Официант, обычно приносивший Мерсеру завтрак, заболел, и сегодня явился бармен Тио. Мерсер сел в постели, потянулся за сигаретой. Бармен раздвинул на окне шторы.

– Черт возьми, священники взывают к терпению, но на свете есть много такого, что раздражает и портит жизнь.

– Например? – спросил Мерсер, наливая себе кофе.

– Пробка, застрявшая в бутылке. Или женщина, которая говорит: «Не надо, ты помнешь мне платье», или жена хозяина, вымещающая злость на работниках из-за болей в своем огромном животе, или кошка, которая гадит в темных закутках чулана. Да много чего противного, синьор. Вот официант занемог, наверное, нежится сейчас с женой в постели, а мне за него отдуваться. – Он поймал сигарету, которую ему бросил Мерсер.

– Но в жизни есть и светлые стороны.

– Да, синьор. Вот этот голубой конверт с надписью женским почерком. Он может поднять вам настроение или испортить. – Тио бросил конверт на постель. – Принесла девушка полчаса назад. Сказала, что это от ее сестры.

Бармен вышел, весело насвистывая.

Письмо было от Адрианы. Открывая его, Мерсер удивился, как неожиданно в нем пробудилась надежда. Ну разве не глупость?

Я прошу вас о встрече. Мне нужно вам сказать многое, в том числе и то, что вы ошибаетесь. Я считала и считаю вас достойным человеком. Мне нужна ваша помощь. Прошу вас, забудьте обиду и приходите в два часа на Фондаменте-Нуове. Буду вас ждать. Адриана.

Фондаменте-Нуове. Он знал это место в северной части Венеции с длинной пустынной набережной, откуда открывался вид на острова Сан-Микеле, Мурано, Бурано, Торчелло и далекие Альпы. Туристы сюда не забредали. Они обычно останавливались на площади Сан-Заниполо, самой большой площади в Венеции, чтобы посмотреть на конную статую кондотьера Бартоломео Коллеоне, спасшего в свое время Венецианскую республику, и возвращались обратно. Не очень удобное место выбрала Адриана для встречи. Но Мерсер знал, что пойдет, хотя это вряд ли что-то изменит между ними.

Мерсер оделся и отправился к Розе Мелитус. Надо посоветоваться насчет одной фразы, подслушанной в палаццо. Похоже, это единственная зацепка, какая у него есть.

Розу его появление не удивило. Она сидела за столом у окна, что-то писала. Рядом стоял поднос с кофе. Налила ему чашку, сдобрив небольшим количеством коньяка.

– Представляешь, перед твоим приходом я думала о Патрике Смите. У меня расстройство желудка, наверное, оно обостряет память. Помнишь Патрика? В тридцать шестом году он ездил со мной в Испанию.

– Как не помнить! Он задолжал мне тысячу франков, к тому же я не уверен, что его настоящая фамилия Смит.

– Денег ты своих не получишь, не надейся. Патрик погиб. Хотя, чтя его память, я могла бы заплатить за него.

– Спасибо, не нужно. Обойдусь.

– Так вот, для Патрика ничего не стоило принять решение, а потом через полчаса передумать. Он собирался ехать в одно место, а в итоге отправился в небольшой городок Пина на реке Эбро. А там получил дырку в голову, будто кто-то специально продолбил ее, чтобы посмотреть, что там за мозги такие, которые заставляют человека часто менять решения.

Мерсер пожал плечами:

– Мне недавно вручили довольно крупную сумму, чтобы я уехал из этого города и забыл Джано Учелло. А вот тоже вначале взял деньги, а потом передумал и вернул.

Роза вздохнула.

– Тогда хотя бы подстрахуйся. – Она открыла ящик стола. – Эта штучка нигде не засвечена, дворняжка, но кусается сильно. Бери, дорогой мальчик. – Роза вложила в ладонь Мерсера небольшой автоматический пистолет.

Он покачал головой:

– Я никогда не использую оружие. Ты знаешь.

Она опустила пистолет обратно в ящик.

– Ради выживания можно изменить своим привычкам.

– Пока не буду. – Мерсер допил кофе и закурил сигарету, тринадцатую за утро. – Мне назначили встречу в «Орфее», где он находится?

Роза задумалась. Но вовсе не об этом. Она думала о нем. Надо же, такой способный, умный и не добился успеха ни в чем. Видимо, из-за своей мягкости. Он мог быть жестоким, но никогда не бесчеловечным, безжалостным. И потому всегда был безоружен. Перед войной и во время войны у него было чем заняться. Мужчин для подобных дел катастрофически не хватало. Говорил на пяти языках, был образован и при всем том какой-то трогательно беспомощный. Роза едва сдерживала слезы. Когда его вытащат из грязного канала – а такое может случиться – и положат бездыханного на пыльные камни причала, она будет безутешно рыдать целый день, а затем пить с Бернардо.

