту дверь тарелку.

И пришла ненависть.

Она написала жалобу в его дирекцию. Он оскорбил её прилюдно. Она вывезла из квартиры свои вещи. Он повесил объявление о продаже квартиры. Она назло ему вышла замуж. Он назло ей женился.

Они вили новые гнёзда, растили детей, устраивали семейные вечеринки, ездили за границу, имели любовников и любовниц, благоустраивали свои дачи, оздоравливали там внуков…

И пришла старость.

Она страдала от ревматизма. Он сдавал анализы. Она возмущалась маленькой пенсией. Он писал жалобы на соседей. Она осуждала молодое поколение. Он протестовал против рока. И только во время мучительных бессонниц, оба вспоминали то единственное, что явилось оправданием их прихода на эту Землю – вспоминали свою Любовь. И вспыхивал румянец на увядших щеках, и синхронно стучали их сердца, и тянулись руки друг к другу…

Но все это уже в разных постелях, в разных городах, в разных жизнях.

Евгений Вестник читает эту притчу

На нашей улице строили подземный переход. Всю улицу перерыли. Движение перекрыли. Троллейбус в сторону отвели. Наконец, закончили и устроили торжественное открытие. Оркестр пригласили. Ленточку у входа натянули.И тут вдруг выяснилось, что выхода из-под земли нет, забыли сделать: очень торопились сдать объект досрочно.Ну, комиссия, конечно, строителей пожурила, но не лишать же весь коллектив премии. Да и опять же – оркестр уже приглашён, ленточка натянута. Решили торжества не омрачать, переход принять, а отсутствующий выход внести в акт недоделок.Оркестр грянул марш, ленточку перерезали, и народ хлынул вниз, в переход. Правда, нашлись нытики, которые не хотели акт подписывать, мол, как же так: переход без выхода. Но председатель комиссии дал им достойную отповедь:– Вы что, в инициативу наших людей не верите?.. Если понадобится – найдут выход!Переход этот по сей день работает. Миллионы людей туда входят и, представьте себе, как-то выходят. Так что председатель комиссии оказался прав: надо верить в творческую инициативу!

В одном учреждении ввели такое новшество: устраивать похороны живым сотрудникам. Чтоб люди при жизни о себе доброе слово услышали. Причём, церемонию соблюдали полностью, от начала до конца. Оркестр приглашали, венки заказывали: «Дорогому», «Любимому», «Незабвенному». В газетах сообщения помещали, мол, и руководство, и весь коллектив выражают глубокую радость, что живёт и работает такой-то сотрудник. На похоронах прощальные речи говорили: «Выдающийся человек!», «Прекрасный семьянин!», «Любящий отец!»… Деньги семье выдавали, которые обычно на настоящие похороны берегут.

Ну, конечно, родители расчувствуются и плачут, дети радуются, жена гордится, а сам покойник счастлив, увенчан и живёт ещё много, много лет. В этом учреждении вообще смертность прекратилась, когда всех опанихидили.

Но однажды к ним на службу поступил новый сотрудник. Поступил, неделю поработал и умер. И хотя его мало знали, но похороны устроили от души, как живому: венки, оркестр, прощальные речи: «Дорогой!.. Любимый!.. Единственный!..». И что вы думаете? Не выдержал: встал, улыбнулся и вышел на работу – не смог с таким коллективом расстаться!

Так что, как выяснилось, доброе слово и покойникам приятно.

Наконец, я выкроил минутку и забежал к маме.

Посыпались обычные упреки.

– Я не требую, чтобы ты заходил, коль тебе некогда. Но позвонить хоть раз в неделю ты всё-таки можешь?!

Я взорвался:

– Ты думаешь, к тебе легко дозвониться?.. Твой домашний телефон всегда занят. Вот смотри!

Я снял трубку и набрал номер её телефона. В трубке раздались отрывистые гудки.

– Убедилась?.. И на работе тебя никогда нельзя застать. Не веришь?.. Пожалуйста!

Я набрал номер маминого рабочего телефона и попросил позвать её. Мне ответили, что её нет.

Я смотрел на маму с торжествующим видом.

Она сидела подавленная и растерянная.

– Ладно, не звони. Заходи, когда сможешь.

Я вернулся домой часов в семь. Дочери ещё не было.

Когда она пришла, я сердито сказал ей:

– После школы полагается идти домой. А если ты до вечера сидишь у подруг, то хоть позвони – ведь я волнуюсь.

Дочь широко раскрыла свои огромные глаза.

– Что ты папа! Я вовсе не сижу у подруг. Можешь проверить.

Она набрала номер своей одноклассницы и попросила позвать себя. Ей ответили, что её нет. Она позвонила второй подруге, затем третьей…

Её у них не было.

Я смотрел на свою дочь и думал: моё дитя, плоть от плоти.

Почему-то стало грустно.

«Дочь моя!

Сегодня ты покидаешь родной дом и уходишь в самостоятельную жизнь. Тебя ждут трудности и испытания, взлёты и падения… Научись всё преодолевать, научись радоваться небу и солнцу, цветам и деревьям, научись наслаждаться каждым мгновением своего бытия… Тебе очень многое предстоит: всегда стремиться ввысь, найти свою любовь, родить детей и научить их всему тому, что ты сама постигнешь… Перед тобой долгая, интересная, насыщенная жизнь… Лети, моя девочка, лети!..»

И бабочка полетела.

Разговор шёл нелицеприятный, прямой, откровенный. Так умеют говорить только настоящие мужчины, спаянные общим делом.

Ему честно высказали всё, что о нём думают: что он увиливает от дела, подводит товарищей, спихивает свои обязанности на других.

Он пытался оправдываться, лепетал что-то про семью, про детей, про слабое здоровье.

Ему резонно отвечали, что у всех семьи, у всех дети, и все не геркулесы – но никто, кроме него, не дезертирует.

Он обещал потом, в другой раз выполнить свою норму, но видел в ответ презрительные улыбки. Здесь не верили пустым обещаниям, здесь человека оценивали не по словам, а поступкам. Это был сплочённый, крепкий коллектив, потерять уважение которого было самым страшным. А он потерял. Его не уважали. Ему об этом прямо заявили, все подряд.

Он понял, что надо срочно что-то предпринять, чтобы вернуть уважение товарищей.

Он взял себя в руки.

Он собрал последние силы.

Он выпил.

Его опять зауважали.

Сигаретки не найдётся? Очень хочется закурить. Спасибо, но лучше сигару. А теперь выпить хочется. Ещё выпить. Девочку хочется. Не эту – покрасивей, а лучше двух, на выбор. Комнатёнку бы какую-нибудь. Ну да, однокомнатную, но с двумя ваннами. Нет? Тогда можно домик. Коттедж на берегу чего-нибудь. А ездить как? Машину хочется, любую, хоть самую маленькую, «Юниор» или даже «Мерседес». А лучше две, со своим шофёром. Денег хочется. Ещё дом. Ещё машину… Ещё сколько? Три года осталось? На свободу хочется. Ой, как хорошо: ветерок, солнце, море. Очень хочется закурить. Сигаретки не найдётся?..

В моей квартире завелась моль. Она летала стаями по комнатам и поедала всё меховое и шерстяное. Я просто извёлся: и порошком сыпал, и химикаты разбрызгивал – ничего не помогало. Тогда друзья посоветовали мне завести жаб, мол, поедят не только саму моль, но и её личинки. Я послушался и завёл. Действительно, моль исчезла, но жабы развелись в таком количестве, что жить в квартире стало невозможно.

– Нужны цапли, – подсказали мне друзья.

Я завёл цапель. Через несколько дней последняя жаба в ужасе выпрыгнула с восьмого этажа. Но теперь я не мог избавиться от новых квартирантов: цапли оказались очень привязчивыми созданиями. Они заполонили ванну и весь день плескались в воде. Я выгонял их за дверь – они влетали в окна. Я закрывал окна – они толпились на балконе и барабанили клювами в стекло.

– Заведи ружьё, – посоветовал мне знакомый охотник, – их легко отогнать выстрелами.

Я купил двустволку, каждые полчаса выставлял дула в форточку и бабахал из обоих стволов.

После каждого выстрела цапли, действительно, взмывали в небо, но соседи стали жаловаться, что я не даю им спокойно жить.

Чтобы уменьшить звукопроводимость, я купил ковры и развесил их на всех стенах. От такого количества ковров сразу появилась моль.

– Заведи жаб, – посоветовали мне друзья.

Купил я аквариум с рыбками, решил написать о них рассказ. Поставил на подоконнике у стола, сижу, обедаю, изучаю. День, два, неделю. А они жрут друг друга. Вот уже одна рыба осталась, которая всех других слопала. Смотрит на меня сквозь стекло, глаза злые, голодные. Не мешало бы, конечно, корма ей подсыпать, да лень вставать, отяжелел я после обеда. Вода в аквариуме мутная, водоросли завелись, – мне менять некогда, я изучаю, – так она водоросли съела, и песок, и камушки. Живучая тварь, приспособилась. Из воды выскакивает, мух ловит. Лёгкие у нее появились. Кота моего в воду затянула, когда он хотел её лапой поддеть. Сожрала вместе со шкурой. Здоровая стала, ей в аквариуме тесно. Выпрыгнула на пол, меня за шиворот и в воду, а сама на моё место, мой обед доедает. Я хотел закричать, возмутиться, а она – червячков в аквариум. Я попробовал, проглотил – ничего, вкусно. Первая злость прошла, решил с ней по-хорошему поговорить, а изо рта только бульк-бульк, пузыри вылетают. Конечно, можно было бы из воды выпрыгнуть, да лень одолела, отяжелел я от червячков. Чувствую, жабры у меня прорезаются – дышать-то надо. Плаваю, руками помахиваю, а это уже не руки, а плавники. Хвост вырос, чтоб легче поворачиваться. Иногда вдруг ударит в мозг:

«Что со мной? Выбираться надо!» Да ведь мозг-то у меня уже рыбий стал – не реагирует. Да и неохота воду баламутить: тихо, уютно, червячков дают. А тут детишки пошли, рыбёнки малые… Я этой бывшей рыбе кричу:

– Мне, бульк-бульк, теперь больший аквариум требуется!

А она сидит на моём месте, мой обед лопает и меня изучает. А потом ещё рассказ обо мне написала, вот этот…

Кадр из мультфильма, снятого по этой притче

Хорошую это штуку придумал кто-то: открыть в каждом районе прокатный пункт – бери на прокат кого хочешь: жену, мужа, брата…

Ну, конечно, в первую очередь, все хватают детей. А чего не брать? Получаешь готового, с гарантией. Дети – дефицит, на них надо записываться в очередь или искать ход к заведующему…

Неплохой спрос на мужей до сорока лет, старших братьев, незамужних сестер. А вот родителей – не хотят. Их и рекламировали и цены на них снижали – плохо расходятся. Залежалый товар. Зато охотно берут дедушек и бабушек – во-первых, модно: старина, а во-вторых, есть кому за детьми смотреть. Их выдают сразу в комплекте: дед, баба и внучек.

А организовано все по высшему классу: приходишь, к примеру, за женой, смотришь образцы, год выпуска, технические данные. Выбираешь подходящую модель, получаешь инструкцию пользования, расписываешься, делаешь первый взнос – и тебе её доставляют на дом.

В первый месяц техник каждый день навещает, подкручивает, настраивает, регулирует напряжение. Если испортилась, забирают и привозят новую. Умные люди за месяц до окончания срока проката специально находят недостатки, пишут жалобы и требуют новый экземпляр. И правильно делают! Зачем со старьём возиться, когда вокруг столько новых усовершенствованных моделей!

Честно говоря, я тоже хочу жену поменять. Взял новенькую, широкоформатную, безотказную, по десять часов в день работала, не выключалась, а сейчас – то одна деталь летит, то другая… Контакт нарушился, что-то перегорело. Была цветная – стала чёрно-белая… Говорит, неправильно ты меня эксплуатируешь… Чепуха! Если б качественно сделали, любую эксплуатацию выдержала бы! Эх, достать бы новенькую, последнего выпуска, в импортной упаковке!..

Стою я в гостиной, мечтаю – вдруг жена входит и с ней два грузчика.

– Это за тобой, – говорит, – я тебя меняю. Всё хрипишь, кашляешь, дёргаешься, а пользы уже никакой. Я себе нового присмотрела: и звук хороший, и нагревается быстро, и все приборы работают нормально!

И понесли меня в утильсырьё.

День был жаркий и я прямо с работы купаться пошёл. Раздеваться стал, и тут у меня из кармана монета выпала, десять копеек, и в песок зарылась. Разгрёб я песок, чтоб монету найти, а её не видно. Не пропадать же – сбегал домой, взял лопату и стал копать. Копаю, копаю, смотрю – песок кончился. А под ним земля, жирная, как масло. Взял щепотку, растёр пальцами – да это же чернозём! И пласт солидный, метра полтора. Вот так находка! У нас никто и не подозревает. Это ж какие урожаи можно собирать – все соседи ахнут, тысячи рублей чистой прибыли! Надо поскорей людей обрадовать!..

А потом вспомнил про свои десять копеек и подумал: э, нет! Придёт трактор, всю землю перепашет, тогда мне своей монеты вовек не сыскать.

Собрал я чернозём, бросил его в воду, чтоб не нашли, и дальше рою. Вдруг лопата обо что-то звякнула. Снял я слой земли, смотрю: крыша. Рядом другая, третья. Стал дальше рыть – дома появились, дворцы, улицы… Дома из мрамора, тротуары мозаикой выложены, а вдоль улиц фигуры стоят, мужики и бабы, в чём мать родила. Понял я, что до древнего города докопался, неизвестную цивилизацию отрыл! Вот будет радости в учёном мире! Понаедут со всех стран академики, понапишут трудов – как наука обогатиться! И не только наука! Сюда еще туристов пускать будем, по древним тротуарам водить, древние фигуры показывать. И жить им есть где: древние дома под гостиницы переделаем. Это ж деньги рекой потекут, сотни тысяч долларов!..

С этими мыслями я бронзовые фигуры опрокидываю, пергаментные книги разбрасываю, серебряные кувшины переворачиваю – нигде своих десяти копеек найти не могу. А если ещё учёные понапрутся, туристы туда-сюда шастать начнут – тогда мне своей монеты вовек не сыскать!

Подумал я так и давай быстро-быстро древний город забрасывать. Забросал, затоптал, песочком присыпал, чтоб следов не осталось, и дальше рою. Вдруг прямо из-под лопаты фонтан забил. Батюшки – нефть! И так сильно бьёт, будто трубу прорвало. Вот так удача! Вот так открытие! Её ищут, а она тут, под ногами! Это ж миллионы долларов для страны! Надо скорей в газеты сообщить.

А потом думаю, ну да! Понаставят здесь вышек, вокруг них новый город вырастет. Железную дорогу подведут, аэродром построят – тогда мне своей монеты никогда не найти!

Заткнул я фонтан, а сверху еще камешками присыпал, и домой пошёл, отдыхать, сил набираться.

Завтра на работу не пойду, достану экскаватор, всю землю перерою, но свои десять копеек непременно добуду!

Недавно я завела себе людей, сразу четверых: хозяин, хозяйка, дочь и сын. Породистые, с хорошей родословной. Но им не хватало вожака, то есть, меня. Теперь я ими руковожу. Но не думайте, что это легко: людей надо дрессировать так, чтоб они этого не чувствовали, а считали, что это они тебя дрессируют.

Ну, прежде всего надо было заняться их экстерьером, сбросить лишний вес, укрепить мускулы. Они ведь ходить давно разучились – всё на метро, или на троллейбусе, или на такси. А о том, что существует свежий воздух, давно забыли. Вот я и стала выводить их на прогулки.

Это было совсем не просто – они сопротивлялись, ведь у людей отсутствует инстинкт самосохранения. Вот тут-то мы, собаки, должны прийти им на помощь. В семь утра я начинала лаять, скулить, стягивать с них одеяла – делала вид, что мне нужно срочно выйти, никак не могу удержаться. А один раз даже, для убедительности, на балконе… Ладно, не в подробностях дело!.. Главное – своего добилась: они стали по утрам гулять со мной, каждый по очереди, а иногда и все вместе.

Вначале, как только я сделаю свои дела, они сразу утаскивали меня домой и прогулка заканчивалась. Тогда я решила хитрить, тянула время и уводила их всё дальше и дальше. Постепенно я стала спускать их с поводка, чтоб они могли походить по траве и поболтать с соседями, которых тоже вывели погулять другие собаки… Таким же способом я приучила их и к вечерним прогулкам. А затем перешла к следующему этапу.

У них в доме не было горячей пищи, они никогда вместе не обедали: кто в столовке, кто в кафе, кто в буфете. В лучшем случае купит хозяйка мне колбасу или консервы – и они это едят. Я поняла, что так они долго не протянут, и приняла срочные меры: перестала есть эту сухомятку, делаю вид, что не нравится, хоть у самой слюна изо рта капает. Хочу, мол, косточек. Когда хозяйка первый раз сварила курицу, я выдала такую собачью радость, что они даже прослезились. А по правде, куриные кости – это не собачья еда, ими можно подавиться. Но я ела, рискуя своим здоровьем, чтоб они и дальше кур готовили. Потом такой же спектакль устроила по поводу супа, борща, манной каши и даже тушённой капусты, которую ненавижу… Так незаметно я их приучила обедать дома, каждый вечер, всей семьёй.

Но впереди были ещё заботы.

По вечерам они все разбегались. Хозяин у приятелей до ночи в преферанс играл, хозяйка шла к соседям посплетничать, сын-подросток в подъезде песни орал, дочь-студентка убегала на очередную вечеринку. Стая на моих глазах распадалась. Тогда я сделала вид, что ужасно нервничаю, когда кто-то из них уходит: лаяла, рычала, бросалась к дверям, хватала за одежду… Они растрогаются: «Как она из-за нас волнуется!» – и остаются. Стали друзей приглашать, мою преданность демонстрировать. «Смотрите, – говорит кто-то из них, – сейчас я начну одеваться, а она меня не будет выпускать». Ладно, думаю, делайте из меня клоуна, только привыкайте к дому – и лаю до одурения, а они счастливы.

Постепенно им дома бывать понравилось, сидят все вместе, пьют чай, общие дела обсуждают. А я лежу рядом на ковре и на стенные часы поглядываю. Когда наступает одиннадцать, начинаю демонстративно зевать и на люстру лаять, мол, спать хочется, а свет мешает. Тогда они свет гасят и сами тоже ложатся. Прошло немного времени, и они привыкли к такому режиму…

Ну, что ещё?

Дочке-студентке я нашла хорошего парня. Сделала вид, что мне его боксёр понравился. Стали мы с ним гоняться друг за другом – вот они и познакомились. А боксёр вовсе не в моём вкусе: хамоват, нахален, сразу лизаться лезет. Но я вижу, что его хозяин моей студентке приглянулся – терплю. Он уже несколько месяцев к нам в дом ходит, чай с нами пьёт… Надеюсь, быть свадьбе.

Словом, забот у меня теперь поубавилось, появилось больше свободного времени. Я уже о своей личной жизни подумываю, щенков хочу завести. Кстати, тот боксёр в общем-то оказался не таким уж большим нахалом – внимателен и, даже, симпатичен. А то, что лизаться любит, так это нормально: мужчина есть мужчина… Словом, мы с ним тоже встречаемся. Но главное – стая у меня теперь что надо: дружная и выдрессированная. Всё понимают с полулая, любую мою команду сходу выполняют… Я вам так скажу не хвастаясь: если бы проводились выставки хозяев, мои бы получали золотые медали. Поверьте! Честное собачье слово!

Исполнительница выходит на сцену с букетиком гвоздик.

Все любят вспоминать своё детство. А я наоборот, стараюсь его забыть. Только одна считалочка из памяти не идёт:

«На золотом крыльце сидели

Царь, царевич, король, королевич,

Сапожник, портной…

Кто ты такой?»…

Я всегда выбирала королевича, но мама учила, что надо выбирать сапожника, потому что в наше время сапожники живут лучше, чем короли. За меня всё всегда решали родители.Когда мне исполнилось пять лет, они захотели учить меня играть на дедушкиной скрипке.– У ребёнка абсолютное отсутствие слуха, – определила учительница музыки, когда я ей прогнусавила «В лесу родилась ёлочка».– Это ничего, – успокоила её мама. – Я вам хорошо заплачу, научите её слуху.Видно, учительнице очень нужны были деньги – меня стали по вечерам к ней водить. До сих пор с ужасом вспоминаю эти уроки: я рыдала, скрипка визжала, а учительница лежала. Однажды усилием воли она поднялась, перевязала голову полотенцем и взмолилась:– Я вам хорошо заплачу, только заберите ребёнка – у меня начинается менингит.На этом музыка закончилась, но начались уроки иностранного языка, причём японского, чтобы всех друзей переплюнуть. Нашли какого-то самурая из Одессы, который носил кимоно и гнал самогон из риса. Он потребовал такую плату, что мама в ужасе переспросила по-японски:– Сикоко, сикоко?..Пятиклассницей однажды я пошла с подружками на ипподром. Меня посадили на длиннохвостого красавца. Замирая от страха и восторга, я проехала на нём по зелёному полю и на всю жизнь заболела лошадьми. По ночам мне снилось, что я летаю над городом на огненном скакуне. Я умоляла маму записать меня в конноспортивную школу, но и она, и папа, и дедушка, и бабушка хором запричитали:– Упадёшь! Убьёшься! Сломаешь шею!..– Даже если ты и выживешь, у тебя будут кривые ноги, – припугнул папа.– А вот и нет! Все наездницы стройные!– Это их гримируют. А на самом деле у них ноги, как два коромысла.И папа процитировал мне куплет из старинной песни, в которой молодой казак приветствует свою невесту:

«Я возвернуся с дороги

И расседлаю коня…

«Здравствуй, моя кривоногая,

Ещё кривоногей меня!»

Спустя годы я узнала, что песню сочинил сам папа, в соавторстве с бабушкой. Но тогда этот куплет произвёл на меня впечатление, и я перестала пробиваться на ипподром. Но ещё много лет меня нельзя было оторвать от телевизора, когда показывали конные соревнования. Однажды, уже учась в институте, куда я поступила по настоянию папы и мамы, я случайно попала на какой-то эстрадный концерт. После музыкального вступления на сцену вышел молодой конферансье, и у меня запрыгало сердце: именно таким я представляла себе королевича из моей детской считалочки… Я сидела в первом ряду, он увидел меня и чуть не проглотил микрофон. Больше он уже ни на кого не смотрел, все свои шутки адресовал только мне. Но я не смеялась. Я сидела оглушённая и счастливая и только завидовала стойке микрофона, потому что он держал её за талию.В антракте я выскочила на улицу, добежала до цветочного киоска, отдала все свои деньги за букет гвоздик и вернулась, когда все артисты пели прощальную песенку. Он тоже пел, но лицо у него было несчастное. Когда я протянула ему цветы, он схватил меня за руки и уже не отпускал до закрытия занавеса.Мы провели вместе этот вечер и все другие вечера после его концертов. Мы сидели на скамейке и целовались, а я смеялась, сама не знаю почему. Он объяснил, что это до меня только сейчас дошли его шутки.Когда я сообщила обо всём родителям, произошло что-то вроде ташкентского землетрясения. Папа затопал ногами и закричал:– Кто?.. Конферансье?.. Пока я жив, оно к нам в дом не войдёт!Мама пыталась сохранить дружеский тон:– Доченька, поверь: вы не построите семью – артисты полжизни проводят на гастролях.– Я буду ездить с ним и помогать ему в концертах.Этого мама не выдержала и закричала:– В эстрадных концертах?.. Ты?!.. Через мой труп! Через папин труп! Через трупы дедушки и бабушки!..От такого количества трупов мне стало плохо. Родители заперли дверь и не выпускали меня. Я пыталась вылезти через окно – меня оттащили. Я молила, рыдала, кричала, потом впала в апатию и неделю пролежала в постели. И сдалась. Меня ведь не научили бороться, поэтому я покорилась.Прошёл ещё один год. Я стала девицей на выданье, и родители начали поспешно искать мне мужа. Однажды дед привёл в дом своего зубного техника, который принёс шампанское и о чём-то долго шептался с папой. После его ухода я узнала от деда, что техник хочет на мне жениться.– Но он мне не нравится, – запротестовала я.Дед рассердился и вытащил из стакана свою вставную челюсть.– Не заговаривай мне дёсны! Посмотри, какая работа!– У нас разные интересы, – пыталась я найти поддержку у мамы, – ему же целых сорок лет.– Ну, и что? – удивилась мама. – У мужчин это переходный возраст: они переходят от жены к жене. Так что скорее выходи, а то уведут.Я подумала: какая разница, этот или другой – и согласилась.Свадьбу справляли пышно, в лучшем ресторане. Пришли все стоматологи нашего города и весь вечер пили за золотые руки моего мужа.Живём мы мирно, спокойно. У нас большая квартира, гараж, дача, машина. Мама и папа счастливы, дедушка и бабушка тоже. Институт я бросила, сижу дома, смотрю за ребёнком. По вечерам помогаю мужу: кипячу инструменты, расфасовываю цемент, кладу зубы на полку. По субботам ходим к его родителям, по воскресеньям – к моим. Конноспортивные соревнования я больше не смотрю, на эстрадные концерты с тех пор ни разу не ходила… Вы спросите, зачем сюда пришла?.. Увидела его фотографию на афише, захотелось гвоздики подарить, как тогда… Нет, нет, не сама – я через билетёра передам…Не люблю своё детство. Стараюсь его забыть. Почти забыла. Только одна считалочка из памяти не идёт:

«На золотом крыльце сидели

Царь, царевич, король, королевич…»

В конце каждого года я меняю настольный календарь, вставляю новый. А старый, исписанный вдоль и поперёк, выбрасываю в корзину. Но не сразу. Сперва перелистываю его, вспоминаю дела и заботы минувшего года.

Н-да… Много замыслов – мало свершений. С первых же чисел января повторяется запись: «В понедельник сесть за диссертацию». И каждый раз откладываю до следующего понедельника… Много юбилеев, банкетов, дней рождений – три-четыре в неделю. А вот «Зайти к маме» – не так уж часто, раз в месяц, не больше. Нехорошо!.. А записывать маму в календарь – хорошо?..

О, сколько женских имён… Часы свиданий… Одно имя не повторяется более двух-трёх раз. А что это в скобках?.. «Поля – касс», «Таня – инж.»?.. Вспомнил: «Поля – кассирша», «Таня – инженер». Чтобы не перепутать…

Часто заказываю такси, почти каждый день. Скоро совсем разучусь ходить. Не случайно – названия лекарств, телефоны врачей… Записи, которых раньше никогда не было в моих календарях: «Аптека», «Поликлиника», «Медсестра». Двигаться надо больше, двигаться!.. О, наконец: «Пойти в бассейн». И снова перенесено на понедельник… Опять: «Сесть за английский». Это уже в апреле. Там же: «Позаниматься спортом». А вот зачастила фамилия Градов. «Выступить против Градова», «Выдать Градову», «Раздолбать Градова»… Что-то раньше я не был таким кровожадным. А ведь когда-то мы с ним даже дружили!

С мая ворвалась запись «Автоинспекция». Это я машину купил. Теперь часто повторяются: гараж, тест, страховка… И слов таких раньше не знал!.. Как много заседаний, обсуждений, просмотров. Вот где время гробится!.. «Пойти с Машей в театр на детский спектакль». Это любимая племянница. Так и не пошёл. «Договориться с преподавателем английского». Это уже опять в октябре.

А может, взять и круто всё повернуть?! Продать машину, не ходить на вечеринки и совещания, по вечерам у мамы пить чай со сладким клубничным вареньем, встретить девушку, одну, единственную, жениться, вместе ходить в бассейн, помириться с Градовым, заняться спортом, сесть за диссертацию…

Обязательно. Немедленно! Не откладывая!!!

С понедельника.

Вы спрашиваете, почему я от жены ухожу? А вы бы не ушли?.. А вы бы не ушли, если бы ваша жена всю жизнь в офисах, в самолётах, в «Мерседесах» – так что мне и уходить не от кого!.. Она у меня крупный бизнесмен, можно сказать, олигарх. Она – олигарх, а я – домохозяйка. Я – мать-одиночка. Я – муж-вдова при живой жене!.. У нас трое детей. Она их рожала между симпозиумами. Ей даже некогда было пойти в декретный отпуск – она его переводила на меня.

Недавно у неё родился четвёртый, но она об этом не знала: она в это время была на совете директоров.

Я всё надеялся, что её посадят, тогда бы я ей передачи носил, виделись бы. Но все заняты Гусинским, Березовским, Ходорковским – на других олигархов уже прокуроров не хватает.

Последние месяцы мы уже и не спим вместе: то у неё инфляция, то она кому-то делает дефолт. Я подозреваю, что это что-то интимное, но проверить не могу: с ней всегда рядом два амбала, наверное, родственники: они себя называют «братаны». Правда, два раза всё-таки приходила ночевать: в мой день рождения и в нашу годовщину.

Первый раз мы лежали на кровати, а с двух сторон, на раскладушках – братаны с автоматами. А второй раз я умолил её, чтоб мы были одни. Она согласилась.

Михаил Светин вошел в образ

Велела раздеться догола, лечь на спину, а на грудь мне поставила телефон, на живот – факс и чуть пониже – компьютер. Всю ночь посылала секретные распоряжения и просила не дёргаться, чтобы компьютер не падал. Я понимаю, что я ей уже не пара, она теперь любого богача может иметь: недавно, сам слышал, двух банкиров заказала. А сейчас только и слышу от неё: «Чёрный Пиар, Чёрный Пиар!» – это, наверное, у неё какой-то негр появился.И в гости к нам никто не приходит: забор такой высоты, что об него птицы разбиваются, плюс сигнализация, которая сначала стреляет, а потом воет: оплакивает. А во дворе – Гоги, пёс-людоед, кавказская овчарка, он человека проглатывает, как хачапури. А у ворот – охрана с автоматами. Кто к нам может прийти? Даже я, хотя они меня в лицо знают, обязан сказать пароль. А пароль каждый час меняют. Однажды я его забыл – пришлось под забором ночевать.Честно говоря, я в дом не очень и стремлюсь: её нет, дети в Швейцарии учатся, мне там одному страшно. Брожу, как по телестудии: у нас во всех комнатах телекамеры наблюдают. Даже в туалетах. Но туалетами я не пользуюсь: там унитазы из Арабских Эмиратов, фарфоровые, золотом отделаны… Как на такое сядешь?.. Я их, как вазы использую, для фруктов. А для нужды я в глубине сада, нормальный сортир выкопал, на два очка, для себя и для Гоги.И ночую я – у Гоги в будке. Вы не смейтесь: его будка при Советской власти считалась бы нормальной однокомнатной квартирой. Гоги меня пускает: во-первых, ему тоже одиноко, а во-вторых – кавказское гостеприимство. Я ему колбасу приношу а он мне у охранников выпивку ворует.Питаться дома я не могу в холодильнике только заморские твари-деликатесы: крабы, кальмары, лобстеры… Не по мне это. Я лучше у Гоги сухой корм погрызу. Если горячего хочется, иду в кафе-самообслуживания. В этом кафе никто больше двух обедов не выдерживает. При кафе открыт медпункт и страховая компания. Если вы застрахованы, вас сразу после обеда забирает «скорая помощь». А я питаюсь там уже пять лет, меня даже по телевизору показывали, в передаче «Наши долгожители».Вы думаете, я так просто плюнул и ушёл?.. Нет! Я жене, через референта, заявление передал: мол, прошу освободить от занимаемой должности. И две недели, как положено, ждал: может, она замену найдёт.А потом, как стоял, так и ушёл.Единственное, что я взял – вот этот медальон. В нём я храню котлету, которую жена сама изжарила мне в день нашей свадьбы.Вы спрашиваете, почему я от жены ушёл? А вы бы не ушли?!

– Не хочу?.. Не могу!.. Не имею права!.. – трижды отрубил директор, и трое огорчённых сотрудников покинули кабинет.

Вошла секретарша, вручила ему запечатанный конверт. Он вскрыл его, прочитал письмо и издал торжествующий возглас.

– Фу-у!.. Наконец-то!.. – Радостно выдохнул воздух. Потом спохватился, кивнул на дверь. – Верните их!

Секретарша выскочила в приёмную, заполненную посетителями, и выудила оттуда тех же трёх сотрудников.

– Значит, вам квартиры нужны? – спросил директор у первого.

– Хотя бы одну, Вадим Петрович! Я их всех там поселю.

– Зачем одну? Я вам четыре дам. Молодых специалистов надо беречь – каждому по квартире!

– Разрешите хоть в лабораторных условиях проверить мою схему, – взмолился второй.

– Это затянет внедрение: мы её сразу во всех цехах запустим. Да, да, да! Если не рисковать – значит, топтаться на месте!.. Что у вас? – обратился шеф к третьему.

– Поговорите с мастером – пусть людей не травмирует.

– Разговоры здесь не помогут – я его снимаю с должности. А вместо него ставлю вас. Нам нужны люди, болеющие за производство.

Счастливые посетители покинули кабинет.

– Я вас, Вадим Петрович, сегодня просто не узнаю, – удивлённо произнесла секретарша. – Что с вами происходит?

Директор поднялся над столом, как над трибуной, и произнёс:

– Двадцать лет сидел я в этом кресле и ни одного решения сам не принял. Ответственности боялся. Всё ждал своего часа. И дождался: на пенсию меня отпускают, с завтрашнего числа. Значит, за всё, что я сделаю сегодня, завтра будет отвечать другой. Зовите ко мне сейчас каждого, всех, подряд!.. Всё подпишу, разрешу, санкционирую… Полжизни руки были связаны – хоть полдня поработаю по-настоящему. Дождался!..

Я с детства рос очень послушным и исполнительным. «Ешь кашку!» – и я набивал рот размазней. «Без спросу не ходи!» – и я вымаливал разрешение даже на то, чтобы пойти пописать. «С этим не дружи – он плохой!» – и я отбирал у плохого мальчика свой мячик. «Учись хорошо!» – и я зубрил ненавистную анатомию. «Занимайся спортом!» – и, не имея сил поднять штангу я перекатывал ее по залу. «Запишись в самодеятельность!» – и я гадким голосом орал в хоре.

Потом я вырос, окончил школу, окончил институт, стал взрослым, самостоятельным, даже руководящим. Но, приученный выполнять указания, я продолжал жить только так, как велят и советуют.

«Храните свои деньги в сберкассе!» – прочитал я на светящемся транспаранте и сразу положил на книжку все свои сбережения. Увидев плакат на стене сберкассы: «Летайте самолётами Аэрофлота!» – немедленно снял деньги с книжки и помчался в аэропорт. Прилетев на Кавказ и сойдя с трапа самолёта, прочитал: «Туризм – лучший отдых!» Тут же купил рюкзак и затопал по горным тропам. Где-то на перевале наткнулся на предупреждение: «Не забыли ли вы застраховать своё имущество?» В ужасе хлопнул себя по лбу: конечно, забыл! Сбросил рюкзак, скатился вниз, вскочил в самолёт, вернулся обратно и немедленно всё застраховал: квартиру, мебель, одежду и даже кошку.

Заметив призыв: «Посетите наш ресторан!», вошёл вовнутрь и, хотя есть категорически не хотелось, насильно затолкал в себя два комплексных обеда. Недоеденный кусочек хлеба хотел оставить на тарелке, но, прочитав над столом, что «Хлеб – наше богатство!», бережно спрятал недоеденное богатство в кошелёк. Взглянув на табличку «Посетитель и официант, будьте взаимно вежливы!», пожал руку официанту, потом обнял его и оставил ему рубль «сверху». Покидая зал, увидел другую табличку: «Не унижайте официантов чаевыми!», ринулся назад и прервал унижение официанта, отобрав у него свой рубль.

Услышав по радио «Уничтожайте мух – источник заразы!», помчался за первой же встреченной мухой, полдня гонялся за ней и прихлопнул её уже за городом, на лесной опушке. К дереву был прибит щит, который призывал: «Берегите муравьев – санитаров леса!». Откликнувшись на этот призыв, я погладил по спине пробегающего муравья и угостил его убитой мухой.

Как видите, я был очень послушным. «Не курить!» – бросал недокуренную сигарету. «Не сорить!» – тут же подбирал ее обратно и прятал в карман. Если пиджак начинал дымиться, я не пугался – я с детства помнил спасительный завет: «В случае пожара звоните по телефону 01». «Даёшь!» – и я отдавал последнюю рубашку. «Только вперёд!» – и я бежал впереди всех. «Догоним и перегоним!» – и я мчался, обгоняя импортные машины. «Выполним и перевыполним!» – и я перевыполнял любое выполнение. «Все как один!» – и я собирал группу таких же, как я, и мы наперебой копировали друг друга.

Только один лозунг однажды поставил меня в тупик: «Экономика должна быть экономной». Сперва я растерялся, я не знал, как надо на него откликаться. А потом понял, что это образец для импровизации, и стал сам штамповать подобное: «Наука должна быть научной», «Искусство должно быть искусственным», «Ограниченность должно быть ограниченной»…

Вот так я шагал по жизни спокойно и беззаботно, ни о чём не задумываясь, выполняя готовые указания, которые были на каждом шагу. И вдруг они стали исчезать, с каждым днём их всё меньше и меньше. И я остановился. Я растерялся. А вдруг их совсем не останется, что тогда? Мне говорят: решай сам. А как? Я же не привык, меня этому не учили. Я ведь теперь до конца жизни простою на месте в паническом неведении: как быть? Что делать? Куда идти?..

Пожалуйста, не губите меня! Пощадите! Дайте хоть одно спасительное указание, как жить без указаний!..

Вы спрашиваете, понравился ли мне спектакль?.. И да и нет. Туманно? А я своего мнения об искусстве никогда прямо не высказываю. После одного случая.

Было мне тогда лет двадцать. Я выступал в самодеятельных концертах и мечтал стать артистом. Мой приятель, известный эстрадный фельетонист, помог мне устроиться в местную филармонию. Он убедил директора в том, что я прекрасно чувствую и понимаю искусство, и директор меня принял.

В тот же вечер, просмотрев концерт с участием моего приятеля, я отправился к нему за кулисы. Он сидел, окружённый незнакомыми мне людьми.

– Ну, как? Тебе понравилось мое выступление? – спросил приятель.

Откровенно говоря, мне его выступление не понравилось, но не мог же я ему об этом сказать прямо.

– Выступал ты неплохо, но какой дурак написал тебе этот монолог?..

В этот момент приятель слегка толкнул меня в бок и прошептал:

– Тише! Здесь стоит автор.

Я растерялся, но тут же вышел из положения:

– Нет, сам монолог ничего, но вот музыка к нему… Это же бред!

Приятель снова толкнул меня и прошипел:

– Идиот! Рядом с тобой композитор!

– Нет, музыка бы еще прошла, но режиссёр…

Сильный удар в бок дал мне понять, что здесь же находится и режиссёр. Я почувствовал, что запутываюсь окончательно, и, стараясь как-то выкарабкаться из этого положения, пролепетал:

– Вообще-то всё, наверное, хорошо. Просто я сам ничего не понимаю в искусстве!

В это мгновение на мое плечо легла чья-то рука. Я обернулся и обомлел: сзади стоял директор филармонии.

– Молодой человек, – произнёс он сурово, – артистам, ничего не понимающим в искусстве, не место в моей филармонии!

Вот с тех пор я своего мнения об искусстве никогда прямо не высказываю. Как живу? Прекрасно живу. Тридцать лет работаю театральным критиком.

Друзья мои! Позвольте сегодня, за этим праздничным столом произнести свой первый тост за моих настоящих, истинных врагов, которые помогали мне двигаться по жизни и научили всему самому нужному самому мудрому и самому полезному.

Начну с тебя, Вилька Козырев, наш классный хулиган и приставала, который всегда издевался над моим хилым телосложением и позорил меня перед девчонками. Я долго терпел. Но когда в наш седьмой «Б» перешла Линочка Яралова, в которую мы все немедленно влюбились, твои издевательства стали мне невмоготу. Тайком я стал посещать секцию бокса, и уже через полгода изметелил тебя на переменке под одобрительные аплодисменты Линочки. И хотя ты стал обходить меня третьей дорогой, спорт я уже не бросил и с тех пор регулярно занимался боксом. Как часто потом это выручало меня в жизни. Спасибо тебе, мой заботливый, мой дальновидный хулиган!..

Низкий поклон вам, неуважаемый Константин Иванович! С детства я был вспыльчив и невыдержан, взрывался из-за пустяков, устраивал скандалы. Но когда, после института, я попал к вам в отдел, где вы, пользуясь своим положением, ежедневно орали и оскорбляли подчинённых, в том числе и меня, я на собственном примере понял, как тяжело тому, на кого кричат, и как мерзок тот, кто себе это позволяет. Я стал следить за собой, гасить в себе вспышки ярости, воспитывать сдержанность. Говорят, что мне это удалось, я стал выдержанней и корректней – благодаря вам, мой почтенный хам. Спасибо!..

Благодарю и вас, завистливый гражданин Котенко, мой рецензент, мой оппонент, мой душитель! Я был намного моложе вас, а успел уже сделать больше, чем вы. Вы не могли с этим смириться, не хотели пускать меня вперёд, на корню рубили любую мою идею, своим авторитетом давили каждое моё начинание. Я понял, что вы – невежда и победить вас можно только знанием и мастерством. Я стал серьёзно готовиться к поединку. Где нужно было прочесть один учебник – читал три, где нужно было сделать два варианта – делал пять. Работал по ночам, не знал выходных, не ездил в отпуск. Конечно, вы лишили меня многих радостей жизни, но в результате я пробился сквозь вас: имею признание, премии, учеников. А главное, я теперь умею делать всё то, что не умеете вы – и это благодаря вам, дорогой мой шлагбаум!

Я поднимаю свой бокал не за друзей, а за врагов, и уверен, что вы, мои друзья, поймёте и не обидитесь: ведь и подружились мы, благодаря им, нашим недругам, ища опоры друг в друге против злобы, зависти и лицемерия.

Спасибо вам, мои верные враги! Я пью за то, чтобы у вас хватило сил и дальше тонизировать мою жизнь, не давая мне расслабляться и терять спортивную форму… Я не виню вас за ваши мерзкие качества, а жалею: ведь вам не повезло в жизни, у вас не было таких неутомимо-преданных врагов, которые бы испытывали вас на прочность, закалили бы ваши характеры, отслоили и очистили ваши души от шлака и мусора. Но не теряйте надежды. Быть может, именно этот Новый год будет для вас сложным, трудным, мучительным и поможет многое понять, от многого избавиться и окрепнуть в борьбе с вашими приобретенными врагами.

Друзья мои! Давайте выпьем за наших врагов! Пока они существуют, мы будем сильны, мы будем добры, мы будем нравственны и непримиримы!

С Новым годом!

Нет, нет, спасибо, я постою. Мне ведь некогда, я, как всегда, тороплюсь. Что же с вами случилось, голубушка? Устали? Ещё бы. Ведь вы целые дни вертитесь… И ночи тоже?.. Ничего не поделаешь, такая у вас обязанность. Если вы перестанете вертеться, не будет вообще ни дней, ни ночей.

Что вас беспокоит? Дети?.. Обычная история! Вы отдали им все свои богатства, а им всё мало. Они преграждают ваши реки, взрывают горы, бурят скважины. Вы отдаете им свою кровь, а они наполняют ею двигатели ракет и покидают вас, стремясь на другие планеты. Конечно, обидно… Что? Вы их именно за это и любите? Вы поистине великая мать.

Я должен вас осмотреть. Повернитесь… Еще повернитесь… О-о, сколько рубцов и шрамов… Следы старых войн?.. Сейчас не болит?.. Только в непогоду ноет? Ясно. А тут?.. Больно?.. Да, это свежая рана. Обожжено напалмом. Знаю, знаю, это очень болезненно.

Я вас хочу прослушать. Откройте кратер. Дышите. Так… Так… Глубокие внутренние хрипы. Ах, ядерные?.. Учтите, это очень опасно, это злокачественно, нельзя запускать – надо немедленно принимать меры!

Как вы наэлектризованы – меридианы натянуты до предела… Почему вас трясет? Боитесь смерти? Чепуха! Температура у вас нормальная -2000° Сколько вам лет? Всего пять миллиардов? Да вы же совсем девчонка!

Что я вам пропишу? Каждый день принимайте по свежему солнцу. Умывайтесь дождем, растирайтесь снегом… И гоните мрачные мысли! Вам ещё жить да жить. Дайте руку, я проверю ваш пульс. (Считает) Раз, два, три… (Музыка).

(Считает удары пульса). Десять, двадцать, тридцать…

(Считает). Сто, двести, триста…

(Считает). Тысяча, две, три…

(Считает). Миллион, два, три…

… Неправильно это у нас происходит, непродуманно. Почему Новый Год по всей стране одновременно в январе встречают?.. Это же создает большие производственные трудности: где на всех сразу столько снега взять?.. Я заведую зимним отделом Небесной Канцелярии и только и слышу, как нас ругают: «Опять напутали!.. Опять растаяло!.. Что с климатом творится!..» А ничего не творится – каким был климат таким и остался, просто у нас снега на всех не хватает; лимитировано. У кого есть наряд – тому и отпускаем. А остальных, как обеспечить?.. Нет, на урожай я не жалуюсь – в этом году много снега взяли и града, и крупы. А хранить – негде, все портится, тает. Можно было бы заморозить, так холодильники в срок не подвезли, поэтому и мороза тоже нет – еле-еле иней наскрести удаётся. Вот и приходится туману напускать, чтоб с рук сошло…

А работать с кем? Кто умеет вкалывать – на производство стремится. Вот и остались у меня в канцелярии только дурочки – снегурочки. Недавно погнали стадо буранов в Кара-Кум, всю пустыню заморозили… А в прошлом году над Саратовом циклон с антициклоном столкнули, лоб в лоб – представляете, что там закрутилось!.. А четыре вагона со снегом вообще не дошли до назначения, исчезли. Говорили, что их ветер развеял. Бросились за ним, второй год ищут ветра в поле… Да это и не единственный случай – тащут безбожно! С чёрного хода выносят по сугробу, по снежинке. Даже поземку украли – они её на пол стелят.

А вчера вдруг звонок:

– Давай снег в Ялту!

– Почему? Не запланировано!

– Туда выехала встречать Новый год жена одного большого начальника – так что давай валяй!

Что делать? Даю. Валю снег в Крым. А в Магадане – оттепель. Меня, конечно, опять ругают. А где взять столько снега, чтобы всем досталось?.. Мы его уже и так дождем разбавляем – слякоть получается. А потом удивляетесь, что у меня зимой снега не допросишься!..

Вот поэтому я и решил циркуляр спустить, чтобы Новый год праздновать не всем одновременно, а по очереди, в течение года… Ни к чему эта штурмовщина к концу декабря, вечный аврал. Спокойно распланируем и будем встречать и в феврале, и в мае и в июне. Тогда и снега всем достанется.

Один раз используем, потом в химчистку и санобработку – и дальше отгрузим. Начнём с Севера, где хранить легче – и постепенно будем передвигать праздник к Югу. Например, в январе Новый год встречают в Якутске и Верхоянске, в феврале – в Мурманске и Архангельске и так далее пошли по карте вниз. В августе, в бархатный сезон, двинем снежную лавину в Сочи. Потом в Ташкенте и Ашхабаде отпразднуем. Детки потанцуют вокруг кактуса. На тройках верблюдов промчится дед Мороз, вернее, дед Жара, вместо Снеговика – Суховей…

Честно говоря, можно было бы и без этих нововведений обойтись. И снег у нас есть, самый белый, и град – самый крупный. А крупы – вообще полные облака. И узорные снежинки вырезать умеем, и мохнатые хлопья прясть. При желании можно столько всего изготовить, что всю Землю укроем, как одеялом. И холодильники достать смогли бы, и хранилища вовремя подготовить, и кадры умелые воспитать – но ведь для этого работать надо, думать, мозги напрягать. А мне, ой, как неохота. Вот я лучше всякие циркуляры и спускаю. Мало ли что для вас плохо – мне так удобней!.. Вот и постановил: больше тонны снега в одни руки не отпускать. И Новый год теперь праздновать в утверждённом порядке. Кто там первый на очереди – подходи и расписывайся в получении снега. А вы не толпитесь, вам в июле встречать.

С Новым годом!

Вот сейчас только и слышишь: плюрализм, реализм, оптимизм… А про тюризм забыли. А лично я – за широкое развитие тюризма: и в большом городе, и в райцентре, и в деревне – всюду своя тюрьма… Тихо, тихо, не надо ойкать и делать руками так!.. Ты сперва выслушай, а потом ладонями махай.

