Теперь он точно знал, что нужно делать. Прежде чем он займется своими делами, необходимо защитить интересы Лили. Следует найти бумаги Диллинга и обеспечить их продажу Департаменту. Сэр Джон распорядился забрать их и устранить все права, избавившись от Лили (если Прингл объявится и заявит права на свою одну седьмую, это будет последняя ступень к его уходу – хотя у Прингла должно хватить ума исчезнуть, прежде чем люди Гаррисона разделаются с ним – он теперь бесполезен для них, и его спишут при первой возможности). Лили должна получить свои деньги и жить дальше, не подвергаясь никаким опасностям. Это Гримстер, безусловно, обязан сделать для Лили, и собирался сделать это, прежде чем почувствует себя свободным и займется сэром Джоном. Значит, необходимо продолжать работать на Департамент, пока не получится обеспечить будущее Лили. Когда придет пора заняться сэром Джоном, у Гримстера должно остаться только одно обязательство – утолить завладевшую им холодную, глубокую решимость, заменившую собой всю страсть.

На следующее утро он позвонил лично сэру Джону и попросил о немедленной встрече. Согласие было получено, Гримстер поехал в Эксетер и сел в поезд до Ватерлоо. Встреча проходила в кабинете сэра Джона в Департаменте, высоко над рекой. Сэр Джон выслушал рассказ о покушении Гаррисона на жизнь Гримстера – об этом он уже знал из отчета Коппельстоуна – и о визите к Принглу. Слушая подробности о том, как Гримстер и Лили занимались любовью, и о гипнозе, который наконец восстановил воспоминания о пятнице, сэр Джон зажег сигарету и по-птичьи затянулся. Гримстер рассказал о карте в тайнике перстня и протянул копию – он сам сделал ее, пропустив надпись «Que será, será» и червяка внизу (зная о связи Коппельстоуна с Гаррисоном, он не мог рисковать и оставлять настоящую карту в Департаменте). Сэр Джон выслушал доклад, не прерывая, и потом некоторое время молчал. Гримстер ждал, глядя на сэра Джона и полностью сдерживая маниакальное желание убить. Он понимал, что не стоит выкладывать свои соображения по поводу необходимых действий. Пусть сэр Джон сам предложит, а в данных обстоятельствах не было иных действий, кроме тех, которые собирался предпринять сам Гримстер.

Сэр Джон взял карту.

– Мисс Стивенс видела ее?

– Пока нет. Может быть, ей даже и не нужно показывать.

Сэр Джон кивнул:

– Пожалуй. И как вы намерены действовать?

– Я хотел бы сам все организовать. Поеду с мисс Стивенс – проверим маршрут и посмотрим, что это нам даст. Я чувствую, что мы найдем что-то, что можно привязать к карте Диллинга.

Сэр Джон изучил карту.

– У вас есть копия?

Гримстер без промедления солгал:

– Нет. Думаю, лучше вы сохраните ее в сейфе, пока я проверю маршрут. – Не считая лжи, которая должна была скрыть его планы, Гримстер знал, что существует протокол. Ни один работник не должен делать копии документов ни в коем случае – только если ему прикажут или вынудят экстренные обстоятельства в непредвиденной ситуации. Гримстеру нужно было хранить доверие этого человека до момента их последней разборки.

Сэр Джон постучал по карте.

– И какой вывод вы сделали?

– В этом весь Диллинг. Блестящий ум со страстью к загадкам и тайнам – но никогда не доводил до непостижимости, всегда оставлял ключ, какой-то вход. Полагаю, что в конце маршрута мисс Стивенс найдется что-то, что приведет к окончательной отгадке. Прингл разгадал бы карту без того, чтобы ехать по маршруту.

– И что же здесь навело бы Прингла на ответ?

– Не знаю.

– Может, нам нужно взять Прингла?

Гримстер улыбнулся:

– Будь Прингл у вас, вы дали бы кому-нибудь добраться до него? Он сейчас катит на юг по Европе или лежит мертвый в какой-нибудь рощице. Последнее мне кажется вероятнее.