– Я знаю здесь два «Орфея», булочную с таким названием в Дорсодуро и фабрику стекла на острове Мурано. – Она посмотрела на него. – Прими мой совет, дорогой мальчик, попроси у них назад деньги и поскорее уезжай.

Адриана сидела на корме небольшой рыбацкой лодки. Увидев Мерсера на мосту через канал Рио-деи-Медиканти, она обратилась к мальчику, удерживающему лодку у ступеней:

– Спасибо, Карло. Мы потом оставим лодку здесь.

Дождавшись, когда влезет Мерсер, мальчик отпустил веревку.

– Кто будет грести, вы или я? – спросила она вместо приветствия.

– Я. Мне необходимо размяться. – Он оттолкнул лодку, и она устремилась в обширное пространство лагуны.

Они плыли молча. Мерсер налегал на весла, Адриана смотрела на воду. Он любовался ею и злился на себя за это. За то, что до сих пор неравнодушен к ней, хотя надежды никакой нет. Адриана выпрямилась, на солнце блеснуло маленькое золотое распятие на шее.

– Извините, но прежде я вам лгала.

– Я понял.

– Но теперь буду говорить правду, хотите верьте, хотите нет.

– Почему?

– Чтобы вы ее знали.

– Я могу использовать эту правду вам во вред.

Она помолчала.

– Вы так не поступите. Иначе я бы сюда не пришла. Когда вы вернули деньги, это многое прояснило.

– Но поначалу я не собирался возвращать их. К тому же сумма могла показаться мне недостаточной. Чьи это деньги?

– Джано Учелло.

Мерсер перестал грести и оперся на весла, наблюдая за проплывающим мимо теплоходом. Сидящая на бакене морская птица с криком взлетела.

– Значит, он жив?

– Да.

Он видел, что эти слова она произносит с усилием.

– Как его на самом деле зовут?

– Лучо Джанбаптиста Мартеллоре.

Наконец-то. Мерсер с облегчением вздохнул. Любви, конечно, между нами никогда не будет, но пусть останется хотя бы взаимное уважение. Он снова принялся грести.

– От меня это можно было не скрывать. Все, что я хотел, это связать Учелло с богатым американцем, который собирался щедро вознаградить его. И полиции ничего бы об этом не было известно.

Адриана кивнула:

– Да, Джано Учелло разыскивает полиция. Очень давно, защищаясь, он убил человека. После этого в отчаянии наделал глупостей. По молодости. Во время войны сражался в партизанском отряде, а потом… воспользовался возможностью и похоронил Джано Учелло. Но я не считаю это злом. Тому неизвестному человеку, которого он похоронил под своим именем, было безразлично. Тогда он называл себя Паоло Серва. Потому что его мобилизовали немцы. Очень долго от Джано не было известий, а полгода назад он вдруг появился в Венеции. Граф Бориа, знающий Джано с детства и ценящий его талант, решил помочь ему выехать в Южную Америку, где он мог бы начать новую жизнь. В конце концов, человек с такими творческими способностями заслуживает прощения. Сейчас все улажено, и через несколько дней он уедет. Спасибо графу, без него мы бы не справились. – Она говорила усталым тоном, будто общалась сама с собой. – Если бы вы его нашли, то скрыть это было бы невозможно. Его арестовала бы полиция. Он решил откупиться от вас, чтобы вы покинули Венецию и забыли о нем. Одолжил деньги у графа. И я прошу вас о том же, только без денег. Пожалуйста, уезжайте из Венеции и забудьте о нем. Когда-то он сделал доброе дело для человека, которого вы представляете. Так пусть вознаграждением ему станет ваш отчет, что Учелло похоронен в Мираве.

Мерсер отозвался не сразу. Сейчас она была с ним откровенна. Это нужно ценить.

– Учелло знает, что вы пришли поговорить со мной?

– Нет.

– А где он сейчас находится в Венеции и под каким живет именем?

– Извините, этого я вам без его разрешения сказать не могу.

Ну что ж, иного он и не ожидал. Осталось только прояснить еще один вопрос, сейчас для него уже не такой важный, однако задать его Мерсер не решался.

Он смотрел на воду, как она меняет цвет, как вспыхивают на ней солнечные блики. В небе вскрикивали чайки. Лагуна дышала, словно недалеко под ее поверхностью скрывалось огромное живое существо. Они поравнялись с маленьким островком, с заброшенным военным наблюдательным постом. Виднелась высокая башня острова Бурано, а еще дальше солнце высветило кипарисы на острове Сан-Франческо, сделав их похожими на короткие мечи с темными острыми лезвиями. В лагуне качалось несколько лодок, но далеко, и Мерсер с Адрианой были почти изолированы от внешнего мира.