Почему наша экономика периодически пробуксовывает?.. Потому что специалистов мало, профессионалов дефицит – народу не с кем советоваться. А те, кто сохранились, разбросаны по всей стране или по загранице шастают – пойди найди. А раньше, когда мы уже почти процветали, как было? Сидели они все у нас в одном месте, только в разных камерах. Кому нужно проконсультироваться, берёт командировку приезжает и спрашивает:

– Тюрем-тюремок, кто в тюреме живёт?

А там, как в сказке: и Мышкины, и Зайцевы, и Медведевы…

Один – театру незапланированную прибыль добывал, другой – колхозные помидоры, которые на поле догнивали, самовольно горожанам распродал, третий – прежде чем завод возводить, детские сады построил. Их инструкциями, как волков, обложили, а они всякие ходы придумывали, как запреты обойти. Головастые, черти!.. Ну, их за это из нашего планового хозяйства повыдёргивали и – отдыхать, на тюрбазы. Собрали всех в дружные коллективы: и биологи, и кибернетики, и экономисты. Я там при них служил, так, могу тебе, как наш великий писатель Максим Горький, со всею искренностью заявить: это – мои университеты!.. Там и про продажную девку империализма генетику можно было поразузнать, и в военной стратегии разобраться, и язык иностранный выучить… А ежели развлечься, то тоже есть где: у писателей свой отдельный барак был – любых стихов наслушаешься!..

Ты спросишь: к чему я эти воспоминания ворошу?.. А к тому, что опыт прошлого смахивает со счетов негоже. Поэтому предлагаю их всех туда собрать, хотя бы на месяц, чтобы курсы по усовершенствованию провести. Вся страна, наконец, узнает, где у нас мозговой центр расположен, и к ним потянется… Кто это не позволит?… Ну, и что, что демократия? Демократии приходят и уходят, а традиции остаются – с детства ведь хором просим: «Дайте только срок!»… Ясное дело, время свою поправку внесёт, условия будут другие: камеры – однокомнатные, изолированные, нары – с пружинами, решётки – разноцветные, пижамы – не полосатые, а в цветочках… И организовать надо всё чётко и продуманно: групповые занятия и камерные чтения, и телевидение подключить, чтобы сериал отсняли под общим названием «Хорошо сидим!»… Ну что ты опять руками размахался?.. Если ещё до истины не допёр, тогда прямым текстом скажу: в любом случае их туда собрать надо! Либо чтобы такими курсами народ до ихнего уровня приподнять, либо чтоб их уровня вообще не было – тогда даже на карачках можно спокойно процветать и над Западом посмеиваться за ихнюю отсталость… Так что давай подписывай это предложение и пошлём, куда надо… Почему стыдно? Кто засмеёт? Ох, и тёмный ты пень! Думаешь, это моё личное мнение? Да только свистни – тысячи подпишутся, старая гвардия давно авторучки точит. Так что давай смелей, будем зачинателями тюризма. Тогда и нам работа найдётся, при камерах: я буду камер-юнкером, а ты – камер-динером. Ставь, ставь подпись!

Я много лет разъезжаю с нашим ансамблем и всё это время с интересом наблюдаю за музыкальными инструментами. Ведь у них, как и у людей, своя жизнь, беды и радости, которые отложили отпечаток на их характеры. Это не просто музыкальный ансамбль – это коллектив из равных, довольно сложных индивидуальностей. У каждого из них есть душа (ведь без души не сыграешь). А раз есть душа, то есть что-то и на душе, за душой. Но они доверяют свои тайны только самым близким, а с остальными фальшивят. Опять же, как и люди.

Вот, например, гитара.

Особа испанского происхождения с темным скандальным прошлым. Вела ночной образ жизни, пела серенады, была причиной драк и дуэлей… Потом бродяжничала в таборе, пошла по рукам и опустилась до подворотни. Легко расстраивалась, была наэлектризована и всё время замыкалась в себе.

Так продолжалось до тех пор, пока она не встретила нашего гитариста. Она влюбилась в него с первого взгляда и повисла у него на шее. Когда он кладет на неё руку, она трется о его ладонь всеми струнами и мурлычет, мурлычет… Стоит ему уйти – она тоскует и не издает ни звука. Характер её резко изменился: она стала ласковой, веселой, приветливой. Теперь её всюду приглашают, ни одна компания не обходится без неё.

Инструмент следующий – саксофон.

Всегда хохочет! У него репутация заводилы и весельчака.

Но не верьте напускному веселью: у него довольно грустная история. Когда он появился на эстраде, его стали гнать и преследовать, считали, что под его пение молодежь будет разлагаться, – как-будто нельзя разлагаться под гармошку! Попробовали. Убедилась, что можно. Но саксофон всё равно продолжали ругать. Потом оказалось, что слово «сакс» перепутали со словом «секс». Когда и это выяснилось, его стали обвинять в отсутствия прямоты, призывали равняться на дудку и даже попытались выпрямить. Но саксофон придумал хитрый выход из положения: он стал сам себя разоблачать.

Он играл, показывая, как не надо играть; он пел, показывая, как не надо петь. Разоблачал себя до тех пор, пока не стал популярным. Когда стал популярным – его признали. А когда признали – оказалось, что он уже постарел и устарел, мода на него прошла.

Сейчас в нашем ансамбле он работает с кларнетом на полставки. По-прежнему громко хохочет, но не верьте напускному веселью – вы ведь уже знаете его историю.

А это – контрабас.

Он родился скрипкой с прекрасным голосом. Но у скрипки была рука, которая её поддерживала, а у контрабаса такой руки не было. Поэтому его поставили во второй ряд, оправдывая это тем, что у него нет голоса. Контрабас кричал, спорил, протестовал, пока однажды не сорвал голос и не начал басить. «Ну вот, мы же говорили!» – сказали недоброжелатели и даже отобрали у него смычок. С тех пор его всю жизнь щипали, дергали, а он уже и не протестовал. Обрюзг, растолстел и замкнулся в своем футляре.

Но в нашем коллективе его приняли с большим уважением, убедили, что он нам нужен и, даже, дали ему сыграть соло. Он долго канифолился, потом, наконец, настроился, сыграл, и вдруг оказалось, что он очень талантлив, просто надо было в него поверить.

А вот барабан – сердце нашего ансамбля.

Как всякое сердце, он обо всех беспокоится, и каждому подыгрывает, каждому даёт ритм. Его часто ругают:

– Тебе что, больше всех нужно!?. Ведь никто спасибо не скажет. Наоборот! За то, что ты во всё вмешиваешься, тебя же, дурака, беспрерывно бьют. Поумней! Не будь круглым и набитым!

Однажды барабан не выдержал, стал стучать с перебоями, надорвался и лопнул. И ансамбль умер. Нет, музыка продолжала звучать, но в ней не хватало сердца.

Барабан бережно вынесли на руках, что-то заменили, что-то подклеили, и он снова вернулся на свое место. Его опять уговаривают беречь себя, не надрываться, работать в медленном ритме, но он по-прежнему ни минуты не отдыхает и каждому подыгрывает. Он знает, что может снова лопнуть, но он просто не умеет жить по-другому.

И, наконец, главный солирующий инструмент – рояль.

Как о всяком солисте, о нем среди инструментов ходит много сплетен.

Одни говорят, что он барин: имеет ноги, а ходить не хочет.

Другие, наоборот, говорят, что он врождённый инвалид, у него нет четвертой ноги…

Третьи говорят, что в нём слишком много дерева и сыграть на нём всё равно, что сыграть в ящик.

Словом, чего только о нём не говорят.

Но стоит ему начать свою сольную партию – все инструменты немедленно замолкают и, как перед истинным талантом, склоняют перед ним головы.

Да, у каждого инструмента своя жизнь, свои беда и радости, свой характер. Потребовалось немало времени и усилий, чтобы создать из них слаженный коллектив. В этом коллективе иногда ссорятся, иногда завидуют, иногда капризничают, но в основном занимаются общим полезным делом, ради которого они и живут на свете!.. Словом, всё, как и у людей…

Мене, як я ещё дивкою была, мама всегда наставляла: «Выходь замуж тильки за интеллигента. Интеллигентный муж – самый заботливый: он тебе даже от полюбовницы звонить будет: как ты себя чувствуешь, какие у диточок отметки?»… Вот я и выйшла за Яшеньку. До Киева его прывезла, комнату зняла, работу знайшла: у трёх местах офисы убираю… Вечером прибегаю домой, продукты прытаскую… Гляжу, сыдыть мой Яшенька коло телевизора, грустный – прегрустный, сэриал смотрит.

– Чого это ты, мой любый, печалишься? – спрашиваю, а ответ уже заранее знаю:

– Некомфортно мне тут, – отвечает. – Не ценят!

Клара Лучко любила этот монолог

Это ему обидно, значит, что никто его никуда не зовёт и руководящую работу не предлагае. А он у нас у Херсоне главным сантехником был, вся канализация города через него шла!.. А потом, колы канализацию прыватызировали, мово Яшеньку уволилы, потому что он всю эту перестройку не принял: раньше вин сыдив и давал руководящие указания, а теперь сталы заставлять його работать… А он до этого не приычный. Тому мы з Херсону у Кыив переихалы, за новою должностью, а её не дають – от вин и переживае… Ну, я быстренько еду сготовлю, покормлю его и предлагаю, чтобы як-то ему жизню разнообразить: – Пойди, – говорю, – полежи под деревом.Ни, это не сад, это – садочок такой малюсэнький за нашим окном… Ни! Его не в метрах измеряють, а в сантиметрах: 220 на 180, як прединсультное давление… Ну, полежит он там у шезлонге, газетку почитае про какое-то новое оружие: какую-то секс-бомбу, и снова на лице – тоска зэлэна. И это понятно: мужчина здоровый, у собственному соку – скучно без дела. От я и решила ему яке-ныбудь хобби придумать. Позвонила маме у село, хотела з нэю посоветоваться. А вона голосыты начала:– Бедная моя доченька!.. Куды ж ты глядела?.. Шо это за мужик без хобби!.. Теперь ясно, почему у меня внукив нету!..Вижу, од мамы совета не дождуся, стала у друзей и родичей выпытувать, чем другие мужья занимаются, и узнала много разных мужчинских хобби. К примеру Яшенькин дядя – огородник-мичуринец: новый сорт овощей выводить: пять лет скрещивал горох з редькою. Получился очень интересный овощ: мелкий, як горох, зато горький, як редька. Есть его нельзя, продать невозможно – он им приезжих родичей угощает.А сын его, Яшенькин двоюродный брат, однокомнатну квартиру купыв, тесно ему там, так он эту квартиру розширяе: вынимает из стен кирпичи – ниши делает. Одного разу так увлёкся, что выпав на улицу и чуть пид машину нэ попав… Нет, мене такое хобби нэ пидходыть: чтоб мужчина из хаты выпадав. Мене надо, як говорять, чтоб и дома и замужем.И тут сосед наш меня на мыслю натолкнув. Он – микроумелец, все предметы через микроскоп розглядуе. Он свою биографию на собственных волосах записывает, для внукив. И название красыве придумав: "Во весь волос!"… Но выйшла неувязочка: ему уже за семьдесят, его биография продолжается, а волос больше нету: повылазилы!.. Так он последние страницы уже на лысине допысуе.Очень мене это хобби по душе прыйшлось: и интеллигентное и домашнее. Вот я Яшеньку и уговорила на пшеничных зёрнах портреты депутатов нашои Верховнои Рады вырезать. Ну, сперва, он не очень охотно за это взявся, а потом во вкус вошёл, в месяц по полмешка портретов выдавал. Все соседи этому хобби завидовалы, даже журналист из центральной газеты прыихав, у меня интервью брав:– Ваш муж пейзажист или моренист? – спрашивает.– Зернист-пшеницист, – отвечаю. А он в восторге:– Это же уникальное направление в живописи!А Яшенька на этом не останавливается: когда пшеницу освоил, решил на гречку перейти, потом на манку… Словом, стал бы он известным и знаменитым, если б нэ моя жаднисть: кур у садочку завела, десять штук, чтоб на яички гроши не тратить, чтоб свои были: Яшенька гогель-могель очень любит, так я ему кожный вечер перед сном закручую… Завела я кур, а воны у кимнату заскочилы и всех депутатов поклевали, вплоть до спикера. Правда, курам это на пользу нэ пишло, характеры у них очень испортились: орут друг на дружку, дерутся, друг дружку з насеста сталкивають… А Яшеньку моего эта беда пидломыла: снова нэ знае куды себя подиваты, снова з утра до вэчора у телевизора мается. А у мэня сердце изболелось, ночи нэ сплю, всэ думаю, как його, бидолашного, зайняты…(Обращается к зрителям.) Товарыши!.. Граждане!.. Господа мужчины!.. Може, у кого какое лишнее хобби имеется – поделитесь!.. Вы ему хобби, а я вам за это курицу. Вона вам будет художественные яйца нести, с репродукциями проглоченных портретов. У вас будет уникальна коллекция: уси депутаты Верховнои Рады – на яйцах!.. Договорились?… Так я вас за кулисами жду. Курицу – на хобби!.. Прыходьте, пожалуйста!.. Надо же спасать мужика!.. (Идёт в сторону кулис, потом останавливается и произносит в раздумьи). А, может, его на работу устроить, а?..

Я – тихий, маленький, скрюченный, будто из меня корень извлекли. На экскурсии не езжу, в турпоходы меня даже не приглашают. Работаю младшим экономистом. Должности младшего экономиста в штатном расписании раньше не было, её пять лет назад специально для меня пробили, чтобы старшего не давать. С тех пор и не повышают… Да, честно говоря, и не за что. Дадут какое-нибудь задание, а у меня сразу душа в пятки: вдруг не справлюсь!.. Так переволнуюсь, что обязательно напутаю. Вот и укрепилась за мной репутация первого с конца. Я – главный персонаж нашего «Окна сатиры», главный герой всех розыгрышей и эпиграмм. А женщины меня вообще не замечают, да и я на них боюсь глаза поднять. Когда секретарь нашего начальника, Нора Степановна, ко мне за чем-нибудь обращается, я языком шевельнуть не могу, вроде его канцелярским клеем смазали. Нора Степановна мне, конечно, очень нравится, она у нас самая красивая женщина, пожизненная королева красоты, «Мисс Трест»… А меня только в сантройку выбирают и то лишь во время эпидемии гриппа.

А тут новая неприятность: споткнулся я на ровном месте, грохнулся на асфальт и сломал большой палец на правой руке. В больнице мне на него гипс наложили, неделю на бюллетене просидел. А когда гипс сняли, палец согнуть не могу, торчком торчит. Но врач успокоил, сказал, что его разработать можно, и разрешил на работу идти.

Пришёл я в свой отдел, все меня для вежливости спрашивают:

– Ну, как здоровье?

– Плохо, – говорю, – от перелома голова до сих пор кружится, сердце ноет.

А они слушают и на мою правую ладонь смотрят, а там большой палец вверх торчит, мол, всё в порядке, всё «на ять!». Мои коллеги к такому моему поведению не привыкли, спрашивают удивлённо:

– Ты что, лекарства какие-то особые достал?.. Или от инфаркта стал бегать?..

– Откуда мне достать, – хнычу. – Куда уж мне бегом заниматься…

А палец-то вверх торчит и слова мои полностью опровергает: мол, всё нормально, всё имеем, всё можем… Переглянулись мои сослуживцы и впервые за все годы разошлись без насмешек, немного растерянные.

Только сел я за стол, начальник входит, и ко мне:

– Надо срочно ведомость подготовить. Все заняты, рискну вам поручить. Справитесь?

Я вскочил и забормотал:

– Не знаю… Попробую… Постараюсь…

А палец в это время показывает: мол, о чём речь, всё будет о\'кей!.. Смотрит начальник удивлённо на мой хвастливый палец и говорит:

– Что ж… Уверенность в успехе – залог успеха. Сделаете – занесёте.

Сижу я, работаю и слышу, как вокруг все перешёптываются, моё поведение обсуждают, удивлённо, но уважительно. И мне вдруг от этого так спокойно стало, совсем волноваться прекратил. Быстро справился с ведомостью и понёс.

А в приёмной Нору Степановну увидел и опять сник. А она, как обычно при встрече со мной, подшучивает:

– А чего это вы на работу не являлись? Небось, загуляли с какой-нибудь девушкой?..

Я сжался, голову опустил и залепетал:

– Откуда у меня девушка? Кто со мной гулять захочет?..

А она смотрит на мой наглый палец, который ей нахально отвечает: «Конечно, есть, и ещё какая!», и снова вопрос задаёт, но уже без шутки?

– Неужели, такая красивая?

Я совершенно растерялся.

– Где я возьму красивую?.. Нет у меня никого, нету…

И в доказательство руку к сердцу прижал, но получилось, что палец ещё выше подскочил.

– Каким-то вы дерзким стали, – с уважением произнесла Нора Степановна и незаметно в зеркало глянула, как она выглядит.

Зашёл я к начальнику, положил перед ним ведомость. Он удивился.

– Уже?

Просмотрел, довольно улыбнулся и произнёс:

– Оказывается, вы неплохой специалист. А если вас на должность старшего двинуть – справитесь?

Я испугался, забормотал:

– Страшно… Большая ответственность…

А палец совершенно обнаглел: мол, что за вопрос, конечно, справимся!

Начальник на мой палец смотрит и говорит:

– Мне ваша смелость нравится.

Вышел я в приёмную, а там уже Алиса сидит, референт из соседнего отдела – они с Норой меня обсуждают: слух-то уже по управлению пополз. Смотрят на меня с нескрываемым интересом. А потом слышу Алиса шепчет:

– В нём притаилась тихая сексуальность. Если ему усы отпустить, он на артиста Леонида Якубовича похож будет.

А Нора вдруг разозлилась и говорит, уже громко:

– А чего это вы, Алиса, по чужим отделам разгуливаете?.. Идите на своё рабочее место!

Вышел я в коридор, завернул в туалет сигаретку выкурить. Глянул в зеркало и вижу, вроде я выше ростом стал, вырос как-будто. А потом понял: я ведь всю жизнь согнувшись ходил, плечи вниз, голова опущена – вот и казался маленьким. А сейчас распрямился и сразу рост стал виден.

Возвращаюсь в отдел, прохожу мимо доски объявлений, а там уже приказ висит о моём назначении на должность старшего экономиста с соответствующим повышением оклада. Закружилась у меня голова от счастья: «Ай, да палец, – думаю, – ай да молодец! Чего ж я, дурак, тебя раньше не ломал?»…

Подхожу к своему отделу, а у входа меня Нора Степановна караулит. Засмущалась, глаза опустила и спрашивает:

– Вы на первое мая уже куда-нибудь приглашены?.. Если нет, давайте у меня отпразднуем, поужинаем, потанцуем…

Я по привычке хотел голову втянуть, застесняться, а потом глянул на свой уверенный палец, ещё больше выпрямился и говорю:

– Хорошо, Нора Степановна, приду. Надеюсь, нам будет весело.

А она на меня такими обещающими глазами смотрит и говорит, нежно-нежно:

– Пожалуйста, называйте меня просто Нора.

Влетел я в свой отдел чуть не на крыльях. А тут из поликлиники звонят: почему не прихожу палец разрабатывать?.. Ну, нет, – думаю, – дудки, не дам своё счастье ликвидировать!.. Развернулся и со всего размаху левой рукой по стенке как двину – большой палец хрустнул и сломался. Все заохали, запричитали, а я стою и радуюсь: теперь у меня всё вдвойне «на ять!» будет – и слева, и справа!

Исполнительница выбегает на эстраду.

– Здравствуйте!.. (Пытается сделать что-то вроде стойки на руках, неудачно). Хотела переворот сделать… Не получилось. Он так и сказал: у тебя не получится – корма тяжёлая… С тех пор и не получается…

Я раньше по физкультуре пятёрки имела. А потом он к нам с режиссёрского курса на актёрский перешёл. Мы в спортзале через коня прыгали. Он увидел, как я прыгаю, и сказал: у этой не выйдет – она левой отталкивается. Я раньше и не знала, какой ногой толкаюсь, прыгала и всё. А когда он так сказал, стала ноги менять, нервничать и шмякнулась на коня, так что тот, хоть и гимнастический, на дыбы встал. Все рассмеялись, а я с тех пор на физкультуру ходить перестала.

А потом у нас был новогодний бал. Он предложил, чтоб мы этот бал как пьесу разыграли: он будет принцем, Сенька Закаблук – королём, а я – Золушкой. Я обрадовалась, ведь это главная роль, а потом – мы же вместе её репетировать будем. Он говорит: ты только первую половину Золушки изобразишь, ту, где она на кухне. А ту, где она на балу в красавицу превратилась, сыграет Лена Вертецкая… Конечно, Вертецкая у нас самая популярная, на конкурсе красоты получила звание «Мисс Общежитие». Но мне всё равно обидно. Набралась храбрости и спрашиваю:

– А почему я не могу всю Золушку сыграть, и на балу тоже?

– У Ленки, – отвечает, – шикарное белое платье есть, в котором она три раза замуж выходила. Она в нём – вылитая принцесса. И танцует здорово. А у тебя ноги, как шнурки, узлом завязываются. Так что будешь сидеть у плиты и плакать, чтобы Золушку жалели.

Сказал он так, будто сердцу пощёчину влепил. Думаю, только бы не зареветь. И, конечно, заплакала. А он говорит:

– Молодец! Очень натурально получается. От репетиций тебя освобождаю.

… На бал все нарядные пришли, в вечерних платьях, а на меня мешок надели. Это он придумал. Настоящий мешок, только в нём три дырки вырезаны, для рук и головы. И верёвкой подпоясан – чтоб видели, какая Золушка бедная. В центре зала ёлка сверкает, под ней Сенька Закаблук в кресле-качалке – это у него такой трон. А мне на сцену старую газовую плиту вытащили, я возле неё в своём мешке и в старых сандалиях сижу, картошку чищу. Только вместо картошки мне луковицы подложили, чтобы легче плакать было. В зале музыка гремит, все кружатся, веселятся, а я в своём закутке и без лука плачу… А когда он в костюме принца появился, в красном плаще, с усиками наклеенными и в шляпе с пером – я чуть в голос не зарыдала… А тут оркестр умолк, все приготовились – ждут появления Прекрасной Незнакомки. А её нет. Все волнуются, король качаться перестал, принц себя за усы дёргает, вот-вот оторвёт. А её всё нет. И тут выползает из-за кулис наш комсорг Феня Дорохова, прячется за плиту и шепчет:

– Ленка закапризничала: мы ей золотые туфли для бала не достали. А они столько стоят, что полкоролевства продать – и то не хватит… Так что беги в зал и охмуряй принца.

– Я?!

– А кто же? Ты ведь Золушка – тебе с ним и танцевать.

– Но у меня даже туфель нет.

– Бери мои, югославские – две стипендии на них ухлопала.

Сбросила она свои туфли, а я их надела – в самый раз.

– Только верни до двенадцати, а то мне до общежития не добраться.

– Спасибо тебе, добрая Феня! – расцеловала я её и в зал спрыгнула.

Музыка. Танцует в луче прожектора.

Тут оркестр заиграл и я перед принцем в танце закружилась. Забыла, что причёска не сделана, что губы не накрашены – потому, что вижу, как все мной любуются, король мне подмигивает, а у принца от удивления даже усы отвалились.

Смолкла музыка, подошёл он ко мне и говорит:

– Какая ты красивая, Золушка!

– Я уже не Золушка, – отвечаю. – Я – невеста принца.

Смотрит он на меня с ещё большим удивлением и говорит уже не по роли:

– Если б я знал, что ты такая, я б тебя давно полюбил.

– Чтобы я такой стала, меня сперва полюбить надо.

– Поцелуйтесь, дети мои, – говорит король, – и устроим шумную свадьбу на всё королевство.

Потянулся ко мне принц, уже даже за плечи взял – вдруг Ленка Вертецкая выбегает.

– Стойте! – кричит. – Обман! Фикция! Не может она принцессой быть – у неё по танцам хроническая тройка!.. Ты же сам говорил, что у неё ноги, как шнурки!..

– Станцуй ещё раз, – попросил принц и сделал знак оркестру.

Снова музыка грянула, а я стою, как урна чугунная: вижу, все смотрят на меня подозрительно – и сразу туфли Фенины стали на ногах тесны, мешок плечи трёт, причёски своей стыжусь… С трудом оторвалась от пола, закружилась, запуталась в собственных ногах, принца с ног сбила – упал он на кресло-качалку и короля с трона сбросил. Оркестр захлебнулся, все зашумели, одни кричат, другие хохочут, а я, сломя голову, из зала бежать бросилась. Так неслась, что одну туфельку потеряла, как в сказке. Только в отличие от сказки меня никто догонять не стал…

Через месяц он на Ленке женился, я даже их от курса поздравляла. А после их свадьбы встречает меня наш комсорг добрая Феня и говорит:

– Вижу, что грусть-тоска тебя мучает. Но я тебе помогу – загружу общественной работой – сразу полегчает. Не всем же принцессами быть – будешь отвечать за уборку в общежитии.

А недавно мне Сенька Закаблук предложение сделал:

– Выходи, – говорит, – за меня. Здоровую семью создадим.

Наверное, соглашусь. Правда, скучно мне с ним, когда вдвоём остаёмся, но ведь не зря говорят: «стерпится – слюбится». Не всем же принцев дожидаться… И из института я уйду. Была у меня мечта в «Алых парусах» Ассоль сыграть… Но не всем же актрисами быть… (Делает шаг к кулисам. Останавливается). Честно говоря, очень мне хотелось на этом конкурсе победить. Но Сенька говорит: «Куда тебе! Там знаешь какие таланты будут!»

А я хотела комиссию удивить – кульбит сделать. Я готовилась, честное слово, но… В меня никто не верит. Ну, и ладно!.. Не всем же лауреатами быть… (Идёт к кулисам, останавливается). Что?… Ещё раз попробовать? Опять не получится… Вы в меня верите?.. Нет, правда?.. Хорошо, я попробую. (Отходит для разбега). Я раньше здорово прыгала, меня даже дразнили Белкой… Нет, всё равно страшно… А вы и вправду в меня верите?.. Даже не сомневаетесь? (Решительно). Тогда я прыгну! (Делает кульбит). Получилось!.. Спасибо вам! (Снова кульбит). Опять получилось! (Делает подряд несколько кульбитов, покидая сцену). Спасибо!.. Спасибо!.. Спасибо!..

Я до сих пор свёклу от капусты отличаю только по цвету, как в гражданскую войну противников отличали: это красные, это белые. Готовлю только то, что можно бросить в кастрюлю, не глядя. В основном, концентраты, на завтрак, на обед и на ужин. Муж у меня уже плачет концентратами… А наша собачка Пеппи вообще из дому сбежала, все дни просиживает под соседской дверью: оттуда супом пахнет, так Пеппи от незнакомого запаха дуреет. Соседка для неё миску завела, выставляет на площадку, подкармливает. Однажды слышу, ест Пеппи, аж давится. Неужели, думаю, такая маленькая собачка так громко чавкает? Заглянула в глазок, а это мой муж к миске припал, а собачку ногой отталкивает… Вижу, он без нормальной еда уже звереет.

– Давай, – говорю, – в субботу в какое-нибудь кафе пойдём всей семьёй.

Пришли. Сели. Ждём. Несут.

Сперва подали нам рыбу-саблю, зажаренную вместе с ножнами. Потом свиные отбивные: в них запах мяса навсегда отбит, поэтому их в рыбные дни подают. На третье принесли кисель. Но он был какой-то запуганный: только тронь – трясётся… Разрезать его нельзя, зачерпнуть – невозможно: с ложки соскальзывает, как ртуть.

Муж говорит:

– Мне эту гадость чем-нибудь заесть надо. Если от тебя нормальной еды не дождёшься – сам сварю. Я хочу есть! Хочу кушать! Хочу ням-ням!..

Пошёл он по магазинам, принёс петуха. Где такого выбрал – ума не приложу. Пьеса есть «Синяя птица» – так это про него: не петух – сплошной синяк. Шея – во! Ноги – во! Весь устремлён к рекордам – Олимпийский петух. В нём вообще мяса нет – одни мускулы, твёрдый, как утюг. Варил его муж сутки, с субботы до воскресенья. На обед сослуживца пригласил, похвастаться своими кулинарными способностями.

Обедали они вдвоём: я детей предусмотрительно в кино отправила, а сама больной притворилась. Полулежу в кресле, в другой комнате, и через дверь наблюдаю.

Намерился муж гостю петушиную ножку оторвать, а она не отрывается. Начали они тянуть в разные стороны. Растянули того петуха метра на полтора, а разорвать не смогли. Стали есть его с разных сторон, сближаясь. Жуют, жуют, а проглотить не могут. Злятся, нервничают. А я их из кресла утешаю: мол, вспомните Олимпийский девиз: главное – не проглотить, главное – участвовать.

А теперь давайте всерьёз поговорим. Семья должна есть пищу, приготовленную любящими руками, с радостью и доброжелательством, то есть, женой и матерью. А меня этому не научили. Мать была ударницей и общественницей, ей было не до нас. Она всю жизнь кормила семью только готовыми пельменями, зимой, летом, весной и осенью. Отец не выдержал и удрал. На прощанье поцеловал меня и произнёс:

– Лучше быть вечным алиментщиком, чем вечным пельменьщиком.

А теперь моя дочь растёт такой же неумёхой, как и я. Мне заранее жаль её будущего мужа: она своих кукол кормит только опилками… А когда мне её учить? Она всю неделю в детском садике. И ваши в садике? И ваши?.. Растыкали детей по садам, и довольны. Разве мы родители? Мы – садисты!.. Да, теперь перед женщиной все дороги открыты: иди в науку, в начальство, в депутаты, даже в президенты… А вот как в семью обратно вернуться? Это я вас спрашиваю, дорогие наши мужчины. Вы нам дали полную свободу. Спасибо! Кланяюсь вам за это. Но ещё ниже поклонюсь, если вы эту свободу у нас чуток отберёте, запретите допоздна просиживать, наши общественные поручения между собой разделите. Помните, что каждая ваша сослуживица – чья-то жена, чья-то мама. Лишний час вне дома – это не сваренный обед, не проверенные уроки. А потом удивляемся, откуда у нас столько желудочников и неучей. А не пора ли уже громогласно, государственным указом, дать женщине больше свободного времени, перевести на сокращённый рабочий день. Если выиграет семья – выиграет государство. А государство – это мы.

Давайте выиграем!

…Как медленно движется время, дотянуть бы до обеда, там быстрей пойдет. Какие расчеты? Какие схемы? Неужели, кроме меня некому сделать?.. Ладно, сдам, сдам!.. И двадцать дней не увижу ваших проектов и ваших физиономий! Завтра на самолет – и в Гагры… Как я ждал этого отпуска!.. Только двадцать дней маловато. Надо будет ещё на недельку бюллетеньчик добыть… Что насыпаю? Соду, потому что изжога. Выпил бы с моё, так не соду бы глотал, а огнетушитель. Как не пить, когда дядя Ваня именинник. Он будет поить до тех пор, пока тебя не вынесут из-за стола ногами вперёд… Вчера дядя Ваня, позавчера – тётя Оля, неделю назад – сосед по площадке – и так каждый день, сплошная обжираловка. Не ходить – значит, потерять всех своих родственников и друзей. Какой выход? Улететь за тридевять земель. Горный воздух, морские купания и только боржоми – утром, днём и вечером… Да? Да, я. Валюша? Молодец, что позвонила. Какая Аська? Ну, как ты можешь… Перестань выдумывать! Я её не обнимал… Не обнимал! Это танец! Когда танцуешь, держишь даму за талию. Это не я придумал, а испанцы, когда танго изобрели… Ты пойдёшь меня провожать?.. Да перестань про Аську!.. Господи, как я от всех устал! Скорей бы удрать, скорей!.. Солнце, море, воздух, боржоми. Никаких проектов, никаких любовных историй. Хоть раз в году от всего этого отдохнуть… О, как тянется время!..

…Море! Здравствуй, море! Как я по тебе соскучился. Какое ты тёплое… Нет, нет, никаких коктейлей – только плавать!.. Как ты меня баюкаешь, о, мое море!.. Ну и что особенного: ножки, как ножки. Да хоть бы сама Элизабет Тейлор! Я не ханжа, просто я не затем сюда приехал… Какое ласковое солнце… Какая приятная усталость… Да не надо мне взбадриваться! Я вообще здесь капли спиртного в рот не возьму!.. Где мой родной боржомчик?.. Где мои целебные пузырчики?.. О-о-о, благодать!.. И никакой изжоги!.. А теперь опять в море. И опять загорать. И опять боржомчик…

…Да, чуток обгорел – посидим в тени. А с чем коктейль? С чачей? Никогда не пил. Ладно, ради интереса. Оригинальный вкус, как денатурат с компотом. Зачем ещё пять порций? Прозапас? А куда их? Ладно, вылей боржоми – будет тара. Да не на песок лей – на спину: это же целебная вода… А ты прав: ножки ничего. И вообще… Ася? Чудесно! Это моё любимое имя. Вы вечером не заняты?.. Нравится шашлык?.. Надо запивать его вином. Да не такими глоточками! Здесь пьют стаканами, вот так. Не любите вино – возьмём коньяк… Разрешите пригласить. Это танго, прекрасное изобретение испанцев. Я не обнимаю – я просто держу за талию… А теперь – за наше знакомство. Нет, нет, за знакомство – шампанское!..

…О, как трещит голова… Печёт!.. Да не солнце – изжога! И мне охота выкупаться, но я не дойду до воды: шатает. Я бы с радостью не пил, но мы вчера были в «Приморском». Да не с Асей, а сТасей. С Асей уже всё кончилось. С Тасей началось. Баранину жрали. Я, наверное, полбарана в себя впихнул – до сих пор переварить не могу… Я бы не ел, да надо было закусывать. Да не люблю я вино – просто нужно было запивать… Слушай, у тебя соды нет?.. Хотя бы каустической?..

…А тут появилось много новых лиц. И пристань достроили. Всего три дня не был, а сколько перемен… Прятался у хозяйки в сарае. Нет, не скучно. Начертил две схемы к своему проекту, пересчитал узел… Спрашивали? Обе?.. Меня нет! Я уехал!.. Я, действительно, уезжаю. Вот, билет добыл. Сегодня вечером. Подумаешь, на десять дней раньше – я уже прекрасно отдохнул. Давай прощаться. Только обнимемся на расстоянии: у меня всё тело в волдырях… Который час? Как медленно движется время. Дотянуть бы до обеда, там быстрей пойдёт…

Мой брат, Леонид Каневский, первым читал этот рассказ

Когда-то маленький сын Иосифа Андрюша спросил: папа, кто такой самец? Иосиф объяснил, что это тот, кто руководит стаей, следит, чтобы был порядок, за всех отвечает, и все его слушаются.

И тогда Андрюша обрадовано воскликнул:

– Я понял: у нас бабушка – самец!

Самец-Ривка по-прежнему руководила и сыновьями, и невестками, и внуками. Единственно, кто был ей неподвластен – это брат Миша, бывший чекист, который уже давно находился в заслуженном маразме.

Миша был одинок, семью не завёл, потому что в каждой женщине, с кем он начинал встречаться, подозревал подосланную к нему шпионку.

Конечно, ехать в Израиль он бы никогда не согласился, ибо всю жизнь слово «сионист» использовал, как ругательство и пугал им всех родственников. Поэтому ему сказали, что семья переезжает в Кишинёв: Миша там родился, там производил первые обыски и аресты, поэтому сохранил о городе самые тёплые воспоминания и мечтал в нём побывать перед смертью. Маленький, сморщенный, он был уже за пределами возраста, очень похож на пришельца, только не сверху, а снизу. У него были такие дырявые зубы, что приходилось давать ему две порции мяса: первая порция вся забивалась в дырки, и только тогда он мог разжевать и проглотить вторую порцию. Идти к стоматологу категорически отказывался, опасаясь диверсии агентов империализма.

– Дети, это уже Кишинёв? – приставал он ко всем в Шереметьевском аэропорту, а потом в Будапеште.

В самолёте всю дорогу продремал. Когда подлетали к Тель-Авиву, вдруг открыл глаза, увидел сквозь иллюминатор синюю гладь и очень удивился:

– Разве в Кишинёве есть море?

– Есть, есть, – успокоил его Борис. – Это искусственное море.

– А, Братская ГЭС, – догадался Миша и снова закрыл глаза.

Когда приземлились, его разбудил гром оркестра. Он удивился:

– Чего это они?

– Это тебя встречают, – объяснил ему кто-то из внуков.

Миша растрогался.

– Ещё не забыли! – Он вспомнил сотни обысканных квартир, тысячи арестованных им врагов народа и гордо улыбнулся. – Хорошее не забывается!

Когда спускались с трапа, к нему подскочил репортёр Телевидения.

– Вы довольны, что вернулись на свою Родину?

– Я счастлив! – ответил Миша, от умиления заплакал, пал на колени и стал целовать родную землю.

Этот эпизод отсняли и показали по телевидению. Миша был счастлив и горд, вслушивался в ивритские слова «саба», «оле хадаш», «савланут» и вздыхал, что уже окончательно забыл молдавский язык.

– А ты смотри Москву, – посоветовал ему Борис и включил русскую программу. Шла передача «Время». На экране показали очередь у Израильского консульства на Ордынке.

– Куда это они? – спросил Миша.

– Тоже в Кишинёв, – ответил Борис.

– Кишинёв не резиновый! – заволновался Миша. – Что у них других городов нет?.. Свердловск или Якутск, например?

– Они торопятся в Кишинёв, чтобы не попасть в Якутск, – буркнул Борис.

Миша долго не мог успокоиться.

– Сидели, сидели, а теперь все ко мне в Кишинёв!.. Раньше надо было думать, раньше!

С утра до вечера он дремал на балконе, наблюдал, прислушивался и снова дремал. Ничто не вызывало его подозрений: звучала русская речь, продавались русские газеты, из раскрытых окон гремело русское радио.

– Румынов много, – сообщил Миша, увидев толпу арабов, – надо закрыть границу!

Раздражали его и вывески на иврите:

– Почему на русском пишут меньше, чем на молдавском?

– Это их республика, их язык, – втолковывала ему Ривка. – Зачем им русский?

– Как это зачем?! – возмущался Миша. – Затем, что им разговаривал Ленин!

– Скоро все по-русски заговорят, – успокоил его Борис, – даже они. – Он указал на двух чернокожих евреев из Эфиопии.

– А это кто такие? – испуганно спросил Миша.

– Тоже молдаване.

– Почему такие чёрные?

– Жертвы Чернобыля, – нашёлся Борис, – прибыли на лечение.

– Да, сюда теперь все едут! – произнёс Миша с гордостью за свой родной Кишинёв. – Не зря мы для вас старались!.. Нет пьяниц – вот вам результат антиалкогольного указа!.. Витрины переполнены – это плоды продовольственной программы… А вы всё ругаете коммунистическую партию, всё недовольны!.. Вот она, Советская власть плюс электрификация всей страны!.. Мы наш, мы новый мир построим!.. Правильным путём идёте, товарищи!.. – От волнения всхлипнул. – Дожил я, дожил на родной земле!

Снова пал на колени и стал целовать кафельные плитки балкона.

Сейчас на этом месте вырос шестнадцатиэтажный дом с голубыми балконами. Первый этаж занимает огромный магазин «Дары моря». На стекле каждой витрины нарисована рыба, чтобы покупатели не забывали, как она выглядит.

На скамейке у первого подъезда два пионера, – один острижен наголо, другой – с лихим чубчиком, – сообща решают задачу… Из одной трубы выливается… Из другой – вливается…

Списки жильцов сняты в связи с предстоящим ремонтом. Дворника тоже нет – он участвует в республиканском смотре самодеятельности. Вхожу в подъезд, звоню в первую же дверь, обитую дерматином, спрашиваю – Харитона никто не знает.

– Трудная задача. Не решим… – доносится голос одного из «математиков».

В этом доме у всех изолированные квартиры и изолированная жизнь. А когда-то…

Когда-то на этом месте бурлил страстями маленький южный дворик, заплетённый паутинами бельевых верёвок, на которых, как пойманные мухи, трепыхались чулки, майки и бюстгальтеры всевозможных размеров.

Я учился в политехническом институте и снимал койку у дворника Харитона. Одну комнату он сдавал постояльцам, а в другой – размещалась вся его семья: маленький сухарик Харитон, его жена, большая и пышная, как буханка, и девять шумных разновозрастных Харитонычей. Когда-то здесь квартировали футболисты, поэтому все Харитонычи бегали в застиранных футболках. Дети были очень похожи друг на друга, имён их никто не помнил – различали их по номерам на футболках.

Со мной в комнате жил еще один постоялец, брюнет в галифе, который привозил сюда мимозу. Он привозил её спрессованную в чемоданах. Потом, как Кио, из каждого чемодана доставал сотни букетов и увозил их на базар. Деньги, вырученные от продажи, прятал в галифе. Спал, не раздеваясь. В комнате пахло потом и цветами. К концу распродажи он ходил, переваливаясь с боку на бок, как индюк, потому что был нафарширован деньгами от сапог до пояса.

