1.

Когда теплоход «Белоруссия» входил в Красное море, по палубам расползлась зловещая весть — на верхней палубе, в своих роскошных апартаментах, затравлен гималайским медведем олигарх и телемагнат Самсон Самсонович.

Детектив протер мундштук портативного саксофона шелковым носовым платком и заиграл печальную мелодию черных кварталов Америки.

— Кто это мог сделать? — я, акушер второго разряда, Петр Кусков, нервно взял со стола яблоко, с хрустом откусил.

— А вот это нам и предстоит выяснить, — резко произнес Рябов и резко же сложил портативный саксофон во внутренний карман клетчатого пиджака из магаданского твида.

2.

На месте происшествия топтались растерянные фээсбешники и агенты Израильской службы безопасности.

Самсон Самсонович лежал головой в хрустальном блюде с черной икрой и, увы, не подавал признаков жизни.

Вспыхнул блиц папарацци.

— Назад! — взревели фээсбешники и выбросили зарвавшегося газетчика из апартаментов магната.

Корабль взрезал Суэцкий канал.

Справа и слева расстилалась пустыня. Высились пирамиды и тут же теснились песчаные лачуги простых египтян. На бельевых веревках сохла рванина.

— Кэп, — спросил Рябов у капитана, — вы случайно не видели гималайского медведя?

Капитан побледнел и закусил сивый ус:

— Насколько мне известно, на борту нет косолапых.

— А как же тогда растерзанный Самсон Самсонович? — не смог удержаться я, акушер Кусков.

Тут капитан совершил непредвиденное. Вскарабкался на борт, ласточкой сиганул в канал.

Над ним похоронным нимбом сошлись водяные круги.

3.

В ресторане на верхней палубе к нам подсел молодой человек с острыми усиками и острым же огненным взглядом.

— Дубровский, — представился он, протянув для пожатия холеную руку с платиновой печаткой в виде черепа.

Мы с достоинством поклонились.

— Вы не видели здесь девушку Машу, — спросил Дубровский, намазывая бутерброд икрой.

— Может, вы что-нибудь расскажите нам о медведе? — напрягся я.

— Только не сейчас, — прошептал Дубровский.

Тут к нашему столику подошла барышня. Волосы огненно красные. Взгляд птичий, испуганный.

— Володя… — скривила губки. — Когда же мы пойдем к Самсону Самсоновичу?

— Он мёртв. Как и твой папа.

Маша, потянув на себя скатерть, рухнула в обморок.

4.

Кувейт встретил нас песчаным бризом.

То там, то сям проскакивали на горбатых верблюдах бедуины с японскими транзисторами. Что-то ненавязчиво о своем сокровенном пел мулла на минарете. Типичная восточная картинка.

Маша зашла в небольшую лавку за сережками для гениталий, а мы, то есть я, акушер Кусков, детектив Рябов и молодой Дубровский по иронии судьбы остановились у стены арабской нищенской мазанки.

— Значит, — продолжил разговор Рябов, — вы убивали всех ухажеров Марии? И все они, ирония судьбы, оказывались магнатами? Вампирами, сосущими народную кровь?

— Последнего убил не я… Болтают, медведь.

— Как же вы тратили деньги магнатов?

— Переводил в сиротские приюты, — потупился Дубровский.

Несколько минут мы молчали. Пролетел ангел.

Рябов расцеловал Дубровского:

— Цель не оправдывает средства. Но все же, все же…

5.

В Москве по крышам барабанил дождь.

В мусорных контейнерах копались голуби.

— Здравствуй, Москва! — прошептал я, уткнувшись лбом в холодное стекло окна на Чистых прудах.

Рябов на портативном саксофоне играл печальную мелодию арабских кварталов Иерусалима.

Я потёр свою небритую щеку, задумался.

— Инспектор, куда же делся гималайский медведь?

— Не было никакого медведя.

— Как это не было?!

— В шкуре медведя выступил тесть Дубровского, отец Маши.

— Что такое?

— Тестем Дубровского был капитан судна «Белоруссия», — Рябов заиграл желваками. — Он страшно боялся разрушения счастливого брака. Маша же строила глазки Самсону Самсоновичу. Поэтому папа и опередил зятя.

Я схватился за голову:

— Зачем же он надел шкуру медведя?

— Этого теперь никто не узнает…