На Рождество Рейкс уехал в Девон и застрял там. Из Лондона он писал Мери, иногда звонил - только из клуба, - но все равно соскучился. К тому же накопилось много дел, связанных с уже близким переездом в Альвертон: договориться со строителями, уточнить списки мебели, которую еще должен был достать агент в Эксетере. А еще хотелось поставить в Альвертоне много и новой мебели. Рейкс обсуждал все это с Мери. Хотя они не были еще помолвлены, никто не сомневался, что свадьба состоится сразу после новоселья в Альвертоне. Рейкс хотел отпраздновать ее именно там.

Два дня Мери жила у него в доме, нарочно сминала постель в отдельной комнате, которую по утрам убирала миссис Гамильтон. Служанка ценила такое внешнее соблюдение этикета, - хотя и не обманывалась на этот счет. Рейкс и Мери ходили по магазинам, навещали знакомых, часто подолгу гуляли у реки или на торфяниках. Сарлинг, Маунт-стрит и все кошмарные лондонские события отошли на задний план. Рейкс вернулся на свою землю, в свою стихию. Стоило ему побыть здесь несколько часов - и родные места, как и всегда, полностью захватили его, заполнили его душу, заняли все его мысли. Но что-то все-таки переменилось, и он не мог этого не заметить. Другими стали его отношения с Мери, и он не понимал, кто виноват в этом. Успокаивая себя, он ссылался на незримое присутствие Беллы. Хотя знакомство с ней ему навязали, ее тень и здесь не отступала от него ни на шаг. Рейкс чувствовал, что и Мери ощущает перемену. Бывало, он поворачивался к ней - и ловил ее печальный взгляд. Рейкс притворялся, что не заметил его, и она, подыгрывая ему, отбрасывала грусть, заставляла себя шутить, изо всех сил пытаясь убедить его и себя, что в их отношениях ничего не изменилось.

Но иногда не выдерживала. Как-то ночью Рейкс проснулся и, ощутив рядом ее тепло, коснулся ладонью ее щеки. К своему удивлению, он почувствовал, что она влажная от слез. Рейкс ласково приблизил лицо Мери к своему и поцеловал в глаза.

– Отчего ты плачешь? - спросил он.

Темнота придала ей смелости, и она ответила:

– От счастья. Оттого, что ты здесь и у нас все еще впереди. Когда девушка счастлива, ей хочется и смеяться и плакать. Иногда мне нравится плакать от счастья, но не очень хочется, чтобы ты это видел. Ведь мужчины считают слезы признаком горя.

– Если что-то не так, ты бы мне сказала, правда?

– Да, если тебе стоило бы это знать.

– Если между нами разлад, я должен знать об этом. - Рука Рейкса скользнула по изгибу ее груди, кончики пальцев стали ласкать сосок, едва касались его, и он поднялся, затвердев под ними.

– У меня все есть. Никаких тревог. Так прости мне и эти глупые слезы.

Рейкс обнял Мери, и они занялись любовью с той редкостной нежностью, что жила в них и правила ими. Потом, когда Мери уснула, он лежал, смотрел, как утолщается лунный луч на стене, постепенно превращаясь из тонкой рапиры в плоский римский меч. Рейкс сознавал, что в отличие от Мери у него есть еще не все. Но недостающее со временем придет…

На другой день они поехали на аукцион в Майнхед. Накупили старинной серебряной посуды. На обратном пути остановились в кабачке «Якорь» в Далвертоне выпить по стаканчику. Сидя бок о бок за стойкой, они рассматривали лисьи головы над камином, ели огромную фаршированную форель, и вдруг ни с того ни с сего Мери спросила:

– Если бы тебе пришлось составлять список самого дорогого, что бы ты поставил вначале?

– Тебя, конечно.

– Потому что любишь? Я знаю, мы с тобой понимаем любовь по-разному, - вздохнула она. - Но все-таки меня, потому что ты в самом деле любишь, несмотря ни на что?

– Да, конечно. Но как понимать это «несмотря ни на что»?

– Я, в общем, сама не знаю. Пожалуй, я имею в виду настоящую любовь, а не просто желание вписать меня в картину, которую ты мысленно себе нарисовал. То есть мы, Альвертон, твой уход от дел, дети, спокойная жизнь.

