Машину вела Лили. Днем прошел дождь, и сейчас от ночных заморозков на дороге появились скользкие участки, так что почти все внимание Лили уделяла автомобилю. Ей пришлось сесть за руль, потому что несколько месяцев назад у Гарри на год отобрали права. Лили ухмыльнулась: профессор Генри Диллинг, вождение в нетрезвом виде!.. Он любил иногда приложиться, хотя обычно под мухой за руль не садился. Не повезло… Лили повела плечами.

Гарри тихонько насвистывал. Последние полчаса – одну и ту же мелодию: «Что будет, то будет». У Лили уже гудело в голове, и она сказала:

– Ради бога, смени пластинку.

– Зачем? – засмеялся Гарри. – Сегодня я специально. Эзотерическая связь.

Лили не поняла, о чем он, как частенько не понимала, если он использовал сложные слова. Да и не важно. Он дал ей новую жизнь. Пусть занимается своими эзотериками и пусть хранит свои маленькие секреты, если хочет. Гарри обучал ее последние три года, но совершенно ясно: как она ни старайся его догнать, он будет жить в высотах, недоступных ей. Впрочем, Лили и не беспокоилась – пока он добр к ней. А он добр. Он столько сделал для нее! Чертовски много. Гарри дал ей новую жизнь, а теперь, по его словам, ее ждет еще больше. Горы денег. Лили вела машину, умело и осторожно, а мысли были заняты роскошью: норковая шуба, дорогие отели, вилла на солнце и сама она у бассейна в бикини… Кстати, надо заняться фигурой. Как бы ни любил ее Гарри, а несколько футов стоит сбросить… тут и тут.

На окраине Ньюбери Гарри сказал:

– Останови на следующем перекрестке.

Затем достал лопатку с заднего сиденья и произнес, словно отвечая на вопрос:

– Дай эксперту комок земли – и он скажет, в чьем саду ты копался. Наука очень усложнила жизнь.

Когда она остановилась у перекрестка, Гарри вышел с лопаткой. Лили опустила стекло, закурила и смотрела, как высокий худой Гарри – иссиня-серый силуэт под светом морозных звезд – исчезает среди деревьев. Лили затянулась, потом раскинула руки и расслабилась после долгой езды. При всем уме он все-таки мальчишка… вечно делает из мухи слона. Все окружает тайнами просто для развлечения. Взять хотя бы Билли Э. Что за детский сад!.. И все же он ее, Гарри. Они близки, очень близки. «Комплиментарны». Новое слово. А эзотерическая связь? Это что? Что-то про любовь? Нет, там эротическая. Эротическая связь. Лили улыбнулась сама себе. Этого у них в избытке, и будет еще – до окончания ночи. Она чувствовала его возбуждение. А если он в таком состоянии, или немного выпьет, то можно не сомневаться… Но все же из-за чего весь сыр-бор, ночная поездка, таинственность и чемоданчик, который Гарри закопал бог знает где? Если бы он хотел, то рассказал бы. Не хочет – она не станет спрашивать. Зачем? Сегодня она вела машину, выполняла распоряжения, не задавая вопросов… как выполняла его распоряжения последние годы. Никаких вопросов. Все, что он делает, правильно. Она была довольна и благодарна за спокойствие, которое принес ей Гарри, забрав из-за прилавка аптеки «Бутс» – больше не нужно продавать косметику и аспирин. И если Гарри желает хранить секреты, пусть его. Пока он добр к Лили, может вертеть ею, как заблагорассудится. Она не против. Ей хватает доброты. Скажем прямо, женщине приходится терпеть.

Гарри вернулся без лопатки.

– Зашвырнул в пруд. Вода разбилась, как зеркало, и я вспугнул двух уток. – Нагнувшись, Гарри взял у Лили сигарету и затянулся. Отдав сигарету, он провел ладонью по щеке Лили до изгиба теплой шеи.

Она повела машину дальше. Началась знакомая дорога: деревья, поля и силуэты появлялись, как старые друзья. Бледные лица знакомых коттеджей и гостиниц отмеряли мили, пока они не добрались до своего городка.

Гарри вышел и поднял гаражную дверь, потом они пошли в дом – он обнимал Лили за плечи, и дыхание клубилось перед ними в холодном ночном воздухе.

Гарри налил виски. Он улегся в кресло, положив ноги на другое, и, несомненно, был возбужден.

– Ты большая, прекрасная девочка, и я завалю тебя любовью и роскошью.

Лили отпила виски и улыбнулась – она видела себя бездельничающей в воде бассейна, выложенного голубой плиткой, чувствовала, как ветер играет ее волосами, когда она ведет дорогой кабриолет… в тепле нескончаемого летнего дня видела рядом с собой Гарри; их сильную и верную любовь ничто не в состоянии тронуть или замарать.