– Мне тоже. – Сэр Джон встал. – Хорошо. Занимайтесь сами с мисс Стивенс. Я дам знать майору Крэнстону, и можете просить у него любую необходимую помощь. Что касается мисс Стивенс: как только проедете маршрут, она должна вернуться в Хай-Грейндж. Я ни в коем случае не хочу, чтобы у нее появилась хоть тень надежды, что мы выпустим дело из рук. Вы понимаете, что это только в ее интересах – лично я по-прежнему думаю, что бумаги Диллинга окажутся чепухой. Впрочем, в конце мы вознаградим ее за беспокойство и потраченное время.

Гримстер, мыслями и интуицией близкий к сэру Джону, в восхищении от натренированной двуличности человека, уже распорядившегося насчет Лили, сказал:

– Полагаю, мы поможем мисс Стивенс получить солидное вознаграждение.

Сэр Джон чуть улыбнулся – и не обычной холодной улыбкой.

– Возможно. Надеюсь на это – после такого ее добровольного сотрудничества. – Сэр Джон помолчал и добавил без следа похотливости: – Приятно знать, что в нашей профессии бывают моменты не очень отвратительные… Хорошо, Джонни, решайте сами и докладывайте лично мне.

Гримстер кивнул и вышел из кабинета.

Сэр Джон вернулся к своему креслу, рассеянно потрогал карту Диллинга. Его тонкие губы чуть сжались, словно он почувствовал во рту кислый привкус. Когда-то он рассматривал Гримстера как возможного своего преемника, но линии судьбы обоих внезапно переплелись, так что только нож мог вернуть должный порядок. В Хай-Грейндже он солгал Гримстеру о смерти Вальды, повинуясь сентиментальному, редкому для себя импульсу избежать глупой трагедии. Но, даже солгав, он ощутил тщетность усилий. Он повел себя как человек, а не глава Департамента. Однако теперь… Сэр Джон сел и холодно вспомнил спальню в номере Гримстера в Хай-Грейндж и в строгом воображении увидел, как двигается Гримстер в постели с мисс Стивенс, потом представил Гримстера таким, каким видел несколько мгновений назад. Смутные наметки дедукции начали проясняться, обретать форму; впервые в жизни сэр Джон начал понимать суть глубокого горя. Он знал точно, что Гримстер собирается в недалеком будущем убить его. Пока память о Вальде жила в мозгу Гримстера, пока он считал ее смерть несчастным случаем, пока у него не было четких доказательств причастности Департамента, Гримстер даже в профессиональных целях не стал бы так быстро спать с женщиной, если бы не влюбился снова… а влюбиться в мисс Стивенс он не мог. Тем не менее он с ней спал – потому что правда о Вальде его освободила. Да, сэр Джон знал Гримстера. А как иначе, раз они одного поля ягоды – интеллектуально и эмоционально? На месте Гримстера он и сам действовал бы именно так, как теперь намерен действовать Гримстер.

Прежде чем ехать в Девон, Гримстер позвонил в лондонский дом миссис Хэрроуэй. Она оказалась дома и взяла трубку. Гримстер сказал, что Департамент закончит дело с Лили, видимо, в течение недели. И тогда не позволит ли она Лили пожить некоторое время у нее, пока не сформируются определенные планы на будущее? Получив утвердительный ответ, Гримстер попросил миссис Хэрроуэй пока хранить этот звонок в секрете. Она рассмеялась.

– Почему?

– Сейчас я не могу сказать, – ответил Гримстер. – Но когда я привезу Лили к вам, вы поймете, что это не пустая прихоть.

– Очень хорошо, мистер Гримстер. С радостью.

В начале вечера Гримстер сел на поезд в Эксетер и ближе к ночи приехал в Хай-Грейндж. Крэнстон ждал его, уже получив инструкции от сэра Джона.