Этот рассказ я люблю читать сам на своих творческих вечерах, особенно, в Одессе

Приезжал он уже много лет подряд, во дворе к нему привыкли и называли Нарзан. По субботам маленький Харитон напивался, хватал топор и с криком «Убью!» гонялся за своей огромной женой. Подойти к нему никто не отваживался: он с такой яростью орал «убью», что стаи ворон начинали кружить в ожидании трупа.Но жертв не было и быть не могло. Парад силы и воинственности требовался маленькому Харитону только для самоутверждения. Это понимала его огромная жена и с неописуемым ужасом на лице бегала по двору, подыгрывая мужу в субботних спектаклях.В этом же дворе жил довольно известный профессор, автор многих работ по автоматике. Только он мог влиять на Харитона. Когда дворник начинал буянить, профессор появлялся во дворе, забирал у Харитона топор и уводил его к себе в кабинет пить чай.Погасив пожар души чаем, Харитон мирно возвращался домой. Жена кормила его ужином и ласково приговаривала:– Ты ешь, ешь, Харя. Набегался!Роза презирала жену Харитона за такую покорность. И вообще! Разве они пара?– Она – красавица, пудов на восемь, а он – как собака сидя!Дружбе Харитона с профессором она не удивлялась, а заявляла, что профессор такой же чокнутый, как этот «лилипут с топором».Выходец из деревни, профессор до старости сохранил нежную любовь к лошадям. Не имея машины, он построил во дворе гараж и держал там рыжую кобылу Альфу. По утрам чистил её, впрягал в маленькую двухколёсную бричку и ехал на ней в институт читать лекции по автоматике.Роза не прощала профессору этой странности и позорила его на всех перекрёстках.– Тоже мне будёновец!Роза была душою всего двора. И телом. Говорят, когда спортсмены бросают спорт, они сразу заметно толстеют. У Розы была фигура спортсменки, которая бросила спорт, не начав им заниматься. Когда она возвращалась с базара, сперва раздавался её голос, потом из-за угла дома появлялся бюст, затем живот и, спустя некоторое время, – сама Роза с двумя кошёлками, полными цыплят, кабачков, фруктов.– Пускай Аркаша перед смертью накушается – ему будет что вспомнить.Жила она в полуподвале вместе со своим мужем, который умирал от какой-то болезни. Кто входил во двор, видел сквозь окно, как в затемнённом полуподвале, словно в склепе, покачивается в кресле-качалке бледный живой покойник, покрытый белоснежным пикейным одеялом.Роза была удивительной чистюлей. Она могла часами гоняться по комнате за последней мухой, пока та, обессиленная, не падала на пол с инфарктом. Окна она мыла утром и вечером, Аркашу – три раза в день. Говорили, что когда-то у неё была кошка, но она её прокипятила.Раз в неделю Роза ходила к председателю райисполкома, толкала грудью стол, кричала: «Я живу в могилу!» и требовала немедленно отдельную квартиру, чтобы Аркаша мог умереть «на своем унитазе». Председатель исполкома, задвинутый в угол, ругал строителей, бил себя грудь и клялся, что они – первые на очереди. Когда Роза являлась снова, председатель сам забивался в угол и оттуда умолял дать ему дожить до пенсии.Роза работала надомницей. Получала на швейной фабрике полуфабрикаты и шила лифчики. Лифчики были из какого-то пуленепробиваемого материала, а объёмом – как чехлы для аэростатов.– В таких лифчиках наши женщины непобедимы! – поддразнивал её сосед сверху, усатый моряк, похожий на Дартаньяна на пенсии. Всё тело моряка было покрыто татуировкой. От пяток до шеи он был исписан всевозможными надписями и изречениями, как школьная доска к концу урока. Только стереть их было невозможно. В самую жаркую пору моряк не позволял себе снять тельняшку, чтобы Харитонычи не увеличивали свой словарный фонд. Когда-то он был женат. Для своей жены он остался непрочитанной книгой. Она ушла от него, не в силах переварить информацию, которую получила при чтении всех частей его тела. С тех пор он жил один с приблудным котом, которого называл Дарданел.Роза не любила усача за то, что его окна находились на самом верху, он «выдыхивал всю свежесть», а ей и Аркаше доставался «только задний воздух». Но задевать его боялась. Когда-то в ответ на её тираду моряк молча приподнял край тельняшки. От пупка направо шла надпись, загибаясь на спину. Моряк медленно поворачивался, чтобы Роза сумела прочитать всю фразу. Когда она дочитала до позвоночника, у неё щёлкнула и отвалилась нижняя челюсть. Когда моряк сделал полный оборот вокруг своей оси, Роза была в лёгком обмороке. С тех пор она в открытые конфликты с ним не вступала. Но вечерами, в кругу соседок, поносила некоторых мужчин, от которых убегают жёны и которые живут, «как ширинка без пуговиц».Кроме кобылы Альфа и кота Дарданела в доме жила еще курица Шманя. Так прозвали ее Харитонычи. Курица была собственностью бессловесной старухи из флигеля. Старуха считалась богатой: она ежемесячно получала по три перевода от своих детей, которые жили в других городах, к ней не приезжали и к себе не звали. На умывальнике старуха держала три зубные щётки в стакане. Каждый день мыла стакан и меняла воду. Потом надевала на курицу поводок и выводила её погулять. Курица чувствовала себя собакой и усвоила собачьи привычки: отмечалась под каждым деревом.Роза ненавидела Шманю как неиспользованный бульон для Аркаши и распускала слухи, что курица бешенная.Над Розиным полуподвалом, в бельэтаже, жили дворовые аристократы, семья Невинных: папа, мама и сын. Если исходить из определения «шапка волос», то у папы их была только тюбетейка. По вечерам он тайком принимал частную клиентуру, сверлил зубы портативной бормашиной, которую можно было легко спрятать, но нелегко заглушить.Она прыгала у него в руках и гремела, как отбойный молоток. Когда он ставил больного к стенке, упирался ему коленом в живот и включал двигатель – голова страдальца начинала дёргаться в такт машине и выбивала барабанную дробь о стену. У этого агрегата было одно достоинство: клиенты от грохота и сотрясения теряли сознание, и можно было работать без наркоза.У папы Невинных была болезнь, которую зарабатывают обычно на сидячей работе. У стоматологов работа в общем-то «стоячая», но болезнь об этом, очевидно, не знала. Папа мучился, доставал какие-то импортные свечи, пробовал их, разочаровывался и добывал новые. В доме накопилось такое количество свечей, разных форм и расцветок, что сын Леня однажды украсил ими новогоднюю ёлку.Папина болезнь, конечно, была покрыта непроницаемой тайной, о которой, конечно, знал весь двор.Мама Невинных, бывшая эстрадная чтица «на договоре», была патологически худой и модной: по пять раз в день меняла платья, которые, казалось, надевала прямо на скелет.Жизнь свою, отнятую у эстрады, она посвятила сыну, пятнадцатилетнему балбесу с ярко выраженной уголовной внешностью. Мама пыталась научить своё дитя аристократическим манерам и оградить его от влияния улицы. Улица же мечтала оградить себя от него, но безуспешно. Юный Невинных бил из рогаток фонари, кусал в подворотнях девчонок и находился в постоянном состоянии войны со всеми Харитонычами. Кроме того, он не выговаривал буквы «с» и «з», произнося вместо них «т».– Эту семейку делали в мясном магазине, – говорила Роза о своих верхних соседях. – На сто килограмм мужниного мяса накинули тридцать килограмм костей жены.Скандалы с аристократами вспыхивали, когда мама Невинных вытряхивала в окно салфетку, держа ее двумя пальцами за кончик.– Я живу в могилу! – кричала Роза стоматологу. – А она свои микробы трусит мне в бульон!– Пожалуйста, не вмешивайте меня в кухонные дела. Я всё-таки мужчина, – пытался тот сохранить нейтралитет.– Как вам нравится этот мужчина! – кричала Роза на весь двор и добивала стоматолога запрещённым приемом. – Знаете, кто вы такой? Вы – подсвечник!Но главным врагом Розы была Муська, свободная женщина свободных нравов. Когда она шла через двор, виляя задом, как машина на льду, брюнет Нарзан издавал сладостный звук «М-пс!» и приседал, как бы готовясь к прыжку. Но тут же щупал свои галифе, вздыхал и выпрямлялся: желание сохранить галифе убивало в нём все другие желания.Муська часто возвращалась с работы не одна, а с каким-нибудь провожатым, который обычно задерживался у неё до утра. Окна Муськи находились напротив Розиных окон. Полночи Роза проводила, стоя у себя на подоконнике, а по утрам митинговала во дворе:– Это ж надо иметь железное здоровье!.. Ничего!.. Я этому положу концы!Иногда Розе удавалось сообщать жёнам Муськиных кавалеров местопребывание их мужей. Тогда по ночам весь дом наслаждался бесплатными представлениями: с криками, пощёчинами и истериками. Даже Аркаша просил Розу раскрыть пошире окно.– Я ищу своё счастье, – рыдала Муська. – Чего вы всовываетесь!– Когда ты ищешь – гаси свет! – изрекала Роза. – Аркашу это травмирует перед смертью.– Я хочу найти мужа. Хотя бы такого дохленького, как у вас.– Молчи, потерянная! – гремела Роза, и Муська стихала, уползала к себе в комнату и там зализывала сердечные раны.Как я уже говорил, Роза была душою этого двора, главным и непременным участником всех событий.Но однажды она ушла на базар и не вернулась. Скорая помощь подобрала её без сознания на улице, вместе с двумя полными кошёлками. Троё суток она пролежала в больнице. И показалось, что маленький, тесный дворик, до краёв заполненный Розиным голосом, вдруг сразу затих и опустел. Можно было с утра до вечера вытряхивать салфетки, чистить лошадь под самыми окнами, спокойно гоняться с топором за собственной женой – никто не мешал, не комментировал, не скандалил.Не приходя в сознание, Роза скончалась от инфаркта. Хоронили её всем двором, с почётом, как полководца.По настоянию профессора, в последний путь Розу везла Альфа, которую впрягли в старую подводу-биндюгу. Моряк покрасил подводу в чёрный цвет. Роза возлежала на ней в красном нарядном гробу, впервые активно не участвуя в таком важном событии. На груди у неё желтел букет мимозы, бесплатно положенный Нарзаном. Рядом водрузили кресло-качалку с Аркашей. Подвода дергалась, и Аркаша горестно раскачивался над гробом, как старый служка, читающий молитву.Сбоку, у гроба, гордо вышагивал Лёнька-уголовник, держа поводья.За подводой шли супруги Невинных и несли венок из металлических цветов с надписью: «Незабвенной нижней соседке от любящих соседей сверху». Их венок был единственный, они этим очень гордились и не позволяли никому его трогать.Сзади двигалась башнеподобная жена Харитона и, как ребёнка, вела за руку поникшего супруга. С другой стороны дворника поддерживал профессор. За ними маршировали все девять Харитонычей, выстроившись друг за другом по порядку номеров. Следом шла Муська, изо всех сил сдерживая в рамках приличий свой разудалый зад. Замыкали процессию моряк и старуха с курицей. Курица, чувствуя серьёзность происходящего, не хулиганила, а шла рядом с хозяйкой, как послушная собака после приказа «к ноге»!Прощались молча. Потом Муська произнесла:– Она мене была как родная мама.И Харитон зарыдал, уткнувшись в необъятность своей супруги. Та успокаивала его, баюкая у себя на груди. Муж и жена Невинных горестно вздыхали, все ещё не решаясь выпустить из рук свой венок. А на подводе, как на постаменте, памятником невысказанному горю, в кресле-качалке шёпотом плакал Аркаша.Прошло несколько дней. Тишина во дворе стала привычной. И вдруг – сенсация: Аркаша начал оживать! Сперва он вставал с кресла и шагал по комнате, потом сидел на скамеечке во дворе. А после – уже сам ходил за молоком и даже стоял в очереди за бананами. Двор загудел. Все горячо обсуждали воскрешение из мёртвых, сокрушались, что Роза не дожила до такой радости. Но это было не всё. Не успели переварить это событие, как взрывной волной ударило следующее сообщение: Муську засекли, когда она на рассвете выныривала из Аркашиного полуподвала. Это было уже слишком. Потрясённый двор угрожающе затих перед бурей. Страсти накалялись и дымились.Первым сорвался Харитон. Он напился, не дожидаясь субботы, схватил топор и с криком «Ну, Муська!» стал гоняться за своей женой. Когда профессор, отобрав топор и напоив его чаем, спросил: «Зачем жену гоняешь, Харитон?», тот горестно ответил:– Все они такие.И впервые профессор не осудил его, а задумался.– Тука она, вот кто! – заявил молодой Невинных.– Фи, Ленечка, что за выражение! – брезгливо сморщилась мама-аристократка.– Что такое тука? – спросил папа.– Тука – это жена кобеля, – интеллигентно объяснила мама.После первого шока, вызванного неожиданным сближением Муськи и Аркаши, все обитатели дома, не сговариваясь, объявили им войну.Харитонычи теперь играли в футбол только возле Муськиного окна, используя его как ворота без вратаря.Харитон, убирая двор, сметал весь мусор в окно полуподвала. Через несколько дней окно Аркашиной комнаты уже не открывалось, оно было замуровано, вернее замусоровано, до форточки.– Они все сказились! – жаловалась Муська участковому. – Чего они всовываются? Мы хотим создать молодую семью.Участковый призывал всех сохранять спокойствие, но его призыву не внимали.– Путкай убираюта по-хорошему пока не потно! – потребовал Лёнька от имени общественности.Но будущие молодожёны не убирались. Тогда решил действовать моряк. Когда Муська гостила у Аркаши, он зашёл к ним, снял тельняшку и долго читал себя вслух. После этого Муська и Аркаша больше не сопротивлялись. Они попросили профессора дать им Альфу, чтобы переселиться к Муськиной маме.– Лошадь – благородное животное, – недвусмысленно ответил им учёный.Рано утром, надеясь, что все ещё будут спать, они выносили узлы, чемоданы и грузили их в нанятую полуторку. Но весь двор, конечно, был на ногах. Их провожали угрюмым молчанием взрослые, пронзительным свистом – Харитонычи, улюлюканьем – Лёнька, и злобно лаяла им в след курица Шманя. А может, мне это просто показалось……Пионеры все еще пыхтят над задачей. Подсаживаюсь, пытаюсь помочь.– А ответ какой?– В том-то и беда… Нет ответа, – грустно сообщает мне Чубчик.Мимо, шаркая ногами, проходит человек, нагруженный покупками, очевидно, с базара. Увидел меня, остановился.– Здравствуйте. Не узнаёте?Аркаша! Только обесцвеченный: белая голова, белые брови, белые усики – негатив своей молодости.Он сел рядом и быстро-быстро, очевидно, боясь, что я встану и уйду, стал рассказывать об отдельной квартире, о приличной пенсии, о том, что ему очень, очень хорошо… Потом вдруг, не делая паузы:– Роза была святой женщиной, я к ней до сих пор хожу на кладбище. Она обо мне заботилась и вообще. Но… – он протянул ко мне руки, как бы умоляя понять его. – Может, я умирал, потому что мне с ней было скучно жить, как-то бесцветно… А Мусенька меня заставила подняться, мне захотелось выздороветь, понимаете?!..– Вы встречаете своих бывших соседей?– Да. Им всем дали квартиры в этом доме. Они с нами до сих пор не разговаривают, даже на субботники не приглашают… – Он спохватился, вскочил: – Мне пора – Мусенька там одна. Она не выходит, у неё тромбофлебит.Он ухватил две кошёлки, полные цыплят, кабачков, фруктов, и потащил их к лифту.– Хорошо, когда в задаче есть ответ, правда? – мечтательно произнес Чубчик.– Конечно, хорошо, – согласился с ним я.

Днём на площади упала женщина. «Скорая помощь» доставила её в больницу. Пытались привести в чувство, но не удалось – её сердце остановилось. Из документов выяснилось, что это актриса областного театра Галина Басова.

Зачем она приехала в столицу? Что её расстроило? Почему случился приступ?..

Это могла рассказать только сама Басова.

Она села в поезд без плаща и без чемодана. Её уволили! Уволили за четырнадцать месяцев до выхода на пенсию. Это была месть самодура-директора, которому она на сборе труппы выложила всю правду. Причём, уволили с оскорбительной формулировкой: за непрофессионализм и отсутствие диплома. Это после стольких лет работы, после десятков сыгранных ролей!.. И ведь все прекрасно знают, что её диплом сгорел при пожаре. Пару лет назад она хотела ехать в Москву, восстановить диплом, но директор сам её отговорил, мол, нечего терять время на глупости… Но ничего! Теперь она поедет и найдёт своих друзей, которые знают её как актрису, как человека… Они помогут, они напишут в главк, а может, даже самому министру!.. Этот самодур ещё пожалеет!..

Первым, кого её удалось разыскать, был бывший администратор её бывшего театра. Сейчас он работал в зоопарке. Она нашла его у бассейна с крокодилом. – Володька! Вот уж где не ожидала тебя встретить!– Раньше надо было сюда идти, я бы уже был здесь директором, да ваше проклятое искусство отравило меня – много лет ничем другим не мог заниматься. И в опере костюмером работал, и в джазе ударником был…– Ты же никогда играть не умел…– А ты думаешь, там остальные умели?.. Потом в цирк ушёл, возил бригаду лилипутов. В пантомимах участвовал, изображал Гулливера… Платили мало, поэтому лилипуты смотрели на меня свысока…– Гулливеры всегда получают меньше лилипутов.– … Ничего, я на них отыгрался: возглавил движение за экономию – тогда это было модно. Брал в гостинице одну кровать на двоих и укладывал их валетом. Они пожаловались, что при мне они творчески не растут. Я ушёл – пусть растут без меня… Ну а от цирка до зоопарка – один шаг. Попросился к хищникам. Здесь всё по-честному: они меня откровенно ненавидят, а я их… Вот, крокодила привезли. Рот до ушей, а ушей нет. А жрёт всё подряд: мясо, ботинки, мыло…– Ты женат?– Нет. Жениться надо, когда ты голодранец. Тогда знаешь, что любят тебя, а не твою сберкнижку.– И никогда не имел семьи?– Когда-то встречался с одной особой. Она всё время опаздывала на свидания. Когда мне это надоело, я на ней женился. А через месяц мы разошлись.– Почему?– В женщине какое качество главное?.. Чуткость. А она так себя вела, как будто меня осчастливила. А я – ранимый, меня это оскорбляло, наши отношения портились… Словом, она меня дважды осчастливила: первый раз, когда вышла за меня замуж, второй раз – когда ушла к другому.– Тоскливо же одному… Друзья хоть к тебе заходят?– Редко. Да это и к лучшему. Друзья ведь зачем ходят? Чтобы денег одолжить. Помнишь: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей»?.. Правильная пословица: если имеешь сто друзей, никогда ста рублей иметь не будешь!– Ну, а почему ты не спрашиваешь, зачем я к тебе пришла?– А чего спрашивать? И так ясно: что-нибудь устроить нужно, позвонить, протолкнуть… Ну, давай выкладывай, помогу…– Спасибо. Мне от тебя ничего не надо. Прощай, ранимый!Это был первый удар в больное сердце. Она выбежала из зоопарка, поймала такси: «Скорей в оперетту! Ведь там Марина… Марина, Маруся, Машка!.. Она поймёт, поддержит, поможет… А, представляю, как она обрадуется нашей встрече!»…И Марина, действительно, искренне обрадовалась:– Галка, чудо! Боже мой, как я рада!.. Извини, я буду гримироваться, сейчас мой выход… Ну, рассказывай, рассказывай, что тебя привело?.. Директор?.. Приказ?.. Год до пенсии?.. Причём тут пенсия – ведь ты ещё молодцом!.. Расскажи про свою диету. Хотя, это ни к чему: на меня никакие диеты не действуют. Ничего не поделаешь: фигура предаёт нас в самый ответственный момент, когда на лицо уже рассчитывать не приходится… У поляков есть поговорка: «Объедаясь, вы собственными зубами роете себе могилу». При моём аппетите я уже вырыла котлован для всего нашего коллектива… Да, да, я тебя понимаю: всё это похоже на издевательство… А думаешь, надо мной не издеваются? Меня уже дважды спрашивали: «Почему вы не снимаетесь в кино? Ведь уже есть широкоэкранные фильмы»… Конечно, надо бороться, справедливость всегда восторжествует… Галка! Как я счастлива тебя видеть! Как я люблю встречаться с однокашницами!.. Расскажи о своей личной жизни – ты помнишь, каким я пользовалась успехом? У заслуженных, у народных?.. И это нормально: до тридцати нас любят пожилые, после тридцати нас любят мальчишки, а в промежутках мы выходим замуж… Да, да, всё, что ты рассказываешь, ужасно и… Стоп! Это мне звонок. Как я рада, что мы поболтали…Она рванулась к выходу, но Басова преградила ей дорогу:– Так ты подпишешь письмо?.. Отвечай прямо: да или нет?Марина положила ей руки на плечи:– Галочка! В жизни не всё так просто, как тебе кажется. Я, наконец, представлена к званию. В театре много завистников. И если я буду замешана в какой-нибудь истории… Ты понимаешь?..Отодвинула подругу в сторону, выпорхнула на сцену и сразу же вошла в образ:

Я – маленькая пчёлка,

Я целый день жужжу,

Я – маленькая пчёлка,

Меня зовут Жужу!..

Басова прислонилась к подоконнику. Хотелось кричать от обиды. Всё! Больше она никого просить не будет… И вдруг в памяти выплыло лицо обидевшего её самодура… Нет, не всё!.. Есть ещё Костюков. Она слышала, что он сейчас занимает какой-то большой пост в Министерстве. Когда-то он первый пригласил её на работу и первый поздравил с успехом… Эх, дура, дура! Надо было сразу идти к нему…

Костюков только что окончил приём. Он очень спешил. За последние два года он, наконец, вырвался в отпуск. Целый месяц без заседаний, целый месяц – солнце и море!.. Секретарша подала ему записку:«Дорогой Илья Ильич! Вы помогли мне на старте – теперь помогите на финише. Но сначала помогите прорваться сквозь заслон секретарши. Ваша крестница».Если бы Костюков дочитал записку до конца, он бы обязательно вспомнил, кого называл крестницей. Но он спешил, он мысленно был уже в Сочи. И на записке появилась резолюция: «В отдел кадров. Разобраться».Через десять минут на площадь с воем ворвалась «скорая помощь»…

Это были совсем не злые люди. Узнав о несчастье, они бросили все дела и примчались в больницу. Они сидели в вестибюле на длинном белом диване. Каждого мучили угрызения совести. – Я ей даже не предложил чашку кофе… Я разговаривал так, что и у моего крокодила мог быть инфаркт!..– Это я убила её, я!.. Она пришла ко мне, к подруге, за помощью, а я предала её… Из-за какого-то звания!– Да пропади оно пропадом, это море!.. Два года не был в отпуске – мог ещё час потерпеть!..– Если б я знал, что у неё больное сердце!..– Если б я могла её вернуть!..– Если б она была жива!..– Она жива.Это произнёс дежурный врач, появившийся в вестибюле. Он выпил воды из автомата, подошёл к ним и устало опустился на диван.– Мы провели внутренний массаж, применили электрошок и ввели новый французский препарат. Словом, она жива.– Жива?! – радостно воскликнули трое бывших сослуживцев. – Жива? – переспросили они уже более спокойно, встали и пошли.– Вы ничего не хотите ей передать? – спросил врач.– Пусть зайдёт, когда я вернусь из отпуска.– У меня репетиция – я забегу в другой раз.– Коль она живая – подождёт…Они вышли на улицу.Врач поднялся с дивана, подошёл к открытому окну закурил и долго смотрел им вслед, щурясь от яркого июньского солнца.

Несмотря на заборчик, которым Лида обнесла свою «Ладу», однажды ночью её всё равно угнали. Милиция нашла машину через двое суток, помятой и ободранной.

– Нужна сигнализация, – авторитетно заявил друг семьи Иосик. – Но не обычная, а по спецзаказу, чтобы ни один ворюга не отключил!

Вечером он привёл человека в широкополой шляпе, чёрных очках и белых перчатках.

– Это Бебс, изобретатель международного класса, из Талды-Кургана. В Москве проездом. Недавно запатентовал свою последнюю новинку: лающее реле.

– Какое? – удивлённо переспросила Лида.

– Лающее. Стоит притронуться к кузову, раздаётся лай. Вор, уверенный, что там собака, в панике убегает. Причём, Бебс гарантирует, что никто никогда не сможет это устройство отключить: есть патент и не засекреченность.

Молчаливый Бебс жестом попросил всех отойти в сторону, нырнул под крышку капота, немного повозился и произнёс:

– Усё.

Иосик на цыпочках подобрался к машине, притронулся к дверце – раздался злобный лай. Все восхищённо зааплодировали.

– Наконец, я смогу спать спокойно, с облегчением произнёс Юра и пошёл за деньгами.

Но очень скоро он понял, что жестоко ошибся: машина лаяла без перерыва. Устройство оказалось настолько чутким, что реагировало даже на упавший с дерева лист, на прикосновение дождевых капель, на порыв ветра. Более того, оно срабатывало даже на приближение людей, на любом расстоянии – очевидно, в неё была вмонтирована радарная установка.

К утру машина совсем рассобачилась: облаивала кошек и прохожих, и только при виде Юры, прекращала лай и радостно виляла багажником. Да и ездить на ней стало невозможно: у каждого столба она останавливалась и старалась задрать заднее колесо.

Юра привёл двух автомехаников, чтобы изъять сигнализацию. Но Бебс не солгал, лающее устройство было здорово засекречено: автомеханики полдня перебирали весь двигатель и ничего не нашли. Но, очевидно, что-то сдвинули в сигнальном устройстве, потому что после их ухода машина стала по ночам ещё и выть на луну.

Однажды Юра не нашёл свою машину. Выяснилось, что под утро будочники её куда-то увезли вместе с бродячими собаками. Юра, схватив такси, объехал все ветеринарные службы города и только к вечеру в стае бездомных бродяг, разыскал свою «Ладу», которая увидев его, завизжала от радости и напустила лужу бензина.

И снова каждую ночь машина беспрерывно лаяла под окнами. У неё резко изменился характер, она стала злобной и агрессивной, с рычанием кидалась на всех прохожих. Но особенно яростно набрасывалась на инспекторов ГИБДД, которые при её приближении в панике разбегались. А кто не успел – поспешно просовывали Юре в окно любые деньги, только бы он поскорей уезжал. Тогда Юра стал специально гоняться за инспекторами, и у него появился постоянный заработок.

А Иосик сообщил, что неугомонный Бебс разработал проект нового устройства, которое врагов будет облаивать, а друзей – встречать игрой на мандолине. И даже название для этого устройства уже запатентовал: «Мандолайка».

Вот что значит великий изобретатель!

На продуктовую базу номер четырнадцать явился ревизор.

– Внезапная ревизия! Всем оставаться на местах!

Взял ключи, документы и исчез в подсобных помещениях, а в кабинете у заведующего собрались все работники базы номер четырнадцать.

– Товарищи! – обратился завбазой Нечипорук к своим сотрудникам. – К результатам ревизии мы должны подготовиться заранее. Кто у нас в этом году будет сидеть?

Все молча повернулись и посмотрели на экспедитора Перлового.

Тот заёрзал на стуле.

– Почему это я?.. Всегда я!.. Если человек тянет, так на него наваливают… Я в прошлой пятилетке сидел, в позапрошлой…

Заместитель заведующего Ханыгин, неразговорчивый алкоголик, ткнул пальцем в висящую на стене миллиметровку, разбитую на квадраты, и буркнул:

– Всё по графику.

Перловый сник, но по инерции ещё продолжал сопротивляться.

– Так… сразу… неожиданно…

– Почему неожиданно? – возразил грузчик Тимур. – Мы ведь тебе ко дню рождения пижаму полосатую подарили, чтобы привыкал. Решётки на окна поставили.

– Я в институт геронтологии ложусь, – продолжал канючить Перловый. – Мне уже палату приготовили, двухместную…

– Мы тебе лучшие условия создадим: будешь в одиночке сидеть!

Видя, что Перловый уже окончательно покорился, завбазой заговорил по-деловому:

– Значит, так. Зарплата тебе будет по-прежнему начисляться – мы тебя объявим почётным членом нашей бригады. Часть денег – семье, часть – на книжку, как в заграничной командировке. Плюс двадцать процентов северных.

– А за выслугу лет?

– Это будет зависеть от срока.

– Сын у меня весной на юридический поступать собирается.

– О семье не беспокойся, ею займётся Тимур и его команда. Сына – в институт, жене – путёвку в Цхалтубо, дочку в «Артек», маме – персональную пенсию… Но ты тоже время не теряй. Пересчитай все свои сберкнижки и сдай их на хранение в нашу общую библиотеку. Шубы – в ломбард, хрусталь по родичам развези…

– Я его ещё с прошлого раза не забрал.

– Вот и ладушки. И ни о чём не тужи. Это раньше было страшно сидеть, а теперь… Спутники запускаем, реки перекрыли, интернет освоили… В какое время сидеть будешь, а?

Кадр из сюжета киножурнала «Фитиль», снятого по этому рассказу. В кадре Евгений Весник, Борис Новиков и Борис Гитин

Завбазой открыл сейф и стал перекладывать его содержимое в подставленный Ханыгиным рюкзак. – Вот твоя амуниция: тёплое финское бельё, две пары, для тюрьмы… Канадская дублёнка – для Севера… Меховые унты… А это… – Он раскрыл холодильник и вытащил оттуда кошёлку, набитую снедью. – Это тоже для тюрьмы: тюрпаек. Здесь кетовая икра, астраханский балычок, испанские маслинки… Споём на посошок.Негромко затянули:

Прощай, любимый город…

Перловый растрогался. – Хорошие вы друзья. Трудно мне будет без вас.– Через годик к тебе Ханыгин приедет, его очередь.Снова продолжили:

…И берег морской целует волна

И тихо доносит баян.

– На кого доносит? – испуганно спросил Тимур. Наступила пауза. Все задумались.В этот момент дверь распахнулась, вошёл ревизор. Сотрудники базы замерли в ожидании приговора.– Ревизия окончена! – Ревизор обвёл всех грозным взглядом, углядел рюкзак и кошёлку, подошёл, заглянул, остался доволен.– Уношу из вашей базы самые хорошие впечатления!Надел рюкзак, взял кошёлку и пошёл к выходу.Все, стоя навытяжку, молча провожали его глазами. Только завбазой растерянно пролепетал:– Так кто же все-таки в этом году будет сидеть?

Грипп, как море: накатывается волнами. Первая – меня миновала, вторая – сбила с ног и бросила в постель, раскалённую, как Сухумский пляж в июле. Я лежал, сухой и горячий, поджариваемый изнутри инквизиторами-вирусами. Вызванный врач появился только к вечеру, тщательно помыл в ванной руки, потом вошёл в комнату, сел рядом со мной и попросил открыть рот. Я выполнил его просьбу, уверенный, что он хочет посмотреть горло. Но врач вынул из «дипломата» маленькое зеркальце и с его помощью стал осматривать мои зубы…

– У вас кариес и пародонтоз!.. Запустили челюсть!

Какой-то металлической штучкой, вынутой из того же «дипломата», снял с зубов камень, потом размассировал пальцами дёсны. Что-то обнаружил, обрадовался.

– О!.. И полость в шестом верхнем. Надо срочно заделать. У вас есть электродрель?

К счастью, её у нас не оказалось. Врач расстроился, огорчился, но потом взял себя в руки и попросил к его следующему визиту достать хотя бы механическое сверло.

– А пока – полощите рот раствором соды.

– А что принимать от гриппа? – робко спросила жена.

Врач растерянно развел руками.

– Видите ли, я – стоматолог. Сейчас широкая эпидемия, терапевтов не хватает, поэтому прислали меня. Бюллетень я открыл и выписал зубной эликсир…

Увидев растерянность жены, добавил:

– Два раза в день массируйте ему дёсны щёткой, утром и вечером – сможет камни грызть!..

Очевидно, он хорошо подлечил мне зубы: когда меня лихорадило, они бодро стучали друг о друга.

Назавтра жена сделала еще один вызов в надежде, что придёт терапевт.

Но нам снова не повезло.

В полдень раздался пронзительный звонок и крик за дверью:

– Уберите собаку!.. Немедленно уберите собаку!..

Жена щёлкнула замком и потянула за дверную ручку, пытаясь открыть дверь, но ей не давали это сделать. Потом дверь осторожно приоткрылась, и в образовавшуюся щель протиснулась до блеска выбритая голова и закричала:

– Вы убрали собаку?!..

– У нас нет собаки, – испуганно ответила жена.

– Отойдите в сторону, я сам посмотрю.

Пришедший вытянул шею и покрутил блестящей головой, подозрительно осматривая переднюю, несколько раз призывно посвистел и только после этого переступил порог. В ответ на удивлённый взгляд жены выкрикнул:

– Все говорят: «Нету, нету», а потом кусают!.. Где больной?

Жена указала на дверь спальни и хотела её открыть, но бритоголовый жестом остановил её, поднёс палец к губам, прошипел: «Тс-с-с!» и, приложив ухо к двери, несколько секунд внимательно прислушивался. Потом спросил:

– Он у вас буйный?..

Не дождавшись ответа, решительно распахнул дверь и заорал:

– Оставаться на месте! Не двигаться!..

При моей высокой температуре мне было трудно шелохнуться, поэтому я охотно выполнил его приказание. Но, чтобы показать доктору, что я ещё жив, я напряг последние силы и пошевелил ногой.

Энергичный доктор газелью отскочил в угол комнаты и закричал:

– Что у вас под одеялом? Собака?

Убедившись, что под одеялом, кроме меня, никого нет, подошёл ближе, приказал: «Следите!» и стал водить у меня перед глазами каким-то металлическим молоточком, то приближая его к моему носу, то удаляя. От напряжения у меня закружилась голова, и я закрыл глаза, чтобы не видеть прыгающего инструмента. Врач бросил молоток мне на лоб и стал пальцами раздвигать мои веки.

– Я велел следить!

Я мотнул головой, скинул молоток на подушку и снова закрыл глаза. Бритоголовый довольно потёр руки и сообщил жене:

– Бунтует! Типичный агрессивный синдром. У него в роду были шизофреники?

– У нас нет шизофреников. У нас есть грипп, – устало ответила жена.

– Причём здесь грипп? У больного расшатана психика, нервы обнажены. Смотрите!

Откинув одеяло, положил мне ногу на ногу, размахнулся и стукнул молоточком под коленкой. Моя правая нога взвилась вверх и саданула доктора в живот, так, что он отлетел снова в тот же угол и радостно завопил оттуда:

– Рефлекс сохранен – его еще можно спасти! Немедленно в диспансер! Ваше счастье, что прислали меня, а не терапевта – пропустили бы заболевание!

Что-то написал на бумажке и протянул ее жене.

– Вызовите спецмашину и ту-ту… Ту-ту-ту-у-у-у!..

Он загудел и задвигал руками и ногами, изображая паровоз. Продолжая гудеть, «выехал» в переднюю, поманил туда жену и вполголоса посоветовал:

– Пока прибудет машина, позовите кого-нибудь из мужчин – с ним опасно оставаться наедине.

Приоткрыл входную дверь, высунул голову в парадное и закричал:

– Уберите собаку!

Вышел, но тут же вернулся и потребовал:

– Не запирайте дверь: если во дворе собака – я прибегу обратно.

…Вскоре газеты сообщили, что на нас накатилась третья волна гриппа. Болели уже и врачи, превращаясь в пациентов. Поликлиники захлёбывались в потоке вызовов и присылали любых медиков, независимо от специализации, тех, кто ещё держался на ногах.

У нас побывал и ортопед-травматолог, который долго искал на моём теле переломы и, не найдя их, поздравил меня с удачей. Когда же я пожаловался на насморк, он растерялся и неуверенно предложил взять нос в гипс… Потом приходила врач-венеролог и задавала такие вопросы, от которых упавшая было у меня температура снова резко подскочила…

За время моей болезни мы так привыкли к разнообразию врачей, что даже явившегося к нам сантехника жена приняла за очередного доктора. Тем более, что он задал вполне медицинский вопрос: «На что жалуетесь?». Жена подробно доложила:

– Горло отекло, принимает только тёплую воду, а пища не проходит… И колено ноет.

– Колено сломаем и заменим, а горловину раздолбаем и прочистим, – бодро пообещал сантехник, достав кувалду и большой гаечный ключ.

Жена задохнулась от ужаса, у неё подкосились ноги, и она рухнула на табурет. А мне этот «доктор» помог больше всех остальных. Я вдруг громко и искренне расхохотался. И то ли от этого смеха, то ли от этих визитёров, а может, просто подошло время, но я почувствовал, что выздоравливаю – сел на кровати, опёрся на подушку и на оставленных всеми докторами рецептах набросал этот рассказ.

Второкурсники готовились к показу самостоятельной работы. Рубен, в силу своего подогретого темперамента, всегда выбирал отрывки, в которых лилась кровь, кипели страсти, и где средняя нормальная температура взаимоотношений героев была минимум тридцать девять градусов. На этот раз он выбрал сцену из французской мелодрамы, в которой участвовали граф, его жена графиня и друг графа маркиз. Действие происходило на лесной поляне, где герои устроили пикник. В разгар веселья графу-сердечнику становится плохо, он валится на траву хрипит и задыхается. Воспользовавшись этим, друг-маркиз, влюблённый в графиню, подаётся своей страсти и, как бы это выразить попристойней, использует создавшееся положение. Использованная графиня, опомнившись, в раскаянии рыдает над умирающим мужем. Граф тихо отходит, громко проклиная неверную.

Действие пьесы происходило в прошлом веке, графиня должна была быть в кринолине. Кринолина не достали, и Маша Рынская, которая играла графиню, вместо него приспособила старый бабушкин абажур. Маша была худенькая, маленькая, каждому «дышала в пуп». Поэтому она легко втиснулась в абажур и утонула в нём: виднелись только сверху – голова, снизу – ноги. В этом наряде она напоминала матрёшку для чайника, но Маша была довольна: именно такой она представляла себе даму из высшего порочного общества.

Графа играл Гоша Бондарь. Он очень правдиво задыхался, хрипел, закатывал глаза, но каждые пять минут вскакивал, хватал мобильник и выбегал из комнаты: его жена недавно родила, ребёнок всю ночь орал шаляпинским басом и Гоша очень нервничал. Вместо себя, чтобы Маше было перед кем каяться, он оставлял свой стёганый пиджак, который носил вместо пальто. Пиджак лежал, раскинув рукава и бесстыдно обнажив ватин, изображая утеплённого графа.

– Прости меня, мой любимый! – взывала Маша к распростёртому пиджаку. – Убей меня! Задуши!..

Но пиджак и рукавом не шевельнул.

– Не верю! – кричал Рубен. – Где стыд? Где раскаянье? Где любовь?

– Я не могу любить эту телогрейку – оправдывалась Маша. – От неё нафталином пахнет, мне чихать на неё хочется!..

– Это не телогрейка, а безрукавка, – обиделся вернувшийся Гоша, – на лето у неё рукава отстёгиваются. – И укладываясь на место умирающего, добавил.

– В нашей комнате пальто не помещается.

Гоша жил в семейном общежитии, в комнатке, переделанной из кладовки, настолько тесной, что ему пришлось состричь свою шевелюру, чтобы занимать меньше места.

– Повторим, – скомандовал Рубен. – С момента соблазнения.

Маркиза-соблазнителя играл Эдик Беленький, застенчивый, неуверенный в себе воробышек, который панически боялся девушек и покрывался стыдливым румянцем при слове «ножка», даже если речь шла о ножке стула. Он был некрасив, неуклюж, не сценичен. Как он попал на актёрский факультет, как прошёл сквозь три тура жестокого конкурса, знал только его дед, который был запечатлён во всех театральных энциклопедиях и мечтал о продолжении династии.

– Ты ослеплён страстью, – втолковывал ему Рубен, – ты потерял и стыд и совесть, забыл о мужской дружбе… Бросайся на неё, бросайся!..

Эдик подскочил к Маше, покраснел и покрылся потом. Затем протянул дрожащие руки, но до Маши не достал: абажур-кринолин не давал ему подступиться.

– Хватай её! Обнимай! – командовал Рубен.

Маркиз забегал вокруг абажура, пытаясь дотянуться до любимой графини, но она была недосягаема в своей клетке.

– Граф, твоя реплика! – напомнил Рубен лежащему Гоше.

– Негодяй!.. Я ещё жив!.. – простонал Гоша, потом вскочил и попросил у негодяя. – Дай свою мобилу: у меня батарейка села.

Счастливый, что получил передышку, Эдик отдал ему свой мобильный телефон.

– Ты не мог бы позвонить после своей смерти? – с досадой спросил Рубен.

– Я волнуюсь: Лера говорит, что он отказывается брать у неё грудь.

– Думаешь, он возьмёт у тебя? По телефону?..

Не отвечая, Гоша выскочил в коридор. Вместо него снова остался умирать его пиджак.

– Маркиз, – обратился режиссёр к Эдику, – то, что ты собираешься сотворить с графиней, нельзя делать на расстоянии… Ты можешь её, наконец, обнять?!

– Не могу, – промямлил Эдик, – абажур мешает.

– Маша, сними абажур, ты – графиня, а не настольная лампа!

– Я должна к нему привыкнуть.

– Ты должна привыкнуть не к нему, а к партнёру. Маркиз, стащи с неё каркас – это входит в твою сверхзадачу… Да не пальчиком, а руками, двумя!.. Сейчас помогу. – Общими усилиями они вытряхнули Машу из абажура. – А теперь бросайся на неё и целуй… Страстно! Запойно! По-звериному!

Науськанный им Эдик, изображая запойную страсть, щёлкнул зубами и укусил Машу за ухо. Она вскрикнула от боли.

– Хорошо! – обрадовался Рубен – Верю! А теперь толкай её на траву. Ну?.. Хватай! Бросай! Вали!..

Перепуганный Эдик страстно замычал, замахал в воздухе руками, но притронуться к Маше не посмел.

– Маркиз прекрати мычать, ты соблазняешь женщину, а не корову. Графиня, помоги ему!

С криком «йёо-о» Маша сделала выпад и дала насильнику подножку. Чтобы удержаться, он ухватился за неё, и они оба повалились на пол.

– Молодцы! Очень натурально! – радовался Рубен. – Где этот кормящий граф? Его реплика.

– Негодяй!.. – завыл Гоша из коридора, вбежал, рухнул на пол и доголосил. – Я отомщу тебе на том свете!.. – Потом взволнованно сообщил. – А теперь он икает, беспрерывно. Я должен что-то предпринять.

– Ты должен умереть, – сурово напомнил Рубен, и Гоша, натянув пиджак, распластался на полу.

– Прости меня, мой любимый, прости!.. – запричитала над ним Маша.

– Не верю! – остановил её режиссёр. – Неискренне!.. Да это и не мудрено при таком насильнике! – он бросил уничтожающий взгляд на Эдика.

– У меня не получается, – промямлил тот и снова залился краской.

– Эх, вы!.. Всё надо показывать самому!.. Смотри!

Он подскочил к Маше и, как в танце, перегнув её через колено, элегантно уложил на пол.

– А мне как себя вести? – спросила Маша.

– Вот так!

Рубен лёг с ней рядом и стал яростно дрыгать руками и ногами, пронзительно при этом визжа с французским акцентом:

– Не смей!.. Никогда!.. Не подходи! – Вскочил, подбежал к умирающему пиджаку (кормящего Гоши уже снова не было) и замахал над ним руками. – Прости меня, шер а ми!.. Прости!.. – Потом плюхнулся на пол и простонал умирающим голосом. – Уйди неверная… Проклинаю… – Два раза дернулся и затих.

Это было так проникновенно и искренне, что пиджак закрылся рукавами и зарыдал.

Отрывок явно получался.

Концерт шёл бойко, в хорошем темпе. Две машинистки и уборщица лихо отплясывали «цыганочку». В зале были только мужчины. Часть женщин выступала, остальные готовили праздничный стол.

Он вспомнил, как две последние недели участницы самодеятельности каждый вечер оставались после работы и репетировали. Вспомнил, зааплодировал и закричал: «Мо-лод-цы!». Благодарные женщины станцевали на бис.

За столом было шумно и весело. Усталые сотрудницы, разомлевшие от первых же рюмок, произносили тосты за здоровье мужчин, которые украсили их праздник.

По дороге домой он зашёл в супермаркет. У прилавков толпились только женщины, поэтому его пропустили без очереди. Он взял в подарок жене бутылку «Столичной».

Пока жена и мама хлопотали на кухне, готовили праздничный ужин, он лежал на тахте в гостиной и слушал радиопередачу «Для вас, подруги». Исполнялись песни по заявкам женщин. Звучали счастливые голоса:

– Спойте любимую песню моего мужа!

– Этот романс я посвящаю своему жениху!

– Моему брату!

– Моему сыну!

По заявке жены исполнили и его любимую песню «Как прекрасен этот мир».

За ужином он быстро захмелел: сказалась праздничная перегрузка. Разбил вазу опрокинул чайник. Жена и мама отнесли его в спальню. Пока его раздевали, он всхлипывал:

– Обидно! Почему у вас каждый год праздник, а у нас никогда!

Заснул сразу.

Спал хорошо.

А женщины еще долго возились на кухне, убирали со стола, мыли посуду, подметали осколки разбитой вазы.

Их праздник ещё продолжался.

Учитель безнадёжно махнул рукой.

– Идите! Совершенно ясно, что ваша голова пуста, как безвоздушное пространство. Двойка.

Он придвинул ведомость, собираясь вписать оценку. Ученица небрежно откинулась на спинку стула.

– Что ж, ставьте. Потом сами за мной будете бегать, просить прощения.

– Я? Бегать? Это с какой стати?

– А вы подумайте. Что такое моя двойка? Это снижение процента успеваемости всей нашей школы. А успеваемость нашей школы отражается на проценте успеваемости нашего района. А процент успеваемости района влияет на процент успеваемости города. А низкий процент успеваемости города снижает процент успеваемости всей республики. Так что, замахнувшись на меня, вы замахнулись на республику!

Ефим Копелян снимался в сюжете «Фитиля», снятого по этому рассказу

Она развела рукам, мол, как видите, ничем помочь не могу и направилась к дверям. Совершенно ошеломлённый, он бросился за ней. – Куда же вы? Подождите, я, действительно, погорячился: знаете, первый год, только из института. Садитесь! Вот так, поудобней… – Достал из ящика стола кулёчек. – Ешьте конфетки и не волнуйтесь.– Это вы волнуетесь, а я спокойна. – Она снова откинулась на спинку стула, развернула конфету. – В следующий раз не покупайте «Грильяж», я люблю «Тузик».– Хорошо, хорошо! Запомню!– И, пожалуйста, побыстрей! У меня билеты в кино.– Сейчас, сейчас. Мы мигом! Где ваш билет? Значит, так: «Сахалин. Его географическое положение, климат и природные условия…» Ну?– Вы думаете, за эти десять минут у меня прибавилось знаний.– Ну, не может быть, чтобы вы абсолютно ничего не знали!– Может!Она жевала конфетку и смотрела на него широко раскрытыми голубыми глазами.– Подумайте, голубушка! Хоть что-нибудь про Сахалин. Ну прошу вас!– Стойте, стойте! Вспомнила! – Она проглотила остаток конфеты и запела:

Ну, что тебе сказать про Сахалин?

На острове нормальная погода…

– Прекрасно! – радостно закричал он. – Вот вы рассказали про климат. Ну! Ещё что-нибудь! Она охотно продолжила:

…Прибой мою тельняшку просолил,

И я живу у самого восхода…

– Так! Великолепно! Значит, где находится Сахалин? Она молчала.– На во…– На во! – охотно согласилась она.– …сто…– Сто! – Она не возражала.– …ке?– Ке!– Совершенно верно! Значит, и географическое положение вам известно. Ну! Ещё немножко! Эх, жаль, гитары нет!Но ученица обошлась без гитары.

…А почта с пересадками летит издалека

До самой дальней гавани Союза-а-а…

– Умница! Значит, вы знаете, что там есть и гавань, и почтовое сообщение! Она его не слушала. Она с увлечением завывала:

…Где я бросаю камешки с крутого бережка

Далекого пролива Лаперу-у-за…

– Ну вот! Рельеф местности и омывающий пролив вам тоже известен! Достаточно. Пятёрка! – Он придвинул ведомость, раскрыл её. – О! Да у вас и по остальным предметам отлично! Она забросила ногу на ногу и развернула следующую конфету.– А вы думаете, остальных учителей процент успеваемости не волнует?!

Письмо первое

В редакцию газеты «Доброе утро»:

«Уважаемый господин редактор!

Прошу через вашу газету передать мою сердечную благодарность всем организациям, товарищам и друзьям, поздравившим меня с пятидесятилетием.

М.Ткачук».

Письмо второе В редакцию газеты «Доброе утро»:«Уважаемый господин редактор!Прошу выплатить мне гонорар за опубликованную в вашей газете сердечную благодарность всем организациям, товарищам и друзьям, поздравившим меня с пятидесятилетием.М.Ткачук».

Письмо третье В редакцию журнала «Человек и закон»:«Уважаемый господин редактор!Прошу через ваш журнал передать мою сердечную благодарность всем организациям, товарищам и друзьям, поздравившим меня с благополучным окончанием судебного процесса над редакцией газеты «Доброе утро», отказавшейся выплатить мне гонорар за опубликованную в их газете сердечную благодарность всем организациям, товарищам и друзьям, поздравившим меня с пятидесятилетием.М.Ткачук».

Письмо четвертое В редакцию журнала «Человек и закон»:«Уважаемый господин редактор!Прошу выплатить мне гонорар за опубликованную в вашем журнале сердечную благодарность всем организациям, товарищам и друзьям, поздравившим меня с благополучным окончанием судебного процесса над редакцией газеты «Доброе утро», отказавшейся выплатить мне гонорар за опубликованную в их газете сердечную благодарность всем организациям, товарищам и друзьям, поздравившим меня с пятидесятилетием.М.Ткачук».(Продолжение следует).

На сцене – двое в одной общей куртке на замке-молнии.

Первый. Мы даже не похожи. Я – смуглый, кудрявый, черноволосый, у меня нос с горбинкой, а он – курносый и белобрысый…

Второй. Отойди! От тебя чесноком пахнет!

Первый. А как я отойду? Только вместе с ним, этим хамом и лгуном – я ведь чеснока просто так не ем, только в котлетах, которые он же у меня и отбирает. А уж насчёт «пахнет», то это я должен волком выть: от него так перегаром несёт, что комары к нему только в противогазах подлетают.

Второй (с насмешкой). А ты ещё духов накупи и дезодорантов!

Первый. Да, я ими обливаюсь. До тех пор, пока он у меня их не выхватит и не выпьет.

Второй. Французские не покупай – в них градусов меньше.

Первый. Он же алкаш, ханыга, с утра уже пьян. А я спиртное даже видеть не могу…

Второй. У него печень слабая. Я выпиваю – а его тошнит (хохочет).

Первый. Я бы его отлупил, но боюсь: его рука – правая, сильнее моей левой. И вообще, он более спортивен, чем я.

Второй. Гири выжимаю, гантели. Когда делаю приседания, он сопротивляется, книжку дочитать хочет. А я наваливаюсь и прижму, мне хорошо: дополнительная нагрузка.

Первый. Зато, когда на турнике подтягивается, я злорадствую: ему приходится и меня тащить.

Второй. И вера у нас тоже разная.

Первый. Вера – это условность: ни он, ни я в храмы не ходим, нас не приучили.

Второй. Я его в церковь не пущу.

Первый. А его в синагогу трактором не затащишь. Он о своей вере вспоминает только для того, чтобы меня нехристем обозвать. Хотя, когда его крестили, и меня в купель плюхнули, так что неизвестно, кто из нас больший нехристь.

Второй. Ты бы без меня образование не получил.

Первый. Ты бы в Университете ни одного экзамена не сдал, если б не я.

Второй. А тебя бы в Университет просто не пустили.

Первый . Это почему?

Второй . По профилю! (Хохочет). Ты вообще должен быть счастлив, что я тебя рядом терплю… Прекрати скрипеть!

Первый . Это он орёт, когда я на скрипке играю. И чтобы заглушить, включает свою любимую песню.

Звучит запись:

…Без меня тебе, любимый мой,

Лететь с одним крылом…

Первый . Он знает, что я от этой пошлости умереть могу, и назло крутит её, с утра до вечера. Второй . Вытерпишь – не умрёшь. Всё вытерпишь! (Делает запись громче). Первый . Дом наш из-за нашей вражды заброшен и не ухожен, крыша течёт, полы прогнили, штукатурка отваливается… Но ему это не мешает. Ему я мешаю, я во всём виноват. Второй . А кто же ещё? В холодильнике пусто – ты сожрал. В доме кашляют – ты заразил. Картина с гвоздя сорвалась, не сама же – ты сбросил. Первый . Вместо того, чтобы дом спасать, он со мной счёты сводит. Второй . Я тебе завтра башку сверну! Первый . Это он каждый раз угрожает. И хоть завтра о своей угрозе забывает, но я-то всю ночь не сплю, переживаю: свернёт или не свернёт… Он ко мне, как пиявка, присосался. Я в Университете лучшим студентом был, меня на всех собраниях в президиум выбирали… Второй . А я рядом сидел, как же без меня! Первый . Меня путёвкой в Сочи наградили… #Autogen_eBook_id11 Второй . Пришлось и мне давать, а то бы я его вот отпустил! Первый . Я мастер Спорта по шахматам, во всех международных соревнованиях участвую – и его посылают. Второй . Тренером оформили. (Хохочет). У него над доской лоб трещит, а я сижу рядом, делаю умное лицо. А потом цветы принимаю, репортёрам позирую. А как же? Великий педагог-наставник! (Хохочет). Первый . Ты же в шахматной терминологии ни одного слова не знаешь! Второй . Знаю даже два: мат-перемат. Первый . А с девушками как встречаться?.. Я назначаю свидание – и он со мной прётся. Я шепчу нежные слова, а он орёт… Второй . «Звук! Не слышно!» Первый . Я её своей левой к себе прижимаю… Второй . А я своей правой её по бедру поглаживаю. Приятно! (Хохочет). Первый . И когда мы расписывались, он рядом стоял, и в первую брачную ночь с нами остался. Второй . А как же без меня! Первый . Я его молю: закрой глаза, спи! Второй . Не могу спать, когда рядом наша жена лежит! (Гогочет). Первый . А что мне при свидетеле делать? Лежу и мучаюсь. Жена меня целует и шепчет: «Иди ко мне». А как идти? Второй . Только вместе со мной! (Хохочет). Первый. И так все ночи, целый год – у нас потому и ребёнка не было… А потом жена от меня ушла. Второй. Ко мне. Когда он уснул – взяла и переползла, слева направо. Первый. А ему не стыдно – что он с ней вытворял! Второй. А чего стыдиться – жена-то законная. Первый. Моя. Второй. Бывшая. Первый. Как ты могла? – спрашиваю. – Я устала, – отвечает. Второй. Правильно. Надоело жить и всего бояться. Ей опора нужна, дом и хозяин. Первый. Это наш общий дом, мы его вместе строили. Второй. Ты здесь квартирант. Настанет день, и я тебя отсюда выгоню. Первый. Это невозможно – мы так срослись. Второй. С кровью оторву и пинком под зад. А ты даже не станешь протестовать – в тебе вся гордость потеряна, раз так жить соглашаешься! Первый. Очень меня эти его слова до сердца достали. Не смог больше терпеть, отомстить решил. Яд у меня был, стрихнин. Когда крыс травили, пакетик остался, я его спрятал. Тогда ещё сам не знал, зачем, да, видно, подсознание подсказало. Второй. Когда я отвернулся, он мне весь этот пакет в суп вытряхнул. Первый. Побелел он, пот на лбу выступил. А потом согнулся пополам и как взвоет. Второй. А у него ни жалости, ни раскаяния. Первый. Да! Так я тебя возненавидел – смотрю и радуюсь: наконец, избавился! Второй. Недолго радовался. Первый. Чувствую, и у меня на лбу пот проступает, потом внутри будто гвозди вбивать стали… Второй. А как же: кровообращение-то у нас общее, и до него отрава дошла. Первый. Отвезли нас обоих в больницу, обоим промывание сделали, капельницы поставили, мне в левую руку, ему в правую – еле откачали. Второй. Понял я, что это он нас чуть не уконтрапупил, и говорю: Так дальше жить нельзя! Первый. Нельзя, – подтверждаю. – Если не разделимся, ночью одновременно друг друга передушим. Второй. А чтобы разделиться, нужно было операцию перенести, очень опасную. Первый. Нам её когда-то один хирург предлагал, но предупредил, что шансов остаться в живых один из десяти. Второй. Мы тогда отказались, думали – так проживём. Первый. Но теперь я решил: лучше смерть, чем такое существование. Второй. Да и мне эта совместная жизнь обрыдла. Так охота пожить без твоей гнусной морды рядом! Первый. Полдня длилась операция, за столько лет мы крепко срослись, всё – и нервы, и сосуды, и капилляры разделить надо было. Крови много вытекло, и из меня и из него. Несколько раз клиническая смерть наступала. Второй. Но, видно, мой Бог, или его, а может, оба наших Бога постарались – выдюжили мы всё и живыми остались. Первый. Открыл я через сутки глаза и сразу ослепило: «Свобода!». От такого счастья снова сознание потерял. #Autogen_eBook_id12 Второй . А я от радости чуть с ума не сошёл: схватил с тумбочки настойку крушины, прошептал: «Да здравствует воля!» и выпил весь пузырёк. Из-под меня неделю потом судно не вынимали. Первый . А я от радости опьянел: хочу – лежу, хочу – хожу, хочу – читаю! Ни от кого не завишу!.. Окрепну, выпишусь из больницы и уеду далеко-далеко, чтобы забыть прошлые муки и унижения.