– Разумеется, и это тоже. Но больше всего я хочу иметь тебя. Да что с тобой стряслось?

– Виноваты, наверно, два сухих мартини, - засмеялась Мери.

– Тогда выпей еще. И вино уведет тебя в другую сторону - к радости, - улыбнулся Рейкс.

Но по дороге домой он снова и снова задумывался над ее словами - что она все-таки хотела сказать? Раньше Мери, как и он, принимала их любовь как должное. Но это и не ревность. Мери прекрасно знала, что время от времени у него бывают другие женщины. И хорошо понимала, что после свадьбы не станет никого, кроме нее… другие ему уже не понадобятся. Потом его осенило: может быть, не она хочет ему что-то сказать, а, наоборот, ждет его исповеди? Наверно, дело с Сарлингом сказывается на нем, и Мери это чувствует.

Какой-то зверь перебежал дорогу в свете фар.

– Лиса? - спросила Мери.

– Нет. Выдра. Бродяжничает. Наверно, бежит из Барля в Экс.

А Рейкс вспомнил, как в первый раз увидел выдру восьмилетним мальчишкой, спрятавшись за покрытым снегом дубом. За руку его держал отец. В конце концов, Эндрю не выдержал и полукрикнул, полузасмеялся, когда старая выдра скатилась с горки на спине, растопырив лапы, стуча по льду хвостом. Шум спугнул ее.

Рейксу было тогда восемь лет… И вот уже восемь лет ему очень хотелось постоять на том же месте, держа в руке маленькую руку Мери.

Поздно вечером в среду Рейкс вернулся в Лондон. Белла обиделась, что в ту ночь он не спал с нею, но постаралась не подать виду. Ведь Рейкс приехал из другого мира, и понадобится время, чтобы он перестроился.

В четверг он встретился с Бернерсом, они обговорили последние подробности плана убийства Сарлинга. Оставалось ждать, когда старик вернется и предоставит им возможность действовать.

Рейкс заехал в клуб, потом вернулся на Маунт-стрит и подробно рассказал Белле о плане.

В ту ночь Рейкс спал вместе с ней. И ночь эта для него ничем не отличалась от других. Белла ему нужна, без нее им с Бернерсом не обойтись.

Рейкс должен был уехать на выходные в Девон, но из Парижа позвонил Сарлинг и передал Белле, что возвратится, видимо, в субботу, так что вечером она может подвезти его в Меон Парк. Повесив трубку, Белла пошла в спальню. Там, в брюках и рубашке, сидел Рейкс. На шее у него болтался незавязанный галстук. Рейкс перестал причесываться и улыбнулся - большой и сильный мужчина, которого она обожает. Он встал, нежно взял руками ее лицо, взглянул прямо в глаза, а потом забрался пальцами в волосы.

– Кто звонил?

– Сарлинг. Он определенно возвращается.

– Когда?

– Завтра к полудню. Надо ехать на Парк-стрит встречать его. Потом отвезти в Меон. Он пробудет там все выходные.

Рейкс, не проронив ни слова, пошел в гостиную. Белла услышала, как он набирает номер, и догадалась - звонит Бернерсу. До нее долетели осторожные слова, прикрывающие истинный смысл сказанного, но вполне понятные человеку на другом конце провода. Когда Рейкс положил трубку, она вышла к нему.

– Ты и впрямь собираешься это сделать?

Он повернулся, почти заслонив собою окно, и, завязывая галстук, произнес без всякого чувства, обыденно и монотонно:

– Через два дня этот мерзавец будет мертв.

Придя в ярость от его равнодушия, она закричала:

– Я могу тебя выдать!

– Выдавай, - ответил он тем же тоном. - Продай меня, испорти всю обедню. Но я придумаю что-нибудь вновь. В рабстве у Сарлинга я не останусь ни одной лишней секунды.

Рейкс обнял ее за плечи. Белла поняла, что он не собирается больше обольщать и завоевывать ее. Он уверен: она у него в руках и ничего Сарлингу не расскажет. Рейкс поцеловал ее, отступил на шаг и произнес:

– Я понимаю тебя. Твои чувства как предрассветный час, самый холодный в ночи. Горячий кофе - вот что тебе поможет.

– Прости. Мне кажется, я просто… ну, я испугалась. Он вдруг позвонил, и все это на нас свалилось.