– Пожалуйста, приготовьте мне машину без водителя, – попросил Гримстер. – Я заберу ее завтра в Эксетере в обеденное время. Вы можете вернуться в моей машине. Еще закажите двухместный номер на имя мистера и миссис Джейкобс в отеле «Рандольф» в Оксфорде – на завтрашнюю ночь и на следующую.

Крэнстон бросил на него короткий взгляд, но промолчал. Потом кивнул и протянул Гримстеру конверт.

– Это вам – пришло вечерней почтой.

Почерк Гаррисона, на конверте лондонский штемпель.

Гримстер открыл письмо и прочитал:

«Дорогой Джонни!

Никто так не рад, как я, что ты все еще жив. Я недооценил твою изобретательность тогда на реке и, к сожалению, своей заносчивостью допустил эту ошибку – «среди прочего». Я знал – и дальнейшее подтвердило, – что от тебя это не ускользнет.

Естественно, Прингла следует рассматривать – по справедливости – выбывшим из игры. Ты, разумеется, ни за что не выпустишь из рук то, что было в перстне, – если только за последнее время не поменял мнение и решение. В этом случае наше предложение вполне в силе – даже с еще бо́льшими гарантиями личной безопасности и бо́льшим вознаграждением.

Понятно, что я не извиняюсь за прямоту подхода. Мы с тобой всегда говорили в открытую – увы, в нашей профессии такое качество не ценится.

Если заинтересуешься, выйди на связь. Не заинтересуешься – буду искренне молиться, чтобы ты больше не оказался в положении, подобном недавнему на берегу реки.

С любовью, Дики».

Гримстер улыбнулся и перебросил письмо Крэнстону.

– Прочтите, вас позабавит. А потом отправьте сэру Джону.

Он поднялся в свою комнату, налил бренди и зажег сигару. Ему нисколько не претило жить в мире, в котором существуют люди, подобные сэру Джону и Гаррисону. В каком-то смысле Гримстер и не ведал другого с того дня, как выяснилось, что мать кормит его трогательной и доброй ложью. И ничего странного, что Гаррисон – первый, кого он мог бы назвать другом, – готовился его убить. Он сам поступил бы так с Гаррисоном. На руках сэра Джона пятьдесят убийств, что нисколько не лишает его уважения. Все они – адвокаты дьявола. Но Вальда разорвала систему извне. Он, Гримстер, поддался чувству, на которое не имеет права ни один человек, продавший душу. Он влюбился. И смерть Вальды вышвырнула его из рядов профессионалов, превратив в изгоя и изменника. Он больше не профессионал. Он просто Джон Гримстер и может впервые побаловать себя, исполнив простое человеческое желание. Он собирается убить сэра Джона, а после убийства – жить столько, сколько позволят собственные силы и мозги, а так как инстинкта смерти в нем нет, проживет он долго и умрет естественной смертью.

Гримстер прикончил бренди, докурил и отправился в спальню. Потом в пижаме и халате он пошел в номер Лили. Дверь была не заперта, а в темноте гостиной виднелась полоска света из-под двери спальни. Конечно, она его ждала. И не требовались слова, чтобы понимать друг друга. Она отдалась ему (хотя и себе не призналась бы в этом), чтобы разрешить ситуацию, чтобы наверняка получить свою долю наследства Диллинга. Однако Гримстер понимал, что Лили давно прошла точку, когда нужно было изображать любовь к нему. Она знала, что любит. Для нее это и должно быть так, чтобы не тревожить легкий комфорт тела и души. Сам Гримстер для себя должен был исполнять роль человека, не только принимающего, но и дарящего любовь. Роль, благодаря его новой свободе, несложная. Тело и чувства рядом с желанной женщиной не приходилось пришпоривать – все слова любви, что он говорил ей, были не ложью, а всего лишь благодарностью в ответ на освобождение, которое она принесла.

Открыв дверь спальни, Гримстер увидел, что Лили читает, сидя в постели. Она уронила книжку на пол, протянула навстречу руки и воскликнула горячо и без тени смущения:

– Джонни, милый! – Она была в зеленой ночной рубашке с черной бархатной отделкой на рукавах и воротнике – подарок миссис Хэрроуэй на день рождения во Флоренции.