Звучит скрипка, поёт радостно, зовёт куда-то. И вдруг мелодия резко обрывается.

Легко сказать уеду. А куда? Здесь хоть всё невыносимо, но привычно. А там чужие края, чужие нравы… И почему невыносимо? Крышу над головой имел? Имел. И сыт был, и одет, и обут. А теперь всё с начала начинать. С самого нуля. И не резвым мальчуганом, а уже поседевшим неудачником, утомлённым от нелёгкой жизни!..

Снова вступает скрипка, звучит тревожно.

И так мне страшно стало: я ведь теперь один, навсегда. А мне одиночество непривычно. Когда он со мной рядом был, я себя уверенно чувствовал. С ним не страшно, он сильный, его все боялись. Да и вообще, двое – это не один. Вдвоём с любым сладишь. Когда тот грабитель пытался к нам в дом залезть, мы ему так надавали, он справа, а я слева – что незваный гость еле ноги унёс.

Второй включает магнитофон, звучит «Без меня тебе, любимый мой, лететь с одним крылом» и перекрывает скрипку. Дальнейший текст идёт на фоне этой песни.

И вдруг поймал я себя на неожиданной мысли: и он ведь сейчас один, и ему жутковато. Останется он в развалившемся доме, работать уже отвык, а придётся, потому что меня не будет – не на кого чертей вешать. И вдруг даже стало мне его жалко. Психанул я на себя за эту слабость и, чтобы злость восстановить, стал вспоминать все его пороки. Но что-то не получалось: с одной стороны я его обвинял, а с другой – защитительные доводы приводил. Да, мешал на скрипке играть. Но без него я бы вообще ни разу не сыграл: ведь когда я своей левой смычком водил, он своей правой мне её поддерживал… Да, пьёт, много пьёт… Но ведь он не родился алкоголиком – пить стал на моих глазах, из-за жизни нашей патологической… Да, грубый, резкий, драчливый, но когда я в прорубь провалился, он же мне свои сухие ботинки отдал, а сам босиком до дома топал… И вдруг захотелось мне его голос услышать. Так внутри заныло, что не выдержал: заскочил в телефонную будку и наш номер набрал.Второй (Выключает магнитофон, обрывает песню). Алло!.. Алло!.. Слушаю!.. Первый . А я молчу, только сердце барабанит. Молчим оба. Потом он спрашивает: Второй . Это ты? Первый . Я, – отвечаю и жду: сейчас какую-нибудь гадость ляпнет. А он снова помолчал и вдруг: Второй . Как живёшь? Первый. Я растерялся и засуетился: «Прекрасно, прекрасно. А ты?». Второй. Превосходно. Первый. И снова помолчали. Я уезжаю, – говорю, – далеко. И опять ожидаю что-нибудь вроде: «Скатертью дорога». А он снова, неожиданно: Второй. Может, попрощаться зайдёшь? Первый. Зайду… Повесил я трубку, совершенно ошеломлённый. А потом понял: да у него ведь на сердце сейчас такая же тяжесть, как и у меня. Я это своим сердцем понял, недаром же они у нас столько лет рядом бились!.. Подошёл к дому – дверь открыта, ждёт. В гостиной, над столом, фотография висит, где мы пацанами, в мохнатых шапочках. Как два медвежонка. Никогда он её раньше не вынимал, а тут… Но сделал вид, что не заметил. – Закурить есть? – спрашиваю.Протянул он мне пачку. Постояли, покурили. Потом я говорю: – Дом тебе остаётся. И мебель. Только ковёр продам – деньги на дорогу нужны.Поднял он голову, глянул на меня как-то странно, никогда раньше так не смотрел.Второй. Скрипку не забудь. Я тебе футляр починил. Первый. Спасибо. Второй. Куда поедешь? Первый. Куда-нибудь на юг. Я здесь мёрзну. Второй. Писать будешь? Первый. Не знаю. А ты? Второй. Вряд ли. Первый. Ну, что ж… Пока. Второй. Пока. Первый. Будь! Второй. И ты будь! Первый. Помахал он мне своей правой, а я ему своей левой. И разошлись мы в разные стороны. Теперь уже навсегда. Я не оглядывался, чтобы швы не кровоточили. А он на прощанье песню включил.

Звучит песня: «Без меня тебе, любимый мой, лететь с одним крылом…».

Зря я ругал эту песню: оказывается очень она душевная.

Вступает скрипка и поддерживает эту песню.

Действующие лица:

Алексей

Жена Алексея

Сан Саныч

Посетительница

Посетитель

На сцене часть богато обставленной комнаты. Жена Алексея смахивает пыль, сдвигает кресла, готовя комнату к приёму посетителей. Затем, надев белый фартучек, вынимает из бара несколько бутылок и ставит их на журнальный столик, потом туда же ставит поднос с рюмками. Входит Алексей. Смотрит на часы. Алексей. Ещё три минуты. (Садится в кресло.) Много их? Жена. Сегодня поменьше, человек двадцать. Зато тебя ждет сюрприз. Алексей. Какой? Жена. Если скажу, уже сюрприза не будет. Алексей. Но хоть приятный? Жена. Приятный. Алексей. Ладно, подождём. (Осматривается.) Всё нормально. (Включает музыку, звучит мелодия в быстром ритме.) Нет, эта музыка возбуждает, а надо успокаивающую. Они и так дергаются, когда я называю цену. (Меняет диск, звучит плавная мелодия.) Ценник принесла? Жена. Да. (Подаёт ему тетрадь.) Алексей. Молодец. Документ – всегда убедительно. (Смотрит на часы.) Пора!.. Женщин и ветеранов войны – вне очереди. (Достаёт из-под стола и ставит на табуретку маленький тазик. Входит первая Посетительница.) Алексей. Здравствуйте. Садитесь. Кофе? Коньяк? Виски? Джин?.. Посетительница. Спасибо, не надо. Мне сказали, что вы можете переделать двигатель в «Жигулях» с девяносто пятого на девяносто второй. Алексей. Вам сказали правильно. Посетительница. А сколько это будет стоить? Алексей. Строго по таксе. (Открывает ценник.) Две тысячи рублей. Посетительница. Ой, как дорого! Алексей. Вы не правы. (Вынимает карманный калькулятор.) Полный бак девяносто пятого бензина стоит, округлённо, тысячу рублей, девяносто второго – девятьсот. На каждой заправке вы экономите сто рублей. В среднем, если ездите регулярно, вы заправляетесь раз в пять дней, выходит, шесть раз в месяц. Платите на сто рублей меньше. Сто рублей, перемноженные на шесть, – шестьсот. Шестьсот рублей экономии в месяц, за три месяца – покрываете расход на переделку двигателя, а дальше – чистая прибыль. В год вы экономите более семи тысяч рублей. (Протягивает ей компьютер.) Можете пересчитать. Посетительница. Хорошо, я согласна. Алексей. Аванс пятьсот рублей. (Указывает на тазик.) Подойдёт ваша очередь – получите открытку, куда и когда подогнать машину. (Клиентка кладёт деньги в тазик, поднимается.) Коньяк? Кофе? Виски? Джин? Посетительница. Нет, нет, не надо. (Поспешно уходит. Алексей звонит в колокольчик, выглядывает Жена.) Алексей. Следующего. Посетитель (врываясь). Это безобразие! Бандитизм! Алексей. Кофе? Коньяк? Виски? Джин?.. Посетитель. Согласен выпить с вами только цианистый калий. Алексей. Почему такая жестокость? Посетитель. Не знает! Бедный наивный мальчик! Алексей. Что вас вывело из равновесия? Посетитель. Я заказал вам противоугонное устройство с секретом. Алексей. Я вам его сделал. Посетитель. Сделали. А через месяц машину открыли и меня ограбили. Алексей. Нынешние воры очень изобретательны. Посетитель. Я заказал вам новый замок, с повышенной секретностью, за повышенную цену. Алексей. Строго по таксе: тысяча за устройство, плюс триста за секрет, плюс двести за повышенность – всего тысяча пятьсот рублей. Посетитель. Но вчера меня снова обокрали! Алексей. Подтверждается французская поговорка: если секрет знают два человека – это уже не секрет. Посетитель. Но вы утверждали, что вашу конструкцию ни один вор не разгадает! Алексей. Я и сейчас это повторяю. Посетитель. Но они же открыли машину! Алексей. Открыли. Посетитель. Значит, у них была специальная отмычка?! Алексей. Была. Посетитель. Как же они ее изготовили? Алексей. Это не они изготовили. Это я. Посетитель (ошеломлённо). Вы?! Алексей (спокойно.) Ну да. Я же вам говорил, что кроме меня, мой секрет никто не отгадает. Посетитель. Значит, вы делали и мне, и им?.. Но это же гангстеризм! Алексей. Я деловой человек, заказывают – выполняю. Всё по таксе. А кто и зачем заказывает, меня не интересует. Я честно придумывал для вас очень сложный секрет, а потом так же честно изобретал для этого секрета очень сложную отмычку. Своеобразное соревнование себя с собой. И всегда я – победитель. Посетитель (совершенно растерянно). А я? Алексей. У вас была возможность получить устройство, которое никто никогда не отключит. Посетитель. Как? Алексей. Заплатить мне за пресечение усовершенствования. (Смотрит ценник). Девятьсот рублей, и вы в полной безопасности, Фирма гарантирует. Посетитель. Это грабёж! Алексей. Грабёж будет, когда ваш «Фордик» снова очистят. А так – я откажу ворам. Учтите, при этом я теряю шесть сотен: они мне платят по полторы. Посетитель. Но ведь это устройство им уже известно. Алексей. Придумаем новое – вы меня недооцениваете! Посетитель. Снова платить? Алексей. Да. Но уже со скидкой, потому что вы – мой постоянный клиент. Скидка – триста рублей. Полторы тысячи минус триста получается тысяча двести. Тысяча двести, плюс девятьсот за пресечение усовершенствования, равняется две тысячи сто рублей. И можете спать спокойно: мои секреты умею разгадывать только я. Посетитель. Таким вымогателем можете быть только вы! (Уходит, хлопнув дверью). Алексей. (Позвонив в колокольчик). Следующего! Сан Саныч (входя). Здравствуй, Алик! Алексей. Сан Саныч?.. (Он смущён и недоволен). Как вы меня нашли? Сан Саныч. Честно говоря, с трудом. Ты замёл следы, как опытный разведчик: работу бросил, квартиру поменял, адреса не оставил. Пробовал в горсправке узнать – так у тебя и фамилия другая. Алексей. Я фамилию жены взял. Сан Саныч. Значит, полностью новую жизнь начал. Ну и как? Алексей. Я доволен. Сан Саныч. Еще бы! Фамилия красивая (осматривается), квартира богатая, работа высокооплачиваемая. Сколько тазиков в месяц получаешь? Алексей (пряча таз). Зачем вы пришли? Оставьте меня в покое! Сан Саныч. Я бы оставил, да перед памятью твоего отца стыдно. Он ведь тебя мне завещал. А я, выходит, проглядел. Алексей. А что, собственно, произошло? Я перешёл из категории маленьких и полунищих в категорию нужных и обеспеченных. Раньше я на всё смотрел и облизывался, а теперь – всё моё, всё доступно: и то, что на витринах, и то, что не афишируется. Отдыхаю в Монте-Карло, лечусь в Германии, развлекаюсь в самых дорогих ночных клубах… Даже билеты на самых прославленных гастролёров, мне почтительно приносят домой… Кандидатов наук – как комаров в лесу а я один, единственный. Мне надоело!.. Тянул работу всей лаборатории, а Котенко получал благодарности. Полгода вкалывал над монографией, а Котенко ставил свою фамилию, причем первой. И все мои изобретения патентовал он, как глава фирмы. А у самого в мозгу нет ни одной извилины, а на лбу ни одной морщины; всё гладко. У него вообще не лицо, а ягодицы, только с горизонтальным разрезом… Сан Саныч. Сравнение не очень интеллигентное. Алексей. А мне надоело быть нищим интеллигентом и покорно выслушивать сытого руководящего неуча, оскорбительную глупость, за которую надо плевать в физиономию!.. Сан Саныч. Почему же ты не плюнул? Алексей. Потому что – интеллигент. Мы ведь как? Пошумим, поскулим в кулуарах, а потом выполняем… Звали в Америку, в Канаду. Но как-то не решился, да и жена сопротивлялась… Вот и решил свои мозги сам продавать, без прилипал и посредников. Теперь доволен, теперь мне на этих котенок наплевать, теперь они у меня в прихожей толкутся… Сан Саныч. А то, что ты выбросил в корзину два диплома, тебе не жалко?.. А где твоя крылатая амфибия, о которой ты мечтал? Алексей. У меня не хватило сил взлететь над Котенко. Жена. У него только хватило сил сорвать меня с работы. Я – лингвист, знаю английский и французский, а он меня заставил кофе клиентам разносить и ходить в фартушке, для интерьера. (Алексею) Ты для меня тот же Котенко. Алексей (жене). Ты бы помолчала. Сан Саныч (Алексею) Отца помнишь? Алексей. Конечно. Большой, с усами. Недавно приснился, в руках ремень, говорит: спускай штаны. Я во сне плакал. Сан Саныч. Больно было? Алексей. Нет, хорошо. Батя как живой. Сан Саныч. Покажи пацанов. Алексей. Они у мамы. Сан Саныч. В гостях? Алексей. Живут у неё. Там школа рядом, удобно. (Пауза). Сан Саныч. Говоришь, доволен. Детей к маме отправил, из своего района уехал, фамилию поменял… Значит, всё-таки стыдно? Алексей. Остатки двукратного образования. Это пройдёт. Жена. Был бы жив его отец, он бы ему этого не позволил. Алексей (взорвавшись) А ты-то чем недовольна?! Разве я для себя жизнь свою поломал?.. Для тебя, для детей, для дома!.. У тебя теперь всё есть, всё! (Распахнув шкаф, выбрасывает из него шубы, платья). Разъезжаешь на «Мерседесе», покупаешь в итальянских бутиках, ужинаешь в «Национале»… Ты же об этом мечтала, завидовала богатым бабам!.. Жена. Дурой была. Ты меня молодую взял – научил бы уму-разуму. А ты за мной пошёл. (Сан Санычу). Раньше у нас был один чёрно-белый телевизор и весёлый дом, а теперь три цветных, а жизнь чёрно-белая. Мы ведь не только работу поменяли, но и друзей тоже. Одни теперь нас стесняются, других стесняемся мы. У нас нынче особый круг знакомств, из бывших: бывшие химики, бывшие терапевты, бывшие педагоги, а ныне – преуспевающие бизнесмены: в продуктовых ларьках торгуют, квартиры ремонтируют, китайские товары перепродают… Ходят друг к другу в гости, чтоб похвастаться богатой мебелью и накрученными мобильниками. А после напиваются, вспоминают свою бывшую профессию, кричат, какими они были непризнанными… Как эмигранты, покинувшие Родину. А он потом ночь не спит, капли глотает… Алексей (Сан Санычу). Зачем вы меня нашли? Уходите. Сан Саныч. Сейчас уйду. Но на прощанье прочту одну заметку в «Вечерке» – тебе, наверное, сейчас читать некогда, клиентов много. (Вынимает газету, разворачивает, читает). «Вчера состоялось испытание нового вида машины-амфибии с выдвижными крыльями. После преодоления водной преграды машина взлетела и, пролетев полтора километра, благополучно приземлилась. Машина принята комиссией с высокой оценкой и получила название «БУТ-1», в честь своего создателя, конструктора В.Бутова». Тут и фото есть. (Протягивает ему газету). Алексей (жадно хватает её, рассматривает фотографию). Моя идея подкрыльников!.. И кабина похожа… Когда они успели?!. Сан Саныч. Думаешь, у него не было своего Котенко?.. А как бы называлась твоя модель, в честь конструктора Арсеньева?.. Наверное, «Арс-1»… Впрочем, я забыл: у тебя ведь другая фамилия. Посетитель (врываясь). Ладно, я согласен. Дешевле все равно не найду – вокруг такие же вампиры, как вы!.. (Вынимает деньги, ищет тазик, не найдя его, бросает деньги на журнальный столик). Вот за секрет, вот за пресечение… Но если меня снова ограбят, я на вас в суд подам за то, что вы своими мозгами спекулируете! (Уходит. Алексей с газетой в руках подавленно молчит. Пауза). Жена. Теперь опять всю ночь капли глотать будет… Эх, бить его некому. Сан Саныч. Почему некому? (Алексею) Ну-ка, спускай штаны!.. (Вытягивает из брюк ремень). Алексей. Что вы делаете? Сан Саныч. Тебя отец на тахту клал или на колено? Алексей (отступая). Вы что, серьёзно? Сан Саныч (прикидывая). Нет, на колене ты уже не поместишься, (подходит к нему). Спускай штаны и ложись. Жена. Ложись, Алёшенька, ложись. Сан Саныч. Ложись, тебе говорят! (Бьёт его ремнем). Алексей. Ой! Больно ведь!.. Сан Саныч. Не хочешь лёжа – можно и а-ля фуршет… (Снова стегает его ремнем. Тот ойкает и убегает. Сан Саныч догоняет его и снова бьёт. Они бегают по гостиной друг за другом) Жена (Сан Санычу). Вы не устали?.. Подкрепитесь, пожалуйста. (Берёт поднос с выпивкой и бежит за ними). Алексей (на бегу). Это хулиганство!.. Ой!.. Позовите милицию!.. Ой!.. Жена (бегая за Сан-Санычем). Кофе?.. Коньяк?.. Виски?.. Джин?

Пьеса в трех видениях

Голос по радио: «Три шага в молодость». Одноактная пьеса в трёх видениях. Главные действующие лица: Володя (Володя выбегает, кланяется) и Александр Ильич.

Володя оглядывается – никого нет. Он растерян и рассержен.

Володя: Опять опаздывает! Склероз: наверное, забыл, что сейчас наш выход… Ох, кажется, придётся искать партнёра помоложе!

Входит Александр Ильич.

Володя (недовольно): Ну, что опять? Александр Ильич: Там англичанин зашёл, турист… Наш электрик с ним так бойко по-английски толковал, что мне стало завидно, и я тоже включился в разговор. Володя: Ну, и что? Александр Ильич: Ничего. Как только я включился, англичанин обиделся и ушёл. Володя: Что же вы ему наговорили? Александр Ильич: Я не мог наговорить – я знаю всего лишь одно слово по-английски. Вот я ему и сказал. Володя: Какое же это слово? Александр Ильич: Гудбай. (Володя смеётся). Вы смеётесь, а я завидую. Завидую людям, знающим языки! Володя: Надо было в свое время изучать! Александр Ильич: «Надо, надо»!.. Сейчас мы все умные! А в молодости, знаете как: всё впереди! Вот и откладывал на завтра. Да разве только это. (Задумался). Вы вспоминаете молодость? (Посмотрел на Володю, махнул рукой). Хотя!.. Вам ещё вспомнить нечего!.. А я вспоминаю!.. Чем старше, тем чаще… Вспоминаю себя, молодого, здорового, сильного… Причём, так чётко и ясно, что просто вижу себя… Вот здесь, рядом… Перед глазами…

На сцене темнеет. Освещены только Александр Ильич и Володя. И вдруг, напротив, в луче света, появляется парень. Это – молодой Александр Ильич.

Александр Ильич (говорит, разглядывая парня): Видите, какой красавец! Ни морщин, ни седин!.. Это я, честное слово, я! Ничего фигурка, а? А как вышагивает! Как павлин!.. Грудь выставил, хвост распустил!.. А талия!.. Посмотрите, какая талия!.. (Щупает свою. Грустно). Н-да… Что-то я и пониже стал… Расту обратно… Обидно! #Autogen_eBook_id13 Лев Борисович Миров

Володя: Ничего обидного: прожили жизнь! Александр Ильич: Что прожил – не обидно! А обидно, что именно в молодости, когда и сила, и здоровье, и энергия – столько пропустил, не довёл, недоделал!..

В круг света входит человек. Обращается к парню.

– Здравия желаем!.. С просьбочкой к вам. (Протягивает исписанный листок). Вот… Как там насчет ошибочек, запятых? Александр Ильич (Володе). Этого типа я тоже хорошо помню! Парень (читая): Это вы о каком Семёнове?.. Из второго подъезда? Тип: О нём. Парень: Что за ерунда! (Читает) «…Ежедневно печатает неприличные фотографии»… Тип: Печатает. Абсолютно точно. Парень: Вы их видели? Тип: В том-то и дело, что нет. И никто не видел. Он их в полной темноте печатает. Хитёр подлец! Парень (продолжая читать). «…Постоянно напивается, для чего проявитель разводит на спирту и пьёт его вместе со спиртом…». Какой абсурд! По-вашему, он пьёт проявитель? Тип: Пьёт. Парень: Почему же он никогда не бывает пьяным? Тип: Запивает закрепителем… Да вы у людей спросите: его родная жена каждый день в воду бросается. Парень: Что же тут странного?! Она – чемпион по прыжкам. Тип. От хорошей жизни не запрыгаешь. Александр Ильич (Володе): Видали подлеца! А я с ним стою и разговариваю, разговариваю… Тип: А вы заметили, какие у него собаки? Сен-Бернар!.. Доберман-пинчер!.. Парень: Ну, так что? Английская порода. Тип: Вот, вот, вот… Английская! (С пафосом). А простая русская собака его уже не устраивает?! Все это, ой, неспроста… (Доверительно). Знаете ли вы, что он ведёт нехорошую пропаганду? Парень: Да как вы это докажете? Тип: А зачем мне доказывать? Пусть он докажет, что не ведёт. Александр Ильич (сжимая кулаки): Эх, был бы я на его месте! Володя: А вы, между прочим, были! Тип: Я его научу, как карьеру делать! Институт вместе кончали, а он, видите ли, уже главный инженер треста, трёхкомнатную квартиру имеет, персональную машину!.. Парень: Ах, вот в чём дело!.. Но ведь это же низость!.. Когда об этом узнают… Тип: А как узнают? Я же не подписываюсь. (Угрожающе). Может, вы собираетесь разоблачать? Парень: Ваше счастье, что мне неохота в грязи копаться! Вам всё равно никто не поверит. Тип: Поверят, не поверят, а ход бумажке дадут.

Круг света гаснет, и вместе с ним исчезает молодой парень и анонимщик.

Александр Ильич: Мимо такого гада прошёл!.. А он сейчас жив, здоров, на пенсию собирается… До сих пор доносики пописывает!.. (С горечью). Не хотел пачкаться! Володя: Да ладно!.. Не вы один… Александр Ильич: Не я один. Это и страшно. Но ещё страшнее, что не только к врагам, но и к друзьям бывал равнодушен… Помню: ночью, в театре, перед гастролями…

В новом месте сцены – новый круг света. Молодой Александр Ильич (тот же парень), жестикулируя, читает стихи.

Парень:

Я – беспечный парень! Ничего не надо!

Только б слушать песни, сердцем подпевать,

Только бы струилась легкая прохлада,

Только б не сгибалась молодая стать!..

Появляется девушка, что-то несёт.

Девушка: Санечка! Парень (недовольно): В чём дело? Девушка: Кофе. Парень: А!.. Спасибо! (Принимает кофе. Пьёт). Девушка: Снова уезжаешь? Парень: Ага. (Прихлебывает). С творческими вечерами. Девушка: Куда? Парень: Крым, Кавказ, Украина… Вот, репетирую… Кстати, как ты здесь очутилась? Девушка: Случайно. Парень: Рассказывай!.. Верно, свидание? Девушка: Свидание. Надолго едешь? Парень: На три месяца. (Радостно). Представляешь: «Знаменитый гастролер!.. Только один раз!» Цветы, аншлаги, рецензии!.. Эх, Галочка!.. (От избытка чувств подхватывает её на руки, кружит). Александр Ильич (Володе): Как легко таскает!.. Натренирован! А она, бедняжка, молчит… Значит, нравится!.. Эх, дурак, дурак, ничего не понимал! Парень (опуская её на пол, декламирует):

Я – беспечный парень,

Ничего не надо!

Только б слушать песни,

Сердцем подпевать…

Любишь Есенина? Девушка: Очень. Парень: А кого ты еще любишь? (Она смотрит на него, долго молчит, потом отвечает). Девушка: Леонтьева. Но в этом году не была, не смогла попасть. Парень: Я тебя попробую провести. Девушка: Забудешь. Парень: Обещаю!.. До отъезда… Завтра же! Девушка (радостно). Вот было бы здорово!

Круг света гаснет.

Александр Ильич: Завтра не пригласил. Послезавтра улетел. Три месяца не был… Потом отдыхал… Она переехала в другой город. Так я её потерял из виду. Представляете: потерял человека! Мы вот носовой платок теряем – и в панике! А тут – человека потерял. Хорошего человека!.. И ничего… Эх, да разве только это!

Загорается третий круг света. Там снова молодой Александр Ильич. Перед ним касса кинотеатра. Дощечка «Все билеты проданы». Парень огорчён. Но вот к нему подбегает мальчишка лет двенадцати.

Мальчишка: Дяденька, имеется лишний билетик. Парень: Откуда? Мальчишка: От верблюда. К.И.Чуковский. Володя (удивлённо): Кто это? Александр Ильич: Не узнаёте? Это вы. Наша первая встреча. Вы были очень развитым ребёнком! Парень: А все-таки, откуда у тебя билет на вечерний сеанс? Мальчишка (пытливо): Дяденька, ты – Шерлок Холмс? Парень (растерянно): Нет. Мальчишка: Тогда давай без лишних вопросов. Берёшь? Парень: Сколько? Мальчишка: Пятёрка! Парень: Ого! Мальчишка: Дяденька, не торгуйся! Только что двум милиционерам по десятке загнал!.. Ведь фильм-то какой!? «Малютка из Колорадо»! До 16-ти не пускают. Во картина! (Поёт).

Малютка

Из Колорадо —

С ума сойдёшь

От взгляда!

Александр Ильич (Володе): Худсовета на вас не было! Парень: А ты знаешь, что всё это очень не хорошо! Мальчишка: Дяденька, ты – Макаренко? Парень: Нет. Мальчишка: Тогда давай без педагогики. Александр Ильич (Володе): Надо отдать вам должное: вы сохранили свое нахальство. Парень: Эх, некогда мне к твоему отцу зайти! (Берёт билет, даёт деньги). Мальчишка: На том и держимся… (Вдруг заметив кого-то, испуганно). Идёт! Парень: Кто? Мальчишка: Папа! Парень: Очень хорошо! Сейчас мы с ним побеседуем. Мальчишка: Не успеете. Он у меня контуженный – сразу вас по зубам. Парень: Меня? Мальчишка (спокойно). Ну да. Я же вам его билет продал. Парень (растерянно): Как же ты посмел… Это некрасиво, не честно… Мальчишка (перебивая): Дяденька, ты – боксёр? Парень: Нет. Мальчишка: Тогда давай билет и беги. (Парень поспешно возвращает билет, мальчишка торопливо прячет его). Парень: А деньги? Мальчишка: Получишь у папы. (Кивает на огромного детину, который вошёл в круг). Парень: Твоё счастье, что мне некогда!

Исчезает. Детина подходит к мальчишке и получает свою долю.

Александр Ильич (удивлённо): А это кто? Володя: Мой бывший партнёр. До вас… Прекрасно работали!.. Мальчишка и Детина (довольные): Малютка!Из Колорадо!.. (Круг света гаснет). Володя (подхватывает и продолжает):

С ума сойдёшь

От взгляда!

Александр Ильич: Вырастил на свою голову!.. Мне бы теперь!.. Туда!.. Я бы!.. (Грустно разводит руками). Увы… Володя: За чем же дело стало?.. Попробуйте! Шагните обратно в молодость! Александр Ильич (с грустной усмешкой): В жизни так не бывает. Володя: А на эстраде – бывает! (Взмахивает рукой – и на сцене загорается первый круг света. Там анонимщик). Александр Ильич (нерешительно приближается. Останавливается)… Володя (подбадривает): Ну!.. Смелее! Всего один шаг! (Александр Ильич входит в круг). Анонимщик: Здравия желаем! Александр Ильич: Вы мне нужны. Анонимщик: Есть дополнительные сведения? Александр Ильич: Есть. Анонимщик: Хотите приложить руку? Александр Ильич: Хочу. (Берёт у того письмо). Значит, сведения такие: Семёнов – человек честный. Вы – подлец. (Рвёт письмо). А руку я всё-таки приложу. (Даёт ему пощёчину). Фу-у… Как-то легче стало! (Первый круг света гаснет. Рядом вспыхивает второй. Там девушка). Александр Ильич (кивая на место, где был первый круг): Там-то просто. А вот здесь посложней! (Подходит ко второму кругу). Ну была – не была! (Входит в него). Девушка (с радостным удивлением): Санеч… (Запнулась и поправилась). Александр Ильич!.. Здравствуйте! Александр Ильич: Здравствуйте, Галочка!..

Оба смущены, не знают, с чего начать.

Александр Ильич: Что вы на меня так смотрите? Девушка: Ты… Вы… немножко… изменились. Александр Ильич: Да… вырос… Вы ещё любите Есенина? Девушка: Люблю. Александр Ильич: И я. Только теперь другие стихи. Про котёнка (читает):

Я тогда ещё был ребёнком,

И под бабкину песню, вскок,

Он бросался, как юный тигрёнок,

На отброшенный ею клубок,

Всё прошло. Потерял я бабку,

И ещё через несколько лет

Из кота того сделали шапку,

И её износил мой дед.

Грустно умолкает.

Девушка: Александр Ильич!.. Зачем? Александр Ильич: Это я так. А вы молодцом! Я часто вспоминал и вас, и наш театр, и репетиции… Я ничего не забыл!.. Эх, Галочка! (Хочет подхватить её на руки, как когда-то, но не получается. Подбегает Володя). Володя: Позвольте, я помогу! (Хочет войти в круг). Александр Ильич: А ну, назад! Это мои воспоминания, а не ваши!.. Не примазывайтесь! (Снова к ней). Я очень рад вас видеть. Нам нельзя терять друг друга! Я вас познакомлю с женой, будем вместе на дачу ездить… И на Леонтьева пойдем, и на Пугачёву… У меня знакомые администраторы… Девушка (счастливо): Александр Ильич!.. Санечка!..

Обнимает его. Он стоит не шелохнувшись, боясь спугнуть мечту. Подходит Володя.

Володя: Ау!.. Отвлекитесь!

Круг гаснет, девушка исчезает.

Александр Ильич: Опять вы! Такую минуту испортили! Володя: Я вам напомнил, что ещё не всё!

Вспыхивает третий круг. В нём – мальчишка.

Александр Ильич: Хорошо, что напомнили! Решительно входит в круг. Мальчишка: Дяденька, привет! Александр Ильич: Привет! (Хватает мальчишку, перекидывает через колено. Поворачивается к Володе). Может, хоть задним числом я с вами рассчитаюсь! (Взмахивает ремнём, бьёт мальчишку. Дико орёт Володя. Снова бьёт. Снова орёт Володя). Володя (подпрыгивая при каждом ударе): Прекратите!.. Я же солидный человек!.. Я давно исправился! Я же уважаемый артист!.. (Александр Ильич не прекращает). Ах, так? Ладно!.. (Выхватывает из кармана рогатку, прицеливается, стреляет. Звучит страшный удар, и Александр Ильич, шатаясь, опускается на скамейку). Володя (мальчишке). Бежим! (И вместе с мальчишкой убегает). Голос по радио: Вы смотрели одноактную пьесу «Три шага в молодость». Главные действующие лица: Александр Ильич… Александр Ильич (поднимается, держась рукой за щеку. Грустно): Действующее лицо в пьесе и бездействующее в жизни. Голос по радио: … и его партнёр Володя. (Володя не появляется). Александр Ильич: Володя!.. Ваш выход!.. Вы опаздываете!.. Володя, нельзя опаздывать… Нельзя опаздывать!.. (Уходя). Нельзя опаздывать!..

Действующие лица:

Майя

Курт

Немецкий офицер

Отец Майи

Действие происходит в начале семидесятых годов. Маленький зал в сельской школе. Старенький рояль. Перед ним – стулья для зрителей. На стене несколько лозунгов. За окном вечереет, завывает метель. Входят Курт и Майя. Оба в толстых вязаных свитерах и лыжных шапочках. Отряхиваются.

Майя. Я всё время боялась, что мы заблудимся. Курт (с небольшим акцентом). А я боялся, что мы не сможем заблудиться. Майя. Вам хорошо, а мне ещё статью дописать. Курт. Я помогу. Майя (смеясь). С тех пор, как вы поступили к нам в аспирантуру, я стала лучшим знатоком немецкой истории. (Осматривается). А тут хорошо. Тепло, чисто… И никого. Не считая сторожа, который спит. Курт. Он уверен, что мы ему приснились. Майя. Спасибо, что пустил. (Смотрит в окно). Метель скоро кончится. Курт. К сожалению. (Подходит к роялю). Какой старичок. (Открывает крышку, перебирает клавиши, что-то наигрывает). Майя. Восьмая соната? Курт. Вы её знаете? Майя. Когда-то училась музыке. Отец настоял… Давно это было. Курт. Расскажите. Майя. Не интересно. Курт. Мне всё про вас интересно. Майя. Ладно, слушайте… Мой отец очень поздно женился, за пятьдесят. Я была единственной дочерью. Он учил меня музыке. Особенно ему нравилась Восьмая соната Бетховена. Он обещал подарить мне её ноты ко дню рождения. Это был сорок второй год, войска отступали. Наш город беспрерывно бомбили. Но отец пошёл искать ноты… Он был чудак и очень любил меня. Курт. Ну?.. Он нашёл ноты? Майя (склонив голову, тихо). Нет. Не нашёл.

Они – справа от рояля. Сцена затемняется. Слева, в луче света, появляется седоголовый человек, отец Майи.

Отец. Нет, моя девочка, я нашёл. Я, действительно, чудак, но я всегда выполнял свои обещания. Вокруг горели дома, люди прятались в подвалах, а я ходил от магазина к магазину и искал тебе ноты. И достал. И обязательно принёс бы, если б… (Виновато разводит руками). Если б меня не задержали.

Рядом, в том же луче света, появляется немецкий офицер. В руках у него бутылка и фужер с недопитой водкой.

Офицер. Вояка!.. Ты три раза стрелял в меня и всё мимо. Отец (оправдываясь). Я близорукий… Офицер. А как же ты попал в ополчение?.. Мобилизовали?Отец. Сам пошёл.Офицер. Коммунист? Руководящий работник?Отец. Нет. Я – простой бухгалтер.Офицер. Захотел выслужиться?Отец. Нет. Подвести баланс.Офицер. Через десять минут тебя расстреляют.Отец. Что ж… Я прожил хорошую жизнь. Я сложил миллионы полезных цифр. У меня дочка, которую вырастит жена. И я, кажется, всё же попал в двух ваших солдат?Офицер. Да, случайно. Тебе повезло.Отец. Ну, вот, сальдо в мою пользу.Офицер. О, ты, оказывается, философ?.. Это забавно. Я тоже люблю пофилософствовать, особенно, с хорошим собеседником. (Похлопывает по бутылке). На, выпей! Когда я пьян, я добрею. Отец. Я не пью. У меня больное сердце.Офицер. Это очень предусмотрительно: беречь сердце перед расстрелом… Сам виноват! Надо было встречать нас не пулями, а цветами!Отец. Вы – гунны. Варвары… Я немного изучал историю. Варвары всегда разрушали, но их сметали, рано или поздно… Вот я и хотел ускорить.Офицер. Мы не варвары, мы – ассенизаторы. Мир – это огромный нужник, его надо очистить. Если мы не успеем, это сделают наши дети. Чтобы побеждать, надо ненавидеть! Мы воспитываем наших детей для ненависти!Отец. А мы – для любви. Это сильнее.

Левая половина гаснет, освещается правая.

Майя . Я зажгу свет. Курт. Не надо. Это очень красиво: полумрак и вы. Вы очень красивая. Особенно, когда улыбаетесь… Улыбнитесь!

Правый прожектор гаснет. Освещается левая половина сцены.

Офицер. Значит, эти ноты для дочери? Отец. Да. Офицер. А отец твой жив? Отец. Погиб. В девятнадцатом году. Офицер. Вот, видишь! Сильные всегда убивали слабых. Это необходимо для оздоровления мира. Мой отец был у вас в девятнадцатом – может, именно он убил твоего отца. А я убью тебя. А мой Курт убьёт твою дочь. Это закон войны!

Левая половина сцены погружается в темноту. Освещается правая.

Курт. Я люблю тебя… Люблю!.. Я полюбил тебя, как только увидел. Нет, нет, молчи! Ты хорошо молчишь… Я благословляю эту ночь, эту экскурсию, эту метель и этот старый рояль, который не настраивали лет десять!..

Снова правая половина сцены уходит в тень, а левая – освещается. Офицер (перебирая клавиши). Его не настраивали лет десять. (Просматривает ноты). Значит, ты любишь Восьмую сонату? Отец. Очень. Офицер. Ты пианист?.. Ах, да – ты же бухгалтер. Хочешь, я позволю тебе сыграть?.. Ведь даже в старину исполняли последнее желание приговорённого… Садись, садись!.. Это даже интересно: русский бухгалтер перед смертью играет Бетховена!.. Это волнует, ведь мы, немцы, сентиментальны. А я посижу рядом. Можем даже сыграть в четыре руки. Отец (твёрдо). Нет! Я хочу сам. Офицер. Не хочешь?.. Что ж, я ведь не осуждённый, мне можно и отказать… Позволь, я выполню подсобную работу, надеюсь, можно? (Поднимает крышку рояля). Что ж, начинай. Я жду. (Садится чуть сзади, пьёт. Отец играет). Ты хорошо играешь, старик… Ты очень хорошо играешь… Не надо так играть, слышишь?.. (Отец играет). Не смей так играть!.. Я не хочу, чтобы ты так играл!.. (Отец играет). Старик, ты пожалеешь!.. Я не могу больше слышать! (Отец продолжает играть. Офицер истерически кричит). Прекрати!.. Немедленно прекрати!

Выхватывает пистолет, стреляет. Отец падает на клавиши. Последний аккорд. Тишина. Высвечиваются Майя и Курт.

Майя. Какая симпатичная дырочка в крышке. (Прислоняется к ней губами. Зовёт). Курт! Вы меня слышите? Курт (Так же приложив губы, с другой стороны). Слышу, любимая! Майя. Только, пожалуйста, не давите на крышку, а то она упадёт… Курт, я счастлива!.. Хоть казалось бы, должно быть наоборот: я отстала от товарищей, опаздываю домой, получу нагоняй от мамы, и всё равно счастлива!.. (С грохотом палает крышка. Майя успевает отскочить). Ну, вот, я же предупреждала!

Оба смеются. Стук упавшей крышки прозвучал, как выстрел. Снова освещается левая половина сцены. Офицер прячет пистолет.

Офицер. Я же предупреждал! Ты не должен был так играть, старик!.. Сам виноват!.. (Берёт с рояля ноты). Эта штука выворачивает наизнанку. Не тебе играть её!.. Бухгалтер и… Бетховен!.. Я подарю эти ноты Курту. Вот только сотру кровь. (Трёт). Не стирается. (Смотрит на руки). И тут кровь. (Трёт. Потом истерично). Не стирается! (Смотрит на пол, на стены, на потолок). Кровь!.. Всюду кровь!.. Не стирается!..

Левая половина гаснет. Освещается правая.

Курт. После войны отец приехал какой-то странный. Мало разговаривал, много пил и по ночам всё играл и играл Восьмую сонату.

Подходит к роялю и одним пальцем наигрывает мелодию.

Майя. Надо идти. Они, наверное, волнуются. Курт. Кто? Майя. Наша группа. Курт. Это нехорошо, но я забыл про них. Я про всё забыл. Мне кажется, что на всём Земном Шаре только я и ты… В этом заснеженном селе, в этом полутёмном зале… И уже очень давно… От сотворения Мира… И не было войн, убийств, несправедливости… Только я и ты… Я и ты. Майя . Надо идти. (Подходит. Кладёт ему руки на плечи. Потом снова, негромко). Надо идти!..

На сцене пожилой артист. За сценой – рокот мотоцикла. Через секунду входит Парень, в мотоциклетном шлеме.

Парень. Здравствуйте. Пожилой. Добрый вечер. Вы к кому? Парень. К вам. Пожилой. Я вас слушаю. А кто вы? Парень. Говоря кратко, я – ваш зять. Пожилой. Простите, не понял. Что значит, зять? Парень. Ну, муж вашей дочери.Пожилой. Гм… Но сегодня за завтраком она ещё не была замужем. Парень. Сейчас уже ужин. Пожилой. Но ей всего семнадцать лет! Парень. Зато мне уже все восемнадцать.Пожилой. Наглец! Мальчишка! Сопляк! Парень. Папаша, успокойтесь. (Протягивает ему таблетки) Пожилой. Что это? Парень. Валидол. Ваша дочь посоветовала: «Как схватится за сердце, сразу давай валидол».Пожилой. Удивительная заботливость! Почему же она сама не соизволила явиться? Парень. Она взяла валокордин и поехала знакомиться с моей мамой. Пожилой. А вы не могли сперва познакомиться с родителями, а потом уже жениться? Парень. От перемены мест слагаемых сумма не меняется. Пожилой. Понятно! Нынешние нравы! Без справки об инфаркте родителей брак не регистрируется! Значит, вам нужна такая справка? Парень. Нет, мне нужны деньги: такое событие нужно отметить. Пожилой. И с подобной просьбой вы обращаетесь ко мне! Парень. А к кому же ещё? Вы ведь теперь для меня самый близкий человек. Пожилой. Хорош гусь! Вы хоть работаете или ещё учитесь? Парень. Уже не учусь, но ещё не работаю. Пожилой. Как это понимать? Парень. Из института меня отчислили, а на работу ещё не зачислили. Пожилой. Когда же вас зачислят? Парень. Завтра утром. Пожилой. А где вы собираетесь жить? Парень. Вместе с вами. Пожилой. Очень мило. Хорошо хоть, предупредили. Парень. Мне дают квартиру в этом доме. Пожилой. Когда это вам дают? Парень. Завтра вечером. Пожилой. Что же это за работа такая: утром принимают, а вечером уже квартиру дают! Вы, извините, министр или член Государственной думы? Парень. Я – дворник. Пожилой. Дворник?! Парень. Да. В вашем доме. У вас же есть специально выделенная квартирка для дворника – вот я её и получу. Пожилой. Господи! Представляю, как будет счастлива моя жена, когда узнает, что его любимая дочь – дворничиха! Парень. Работать буду я, а ваша дочь будет учиться. Пожилой. А если через год-другой у вас появится ребёнок? Парень. Раньше. Пожилой. Что!? И вы сообщаете об этом с таким спокойствием?Парень. И с гордостью. Пожилой. Ну, спасибо, обрадовал! Значит, мамаша будет бегать в институт, папаша размахивать метлой, кому же ребёнка нянчить? Парень. Кому ж, как не бабушке и дедушке. Пожилой. А вы? Парень. Я с удовольствием, но мне через три месяца в армию идти. Пожилой. М-да… (После паузы). Вот вы жалуетесь, дескать, мы, старики, не понимаем вашего поколения, не уважаем вас? А за что вас прикажете уважать? За то, что вы в тринадцать начинаете курить, в шестнадцать выпиваете или покуриваете травку, в восемнадцать – женитесь, бросаетесь на шею родителей и сидите там ещё двадцать лет!.. Если не разойдётесь через двадцать дней… Гоняетесь за модными тряпками, торчите в ресторанах и барах – хотите "красиво" жить, но всё это за счёт родителей!.. #Autogen_eBook_id14 Я и Роберт Виккерс. В начале пути

Парень. И всё-таки, давайте поговорим спокойно. Пожилой. О чём говорить? Разве приличные люди так женятся? Могли же вы заглянуть к нам раньше, представиться, войти, так сказать, в доверие. Потом дать понять, что неравнодушны к нашей дочери, и торжественно попросить нашего согласия на вашу женитьбу… Парень. И вы бы согласились? Пожилой. Ни за что на свете! Парень. Потому-то я и не приходил. Пожилой. Но как же я могу отдать дочь за лоботряса?.. Парень. За что ж вы так? Школу я всё-таки окончил. Пожилой. Представляю, как вы её окончили! Парень. Нормально. С золотой медалью. Пожилой. А за что же вас из института выгнали? Парень. Меня не выгнали – я сам ушёл. Пожилой. Почему? Парень. Педагоги слабые, не очень образованные. Кстати, из вашего поколения. Декан факультета говорит портфель, доценты, проценты… Пожилой. Так он просто невежда! Парень. Я ему так и сказал. Пожилой. А он что? Парень. Заявил, что один из нас должен оставить институт. Вот я и ушёл. Пожилой. Почему вы, а не он? Парень. Я смогу в другой ВУЗ поступить, а куда возьмут этого доцента с его портфелем?.. Ему до пенсии осталось полгода – пусть доработает. Пожилой. Но почему вы не поступили в другой ВУЗ? Парень. Потому что я ещё окончательно не решил, кем стать: биохимиком или астрофизиком. Пожилой. И поэтому пошли в дворники. Парень. А чем плохая работа? Главное, учиться не мешает. А сами вы, простите, кем работаете? Пожилой. Я – старший конструктор ЦКБ крупнейшей в стране фабрики модной обуви! Парень. Одним словом, сапожник. Что скажет моя бедная мамочка, когда узнает, что её любимый сын женился на дочке сапожника! Пожилой. Ну, вот что, дорогой зятёк. Послезавтра приезжает моя жена – приходите и мы продолжим нашу беседу. Парень. Послезавтра не получится: я улетаю на международные соревнования. Пожилой. Впервые слышу, что бывают соревнования дворников. Парень. Я прыгаю в высоту. Пожилой. С метлой? Парень. Нет, с шестом. Что привезти вашей дочери из Италии? Чему она будет рада? Пожилой. Не знаю. Я вам не советчик. Мне ваши наряды не по вкусу: брюки – изодраны, юбки похожи на набедренные повязки… Парень. Вам наша одежда не нравится, а мне ваша. Взять хотя бы этот костюм… Пожилой. Он и мне не нравится, восемь лет его ношу… Парень. Пора бы новый купить, помоднее. Пожилой. Я собирался, да дочь пристала: «У всех в классе модные сапоги, а у меня нет». Вот мой новый костюм превратился в её сапоги. Так она и ходит: на ногах – папин костюм, на пальце – мамина шуба, в ушах – наши путёвки на курорт, а на голове – новая стиральная машина. Теперь ей требуется дублёнка. А за какие шиши? Парень. Это теперь уже моя проблема – будет ходить в моём мотоцикле. Пожилой. Я полагаю, мотоцикл вам купил папаша. Парень. Я на него сам заработал, полгода пахал грузчиком. А отца у меня нет. Пожилой. Умер? Парень. Нет, он давно оставил нас. Работал на заводе, сошёлся с лаборанткой… Пожилой. Тогда ещё профсоюзы были сильны – вашей маме надо было немедленно обратиться в завком. Парень. Так он и был председателем завкома… Пожилой. Ну, знаете, и среди нашего поколения были исключения. В семье не без урода. Парень. Почему же вы из-за нескольких уродов готовы осуждать всё наше поколение. Пожилой. Ладно. Хватит взаимных упрёков. Парень. Вот и договорились. Значит, можно обрадовать Зою? Пожилой. Какую Зою? Парень. Вашу дочь. Пожилой. Хорош муженёк – не помнит имени своей суженой. Вашу жену зовут Ирина. Парень. Зоя. Зоя Кирилловна. Пожилой. Ирина Петровна.