В два часа ночи невысокий, толстый, немного раздраженный мужчина, укутанный в пальто, топая задубевшими ногами по замерзшей траве, чтобы согреться, наконец увидел, что свет в спальне погас. Облегченно хмыкнув, мужчина двинулся по переулку к своей машине, припаркованной в полумиле от дома. По крайней мере, думал он, увидел, как приехали, хотя жалко, что проморгал их отъезд. Хитрые, сволочи, проделывали такое и прежде. Наверное, уехали ранним утром. Придется как-то заполнять пробел в рапорте. Черт с ними, напишет, что потерял их в пробке. Какая разница? Не впервой. В любом случае, если бы это было действительно важно, Департамент выделил бы ему пару помощников, чтобы обеспечить круглосуточное наблюдение. Эти двое уютно свернулись в постельке, а он тут на морозе, и ноги уже как две мраморных могильных плиты. Мужчина яростно выдохнул и подумал, удастся ли раздобыть выпивку у ночного портье. Ром, большой стакан рома… Даже мышцы заныли.

На следующий день – в субботу – Лили и Гарри поездом отправились в Лондон. Лили везла с собой большой чемодан. Утром она вылетела из Хитроу. Гарри купил ей в дорогу несколько женских журналов, суетился вокруг нее, обнял и поцеловал на прощание, улыбнувшись своему отражению в темных очках, – Лили считала, что в них похожа на кинозвезду. Гарри знал, что зарубежные поездки все еще ей нравятся, она ощущает себя важной персоной. Дитя и женщина. Гарри любил ее всей силой, на какую был способен, однако главным удовольствием, признавал он, было обладать ею. Она – его.

Проводив Лили, Гарри зашел в телефонную будку в главном зале, набрал лондонский номер и назвал добавочный Департамента. Когда отозвался знакомый голос, Гарри сказал:

– Это Диллинг. Подъеду через час. Без товара – в целях безопасности я его спрятал. Знаю, я обещал привезти, но вчера я передумал. Сперва надо обсудить финансовые вопросы.

Голос в трубке печально проговорил:

– Совершенно излишняя предосторожность. Обычная деловая сделка, хотя должен заметить, что многие считают ваши условия чересчур завышенными. Нам нужно некоторое время, чтобы принять решение.

– Пожалуйста. Только не забывайте, что есть и другие рынки, где, я уверен, финансовые вопросы не станут препятствием.

Голос, слегка обидевшись, ответил:

– Во имя наших добрых отношений – я не слышал этих слов, и пожалуйста, никому их не повторяйте. Это будет слишком опрометчиво.

– Не повторю, – заверил Диллинг, – если меня не вынудят.

Он повесил трубку и отправился к выходу из терминала, чтобы взять такси. Пусть говорят что угодно, у него довольно причин не доверять Департаменту, пока юристы не скрепят все контрактом. Диллинг поднял руку, подзывая такси; он думал о Лили, едущей в аэропорт, о Лили, которую впервые увидел за прилавком аптеки «Бутс» в Акфилде, вспомнил прикосновение ее руки, когда она отдавала ему сдачу. И с мыслями о Лили он рухнул замертво от сердечного приступа в тот миг, когда рядом притормозило такси.

Сорок один год, не женат… Полиции понадобилась неделя, чтобы опознать покойного. В «Таймс» сообщение о смерти заняло треть колонки. Но если полиции понадобилось время на опознание, кое-кто знал о смерти Диллинга через три или четыре часа. В квартирке в Челси имущества было немного – мебель, одежда, книги… пять тысяч фунтов на депозите в банке. В банке хранилось и завещание. Все, что имел, Генри оставил мисс Лили Бренде Стивенс, проживающей в доме «Олд-Крофт», Спартон, графство Беркшир. В «Олд-Крофт» сдавались меблированные квартиры, и рента истекла как раз через неделю после смерти Диллинга, на чье имя был составлен договор.

Лили остановилась во Флоренции, в номере, снятом в отеле «Эксцельсиор». Не испытывая недостатка в деньгах, она просто ждала вестей от Диллинга. О его смерти она узнала через месяц от новой флорентийской подруги, но не подозревала, что он завещал ей все имущество. Известие вызвало слезы и искреннюю, хотя и не совсем обычную печаль. Лили расстроилась, что пропустила похороны – как бы она смотрелась в черном, одинокая скорбящая фигура… Вскоре Лили успокоилась. Благодаря подвижному и довольно рассудительному характеру, не испытывая недостатка в здравом уме, она решила, что время и удача, при некоторых ее собственных усилиях, предоставят ей новый поворот в жизни. В конце концов, Гарри и сам бы хотел, чтобы она не горевала вечно. Конечно, любовь на время ушла из ее жизни, но пока она ощущает доброту и уют, жаловаться не на что. Все само собой образуется.