На следующее утро Крэнстон отвез их в Эксетер; Гримстер и Лили сели в арендованную машину и поехали. Лили от души веселилась. Движение, ощущение действия, растущее чувство к Джонни приносили счастье. Несомненно, только от любви может женщина сделать то, что сделала она. Она рискнула всем и могла получить отказ или потерпеть неудачу в попытке избавиться от хватки Гарри, явно не столько любящей, сколько властной, часто повелительной и эгоистичной. Слава богу, ничего этого нет в любви Джонни. Не считая некоторых моментов в постели, он почти застенчивый… нет, сдержанный… но всегда любящий и учтивый. Настоящий джентльмен – не то что Гарри… В Гарри было что-то заурядное, порой грубое, особенно когда они занимались любовью. А что он придумал с той пятницей!.. Как ей повезло, что рядом оказался любящий Джонни!

Гримстер довел машину до Тонтона и поставил в гараж, который хорошо знал. Объяснив Лили, что сейчас они всего лишь принимают обычные меры предосторожности – теперь-то она должна признать их разумными, – потому что Департамент не хочет ни малейшего риска в деле Диллинга, он повел ее с чемоданами в другой гараж, где заказал – заранее, по телефону из Лондона, – другой автомобиль. Гримстер был спокоен. Сэр Джон, несомненно, пошлет за ним «хвост», однако слежку наверняка начнут только от отеля «Рандольф» в Оксфорде. А в «Рандольф» они не поедут. Гримстер уже заказал – из Лондона – комнату в «Антробус Армс» в Эймсбери – милях в тридцати от коттеджа, который Диллинг снимал для Лили. Сэр Джон, когда узнает, что след потерян, одобрит – Гримстер всего лишь принимает меры безопасности, которые обязан принимать первоклассный оперативник. Если сэр Джон хотел устроить слежку, того же хотели люди Гаррисона; оторваться от одних – значит оторваться и от других. Но все же, чтобы не злить понапрасну сэра Джона, Гримстер остановился по пути и отправил личное письмо, приготовленное накануне: «Соображения безопасности, растворяюсь. Доложу в течение сорока восьми часов. Дж. Г».

Получив на следующее утро это письмо и доклад, что Гримстер и мисс Стивенс не регистрировались в «Рандольфе», сэр Джон ничуть не удивился. Именно этого он и ожидал. Понимал сэр Джон и то, что нет смысла ставить человека следить за коттеджем Диллинга. Хотя мисс Стивенс должна была везти Гримстера по маршруту от коттеджа, ясно, что Гримстер начнет от точки, расположенной достаточно далеко.

Поздно ночью, после страстных объятий, Лили устроилась на сгибе левой руки Гримстера, и он сказал:

– Тебе будет легче, если завтра сама сядешь за руль?

– Может быть. Но я помню почти все и достаточно ясно, Джонни. Мне казалось, ты должен был спросить меня раньше.

– Нет. Я хочу, чтобы все было для тебя свежо, когда мы поедем. Так ты будешь вспоминать, что говорил и делал Диллинг.

– Он не делал ничего до самого конца – когда оставил меня.

– Как часто вы останавливались?

– Только раз – обедали. Нет, еще днем – на заправке. И потом, чуть позже, еще раз.

– Где вы обедали?

– В Эйлсбери.

– Точно?

– Да. Мы там бывали прежде.

– Но до того не останавливались?

– Нет.

– Гарри брал с собой что-нибудь из коттеджа?

– Да. Лопатку и чемоданчик.

– Какой чемоданчик?

– Ну… такой, плоский.

– Кожаный?

– Нет. Из светлого металла.

– Ты видела его раньше?

– Пару раз. Он привез его из Лондона.

– А что было внутри?

– Хоть убей.

– Ни разу не пыталась заглянуть внутрь?

Лили помолчала в темноте и рассмеялась:

– Ну, пыталась один раз. Было заперто.