(Растерянно смотрят друг на друга).

Парень. Минуточку. (Достаёт из кармана бумажку). Это Девятая Новая? Пожилой. Да. Парень. Дом двенадцать? Пожилой. Двенадцать. Парень. Квартира сорок восемь? Пожилой. Точно. Парень. Корпус «А»? Пожилой. «Б». Парень. «Бе-е-е!?»… (Пауза) А я уже к вам как-то привык. Пожилой. И вы, честно говоря, начали мне нравиться. Парень. А, может, всё-таки, «А»? Пожилой. «Б» Парень. Зоя? Пожилой. Ира. Парень. Мы ещё сына хотели дедушкиным именем назвать. Пожилой. Был бы Кирюшенька! (растроган, смахивает слезу). Парень. Ой! (Хватается за голову). Пожилой. Что с вами? Парень. Теперь надо начинать всё по новой: «Здравствуйте, будем знакомы, я муж вашей дочери…»

Держась за голову медленно идёт к выходу.

Пожилой. Погодите! Вот, возьмите… Парень. Что это? Пожилой. Валидол. Может пригодиться… Парень. Папа! Пожилой. Сынок!

В едином порыве бросаются друг к другу и обнимаются.

Действующие лица:

Рассказчик

Космонавт

Старик

Старушка

Рассказчик.  – Серебристая ракета вспорола атмосферу пронзила облака и, резко затормозив, легко опустилась на космодром. Стряхнув со скафандра космическую пыль, из кабины выпрыгнул двадцатилетний Космонавт Всеволод Добкин. Прижав к груди букет весенних цветов, полученных вместе с горячими поздравлениями, Сева отправился домой. Город конечно, изменился до неузнаваемости, но родной квартал остался таким же, как и был. И дом на месте. С трудом сдерживая волнение, Космонавт нажал на кнопку звонка сто десятой квартиры.

Космонавт изображает всё то, о чём говорит Рассказчик.

Рассказчик (продолжая). Двери отворил симпатичный старичок в халате и шлёпанцах. Старик (строго). Если вы, молодой человек, насчет экзаменов, то я уже не принимаю… Да-с. Скоро месяц, как на пенсии. Рассказчик. От неожиданности Сева выронил цветы. Старик, заметив его растерянность, пожалел парня. Старик. А вы сами откуда, если не секрет? Космонавт. Издалека. Старик. В наши места надолго? Космонавт. Насовсем. Я ведь здешний. Из этого дома. Старик. Ах, значит вы наш сосед! Из какой же квартиры? Космонавт. Из этой. Сто десятой. Рассказчик. Дед обиделся. Старик. Что за шутки? Это – моя квартира. Рассказчик. Тут и Сева не сдержался. Космонавт. Нет уж, извините, моя. Старик. Простите, но меня весь город знает!.. Моя фамилия Добкин! Космонавт. И моя – Добкин. Рассказчик. Севу начал бесить этот Старик. Ну и нахал. Сперва присвоил его жилплощадь, а теперь покушается и на фамилию… Но дед не унимался… Старик. Да вы взгляните сюда!.. Рассказчик. …кричал он, подталкивая Космонавта к дверям, где красовалась табличка с надписью «профессор ДОБКИН П. В.». – Да я тут всю жизнь прожил. И вырос здесь и родился… Рассказчик. Вдруг он осёкся. Пронзительная догадка пронеслась в его голове. Старик. Стойте!.. Как вас зовут? Космонавт. Всеволод. Старик. А по отчеству? Космонавт. Петрович! Старик. Папа! Рассказчик. Старик восторженно воздел руки к небу и бросился к обретённому отцу. Космонавт. Сынок! Рассказчик. Сева горячо прижал к груди своё бородатое дитя. Они вошли в гостиную, не разнимая рук. Оба говорили, сбиваясь и прерывая друг друга. Оба были взволнованы до глубины души. Космонавт. Пашка, сынок, вырос-то как. Красавец! Старик. Папка! Папочка! Столько лет ждали. Наконец, дождались!.. Рассказчик. Но волнение, как и все на свете, прошло, и старик всполошился. Старик. Что же мы сидим! Такую встречу не грех бы и отметить. Сейчас, Сейчас!.. Как говорит нынешняя молодёжь, сейчас мы вздрогнем! Рассказчик. Он подмигнул сыну и достал из домашней аптечки две крохотные пилюли. Космонавт. Что это? Старик. Заменитель алкоголя. Прекрасное активизирующее средство. Космонавт. А как насчет водочки? Старик. Вспомнил! Её еще в 2020-м году по общенародному требованию всю уничтожили! Народ митинговал, ходили с плакатами. На каждом плакате была нарисована бутылка. Один плакат на троих. Рассказчик. Пришлось чокнуться таблетками. Профессор, воспользовавшись хорошим настроением юного отца, расхрабрился и осторожно произнёс: Старик. Ты не рассердишься, если я тебе что-то сообщу? Космонавт. Смотря что. Старик. Нет, ты обещай, что не будешь злиться. Космонавт. А что ты натворил? Окно разбил или подрался с кем-то? Старик. Нет, это гораздо серьёзней… Космонавт. Да не томи ты! Что случилось? Рассказчик. Старик тяжко вздохнул, решился и признался. Старик. Я, папа, женился. Рассказчик. Сева не рассердился, но порядком расстроился. Космонавт. Жениться, не посоветовавшись с отцом, а просто поставить его перед свершившимся фактом… Вот они, нынешние дети! Старик. Да ты не волнуйся, отец. Анечка девушка славная. Мы с ней сорок лет душа в душа прожили. Вместе и на пенсию вышли. Космонавт. А где она? Старик. Она на часок слетала в Нью-Йорк, за рисом, в китайский супермаркет. Космонавт. В Китайский?.. А почему в Нью-Йорк? Старик. Потому что Нью-Йорк – столица СШК. Космонавт. Чего-чего? Старик. Соединённых Штатов Китая. Там дешевле – ведь пенсию мы получаем в юанях. Рассказчик. Пока Космонавт приходил в себя от этого известия, в комнату впорхнула Анечка, маленькая, бойкая Старушка, в ярком кимоно, в деревянных сандалиях, с перламутровым веером в руках. Она весело защебетала. Старушка. Сегодня большая скидка для пенсионеров, и вот, веер в подарок! Рассказчик. Увидев Космонавта и узнав, кто это, она застеснялась. Старушка. Вы уж простите, Всеволод Петрович, что так получилось, Всеволод Петрович… Космонавт. Да что ты всё Петрович да Петрович!.. Рассказчик. Шутливо «рассердился» Сева. Космонавт. …называй меня просто «папа». Рассказчик. Взволнованная Старушка стала смахивать веером слёзы, а счастливый сын с надеждой спросил: Старик. Значит, ты меня не осуждаешь? Космонавт. Нет. Тебе с ней жить, Пашка! Рассказчик. Анечка весело щебетала, готовя гостю постель. Старушка. Нам теперь материально намного легче: Медведев подписал указ об увеличении пенсий, по десять юаней каждому. Рассказчик. Космонавт не смог скрыть своего удивления. Космонавт. А что, Медведев до сих пор ещё президент? Старик. Да. В Конституцию внесли поправку: теперь у нас выборы президента раз в семьдесят лет. Старушка. Отдыхайте с дороги, папа. А на ужин мы детей позовём. Ох, и обрадуются они дедушке! Ведь у вас один возраст, одни интересы. Рассказчик. Но Всеволод не разделял общей радости. Грустные мысли одолевали его. Вот он уже и дедушка. А что будет дальше? Где жить? Чем заняться? И как бы разгадав его заботы, мудрый седой сын успокоил юного отца. Старик. Жить будешь с нами. В тесноте да не в обиде. Космонавт. Но меня могут и не прописать – столько лет, как выбыл. Старик. А у нас уже нет прописки – только регистрация. Космонавт. А в чём их отличие? Старик. Во всём!.. Во-первых, форма штампа другая, а во-вторых, чернила теперь не синие, а фиолетовые!.. Сейчас всё очень упростилось: принесёшь справку о том, что ты здесь жил до отлёта, свидетельство с места работы, характеристику из Космического Центра, копию командировки, копию свидетельства о рождении… Рассказчик. Вдруг он остановился, осенённый какой-то идеей, отозвал жену в сторону, о чём-то с ней пошептался и, хлопнув Севу по плечу, торжественно объявил: Старик. Сделаем ещё проще: мы тебя, батя усыновим!

На сцене темно. В тишине слышно, как поёт Сверчок. Тонкий луч света освещает его: зелёный берет, зелёные усы, зелёная скрипка.

Сверчок. Тихо, все спят. Только я тружусь в ночную смену. Для того и принесли меня в этот дом. Запиликаю – и люди вспоминают запах сена, чувствуют вкус свежеиспеченного хлеба, видят свет луны, отражённый в пруду. Сверчок в доме – это уют, покой, семейное счастье…

Продолжает играть. Вдруг песня сверчка прерывается пронзительным скрежетом. Второй луч прожектора выхватывает из темноты голову Таракана. Он кривится и громко чихает.

Сверчок. Будьте здоровы, Таракан Тараканович! Таракан. Будешь тут здоровым – напшикали «Фумитокса» на мою голову – не дохнуть, не выдохнуть… А-пчхи!.. А ты всё цверинькаешь? Идиллию разводишь? Спиваков!.. Думаешь, они тебе спасибо скажут? Черта лысого! Аэрозольнут на тебя разок – и лапки вверх!.. Сверчок. Нас не травят. Сюда ничего не брызгают. Таракан. Правду говоришь? Сверчок. Правду. Таракан. Ты тут за батареей один живёшь? Сверчок. Пока один. Сын консерваторию кончает. Таракан. Тут тепло? Сверчок. Очень. Таракан. Сухо? Сверчок. Да. Таракан. Тогда и я тут поселюсь. Сверчок. Нам вдвоём будет тесновато. Таракан. Верно. Вот и катись отсюда. Сверчок. Это не честно – я здесь давно живу. Таракан. Хочешь честно? Давай кинем жребий: я выиграю – ты уйдёшь, ты выиграешь – я останусь. Сверчок. Я не люблю спорить и играть в азартные игры. Таракан. Тогда давай меняться: за твою паршивую батарею уступаю тебе место в мусоропроводе. Сверчок. Стану я жить в помойной яме! Таракан. Ничего себе яма – шестнадцать этажей: жратва сама на голову сыпется! Сверчок. Спасибо, но я привык к чистоте. Таракан. Хочешь чистоту – я тебя в ванной устрою, прямо в смесителе: справа – горячая вода, слева – холодная. Сауна! Сверчок. Я вижу, вы всюду пролазите. Таракан. Потому что, специалисты! Вот ты – скрипач, а я – трубач: в трубе живу, канализационной. Есть у нас полярники – в холодильниках живут, духовенство – в духовках ночуют. А хочешь, я тебя выведу на большую дорогу: устрою в вагон-ресторан. Поедешь в Сочи, бесплатно. Сверчок. Что я там буду делать? Таракан. Я тебе адресочек дам. Там у меня знакомая бабочка – зовут её Моль. Живёт в мехах, в коврах. Такая красивая, паразитка! Я из-за неё жену бросил и всех своих детей, сорок пять штук!.. (Прослезился). Сверчок. Если я захочу в Сочи, заеду к своим родственникам – цикадам. Таракан. Видел я их! Живут дикарями, в траве, под открытым небом! И ещё поют, бомжи бездомные!.. А я тебя устрою в отель-люкс, ресторан, бар, круиз на теплоходе – дуй вокруг Европы! Сверчок. Неужели вы и на теплоходах? Таракан. А как же!.. Нашёл щёлочку в камбузе, или в туалете – и ты уже Таракан дальнего плавания! Сверчок. Поразительно! Люди сумели укротить атом, завоевать космос и не могут избавиться от грязных, нахальных паразитов! Почему? Таракан. Потому что Тараканы сегодня тоже образованные. Вот мой брат, например, в электронику ударился – залез в компьютер, что-то там лапками замкнул, так сразу планы упали, премиальные погорели, а лаборантка двойню родила!.. Сверчок. Не пойму одного – если вы, Таракан Тараканович, можете устроиться, где угодно, зачем вам моё скромное место? Таракан. Честно признаюсь: хочу спать спокойно, потому что каждую ночь кошмары снятся: забирают меня в санинспекцию на дезинфекцию. Так что освобождай место! Сверчок. Ни за что! Хоть убейте, не пущу! Таракан (в сторону). Убить?.. Неплохая идея. (Сверчку). Ладно, оставайся, я уйду. Только выпьем «на посошок». Как принято у людей. (Вынимает бутылку, разливает по рюмкам). Сверчок (читает). Хло-ро-фос… Неужели люди это пьют? Таракан. Что для них рюмочка хлорофоса, если они самогон литрами глушат. Сверчок. А почему здесь нарисованы череп и кости? Таракан. Какие кости? Это торговая марка! Сверчок. А вы пить будете? Таракан. Что ты мне «выкаешь»? Давай на брудершафт. Пей, Моцарт!.. (Сверчок выпил, закашлялся). Хорошо пошла!.. Что ты ищешь? Закуски нет. Сверчок. Где моя скрипка? #Autogen_eBook_id15 Когда писали для Тарапуньки и Штепселя, всегда работали вчетвером: всё, что сочиняли, сразу проверяли на исполнителях

Таракан. Кто закусывает скрипкой? Сверчок. Мне пора играть. Таракан. Зачем? Ночь, все спят – кто тебя проверит Сверчок. А вдруг ребёнок проснётся, заплачет, а услышит мою скрипку – успокоится.

Сверчок играет. Мелодия звучит всё тише, тише и обрывается – Сверчок умирает.

Таракан (который во время музыки что-то поспешно писал, произносит последнюю фразу). «… Твоя музыка навеки останется в наших сердцах!.. Группа товарищей».

Неожиданно появляется юный Сверчок, подбирает скрипку отца и продолжает прерванную мелодию. Музыка звучит всё уверенней, вступает унисон скрипачей, и тема Сверчка завершается торжественно и оптимистично.

Кабинет директора завода. Он за письменным столом, роется в бумагах. Перед ним стоит пожилой сотрудник.

Директор. Ты садись, садись, отбегал уже своё… Сколько у тебя на спидометре? Пенсионер. Простите, не понял. Директор. Ну, шестьдесят тебе уже стукнуло? Пенсионер. Да, в прошлом месяце. Директор. Так вот. Дирекция и завком поручили мне поздравить вас, дорогой Макар Захарович. Пенсионер. Захар Макарович. Директор (заглянув в бумажку). Верно… Дорогой Макар Захарович, за ваш безупречный десятилетний труд… Пенсионер. Двадцатилетний. Директор. Ну? (Заглянув в бумажку). И, правда, двадцать. Это ж представить только, два десятилетия на одном месте, как мощный дуб… И вот теперь поручили мне тебя выкорчевать… то есть, выпроводить тебя на пенсию… Голос по селектору. Василий Фомич! Докладывает диспетчер. На третьем участке остановился конвейер… Директор. Что? (В микрофон) Дайте третий! Ну, я им сейчас! Это третий? Голос. Я, Василий Фомич. Директор. Почему у тебя стоит конвейер? Голос. Да тут, понимаете… Директор. Молчать! Я спрашиваю, почему у тебя стоит конвейер? Голос. Так я же объясняю… Директор. Молчать! Я спрашиваю, почему у тебя стоит конвейер? Голос. Мы думаем… Директор. Молчать! Я спрашиваю, почему у тебя стоит конвейер? (Пауза). Почему молчишь? Голос. Потому, что у меня стоит конвейер. (Селектор отключается). Директор. Слыхал? Работнички! Что ты от меня хотел? Пенсионер. Это вы меня вызывали. Директор. Ах, да!.. Значит, так. Теплые слова я тебе сказал, теперь разреши вручить этот подарок… (Берет со стола свёрток, раздается звонок телефона). Слушаю Мурашкина, снова ты? Я же тебе объяснил, что мест в яслях нет, а ты снова звонишь… Ну что с того, что двойня? В Африке одна семерых родила, а ко мне не звонит! Что? Уйдёшь с работы? Ай-яй-яй, как напугала! И муж уволится? Скатертью дорога!.. Других найдём. Бездетных! (Бросает трубку). Пенсионер. Между прочим, и Мурашкина и ее муж – хорошие специалисты. Директор. Видно, что специалисты, второй год подряд двойню выдают… Так что ты хотел? Пенсионер. Это вы хотели вручить мне подарок. Директор. Точно. Значит так. От имени дирекции и завкома…

Входит мастер.

Мастер. Василий Фомич, посмотрите какую халтуру второй цех нам сбывает. Ни один болт не лезет.

Показывает металлическую деталь, представляющую из себя переплетение трубок.

Директор. Зачем мне этот металлолом? Если все начнут тащить сюда брак со всего завода, так мне не кабинет, а дворец Спорта понадобится. Ты с ними говорил? Мастер. Конечно. Директор. А как ты с ними разговаривал? Мастер. Я с ними по-человечески, а они меня ко всем чертям послали. Директор. Видишь! Тут ты ошибся. Надо было их послать первому, тогда б они с тобой говорили по-человечески. Понял? Мастер. Ясно. Директор. Дуй! Видишь, я с человеком беседую. (Мастер уходит). О чем мы с тобой беседуем? Пенсионер. О пенсии. Директор. На пенсию уйдёшь с подарком. (Поглаживает свёрток, лежащий на столе). Триста восемьдесят рублей двадцать две копейки из Директорского фонда. Распишись.

Сигнал по селектору.

Голос. Василий Фомич. Конвейер до сих пор стоит. Директор. Слыхал? Без меня чихнуть не могут. Ну, я им сейчас шею намылю! (Убегает). Голос. Так как нам быть? Пенсионер (пересев на место Директора). А что наладчик говорит, Глеб Михайлович? Голос. Он левую шестерню менять собирается. Пенсионер. А тебе не кажется, что станина могла осесть? Ведь монтажники, когда устанавливали, предупреждали, что основание хлипкое. Проверь-ка, друг. (Телефонный звонок. Пенсионер берет трубку) Да?.. Погоди, Мурашкина, не горячись. Заявление подать всегда успеешь. Ты вот что сделай. Обратись в детский комбинат картонажников. Им сейчас заведует Коняхина, она у нас десять лет работала – не откажет. И к дому тебе поближе. Только письмо от завкома прихвати – она тебе скидку сделает.

Входит мастер.

Мастер. Только начал орать, говорят: закройте либо рот, либо дверь. Пенсионер. Ты в технологическую инструкцию заглядывал? Мастер. А что? Пенсионер. А то, что в алюминий стальные болты вгоняете. Вот нарезка и летит. Мастер. Ну, Макарыч, у тебя не голова, а проектно-конструкторское бюро! (Уходит. Появляется Директор). Директор. Чтоб руководить современной техникой, надо хорошо насобачиться: пока не рявкнешь, она не пошевелится! Пенсионер. Пошёл конвейер? Директор. Как миленький. Заработал – только я на порог ступил. Чует Директора электроника… Ты что тут делаешь? Пенсионер. Вы вызывали. Директор. По какому вопросу? Пенсионер. Насчет пенсии. Директор. А, на пенсию захотелось? Давно пора. Пенсионер. Да нет, мне не хочется. Директор. А кто же вместо тебя пойдет? Я, что ли? Пенсионер. А почему бы и нет? Вам ведь тоже за шестьдесят. Директор. Ты что, с ума сошёл?.. Тут же без меня всё развалится. (Телефонный звонок) Я. Слушай, Мурашкина, ты у меня в печёнках сидишь со своими звонками. За что спасибо? Устроила близнецов? Чего ж ты мне голову морочила? (Бросает трубку). Странная баба! То плачет, то смеётся. (Пенсионеру). Что ты тут торчишь? А, подарка ждёшь?.. На! Бери и помни! (Всовывает растерянному Пенсионеру вместо подарка, бракованную деталь, лежащую на столе). Храни и помни, как мы ценим каждого человека!

Пенсионер, понурив голову, с дурацкой деталью в руках, медленно идёт за кулисы.

Под музыку, Хозяин «обставляет» квартиру. Роль мебели исполняют актёры. Грузчики вносят на пасах актёра, изображающего Сервант. На спине у него знак: «Осторожно: стекло!».

Хозяин. Осторожно, братцы, не кантуйте! (показывает на знак). Вы что, наклейку не видите? Это же вам не какая-то прессованная тырса – немецкий федеративный Сервант! Сервант: Гутен морген.Хозяин: Морёный дуб. Сервант: Их бин дубин.Хозяин: Дас ист не простой Сервант, дас ист комбинированный Сервант. Слева шкаф, а справа… Сервант: Дер шнапс.Хозяин: Европа! Смотрите, у вас ножка запылилась, я почищу… (Сервант поднимает «ножку». Хозяин протирает её платком). Вот так и стой. По центру. Их либе дих!.. А в этот угол – антиквариат. Тут будет стоять будуарная Лампа. (Грузчики вносят актрису в длинном платье и широкой, как абажур, шляпе). Стиль барокко! Людовик XIV. Се си бон! Прошу вас, мадемуазель! (Включает и выключает «лампу», дёргая за длинную серьгу). А тут будут часы с кукушкой! (вошедшему грузчику) А где ж ходики? Грузчик: Ваши ходики сильно отстают. (Медленно входят часы). Хозяин: Завести нужно. (Заводит. «Часы» пошли быстрее. Тонкие усы напоминают стрелки, галстук качается, как маятник). Сервант: Дас ист нихт гут! Срочно выключать! Хозяин: Зачем? Сервант: Пружина надо сохранять! Придёт гость, тогда включать. Хозяин: О! Дубин, дубин, а соображает. Понимает, что дорогая штука. (Часам). Знаешь, сколько я за тебя заплатил? Часы: Ку-ку? Хозяин: Больше. Часы: Ку-ку-ку? Хозяин: Больше. Часы: Ку-ку-ку-ку? Хозяин: Да. И ещё ку за доставку! Больше, чем за польскую хельгу!.. О! Вот и её привезли. (Два грузчики «вносят» актрису, играющую «Хельгу»). Дзень добрий, пани!.. (Зрителям) Три года за нею гонялся. Зато, какая красивая, холера ясна! Хельга: Дзенькую бардзо. Пан таки гжечний. Хозяин: Культура! Вы только посмотрите: ножки точёные, ручки бронзовые, полировочка и спереди (гладит её) и сзади… (она ударяет его по рукам). Целую рончки. (Грузчики вносят следующего актёра, изображающего голубой унитаз и сливной бачок). О, моя голубая мечта! Фаянс. Компакт. А звучит как! (Дергает за цепочку, слышен шум спускаемой воды в унитазе). Поп-музыка! Музыка поп!.. Такого красавца по центру комнаты поставить бы, так скажут, не эстетично. Занимай своё законное место. (Устанавливает его в углу. Грузчики вталкивают электроагрегат – три музыканта в одном пиджаке). Музыкальный комбайн. Тут тебе магнитофон, тут приёмник, тут дивиди. (Включает одновременно все приборы. Оглушительно звучит танцевальная мелодия). Кайфуй! Балдёж! (Общий танец. Хозяин танцует поочерёдно с каждой «мебелью»). Теперь у меня всё модерн! Лампа (танцуя): Шарман! Сервант: Дас ист вундербар! Хельга: Таньчими, панство, до ютра! Часы: Ку-ку, ку-ку… Хозяин (танцуя): Фарфор, фаянс – хороший альянс. Родные! Знакомые! Соседи! Где вы? Заходите! Пусть придут, увидят и лопнут от зависти! (Входит Совесть). О, соседушка заглянула. Заходите, потанцуем… Не соседка? А-а-а?… Может, мы намусорили в парадном?… Вы уборщица?.. Тоже нет? Почтальон? Кто ж вы? Кто? (Выключает музыку). Совесть: Я – Совесть. Хозяин: Импортная? Совесть: Нет. Хозяин: Наша? Отечественная?.. Совесть: Я – твоя Совесть. Сервант: Вас ист дас – Совесть? Лампа: Нонсенс, абсурд… Хельга: То ест глупство! Хозяин: Цыть! Вас не касается. Это ко мне… Чего ты пришла? Совесть: Увидеть тебя. Посмотреть, как живёшь. Хозяин: Прекрасно живу. Сама видишь: и обстановочка, и деньги, слава Богу, есть. Совесть: А где твои книжки? Хозяин: Есть. Одна на меня, две на жену. Совесть: Я не про эти. Где те книжки, что ты собирал в студенческие годы, которыми зачитывался по ночам. Хозяин: А-а-а… Те я продал. Совесть: Зачем? Хозяин: Чтоб купить антикварный книжный шкаф. Совесть: То ты не книжки, а свою мечту продал. Хозяин: Я всё на свои трудовые деньги купил. Я никого не обокрал. Совесть: Ты себя обокрал. Хозяин: Ты мне не дави на психику, я этого не люблю. Совесть (повторяет): Люблю… Ты это слово забудь, как любовь свою забыл. Хозяин: Ты это про что? Совесть: Про ту девушку с третьего курса, которой ты клялся в вечной любви. Хозяин: Было… Тогда, в общежитии… Было… Но пойми, теперь, в такой интерьер, она бы не вписалась. Совесть: Ты её бросил, с ребёнком бросил. Хозяин: Я её предупреждал: мне дочь не нужна. Совесть: Она тебе сына родила. Хозяин: Сына?.. Ах, да, она мне написала… Нет, сын мне тоже не нужен – он мне Сервант поцарапает! Совесть: И друга своего не помнишь? Хозяин: Какого друга? Совесть: Самого лучшего. С восьмого класса дружили. Хозяин: Когда это было? Он же не звонит и не приходит. Совесть: Он звонил. Хозяин: А у меня тогда телефон испортился. Совесть: Он приходил. Хозяин: Меня дома не было. Совесть: Был, был. Хозяин: Значит, занят был. Я тогда «Хельгу» доставал. Совесть: Достал? Хозяин: Достал! Совесть: А друга потерял. Может, у него какая-то беда была, он за твоей помощью приходил. Хозяин: Не знаю, не знаю… Слушай, что тебе надо?.. Трах-бах, здравствуйте – я ваша Совесть. Кто тебя звал? Я музыку включил, без тебя так весело было… Не нужна ты мне – такую песню испортила. Совесть: Раньше ты другие песни любил, помнишь? Хозяин: Нет. Совесть: Жаль. Хорошие у тебя песни были, про любовь, про дружбу, про мечты… Хозяин: Знаешь что – иди отсюда подальше!.. Мне без тебя намного легче жить, ясно?.. Мотай к своим мечтателям – третьекурсникам!.. Совесть: Но я – твоя Совесть, твоя!.. Мне некуда идти, я должна тебе помогать жить. Хозяин: Хочешь помогать? Помоги. (Всовывает ей в руку веник). Пойди, убери в парадном. А я и без тебя как-нибудь проживу! Выпроваживает Совесть, включает музыку и танцует вместе со своей мебелью.

На просцениуме, в танце, появляются действующие лица, представляются зрителям.

Мать. Я – Мама. Старший ревизор «Главпуха». Вчера уехала в командировку и вернусь только завтра. («Утанцовывает» за кулисы). Отец. Я – Папа. Муж «Главпуха». Жена в командировку а я в гречку. («Утанцовывает» за кулисы). Сотрудница. А я «гречка». Мы с ним работаем в одном тресте. Наши отношения всегда были на грани. Сегодня я решила эту грань переступить. («Утанцовывает» за кулисы). Сынок. А я – Сын. Заканчиваю десятый класс. Как у каждого выпускника, у меня есть мечта – достать айпет… («Утанцовывает» в глубину сцены). Делец. А у меня, совершенно случайно, есть айпет, совершенно случайно. («Утанцовывает» за кулисы. Конец музыки).

Входит отец. В руках у него бутылка вина и «Киевский торт». Увидев сына, прячет принесенное за спину.

Папа. Почему ты дома? Сын. А что ты принёс? Папа. Ты собирался на консультацию. Сын. Что ты прячешь? Папа. У тебя экзамен на носу! Сын. И всё-таки, что у тебя за спиной? Папа (замявшись). «Киевский торт» для чая. Сын. А там чай? (Указывает на бутылку, которую Папа прячет за спиной). Папа. Слишком ты умный… (Вынимает бутылку из-за спины). Сын. «Портвейн»?! Это же чернила! После него два дня голова трещит! Папа. А ты откуда знаешь? Сын. Мы его ещё в девятом классе проходили. Чего это ты разгулялся? Папа. Такое у меня настроение – праздничное! Сын. А какой сегодня праздник? Папа. Э-э-э… Мама завтра возвращается из командировки… Сын. Ну и что? Папа. Это для тебя – ничего, а для меня приезд мамы – великий праздник!.. Когда у тебя консультация? Сын. В семь. Ко мне придёт наш староста. Папа. Это невозможно. Как раз в этот час сюда придут… Сын. Кто? Папа. Этот… Тот… Редактор стенгазеты… Егор Иванович… Мы с ним статью писать будем… Сын. А нам где заниматься? Папа. Что ты заладил: заниматься, заниматься. Отдохни от науки! На тебе сотню и дуй кино. Сын. Не выйдет, папа. Папа. Возьми ещё сотню на сигареты. Сын. Мало. Папа. Сколько ж тебе надо? Сын. Пятнадцать тысяч рэ. Есть шанс по дешевке купить айпет. Папа. Ты заболел… Я эти деньги в своём тресте потом и кровью зарабатываю. Ради чего я буду выкидывать их на твой паршивый айпет? Ты его не заслужил. Двоечник! Сын. К твоему сведению, именно все двоечники имеют айпеты. Папа. Слушаю тебя и удивляюсь. Я в твои годы был высоко принципиальным, морально стойким, принимал активное участие в общественной жизни… Сын. Папа, по-моему, ты уже начал сочинять статью! Папа (смотрит на часы). Кстати, сейчас придет Егор Иванович, мы будем работать. Освободи помещение! Сын. Но я договорился… Мы вам не помешаем. Папа. Ты так думаешь. А мы с Егором Ивановичем решили работать серьезно, без посторонних… Не будет статьи, не будет газеты, а это ЧП. Представь себе, ты приходишь в школу, смотришь на стенку, а газеты нет! Что ты скажешь? Сын. Слава богу! Хоть раз на меня не будет карикатуры. Папа. Тебе всё хаханьки, а мы с Егор Ивановичем относимся с большой ответственностью… Мы подготовились, настроились… Я освободил вечер, она освободила вечер… Сын. Кто она? Папа. Как кто? Егор Иванович… Сын. Почему она? Папа. Ну, это… Потому что он тянет всю газету. А газета – она. И редакция – она. Вот и выходит, что он – это она… она… оно… Понял? Сын. Понял. Папа. Что ты понял? Сын. Что у меня есть шанс получить айпет. (Звонок). Папа. Это ко мне. Сын. Это ко мне.

Входит Делец.

Папа. Вам кого? Делец (читает по бумажке). Дом 18, квартира 6. Сын. Это ко мне. Папа. Для школьника вы немного староваты. Сын. Так он же – староста. Папа. Вы тоже десятиклассник, выпускник? Делец. Было дело. Отсидел – выпустили. Выпускник! Папа (указывая на его яркую сумку). А это у вас школьный ранец? Там задачник по тригонометрии?! Делец. Нет, там у меня, совершенно случайно, лежит айпет. Сын. Который ты хочешь мне купить. Папа. Ты решил загнать меня в могилу! Сын. Что ты, папа? Кто же тогда за айпет платить будет? Папа. Стой! Мне надоело!.. Ты, что, меня дураком считаешь? Хочешь, чтоб я поверил, что этот старый ворюга – твой одноклассник? Сын. Но я же поверил, что редактор газеты это – он! Делец. Позвольте, почему «ворюга»?! Папа. Ну, так спекулянт, перекупщик – какая разница? Делец. Вы пользуетесь устаревшими формулировками: спекулянт, перекупщик… А сегодня меня надо называть бизнесмен или коммивояжер, я предлагаю продукцию разных фирм – это совершенно другая статья. Папа (вспомнив). Статья, стенгазета… Редактор уже в дороге, а тут… Сын. Отпусти моего старосту-коммивояжера, а я и сам уйду. Папа. Не дождёшься… И откуда это в тебе? Кто тебя этому научил? Твой папа активист, твоя мама ревизор, борется с жуликами и расхитителями… А ты?! Позоришь семью! Уходи с глаз моих… Кстати, который час? Делец. По среднеевропейскому времени – без пяти семь. Папа. Брысь из моего дома на два часа пятнадцать минут! Звонок. Папа открывает. Входит сотрудница. Сотрудница (увидев, что папа не один). Я, кажется, не туда попала. Папа. Не туда, не туда. Сотрудница. Я лучше пойду… Папа. Правильное решение. Сын. Нет, нет, мы вас так не отпустим. Папа это к тебе. Папа. Впервые вижу эту женщину. Делец. Очная ставка! Сын (ей). Папа без очков плохо видит. (Отцу.) Это ж Егор Иванович. Делец. Совершенно случайно у меня есть очки, во французской оправе, всего восемьсот ре. Папа (надев темные очки). А-а-а… Узнаю! Виделись сегодня! Работать не будем: к Сыну пришел товарищ, выпускник… Им нужно готовиться к экзаменам. Сын. Не волнуйтесь, мы можем готовиться в скверике или в библиотеке, а вы оставайтесь и спокойно занимайтесь стенгазетой. Сотрудница. Какой стенгазетой? Сын. Папа вам расскажет. Как хорошо что вы пришли. Папа так часто вас вспоминает, – только и слышим: «Егор Иванович, Егор Иванович…» Но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать… Я рад с вами познакомиться. И мама была бы рада. Жаль, что она в командировке. Но я ей обязательно про вас расскажу. (Идёт к выходу). Папа. Стой… Сколько он просит? (Кивает на Дельца). Сын. Пятнадцать тысяч.Делец. Пятнадцать пятьсот. Папа. Сын сказал – пятнадцать! Делец. Инфляция, цены растут просто по часам. Папа. Это же половина моей зарплаты! Приедет мама, что я ей скажу? Сын. Не важно, что ты ей скажешь, важно, что я ей не скажу!Папа. Да где ж я возьму столько денег? Можно в рассрочку? Делец. С процентами. Но вам это обойдётся в два раза дороже.

Хлопнула входная дверь. Входит мама.

Сын (папе). Мамочка приехала! Мама. Ваша мама пришла, молока принесла.

За ней входит шофёр с ящиком фруктов, с вязанками лука на шее и с клетками, в которых куры.

Папа. Ты же должна была приехать завтра… Мама. Ты что, недоволен? Папа. Счастлив… (в сторону). От влип, так влип, что делать не знаю. Сын (ему, негромко). А я знаю. Папа. Что? Сын. Айпет будет? Папа. И новые джинсы впридачу! Сын. Окей!.. Мамочка, у нас гости. Знакомься, это моя учительница, наш новый классный руководитель. Мама. Надежда Петровна. Сотрудница. Егория Ивановна… Мама. Очень приятно. Сын (сотруднице). Я ж вам говорил, что маме будет очень приятно. А это редактор… Они с папой статью пишут, для стенгазеты. Это будет потрясающая статья! Папа. Пятнадцать тысяч пятьсот строк и все из моего кармана. Делец. Шестнадцать тысяч и ни строчки меньше! Папа. Почему так много? Делец. Передовица! Папа (расплачиваясь, тайком от мамы). Бери, что б ты ими подавился, совершенно случайно. Мама (рассматривая вино, торт). А это что? Сын. Это папа купил учительнице… учебные пособия. Мама. Какие пособия? Сын. Чернила для девятого класса и глобус Московской области. (Отдаёт вино и торт Сотруднице). Сотрудница. Спасибо! До свидания. Мама. Но вы так ничего и не рассказали о нашем мальчике? Сотрудница. Удивительно способный ребёнок.

Телефонный звонок.

Мама (снимает трубку). Здравствуйте, шеф. А я управилась на день раньше. Всё проверила. Сигналы не подтвердились. Руководство на высоте. Хищений я не обнаружила. Что вы, что вы – никаких банкетов, никаких подношений, никаких знаков внимания… (Шофёр вносит ещё ящик с живым гусём). Вы же меня знаете. Могу сказать, что акт ревизии подписала с чистой совестью. Гусь (смеётся). Га… Га… Га… Сын (гусю). Что здесь смешного? Чего, чего, а совести нашей семье не занимать! Папа (к маме). И в кого он такой уродился?

Общий танец, поклоны. Затемнение.

Действующие лица:

Актеры:

Снегурочка

Доктор Айболит

Дед Мороз

Куклы: Бурый медведьБелый медведьСорока

Снегурочка (перед ширмой). Здравствуйте, ребята! Вот и пришли они, первые дни Нового года! В эти дни все поздравляют друг друга и желают счастья. Вот и на ваше имя пришло много новогодних поздравительных писем и телеграмм. Почитать?.. Слушайте! (Читает).

«В новогодний праздник

Шлёт вам телеграмму

Зайчик-побегайчик

И зайчиха-мама».

А вот вторая… Ой, какие маленькие буквы! Наверное, писали какие-нибудь коротышки!.. (Читает.)

«На газировочной машине

Находу сломалась гайка,

Потому не с вами ныне

Винтик, Шпунтик и Незнайка!».

В какой книжке вы с ними встречались?.. Верно – «Приключения Незнайки». А что это за конверт? Сколько марок! Наверное, издалека! (Читает.)

«Посылает вам поклоны

Вся моя семья:

Чипполиньо, Чипполоне,

Чипполучьо, Чипполето

И, конечно, я».

Ну, этот мальчик-луковка всем известен. Его зовут… (Ответ: «Чипполино»). А что это за телеграмма? (Читает.) «Поздравляю с Первомаем!»… Странно! С Первомаем – под Новый год?! Ах, да это же Человек Рассеянный с улицы Бассейной. Как всегда, перепутал… Ой, какая холодная телеграмма! Надо надеть перчатки. (Надевает перчатки, читает). Срочная. «Лично Снегурочке». (Удивлённо). Мне лично?! (Читает.)

«Наш друг серьёзно нездоров,

Ищи скорее докторов,

А если там нигде их нет,

То приезжай сама. Привет!».

Это от дедушки Мороза! Значит, заболел наш друг – Белый Медведь. Что же делать? Где найти доктора? Думайте, ребята, думайте! Ничего не придумали? Ура! Вспомнила! Есть доктор, который нам поможет! И вы все его, конечно, знаете! Это добрый доктор Ай… (Ответ: «Айболит»). Правильно! Скорее к нему!

Убегает. Музыка. Ширма освещается. На ширме доктор Айболит.

Айболит (поёт).

Я живу, где протекает

Лимпопо,

Все зверята меня знают,

Лимпопо.

Будьте вы с Луны иль с Марса —

Я найду для вас лекарство,

Лимпопо, Лимпопо, Лимпопо!

Ну, а если ничего не болит,

Вы не думайте, что строг Айболит,

Будет с вами танцевать,

Будет песни распевать

Айболит, Айболит, Айболит!

(Достает большой термометр). Кто там следующий? Бурый медведь (входя). Я. Сорока (появляясь вслед за ним). Скажи, Потап Михайлович. Бурый. Не подсказывай, сам знаю!.. (Доктору). Потап Михайлович. Айболит. На что жалуетесь? Сорока. На жирафа! Бурый. Да не на жирафа, а на свою голову! Айболит (простукивая голову молоточком). Так, так, так, не так… Что-то есть… Сорока. А жираф говорит, что ничего нет. Бурый. Да замолчи ты! Айболит. А ну, покажите ваш дневник. Сорока. Скажи, что он дома. Бурый. Он дома… Зачем вам дневник? Айболит. Дневник, молодой человек, это история болезни… Без него я никакой помощи оказать не смогу. Бурый. Что ж, берите! (Ему очень стыдно). Сорока. Хи-хи! Айболит. Ничего нет смешного, Заболевание очень тяжёлое. По арифметике двойка? Сорока. Скажи, что у тебя нет арифметических способностей. Бурый. Способности у меня есть. Айболит. А почему же двойка? Бурый. Задали нам задачу: две ложки мёда плюс три ложки мёда; так я мёд съел, а задачку так и не решил. Сорока. Я же тебе подсказывала, не есть, подсказывала? Бурый. Пусть не задают задачек с мёдом, потому что я его всё равно съем. Айболит. А почему по зоологии два? Бурый. Потому что я белку назвал свиньёй. Это она мне так подсказала. (Указывает на Сороку). Сорока. Конечно, свинья. Орехами меня не угостила. Айболит (Медведю). Вот вас мой рецепт: не слушайте бессмысленных подсказок, выполняйте все домашние задания – и у вас будут пятёрки. Бурый. Вот здорово! Вот спасибо! (Уходит, бормоча.) Две ложки мёду плюс три ложки мёду… Сорока . Не будет у него пятёрок без меня. Айболит . А теперь я займусь вами. Сорока . А я ни на что не жалуюсь. Айболит . На вас все жалуются: думать мешаете. Сорока . А вот и нет!.. Айболит . А ну скажите «а». Сорока . А, б, в, г, д… Айболит . Нет, только «а». Сорока . А, б, в… Айболит . Откройте клюв, так… Покажите язык… (Вместо языка из клюва вываливается длинная шпаргалка). Всё ясно. Минуточку… (Большими ножницами отрезает шпаргалку). Теперь вы здоровы! (Слышен стук.) Кто бы это? Сорока . Раньше я бы старалась подсказать, а теперь и не хочется! Айболит (громко). Войдите!

(Появляются Бурый Медведь и Снегурочка).

Бурый . Вот он! (Показывает на Айболита). Снегурочка . Доктор! Спасите!.. Айболит . Кого? Снегурочка . Медведя! Айболит . Но я его только что вылечил. Снегурочка . Не этого. Другого медведя. Белого. Он замерзает… на полюсе! Бурый . Бедный братик!.. (Воет). Доктор! Спасите брата! Он отличник! Снегурочка . Скорее, доктор! Он погибает! Айболит (поёт).

Погибнуть медведю не дам!

Готовьте мне мой чемодан!

Кладите лекарства и бинт,

На север летит Айболит.

Снегурочка и Бурый Медведь.

Мы с вами к медведю летим,

Погибнуть ему не дадим!

Айболит. Скорей собирайтесь в поход,

Домчит нас туда самолёт!

Затемнение. Рокот взлетающего самолёта. Музыка. На музыке ширма освещается. Север. Снег. На льдине спит Белый Медведь. Просыпается.

Белый Медведь. Кто тут? Никого! Всё ещё никого! А мне так плохо… (Поёт.)

У меня всё болит

И пропал аппетит,

Не могу ни пить, ни есть,

Не могу ни встать, ни сесть.

Холодно, холодно!

В середине холодно!..

Ой, хоть бы поскорей пришёл кто-нибудь!

Появляются Айболит, Снегурочка, Бурый Медведь и Сорока.

Айболит. Где же больной? Сорока. Вот он! Вот он! Бурый. Опять подсказываешь! Айболит. Молодец, Сорока! Сорока (торжественно Бурому). Ага!..

(Все окружают Белого Медведя).

Айболит. Здравствуйте, голубчик! Белый (жалобно). Прощайте… Снегурочка. Почему же «прощайте»? Белый. Конец мой приходит. Вёз Дед Мороз детям на ёлку в подарок бочку мороженого, а я его взял и съел. Сорока. Целую бочку? Белый. Да. А теперь замерзаю… (С трудом). Холодно, холодно… В середине холодно… (Вытягивается без движения.) Сорока. Ой, смотрите! Перестал двигаться! Бурый. Наверное, заснул. Сорока. Он потерял сознание! Правда, доктор? Айболит. Совершенно верно. Бурый. Эх, брат, брат… Говорил я тебе: не люби мороженное, люби мёд, он полезней! Айболит. Положение очень серьёзное. Попробуем сделать ему искусственное дыхание. Ну-ка, раз-два, раз-два… (Делают Белому Медведю искусственное дыхание). Бурый. Ну как? Айболит. Плохо. А ну, ещё раз! (Повторяют.) Сорока. Ничего не помогает. Айболит. Н-да… Всё ясно!.. Его могут спасти только специальные таблетки под названием «антиморозин», но мне здесь не из чего их приготовить. Бурый. Бедный братик… (Всхлипывает. За ним остальные).

Неожиданно звучит бодрая мелодия, и появляется Дед Мороз.

Дед Мороз. Здравствуйте, друзья! Все. Здравствуйте! Снегурочка. Дедушка Мороз, где вы были? Дед Мороз. Представляешь, обошёл все звериные поликлиники, никого не застал, все празднуют Новый год. Наконец, на станции «Северный полюс» полярники дали мне вот эти порошки. Айболит. Позвольте взглянуть?.. (Читает.) «Антиморозин». Все: – Ура!.. Айболит. Прошу абсолютной тишины.

Даёт Белому Медведю таблетку. У того изо рта начинает идти пар.

Бурый. Смотрите! Он закипает! Сорока. Сам ты закипаешь! Это он дышит! Айболит. Тише!

Даёт вторую таблетку. Медведь шевелит лапами. Айболит даёт третью таблетку – Белый поднимается, потягивается и говорит: «А-а-а»…

Бурый. Ур-р-ра-а! (Бросается к Белому Медведю и кружит его.) Белый (вырвавшись). Ну и танцуешь ты, брат!.. Как медведь!.. Все лапы отдавил!.. Бурый (смущённо). Мы это в школе не проходили… Айболит. Поздравляю, любезнейший, с выздоровлением! Белый. Спасибо! Спасибо вам всем за помощь! (Заметив Деда Мороза.) Ой, дедушка Мороз! Простите!.. Я не хотел съесть всё мороженое! Это нечаянно получилось!.. Дед Мороз. Ну что ж, раз нечаянно – я не сержусь! Белый. Но у вас теперь нечего подарить детям на Новый год? Дед Мороз. Как это нечего?! Есть! (Заходит за ширму. Из-за ширмы он виден до половины.) Я принес вам, ребята, в подарок новую веселую сказку. Сейчас вы её увидите. Ну-ка, Снегурочка, действуй! (Куклам.) Оп-ля! (Все куклы прыгают ему на руки.) До свидания, ребята! Все куклы. До новых встреч!

Кланяются. Затемнение. Перед ширмой – Снегурочка. Она объявляет новую пьесу-сказку.

Недавно вызывает меня наш шеф и говорит:

– Институт у нас солидный, у нас международные связи, мы с американцами имеем дело. Видели, какие они все стройные, подтянутые?.. Потому что следят за собой!.. А вы? Посмотрите на себя: живот, как арбуз, грудь – жидкая, подбородков – четыре… Позорите фирму!.. Значит, так: с завтрашнего дня начнёте заниматься спортом. Мы создаём команду из таких же, как вы. А соседний НИИ выставляет свою – они тоже решили коллектив подтянуть!..

– Завтра – первое состязание по водному поло, – объявил референт шефа Карлюга.

Вижу, что они это серьёзно.

– Да я же не умею плавать. И потом, у меня через неделю защита диссертации.

– Если вы не поплывёте, вас утопят на защите.

Словом, делать нечего, я согласился.

– Вы назначены капитаном команды, – сообщил Карлюга.

– Но у меня ожирение и одышка. Я – никудышный спортсмен, назначьте кого-нибудь другого!

– Остальные ещё хуже, – успокоил меня шеф.

Воды я боюсь с детства. Я тонул везде, где только представлялся удобный случай: в море, в реке, в ручье, и даже, в собственной ванне.

Вечером, дома, я прощался с семьёй и отдавал последние распоряжения.

Утром меня и ещё четырёх смертников усадили в заранее вызванную машину «скорой помощи» и повезли. Следом в «Мерседесе» ехал шеф, за ним в автобусе – Карлюга и весь наш коллектив. В институте никто не работал: был объявлен то ли выходной, то ли день траура.

В спортзале нас раздели телохранители нашего шефа и потащили к воде. С противоположной стороны внесли наших противников из соседнего НИИ – все они были в полуобморочном состоянии.

Когда я увидел воду, меня сразу укачало. Но удрать было невозможно: сзади шла специально выделенная команда толкачей, которая по свистку судей столкнула нас в бассейн. Туда же бросили и наших противников. Игра началась.