– Кофе - и не волнуйся, - ответил Рейкс, нежно потрепал ее по щеке и вернулся в спальню. Белла пошла на кухню готовить кофе, все двери были открыты, поэтому она услышала, как Рейкс насвистывает песенку. И поняла, что впервые видит его по-настоящему счастливым. Звонок Сарлинга был началом его освобождения… И Эндрю летел вниз по лестнице, будто мальчишка, который торопится из школы, как узник из тюрьмы, поет, как птица, потому что перед ним, черт возьми, свобода.

Самолет Сарлинга сел в лондонском аэропорту чуть позже полудня. Старика ждали машина и шофер от «Юверсиз Меркантайл Бэнк». Сорок минут спустя он вошел в квартиру на Маунт-стрит. Рейкс сидел в кресле у окна и читал газету.

– Белла уехала на Парк-стрит? - спросил старик.

– Да.

– А я не завтракал. У вас не найдется стакан молока?

Рейкса так и подмывало ответить: «Налей сам, если так хочешь». Но потом, смотря на Сарлинга как на мертвеца, он решил, что кощунственно отказать старику в последний раз, как кощунственно не положить пятаки на мертвые глазницы. И принес молоко.

Сарлинг сел.

– Я знаю, у вас есть дела в Девоне. И решил прийти сюда, все обговорить, чтобы освободить вас на несколько дней. А потом делайте, что хотите, но думайте о том, чего хочу я.

– О вашей знаменитой операции?

Сарлинг осушил стакан и поставил его на стол. Молоко оставило на стенках мутные подтеки.

– Как насчет сбыта золота?

– Скоро я узнаю цену и подробности доставки.

– Отлично. Хочу, чтобы вы уяснили: половина дохода - вам и Бернерсу.

– Вы интересуетесь одними острыми ощущениями? Большим риском?

– Да.

– Так где же они? Мы с Бернерсом должны спланировать и провести всю операцию. Вам же останется только стоять у нас за спиной и махать флажком.

– Вы неправильно меня поняли. От вас потребуется лишь выполнение. План будет моим.

– Хорошо же вы все разделили. Если что-нибудь сорвется, - не говорите, что не задумывались об этом, - вас никогда не найдут. Вы будете так надежно защищены своим титулом международного финансиста, что вас не посмеют тронуть, даже если заподозрят. А, впрочем… Ладно, давайте свое задание на каникулы, я пойду и выполню его.

– Отлично. Мы украдем золотые слитки.

– Я это понял.

– Не из банка, не из сейфов торговцев золотом, не из почтового фургона. Мы украдем их с корабля в открытом море. Нравится?

– Нет. Но одному из моих предков, возможно, и понравилось бы. Он служил у Дрейка. С какого корабля?

– С самого нового и красивого в мире, самого последнего на знаменитой линии.

Сарлинг открыл портфель, вынул какой-то журнал, подал Рейксу. Журнал оказался рекламным проспектом в обложке из белой глянцевой бумаги. Красными буквами на ней было написано: «Новый морской лайнер компании «Кьюнард» - «Королева Елизавета 2».

Рейкс раскрыл проспект наугад. На него с фотоснимка во весь разворот смотрели трое мужчин в полной форме кьюнардского пассажирского флота: капитан, главный механик и администратор отеля «Королевы Елизаветы 2». Фуражки с белым верхом, золотым ремешком на околыше, кокардой в виде увенчанного короной льва с земным шаром в лапах… Белые рубашки, черные галстуки, темно-синие кители с восемью блестящими пуговицами и четырьмя золотыми кольцами на рукаве капитанского кителя.

Его бородатое лицо, загорелое и обветренное, волевое, просмоленное непогодой, и впрямь напоминало лицо сэра Фрэнсиса Дрейка. Или все дело в бороде? «Капитан Уильям Элдон Уорвик, что вам нравится в вашей работе?» И ответ, под которым, казалось, должна быть подпись самого Рейкса: «Я считаю, быть капитаном - одна из последних возможностей жить в этом мире по-своему и не зависеть ни от кого». Ни от кого не зависеть.

Оцепенение отступило. Рейкс взглянул на Сарлинга. Старик молчал. Захваченный против воли размахом его планов, Рейкс листал заполненные рекламой страницы, мелькали снимки. Вот блондинка распласталась на кровати в номере «люкс», вот фото бронзового, блестящего, как старое золото, винта - шесть лопастей с изогнутыми краями напоминают выпуклую голову доисторического животного.