Ее разыскивали, однако выследили только спустя долгое время. Прошло полгода; Лили, сменив по пути несколько стран, приехала во Францию.

Первым ее нашел Департамент – подразделение министерства обороны. Само его существование никогда не признавалось официально. Функции Департамента – количество их росло в интересах национальной безопасности – существовали, сколько существовало общество. Его действия были скрытны и неделикатны. В интересах безопасности и экономики следовало руководить некоторыми персонами и некоторыми ситуациями, управлять, организовывать, подхлестывать или подавлять, не утомляя и не беспокоя общественное мнение знанием всех неправедных военных хитростей, которые – в интересах национального благополучия – негласно имел право применять Департамент. Убийство, шантаж, подделка, похищение и предательство были в Департаменте обычным делом. Само существование Департамента всеми отрицалось. Агенты и оперативники Департамента жили в обществе, но действовали вне его. Большинство пришли в Департамент, уже имея представление о его исключительных особенностях, и были готовы их принять. Однако никто изначально не представлял полных масштабов, и понимание приходило слишком поздно – человек смирялся, даже испытывал своеобразную гордость и удовлетворение от участия в работе, которая сначала меняла его, потом изолировала, а в итоге наделяла бесчеловечностью, которая, по сути, делала его изгоем. Главой Департамента был сэр Джон Мэзерфилд.

Расшифрованное сообщение о подробностях ситуации с Лили и ее местонахождении ожидало сэра Джона на рабочем столе, когда он вернулся с обеда – из ресторана «Скотт» на Маунт-стрит. Поднеся листок к окну, сэр Джон читал его под лучами солнца. Далеко внизу бурые, грязные воды Темзы катились к морю; черные баржи, как связанные водяные жуки, прокладывали путь против течения, борясь с отливом.

Сэр Джон носил изящный коричневый костюм, его движения были резки и даже немного суховаты. Почти шестидесятилетний, он тщательно следил за собой; на лице читались лишь полное владение эмоциями, сдержанность, точность и непогрешимость. Седые усы были строго подстрижены и причесаны, ногти на желтушных руках – безукоризненны.

Сэр Джон вернулся к столу и нажал кнопку, вызывая Коппельстоуна. В ожидании закурив, он выпускал дым изящными завитушками, между затяжками отставляя сигарету в сторону от себя, словно страшась даже мысли, что хоть крошка пепла упадет на одежду. По его виду невозможно было предположить, что он в ярости. А сэр Джон гневался – на тупость и неумение, сопровождавшие эти розыски последние полгода. Свои чувства он никогда не проявлял в офисе, и мысли его лишь частично открывались в речах. Немногословный, он был закрыт для тех, с кем работал.

Вошел Коппельстоун – крупный мужчина далеко за сорок, с редеющими светлыми волосами и с большим румяным лицом младенца. Над верхней губой виднелся свежий порез от бритья. Редкое утро обходилось без того, чтобы Коппельстоун не порезался. Причина была известна сэру Джону: Коппельстоун ложился спать, изрядно нагрузившись виски. Сэр Джон знал о Коппельстоуне практически все.

– Она в Сен-Жан-де-Люз. – Сэр Джон поднял записку.

– Да, сэр Джон. Совсем недалеко. Мы нашли бы ее через неделю, но наши французские агенты…

– Не важно, – угрюмо прервал сэр Джон. – Вы знаете, что нужно делать. Кто будет с ней работать?

Вопрос был риторический. Коппельстоун понимал, что сэр Джон уже решил, кто будет с ней работать.

– Выбор невелик. Работа долгая и утомительная.

– А возможно, и безрезультатная. Все может оказаться бессмысленной фантазией – но пока это не выяснится, мы должны работать всерьез. Если все правда, то у нас проблемы. Девица унаследовала все состояние Диллинга. По нашим данным, она глупая и ветреная. Однако если профессор не шутил, то она будет претендовать на сотни тысяч фунтов.

Сэр Джон аккуратно положил сигарету в пепельницу и посмотрел, как легкий завиток сизого дыма уносит сквозняком в открытое окно.

– Ветреная – не обязательно легкомысленная к деньгам. Нам нужно необремененное имущество. Значит, от девицы надо избавиться.

Безучастно, словно о второстепенном вопросе, Коппельстоун спросил:

– Это совершенно необходимо?

– Вы не в финансовом комитете, Коппельстоун. Если мы можем что-то получить дешевле, мы получаем. Если можем получить даром – плевать на дешевизну. Когда получим от девушки то, что нам нужно, ее придется убрать. И учтите, об этом не должен знать тот, кто с ней будет работать. Пусть машет морковкой громадного состояния.