Борьба за мяч была отчаянной, не на жизнь, а на смерть. В буквальном смысле: кто не успевал ухватиться за мяч, камнем шёл на дно.

Мне повезло: я сразу плюхнулся на мяч, я обхватил его руками и вцепился в него зубами. Свободными оставались только ноги. Ими я отпихивал от мяча всех, кто пытался к нему приблизиться, и чужих, и своих. Отталкивая соперников в одну сторону, сам я вместе с мячом перемещался в противоположную. Так незаметно мы очутились в воротах противников. Вратарь, конечно, мог нас легко вытолкнуть, но для этого ему надо было выпустить из рук перекладину что было равносильно самоубийству. Мы с мячом благополучно проплыли под вратарём и запутались в сетке, как в неводе. Нас причалили к ступенькам и бросились поздравлять. Всё кончилось благополучно: всех игроков вытащили со дна бассейна. Меня качали, остальных откачивали. Только вратарей невозможно было оторвать от перекладин. Их уговаривали, сослуживцы, семьи, телохранители… Всё было напрасным: мёртвая хватка навеки соединила с перекладинами полумёртвых вратарей.

Они висели, закатив глаза и слегка покачиваясь от ветра. Пришлось их развести по домам вместе с воротами.

– Поздравляю! – сказал шеф. – Вы в прекрасной спортивной форме. Завтра новые соревнования. Вы когда-нибудь занимались греблей?…

– Если это похоже на грабли… – неуверенно начал я, но шеф меня перебил.

– Ничего, ничего! Вам всё подробно объяснят.

Перед тем, как усадить нас в лодки, нам объяснили, что если толкнуть рукоятки вёсел вперёд, то вёсла пойдут назад. Затем надо потянуть рукоятки назад, и вёсла загребут воду. Я решил начать с одного весла. Взялся двумя руками, напряг все силы и со всего размаха толкнул рукоятку вперёд. Весло взвилось вверх, описало полукруг и сильным ударом вышибло из лодки сзади сидящего гребца. Я продолжал грести. Следующим взмахом я сбил второго члена своей команды, затем – третьего. Грести стало легче. Я взялся за оба весла, рванул их назад, каким-то непонятным образом трахнул себя с двух сторон по ушам и потерял сознание…

В медпункте меня поздравили. Оказалось, что мы и здесь стали победителями: остальные лодки сразу перевернулись, а наша, хоть и с перебитой командой, всё же оставалась на воде.

– А говорили, не умеете! – пожурил меня шеф. – Вы же прирождённый спортсмен. Да и результаты видны: живот уже не арбуз, а дыня, грудь уже в полужидком состоянии, а подбородков осталось не больше трёх… Готовьтесь: следующие соревнования по штанге.

Опьянённый успехом, я уже не сопротивлялся.

Назавтра в спортзале мне показали странное сооружение, похожее на два колеса, проткнутые ломом.

– Что это? – спросил я.

– Это и есть штанга, – объяснил мне Карлюга.

– А что с ней делать?

– Надо взять за гриф и рвануть.

– Куда рвануть?

– На себя.

– Я её на вас рвану! – пообещал я и пошёл переодеваться.

Ни одна борцовка на меня не налезала. Самая большая застряла где-то чуть выше колен.

Пошептавшись с Карлюгой, наши сотрудницы принесли мне необъятные шёлковые трусы в розовых горошинах.

Я категорически отказывался их надеть до тех пор, пока они не поклялись, что эти трусы – спортивные, а горошины – не горошины, а теннисные мячики. Общими усилиями меня впихнули в эту форму. Сверху трусы туго обтягивали каждую складку моей бывшей талии, снизу, под коленями, развивались матросскими клёшами.

Сотрудницы хотели перетянуть коленки резинками, чтобы пригнать трусы по ногам, но в этот момент меня вызвали на помост.

Моё появление было встречено бурными аплодисментами. Зрители кричали: «Давай, розовун!». Это придало мне уверенности. Я подошёл к штанге, набрал побольше воздуха, резко нагнулся и… и почувствовал, что в трусах лопнула резинка.

У меня похолодело в груди. Как же я разогнусь: ведь в зале жена, тёща, сотрудницы и наш шеф, который находится сейчас как раз позади меня. Зная его обидчивость, я был убеждён, что он воспримет это как целенаправленный выпад. Чем выше я подтягивал штангу, тем ниже сползали трусы. Надо было поднимать либо то, либо другое. Я выбрал трусы. Но оказалось, что я и здесь победил: я поднял штангу выше всех, до пояса. Один мой противник поднял её только до колен. Другой вообще не поднимал штанги, а просто укатил её за кулисы.

Вот так я стал абсолютным чемпионом!

Меня все поздравляли, чествовали. А я спортом увлёкся, стал тренироваться регулярно, похудел, подтянулся.

А недавно меня снова вызвал шеф:

– Мы, – говорит, – партнёров поменяли, у нас сейчас вместо американцев – африканцы, они все очень упитанные, с животиками. Вы рядом с ними выглядите каким-то голодающим. Позорите фирму!.. С завтрашнего дня – никаких тренировок, переводим вас на усиленное питание!..

Выделили мне два завтрака, два обеда. Живот снова появился, подбородки вернулись. Я теперь только одного боюсь: чтоб мы не стали сотрудничать с японцами – придётся тогда разрез глаз менять, пластическую операцию делать, чтобы фирму не позорить!

Утром жена сообщила, что у нас родится четвёртый ребёнок. И добавила:

– Купить квартиру – нет денег. Значит, надо получить государственную. Добиваться ты не умеешь, поэтому каждый год я буду рожать по ребёнку: если не можем взять качеством отца – возьмём количеством детей!

Придя к себе в институт, я нерешительно приоткрыл дверь директорского кабинета. Там было многолюдно. Шеф и его референт Карлюга проводили совещание.

– Речь идёт о нашем престиже… Мы должны перегнать остальные институты по всем спортивным показателям… О! Вот и наша надежда! – Это они увидели меня.

Я застеснялся.

– Я не надежда… Я насчёт квартиры…

– Дом сдаётся через неделю, – торжественно сообщил шеф. – Вы у нас первый на очереди. Попрыгаем – и сразу новоселье.

– Куда попрыгаем? – спросил я, радостно улыбаясь, услышав про новоселье.

– С парашютом. Завтра соревнования.

Я перестал улыбаться.

– Куда прыгать?

На землю.

– А за-зачем?

– Вы что, не смотрите телевизор? – удивился Карлюга. – Сейчас ведь это модно: киноартисты выступают на катке, певицы поют в цирке на трапециях… А нынче новое начинание: учёные устанавливают рекорды… Профессор Быков вчера боксировал на ринге, – он указал на сидящего на диване худосочного Быкова с опухшим носом и тремя пластырями на лице. – Доцент Крячко в субботу участвовал в классической борьбе – сейчас отдыхает в реанимации… Теперь очередь за вами. Мы распределили оставшиеся виды спорта – вам выпал парашют.

При слове «выпал» у меня подкосились ноги.

– Когда прыгать? – выдавил я из себя.

– Завтра. В День Птиц, – объявил Карлюга.

В поисках защиты я повернулся к шефу.

– Зачем птицам надо, чтобы я убился?

Тот подошёл и положил мне руку на плечо.

– Жилплощадь вы, как многодетный, получите, в любом случае, но… Квартиры есть с лоджиями и без… Есть с видом на парк и с видом на цементный завод… При распределении, мы будем учитывать активное участие каждого в общественной жизни института…

Наступила пауза. Я разжевал таблетку валидола и спросил:

– А если я не долечу до земли?.. Или пролечу мимо?.. Моя семья всё равно получит с видом на парк?

Шеф душевно заулыбался:

– Вы же знаете наше правило: вдовам и сиротам – вне очереди!.. И не волнуйтесь так! – он ободряюще хлопнул меня по спине. – Вы будете не один, у вас опытный напарник! – он ткнул пальцем в бледного юношу в очках, забившегося в угол.

– Это аспирант, – объяснил Карлюга, – его всё равно должны уволить по сокращению штатов.

Я с детства панически боялся высоты. Голова кружилась, даже когда я взбирался на стул, чтобы забить гвоздь. При слове «самолёт» у меня начиналась морская болезнь. Поэтому вечером, дома, я решил потренироваться: несколько раз прыгал с тахты на пол.

…Назавтра, меня и аспиранта, в чёрном длинном микроавтобусе, похожем на катафалк, повезли в аэропорт. Следом в машине ехал шеф. За ним, в трамвае – группа поддержки: человек тридцать доцентов, кандидатов, лаборантов и даже уборщица.

На аэродроме нас встретил Карлюга и привезенный им оркестр. Когда мы подъехали, грянул прощальный марш. Но поскольку оркестр был похоронный, то марш звучал уж очень прощально, даже лётчик прослезился.

Инструктор, тихий душевный человек, смотрел на нас с грустью и жалостью. Окинув взглядом мой живот, он велел выдать мне добавочный парашют. На меня навьючили ещё один рюкзак. Если аспирант был похож на одногорбого верблюда, то я напоминал двугорбого.

В воздухе инструктор ещё раз повторил все случаи, при которых парашют может не раскрыться, и троекратно расцеловал каждого из нас. Потом он поднял крышку люка, виновато посмотрел на меня и прошептал: «пора».

Я молча протянул ему конверт.

– Передайте жене. Если родится сын, пусть назовёт его моим именем.

Инструктор попытался меня успокоить:

– Это только в начале чувствуется страх, а потом уже ничего не чувствуется.

– Вперёд, камикадзе! – подбодрил лётчик.

Я закрыл глаза и прыгнул. Когда открыл глаза, я всё ещё был в самолёте, вернее, моя верхняя половина – нижняя уже болталась в воздухе: я застрял в люке. Инструктор и аспирант навалились на мою голову, пытаясь протолкнуть меня, но безрезультатно.

За этот рассказ я получил международную премию «Алеко», после чего был сразу приглашён прочитать его в телепередаче «Вокруг Смеха»

– Надо его намылить, – предложил аспирант. Тихий инструктор начал нервничать:– Освободите проход! – кричал он. – Вы же заткнули соревнование!– Как освободить? – в ответ прокричал я.– Выдохните воздух!Я издал протяжное «У-у-у!..», вытолкнул из лёгких весь воздушный запас и провалился в пустоту. Кольцо я дёрнул ещё в самолёте, поэтому парашют, не успев раскрыться, зацепился за шасси, и я повис под брюхом самолёта.Пилот стал выполнять всякие сложные фигуры, чтобы сбросить меня, но я висел прочно.– Прекратите хулиганить! – кричал инструктор. – Немедленно отпустите самолёт!Но я не отпускал.Инструктор до половины высунулся из люка и попытался меня отцепить. Внутри его держал за ноги аспирант. Инструктор уже почти дотянулся до стропы, но вдруг самолёт дёрнуло, и инструктор вывалился наружу. Но не один. Вместе с ним выпал и аспирант, который держал его за ноги. Каким-то чудом инструктор успел ухватить меня за пиджак. Аспирант летел чуть ниже, вцепившись в инструкторские ноги.Лететь стало веселей. Мы напоминали семью цирковых акробатов на трапеции.Инструктор кричал, что аспирант пережал ему артерии и у него будет гангрена!.. Чтобы дать отдохнуть инструктору, я предложил аспиранту свои ноги – всё равно они болтались без дела. Но ноги инструктора были тоньше, за них было удобней держаться, и аспирант не хотел менять их на мои.Сесть с болтающимся выменем из трёх тел самолёт, конечно, не мог. Он стал кружить над аэродромом и резко снижался, давая нам возможность прыгнуть на траву. Но отпадать надо было по очереди, начиная с аспиранта. Самолёт летел так низко, что аспирант уже волочился по земле, но ноги инструктора по-прежнему не отпускал и в конце аэродрома снова взмывал с нами в небо.Инструктор проклинал свои ноги и желал им отсохнуть вместе с аспирантом.Бензин был на исходе. Из люка высунули палку с петлёй, поймали аспиранта за ноги, подтянули его к люку и стали втаскивать нас в обратном порядке: сперва аспиранта, ногами вперёд, потом инструктора, потом меня.Меня втянули до половины, и я снова застрял: голова моя летела в самолёте, ноги болтались в воздухе. Но уже было не страшно: самолёт шёл на посадку. Просто мне пришлось вместе с самолётом пробежать с полкилометра по посадочной полосе.Никто не погиб, все были счастливы.Оркестр сыграл свой самый весёлый из похоронных маршей.Только инструктор лежал на траве и не мог двинуться с места: аспирант всё ещё не отпускал его ноги. Он сжимал их железной хваткой. Пришлось отгибать его пальцы плоскогубцами.Освободив от аспиранта, инструктора поставили на ноги. И тут все увидели, что его брюки за время полёта очень укоротились, превратившись в удлинённые шорты. Но потом разобрались, что дело не в брюках – просто у инструктора, за время висения под нагрузкой, вытянулись ноги, и он стал похож на страуса.– Завтра повторные соревнования, – объявил Карлюга.При этом сообщении, инструктор побелел, как мой нераскрывшийся парашют, и на своих страусиных ногах поскакал к телефону. Куда он звонил и что говорил, не известно. Но мне засчитали победу и в этом соревновании, и в следующем, и во всех остальных, которые состоятся в ближайшее десятилетие.Кроме того, был засчитан и мой рекорд по бегу: ведь я бежал со скоростью самолёта. Но поскольку бежала только моя нижняя половина, а верхняя летела, то результат разделили на два. Но всё равно он оказался рекордным!

Когда в институтском радиоузле два раза подряд прокрутили «В хоккей играют настоящие мужчины», мне подумалось, что это не к добру. И я не ошибся. Сразу после песни громкоговоритель потребовал, чтобы все, кто умеют кататься на коньках, явились в кабинет к шефу.

Добровольцев не нашлось. Тогда Карлюга стал формировать команду волевым способом. Меня вызвали первым и назначили капитаном. Я категорически отказывался. Карлюга стал взывать к моей сознательности:

– Я уже дал обязательство, что мы победим команду Гипрогаза. Вы не можете опозорить наш коллектив!

– Но никто из нас не умеют даже стоять на коньках.

– Ваши противники ещё лучше вас не умеют. А мы выставим команду из таких, как вы, претендентов на жилплощадь – они будут стоять насмерть!.. Я уже заранее выписал вам всем ордера и дипломы победителей.

Сопротивляться было бессмысленно – я сдался.

В автобусе мы распределили обязанности: всех бездетных назначили в нападение, а вратарём выбрали доцента Бялика: у него было плоскостопие обеих ног, и он хорошо падал.

В раздевалке нас переодели в спортивные костюмы. Потом велели сесть на скамейку и к ногам приторочили коньки. А на головы каждому натянули чёрную вязанную маску с прорезями для глаз: хоккейных шапочек не успели купить, поэтому эти маски одолжили у налоговой полиции. Мы стали похожи на банду, которая собирается грабить банк.

Но о том, чтобы встать, даже подумать было страшно. Доцент Бялик попытался это сделать, и у него сразу с хрустом подвернулись обе ступни. Он заорал, как при распределении премий, и стал проситься в ортопедическую больницу. Но мы его оставили в команде: ведь лежать в воротах можно и с треснутыми ногами.

Видя, что мы и не собираемся вставать, Карлюга и его помощники подхватили каждого из нас и поволокли на площадку. Мы покорно висели у них на плечах, с ужасом оглядываясь на грохочущие коньки, которые волочились сзади.

У противников транспортировка спортсменов была модернизирована: всех одновременно волокли на одном канате, в который их впрягли, как бурлаков.

Наконец, нас вытащили на лёд, опёрли о барьер, дали свисток к началу встречи, и мы ринулись в атаку. Вернее, нам так показалось. На самом деле мы поползли по барьеру, выбрасывая руки вперёд и подтаскивая тела. Затем в изнеможении отдыхали перед новым ползком. Те, кто отпускали руки, соскальзывали на лёд и были обречены: встать они уже не могли никогда.

Доценту Бялику повезло: когда ему на лицо надевали маску вратаря, он решил, что ему дают наркоз, потерял сознание и больше не мучился.

Убедившись, что мы не можем передвигаться, нам выдали по костылю. Правда, опираться на них было трудно, потому что костыли были кривые и неустойчивые. Потом выяснилось, что эти костыли называются клюшками и ими надо играть. Вспомнив городки, я размахнулся и метнул клюшку. В команде противников три игрока повалились, как чурки. Их уволокли. Притащили дублирующий состав и выгрузили на лёд. А мне выдали новый костыль. Затем титаническими усилиями нас оторвали от барьера и вытолкнули на лёд.

Мы выделывали такие па, будто участвовали в показательных выступлениях по фигурному катанию. Я, например, воткнув один конёк в лёд, вторым выписывал окружности, причём, с такой быстротой, словно всю жизнь работал циркулем. Наш центральный нападающий, согнувшись пополам, расставил руки в стороны, как ласточка крылья, и скользил по льду на двух коньках и одном носу. У другого нападающего ноги так разъехались, что получился «шпагат», и зрители ему даже аплодировали.

Так прошёл первый период. В перерыве мы доползли до барьера, вцепились в него намертво и решили живыми не сдаваться.

На свисток к началу второго периода никто и не отреагировал, хотя судья звал нас, уговаривал, угрожал… Потом стал коньками подталкивать шайбу подбивать её нам под ноги, пытаясь раззадорить. Не оборачиваясь, я размахнулся клюшкой и изо всех сил ударил шайбу. Точнее, я хотел попасть по ней, но промахнулся и врезал клюшкой по судье. Он пролетел через всё поле и попал в ворота противников. А я, потеряв равновесие, упал на спину, понёсся в противоположную сторону и очутился в своих воротах, где лежал свежемороженый доцент Бялик. Но поскольку судья влетел в ворота противников вместе с шайбой, очко было засчитано нам. Болельщики взорвались аплодисментами.

… В раздевалку сносили победителей, укладывали на пол и киркой сбивали с нас лёд. Мы от ударов звенели, как замороженное бельё. Когда с нашего вратаря снимали маску, у него отломились уши, но он этого даже не почувствовал.

Мы лежали на полу, синие и счастливые, плечом к плечу – сплочённой непобедимой командой. Последним лежал доцент Бялик и с интересом рассматривал свои уши.

Утром шеф вызвал в свой кабинет всю нашу команду и радостно сообщил:

– Турнир подходит к финалу – мы лидируем. Надо продержаться на том же уровне.

– Кто готов пойти в команду горнолыжников? – спросил Карлюга.

– Я! – поспешно согласился доцент Бялик: для получения полной инвалидности ему нехватало ещё одного увечья.

– Молодец! – Карлюга довольно потёр руки и перевёл взгляд на меня. – Осталось одно место в соревнованиях по стрельбе – надеюсь, уж тут-то вы себя покажете!

Обрадованный, что меня не увезут в горы, я нахально воскликнул:

– В стрельбе – покажу! Давно руки чешутся!

Последний раз я стрелял в детстве из рогатки в соседскую девчонку, которая дразнила меня «пузябочка». Я стрелял в неё, но попал себе в глаз, потому что натянул рогатку не в ту сторону.

– А из чего стрелять?

– Из ружья. Вам его выдадут на огневом рубеже.

Услышав про «огневой рубеж», я тихо погрузился в обморок. Очнулся уже на полигоне. Сюда меня доставила «скорая помощь», оплаченная Карлюгой.

Как только я пришёл в сознание, меня подхватили под руки, подтащили к судье и вручили заряженное ружьё. Я никогда раньше не держал в руках никакого оружия, поэтому у меня руки стали трястись, как у паралитика, и ружьё запрыгало в ладонях, будто я строчил из пулемёта.

– А куда стрелять? – спросил я у длинноусого судьи и, чтобы прервать танец ружья, упёрся ему дулом в живот.

Судья газелью отскочил в сторону, подбежал к Карлюге, стал стучать себя в грудь и кричать, почему именно его дети должны остаться сиротами. Карлюга поклялся, что после соревнований дирекция института купит судье путёвку в Сочи, даже посмертно.

– Как надо целиться? – спросил я, обернувшись к жюри, и снова наведя дуло на судью. Тот забился в истерике. Им занялась доставившая меня «скорая помощь», которую предусмотрительно не отпустили.

– Закройте один глаз, а вторым – следите за мушкой, – посоветовал один из членов жюри.

Глаз у меня ни за что не закрывался. Мои глаза работали удивительно согласованно: или оба распахивались настежь, или одновременно захлопывались намертво. Я пробовал одной рукой держать глаз, а другой – ружьё, но тогда дуло снова поворачивалось в сторону судьи, и он раздражал меня своими завываниями.

Предприимчивый Карлюга сбегал в аптеку и принёс мне лейкопластырь. Я залепил глаз от брови до подбородка и снова попробовал прицелиться. Но как ни старался, не видел ни мушки, ни мишени: оказалось, я залепил не тот глаз. Попытался отлепить, но не тут-то было: пластырь взялся намертво. Отодрать его удалось только с бровью и ресницами. Залепив другой глаз, я снова вышел на огневой рубеж и прицелился. Но мишень расплывалась, потому что оборванный глаз слезился. Тогда я закрыл его и выстрелил. Потом ещё и ещё.

Когда я раскрыл свой незалепленный глаз, то увидел членов жюри, которые по-пластунски уползали к выходу. Прятавшийся под столом Карлюга зааплодировал, потому что одна из моих пуль вонзилась прямо в десятку. Члены моей команды обезоружили меня. Судья тихо плакал, промокая слёзы левым усом (правый я ему отстрелил). Жюри приползло обратно и, не решаясь встать, лёжа посовещалось и признало меня победителем.

И нашему доценту Бялику тоже повезло: он сломал и ноги, и руки, обеспечил себе полную инвалидность и даже ещё установил какой-то рекорд: сразу со старта взял безумный разгон и полетел с небывалой скоростью. Но поскольку он летел не по снегу, а в пропасть, то рекорд ему засчитали по планеризму.

А пластырь с моего левого глаза до сих пор оторвать так и не удалось. Но я к нему привык, и он мне уже не мешает. Сотрудники теперь меня называют «наш циклоп». Но не вслух, а шёпотом, потому что с заклеенным глазом я хорошо прицеливаюсь.

Диктор. Дорогие друзья! Мы – в прямом эфире, и вы можете поздравить своих родственников, друзей, соседей с их днями рождений и юбилеями. Итак, кто-то уже на линии. Мы вас слушаем.

Женский голос. Я хочу поздравить моего дорогого мужа Димочку с его пятидесятилетием. И пусть он знает, что у него есть верная и преданная жена. Пожалуйста, включите для него какую-нибудь душевную песню, в которой выразится вся моя любовь к нему и нежность.

Диктор. Какую именно песню?

Голос. Сейчас узнаю. Дима, что тебе спеть?

Диктор (удивлённо). Так он с вами в комнате?

Голос. Да. Лежит рядом.

Диктор. Почему же вы его лично не поздравите.

Голос. Я с ним уже месяц не разговариваю – он такая сволочь!

Диктор. М-да, понятно. Приглашаем следующего собеседника.

Мужской старческий голос. Я хочу поздравить всех своих родственников Дубовских, с которыми я не виделся уже лет тридцать. Если они живы, пусть напишут, если нет, пусть хотя бы позвонят…

Диктор. Хорошо, передадим. Кто следующий?

Робкий женский голос. Здравствуйте, это – я?

Диктор. Это вы.

Робкая. Вы уверены?

Диктор. Уверен, уверен. Вы в прямом эфире, говорите.

Робкая. Что-то я не узнаю свой Голос. Я, наверное, не туда попала.

Диктор. Туда, туда! Говорите!

Робкая. Ой, вы меня разыгрываете. Я перезвоню, чтобы было наверняка.

Диктор. Фу-у!.. Кто ещё на линии?

Томный женский голос. Здравствуйте! Меня зовут Лариса. Я хочу поздравить с днём рождения моего любимого. Можно, я прочитаю ему свои стихи?

Диктор. Пожалуйста.

Томная.

Диктор. Спасибо. Кто следующий?

Дряхлый старческий голос. Здравствуйте. Я очень люблю передачу «Любовь с первого слова», особенно, для тех, кому за восемьдесят. И я хочу поздравить её ведущего Горбатого Кирялу.

Диктор. Вы имеете в виду Курбатова Кирилла?

Дряхлый. И его тоже. И хочу попросить, чтобы после этой передачи он раздавал всем «виагру».

Диктор. Вы пользуетесь «виагрой»?

Дряхлый. Да. Это прекрасное снотворное. Я принимаю её, и сразу засыпаю. Когда высплюсь, меня тянет к женщинам. Тогда я снова принимаю «виагру» и снова сплю. Это – замкнутый круг.

Диктор. Зачем вы мне всё это рассказываете? У нас прямой эфир для поздравлений.

Дряхлый. Я поздравляю вас, Анюточка…

Диктор. Я – не Анюточка, я – Михаил.

Дряхлый. И вас тоже, Михаил. Поздравляю с праздником Первого мая… нет, с Восьмого марта… нет, с Седьмого ноября…

Диктор. Решите, всё-таки, с каким праздником вы поздравляете.

Дряхлый. А куда это я звоню?

Диктор. Вы звоните на радиостанцию, в прямой эфир.

Дряхлый. Так что вы от меня хотите?

Диктор (в сердцах). Чтоб вы приняли «виагру» и поскорей заснули!.. Кто следующий?

Активный женский голос. Можно мне?

Диктор. Конечно.

Активная. Я хочу поздравить моего братика Лёлика Талалаевского, который такой стоматолог, такой специалист!.. У него золотые руки!.. Сейчас он здесь, его телефон 052-202203. Повторяю: его телефон 052…

Диктор. Я вынужден вас прервать: у нас не рекламная передача. Хотите поздравить – поздравляйте.

Активная. Я хочу поздравить всех тех, кто будет лечиться у моего братика, кто позвонит ему по телефону 052-202203…

Диктор. Вы что, меня не слышали? Если будете продолжать рекламировать своего брата – я вас просто отключу!

Активная. Не надо так нервничать. Когда вы нервничаете, вы начинаете шепелявить – вам нужен хороший стоматолог. Позвоните 052-202203…

Читаю этот рассказ на Центральном Телевидении

Диктор. Всё! Я вас отключил!.. Кто ещё на линии? Снова томный женский голос. Это я – Лариса. Вы меня прервали – я не дочитала свои стихи, посвященные моему любимому. Диктор. Простите, я не знал, что есть продолжение. Хорошо, читайте дальше. Томная.

«Всё чаще наши встречи,

Плохое всё забудь,

Тебя целую в плечи,

Тебя целую в грудь»…

Диктор. Я думаю, достаточно. Томная. Почему? Диктор. Уровень ваших поцелуев всё время понижается – это настораживает. Томная. Дайте хотя бы последний куплет дочитать! Диктор. Ну, ладно. Томная.

«С тобою мы поженимся,

Любовь моя, ликуй…»

Диктор. Всё! Стоп! Хватит! На этом остановимся!.. До следующего эфира!

Актёр надевает плащ, шляпу, собирается уходить. Стук в дверь, входит второй актёр – «телевизор». На голове у него подсвеченный экран, сквозь экран видно лицо.

Телевизор. Здравствуй, дорогой телезритель! Актёр. Здравствуй, здравствуй и прощай! Телевизор. Прослушай программу передач на сегодня. Актёр. У меня сегодня своя программа. Телевизор. У тебя одна, а у меня двадцать четыре. Актёр. Хоть сто четыре – сегодня ты меня не удержишь. Телевизор. Я тебе покажу «Русские страшилки» Актёр. Я их и так каждый день вижу, когда захожу в магазин и смотрю на цены. Телевизор. К тебе придёт «Моя любимая няня». Актёр. А что она будет делать в моей «хрущёвке» после тех хором, в которых эта няня проживает?… Телевизор. Хочешь, к тебе придут «папины дочки»? Актёр. Не надо: у меня своих четверо! Телевизор. Тебя ждёт «Поле чудес»! Актёр. У меня нет подарка для Якубовича! Телевизор. Тогда посмотри «Фабрику звёзд»! Актёр. Лучше я пойду и посмотрю на звёздное небо – я его уже год не видел. Телевизор. Всё равно ты от меня не уйдёшь!

Пускает в ход последнее средство: звучат позывные футбола. Актёр, как загипнотизированный, пятится назад к экрану, снимает плащ и шляпу. Актёр. Что ты со мною делаешь! Я же хотел погулять! Телевизор. Иди. (Выключается). Актёр. А футбол? (Включает его). Телевизор. Посмотришь на стадионе. (Выключается). Актёр. Там гол забьют, увидеть не успеешь, а ты несколько раз показываешь. (Включает) Телевизор. Пойди, посмотри на звёздное небо (Выключается). Актёр. Я теперь смотрю только «Ты не поверишь!», мне интересно: кто с кем, кого, когда и сколько раз… (Включает). Телевизор. Пойди, посиди с друзьями. Актёр. У меня их уже нет. Мои друзья теперь – только Саша Цекало и Ваня Ургант, мои подруги – Собчак и Канделаки! Телевизор. А я? Теперь ты понял, что я твой самый большой друг? Актёр. Ты – мой злейший враг. Ты отобрал у меня мою жизнь. Утром я смотрю Телевизор, днём я смотрю Телевизор, вечером я смотрю Телевизор, ночью… Телевизор (перебивая). Ну, ночью-то ты спишь. Актёр. Сплю. Но мне снится, что я смотрю Телевизор. Это же настоящая тюрьма! Телевизор. Это уж ты хватил. Почему тюрьма? Актёр. Потому что сижу взаперти и жду передачи. Я десять лет родной мамы не видел! Телевизор. Поезжай к ней. Актёр. Куда ехать – она живёт в нашем доме. Телевизор. Почему же она к тебе не приходит? Актёр. Чего ей ко мне ходить, когда у неё есть свой Телевизор. Из-за тебя от меня ушла жена. Телевизор. Когда ушла? Актёр. Не заметил: я смотрел аргентинский телесериал…

Дальше Телевизор и Актёр говорят одновременно, Постепенно их диалог нарастает в темпе речи и в силе звука. Наконец, вырывается крик Телевизора.

Телевизор. Телевизор – это самое великое порождение человечества! Актёр. Я тебя породил, я тебя и убью! (Душит Телевизор. Тот гаснет и падает. Актёр снимает телефонную трубку). Алло! Милиция! Приезжайте, я его убил. Как так не можете? Что? Смотрите Телевизор?.. Какой детектив? «Кто его убил». Я же вам говорю: я его убил!.. А где начальник? Тоже смотрит? А заместитель?.. Ну, хоть собаку пришлите! Тоже смотрит?..

Пока Актёр объясняется по телефону, Телевизор оживает, поднимается, подходит к Актёру и руками закрывает ему глаза.

Актёр (отгадывая). Мама? Телевизор Не-а. Актёр. Папа? Телевизор. Не-а. Актёр. Жена? Телевизор. Не-а. Актёр. Кто же это? Телевизор. Я тебе мама, я тебе папа, я тебе дедка, я тебе бабка, я тебе внучка, я тебе жучка…

Актёр в ужасе кричит и падает.

Телевизор (стоя над ним). На этом мы заканчиваем наши передачи. Спокойной ночи, малыши!

Случалось ли вам наблюдать за неожиданной встречай двух приятельниц?.. Сколько радости, сколько неприкрытого восторга!..

А случалось ли подслушать в этот момент их мысли… Знаю, что невозможно, а вот мне удалось… Как?.. Мне известен такой секрет…

Нет, нет, дорогие женщины, не волнуйтесь!.. Я им больше никогда не воспользуюсь!.. Но об этом случае всё же позвольте рассказать. Что?.. Не называя имён?.. Согласен. Улицы?.. Хорошо. И даже города?.. Вот что значит женская солидарность!.. Ладно, идёт.

Итак, в неизвестном городе, на неизвестной улице, встретились две неизвестные женщины. Одна – строгая и солидная, другая – яркая, молодящаяся.

Солидная (вслух). Лиля! Какой сюрприз! Сто лет не виделись! (В мыслях)  – Чёрт тебя принёс! Яркая (вслух). Машка!.. Чудо!.. Только вчера говорили о тебе! (В мыслях)  – Если бы ты слышала! (Целуются). Солидная (в мыслях). Всё лицо измазала! Яркая (в мыслях). Идиотская манера! Солидная (вслух). Ты хорошо выглядишь! (В мыслях)  – Всё ещё работает под девочку! Яркая (вслух). И ты ничуть не изменилась! (В мыслях). И это – самое страшное! Солидная (вслух). Очень миленькая прическа. (В мыслях). Половина чужих волос! Яркая (вслух). Это французская мода. (В мыслях). Тебя даже она не спасёт?! Солидная (вслух). Говорят, ты отдыхала в Сочи? (В мыслях). Если это называется отдыхом! Яркая (вслух). Да. А ты всё учишь, учишь… Так и не полежала у моря?! (В мыслях). Это было бы занятно – с твоей фигурой! Солидная (вслух). Я слышала, Володарский уехал и оставил тебе квартиру? (В мыслях). И ребёнка! Яркая (вслух). Его отозвали. Он просто плакал. Мужчина плакал! Ты можешь это представить? (В мыслях). Если ты вообще можешь представить, что такое мужчина! (Смотрит на часы). Солидная (вслух). Ты торопишься? (В мыслях). Опаздывает к новому любовнику! Яркая (вслух). Да, лечу!.. Желаю сдать кандидатский минимум! (В мыслях). Это – твой максимум! Солидная (вслух). Рада, что поболтали! (В мыслях). Размалёванная пустышка! Яркая (вслух). Моя дорогая! (Подставляет губы) (В мыслях). Чванливое ничтожество!

Не имея возможности задушить друг друга, обе дамы нежно целуются и расходятся в разные стороны. Ну, вот и всё, что мне удалось подслушать. Что?.. Ерунда?.. Чушь?.. Мне это показалось?.. Не спорю. Может, и показалось. Ведь такая встреча, конечно, неправдоподобна. Особенно, среди женщин!

Первый. О чём мы сегодня будем говорить?

Второй. О наших жёнах – это вечная тема. Взять, к примеру, мою жену… Кухня, уборка, стирка. Никаких духовных интересов.

Первый. Но телевизор же она смотрит.

Второй. Только одну передачу, из жизни «Звёзд».

Первый. Видишь, ей астрономия интересна.

Второй. Причём здесь астрономия! Её интересует жизнь кинозвёзд: кто на ком женат и у кого от кого дети.

Первый. Но в театр же она ходит. Я точно знаю, что недавно она смотрела «Вишнёвый сад».

Второй. Но ты не знаешь, почему она туда пошла! Она думала, что это пьеса о консервировании ягод.

Первый. Может, она книги читает?

Второй. После школы в руки не брала! До сих пор думает, что Салтыков-Щедрин – это два разных писателя… В общем, опустилась. Стыдно говорить…

Первый. А кто её довёл до этого? Ты! «Сиди дома, воспитывай детей, ухаживай за мужем!». Деспот и тиран!

Второй. А ты?

Первый. А я демократ! Я своей жене обеспечил полную свободу. Она у меня работать пошла, быстро выдвинулась, на всех досках почёта висела. Больше того, – она ещё без отрыва от производства три института закончила.

Второй . Ого! Целых три!

Первый . Она бы и в другие институты пошла, если бы её не выдвинули в министерство. Теперь в «Чайке» разъезжает.

Второй . За какие же это заслуги?

Первый . Она одних иностранных языков шесть штук знает. Как начнет сыпать – ничего не поймёшь!

Второй . А зачем ей это?

Первый . Она же весь мир объездила. Во всех странах побывала! Ещё нет страны, а она уже туда едет! На приёмах коктейли пьёт, с Папой Римским в шашки играет. Да что говорить!.. Ты газету сегодня читал?

Второй . А что такое?

Первый . На первой странице – про неё статья.

Второй . Гляди ты! А я и не знал!

Первый . Как тебе не стыдно!

Второй . А кто виноват? Опять же моя жена. Она мне в эту статью бутерброд с курицей завернула. Вот! Просто зло берёт! Только пообедал – нет, ей мало! Как будто я из голодного края. На улице догнала и сунула! Глаза б мои этого не видели! (Хочет выбросить бутерброд.)

Первый . Погоди! (Забирает у него сверток.) Разбросался! Такая статья… (Разворачивает.) На полстраницы! В центральной газете! (Понюхав бутерброд, пошатнулся.)

Второй . Что с тобой?

Первый . Здорово написано! (Передает второму газету.) На, читай! (С жадностью набрасывается на бутерброд.) Вгрызайся, вгрызайся!

Второй . Мне стыдно за тебя. Ты так накинулся на бутерброд, вроде не обедал!

Первый. А что такое «обед»?

Второй. Перестань шутить!

Первый. Нет, когда-то я знал… А сейчас забыл.

Второй. Обед – это обед!

Первый. Можно подробней?

Второй. Обед – это первое, второе и третье, понял?

Первый. Где мне понять? Во-первых, я год не видел второго; во-вторых, два года не нюхал первого. А, в-третьих, почему ты взял такой маленький бутерброд?!

Второй. Я бы и его не взял, если б она не заставила.

Первый. В общем, так: тебе понравилась статья?

Второй. Очень.

Первый. Бери!

Второй. Газету?

Первый. Вместе с моей женой. А мне давай свою.

Второй. Погоди! Ты же так гордился своей женой.

Первый. Теперь ты будешь гордиться, а я буду обедать.

Второй. Но всё же приятно, когда жена ездит в «Чайке».

Первый. Лучше курица в руках, чем «Чайка» в министерстве.

Второй. Но ведь она на приёмах коктейли пьёт!

Первый. Она коктейли пьёт, а я детей на искусственном молоке вырастил!

Второй. С папой римским встречается…

Тимошенко и Березин много лет исполняли эту интермедию

Первый. Она встречается с папой, а меня дети мамой зовут… Давай меняться! Второй. У твоей одна крайность, у моей – другая. Вот если бы их обеих перемешать и сделать нормальных жён – одну тебе, другую – мне… Первый. Правильно. Чтоб они всё успевали и дома… Второй. …и на работе. Первый. А разве такие жёны бывают? Второй. Конечно! Я уверен, что сегодня в зале собрались именно такие женщины. Спроси – они тебе сами скажут! Первый. Они-то скажут. А ты их мужей послушай! Второй. Пожалуйста. (В зал). Товарищи мужья, правда ведь, что ваши жёны и работают, и обеды готовят, и бельё стирают, и в театры успевают, и за вами ухаживают! Правда?.. Первый. Что-то не слышу ответа. Молчат мужья. Второй. А я молчать не стану. Я скажу! Для того чтобы наши жёны всюду успевали, надо в десять раз увеличить количество магазинов-полуфабрикатов, в двадцать раз – доставку продуктов на дом, в тридцать раз количество яслей и детских садов… Первый. И в сто раз увеличить внимание мужей к своим жёнам! Второй. Добьёмся этого – и будет порядок. Первый. А иначе у всех у вас будет либо такая жена, как у него… Второй. …либо такая жизнь, как у меня.

Поворачивается спиной к залу: на спине его пиджака след, прожжённый утюгом.

В танце появляется девушка в костюме, изображающем сердце. Радостно и беззаботно танцует. На заднем плане трое мужчин-исполнителей поют на мотив «Сердце! Тебе не хочется покоя»:

Первый, в образе влюблённого, робко стучит в «сердце».

Первый . Тук-тук-тук… Простите… Это я, Костик, из десятого «Б». Шёл мимо, слышу – оно бьётся, ну, и моё заколотилось… Тук-тук-тук… Можно войти? У вас так светло и чисто… Нельзя?.. Ну, хоть в предсердие?.. Тоже нет?.. Ничего, я подожду. Год, два… Тук-тук-тук… Опять я, Костя. Да, всё жду. А вы не меня ждёте? Жаль. А я на всю стипендию этажерку купил… Тук-тук – лето, тук-тук – зима… Чего ж я стучу – ведь здесь замок. Тук-тук-тук… Нет, это не я, это мой поезд. А может, мне остаться?.. Молчите. Значит, я пошёл. (Отходит на несколько шагов, останавливается). Я ухожу. (Продолжает стоять). Навсегда ухожу!.. Какое же ты бессердечное сердце!

Убегает. После музыкальной прокладки в «сердце» входит Второй, в образе нагловатого обольстителя.

Второй . Прошу прощения, что без стука. Здесь так уютно! У меня такое чувство, будто пришёл к себе домой. Пиджак я повесил на клапан, с вашего разрешения. Это мой чемоданчик на столе, а туфли на этажерке. Нехорошо? Тогда – чемодан на этажерку, а туфли на стол, если не возражаете? А что это за красные шарики? Из Вены? Импортные? Ах, из вашей вены? Кровяные шарики? Какая прелесть! Я буду играть ими в пинг-понг. Тук-тук, тук-тук… У тебя так тепло… Тук-тук… Месяцы летят, как дни. Тук-тук… Только стучи потише, ты мешаешь мне спать. Ночью я был занят! Чем? Играл в пинг-понг. Где? Это моё дело. С кем? Это не твоё дело!.. Я же сказал тебе: не стучи!.. Это не ты? Под нами? Ребёнок? Твой ребёнок?.. Наш, конечно наш… Туп-туп-туп… Уже ходишь? Ну, иди к мамочке. К маме. К матери иди!.. Чего ты шумишь? Какая кровь, где кровь?.. Сколько я выпил? Там же ещё полная аорта, а тебе для меня сто граммов жалко!.. Зачем оделся? Пойду, сдам пустые сосуды. Заодно подышу свежим воздухом. Да, мне душно! Я задыхаюсь! На всех артериях пелёнки, на всех капиллярах распашонки!.. Я не могу больше находиться в этой грудной клетке!..

Сцена из спектакля

Уходит. После музыкальной прокладки в «сердце», уверенной походкой хозяина, входит Третий.

Третий. Завески скрипять – прийдётся смазать. Стенки хлипкие, крыша прохудилась, клапана текуть. Ясное дело – хозяина нема… Ничего! Мы из етого сердца дворец изделаем. Тук-тук-тук!.. Чего стукаю? Стенку развалюю. Заместо двух тесных – одна большая предсердия нехай будеть, для картошки. Какая сумка?.. Ах, сердечная?.. Так я с ей на рынок хожу. Тук-тук-тук!.. Клапана я поснимал, поставил смесители – хай тёплый душ текёть. А ето што? Етажерка?.. Вот и хорошо – я по етой жерке на чердак полезу. Как это вон?.. Ай-яй-яй! Напужала! Меня теперь нельзя вон – я тута уже прописанный. Как дальше? Давай делиться. Забирай свои клапана, капилляры, а оба желудочка я беру себе – я в их пищу варить буду. Тук-тук-тук. Ето я извёстку привёз – перегородку ставлю, из сухой штукатурки – тута у меня совмещённый санузел будеть… Чего ты дёргаешься, чего прыгаешь? Гляди, вена лопнеть – мою половину зальёть! Тук-тук-тук! Ничего особенного – ето моя квартирантка капусту рубаеть, в аорте солить будем.

Музыкальная прокладка. Появляется Первый, в образе повзрослевшего «студента».

Первый. Тук-тук-тук… Совершенно верно, Костик. Точнее, уже Константин Георгиевич. Прохожу мимо, слышу стучит. Ах, это не у вас? За перегородкой?… А я её и не заметил. Нет, у меня отличное зрение, просто здесь темно. Перегорело? А сменить некому?.. Ну и температура у вас… Бр-р-р! Батареи лопнули? Понимаю: высокое давление. Тук-тук-тук!.. Послушайте, неужели он стучит без перерыва?.. Что? Остаться? Насовсем?… Господи! Как я ждал этого слова тогда! А сейчас, увы… Нет, дела не при чём – просто меня ждут дома… Простите, я что-то опрокинул. Этажерка? Та самая? Да, больно, но ничего страшного, до свадьбы заживёт, то есть, я не то хотел сказать… Нет, нет, не могу. Кто ждёт? Одно верное и преданное сердце… Простите, мне надо идти. Тук-тук-тук!.. Господи, как он тарабанит!

Все исполнители, уже вне образов, поют.

Большое сердце у девчонки,

Оно так весело поёт.

Оно стучится очень звонко,

Оно надеждою живёт

И счастья ждёт.

Сердце! Когда пришёл к тебе любимый,

Сердце! Зачем его ты прогнала?

Сердце! Зачем прошёл любимый мимо?..

Ключи от сердца ты нелюбимым раздала!

На главной улице областного центра встретились два человека, в одинаковых плащах, шляпах, с большими портфелями.

– Ну? – Ну?– Что?– Что?– Вы откуда?– А вы откуда?– Я от своего района.– И я от своего района.– Куда?– А вы куда?– На областное совещание.– И я на областное совещание.– Что привезли?– А вы что привезли?– Показатели.– И я показатели.– Какие у вас?– А у вас какие?– У меня 12 с гектара.– И у меня 12 с гектара.– А честно?– А вы честно?– У меня три.– И у меня два.– Что ж вы думали?– А вы что думали?– Я ничего не думал.– И я ничего не думал.– Пошли на совещание!

Назавтра в том же месте они встретились снова…

– Ну? – Ну?– Что?– Что?– Вы откуда?– А вы откуда?– Я с областного совещания.– И я с областного совещания.– Что слышно?– А у вас что слышно?– Ругали!– И меня ругали!– Сколько?– А вас сколько?– Меня трое.– И меня трое.– А честно?– А вас честно?– Меня пятнадцать.– И меня тоже все.– Ну и что?– А вас: ну и что?– Сняли.– И меня сняли.– Ну и как?– А у вас: ну и как?– Перебросили.– И меня перебросили.– Куда?– А вас куда?– Меня в ваш район.– А меня в ваш район.– До следующего совещания!

Поменялись портфелями и разошлись.

Первый. Что вы собираетесь делать?

Второй. Я спою о борьбе с хулиганством. Решил покончить с этим позорным явлением раз и навсегда.

Первый. Песенкой?

Второй. Да. Собственного изготовления.

Первый. Как она называется?

Второй. «Песенка о хулиганстве, ведущем к пьянству и аморальным поступкам, вызванным халатным отношением общественности, которая всё ещё, к сожалению, иногда проходит мимо». Ну, как? Хорошее название?

Первый. Длинное!

Второй. Вот и чудесно! Ни один хулиган не выдержит!

Первый. А зрители выдержат?

Второй. Это их личное дело. Я свою песенку хулиганам пою!

Первый. Но ведь в зале нет ни одного хулигана.

Второй. Вот видите: испугались и не пришли!

Первый. Неужели вы серьёзно думаете, что ваша песенка поможет в борьбе с хулиганством?

Второй. Раз и навсегда! Надо только её донести до каждого хулигана.

Первый. Интересно, как вы думаете «донести её до каждого хулигана»?

Второй. При чём здесь я? Моё дело спеть, а связь с хулиганами пусть налаживает милиция.

Первый. А вам не кажется, что в борьбе с хулиганством мы все должны активно помогать милиции?

Второй. Пожалуйста. Я могу свою песенку спеть во всех районных отделениях, чтобы вдохновить наших милиционеров!

Первый. Ну, а если на вас нападет хулиган, что вы тогда запоёте?

Второй. Ту же песенку.

Первый. Своим голосом?!

Второй. Не своим. Я буду тогда не петь, а кричать. И то только в том случае, если мне будет подпевать сводный хор управления милиции.

Первый. Я вас серьёзно спрашиваю: неужели вы станете петь, если на вас нападет хулиган?

Второй. Какой хулиган? Настоящий?

Первый. Настоящий!

Второй. Тогда я попрошу, чтобы эту песню перед хулиганом исполнил Кобзон.

Первый. Почему же Кобзон?

Второй. Потому что настоящему хулигану должен петь настоящий певец!

Первый. Ну, а если песня не поможет, и хулиган ударит Кобзона?

Второй. Тогда Кобзон споёт её на бис.

Первый. А если опять не поможет?

Второй. Пусть поёт до тех пор, пока хулиган не обессилит.

Первый. А вам не приходила мысль, что вы сами лично, без песни, должны участвовать в борьбе с хулиганством?

Второй. Приходила.

Первый. Ну и что?

Второй. Сразу ушла.

Первый. Почему?

Второй. Потому что с хулиганами трудно самому бороться: они ходят толпами.

Первый. Толпами?

Второй. Точно. Вот сижу я сегодня в сквере, вас дожидаюсь… Тихо, спокойно. Вдруг налетают хулиганы, выражаются нецензурно, устраивают дебош…

Первый. Сколько их было?

Второй. Дюжина. И вот эти десять лоботрясов…

Первый. Позвольте, вы же говорили – дюжина?

Второй. Раньше считали на дюжины, теперь на десятки.

Первый. Сколько же их всё-таки было?

Второй. Я же вам русским языком говорю: восемь.