– Вы сошли с ума, - сказал наконец Рейкс.

– Напротив, я рассуждаю здраво.

Еще на одном развороте - корабль, изображенный кистью художника. Ветви карибских пальм, аметистовое море, длинный, величественный корпус судна - ярко-красная полоса ватерлинии, белоснежная верхняя палуба и надстройки, шлюпки по бортам под застывшей дымовой трубой обтекаемой формы.

Рейкс кинул проспект обратно Сарлингу. Он уже полностью овладел собой, отвращение победило - ведь завтра Сарлинг умрет! - но даже это не помешало Рейксу воскликнуть со всей искренностью:

– В жизни не слышал о более сумасбродной затее!

– Наоборот, вполне реальное предложение.

– Побойтесь Бога, Сарлинг! - возмутился Рейкс. - Это что, боевик, вроде «Человек, который взял банк в Монте-Карло» или «Великое ограбление почтового поезда»? Вы рехнулись!

– Мы должны справиться. План мой, выполнение ваше - Он вынул из портфеля другие бумаги, засунул их в проспект и положил на стол со словами: - Прочтите и это. В основном здесь вырезки из газет и рекламы. Кое-что я узнал благодаря деловым связям. Никакой секретной информации. Таким сведения доступны каждому. Прочтите.

– Зачем? Я и сейчас могу сказать, что здесь понадобится целая армия. Больше людей, чем во всех ваших досье. Забудьте об этом. Уж лучше попросите драгоценности короны. Их, пожалуй, достать легче.

Сарлинг покачал головой:

– Сейчас, как вы, наверно, читали в газетах, «Королева Елизавета» еще не плавает. Она стоит в Саутгемптоне с неисправными турбинами. Поэтому время операции пока невозможно установить точно. Но план таков: мы похитим с корабля золото во время первого рейса через Северную Атлантику в Нью-Йорк.

– Но тогда вам придется нанять линкор. Хорошо, пускай у вас было тяжелое детство, пусть вы изуродовали лицо - но это уже ни в какие ворота не лезет.

– Золото возьмем из спецкаюты корабля в первом трансатлантическом рейсе. Нам не понадобятся ни линкор, ни армия. Всего два наших человека на борту - и дело будет сделано без суеты и крови. На корабле три тысячи пассажиров и членов экипажа, но только человек двадцать, в основном зевак - любопытных и ничего не подозревающих, - увидят случившееся. Времени у вас много. Хорошенько подумайте, а потом скажите, как это можно сделать. Я уже все спланировал, но мне любопытно, совпадет ли ваш план с моим… Два человека, никакого насилия, а золото исчезает. - Он сухо усмехнулся, по-ребячьи сморщив уродливое лицо и потирая руки, как счастливый тамада, который поставил всю вечеринку перед явно неразрешимой задачей: «У реки три человека и двухместная лодка. Как им переправиться на другой берег, оставив лодку там, где они ее нашли?»

– Для меня здесь нет ничего любопытного. Ничего. - И в самом деле операция казалась Рейксу несуразной и даже кощунственной. Ведь он родился в Девоне, а там корабли и море в крови у каждого. Мужчины семьи Рейксов служили у Рэли, Фишера и Дрейка, два старших его брата воевали на подводных лодках, которые стали их гробами, а море - могилой. В его памяти неожиданно, словно освещенная солнцем в воде форель, когда ее чешуйки видны какой-то миг ясно и четко, мелькнули детская книжка с картинками и рисунок первого парохода кьюнардской компании. Это была «Британия» - колесный пароход с красной трубой. Впервые он пересек Атлантику в 1840 году рейсом в Галифакс. В коридорах тогда горели свечи, а чтобы у пассажиров всегда было свежее молоко, на палубе держали корову. Листая страницы памяти, он вспомнил все: «Мавританию», что плавала по океану двадцать два года, а потом «королев» - «Королеву Мери», «Королеву Елизавету»… Их может разрушить, уничтожить война, забрать море, но воровать с них - такое же кощунство, как украсть серебряные подсвечники из алтаря.

– Вы не посмеете взять меня с собой на такое дело! - запальчиво воскликнул Рейкс.

