Любая система, в которой практикуется манипуляция энергией, притягивает к себе немало беспринципных и жадных людей, жаждущих использовать эту энергию в своих неблаговидных целях. Зачастую духовной силой сантерии злоупотребляют, применяя ее, например, для того, чтобы отомстить кому-либо или нажиться на ней. Я считаю, что этот факт вредит репутации сантерии намного больше, нежели жертвоприношения животных (хотя о них идет несравнимо больше пересудов). Люди, избранные оришами для передачи божественной энергии, используют свой дар для осуществления собственных никчемных желаний.

Многие сантеро творят зло, прикрываясь не сантерией, а традицией под названием пало. Афро-кубинцы считают сантерию религией, в которой верующие посвящают себя высшим силам. Пало на Кубе относят к «делишкам», то есть к магии. Эта религия возникла среди потомков конголезцев. Важную роль в ней играет двойственность, сочетание в любом понятии добра и зла. Палеро намеренно творит зло. Результат действий сантеро тоже может быть неблагополучным. Но сантеро всегда действует из добрых побуждений, пытаясь привести аше в гармоничное состояние. В ритуалах пало часто используются человеческие останки, поэтому многие сантеро считают, что сантерию никоим образом нельзя связывать с этой религией.

Но несмотря на пренебрежение и неприятие, которые палеро вызывают у потомков йоруба, некоторые сантеро покровительствуют им в своих личных интересах. Одна старая сантера из Майами как-то сказала мне:

«В сантерии божества исполняют желания верующих почти так же медленно, как в [католической] церкви. Вы о чем-то просите святого, а потом ждете, когда он вам поможет. В пало их гангас служат им как рабы, они сделают все, что им прикажет палеро... Если вы хотите гармонии в душе, вы поклоняетесь оришам. Если хотите получить конкретный результат, обращаетесь к палеро».

Нельзя списывать все недобрые моменты, случающиеся в сантерии, на пало. Но забывать о его влиянии на религию йоруба все же не следует.

Собирая материал для этой книги, я разговаривал с несколькими моими родственниками, которые были или продолжают оставаться сантеро. От одного из них я услышал, пожалуй, самый трогательный рассказ из всех, что включены в эту книгу. Этот мой родственник сейчас руководит группой Свидетелей Иеговы. Мне хотелось знать, почему он оставил сантерию и, более того, стал ее убежденным противником. В его рассказе приведен пример того, что я называю темной стороной этой религии.

Много лет назад, когда нам обоим было по десять лет, мать этого человека унаследовала 32 000 долларов. Для нее это было целое состояние. Из коммунистической Кубы она смогла тайно передать эти деньги со своим мужем, отчимом моего родственника. Тот собирался открыть на эти деньги свое дело в Соединенных Штатах и, как только дело пойдет на лад, вызвать к себе жену и пасынка. В Майами этот человек, Пепе (имя вымышленное), встретил старую знакомую. Когда-то она владела в Гаване несколькими клубами сомнительной репутации, а теперь у нее был полуразвалившийся, но большой и выгодно расположенный бар в Майами. Эта женщина (назовем ее Лолой) предложила Пепе 50% от доходов бара, если он вложит в него свои 32000 долларов и поможет ей своим опытом (в Гаване Пепе был управляющим в ночном клубе).

Пепе сосредоточил все свое внимание на обновлении заведения Лолы. Через несколько недель восторженным взорам модной публики предстал сияющий огнями новый ночной клуб. Пепе был счастлив: его тяжелый труд и вложенный капитал вот-вот начнут приносить плоды! Один его друг, который когда-то был в Гаване адвокатом, спросил его, изложены ли условия его партнерства с Лолой на бумаге. Пепе в качестве доверенного лица распоряжался чужими деньгами с пятнадцати лет, при этом не подписав ни единого контракта, и думал, что среди кубинцев такие формальности, как письменная договоренность, излишни. Лола сказала, что он получит пятьдесят процентов, — значит, так и будет. Беспокоясь за друга, бывший адвокат сказал Пепе, что в Соединенных Штатах устное соглашение не имеет никакой силы, и посоветовал ему заключить с Лолой контракт в письменной форме.

