1.

Телевизионный мультипликатор Николай Баранцов окружающую его жизнь не то что не любил, а ненавидел люто.

И Колю можно понять!

Недавно от него с любовником убежала молодая жена. Ночью его автомобилю разбили лобовое стекло и выкрали магнитофон. Даже его кота, Ваську, кто-то помоями обдал из окна.

Ну, не гады?!

С горя Николай хотел даже эмигрировать куда-нибудь подальше от родных берез. Но потом раздумал. Уж больно на работе ценили, буквально, носили на руках. Загранкомандировки, фестивали, позолоченные статуэтки Тэффи…

Еще выручали сны. Сны золотые! В них он себя видел не сорокалетним дядей с пивным брюхом, а худеньким мальчиком, и, главное, во снах он летал.

Он парил в небесах без применения какой-нибудь физической силы. Не надо махать ни руками, ни ногами. Только один легкий толчок воли, и он в воздухе над зелеными купами деревьев родного приморского городка.

Видел приятелей мальчишек, удивших на донку бычков. Обнимал давно уже умерших родителей. Они только что пришли с базара, мать достает из авоськи редиску, капусту, чеснок, а в комнате дремотно гудят тяжелые мухи.

Пробуждение всегда было ужасным.

Этот погребальный взгляд в зеркало ванной. Неужели это шутовское отражение с отвисшими брылами – он?

Кто над ним издевательски шутит?

Потом поездка по запруженной истеричными автомобилями Москве в Останкино.

– Здравствуйте, Николай Петрович! – дипломатично скалилась ему секретарша Лерочка. – Вы, как всегда, великолепно выглядите.

Баранцов хмуро кивал и проходил к своему столу. Он знал, именно здесь его спасение, единственная после сна отрада.

Здесь он рисовал свои сны.

Все его мультяшки летали. Летали не только легкие животные, но и носороги, бегемоты, слоны. И делали они это грациозно, одним легким движением воли.

Мультфильмы Баранцова выходили замечательными.

«Шагал современной мультипликации» – так окрестила его критика. Публика его боготворила. Полнометражные фильмы Баранцова собирали наивысшие рейтинги. Продюсеры снимали перед ним шляпу.

Но что Николаю до этого? Ему просто нужно было продлить наркотические видения.

2.

После очередного фестиваля, где Николая под оркестровый туш наградили очередной золотой статуэткой, он привел в свою мужскую берлогу девушку Юленьку – молодую художницу. Она сама вешалась на него.

«В моем возрасте секс, увы, гигиенически необходим, – размышлял Баранцов, помогая Юленьке снимать плащ. – Переспим и я ее сразу выпровожу».

После тягучей, мало радующей половой близости, Николай заснул. Проснулся в ледяном поту. Он впервые не видел себя парящим над родным городом.

– Милый, – кричала из кухни Юлия, – тебе яичницу с беконом или без?

– Я ничего не хочу, – трагически ответил Николай и крепко задумался. И вдруг почувствовал зверский голод. Заорал на кухню: – Вообще-то пожарь, милая! И побольше сала!

Что с ним творится? Действительность перестала вызывать отвращение. А ну-ка, взглянем в зеркало! Вполне ничего. Седина только. Но седина, как шрамы, только красит мужчину.

Яичницу он ел яростно, за ушами трещало.

– Какой ты красивый! Мужественный! – хлопала рыжими ресницами Юленька. – Какие у тебя большие, красивые руки! Руки гения!

– Чайку плесни.

Странные дела творятся на свете.

Теперь даже пробки на московских дорогах его не раздражали. Еще чего! Вокруг зелень деревьев. Разверстый океан неба. Ласточки стрелами перечеркивают проемы меж улыбчивыми домами.

Нет, всё-таки, что с ним творится? Неужели из-за секса с Юленькой, который был так себе, на троечку, мир круто изменился?

Если не секс, то что же?

3.

Рисовать летающих зверушек ему теперь не хотелось.

Все мультяшки выходили приземленными, даже упивающиеся своей приземленностью.

– Николай Петрович, – как-то подошел к нему руководитель студии Андрей Мормонов, – решили поработать на антитезе? Ну, что ж… Занятно, занятно…

А Баранцов вдруг испугался. Может, он утратил дивное мастерство изображать полет, так же, как утратил способность видеть райские сны?!