Первый. Неужели сразу восемь хулиганов?

Второй. А если пять, так это мало?

Первый. Ага! Значит, пять! А может, меньше?

Второй. Перестаньте торговаться! Их было пятеро, и оба пьяные.

Первый. Оба? Значит, только двое?

Второй. Разве дело в количестве? Дело в качестве! Вы бы посмотрели на его мускулы!

Первый. «Его»? Так он был один?!

Второй. Кто сказал один?.. Зачем вы меня со счёта сбиваете!

Первый. Скажите прямо: сколько их было?

Второй. Какая разница?

Первый. А всё-таки?

Второй. Около двух.

Первый. Что значит: около двух?

Второй. Это значит меньше трех, но больше одного.

Первый. А точнее?

Второй. Ну, хорошо, один! Но он был с ножом!

Первый. С ножом?

Второй. И всё время ругался…

Первый. Значит, с ножом?

Второй. Я же вам говорю: ругался. А для меня ругань – это нож в сердце.

Первый. Почему же вы ему не спели свою антихулиганскую песенку?

Второй. Не было аккомпаниатора. Вот он и разорялся. И хоть бы кто-нибудь его остановил!.. Пишем, понимаете, кричим: «Общественность!.. Общественность!..», а как до дела доходит – хулиган есть, а общественность!.. (Машет рукой.) Я сидел и возмущался.

Первый. Безобразие! Здоровый мужчина не мог унять зарвавшегося мальчишку!

Второй. Мальчишку?.. Вы бы на него посмотрели!

Первый. Смотрел. Полчаса стоял и смотрел.

Второй. Где?

Первый. В том же скверике, в кустах… Мне просто стыдно было за вас!

Второй. Почему же вы не вмешались!

Первый. Кто?

Второй. Вы.

Первый. Я? Чего это я должен был добровольно лезть под нож?

Второй. Но у него не было никакого ножа!

Первый. У него не было, а у другого был.

Второй. Сколько же, по-вашему, их было?

Первый. Около трёх. Но дело не в количестве…

Ведь все пятеро были пьяные.

Второй. Пятеро?! Он же был один!

Первый. Перестаньте торговаться!.. Если бы на вас напало десять вооруженных человек, и вся эта дюжина хулиганов ругалась…

Второй. Почему дюжина? Вы же сказали: десять?

Первый. Я считаю по-старому.

Второй. Могли бы всё-таки показаться из-за кустов. Ведь вы член общества друзей милиции.

Первый. Я был без удостоверения.

Второй. Я и так знаю, что вы друг милиции.

Первый. Вы знаете, а хулиганы не знают!

Второй. Видите, как вы рассуждаете!

Первый. А вы как рассуждаете?

Второй. Я так рассуждаю: если бы каждый, так сказать, вместе с общественностью, смело и решительно, без лишних разговоров, одного за другим, не говоря об остальных… Э, да что вам объяснять! Всё равно не поймёте!

Первый. Почему не пойму? Мне всё ясно!

Второй (пораженно). Ясно? Впрочем, так, как я объяснил, то каждому… Слушайте, что вам ясно?

Первый. Ясно, что иногда, в некоторых случаях, если бывает необходимо, то, честно говоря, всё же приходится!..

Второй. Правильно! Вам действительно всё ясно!

Первый. А вот насчёт общественности я с вами не согласен, потому что, знаете, бывает положение, даже если хочешь, но не знаешь, приходится обдумать, так сказать, ситуацию, во избежание последствий, потому что!..

Второй. Возможно. Вам в кустах виднее!

Первый.

Насвистывает мелодию «Ну, что, мой друг, свистишь».

Второй, Третий и Четвёртый (негромко напевают).

Ну что, мой друг, свистишь,

Мешает спать Париж,

Ты посмотри, вокруг тебя тайга.

Подбрось-ка дров в огонь,

Послушай, дорогой,

Он там, а ты у чёрта на рогах…

Первый.

Невдалеке от паренька

От курева темно:

Сидят четыре старика,

Играют в домино.

На свистуне костюм хорош,

И говорят они:

Второй (в образе).

Не та сегодня молодёжь,

Не то, что в наши дни!

Третий (в образе).

Уже четвёртый день подряд

Свистун приходит в сад,

Родители дадут деньжат,

А детки просвистят.

Четвёртый (в образе).

Моралью их не прошибёшь,

Работа не для них…

Второй (в образе).

Не та сегодня молодёжь,

Не то, что в наши дни!..

Первый.

Но вдруг тревожные гудки

Зовут издалека,

Переглянулись старики —

Не стало паренька.

Голос по радио. Всем начальникам участков и производителям работ срочно прибыть на четвёртую буровую. Повторяю: срочно прибыть на четвёртую буровую! Первый. Пожар на буровой можно было сравнить с извержением вулкана. Столб пламени, высотой с небоскрёб, был виден издалека. Второй. Он на ходу выскочил из попутного грузовика и подбежал к группе людей, столпившихся вокруг «Джипа». Третий. Глеб Иванович Черепин, – представили его, – Начальник спецслужбы нефтеразведки. Положение катастрофическое, прошу высказываться. Четвёртый. Говорит генерал инженерных войск: Второй (в образе). Подрывники здесь. Тол в пути. Через час можем начинать. Третий (в образе). Ваше мнение, Глеб Иванович? Первый. Взрыв бесполезен. Четвёртый. Говорит начальник прииска: Второй (в образе). Завтра прилетят москвичи из Министерства. Третий. Глеб Иванович? Первый. Завтра будет пылать полгорода. Четвёртый. Говорит губернатор. Второй (в образе). Может использовать земляной вал вокруг факела и нефтехранилища?.. Объявить в городе, созвать людей?.. Третий. Глеб Иванович? Первый. Объявить в городе – посеять панику. Второй. Вы всё отвергаете. А что взамен? Первый. Я должен подумать. Второй. Сколько? Первый. Две минуты. (Насвистывает свою песенку).

Остальные трое.

Метров на сто

Огненный столб,

Жутко смотреть!

Алый пожар,

Чёрный угар.

Дьявольский смерч!

Можешь орать,

Слов не слыхать,

Глушит их смерч —

Это на бой

Вышла с тобой

Чёрная смерть!

– Уходи от греха!

Перестанешь свистать,

Я пылаю века,

А тебе – двадцать пять!..

Парень смерти в глаза

Говорит: – Я спешу.

Не хитри – я сказал:

Затушу! Задушу!..

Первый. Моя команда на Камчатке. Я в отпуске. Третий (в образе). Сколько нужно? Первый. Шесть человек. Третий. Берите тридцать. Первый. Я сказал – шесть. Добровольцы, становись! (Обходя шеренгу). Почему идёшь? Второй (в образе). Люблю риск. Первый. Не пойдёшь. Психов не беру. (Следующему) Спички есть? Третий (в образе). Есть, есть. Первый. Отставить. Третий. Почему? Первый. Может, из-за твоих спичек этот пожар. (Следующему). Возраст? Четвёртый (в образе). Сорок пять. Первый. Воевали? Четвёртый. В Чечне. Разведчик. Первый. Годится. (Обернувшись). Девушек не беру! (Следующему). За что значок? Второй. Первый разряд парашютного. Первый. Становись. (Следующему). Не боишься? Третий (в образе). Готов помереть. Первый. Не пойдёшь. Смертники не нужны. (Следующему). Дети есть? Четвёртый. Сын. Первый. Останешься. Четвёртый. Я пятнадцать лет был горным спасателем. Первый. Ладно, становись. (Снова обернувшись). Я сказал: девушек не беру. (Следующему). Что за шрам? Второй (в образе). Хулиганов ловили, милиции помогал. Первый. Пойдёшь. (Следующему). Сколько лет? Третий (в образе). Восемнадцать. Выжимаю сто десять килограмм, выступаю за сборную района. Первый. Корень квадратный из 121? Третий. У меня только восемь классов. Первый. Не пойдёшь – школу оканчивай. (Обернувшись) Да, девушек не беру. Но вас возьму. За настырность!

Все четверо.

Шестеро душ,

Огненный душ,

Огненный след.

А впереди

Их командир —

Двадцать пять лет.

Снова идёт

В огневорот,

Снова свистит.

И, вроде, в лад

Все шесть свистят

Тот же мотив.

Все четверо свистят песенку про Париж.

Но устали уста,

И устала вода,

Даже факел устал

И угас навсегда.

Арматурой зажат

Ненасытный огонь.

Смерч бессильно заржал,

Как стреноженный конь.

Второй (в образе). Товарищ генерал! Тол прибыл! Третий (в образе). Отправьте назад. Четвёртый (в образе). Приехала первая команда землекопов. Третий. Уже не нужно. Второй (в образе). Звонят москвичи. Они вылетают. Третий. Отставить. Первый.

В приморском парке солнцепёк,

В тени до тридцати.

Сидит под пальмой паренёк

И песенку свистит.

Насвистывает ту же песенку.

Второй.

Невдалеке от паренька

От курева темно —

Опять четыре старика

Играют в домино.

Оттуда реплика слышна

Какого-то козла:

Третий (в образе).

Гляди-ка, снова свистуна

Холера принесла.

Четвёртый (в образе). Сидит украшен, как павлин.Второй (в образе). Сплошной одеколон!Четвёртый. На шее цепь, в ушах – рубин… Третий. Теперешний пижон. Четвёртый.

Моралью их не прошибёшь,

Работа не для них…

Второй.

Не та сегодня, молодёжь,

Не то, что в наши дни!

Первый уходит, насвистывая свою песенку.

Ведущий: Сценарист написал сценарий на актуальную колхозную тему. Название было броское, афишное: «Гибель ворюги». Действующие лица – современны и узнаваемы:

Содержание сценария было оригинально и увлекательно: Иван Хамов, молодой способный карьерист и пропойца, грубо оскорбляет доярку Машу. Оскорблённая девушка влюбляется в него. Созревает кукуруза, назревает конфликт. Хамов ворует трактор и гонит из него самогон. Положилин даёт ему совет, Хамов даёт ему в зубы. Потом – комсомольская свадьба, товарищеский суд, перевыборы правления. В конце – областной фестиваль самодеятельности с участием шефов-пограничников, а также представителей ДОСААФ и ОБХСС.

Сценарий настолько понравился студии, что было решено предложить его для совместного производства солидным кинодержавам. Предложение было охотно принято и съёмки начались. Для совместного производства с итальянской киностудией были приглашены два знаменитых итальянских режиссёра: Де-Сикось и Де-Накось. Фильм назывался: «Похитители тракторов».

Маленькая пятикомнатная трущоба. Дворик, завешанный застиранными телогрейками, доярка Мария одной рукой доит корову, другой стирает выходные валенки. Вбегает муж Марии – Хамелли.

Хамелли: Где дети? Мария: Ждут спагетти. А где ты шлялся эти трое суток, бездельник? Хамелли: Удирал от полиций. Мария: Санта Мария! Что ты натворил? Хамелли: Я украл трактор. Мария: Зачем ты это сделал, чудовище? Хамелли: Сегодня твой день рождения. А у меня нет денег на приличный подарок. Мария: Бандит! Ничтожество, Я люблю тебя! Хамелли: Дрянь! Потаскуха! Я не могу без тебя!

Объятия, поцелуи. Входит участковый и председатель колхоза Положилли.

Председатель (к Хамели): Зачем ты это сделал, ворюга?! Теперь мне опять придется посылать её на конкурс «Мисс Райцентр», чтоб она вышла замуж! Мария: Пощадите его, синьор участковый! Участковый: Не могу, Мария: конец квартала, у меня не выполнен план по задержанию. Мария: О, Мадонна! Кто будет кормить моих детей?.. Даже, если я пойду на панель, мне никто не даст денег: еще неделя до зарплаты! Отец, надо что-то делать!.. Дети!.. Просите дедушку. Только он может нам помочь – он учился в одном классе с Папой Римским!

Выбегают раскованные итальянские дети, темпераментно орут, кричат, плачут.

Дети:

– О, мама мия!

– О, папа пия!

– О, деда дия!

Хамелли: Успокойся, Мария. Мария: Тебе хорошо: будешь отдыхать в камере-одиночке! А я всю эту свору должна водить в музыкальную школу! Хамелли: Я не виноват, что ты рожаешь вундеркиндов! Мария: Да, ты не виноват – у нас очень талантливый завклубом. Благодаря ему, ты не платишь налог за бездетность! Хамелли (указывая на детей): Значит, это всё – самодеятельность!.. Я убью тебя! Участковый: Пойдем, Хамелли. Ещё полчаса, и мы не попадём в тюрьму: у них начнется сиеста.

Надевает на него наручники. Мария в отчаянии заламывает руки. Раскованные дети темпераментно плачут.

Председатель: Стойте!.. Трактор украл я!

Общее потрясение.

Участковый: Для чего он вам понадобился, синьор Положилли? Председатель: Я подарил его пионерам. Участковый: Зачем? Председатель: Я шефствую над этой школой. Мария и Хамелли (падая перед ним на колени): О, папа! Председатель: Будьте счастливы, дети мои. Ариведерчи, Ваня!

Гонг.

Ведущий: Фильм, отснятый по этому сценарию совместно с одной из Голливудских киностудий, назывался «Великолепная уборка». Председатель передового ковбойского хозяйства Хамкинс и его невеста доярка Мэри скачут верхом на коровах по безбрежным полям. Вокруг веселые парни в широкополых шляпах что-то жнут, кого-то молотят, пьют кока-кола, жуют кок-сагыз.Хамкинс (поёт):…

Скушав сэндвич спозаранку

И глотнув любимый свой коктейль,

Я на собственном мустанге

Объезжал сельхозартель.

Ну, как дела?

Ну, как дела?

Ну, как дела у нас идут?..

Все (дружно, с оптимизмом):

Ах, всё в порядке, председатель,

Все олл-райт и вери-гут!

Мэри: Прэд! Кажется, на третьем участке опаздывают с уборкой овощей. Хамкинс: Без паники, Мэри! Сейчас наведём порядок.

Спокойно вынимает кольт и по списку расстреливает всех присутствующих.

Мэри: Прэд! Зачем ты убил всех студентов? Они так старались! Хамкинс: Завтра на уборку овощей присылают докторов наук из Мичиганского университета: мне негде их поселить. Вот я и освободил коттеджи для профессорско-преподавательского состава!

Под музыку.

Хамкинс: Всё в порядке, май фер леди! Мэри:

Всё в порядке, о май дарлинг!

Оба: Всё олл-райт и вери-гут!

Гонг

Ведущий: Арабский вариант этого фильма носил душераздирающее название: «Пропавшие родители» или «Любовь верблюда». По знойной пустыне идёт стадо коров. Впереди погонщик Хамэд и доярка Махра. Вступает музыка.

Хамед (поёт):

Повелевает нам Коран,

Вести к Востоку караван…

Махра: Хамэд! Как мы докажем на приёмном пункте, что это не коровы, а верблюды? Хамэд: Научим коров плеваться и сделаем им горбы. (Поёт).

…И это вовсе не обман:

Коровы – тоже корован…

Махра: А как мы заставим коров плеваться? Хамэд: Прочитаем им сценарий нашего фильма. (Продолжает песню):

…Когда сдадим мы караван,

То сразу выполним весь план…

Выбегают приёмщик и приёмщица. Приёмщица: Нет, шайтан! Тебе не удастся обмануть бдительных приёмщиков! Гони обратно своих коров! Хамэд: Чем ты недовольна, о удобрение моего сердца?! Какие коровы? Разве ты не видишь, что это верблюды? Приёмщик: Если это верблюды, то я – кокосовая пальма! Хамэд: Чем тебе не нравятся наши верблюды, о украшение доски почёта! У каждого четыре ноги, один хвост. Приёмщица: А рога? Почему у верблюдов рога? Хамэд: У них личная жизнь не сложилась. (Плачет). Приёмщица: Почему ты плачешь? Хамэд: У меня тоже не сложилась. В детстве я потерял свою мамочку. Потом потерял надежду. Потом потерял совесть. Приёмщица: Сынок! Хамэд: Мама! (Объятие). Мамочка, а где мой папа? Приёмщица: Не знаю. Тридцать лет назад он удрал от меня в пустыню. Приёмщик: Ха-ха-ха! Я погулял и вернулся. Здравствуй, жена! Приёмщица: Здравствуй, муж! (Объятие). Приёмщик (Хамэду): Здравствуй, сын! Хамэд: Здравствуй, папа! (Объятие). Махра (всем): Внуки мои! Все: Бабушка!

Общее коллективное объятие. Все – и люди и коровы – танцуют победный танец живота.

Уважаемый Ицхак… Простите, не знаю Вашего отчества, но думаю, что в Израиле – все Израилевичи.

Итак, уважаемый Ицхак Израилевич, обращаюсь к Вам с просьбой прислать мне вызов в ваше государство. На первый взгляд, просьба, вроде, неожиданная, а на второй – так совсем и нет. Я ведь родом из Ставрополя, казацкого края, а казаки всегда любили евреев, до смерти!

Учтите и то, что моя жена – еврейка. Да, да!.. Оба руководителя общества «Память», на всех перекрёстках кричат, что Раиса Максимовна – жидовка. А я знаю, что по израильским законам, если два свидетеля подтверждают – это уже официальное доказательство.

А разве я мало сделал для выезда евреев из страны?.. И обещаю выпустить их всех, хотя это не так просто, как кажется. Объясню, почему: несколько лет назад мне доложили, что в Союзе всего полтора миллиона евреев. Когда выехали первые двести тысяч, оказалось, что их осталось уже три миллиона. Число евреев растёт обратно пропорционально их отъезду. Если так пойдёт дальше, я оголю страну, останется только Лигачёв, да и тот что-то в последнее время начал картавить.

Михаил Грушевский на моём творческом вечере читает это письмо

Дорогой, уважаемый Ицхак! Я всегда восхищался праотцом Моисеем, который вывел свой народ через пустыню к свободе. Я, как и он, хотел вывести свой народ из пустыни, в которую превращается страна, но не успел: народ бежит впереди меня. Тогда я решил возглавить этот забег, видя в нём признак приближения коммунизма, ибо, как сказал великий Ленин, коммунизм – это советская власть плюс эвакуация всей страны. Поэтому и прошу Вас поскорей прислать мне вызов. А в ожидании его, я уже начал учит иврит. Язык, в общем, совсем не сложный, многие слова и раньше знал, к примеру, схуёт [9] . Пробовал надевать кипу – она мне очень идёт. Размер и форму утверждали на Политбюро, так что теперь это не просто кипа, а КиПаСС. Но возникла непредвиденная сложность: кипа ведь крепится к волосам, а у меня их не густо. Стали думать, как её прикреплять. Товарищ Ельцин предложил гвоздями. Но его экстремизм бы отклонён, постановили клеить. Чтобы привыкнуть, буду носить её, не снимая, даже зимой, поэтому мне её сделали с наушниками.Дорогой и любимый Ицык!Помни, что наша партия разбегается в разные стороны, бегут и рядовые коммунисты и секретари парткомов – так что поспеши, пожалуйста, с вызовом, а то мне некому будет сдать свой партбилет.Обнимаю и жду.Твой Моше бен Сергей.

Ведущий. Сейчас многие наши драматические театры ставят пьесы по документам: письмам, протоколам, судебным отчётам… Мы решили не отставать от моды и даже пойти ещё дальше: создать документально-музыкальный спектакль, а именно, оперу «Кармен», с оперуполномоченным, протоколом, обвинительным актом и штрафом.

Итак, опера «Кармен».

Мы сидели с тобой у заснувшей реки,

Пели нам мотыльки и цвели васильки…

И с безумным рыданьем к тебе я припал,

Но тебе я тогда ничего не сказал.

Забурлила река, загремела гроза,

Повалились деревья, согнулась лоза.

Ты стояла в слезах, я тебя облобзал,

Но тебе и тогда ничего не сказал,

Пролетели года над уснувшей рекой,

Ты давно умерла, я покончил с собой.

Хоть в могиле с тобою я рядом лежал,

Но тебе все равно ничего не сказал.

На жёстких нарах я сижу,

На стены голые гляжу,

С утра до вечера мозги себе ломаю:

Чего любовь твоя прошла?

Чего ты от меня ушла?

Ну, хоть зарежь меня, никак не понимаю.

Я вел себя, как жентельмент,

Но иногда бывал момент,

Шо не сдержу себя и выражуся матом.

Работы я не признавал

И регулярно воровал,

Так тут не я – семья и школа виноваты.

Ну, было: я немного пил

И тестю голову разбил,

Но я ж разбил её легонько, не до крови.

На новогоднем на балу

Я платье рвал с тебя в пылу —

Так это ж просто доказательство любови!

Иду я как-то вечерком,

Гляжу, заходишь в чей-то дом,

Какой-то фраер там берет тебя за шею.

Я искусал его, как пёс,

Была там надпись: «горло-нос»,

Но ты ведь знаешь, что читать я не умею.

Тебя к начальству ревновал,

Главбуху ноги поломал,

Так это просто необдуманный поступок.

Ну, было: раз тебя избил,

Под электричку положил —

Так разве ты моих не понимаешь шуток?

Твою мамашу напугал,

Слегка ударил по рогам,

Она загнулась – так она ж была старуха.

Шо я бандит – так это ложь,

Да, я всадил в тебя свой нож,

Но ведь врачи тебя потом спасли, гадюка!

Теперь на нарах я сижу,

На стены голые гляжу,

Пятнадцать лет сижу и голову ломаю:

Чего любовь твоя прошла?

Чего ты от меня ушла?

Ну, хоть зарежь меня, никак не понимаю!

Дайте мне гитару,

Дайте зычный голос,

Дайте коней пару,

И курчавый волос.

Дайте трубку с дымом,

Дайте шаль с каймою,

А еще усы мне

Дайте с бородою.

Дайте мне осанку,

Дайте серьгу в ухо.

Дайте мне цыганку,

Только не старуху.

Дайте заграничный

Мне костюм французский,

Дайте мне столичной,

Дайте мне закуски.

Дайте брови тучей,

Сапоги гармошкой,

Дайте денег кучу,

И ещё немножко.

А еще, пожалста,

Только поскорее,

За мое нахальство

Дайте мне по шее!

Сцена освещается. Видна напись: «Мамонтов переулок № 22. Жилкооператив «Шкурник».

Трехкомнатная пещера Тарапуньки. Всё здесь говорит о каменном веке и, всё же, чем-то напоминает современную квартиру.

В пещере играют и поют «первобытные люди». Это музыканты. Их давно нестриженные кудри и лохматые бороды удачно вписываются в первобытный фон. Они одеты в звериные шкуры. Перед ними микрофоны, закамуфлированные под берцовые кости. Исполняется песенка: «Мы на мамонта ходили»:

Чтобы работать над этой пьесой, мы, все четверо, на месяц удрали из города в дом отдыха

Веселье в разгаре. И вдруг в пещере появляется разъярённый хозяин – это Тарапунька.

Тарапунька: Что за бедлам!.. Я не для того пускаю студентов, чтоб они мне тут джазовый фестиваль устраивали. Ану, битлы-патлы, забирайте свои бринчалки и дуйте отсюда! Вместо того чтоб прибрать в пещере, они тут такую музыку развели, что камни трескаются. Милиции на вас нет!

Тарапунька выгоняет музыкантов, не замечая, что вместе с ними выталкивает и вошедшего только что Штепселя в тигровой жилетке.

Штепсель: Чего ты так разбушевался? Тарапунька: Штепсель! Откуда ты взялся? С прошлой эры тебя не видел. Заходи, заходи в мою берлогу. Вот тут я живу. Ну, как? Штепсель: Здорово устроился! Тарапунька: Заходи! Скорей! Надевай тапочки. (Штепсель надевает тапочки, высеченные из камня). Вот моя пещера. Пятьдесят квадратных метров. Комнат три, а нас женой только двое. Простор!.. Не садись! Это новая мебель… Там у меня спальня. (Штепсель делает шаг вперед). Не ходи, помнешь персидский мох… А вот кабинет (та же игра). Стой! Там полы покрыты лаком. Штепсель: А это кладовка? Тарапунька: Это «каменный угол». Я его студентам сдаю. С каждого – по семь шкур деру. (Указывает на странные силуэты величиной в человеческий рост, висящие на стене). А это мои жёны. Бывшие!.. Штепсель: Почему вы расстались? Тарапунька: Характерами не сошлись. Штепсель: Чеканка? Тарапунька: Штамповка. Штепсель: Чья работа? Тарапунька: Сам штамповал. Это моё хобби. (Заметив, что Штепсель хочет сесть). Ты спятил? Смотришь, на что садишься? Штепсель: Но ведь это старый пень. Тарапунька: Это антиквариат! Мода! Я его еле добыл в комиссионном магазине. За такие старые пни теперь убиваются. (Штепсель нагибается, хочет рассмотреть пень поближе) Не дыши – рассыплется! Штепсель: Тогда я на балконе посижу, подышу воздухом… Тарапунька: Туда нельзя. На балконе у меня Дина живёт. Штепсель: Тоже студентка? Тарапунька: Нет. Динозавриха. (Зовёт). Диночка!.. Динуся!.. (С балкона высовывается морда какого-то доисторического животного. Хрюкает. Тарапунька нежно почесывает её за ухом. Поит её из бадьи.) Видишь, какая красавица?! Штепсель: На свинью похожа. Тарапунька: Что там твоя свинья! Моя Диночка в день по двадцать килограмм набирает. (Продолжает чесать за ухом). Ой, ты моя любонька, заколю тебе на новый год! (Голова исчезает). Штепсель (рассматривая чертёж на стене): А это что? Наскальный рисунок? #Autogen_eBook_id22 Тарапунька: План минных заграждений. Штепсель: Каких минных заграждений? Тарапунька: Там у меня садик. Яблоки, груши!.. Так я мины расставил, чтоб пацаны не крали. Штепсель: Дети же могут подорваться! Тарапунька: Так у меня ж детей нет. Штепсель: Тогда для чего тебе столько фруктов? Тарапунька: Жена на соседнее стойбище носит, меняет на папоротник! Штепсель: Зачем? Тарапунька: А мы из папоротника самогон гоним. Штепсель: Ты что, начал пить? Тарапунька: Да нет. Я самогонку неандертальцам продаю, они его обожают. Чудная эпоха: самогон уже есть, а милиции ещё нет! (Слышен громкий стук). Штепсель: Кто это? Тарапунька: Да не обращай внимание. Это соседи снизу. Не дают спокойно жить. Понимаешь: с моего балкона на их балкон что-то капает. (Высовывается из окна, кричит). А с чего вы взяли, что это Диночка! Может это дождь!.. Что? Нету дождя?.. Хорошо, пусть Диночка!.. Ну, так что? Пару капель покапало, а они голосят, будто начинается всемирный потоп!.. Кто тонет, где тонет?.. Надо учиться плавать! (К Штепселю). Дикари: не любят животных. (Зовёт) Динуся! (Появившейся динозаврихе). Пей, моя любонька!.. Пей, не бойся!.. (Поит её). Ты, Штепсель, может, есть хочешь? Штепсель: Честно говоря, я еще не завтракал. Тарапунька: Вот жаль, а я уже пообедал. Ну, а до вечера ты ж не останешься? Штепсель: По правде, я у тебя собирался остаться. Тарапунька: До утра? Штепсель: Да нет, месяца на два, на три. Тарапунька: А что стряслось?.. Разве у тебя своей пещеры нет? Штепсель: Ты же знаешь, в нашем районе было землетрясение, моя пещера разрушилась. Так я к тебе. Ведь мы же друзья! Тарапунька: Д-д-друзья. Штепсель: Чего ты заикаешься? Тарапунька: От великой радости! Штепсель: Я человек скромный – мне переночевать было бы где. Тарапунька: О! Если б было где!.. В спальне нельзя, мы там сами не спим, чтоб диван-колоду не продавить. Штепсель: А тут, в гостиной? Тарапунька: Так мы сюда Диночку на ночь забираем, чтоб не украли. Штепсель: Ладно, я согласен спать в кухне. Тарапунька: Как ты можешь так меня обижать?! Чтоб я своего лучшего друга на кухне положил?! Там же вобла лежит! Сушиться. Штепсель: А кабинет? Тарапунька: В кабинете можно… было бы. Да там родичи жены ночуют. Штепсель: Ты ж говорил, что вы только вдвоём живёте. Тарапунька: А они по базарным дням приезжают. Штепсель: К их приезду я куда-нибудь переберусь. Тарапунька: Зачем тебе прыгать с места на место, туда-сюда, туда-сюда… Один раз сразу и переберись. Штепсель: Сейчас мне некуда. Тарапунька: Может, к соседям тебя пристроить?.. Нет, ничего не выйдет!.. Разве ж они помогут человеку, если он в беде. Штепсель: Ну, не в такой уж я беде. Тарапунька: Разве я про тебя? Я про себя говорю! Штепсель: Что ж, тогда я пойду. Тарапунька: Жаль мне тебя, Штепсель, но… Штепсель: А мне тебя жаль. Трудно будет со всем этим расстаться. Тарапунька: А чего мне расставаться? Штепсель: Твоя пещера должна пойти на снос. Тарапунька: Шутишь? Штепсель: Не до шуток. Во время землетрясения наше озеро ушло под землю, и все племя осталось без воды. Тарапунька: А моя пещера с краю, я ничего не знаю! Штепсель: Вот именно с этого края удобнее всего пустить воду в долину. Через твою пещеру. Из твоего источника. Тарапунька: Чего это вдруг моя вода пойдёт к ним?! Пусть они приходят сюда. Штепсель: Этот вопрос решён. Тарапунька: Не имеют права! Я буду жаловаться! Штепсель: Чего ты шумишь? Тебе предоставят другую пещеру. Тарапунька: Трёхкомнатную? Штепсель: Почему трёхкомнатную? Вас ведь только двое. Тарапунька: А родичи жены? Штепсель: Так они ведь живут у вас временно, только в базарные дни. Тарапунька: Живут они временно, а прописка постоянная. Штепсель: Ну, не знаю, может, дадут и трёхкомнатную. Тарапунька: А мне три мало! Нам четыре положено. Я, жена, родичи, дети… Штепсель: У тебя же нет детей. Тарапунька: Будут!

За сценой слышен оглушительный взрыв, крики.

Штепсель: Что это? Тарапунька: Ага, попались, голубчики! Будете знать, как яблоки красть. (Штепселю). Это кто-то на мине подорвался. (Соседи что-то кричат снизу). Что? Да не может быть! (Штепселю). Это мою жену разорвало. Всё пропало!.. Какое горе!.. Штепсель: Бежим туда, может, можно чем-нибудь помочь. Тарапунька: Ничего уже не поможет – без жены трёхкомнатную не дадут… И кто это придумал с этой водою? Штепсель: Я. Тарапунька: Ты?! Штепсель: Да, я. Тарапунька: Ты придумал, значит, ты можешь и передумать… (Что-то соображает). Штепселёк, чего ты стоишь? Проходи к столу!.. Да скинь ты эти тапочки!.. Садись. Штепсель: Страшно! Это ж импортный гарнитур! Тарапунька: Не мы для мебели, а мебель для нас! Садись, не стесняйся. Слушай, ты ж не ел? Штепсель: Но ты уже пообедал. Тарапунька: Так что ж я ради друга не могу пообедать вторично?! Сейчас выпьем по чарочке!. У меня такая закуска! Вот! (Ставит на стол блюдо с громадной головой животного, удивительно похожей на голову Динозавра). Тс-с-с!.. Это Диночкина мама… Пей, и живи у меня! Штепсель: Так у тебя же тесно. Тарапунька: Кто тебе такое сказал? Будешь спать в кабинете. Штепсель: Там же спят твои родственники в базарные дни. Тарапунька: Да грош им цена в базарный день!.. Кто для меня важней, они или ты?! Знаешь что, давай жить вместе. Мы вдвоём такого накрутим! Выгоним соседей, разведём студентов. Дину резать не будем, пусть опоросится… Штепсель: А вода? Тарапунька: Воду продавать будем – чистую и с сиропом. Ты варишь сироп, а я продаю. Штепсель: Нет, это мне не подходит. Тарапунька: Ну, хорошо – я варю, а ты продаёшь. Какая разница! Главное, что всю прибыль будем делить поровну… на троих. На тебя, на меня и на мою жену. Штепсель: Так жены уже нет! Тарапунька: Ой, я и забыл. Ну, тогда её доля будет мне, как наследство. Штепсель: Эх, ты, живодёр! «Моё», «мне»!.. Тебе незнакомы слова «наше», «общее». Ты думаешь, что в наживе счастье, а сам спишь на полу, чтобы не портить мебель. У тебя и детей нет, потому, что им надо отдать кусок хлеба и сердца. Это ты изобрёл забор, замок, сундук, кубышку. Ты готов рвать у труженика, который тебя кормит и одевает, у учителя, который тебя учит, у врача, который тебя лечит. Не поможешь даже матери, которая тебя родила. Ты… ты… бесполезное ископаемое! (Идёт к выходу). Тарапунька: Стой, Штепсель, стой! Ты раскрыл мне глаза. Я без тебе, сам, до этого б не додумался… А они без тебе воду могут пустить? Штепсель: Нет. Конечно, нет. Тарапунька: Спасибо за критику. Ты меня перевоспитал. Значит, студентов в общежитие, Диночку в зоопарк… А свой проект ты уже им отдал? Штепсель: Нет, он при мне. Я о нём дни и ночи думаю! Тарапунька: Ночи не спишь?! Бедолага! Ложись, отдохни, поспи. (Укладывает Штепселя на каменный диван). Штепсель: Я ещё не хочу спать. Тарапунька: Тебе нужно выспаться. Такая работа!.. Не лежи на боку, это для сердца плохо. На спинку, на спинку ложись… Людям дать воду! Ты, просто, молодец!.. Руки положи вот так, голову сюда, так будет удобнее. Сейчас я тебе укрою.

Дёргает рычаг. Огромная, каменная спинка дивана, как тяжёлый пресс, придавливает Штепселя. Спустя мгновение, Тарапунька отпускает рычаг и вынимает, как из типографской машины, плоский «оттиск» своего друга, по «манере исполнения» он очень похож на штамповки бывших жён Тарапуньки, висящих на стене. Тарапунька вешает свежий «оттиск» рядом с ними. Любуется своей работой. Тарапунька: Шота Руставели… «Штепсель в тигровой шкуре» (В сторону появившейся головы динозавра Диночки). Ну как тебе? Диночка (вдруг произносит): Свинья! (И плюёт на Тапаруньку).

Затемнение.

Сцена полуосвещена. Менестрели готовятся к выступлению. Появляется Мажордом, зажигает свечи, освещая зал рыцарского замка.

Мажордом (объявляет): «Баллада о прекрасной даме и о первом хаме». Менестрели (поют):

У каждого века баллада своя,

Дилинь, бом-бом, дилинь…

В лесу комфортабельный замок стоял,

Дилинь, бом-бом, дилинь…

Прекрасная дама юна и мила

Дилинь, бом-бом, дилинь…

В том замке согласно прописке жила.

Дилинь, бом-бом, дилинь…

Дама (появляясь):

Но ночью и днем тосковала она…

Менестрели:

Дилинь, бом-бом, дилинь…

Дама:

…поскольку жила в этом замке одна.

Менестрели:

Дилинь, бом-бом, дилинь…

Доказано точно, что в средних веках,

Дилинь, бом-бом, дилинь…

Большая нехватка была в женихах.

Дилинь, бом-бом, дилинь…

Но как-то рога затрубили вдали,

Дилинь, бом-бом, дилинь…

Два рыцаря славных в тот замок пришли.

Дилинь, бом-бом, дилинь…

Входят Тарапунька и Штепсель в рыцарских одеяниях. У Тарапуньки на голове, вместо шлема – чайник, в руках – «авоська» с бутылкой водки.

Менестрели (продолжая):

Уж первый коня привязал под горой

Дилинь, бом-бом, дилинь…

Мажордом (объявляет): Граф Шнур фон дер Штепсель – отважный герой! Штепсель (отвешивая церемонный поклон):

Дилинь, бом-бом, дилинь…

Менестрели:

Второй был пёс-рыцарь, известный вокруг.

Дилинь, бом-бом, дилинь…

Мажордом (объявляет): Долдон фон Хамыдло, Тара… де Туру…Тарапунька: …де Тарапунька, старая перечница! Ты что, читать разучился, так иди на пенсию! (Выхватывает листок, по которому тот читал и пришлёпывает его на лоб мажордому. Обращаясь ко всем). Всей гопкомпании – бонжур! Менестрели:

Прекрасная дама в двоих влюблена,

Дилинь, бом-бом, дилинь…

Дама:

«Железные парни» – шепнула она.

Дилинь-бом-бом-бом-бом-дилинь…

Штепсель:

Сражённый красою фон Штепсель упал:

«Ты – яркое солнце, ты мой идеал!

Я страстью пылаю, любовью горю!

Красную розочку, красную розочку я тебе дарю.

Дама:

Как он благороден, какой он герой!

А что, интересно, мне скажет второй?

Тарапунька: Я в гости без пол-литры не хожу. (Вынимает бутылку, обращается к менестрелям). Стаканы есть?.. А у бабы?

К Тарапуньке подбегает возмущённый Штепсель, хочет что-то сказать, но тот его перебивает вопросом.

Тарапунька: Из горла пьешь?.. А баба?

Прекрасная дама падает в обморок, ей дают нюхательную соль, приводят в чувство.

Штепсель:

Какая грубость?! «Баба, бабы»!..

Да как посмел ты с полом слабым

Вести себя столь неприлично

И обратиться тут публично

С такими грязными словами

К сей неземной прекрасной бабе… простите, даме!

Дама (которую уже привели в чувство):

А кто из вас сказать мне сможет,

Что в мире вам всего дороже?

Штепсель:

Хранят меня всегда незримо

Всесильный Бог в душе моей

И образ матери любимой,

До самых, до последних дней.

В походе, в море и на суше

Я верю в Бога, в мать, и в душу!

Дама (Тарапуньке): А ты что можешь мне сказать?Тарапунька: Я тоже в Бога душу мать!

Дама вторично падает в обморок. Её снова приводят в чувство.

Менестрели:

Сражались один и другой претендент,

Дилинь, бом-бом, дилинь…

Как два капитана в игре КВН.

Дилинь, бом-бом, дилинь…

Но участь сраженья была решена,

Дилинь, бом-бом, дилинь…

Фон Штепселя мужем избрала она.

Дилинь, бом-бом, дилинь…

Дама (Штепселю): О, рыцарь, ты воюешь смело! Штепсель: Это моё святое дело! Дама: Владеньем правишь ты умело! Штепсель: Это моё святое дело! Дама (Тарапуньке):

А ты, Долдон неблагородный,

Не накормил детей голодных,

Твоя душа не заболела!

Тарапунька:

То не моё собачье дело.

Дама:

Твоя душа заледенела!

Тарапунька:

То не твоё собачье дело!

Дама:

Схватись его!..

На цепь! В тюрьму!

Нет, голову срубить ему!

Менестрели обезоруживают Тарапуньку, хватают его за руки.

Тарапунька: Культурнее прошу культурнее!

Менестрели снимают цепь, висящую на доспехах Тарапуньки. На скрытом конце цепи неожиданно оказалась трубка телефона-автомата (Он её где-то срезал). Скручивают этой цепью его руки. На середину сцены выносят малый барабан на треноге – он заменяет плаху. Штепселю вручают большой меч. Хама ставят на колени, голову кладут на плаху.

Штепсель (над плахой):

Убить! Сомнениям назло

Приди желанный миг расплаты…

А может, в том, что он хамло,

Семья и школа виноваты?..

О, как он жалок и ничтожен!

Вздохнём мы все, его убив!..

Но казнь его пятно наложит

На наш здоровый коллектив.

Пусть станет гроб его постелью!..

Но я терзаюсь от печали —

Ведь мы, мы парня проглядели

И недоперевоспитали.

Быть может, вспомнив жизнь собачью,

Он мучится сейчас, и плачет,

И корчится в предсмертном страхе…

Слышен храп.

О, небо, он уснул на плахе!..

Грешно несчастного убить,

Когда он весь во власти грёз.

Будить иль не будить?

Вот в чём вопрос!

Всё, прочь ненужные сомненья!

Как мог, подавшись злым страстям,

Чуть не содеять преступленья?!

Убийца я, палач и хам!

Обращаясь к даме.

О, дорогая! Ради свадьбы,

Что если пса не убивать бы?..

Соединив сердца и руки,

Возьмем Долдона на поруки.

Дама:

Какое сердце у тебя!..

Прощу его, тебя любя!

Штепсель (будит Тарапуньку): Вставай, вставай, свершилось чудо!Тарапунька (просыпаясь, тянется к бутылке – она пуста): А где у вас сдают посуду?

Дама машет платком музыкантам. Они играют менуэт. Штепсель со своей возлюбленной кружатся в грациозном танце. Тарапунька окончательно проснулся, взглянул на окружающих, поднялся с плахи и «включился» в танец. У музыкантов забирает инструменты, толкает танцующих, подставляет ножку Штепселю. Наконец, это ему надоело.

Тарапунька:

Гей, трубодурни, я до вас:

Сыграйте нам «Собачий вальс»!

С призывом «Отчебучим!», насильно втягивает Даму в вульгарный танец, во время которого, то отбрасывает её от себя, то вновь резко притягивает, перегибает через руку и, наконец, роняет её на пол. Возмущенный Штепсель подбегает к нему, но Тарапунька с размаху надевает ему на голову барабан-плаху перекидывает через плечо сопротивляющуюся Даму и уносит за кулисы. Штепсель с барабаном на голове, ничего не видя, преследует их, убегая в противоположную сторону.

Менестрели (выходят на авансцену):

Злодея казнить не решились, и вот

Дилинь, бом-бом, дилинь…

Отправилось хамство в крестовый поход.

Дилинь, бом-бом, дилинь…

Быть может, дошло и до ваших времён?

Дилинь, бом-бом, дилинь…

Мажордом:

Баллада окончена, общий поклон.

Дилинь-бом-бом-бом-бом-дилинь!

Все актёры выходят на авансцену и раскланиваются. Затемнение.

Аудитория. Доска с математическими выкладками. Стол. За столом Профессор и Студент. Идёт экзамен.

Студент. …Таким образом координация гомуглобальных сублиматоров с флуоресцирующими полиномами убедительно доказывает интерференцию потенциальных ингредиентов. Профессор . Всё верно. Вы чудесно подготовились к экзамену. Дальше. Студент . Третий вопрос билета. «Что такое рыба?» Профессор . Так. Я вас слушаю. Студент . Может, я вам лучше расскажу о моей разработке квантовой теории? Профессор . Не ищите лёгких путей в науке. Рассказывайте про рыбу. Студент (вполголоса). Рыба, будь она неладна!.. (Громко). Значит, так: рыба относится к разряду вымерших организмов. Профессор. Согласен. Студент . По дошедшим до нас сказкам, песням, воспоминаниям наших далёких предков, мы можем смело утверждать, что рыба на земле была. Профессор . На земле? Студент . Да. Профессор . Как же она туда попадала? Студент . Кто? Профессор . Рыба. Студент . Куда? Профессор . На землю. #Autogen_eBook_id24 Студент. Ну… это… Её сеяли.Профессор. Сеяли?.. Предположим. А потом?Студент. Она росла.Профессор. И далее?Студент. Её жали. Профессор. Рыбу? Студент. Ну, да. Профессор. Как? Студент. Так. Что посеешь, то и пожнёшь. Профессор. Значит, вы утверждаете, что все рыбы росли на земле? Студент. Нет, зачем же – не все. Мелкие – на земле, на грядках. Средние – на… кустах… Профессор. А большие – на деревьях? Студент. Да. Профессор. Как велики они были?

Студент показывает руками размер рыб, меняя его в зависимости от реакции профессора.

Профессор. А что они делали на деревьях? Студент. Ну… висели. Профессор. Висели? Студент. …и сидели. Профессор. Сидели? Студент. И лежали. Кто как устроится. Профессор. Если я вас правильно понимаю, вы утверждаете, что рыбы всю свою жизнь проводили на деревьях. Студент. Нет, профессор, они посидят, посидят и… полетят. Профессор. Куда? Студент. Туда… в эти… в жаркие страны. Профессор. Как же они летали? Студент. Клином.

Курлы, курлы. Помните:

«Летят перелётные… рыбы,

В осенней дали голубой,

Летят они в жаркие страны…»

Профессор. И что они там делали в жарких странах? Студент. Отдыхали… загорали… (Стесняясь). Размножались… Профессор. А как они размножались? Студент. Что вы, профессор?! (Указывает на зрителей). Неудобно при людях. Профессор. Ничего, ничего, не стесняйтесь. Рассказывайте. Студент. Значит, так: молодая, красивая рыба встречалась… Профессор. С кем, если не секрет? Студент. С рыбом. Профессор. И что из этого получалось? Студент. Рыбъята. Профессор. Очень интересно!.. И чем же они питались, ваши рыбы и их рыбъята? Студент. …Мышей ловили. Профессор. Что ж, друг мой. они ловили мышей, а вы, поймали «единицу». Студент. Очень тяжёлый вопрос. Когда она была эта рыба, какая она, кто её видел? Вот вы, сами, профессор, видели когда-нибудь эту рыбу? Профессор. Сам не видел, но по воспоминаниям наших далёких-далёких предков я диссертацию написал. Мне удалось воссоздать внешний вид рыбы, и я вам сейчас его покажу. (Достаёт и вывешивает вверх ногами рисунок двугорбого верблюда). Вот она. Студент. Профессор, вы уверены, что это рыба? Профессор. А как же! Конечно, рыба. А вы что, сомневаетесь? Студент. Мне кажется, что это… этот… Жил когда-то ещё и рыбкин брат… Профессор. Какой это ещё рыбкин брат? Студент (вспомнив, радостно). Рак! Профессор. Рак?.. (Присматривается к рисунку) Рак?.. А-а-а-а! Перепутал! (Переворачивает рисунок). Конечно, вот она рыба! Студент. Если это рыба, то как она называется? Профессор. Горбуша, батенька, горбуша!

На сцене стол. За столом сидит приёмщик. Входит посетитель. Голова его повёрнута вправо, корпус искривлён, левое плечо задрано, правая рука выкручена, ноги вывернуты в разные стороны.

Посетитель. Где заведующий? Где заведующий? Где заведующий?! Приемщик. В нашем ателье на каждый вопрос вы получите исчерпывающий ответ, я – заведующий, я – заведующий, я – заведующий. В чём дело? Посетитель. Вы приняли у меня заказ на полную перешивку моего тела. Выбирали материалы, утверждали фасон. Остановились на спортивной модели. Я ходил на все примерки… И что вы наделали?! Приемщик. Вполне приличное тело. Посетитель. Это, по-вашему, спортивная фигура?! Приемщик. А вы спортсмен? Посетитель. Нет, я – артист. Приемщик. Вот мы и сделали вам артистическую фигуру. Посетитель. А что я с такой фигурой буду делать на сцене? Приемщик. Играть на скрипке. Посетитель (как бы примеряя скрипку к искривленной шее). Я ж её не вижу. Приемщик. Тогда возьмите гитару. Посетитель. Гитару?! У меня же руки трясутся, видите? Приемщик. Чудесно – сможете играть на балалайке. Посетитель. У меня рука выше пояса не поднимается. Приемщик. А зачем вам её поднимать? Посетитель. А выборы? Я же не смогу голосовать, ни за, ни против. Приемщик. Воздержитесь. Посетитель. Что? Приемщик (кричит). Воз-дер-житесь! Посетитель (не слышит). За что держаться. Приемщик. Вы что, не слышите? Посетитель. А что я могу слышать, когда вы мне такое ухо поставили! Приемщик. Продуйте его. Посетитель (снимает ухо, со свистом продувает его и цепляет на место). Вот передо мной вышел клиент, вы ему поставили чудесные уши, карие очи, чёрные брови, нос с горбинкой… Приемщик. Мы его готовили на международную выставку трансплантации. Посетитель. Значит, для показухи вы можете, а… Приемщик. Простойте, постойте. Посетитель. Как я могу постоять, когда у меня одна нога короче другой. Вот, посмотрите! Приемщик. Вы её мыли? Посетитель. Конечно. Приемщик. Вот она и сбежалась. Ткань есть ткань. Посетитель. Я и лицо каждый день мою. Почему оно не сбегается? Приемщик. Потому что ваше лицо перелицовано. Посетитель. Перелицевать перелицевали, а отутюжить забыли. Посмотрите, какие у меня морщины – и это, по-вашему, работа! Приемщик. Чего вы кричите? Чего волнуетесь? Посетитель. Попробуйте, не волноваться, когда вы мне потрёпанные нервы поставили! Приемщик. Но зато какая глотка! Посетитель. Это не ваша глотка – это моя глотка! Приемщик. Вы можете хоть на секунду закрыть свой рот? Посетитель. Это не мой рот, это ваш рот – он не закрывается! Приемщик. Почему? Посетитель. Потому что вы мне поставили язык на три размера больший! У меня полный рот языка! Приемщик. Давайте разберёмся спокойно. Вы заказывали ноги футболиста и мозги философа. Так? Посетитель. Так. Но вы мне поставили ноги философа, а мозги футболиста. Приемщик. Мы вам дали ноги двух философов. Чем же вы недовольны? Посетитель (указывая на ноги). У них разные философские направления. Приемщик. Допустим, вы правы. Но войдите в наше положение: конец квартала. Да ещё перед праздниками – конечно, есть элемент спешки. Да и постоянная нехватка запчастей. Вот и случается, что перепутаешь. Посетитель. Я буду жаловаться!.. Всё по блату!.. Себе, небось, ничего не перепутываете!.. Приемщик. Себе? Ничего не перепутываем? Да?.. Конечно!.. Смотрите! (Кладёт на стол руки: у него вместо ладоней – ступни ног). Себе? Ничего? Никогда?.. По блату?.. (Кладёт на стол ноги: вместо ступней – там ладони). Убедились?..