Пепе добродушно осведомился у Лолы о контракте. Она рассмеялась ему в лицо и заявила, что он останется ни с чем, клуб полностью принадлежит ей. После чего она велела своим вышибалам выгнать Пепе, а позднее добилась по суду запрещения ему приближаться к клубу ближе, чем на тридцать метров. Таким образом Пепе оказался на улице, голодный и без гроша в кармане. Его жена в Гаване пришла к моей мадрине, Аманде, с просьбой отомстить за мужа Но Аманда посоветовала ей подождать, пока поступок Лолы сам не приведет обманщицу к погибели. Силу ориш нельзя использовать во вред людям, даже если эти люди того заслуживают. В это же время в гостях у Аманды был и мой родственник, пасынок Пепе. У нее он познавал очу, дорогу ориш. Видя, что мать подавлена и расстроена из-за нежелания Аманды выполнить ее просьбу, он тоже загрустил. Ему захотелось как-то помочь ей.

В маленькой хижине за домом Аманды, наполовину скрытой кустами, жила древняя старуха, бабушка Аманды. Дети боялись приближаться к этому странному существу, которое никогда не разговаривало и выходило из своего таинственного обиталища только затем, чтобы опорожнить свой ночной горшок. Эта высохшая старуха уже неправдоподобно давно отпраздновала свой сотый день рождения. В ее светло-голубых глазах, покрытых тонкой слезящейся пленкой, от старости уже не было ни зрачков, ни радужных оболочек. Мой родственник сидел за домом Аманды, когда старуха заговорила с ним. На редком бозальском диалекте она произнесла: «Я знаю твою печаль. Зайди в мой дом, и я помогу тебе». Войдя в хижину, мой родственник поразился тому, какие там царили порядок и чистота. Запах только что выглаженных простыней наполнял всю хижину свежестью. Старуха продолжала говорить на бозальском. Этот диалект понимает большинство кубинцев, так как он используется в традиционных театральных представлениях, хотя в повседневной жизни на нем говорят редко. Бабушка Аманды сообщила моему родственнику, что она знает о случившемся с его матерью и отчимом и готова помочь в их беде.

«Ибейи очень могущественны, это два маленьких мальчика, два сына Чанго и Ойи. Если ты и твой маленький брат сделаете так, как я вам велю, то этой злой патагара (проститутке), что украла сбережения твоей матери, придется поплатиться за свой поступок». Мой родственник согласился сделать все, как скажет старуха. «Во-первых, нам нужны какие-нибудь личные вещи этой женщины, иначе мы ничего не сможем сделать». Мальчик объяснил, как трудно будет достать личные вещи человека, живущего в Майами. Но старуха настаивала, говоря, что без них ничего не получится. На следующий день мой родственник, к своему удивлению, обнаружил коробку с ношеными блузками, нижним бельем и другой одеждой, которую Лола прислала его матери еще до того, как выставить Пепе за дверь. Некоторые вещи были даже нестираны. Мальчик выбрал особенно поношенный и несвежий бюстгальтер и отнес его старухе в хижину. Тихо что-то напевая, старуха сделала куклу из черного тряпья и начинила ее лоскутками бюстгальтера, воском черной свечи, какими-то тонкими, как волосы, кореньями, а также различными порошками и травами. Затем она зашила куклу, а из остатков бюстгальтера скроила для нее платьице и платок на голову. «Позови брата», — сказала она мальчику. Когда тот вернулся с братом, старуха заставила их распластаться перед деревянным изваянием Ибеий, ориш-близнецов, а сама принялась читать длинную молитву на языке лукуми.

«Сделай для Лолы гробик из картона», — велела бабушка Аманды моему родственнику. «Вы имеете в виду, для куклы?» — спросил он. Старуха схватила его за плечо невероятно сильной рукой и сердито сказала: «Послушай, если хочешь, чтобы все это подействовало, никогда не называй Лолу куклой. Это Лола — стерва, которую мы хотим отправить на тот свет». Успокоившись, старуха медленно повторила приказ: «Сделай картонный гробик и скрепи его двадцатью одной острой булавкой. Воткни Лоле три острых булавки в те места, где рана оказалась бы смертельной, например в сердце или в голову. Потом зажжете с братом девятидневную черную свечу и будете оплакивать Лолу девять дней, а затем похороните ее за пределами кладбища, но не на освященной земле».