Баранцов стал заставлять себя рисовать летающих зверушек.

И они у него парили, но как-то боком, неуверенно, с испугом.

Ладно, отложим. Будем заниматься тем, что ближе сердцу.

Дома его с роскошным ужином ждала Юленька. Заливное мясо. Огненное харчо. Королевские креветки с чешским пивом.

– Коленька, – радостно обхватывала Баранцова своими детскими лапками Юленька, – ты словно помолодел, похудел.

– Работы много.

В эту ночь он не видел вообще ни одного сна. А утром, вместо физзарядки, бодрый, жизнеутверждающий секс с Юленькой. Потом завтрак. И, с насвистыванием веселых мелодий, поездка на улицу Королева.

Мультяшки у него с каждым днем выходили всё более приземленными, но исполненными фантастического оптимизма с сексуальным оттенком.

– Николай Петрович, – с изумлением глядел на него шеф, Андрей Мормонов, – сколько вам лет?

– В следующем месяце 45.

– Баба ягодка опять… Извините. Задумался. Я просто не могу не позавидовать вашему физическому и душевному здоровью. Наверное, делаете зарядку, крутите на турнике «солнце»?

– Ну, что вы… Просто ураганный секс с молодой девицей.

– Самому что ли попробовать? – горестно вздохнул Андрей Мормонов. – Вы выглядите гусаром, а я от своего отражения в зеркале шарахаюсь.

– Конечно, заведите девчонку.

– Может, есть телефончик?

– Спрошу у подруги. Пусть подыщет свою ровесницу.

4.

Всё в жизни было вроде «на ять». Упоительный секс, отличное питание, радужные перспективы. Но сны он перестал видеть начисто. И это слегка настораживало.

А тут еще на Костромском фестивале Коле впервые не дали никакого приза.

На банкете к нему с бокалом виски подошел шеф Андрей Мормонов.

– Вижу, ты расстроен?

– Все нормально.

– На тебе просто лица нет! – погрозил ему пальцем Андрей. – И зря! Всему свое время. Когда-то ты умел талантливо рисовать. Теперь гениально живешь.

– Я плохо рисую?

– Как все… То есть, как многие. Но не расстраивайся. На старом капитале выедешь. Ты вон сколько до этого наваял. А фестиваль? Какая-то Кострома… Тьфу! Ярмарка тщеславия. – Шеф хмельно качнулся, зашептал в самое ухо: – Спасибо тебе за девку, Катеньку. Девочка-огонь. Я за последние десять лет впервые почувствовал себя мужиком.

Андрей Мормонов кого-то узрел в толпе, ринулся, расталкивая творцов. Николай же Баранцов набухал себе целый бокал вискаря, выпил единым махом.

Именно на этом вечере решил изменить свою жизнь. Выгнать Юленьку, начать видеть райские сны и рисовать парящих животных.

Юленька была изгнана, но райские сны не вернулись.

С отчаяния Коля даже запил и ввязался на улице в чудовищную драку.

И небеса увидели его страдания, пошли навстречу.

Однажды в пьяном виде Николай свалился в автомобиле с Крымского моста. Очнулся в реанимации.

От снов золотых!

Вот он пацаненком ловит на причале бычков. Молодые, смеющиеся родители возвращаются с дачи, у них полные авоськи винограда. А вот он у моря легко отталкивается от земли и ныряет в искрящуюся голубизну неба.

Он летит, летит!..

Выйдя из реанимации, сразу кинулся рисовать.

Зверушки парили лучше прежнего!

На радостях Коля позвонил Юленьке, кинулся в ноги, моля пощады. И был прощен. Девушка смеялась и плакала в трубку. Приехала тут же. В руках цветы и торт. Под мини-юбкой загорелые, стройные ножки. Это ли не везение!

Если ради этого стоит иногда попадать в реанимацию, он согласен.

– А мужик-то хороший… Это, конечно, не компромат. Так сказать, фантазия на тему. Ну, да ничего. У нас и так материала достаточно. Финальный удар, да?

– Сорок девять сделал. Нужен полсотый.

– Н-да… Шарахни на прощанье по продюсерам. Обезглавь кобру!