– И обратно он его не привез?

– Он вышел с чемоданчиком и лопаткой, а вернулся только с лопаткой. Недалеко от дома мы остановились, он вышел и выбросил лопатку в пруд.

– И ничего не объяснял?

– Нет.

– Тебе это не показалось странным?

– Для Гарри? – Лили засмеялась. – Он что-то сказал про людей, которые могут по земле на лопате определить, где ты копал. Наверное, шутил.

– Гарри часто обходился с тобой как с мебелью, – заметил Гарри. – Почему ты позволяла ему?

– Не знаю… Потому что он был добр ко мне. Я была совсем наивной. Он показал мне, что в жизни есть много всякого, помимо прилавка в маленьком городке… – Лили помолчала. – И, думаю, ленивой. Зачем восставать против него, когда он так заботился обо мне… – Лили подвинулась ближе. – Джонни, ты правда меня любишь? Да, я понимаю, что все началось странно – с кольца и всех этих дел Гарри, но ведь каким-то образом должно было начаться, да?

Понимая, что ей нужно, Гримстер притянул ее поближе и сказал:

– Ты знаешь, что я люблю тебя. Люди не выбирают, как им встречаться, сближаться и влюбляться. Не важно, как это происходит, просто радуйся.

Он физически почувствовал, как удовольствие разливается по ее телу. Мелькнула мысль: если повторять что-нибудь самому себе достаточно долго, это станет почти правдой – если быть такой, как Лили.

Из темноты к его плечу придвинулась щека, и Лили вдруг спросила:

– Джонни, у тебя много денег?

– Прилично. Хотя я не богач.

– А если я стану богатой – это будет иметь значение? Я ведь могу получить груды золота от бумаг Гарри?

Гримстер рассмеялся:

– Можешь. Только сначала получи. И в любом случае это ничего не изменит. А теперь все, тебе пора спать. Завтра у нас долгий день.

Но он сам заснул раньше ее. Лили лежала в темноте и думала, как ей повезло. Может, ей была уготована такая судьба – всегда приземляться на ноги. Сначала был Гарри, теперь – Джонни. Их, конечно, нельзя сравнивать. У нее ни разу не возникло чувства, что Джонни использует ее, как бывало с Гарри. Джонни всегда добр и внимателен, с ним ей хорошо, она чувствует себя личностью, и с того момента, как они начали спать вместе, она знала, что дело не только в ее теле. Он любил ее и хотел ее всю. В общем-то это неудивительно. Мужчине нужна женщина, чтобы любить, как и женщине нужен мужчина; с того момента, как он потерял Вальду, сам не зная того, он искал кого-то, как и она. В этом они очень похожи – они жаждали и искали любви. Когда-нибудь он расскажет о Вальде. Спрашивать не нужно. Он сам расскажет, когда будет готов, и тогда в нем не останется печали, не останется настоящих чувств к Вальде, как у Лили не осталось уже настоящих чувств к Гарри. Воспоминания – да. Но не чувства. И все же надо признать, что Гарри был добр к ней, хотел, чтобы у нее было все… Если она действительно получит деньги… Нужно быть осторожной первое время, если у нее будет больше, чем у Джонни. Мужчины иногда такие странные… Как ее отец – он буквально взбесился, когда мама устроилась на работу, пока его не было…

Лили в темноте строила безупречное будущее. О другом она и думать не желала.

На следующее утро они доехали до Эйлсбери и там пообедали. Лили с Гарри были здесь в феврале, когда темнело гораздо раньше. После Эйлсбери за руль села Лили и направила машину на северо-восток, в сторону Лейтон-Баззарда. Это название она сразу узнала, однако после Лейтон-Баззарда названий не помнила.

– Было еще местечко, куда мы заехали, – где-то недалеко. Не помню названия, но узнаю, когда увижу указатель в Лейтон-Баззард. Оттуда недалеко – миль шесть-восемь.

Гримстер не стал настаивать, память у Лили была хорошая, только спросил:

– Который был час, когда вы приехали туда?