Восемью этажами ниже, подумал Коппельстоун, по набережной идут мужчины и женщины, которым ничего не известно про мир, где человеческая жизнь не стоит ничего. На мгновение ему захотелось оказаться дома, запереться в квартире и налить первый вечерний стакан виски – на пути к забвению. Слишком многое было на его совести, чтобы в одиночку сталкиваться по ночам с яркими воспоминаниями.

– Значит, это приказ, сэр Джон?

– Разумеется. Если Диллинг предложил стоящую вещь, мы сэкономим налогоплательщикам приличные деньги. С министром согласовано, хотя сначала он завел обычную христианскую шарманку… Полагаю, этим делом займется Гримстер.

Сэр Джон взял сигарету, аккуратно стряхнул пепел и, подняв тремя пальцами сигарету вертикально, словно маленький факел, продолжил, обращаясь скорее к сигарете, а не к Коппельстоуну:

– С Гримстером получилась накладка. Мы совершили ошибку. Теперь он ненадежен.

– Он с самого начала знал о наших методах.

– Разумеется, он не дурак. Он – первоклассный специалист, но мы превратили лучшего в потенциальную угрозу безопасности. Теперь уже ничего не исправишь.

– Вряд ли он созреет…

– Вы не правы, Коппельстоун, дайте ему время, и Гримстер придет к выводам. Неразумно ждать, пока он повернет против нас. Полагаю, его хватит только на одно задание.

Коппельстоун, которому Гримстер нравился, попытался вступиться:

– Я не был бы так уверен…

– Ему нужны четкие доказательства, которых у него никогда не будет. В конце концов он примет за доказательства то, что говорят ему здравый смысл и знание Департамента. Гримстер нравится мне, как и вам, а может, даже больше. Пусть выполнит задание; когда закончит и девушка уйдет, Гримстер тоже должен уйти. Немедленно отправьте его в Сен-Жан-де-Люз и предупредите, чтобы обоих ждали в Хай-Грейндж.

– Слушаюсь, сэр Джон. Что я должен рассказать Гримстеру о девушке?

– Расскажите сколько нужно, чтобы он мог работать. Если он догадается, что ее ждет потом… значит, догадается. А, вот еще: я забыл трость в «Скотте». – Сэр Джон протянул Коппельстоуну номерок гардероба. – Пошлите кого-нибудь забрать, хорошо?

Коппельстоун вышел, держа номерок в руке. Жаль Гримстера, подумал он без особых эмоций. Предел жалости в Департаменте все преодолевают довольно быстро. Собственно говоря, исчезновение Гримстера на руку Коппельстоуну. Он всегда считал, что сэр Джон рассматривает Гримстера как своего преемника. Если Гримстера не будет, то Коппельстоун – следующий в очереди. Он посмотрел на номерок… в «Скотте» обед что надо – устриц в августе нет, но, наверное, морской язык «соль маньер», потом – стейк, полбутылки недорогого бургундского «бон» – на вине сэр Джон экономил, – потом в офис на такси; и обречь двух человек на смерть так же просто, как послать за тростью. Никакого милосердия, только холодная, несгибаемая верность многоликому богу по имени Безопасность, чудовищу, взращенному для защиты мужчин и женщин, бредущих по улицам далеко внизу, во имя которых вырастали сотни тупых и жестоких нелюдей.

Возвращаясь в собственный кабинет, Коппельстоун заглянул в маленькую комнату, которой пользовался Гримстер, если появлялся в здании. В комнате никого не было, но на столе лежала записка: «Пошел в кино. Вернусь полшестого. Билетерша знает мое место. Звонить 01-293-4537. Дж. Г.».

К углу стола были прикреплены тиски для изготовления наживки, а на столе стояла коробка с кучей материалов, шелковых ниток, перьев, лаков и множество крючков разного размера. В тисках была наполовину готовая муха. Коппельстоун поднял веер перьев и погладил пальцем. Гримстер, подумалось ему, ныряет с головой в какую-то киношную фантазию, которая и близко не лежала с теми фантазиями, которые он сам осуществлял… Теперь его ждет очередная, последняя фантазия, которую он разделит с ветреной блондинкой двадцати двух лет, бывшей продавщицей из «Бутс»; с девушкой Диллинга – Диллинга, который разговаривал с Коппельстоуном за несколько минут до смерти. Сейчас эта девушка путешествовала с миссис Джудит Хэрроуэй, богатой и неугомонной вдовой… Гримстеру предстоит убалтывать и холить эту девушку, сблизиться с ней и выжать досуха. А потом ее с изящным мастерством ликвидируют, поскольку нет сомнений, что Диллинг предложил на продажу нечто, стоящее заявленной цены. Диллинг не стал бы предлагать липу. А когда исчезнет девчонка, придет пора исчезнуть и Гримстеру.