Вбегает новый клиент – вместо головы у него противоположная часть тела из двух полушарий.

Клиент. Господин заведующий! Когда, наконец, головы завезут?.. Кушать хочется – третий месяц на клизмах сижу! Приемщик (клиенту). Минуточку!.. (Посетителю) Вы всё ещё настаиваете на переделке? Посетитель (поспешно). Нет, нет! Я доволен! Я всем доволен! (Проходя мимо Клиента, надевает на него свою шляпу). Прикройся! (Убегает).

На сцене – два куплетиста.

Хор Тарапунек и Штепселей поёт песни и куплеты

Исполнители в древнегреческих туниках, на головах – нимбы, на ногах – лапти. Достают из-под туник балалайки, ударяют по струнам, поют.

На сцене, слева и справа, две круглые площадки, в виде двух барабанов. Между площадками – задник: патефонная пластинка. Она по ходу действия будет превращаться в магнитофонную бобину, в диск, в чёрную «тарелку» радиоточки военных лет и т. д. На этот задник можно проецировать диапозитивы или кинокадры.

После открытия занавеса Ведущий обращается к зрителям.

Ведущий. Добрый вечер! Итак, «Шлягер против шлягера». Уже в самом названии, как вы чувствуете, заложен элемент диспута. Мы хотим столкнуть популярные современные мелодии со шлягерами прошлых лет. У каждой песни и у её исполнителя есть свои поклонники и свои критики, – мы позволим им высказать своё мнение здесь же, на эстраде. Конечно, многие будут с ними не согласны. Но я призываю вас к терпимости. Если сегодня сосуществуют страны с разными социальными устройствами – неужели мы с вами не сможем мирно сосуществовать?.. Я обращаюсь к приверженцам рока, к любителям ретро и к поклонникам репа – давайте и мы подпишем мирный договор об уничтожении выкриков ближнего и среднего действия, о нераспространении взаимных обид, о замораживании свиста и топота!.. Давайте проведём этот вечер в мире и добрососедстве!

На левой эстраде появляется первая рок-группа. Идёт её выступление. Музыканты могут исполнить что-то своё или эту предложенную нами песню, что-то вроде их гимна.

Наша музыка для смелых,

Мы сейчас откроем дверцу

В клетку к диким децибелам

И свирепым килогерцам!

И не требуйте покоя,

Не просите жить потише —

Время громкое такое,

Время слушать! Время слышать!

Эй, покрепче за время держись!

Нынче скорость секунды другая.

Мы летим за мгновением ввысь,

Мы живём, догоняя!..

Исполнив несколько песен, рок-ансамбль покидает эстраду.

Из зала выкрик. – Безобразие!.. Издевательство!.. Хочу слово сказать!

Человек в кителе (для краткости назовём его Китель) начинает свой монолог в зале и заканчивает его на сцене.

Китель (зрителям). Ну, чего вы аплодировали? Неужели понравилось?.. Не верю! Человек со здоровой психикой не может эту моду воспринимать! Выходят в майках, в подштанниках – будто их с постели сдуло. И поют бабьими голосами (изображает). Поверьте, так петь нормальный мужик может только после определённой операции! А как гремят, как бьют по ушам! Видали, что у них на эстраде? Склад электрооборудования – динамики, трансформаторы, усилители… Знаете, какой главный праздник у нынешних музыкантов?.. Думаете, Первое мая?.. Новый год?.. Ничего подобного – День энергетика!.. Сегодня каждую такую группу по оснащённости можно приравнять к электростанции средней мощности. Только станция даёт ток, а эти – отбирают. Вы заметили, что перед тем, как они начинают играть, в зале гасят свет? Потому что одновременно и им, и нам не хватает. Сегодня причина вынужденной экономии электроэнергии – это общая бесхозяйственность плюс электрификация всей эстрады. Выход из этого кризиса только один: пусть каждый является на концерт со своим счётчиком. Сколько нагорело – столько и оплати! Поверьте, половина из них сразу вылетят в трубу. А это – огромная выгода для государства. На сэкономленной энергии мы озеленим пустыни, всюду станет тепло, светло и главное – тихо! Можно будет, наконец, услышать друг друга. Помните, как когда-то? (Напевает). «По ночному городу идёт тишина…» Дальше забыл. И вы забыли?.. К счастью, эту песню ещё помнит артист…

Называет фамилию исполнителя. На правую площадку-барабан поднимается певец и исполняет несколько шлягеров шестидесятых-семидесятых годов. После его выступления на эстраду выбегает новый персонаж – аксельбанты, цепи, броши, пряжки, перчатки, парик яркого цвета… Назовём его Парик.

Парик. Нет, уж тогда дайте и нам высказаться!.. Немного, всего несколько слов. Я обращаюсь к тому, в кителе, который здесь выступал. Так вот, не знаю, как вас зовут, но благодаря вам я сейчас за положение в нашей стране спокоен. Если все вы, и общественность, и пресса, и радио, столько занимаетесь рок-ансамблями, значит, других проблем уже нет, значит, всё остальное – в порядке! У нас уже обеспечили всех жилплощадью, ликвидировали взяточников, перестали кормить рыб химикатами?.. Почему вас всё это не волнует?! Ведь киты уже фонтанируют нефтью, и скоро последний рак умрёт от рака желудка!.. Итак, главная проблема – это мы, парни в драных джинсах, с серьгами в ушах и цепочками на шее?.. Мы вас шокируем своим видом? В нашем возрасте вы были скромней?.. Быстро вы забываете свою молодость, быстро. Показывает огромный яркий парчовый галстук). Этот галстук я нашёл у своего деда – он в нём щеголял лет до двадцати. Тогда с ним тоже боролись, видите, на галстуке швы – его два раза отрезали, прямо на деде. Обзывали стилягой. А отца, за то, что он ансамблем «Битлз» увлекался, из института вытурили. Но они оба уже всё забыли. Дед сейчас главный борец против рок-ансамблей. А отец требует, чтобы я только марши играл. А эти перчатки я у бабушки взял – она их на память сохранила, В послевоенные годы учётчицей на стройке работала, шофёрам ходки считала. То, что девушка на морозе в нитяных перчатках работала, никого не тревожило, а то, что парень их для форсу нацепил – вызвало взрыв общенародного негодования.Ответьте мне честно: неужели вам не надоело всё время что-нибудь запрещать?.. С джазом воевали, длинноволосых остригали, женщин в брюках в учреждения не пускали… А ещё помню, как на телевидении запретили всех бородатых показывать. До тех пор запрещали, пока юбилей Карла Маркса не наступил…Ну, какая вам разница, фальцетом мы поём или баритоном, в роке или в новой волне? Но ведь мы поём о том же, о чём и вы. Ведь мы же не враги, мы – ваши дети, у нас с вами одинаково душа радуется и сердце болит. Если стране понадобится, я эту причёску наголо остригу и вместо гитары возьму в руки автомат. Ведь в этих бабушкиных перчатках я могу и марш сыграть, и гимн, и реквием… Только не закрикивайте меня, а прислушайтесь. Давайте учиться слушать, слышать и, главное, уважать друг друга. Мы вас давно уважаем. Очередь за вами! (Впрыгивает на левую площадку, за кулисы). Ребята, давай!

Выбегают солисты ансамбля и исполняют несколько песен. После их исполнения на сцену взбирается дед в ватнике, с бородой.

Борода. А ну, сынок, подсоби!.. (Ведущий помогает ему). Дай-ка твою кричалку (Берёт микрофон, обращается к залу). А вы про продажную девку империализма слыхивали? Это в моё времечко так науку генетику обзывали. Я про её тогда тоже ничего не знал, но тоже оченно с ею боролся, вместе со всей интеллигенцией. Тогда это было хорошо налажено: мы гневно осуждали то, чего не читали, и громко славили то, чего в глаза не видывали. Ещё вайсманистов-морганистов клеймили. Кто такие?.. Про вайсманистов не знали, а про морганистов догадывались, что это те, которые в морге. Мы тогда очень слаженно боролись со всеми, кто под руку подвернётся, особливо, с культурой. Почему не с бескультурьем? Потому что бескультурье было нашим, родным, а как появлялась культура, сразу понимали, что она ихняя и всем скопом на её наваливались. Мы и сексофон запрещали, потому как почуяли в ём сексуальность. А слово «джаз» в порядочном обществе даже произносить было неприлично, его употребляли только, как ругательство. «А иди ты в джаз!». За такое оскорбление – сразу за грудки… Песни про любовь тогда нас разлагали, а доклады и политинформации -мобилизовывали. Вечером, в койке, тихохонько послушаешь по радио разлагающую музыку Дюка Эллингтона, а утром на службе его же и разоблачишь. Так и жили: между разложением и разоблачением.

Григорий Гладков поёт песенку из этого спектакля

Ну, народ, конечно, приспосабливался, особливо, артисты. Одна певица, к примеру, много лет пела англицкую песню такого крамольного смыслу: мол, я не хочу тебя. Но никто не смел запретить, потому как она назвала её «Песнею протесту». В те годы, чтобы на эстраде чего-то исполнить, надо было сперва это чего-то хорошенько разоблачить. Была даже такая песенка: «Как услышу ча-ча-ча, сразу их разоблача!». Помню, к нам один столичный артист прикатил с политическо-сатирической программой «Музыка толстых». Ох, и давал он им жару! Вышел в цилиндре, во фраке, с тросточкой – это он на их карикатуру изобразил. Шикарная такая карикатура, богатая, смотреть противно, но глаз не оторвёшь. И как врезал, как врезал! У нас потом весь райцентр полгода чечётку бил…Н-да, трудное было времечко: ничего нельзя. Не то, что нынче: всё можно. Вас просят, уговаривают: ну, пожалста, будьте смелыми, говорите правду, скидывайте дураков, выбирайте умных. А вы сидите и выжидаете: чем же усё это кончится?.. А ничем не кончится, ежели будете голову в плечи втягивать и на молодёжь фыркать. Детей ругать – храбрости не надо. Но я тому в кителе так скажу: противу молодых переть – все равно, что противу ветру… Сам знаешь чего. Ежели тебе от их музыки ухи болят, значит, надо не музыку ругать, а ухи лечить!.. (За кулисы). А ну, ребяты, врежьте так, чтобы с его китель сдуло!.. За меня не боись: я маленько глуховат стал – мене ваша музыка в самый раз!

На левую эстраду выбегает певец. Исполняет два или три современных шлягера. После этого исполнения на сцене появляется мужчина в берете.

Берет . Когда песня полюбится, её хочется петь. Когда её хочется петь, она становится популярной. Когда она популярна, её каждый день поют по радио. А когда её каждый день поют по радио, её уже петь не хочется. А если говорить серьёзно, то ведь песня, как серебро, от частого употребления стирается. Вспомните, что произошло с милой и весёлой песенкой, ну, этой:

Посмотреть привычным глазом

На балтийскую волну…

В те годы я нигде не мог укрыться от этого супершлягера, ни дома, ни на работе, ни в ресторане, ни даже в бане… С утра до вечера мне вбивали в голову, что.

На недельку,

До второго,

Я уеду в Комарово!..

Я был переполнен этой песней до краёв, она выплескивалась у меня из ушей. Однажды я закрылся дома и поставил пластинку с мощной хоровой песней о Стеньке Разине, чтобы заглушить в себе навязчивую мелодию. Но это уже не помогло. Вся информация, которую я получал извне, перемешалась с песней о Комарово, которая звучала в моём мозгу. (Поёт).

Из-за острова на стрежень,

На недельку,

До второго,

Выплывают расписные

На балтийскую волну.

На недельку, до второго,

Стенька едет

в Комарово,

Он задумал в Комарово

Утопить

Свою княжну.

На недельку,

До второго,

Стенька едет

В Комарово

И утопит в нашем море

Он красавицу-княжну!

Я испугался, выключил проигрыватель и включил телевизор. Шла передача для малышей, звучали с детства знакомые стихи. Но спасти меня уже было невозможно! (Поёт).

Вдруг из маминой из спальни

Выбегает умывальник,

Выбегает умывальник

И качает головой.

На недельку

До второго,

Он приехал

В Комарово,

Он приехал в Комарово,

Кривоногий и хромой.

На недельку, до второго,

Он приехал в Комарово.

Он из маминой из спальни,

Кривоногий и хромой…

– Почитай мне книжку! – попросила пришедшая из школы дочь. Я раскрыл хрестоматию и к собственному ужасу вдруг запел.

Прибежали

В избу дети,

Прибежали

В полвторого,

Прибежали в избу дети,

Второпях зовут отца.

– Тятя, тятя, наши сети

Притащили в Комарове,

Наши сети в Комарово

Притащили мертвеца.

Наши сети

До второго

Притащили

В Комарово,

Наши сети на недельку

Притащили мертвеца…

Вот почему я взываю к работникам радио, телевидения и звукозаписи: если завтра появится новая модная песенка, пожалуйста, пощадите меня и пощадите её! Ведь вы и мне, и ей сокращаете жизнь ежедневной трансляцией по всем программам, ежемесячным выпуском миллионов дисков! (Поёт).

Простите, не могу больше петь – этот шлягер опять фиксируется у меня в голове. Попробую вытеснить его какой-нибудь другой мелодией, тоже очень популярной (презрительно), но не сейчас (восторженно), а тогда, в прекрасное, неповторимое время нашей молодости!

Звучит мелодия прошлых лет, типа «Эти глаза напротив…» Выходит певец и исполняет несколько своих «фирменных» песен.

Конец первого отделения. Второе отделение Ведущий. Продолжаем наш концерт-диспут. Смотрите, слушайте и высказывайтесь. Второе отделение мы начинаем с популярных песен шестидесятых и семидесятых годов (за кулисы). Поставьте, пожалуйста, пластинку!

На заднике, на пластинку, проецируется фамилия исполнителя. Сменяются фотографии, выступающего на эстраде. Звучит какая-нибудь «шлягерная» мелодия тех лет. На правой площадке певец исполняет несколько песен.

Ведущий (после его исполнения). Приятно, что вы аплодируете, значит, вам нравятся наши исполнители, и молодые, и… моложавые. Но не забывайте о своём праве высказываться. Смелей, смелей!

На сцену выходит новый персонаж: большая кепка, красный нос.

Кепка. У каждого человека в душе звучит своя музыка. У одного – романс Глинки, у другого – марш Мендельсона. А я всю жизнь прожил под мелодию «Шумел камыш». Каждые вечер домой возвращался такой пьяный, что держался за собственное ухо, чтобы не упасть. И вдруг кореши сообщают: «Хана, Федя, будет сухой закон». Я говорю: «Не верю. Сухой закон можно издать только с большого похмелья». А они настаивают. «До двух часов – сухой, а после – полусухой или креплёный, какой достанешь». И начался очередной этап моей жизни, из очереди в очередь. Пока достоишься до бутылки, дуреешь, как пробка. Выстаивали только самые испытанные бойцы. Нас называли «очаги сопротивления», нас показывали иностранцам, как доноров, которые стремятся сдать свою кровь, нас снимали для первомайского фильма, как колонну демонстрантов. Но постепенно наши ряды редели, нестойкие стали отпадать.И на работе была тоска лютая, даже пива принести боялись. До того докатились, что воду из-под крана стали пить. А один сослуживец переводился на другую должность, прощальный стол накрыл, бутерброды, пирожные, пепси-кола… Сидим, мучаемся. Бутерброд в рот не лезет, от пирожных тошнит, от пепси-колы из слюны пузыри вылетают. Кто-то шепчет. «Надо тост сказать». Какой, думаю, тост под пепси-колу? Это уже не тост, а пепс. Поднялся и произнёс: «Чтоб тебе так работалось, как нам пилось».Скучно жить стало. Раньше, когда нахлынет тоска, в ресторан пойдёшь, тяпнешь – и весело! А теперь ничего не отпускают, только минералку. Посидел, выпил водички, съел шницель – смотрю в счёт, за голову хватаюсь.– Ведь столько же стоило вместе с водкой! Почему цена не изменилась?А официантка отвечает.– Мы боремся с алкоголизмом, а не с ценами.Сядешь к телевизору, там фильм идёт, который тоже прошёл антиалкогольную обработку: водку, вино, пиво заменили соком. Смотрю детектив. Компания бандитов засела в своём логове и хлебает сок. От этого сока они просто звереют: выпьют по стакану – и за ножи, до крови… Я теперь этих соков просто бояться стал.В искусстве вообще тогда крепко взялись, от всех винно-водочных фамилий избавлялись: Петров-Водкин, Ромм, Вини – Пух, Винокур… Разрешён был только один артист: Не-Винный.Вообще, среди нас работу не прекращали. Клуб «Трезвость» организовали. Там с нами беседы проводили два пенсионера-общественника, Лёлик и Болик. Лёлик глухой, но умный, а Болик всё слышит, но дурак. Когда задавали вопрос, Болик Лёлику через трубку в ухо его вдувал, а тот уже нам по-умному отвечал, что, мол, пить вредно и что водка – яд. Печень алкоголика показывали. Стоит она на коленях, плачет и умоляет: пощади! Так её жалко было, так я расстроился, что после этого клуба «Трезвость» сразу валерианки выпил, десять бутылочек.Словом, победили вы меня, отвадили от водки. А что взамен? Лёлика и Болика? Это если б я продолжал пить, то мне было бы всё без разницы. А я ведь теперь трезвый, у меня мозги проясняются – мне теперь досуг менять надо. А как? Билет в театр? В двадцать раз больше, чем пол-литра стоит! Клубы – только у олигархов и собак есть. Где нам собираться и развлекаться? Снова в вытрезвителе?..Так что давайте не терять времени на споры. Раз мы стали меньше пить, вам надо больше петь! А то у меня всё может возвернуться. Вчера захожу в булочную и спрашиваю: буханку белого и буханку красного.Опасный рецидив!

Уходит. На правой площадке появляется солист и поёт популярные в свой время песни, к примеру, такие, как «Лада», «Хромой король» и т. д.

Ведущий (после его выступления). А теперь мы подведём итоги нашего диспута. Прошу всех участников выйти на сцену.

На сцене – все персонажи.

Ведущий. Итак, мы в очередной раз убедились, что певцы старшего поколения ещё в хорошей форме, их голоса не ослабели, их песни не устарели… А молодые исполнители показали высокий класс мастерства. Поют осмысленно, чувствуют аудиторию, звонкие голоса… Китель (перебивая). Вы ещё их костюмы похвалите: кружева, жабо, декольте, аксельбанты. Ведущий. Но это же для выступлений, вечерние туалеты. Китель. Понятно, что вечерние: такие при дневном свете не наденешь. Навезли импорту, развратили молодёжь! Берет. Простите, а на вас костюм какой фирмы? Китель. Я ношу только наше, отечественное. Вот, гляди. (Читает, отвернув пиджак). «Рита». Берет. Должен вас огорчить, – это не «Рита», а «Пума». Буквы латинские… Китель (несколько смешавшись). Мы во времена нашей молодости, языков не учили. Правда, борода? Борода. Ты к моей молодости не примазывайся. Парик. А я учу английский. Китель. Вам легко – вы русского не знаете. Ведущий. Друзья, давайте вести нашу беседу без раздражения и уважительно. Кепка. Правильно. Ты меня уважаешь? Ведущий. Конечно. Кепка. И я тебя уважаю! Ведущий. Спасибо!.. А теперь давайте вернёмся к теме. Я, например, считаю, что сегодняшняя музыка опирается на мелодии прошлых поколений и нынешние песни продолжают тематику вашей молодости, и вашей… Китель. Нет уж, увольте! Мы не пели «Эй, вы там, наверху!». Парик. Конечно, не пели – вы голову наверх поднять боялись! Ведущий (у Кителя), О чём же таком особенном вы пели? Китель. О Родине! О Мире! О Любви! Ведущий. Так ведь и они о том же поют, только по-своему. Китель. И вы можете сравнивать?! Вслушайтесь, как звучали наши песни!

Луч прожектора освещает правую площадку и оставленные музыкантами инструменты. Звучит запись:

Мы все за мир,

Клятву дают народы,

Мы все за мир,

Пусть зеленеют всходы!..

Ведущий. А разве молодёжь сегодня поёт не о том же?! Луч прожектора освещает левую площадку. Звучит:

Люди, прошу вас, потише, потише,

Войны пусть сгинут во тьме!

Аист на крыше, аист на крыше

– Мир на земле.

Китель. А как истово мы воспевали Родину!

Снова освещается правая площадка. Звучит:

Я люблю тебя, Россия,

Дорогая наша Русь,

Нерастраченная сила,

Неразгаданная грусть…

Ведущий. А разве они это делают без души?

Освещается левая площадка. Звучит:

Живи, родник, живи,

Родник моей любви,

Любви к земле родной,

Земле навек одной!

Китель. Но, согласитесь, что в наших песнях о любви звучали не трынды-брынды, а истинные чувства, истинная лирика, как, к примеру, в этой.

Звучит:

А где мне взять такую песню

И о любви, и о судьбе,

И чтоб никто не догадался,

Что это песня о тебе…

И чтоб никто не догадался…

Перебивая, Ведущий делает жест в сторону левой эстрады. И, как бы продолжая старую песню, звучит новая.

Не отпускай меня назад,

Зови, зови меня, зови,

Я не умею больше жить

Без притяжения любви!..

Кепка. Братцы, может, потому, что я двадцать лет прожил под наркозом, но, ей-богу, мне все песни нравятся, и те, и эти! Ведущий. Это не удивительно. Ведь песни молодых – продолжение песен прошлых поколений. У нас нет разных эстрад – она у нас одна, общая. Просто эти площадки надо соединить, нужен мост. (Громко, за кулисы). Мост нужен!

Пластинка «ложится» на сцену и становится одной общей площадкой для выступлений, на которую первыми с песней выходят молодые, но теперь они в строгих вечерних костюмах, играют и поют подчёркнуто традиционно, в той манере, в какой эту песню исполнял Леонид Утёсов.

Легко на сердце от песни весёлой,

Она скучать не даёт никогда,

И любят песню деревни и сёла,

И любят песню большие города.

Песню подхватывают остальные участники концерта-представители старшего поколения. Но на сей раз уже они – а суперсовременных туалетах. Их движения – элементы брейк-денса, их куплет звучит в стиле репа.

Нам песня строить и жить помогает,

Она, как друг, и зовёт, и ведёт,

И тот, кто с песней по жизни шагает,

Тот никогда и нигде не пропадёт!

И заключительный куплет все участники концерта поют, уже смешавшись в один общий ансамбль.

Мы будем петь и смеяться, как дети,

Среди упорной борьбы и труда.

Ведь мы такими родились на свете,

Как не рождались нигде и никогда!

Конец.

Эпизод первый

Исторический музей

На арене декорация старинного замка. Манекены в доспехах, парадных средневековых одеяниях… Мечи, копья, луки со стрелами… В центре – большой портрет, задёрнутый тюлевой занавеской. Перед ним – круглый столик с гнутыми ножками.

Звучит увертюра – это мелодия финальной песенки «Не ищите невест в других королевствах». Появляется экскурсия: девушка-экскурсовод, два клоуна под ручки с молоденькими спутницами и одинокий клоун Петя.

– Скоро семь часов, музей закрывается, – сообщает экскурсовод. – Я задержалась только ради Пети… Петенька, стань сюда. Тебе будет удобнее… – А я хочу здесь! – возражает он тоном капризного ребёнка.– Как тут страшно! – произносит спутница одного из клоунов.– Сейчас что? – улыбается экскурсовод. – Вот когда-то!.. Когда-то в этом замке жила красавица-принцесса. Она была настолько красива, что в неё влюблялись с первого взгляда. Со всей земли съезжались рыцари, домогаясь её руки и сердца… Она в ответ предлагала им проявить себя в трёх состязаниях, которые были настолько тяжелы, что победителей не оказывалось… Всех претендентов казнили.– А ей не было грустно? – спрашивает одна из девушек.– Нет. Ведь её все любили. Грустно, когда тебя не любят, – девушка-экскурсовод, вздыхая, бросает незаметный взгляд на Петю. – Всех рыцарей сажали в подземелье и заковывали в цепи… Петенька, тебе не страшно?– Не-а!.. Я храбрый. Я даже нашего директора не боюсь!

Звенит звонок.

– Всё! Конец рабочего дня! Идёмте быстрей – сейчас запрут выход!

Девушка-гид уводит экскурсантов. Бьют часы. С последним ударом, свет гаснет, звучит волшебная музыка, стол сам убегает на своих гнутых ножках, открывая спрятавшегося под ним Петю. Манекены оживают и начинают двигаться. Скрещиваются мечи. Летят светящиеся стрелы, выпущенные из луков… И происходит ещё много чудес из арсенала иллюзионистов.

– Ой! Мама!

Перепуганный Петя прижимается к портрету и, цепляясь за него, сдёргивает тюль. В раме – красавица-принцесса. Над головой её вспыхивает корона и она оживает.

– Ой!

Петя хватается за грудь – он сражён красотой принцессы. Сквозь рубашку видно, как вспыхивает и пылает его сердце. Принцесса, удивлённо рассматривает неожиданного гостя.

– Ты кто? Принц? Граф? Царевич?.. – Я – Петя.– Петя?.. Зачем явился? Чего ты хочешь?– Хочу к тебе! В твоё королевство. Помоги мне!– Надо войти в сказку! – отвечает принцесса, и звучит песенка «Старая сказка».

Принцесса.

Если стареешь,

Если толстеешь,

Если уже танцевать не умеешь —

Надо встряхнуться

И оглянуться,

Надо в далёкое детство вернуться.

Старая сказка

Верное средство,

Старая сказка —

Вечное детство…

Верное средство —

Вечное детство.

Петя.

Хочется чуда,

Хочется дива,

Хочется быть молодым

и красивым…

Жарких сражений,

Сказочных пленниц,

Хочется подвигов и превращений.

Принцесса.

Старая сказка —

Верное средство,

Старая сказка —

Вечное детство

Оба.

Верное средство —

Вечное детство.

– Ты согласен? – спрашивает Принцесса. – Да! – не задумываясь, отвечает Петя.– Тогда входи в моё волшебное королевство!

Она приглашает его в свой портрет, и он входит в раму, как в дверь, ведущую в сказку. Эпизод второйВолшебное королевствоПо мановению руки Принцессы меняется декорация, превращая арену в танцевальный зал. Вспыхивают канделябры. Звучит музыка и исполняется танец «Менуэт». Придворные дамы в роскошных кринолинах плавно плывут по паркету. Потом они, как улитки из ракушек, выходят из кринолинов, и продолжают танец. Брошенные кринолины, как маленькие шатры, стоят вдоль борта арены.

– А почему женщины танцуют без кавалеров? – спрашивает Петя у принцессы. – Это дамский танец. Но если ты настаиваешь… Пожалуйста!

Она взмахивает рукой, и из каждого кринолина выходит нарядный кавалер и присоединяется к своей даме. Танец закончен. Танцоры проходят мимо Принцессы, кланяются ей. Она представляет их Пете. Все с удивлением смотрят на странного чужеземца. И немудрено: на Пете клоунский наряд: загнутые туфли, короткие полосатые клёши, русская рубашка навыпуск и пижонская «бабочка» на шее. Последним Принцесса представляет высокого мрачного человека со шрамом через всё лицо.

– Это – наш главный военачальник, Дон Балдон Бесстрашный, гроза врагов и щит нашего королевства!.. А это – мой гость, – представляет она Петю.

Балдон презрительно осматривает клоуна.

– В каком он виде? – Это мой гость! – Принцесса своевольно топает ножкой. – И он остаётся в нашем королевстве!– Ладно. – Нехотя соглашается щит государства. – Но с ним надо что-то делать. – Балдон хлопает в ладоши – подбегают два стражника. – Умыть и одеть!– Я – чистый! Я позавчера мыл руки! – отбивается Петя, но стражники подхватывают его и уводят в следующую картину.Эпизод третийБаняДеревянные полки. Клубы пара. На полках нежатся знатные люди королевства, закутанные в простыни. На печи лежит какой-то рыцарь в доспехах, греется. Периодически на него плещут воду, и от раскалённых доспех валит пар. Выбегает дворецкий, закутанный в простыню. Объявляет:

– Танец банщиц! Аккомпанирует шайка музыкантов, вернее, музыканты на шайках!..

Группа музыкантов играет на шайках, как на ударных инструментах. Появляются девушки в купальных костюмах из разноцветных махровых полотенец. Исполняется «Танец банщиц». Затем два массажиста (два клоуна) втаскивают сюда полуобнажённого Петю. Они проделывают с ним всевозможные манипуляции и поют. «Банные частушки»

Мы отмоем и отпарим

И Петра и Якова…

Чистим, блистим, драим, шпарим

Каждого и всякого.

Белый пар вокруг порхает

Белоснежной чайкою,

Мы клиентов утешаем

Шайкой-утешайкою.

После бани веселеют

Хлюпики и нытики,

И становятся бодрее

Все радикулитики.

Это – баня паровая,

Это – вам не сауна!

Эту баню обожает

Вся живая фауна!

Банщики хотят брить Петю, они обдают ему физиономию пеной из огнетушителя. Но Петя умудряется и их «намылить». Теперь уже не видно, кто где, и банщики по ошибке бреют друг друга. Разобравшись, они пытаются поймать и побрить Петю, но тот весь окунается в пену. Теперь его поймать трудно – он очень скользкий. Погоня, эксцентриада, акробатика. Когда, наконец, стражникам удаётся поймать и скрутить беглеца, они снимают с него пену и в ужасе видят, что это – военачальник Дон Балдон. Банщики бросаются в погоню за Петей. Эпизод четвёртыйСпальняКровать, подвешенная на цепях, в которой спит Принцесса. Сбоку свешивается её рука. Появляется Петя, осматривается. Видит Принцессу. Счастлив. Любуется. Затем нежно целует её руку. Рука хватает его за нос и выводит за кровать. Перед ним Балдон, охраняющий Принцессу – это его руку целовал Петя. Балдон жестом показывает Пете на дверь. Петя категорически трясёт головой и бросается к Принцессе. Балдон тянет за канат, и кровать начинает подниматься вверх. Петя успевает уцепиться за кровать и поднимается вместе с ней. Балдон поднимает кровать всё выше и выше, под купол. Петя делает неосторожное движение, хватается за край, и кровать переворачивается, но принцесса продолжает спать, как муха на потолке. Кровать превратилась в трапецию. Исполняется номер «Воздушная гимнастика» на кровати-трапеции. Комические элементы номера создаёт Петино участие. Видя, что встреча Принцессы и Пети всё же состоялась, Балдон опускает трапецию на арену.

– Зачем ты её преследуешь?! – Я не преследую… Я… – Петя растерян, у него нет слов. Он выхватывает из-под рубашки снова вспыхнувшее сердце и протягивает его Принцессе.– О-о!.. Какое большое… горячее!.. – Она плюёт на пальцы и прикладывает их к сердцу. Сердце шипит, как раскалённый утюг.– Оно без пороков… Без инфарктов… – убеждает Петя.– Ах, так ты её любишь!? – кричит Балдон.– Да!– И что же ты хочешь?– Хочу с ней расписаться, построить кооперативный дворец и жить в законном браке.– А знаешь ли ты, что прежде надо выполнить три условия?– Знаю.– И ты согласен?– Не соглашайся, Петенька! – молит Принцесса. – Они очень трудные! Я не хочу больше жертв!– Я согласен! – твёрдо отвечает Петя.– Прекрасно! – Балдон довольно потирает руки. – У меня как раз не выполнен план по покойничкам!Эпизод пятыйКартёжникиЗал, для карточной игры. Огромный стол, покрытый зелёным сукном. На нём – девушки-карты. Карты оживают и исполняется Танец карт. Появляется иллюзионист. Взмах руки – и девушки-карты исчезают, как бы проваливаясь в стол. Иллюзионист достаёт колоду настоящих карт и идёт номер «Иллюзия с картами» . Зал наполняется картёжниками. Но они не начинают игру, ожидая главных игроков. Наконец, мажордом объявляет.

– Король Бубён и Валет Пик!

Появляются Король с бубном и Валет с пикой. Исполняют «Куплеты Короля и Валета» . Король Бубён.

Я был весьма умён,

Ходил всегда с бубён

И, бубнами звеня,

Я прожил много лет.

Пока подрос Валет,

Пока подрос Валет

И из игры не выбросил меня.

Формально я – король,

Реально – полный ноль,

Играю роль, как будто я – король.

В суставах – соль, в коленях – боль,

И бороду отъела моль,

Но, в общем-то,

по штату я – король!

Валет Пик.

А я – лихой Валет,

Пикейный я жилет.

Мешает мне отец,

Его загнал в тупик.

Имею много пик,

Имею много пик,

Ты только пикни, пикни, и – конец!

Формально, я – сынок,

Реально, я – игрок,

Родителя мы пиками побьём…

Сиди в тени и не бубни,

Сиди в тени и не бубни,

Придёт час-пик и стану королём!

Сюда приводит Балдон нашего Петю.

– Первое условие: ты должен сыграть с ними в карты и выиграть. – А в «козла» можно? – интересуется Петя. – Я -чемпион нашего двора.– В «козла» и я люблю, – вдруг откликается король Бубён. – Кози-кози-кози-козиньки! – радостно сюсюкает он, сделав рожки.– Ваше Величество! – резко одёргивает его Валет. – Прекратите паясничать!– А-ну, не кричи на папу! – вступается Петя за короля. – Вы, Ваше Величество, зря так его распустили. Учить его надо.– Так он не слушается, – жалуется Король.– А вы ему за это щелобан – сразу послушает.– А как это? – с интересом спрашивает Король.– А вот так! – И Петя со всего размаха влепляет Валету щелчок по лбу. Раздаётся звук, как от удара в барабан, который и служит началом игры. Валет разъярён.– Ну, сейчас ты у меня получишь!

Он демонстрирует чудеса: карты сами перелетают из угла в угол, пропадают и появляются, повисают в воздухе, начинают светиться (Идёт номер иллюзиониста). Петя проигрывает деньги, одежду, обувь и остаётся в одних трусах. Эпизод шестойПодземельеБалдон приводит Петю в мрачное подземелье. Ансамбль скелетов наигрывает мелодию – инструментами им служат орудия пыток: цепи, щипцы, топорики… Под эту мелодию два скелета-солиста, подвешенные на цепях, исполняют «Страдальные куплеты».

Вам для понимания

Пропоём страдания

На стихи заветные

Про дела скелетные

С малых лет счастья нет,

Я – скелет и ты – скелет.

Были мы мужчинами,

Были мы блондинами,

А теперь бесполые,

Лысые и голые

Получился дуэт,

Я – скелет и ты – скелет.

Мы не пьём, не кушаем,

Радио не слушаем,

Под землёй соседствуем,

Бедствуем – скелетствуем.

Нам двоим – триста лет,

Я – скелет и ты – скелет.

Полюбили девушку,

Девушку – царевушку,

Мы не колебалися

И заженихалися.

Каждый был – сердцеед,

Я – скелет и ты – скелет.

Мы не стали прятаться,

Побежали свататься,

По такому случаю

Нас двоих замучили,

Ноги-руки вынули —

В подземелье кинули.

Мы висим тет-а-тет,

Я – скелет и ты – скелет…

– Кто это? – в ужасе спрашивает Петя. – Бывшие претенденты на руку и сердце Принцессы, – отвечает Балдон, – которые не выполнили трёх условий. Кстати, ты ещё можешь отказаться… Ещё не поздно!– Отказаться от Принцессы? Да я тебе!.. – Петя угрожающе замахивается на Балдона. – Давай следующее задание!– Ты должен сыграть с ними в кегли и выиграть.– Ребята, у вас, наверное, кости ноют? – обращается Петя к своим противникам. – Тут же такая сырость, не отапливается! Смажьте, будет легче, – Он протягивает им маслёнку.– О! Спасибо, спасибо!

Скелеты радостно смазывают себе суставы и их кости начинают вращаться во все стороны.

– Хороший ты парень, оставайся с нами, – искренне приглашают они Петю. – Скоро он к вам явится! – обещает им Балдон и командует. – Начали!

Кегли – это кости, вместо шаров скелеты используют собственные черепа. Они легко накатывают их с удивительной точностью. Петя в ужасе берет череп дрожащей рукой и, не в силах смотреть на него, отворачивается и катит не глядя. Череп летит в сторону и, вместо кеглей, сбивает Балдона и его охранников, которые валятся друг на дружку.

– Проиграл! – злобно радуется Балдон. – Третье и последнее состязание: рыцарский турнир!

Эпизод седьмой

Индпошив

Большая вывеска. «Индпошив. Шитьё рыцарских костюмов из железа заказчиков».

Ряд ножных швейных машинок – но это не машинки, а наковальни. Постукивая по ним молоточками разной величины, как на ксилофонах, портные «выбивают» мелодию.

Идёт номер «Музыкальные эксцентрики».

Появляются два закройщика, которые исполняют «Металло-портняжную песенку».

Сюда приводит Петю Балдон и командует.

– Оденьте его по последней моде… в последний раз!

Идёт буффонада, в которой Петю заковывают в броню, заваривают, заклёпывают, вручают копьё и щит и ведут на турнир. Эпизод восьмойТурнирКоролевская ложа, в которой Принцесса, Король Бубён и Валет Пик. На арене идет номер «Джигитовка» – это оруженосцы готовят копья для боя. Происходят бои, так сказать, рыцарей легкого веса: «Бой на рапирах» , «Бой на копьях .

Затем герольды объявляют:

– Прославленные рыцари королевства Фон де-Самогон и Ричард Львиная Печень!

Пошатываясь, появляются два рыцаря, которые маршируют и поют «Рыцарский марш».

Трубит труба,

Идёт борьба,

Борьба за сердце Прекрасной Дамы…

Копьё и щит,

Противник сбит,

Летит с кобылы, мелькнув ногами.

Закованы,

Подкованы,

И откомандированы,

Мы покоряем города и царства.

Мы – важные,

Отважные,

С копьём – мы двухэтажные,

А, в общем, мы – опора государства.

Мы каждый год

Идём в поход

Всех побеждая и покоряя…

Всегда в бою,

Долой семью!

Война любая – нам мать родная!

Закованы,

Подкованы,

И откомандированы,

Мы покоряем города и царства.

Мы странствуем,

И пьянствуем,

И много хулиганствуем

Но, в общем, мы – опора государства.

Балдон выводит Петю и объявляет.

– Вот с ними ты будешь сражаться. – Двое на одного? – возмутился Петя.– Таково третье условие!Эпизод девятыйТурнир-буффонадаСогласно ритуалу Петя должен бросить противникам перчатку – вызов. Перчатка настолько тяжела, что её приходится отрывать от пола, как гирю, и толкать, как ядро. Противники наступают на Петю с мечами и копьями, Петя отбивается от них при помощи сифона с газированной водой и большого консервного ножа. Облитый водой один из противников сразу заржавел и не может подняться с «четверенек». Тогда второй ложится под него, как под машину, подкручивает и налаживает. В это время Петя консервным ножом «вскрывает» доспехи второго и «потчует» его тумаками. Разъярённый рыцарь хочет броситься на Петю, но не может двинуться с места, притянутый магнитом, который Петя использует как своё оружие. Но, несмотря на изобретательность Пети и его находчивость, силы не равны, сказывается численноё преимущество, и Петя обращается в бегство. Турнир заканчивается трюковой погоней: по арене, по канату, по воздуху. В результате, Петю догоняют и поднимают на копьях – он побеждён.

– Казнить! – радостно приказывает Балдон. Эпизод девятыйКазньПоявляется огромная плаха. Выходит палач и жонглирует мечами и топорами. Идёт номер «Силовой жонглёр». Во время исполнения номера звучит. «Песенка палача»

Если у вас мигрень

И голова болела до утра,

От боли вылечу вас в тот же день

Одним ударом топора.

Я и моя профессия

Всем необходимы,

Я всех встречаю песенкой —

Не проходите мимо!

Я из беспокойных

Делаю покойных,

Разных и прочих

Делаю короче,

Такая уж работа палача —

Рубить сплеча!

Если у вас идей

И умных мыслей целая гора,

От них избавлю вас я в тот же день

Одним ударом топора.

Я и моя профессия

Всем необходимы,

Я всех встречаю песенкой —

Не проходите мимо!

Я из беспокойных

Делаю покойных,

Разных и прочих

Делаю короче,

Такая уж работа палача —

Рубить сплеча!

Палач подводит Петю к плахе. Петя посылает в царскую ложу прощальный поцелуй, и он белым голубем летит к Принцессе.

– Есть ли у тебя последнее желание? – спрашивает его Балдон. – Есть, – отвечает Петя.– Какое?– Я хочу чтобы мне отрубили голову под наркозом.– Пожалуйста! – Балдон даёт знак палачу и тот бьёт Петю резиновой дубинкой по голове. Петя теряет сознание и валится на плаху.– Руби! – командует Балдон.

Палач заносит огромный топор для удара…

– Стойте! – кричит Принцесса и выбегает на арену. – Я запрещаю! – и по мановению её руки топор вдруг выпрыгивает из рук палача и улетает вверх. – Мы не имеем права его казнить – он не из нашего века!.. Послушайте, храбрый Дон Балдон! Почему вы, отважный и благородный в бою, проявляете такую жестокость в мирной жизни?.. Почему за последние триста лет погубили тысячи моих женихов? – Потому что я люблю вас, Принцесса, и все эти столетия не решаюсь в этом признаться.

Принцесса потрясена.

– Так ведь и ты мне нравишься! – признаётся она. – Моя Принцесса!– Мой Балдуша!

И они падают друг другу в объятия.

– А как же я? – жалобно спрашивает Петя. – А ты найдёшь свою Принцессу в своём веке, – утешает его красавица.– У нас нет Принцесс!– Есть. Только надо уметь их увидеть.– И всё-таки его придётся казнить! – заявляет Валет Пик. – Никому не позволено нарушать Великий Закон Королевства!– Позволено, позволено! – вступается Король Бубён. – Я этот закон придумал, я его и отменяю. Мне Петя нравится – он за меня заступался.– Король выжил из ума!.. – Кричит Валет. – Долой Короля!– Молчать! – кричит Король и с размаху отвешивает Валету «щелобан», как учил его Петя. Это звучит, как удар барабана – и свет гаснет.ЭпилогЛуч света освещает круглый столик. Возле него на коленях стоит Петя, положив на стол голову как на плаху. Арена освещается. Обстановка первой картины: музей, манекены, портрет Принцессы, задёрнутый занавеской. Слышны крики.

– Петя!.. Петенька!.. Где же ты?

Вбегает девушка-экскурсовод и два клоуна со своими спутницами. Увидев Петю, экскурсовод счастлива.

– Петенька, где ты был?! Я так волновалась!.. Здесь темно, страшно – ты ведь мог испугаться!

Петя пристально смотрит на девушку и вдруг на голове у неё вспыхивает корона, и мы узнаём в ней Принцессу. Он сдёргивает тюль с портрета Принцессы – там её нет. – Кто же из вас Принцесса?– Принцесса та, кого любят, – отвечает девушка. – У каждого влюблённого своя принцесса. Ведь правда? – обращается она к двум клоунам. Те восторженно смотрят на своих спутниц – и у них на головах тоже вспыхивают короны.– У вас есть принцессы! Только надо уметь их увидеть! – звучит сказочный голос Волшебницы-Принцессы, и оттуда, из сказки, льётся.«Прощальная песенка»

Не стремитесь искать за морями,

Оглянитесь – она рядом с вами,

В цирке, в парке, в трамвайном вагоне,

На скамеечке, а не на троне

Счетовод,

Продавец,

Стюардесса —

Это ваша принцесса,

Это ваша принцесса.

Арена заполняется всеми участниками представления, которые подхватывают второй куплет песенки.

В цирке гаснут весёлые краски,

Мы простились с наивною сказкой,

Наша сказка в блестящей короне

Уезжает в товарном вагоне.

Мы выходим из шуточной пьесы —

К нашим милым принцессам!

К нашим скромным принцессам

К нашим верным принцессам.

Все мужчины опускаются на одно колено и протягивают своим избранницам пылающие сердца. Те в ответ посылают им воздушные поцелуи, которые стаей белых голубей взмывают вверх и кружат над ареной.

Примечания

1

Притчу «Подземный переход» цензура категорически не пропускала. Один из цензоров изрёк: «Этот пасквиль никогда не будет опубликован!». А Весник заявил: «Пусть посадят, а я её читать буду!». И читал на всех своих творческих вечерах.

2

Актёры Кино часто выступали в гала-концертах, на стадионах и во Дворцах Спорта. Клара Лучко попросила меня написать ей монолог для таких выступлений, чтоб она выходила на сцену в образе простушки-украинки. Я выполнил её просьбу, и с этим монологом она выступала много лет и, как говорила мне, очень успешно.

3

Сценка «Сиамские близнецы» вошла в эстрадный спектакль театра «Какаду» – «ПРОДАЁТСЯ ДВУСПАЛЬНАЯ КРОВАТЬ С МАТРОСОМ». Исполняли её артисты Вячеслав Бибергал и Геннадий Флейшер. В книге – фотографии, запечатлевшие три момента из этого спектакля.

4

Эта пьеса писалась для популярного эстрадного артиста Льва Мирова. Он уже даже начал над ней работать, но, увы… Завершить эту работу Лев Борисович не успел.

5

Первые свои работы для эстрады я писал в соавторстве с Робертом Виккерсом. В те годы все, кто занимались сатирой, обычно писали парами: Арканов и Горин, Хайт и Курляндский, Камов и Успенский – легче было пробиваться и отбиваться. Мы с Робертом много лет были рядом. Когда выросли из одной коляски, каждый пошёл своим путём. Но я навсегда сохранил в сердце светлую память о нём, талантливом писателе и замечательном человеке. Эта пьеса, и остальные, вошедшие в эту главу, написаны в соавторстве с Робертом.

6

Эта пьеса была написана для Тарапуньки и Штепселя (Народных артистов Украины Юрия Тимошенко и Ефима Березина).

7

Эту интермедию, написанную в соавторстве с Робертом Виккерсом, много лет исполняли Тарапунька и Штепсель. Следующие четыре сценки и интермедии в этой главе также написаны в соавторстве с Виккерсом.

8

В конце восьмидесятых годов, в Москве, в концертной программе театра «Гротеск», которым я руководил, была исполнена пародия на Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачёва. Тогда ещё это было опасно, меня отговаривали, но я настоял, и эта пародия прозвучала в Колонном зале Доме Союзов, на торжественном концерте, где в числе зрителей были и приближённые Михаила Сергеевича. Все напряжённо ждали ответной реакции, но её не последовало. И тогда, окрылённые тем, что «Значит, можно!», в каждом уважающем себя театральном и концертном коллективе появились исполнители пародий на Горбачёва. Дошло до того, что в Ленинграде, на фестивале Смеха «Золотой Остап», был проведен конкурс пародий на главу правительства и победил артист театра «Гротеск» Михаил Грушевский, первый исполнитель «опасной» пародии. Изложенное выше, даёт мне моральное право написать ещё одну пародию на человека, к которому я продолжаю относиться с большим уважением и сочувствием.

9

Права (иврит).

10

Здесь показаны четыре фрагмента из спектакля «ОТ И ДО». «Зри в корень!» – говорил Козьма Прутков. В спектакле развивается эта же мысль: чтобы понять истоки нынешних проблем, надо заглянуть в прошлое и увидеть, из каких веков пришли к нам пороки нынешнего общества. Спектакль предупреждает, что и сегодня недостатки нашей жизни, создадут большие проблемы для будущих поколений. Эту эстрадную пьесу «ОТ и ДО» я писал вместе с Робертом Виккерсом.