– Ну, было темно, часов в шесть-семь. Помню, за Лейтон-Баззардом Гарри велел остановить машину, и мы просидели час или больше. И помню, в машине стало холодно, так что мы завели мотор, чтобы включить печку.

В Лейтон-Баззарде – было примерно полчетвертого – Лили сразу нашла среди указателей нужный.

– Вот он. Вот куда мы ездили. Вуберн.

Она направила машину налево – в сторону севера, и Гримстер сказал:

– Странно, что ты не запомнила такое название.

– А что, в нем что-то особое?

Гримстер улыбнулся:

– Пока забудь. Сколько вы ехали после Вуберна?

– Недолго, милю или две. Я наверняка вспомню дорогу; мы остановились у коттеджей. Там тоже было забавное название. Увижу – узнаю.

Вуберн. То, что название ничего не говорит Лили, удивило Гримстера. У самого города располагалось Вубернское аббатство и обширное имение с парками и озерами – собственность герцога Бедфордского, который создал громадный комплекс и открыл его для публики, превратив в знаменитый аттракцион для туристов. Но удивление удивлением, а Гримстер был доволен, что посадил Лили за руль, и ждал, куда она теперь его завезет. Затем ему вспомнилось, как Прингл упомянул, что работал в дорожно-строительной компании в Блетчли. А Блетчли всего в нескольких милях от Вуберна, на границе Бедфордшира и Бакингемшира. И Диллинга поймали пьяным за рулем в этих краях…

Гримстер частенько ставил себя на место другого, пытался мыслить так, как мыслил бы другой, с его воспитанием, друзьями и характером. Теперь он знал Диллинга. И, похоже, знал, почему Принглу достаточно было бы только карты-схемы.

Въехали в Вуберн, в самый центр.

– Ты уверена, что нам сюда? – спросил Гримстер.

Лили кивнула:

– Я помню эти ворота. Сейчас слева должна быть какая-то вода, вроде озера. Помню, светила луна. А может, звезды.

Ее глаза были устремлены на дорогу, по которой вместе с ними двигалось несколько машин – посетить аббатство. Но, достигнув правого поворота к аббатству, Лили не повернула, а поехала прямо.

– Здесь мы точно поехали прямо. А что это за аббатство? Что-то вроде парка отдыха?

– Вроде того.

После некрутого подъема впереди показался левый поворот; машины впереди сворачивали туда. Лили тоже повернула и пристроилась в растянувшуюся очередь. На указателе значилось: «Вуберн. Царство диких животных». Слева от дороги земля уходила вниз, и виднелась вереница машин, ползущих вдоль высокой сетчатой изгороди – границы «Царства диких животных». Потом деревья загородили обзор, и Лили без всякого оживления сказала:

– Вот здесь. Там что-то вроде гостиницы; прямо позади мы и остановились.

Впереди и справа от дороги стоял невысокий белый домик. Подъехав, они увидели табличку «Приют Трусселера».

Лили спросила:

– Что теперь?

Поворот налево вел к «Царству диких животных», но Гримстер велел Лили ехать прямо.

Она не задавала вопросов. Что бы Гримстер ни велел, она повиновалась. Она помогала ему. И ее единственная радость – делать все, что он скажет.

Немного дальше они вернулись в Вуберн и сняли комнату в «Бедфорд Армс». Гримстер оставил Лили – принять ванну и переодеться к ужину, – а сам спустился в бар. В коридоре он подобрал несколько брошюр, где описывались подробности аттракционов и достопримечательностей Вубернского аббатства и «Царства диких животных». Допивая первый стакан бренди, Гримстер уже окончательно понял, почему Принглу хватило бы карты из перстня, чтобы найти место, где Диллинг спрятал чемоданчик, знал, почему Диллинг сделал надпись «Que será, será» сверху карты, а главное – зачем нарисовал внизу червеобразное существо. И еще Гримстер знал, что похоронить чемоданчик Диллингу было не в пример проще, чем теперь достать его.