– Посмею. - Сарлинг встал. - Вы привыкнете к этой мысли, полюбите ее. Я раскусил вас. Через месяц мы встретимся, и у вас будет готов свой план… Зайдите как-нибудь в Кьюнард Хауз на Риджент-стрит. Там в витрине стоит модель корабля. Я сам часто прихожу взглянуть на нее. Новый корабль, лучший из всех, построенных ранее. Мы вырвем у королевы золотое сердце в первом, воистину еще девственном рейсе через Атлантику. - Остановившись у порога, старик оглянулся и подождал ответа Рейкса. А тот, стоя к Сарлингу спиной, глядел на улицу. Пара воробьев, чирикая, промелькнула за окном. Затормозила машина, шины пронзительно заскрипели, проигрывая в краткой, но жестокой схватке с дорогой. Рейкс взял бутылку бренди, наполнил рюмку переливающейся, как солнце, жидкостью. Отсалютовал рюмкой Сарлингу, медленно, с вызовом улыбнулся и осушил ее залпом. Жест, который мог выражать как приветствие, так и прощание.

На Сарлинга, казалось, повеяло холодом, и его приподнятое настроение улетучилось. Старик повернулся и ушел. Но когда спускался по лестнице, мечта вновь овладела им. Он был уверен, Рейкс принадлежит ему.

Через две минуты Рейкс позвонил на Парк-стрит. Ответила Белла.

– Сарлинг был у меня, едет к тебе, - сообщил он. - Ты все хорошо помнишь?

– Да, дорогой… да, да.

Белла тревожилась, но Рейкс знал - так и должно быть, пока не началось настоящее дело.

– Не волнуйся, любимая. - Он не жалел слов: от Беллы зависело слишком многое. - Мы с тобой горы сверяем. Я уезжаю за Бернерсом. Мы будем следить за домом и заметим ваш приезд. Когда Сарлинг войдет в кабинет, ты просто покажись в окне, повернись к нам спиной. Хорошо? Мы тебя увидим.

– Хорошо…

– Вот и умница.

– Энди… Энди, а вдруг…

– Ничего вдруг не случится. Все пройдет так, как мы задумали. Успокойся и помни - я все время думаю о тебе.

Рейкс положил трубку. «Энди». Она стала так называть его недавно, и всякий раз в нем, казалось, поворачивается что-то ржавое, несмазанное.

Он достал из сейфа одну из капсул. Из кухонного шкафчика вынул плетеную корзинку и проверил, все ли на месте. Там лежали тридцать футов альпинистской веревки, два шестифунтовых куска мягкой пеньковой, большой цветной платок, две пары тонких хлопчатобумажных перчаток и пара кожаных рукавиц.

Рейкс ходил по комнате, переодевался, думал: «Зачем я тратил силы, возражая ему? Хотел, чтобы он ничего не заподозрил? «Мы вырвем у королевы золотое сердце». Нет, я не притворялся. Золотые слитки, сложенные глубоко под палубой в спецкаюте. Два человека и никакого насилия…» А Бернерс уже ждет его в Уилтшире, приклеил Сарллнговские усы, надел «его» пальто, шелковый шарф и котелок, готов сыграть свою короткую роль. Взгляд Рейкса упал на рекламный проспект кьюнардской компании, оставшийся на столе. Эндрю разорвал рекламу и бросил в мусорный ящик. Потом вышел из дома. Добрался на такси до гаража. Десять минут спустя он уже ехал через западный Лондон в Уилтшир, взбегая того пути, который, насколько он знал, должны выбрать Белла с Сарлингом. Нужно застраховаться даже от мимолетной встречи. Ничто не должно помешать им устранить Сарлинга.

Рейкс включил приемник, и ровный, чистый, поставленный голос диктора произнес: «Он стоит около ста тысяч фунтов, изготовлен на базе ЭВМ «Ферранта Аргус 400». В его задачи входит записывать данные, связанные с главным двигателем, и вести дневник машинного отделения. Следящая за исправностью система держит под контролем температуру и давление в механизмах. Словом, нет сомнений, что компьютер «Королевы Елизаветы» - самое сложное устройство из устанавливаемых на пассажирских кораблях. Интересно также, что и…»

Рейкс выругался и щелкнул выключателем.