Дети бывают более изобретательны, чем могут предположить взрослые. Мальчики сделали все, как им было велено, и никто в семье об этом не узнал. Проклятие должно было подействовать через двадцать один день. Прошло двадцать пять дней, а ни о каком несчастье с Лолой все еще не было слышно. Мой родственник решил, что старуха, возможно, солгала или же они с братом сделали что-то не так. Но на тридцатый день он узнал, что Лолу утром этого дня убил гаитянин, которого она одурачила точно так же, как Пепе.

Многие годы мой родственник не мог избавиться от чувства вины за случившееся с Лолой. Уже в зрелом возрасте он познакомился с отличным психиатром, который много знал и о сантерии. Этот человек избавил его от тяжких мыслей, сообщив, что смерть Лолы не была результатом проклятия. «Я знаю это проклятие, — сказал он. — Оно действует через девять дней или через двадцать один. Или не действует вообще. Не бывает такого, чтобы оно подействовало на тридцатый день. К тому же это проклятие направлено на тех, кто действительно его заслужил. Та злая женщина просто получила по заслугам за свои поступки. Удивительно, что ей не пришлось поплатиться еще раньше». Психиатр помог ему обрести некоторое успокоение. Но мой родственник полностью отказался от сантерии. Он обратился к Свидетелям Иеговы и говорит, что с ними он вновь обрел душевную гармонию.

Выслушав его рассказ, я понял, почему он обратился в религию, совершенно отличную от той, в которой мы были с детства воспитаны. Пока он говорил, я вспомнил таинственную смерть Лолы и то, что примерно в это время моему родственнику впервые потребовался совет профессионального психиатра. У меня не хватило духу сказать ему, что для исполнения того заклятья не существовало какого-то определенного срока и что оно вполне могло подействовать и через тридцать дней.

Некоторое время назад я столкнулся с похожим инцидентом, который произошел с семейной парой, практиковавшей сантерию и пало. Я проводил исследование о взаимосвязи пало с сантерией и случайно обнаружил алтарь, на котором стояла фотография одного моего очень близкого друга. Судя по положению фотографии на алтаре, ему хотели причинить страшный вред. Семейная пара, о которой идет речь, не знала о моей дружбе с этим человеком. Я чрезвычайно встревожился. Что мне было делать? Эти люди тепло приняли меня у себя дома и помогали мне в моем исследовании. Но в то же время я был почитателем сантерии довольно давно и знал, что действия этой пары несли смерть моему другу. Я и в самом деле заметил, что его душевное состояние последнее время заметно ухудшилось. Я знал, что нарушаю заповедь ученых о том, что нельзя применять на практике ту религию, которую изучаешь. Но я все же воспользовался тактикой, которая могла бы лишить меня жизни. Когда гостеприимных хозяев не было рядом, я вытащил священные раковины каури, содержащие аше ориши, из супницы, перед которой стояла фотография моего друга. Так я лишил проклятие силы. В ближайшие дни здоровье моего друга начало улучшаться. К счастью, я ничуть не пострадал, а ведь дух, живущий в супнице, мог даже убить меня. Надеюсь, я больше никогда не окажусь в ситуации, где мне опять придется делать такой же выбор.

Алчность и своекорыстие присущи, конечно, не только жителям Соединенных Штатов. Но меня иногда поражает, как американская озабоченность материальными благами повлияла на сантерию и сантеро в этой стране. В 1972 году в Новом Орлеане я находился в ученичестве у моего друга Ифы П. (вымышленное имя). В то время он был единственным бабалао в штате Луизиана. Однажды Ла Мора, главный сантеро того края, пришел ко мне и взволнованно сообщил, что из Лос-Анджелеса только что прибыл новый бабалао. Я пошел посмотреть на этого бабалао и обнаружил, что мы с ним дальние родственники: его дочь была замужем за сыном двоюродного брата моей прабабушки. Американцы сочли бы такое родство несущественным и ни к чему не обязывающим. Но в моей семье даже дальнее родство считается священным, поэтому, узнав, что новый бабалао — не чужой мне человек, я поступил так, как мне и следовало поступить, — пригласил его остановиться у меня в доме. Пако Куэвас оказался человеком необычайной мудрости, у которого я многому научился и которого я никогда не забуду. Члены общины выгнали Пако из Лос-Анджелеса за то, что он возражал против неразглашения тайн сантерии. Пако готов был открыть любому самые сокровенные тайны этой религии. Он говорил, что именно так, у всех на виду, ее практиковали в Африке. Сначала Ифа П. тепло отнесся к приезду Пако, но потом стал завидовать новому бабалао, ведь тот знал больше его и невольно переманивал к себе его клиентов.