– Скажите, – произнес он, погружая весла в воду с особой тщательностью, будто сейчас это имело какое-то значение, – кто он вам, этот человек? Как вы с ним связаны?

– Он мой муж, – ответил она. – Я вышла за него замуж в семнадцать лет. И по-прежнему люблю его, несмотря ни на что.

Каждое произнесенное Адрианой слово словно звенело в его голове. И этот звон неприятно отдавался во всем теле. Мерсер наконец понял, что его особенно притягивало к ней, помимо внешности. Сила духа и преданность. Именно то, что он всегда тщетно искал в женщинах.

– Незадолго до войны и потом в войну мы редко встречались. Иногда мне хотелось, чтобы он вообще не возвращался. Но, когда Джано пришел, я радовалась. Ведь сердцу не прикажешь. И вот сейчас я живу лишь надеждой, что настанет день, и нам не нужно будет скрываться, и он перестанет навещать меня тайком, как вор. Мы будем жить в другой стране, гулять по улицам свободно, без страха, что нас кто-нибудь увидит вместе и узнает.

Мерсер осторожно развернул лодку и направил ее к островку с заброшенным наблюдательным постом. Они причалили, но остались сидеть в лодке, слушая тишину, которую нарушали лишь гудки проносящихся по дамбе далеких поездов. На противоположной стороне островка протарахтел катер и затих. Покрикивали птицы. Он закурил.

– А как быть с Больдеска? Ведь его убили. И скорее всего потому, что он собирался раскрыть мне тайну Учелло.

Ее лицо вспыхнуло.

– Больдеска жив. Я же вам говорила. От него пришло письмо из Милана. Вы думаете, его убил Джано? Нет. Да, когда-то давно он убивал, чтобы защитить себя. Но теперь… Нет.

– Я пытаюсь докопаться до истины. Не только для себя, но и для вас тоже. Граф мог соврать насчет письма от Больдеска.

Адриана рассмеялась:

– Зачем ему это делать? Он добрейший человек. Единственный в Венеции, кроме меня, кто знает о Джано.

– Больдеска тоже знал. И собирался рассказать мне.

– Граф и отослал его в Милан. Чтобы не болтал.

– А почему граф принимает в этом такое участие?

– Он хочет помочь нам. Он знает нас – меня и Джано – с детства. Считает его гением. Поверьте мне, граф чудесный человек.

– Вы собираетесь ехать со своим… мужем?

– Да, но позднее.

Мерсер выбросил окурок. Очень хотелось, чтобы все это было правдой, но он не мог избавиться от ощущения, будто между Учелло и графом Бориа есть нечто такое, о чем Адриана не знает. А если узнает, то не поверит. Такие, как она, до конца жизни верят в невиновность своих возлюбленных, приговоренных к смертной казни за убийство.

– Что вы теперь намерены делать? – устало спросила она.

– Наверное, нужно уезжать.

Мерсер не успел закончить фразу, как сзади послышался шум осыпающихся камней. Он оглянулся. К ним направлялся Гуфо, только что перелезший через низкую стену. Сзади шел Моретто. Толстый дерн упруго пружинил под их ногами. Увидев головорезов, Адриана побледнела. Мерсер выскочил из лодки, чтобы оттолкнуть ее, но поздно. Грубая рука опустилась ему на плечо.

– Не надо спешить, синьор. У нас к вам разговор. – Гуфо говорил мягко, почти нежно, но его губы были напряжены.

Моретто оттолкнул ногой лодку и крикнул вслед:

– Когда мы закончим, можете вернуться сюда, синьорина!

Гуфо убрал руку и кивнул в сторону руин военного наблюдательного пункта:

– Пойдемте туда, синьор.

– Никуда я не пойду. Если хотите что-то сказать, говорите здесь.

Гуфо пожал плечами и, не оборачиваясь, буркнул:

– Моретто.

Тот сразу, без подготовки ударил Мерсера в область под правым глазом. Короткий сильный удар опрокинул его на грязные камни. Лежа с закрытыми глазами, он услышал злое бормотание Гуфо:

– Я же тебя предупреждал, скотина, не бить по лицу.

Мерсер поднялся, и он продолжил:

– Давайте все же пройдемся по берегу до того здания, синьор.

Мерсер повиновался. Гуфо и Моретто последовали за ним, очень близко, дыша в затылок.

– Поймите нас, синьор. Мы на работе. Поскольку вы доказали, что деньги для вас ничего не значат, нас попросили уговорить вас по-другому. А на что вы надеялись, сойдя с поезда? – Все это было произнесено дружелюбным тоном.