Однажды Ифа П. потребовал, чтобы я стал шпионить за Пако. Он сказал, что падрино назвал его, Ифу П., моим восприемником в Соединенных Штатах и что я обязан хранить ему верность. Я ответил, что не могу так поступить, так как Пако — мой родственник. К тому же я был уверен, что наш гаванский падрино не одобрил бы такие действия. Ифа П. заметно рассердился и заявил: «Хватит с меня Пако Куэваса». И бросился вон из моего дома.

Пако снимал великолепную квартиру на Елисейских Полях недалеко от моего дома, на противоположной стороне улицы. В ту ночь было невыносимо жарко, и я не мог заснуть. Я сидел в спальне и смотрел в окно. Около полуночи я отчетливо увидел, как машина Ифы П. притормозила перед подъездом дома Пако, а затем резко сорвалась с места и умчалась прочь.

Рано утром следующего дня ко мне пришел Пако. Он был очень взволнован и заявил, что срочно должен уехать из Нового Орлеана. Я попытался разубедить его, но он отказался меня слушать. Пако сел в первый же автобус на Майами, оставив все свое имущество и процветающую практику. Несколько лет спустя до меня дошли слухи, что в ту ночь Ифа П. развеял у его порога порошок из земляного ангольского перца, вероятно, в смеси с более сильнодействующими веществами. Этот ритуал насылает желание спасаться бегством. Пако — человек очень порядочный — не был готов к такой мелочности с чьей-либо стороны. Когда я узнал о поступке Ифы П., я потерял к этому бабалао всякое уважение и тактично отказался от дальнейшего обучения у него. Позднее Пако Куэвас вернулся в Лос-Анджелес и прожил там еще много лет.

Сталкиваясь с подобными инцидентами, я, с одной стороны, поражаюсь, как сверхъестественные силы могут оставаться действенными в сантерии Соединенных Штатов. С другой стороны, хотел бы я знать, произошло бы подобное между двумя бабалао на Кубе?

В следующем рассказе представлен еще один аспект темной стороны сантерии. Здесь речь пойдет уже не столько о корыстолюбии, сколько о невежестве. Как я уже говорил, процесс «создания святого» в США занимает не три года, а три месяца. Это может привести не только к недопониманию сантерии и синкретичности практики, но и к тому, что новые сантеро будут пытаться казаться теми, кем они на самом деле не являются. Опытные, авторитетные сантеро частенько дурачат новичков, просто выманивая у них деньги и не обеспечивая никакой законности их будущим действиям. Печальный пример этому я получил несколько лет назад на одном бембе.

Это бембе проводил в честь семилетия своего статуса сантеро белый американец нелатинского происхождения по имени Джимми, омо Чанго. Он принял посвящение в Нью-Йорке от очень уважаемой пуэрториканской сантеры, Асунты Серрано, после чего безуспешно пытался добиться того, чтобы служители кубинской сантерии в Нью-Йорке и Майами принимали его как равного. За два года до бембе, о котором идет речь, Джимми поселился на отдаленной ферме в окрестностях Тампы. Он пытался снискать расположение сантеро из Тампы, но из-за того, что он был белым, они в большинстве своем воспринимали его просто как какую-то диковину.

Самые авторитетные сантеро — те, у кого было больше всего духовных детей, — проигнорировали бембе Джимми. Но в гости к Джимми пришло достаточно кубинцев для того, чтобы голова у него закружилась от радости. Однако, придя на пиршество, я обнаружил кое-что, из чего можно было предположить, что праздник закончится провалом. Во-первых, вместо того чтобы нанять известных посвященных барабанщиков бата, Джимми нанял группу музыкантов, играющих музыку в стиле, более близком к традиционному музыкальному стилю йоруба, чем к технике мелодий лукуми. Гостей он угощал пирогом со шпинатом и стеблями сельдерея — нетипичными для афро-кубинского бембе блюдами.