– Я и сам не понимаю.

Он вошел в каркас, который прежде был дверью. Крыша с этого строения давно исчезла, стены и даже часть пола поросли вьюнами. По углам валялась бумага и высохшие экскременты. На стене перед ним крупными красными буквами было написано: «Христос был первым коммунистом. Почему же священники всегда на стороне хозяев?» Ниже нарисован большой серп и молот и надпись: «Да здавствует Тольятти!» Стена справа отсутствовала, и можно было видеть ровную серую поверхность лагуны с маленьким островком Сан-Франческо на горизонте. Мерсер поежился, чувствуя себя животным, загнанным в угол. Он резко развернулся. Моретто оказался ближе и получил удар в челюсть, который опрокинул его навзничь. Он захрипел от злости и боли. Мерсер прыгнул на него, но Гуфо был начеку и ловко ударил ногой в промежность. Мерсер согнулся, старясь унять боль, но тут Моретто всадил ему ногу в бок. Он чудом удержался от падения и нанес серию ударов Моретто, которые тот принял с завидным равнодушием. Следующий сокрушительный удар ногой послал Мерсера в нокаут. Падая, он слышал, как рушится со стены отколовшаяся штукатурка.

А дальше они на нем отыгрались по полной. Моретто бил с тупой свирепостью, Гуфо – улыбаясь. Мерсер молчал, стиснув зубы, прикрывая руками голову. Но они ее не трогали, били по корпусу сильно и избирательно, стараясь причинить больше страданий.

Гуфо снова предупредил напарника: «Только не по лицу», и они продолжили свое занятие. Странно, но Мерсер видел слюну в углах рта Моретто, яркий треугольник галстука Гуфо, желтую траву, проросшую в щелях разрушенных стен, слово «Христос», написанное кроваво-красной краской… Вскоре способность воспринимать реальность притупилась. Он услышал, как Гуфо сказал, наклонившись:

– Хватит. Он отключился.

Гуфо развернулся и двинулся к выходу из разрушенного дома. Моретто похромал за ним.

Адриана смачивала его лицо водой из банки, которую взяла в лодке. Мерсер чувствовал ее пальцы на затылке и запах духов от носового платка. Наконец он пришел в себя и сел, тяжело дыша. Потом с трудом поднялся, по привычке отряхнув одежду. Она пыталась помочь, Мерсер остановил ее, подняв руку. Они молча двинулись к лодке. Мерсер даже не замечал ее руки, которая поддерживала его за локоть и помогала сохранять равновесие.

Весь путь в город Мерсер сидел с закрытыми глазами, время от времени теряя сознание. Он совершенно не помнил, как вылез из лодки. Очнулся, только обнаружив, что лежит на диване в квартире Адрианы, без пиджака, в руке бокал с бренди. Адриана заклеивала пластырем ссадину под глазом.

– Вы знали, что это случится, и все равно позвали меня, – неожиданно произнес Мерсер.

Она вздрогнула:

– Нет. Клянусь вам. Джано не знал, что я решила поговорить с вами.

– Я вам не верю.

– Это правда.

– Не делайте из меня дурака.

Он направился к лоджии глотнуть свежего воздуха. Наклонился через перила. Ожесточенный, злой, униженный. Адриана последовала за ним.

– Вы должны мне поверить.

– Оставьте меня в покое.

Она встала рядом, но Мерсер не смотрел на нее, наклонившись вперед, пытаясь унять головокружение. Впереди были крыши, крыши, крыши, а где-то за ними площадь Святого Марка. Лучи закатного солнца освещали поросшие мхом плитки и вьюны.

– Вам нужен покой… и, наверное, следует показаться доктору. Пожалуйста, выпейте воды.

Он взял стакан, жадно выпил и шагнул в комнату. Надел пиджак и направился к двери. Адриана стояла посреди комнаты, наблюдая за ним.

Мерсер ушел не оборачиваясь.

В эту ночь Адриана так и не дождалась Учелло. В этом не было ничего необычного. Иногда они не виделись по несколько дней. Но тут было иное. Когда стало ясно, что он не придет, она почти обрадовалась. Такое случилось у нее в первый раз. И она знала почему. Из-за Мерсера. Она думала о нем много больше, чем о Джано. Его избили, унизили, и Адриана вместе с ним переживала его боль, не зная, как доказать, что она никак к этому не причастна. И во время бодрствования ей впервые пришло в голову, что, может быть, Мерсер прав, и она знает не все. Что Джано от нее что-то скрывает.

На следующий день, в пятницу, в полдень, она позвонила в отель «Адриатико», спросила Мерсера. Портье ответил, что синьор Мерсер расплатился и уехал утренним миланским поездом. Она почувствовала облегчение и одновременно странное разочарование.