Музыканты играли, гости танцевали, а Джимми отчаянно пытался сделать так, чтобы в присутствующих начали вселяться ориши. Он яростно звенел серебряным колокольчиком Обаталы рядом со служителями этого ориши. Считалось, что этот способ ускоряет приход божества. Наконец друг Джимми, девятнадцатилетний пуэрториканец, заявлявший, что принял посвящение в Майами, театрально упал на пол. Упала и еще одна сантера сомнительной репутации (из кубинских источников я узнал, что она вообще не была посвященной). Джимми был в восторге — его праздник посетили два ориши! Сантеро, в которую якобы вселилась Йемайя, поприветствовала одержимого Обаталой друга Джимми. Джимми исступленно закричал, как будто пытаясь убедить самого себя: «Смотрите все, Йемайя приветствует Обаталу Региса. Это значит, что Обатала действительно здесь!»

Крупный мужчина лет пятидесяти с небольшим взял меня за руку и вывел из дома. Это был Балу, сантеро-палеро, практикующий в основном пало, очень уважаемый в Тампе человек, имеющий сотню духовных детей. Я никогда до этого не встречался с Балу, но я понял, кто стоит передо мной, и он тоже узнал меня. Он снял черные очки и посмотрел мне прямо в глаза. Он не произнес ни слова, но я понял, о чем он думает. Не зная, что делать, я сказал: «Йемайя и правда приветствовала его. Разве это не знак того, что...» Балу перебил меня: «Один мошенник признал другого мошенника». Я не смог удержаться от смеха.

Джимми высоко ценит мое мнение. Он считает, что я смогу помочь ему добиться признания среди кубинцев — признания, которого он так жаждет. В тот вечер мне стало жалко его, ведь он всегда был так приветлив со мной. Я подумал о том, чтобы посоветовать ему обратиться к Оми Дине из Тампы. К этому американскому сантеро кубинцы обращались редко, но тем не менее признавали законность его практики. Я также пытался дать Джимми понять, что для того, чтобы быть сантеро, ему не нужно обязательно пользоваться расположением какой-то определенной национальной группы, ведь Сантерия уже становится международной религией.

Когда почти все гости разошлись, Джимми спросил мое мнение о празднике. Он хотел знать, впечатлил ли меня, жреца Обаталы, визит великого божества, которым тот удостоил нас через Региса. Час был уже поздний, и я был очень утомлен. Может быть, поэтому у меня в мыслях возник образ Аманды. Когда в нее вселялся Обатала, она замирала на месте, черты ее лица преображались, а голос как будто принадлежал существу из другого мира. И тут же я вспомнил Региса, который, закрыв глаза, пытался говорить в африканской манере, но на самом деле просто нес ахинею. В сравнении с Амандой он выглядел довольно жалко. Я тактично ответил Джимми, что, возможно, Регис почувствовал присутствие Обаталы очень близко от себя и принял это за одержимость. Я сказал, что не считаю настоящей одержимостью оришей увиденное той ночью. Джимми попытался возразить: «Но Йемайя той сантеры приветствовала Обаталу Региса!» «А с чего ты взял, что она была действительно одержима? — отозвался я. — Разве ты не знаешь, что в Тампе ее считают мошенницей?»

Спустя неделю после бембе Джимми я получил от него письмо. В этом письме он сообщал мне, что очень обижен на меня из-за того, что я не признал одержимости оришей, произошедшей с его другом в тот вечер. Он также писал, что Балу, всеми уважаемый сантеро-палеро, собирался публично благословить Региса и объявить о подлинности его одержимости. Балу собирался сделать это на бембе, который он планировал устроить у себя дома в честь Обаталы Региса, и запросил за это всего лишь 7000 долларов.

Я не имел ни малейшего представления о том, что Регис и Джимми получат за свои 7000 долларов, да я и не хотел это выяснять. Я решил не ходить на бембе к Балу. Вместо этого мне захотелось остаться дома, закрыть глаза и вспоминать Аманду, Мантилью и далекую волшебную ночь в краю вечного лета и освежающих дождей, в краю, который существует теперь только в моих снах, краю ориш, красоты и благородства.