Утром третьего дня, проведенного в море, Бронвин проснулась от звуков сердитых голосов, доносившихся с верхней палубы. Застонав, она выкатилась из гамака и, выпрямившись, уперла руки в поясницу. Как и следовало ожидать, гамак Эбенайзера пустовал.

Бронвин с трудом удавалось стоять в полный рост, не ударяясь головой о низкие потолочные балки. В четыре шага она с легкостью могла бы пересечь каюту, которую делила со своим попутчиком. Несмотря на это, путешествие их проходило с относительной роскошью. В каюте напротив, попасть в которую можно было миновав узкий коридор, исполнявший роль прихожей, отлично просматривавшейся сквозь открытую дверь, спало шесть жильцов — четыре человека и две огрессы.

Одна из них заворчала, почти разбуженная движениями женщины. Бронвин поморщилась и двинулась к двери комнаты, делая не более одного маленького бесшумного шага за раз. Сквозь небольшое окошко в стене каюты виднелось небо, все еще больше напоминавшее цветом скорее сапфир, нежели серебро. А значит, попутчики окажутся не слишком благодарны за ранний подъем. Все шестеро легли поздно, жертвуя сном ради посиделок на полу каюты. Они рассказывали истории, играли в кости и потягивали приторный насыщенный специями напиток. Несмотря на свою грубость, матросы делили между собой странное товарищество, рожденное долгим знакомством и совместно пережитыми сражениями. Бронвин почти завидовала им. Она здесь просто новичок и наниматель, а потому была исключена из этого братства, и ей пришлось видеть достаточно, чтобы не рисковать обрушить на себя их коллективный гнев.

Прежде, чем проскользнуть за открытую дверь, Бронвин наклонилась, чтобы подобрать сапоги. Двигаясь по короткому коридору, она пробралась к лестнице, ведущей на верхнюю палубу, и, держась за перила одной рукой, вскарабкалась наверх. На палубе её встретило ожидаемое зрелище.

На носу, столкнувшись лицом к лицу, сложив руки и сверкая глазами, уставились друг на друга капитан Орвиг и Эбенайзер Каменная Шахта. Самый верх кучерявой рыжей головы дворфа едва доставал до пояса огра, из-за чего Эбенайзеру приходилось запрокидывать голову назад, чтобы глядеть на своего противника. Однако, сердитое выражение, застывшее на его лице не обнаруживало никаких недостатков подобного положения. Огр и дворф оказались вовлечены в новый раунд словесной битвы, осыпая друг друга оскорблениями, сила и ярость которых сравнилась бы с огненными снарядами, что метала пара требушетов. Не будучи по сути своей нежным цветочком, Бронвин все же удивленно затаила дыхание, впечатленная неповторимыми фантазиями, которые изложил дворф, в весьма резких выражениях описывая родословную капитана Орвига.

Тихий звук отвлек бойцов, и они переглянулись. На лицах их отразилось одинаково смущенное выражение. Первым взял себя в руки капитан. Коротко кивнув Бронвин, он шагнул на корму, чтобы прозвонить в колокол.

Бронвин проследила за ним взглядом. У кормы было установлено старое тележное колесо — руль под стать силе и размерам капитана огра. В паре шагов от правого борта находился огромный латунный треугольник. Он свисал с приспособления, видом своим напоминавшего маленькую виселицу. Там же, прямо под треугольником, висел крюк, державший латунный стержень, который использовали для подачи сигнала. Но Орвиг проигнорировал латунную звенелку. Вытащив свой клинок, он просунул его в треугольник и несколько раз быстро и резко взмахнул им, описывая круг.

Громкий звон прорезал утреннюю тишину, заставляя матросов стремглав вылететь на палубу. Они явились с оружием в руках, босоногие и позабывшие о сне в ожидании предстоящей битвы. В течение нескольких мгновений экипаж оглядывал море в поисках угрозы, а затем, поняв, что её не найти, недоверчиво уставился на своего капитана.

— Учебная тревога? — отважился спросить один из них.

— Утро! — проревел в ответ Орвиг. — Лентяи, все вы! По местам, быстро.

Развернувшись, он взлетел вверх по такелажу, проворный, словно белка, несмотря на огромные размеры.

Вздохнув, Бронвин уселась на низкую бочку, чтобы натянуть сапоги. Капитан Орвиг мог быть матросом, однако он не переставал быть огром. Он любил Эбенайзера не больше, чем Эбенайзер — его, и обмен бранью и оскорблениями становился все более жарким. Бронвин подозревала, что эта парочка в нескольких часах от того, чтобы перейти к драке.

Экипаж начинал проявлять недовольство. Она уже слышала какое-то ворчание об отмене спуска на берег. Команда ждала, что незапланированная поездка хорошо окупится и, к тому же, сделает это в ближайшее время, чтобы стоить затраченных усилий.

Поднявшись на ноги, женщина оглянулась на Эбенайзера. Он стоял, скрестив ноги и прислонившись спиною к мачте. Сейчас он смотрел на море и пыхтел небольшой глиняной трубкой.

— Интересное замечаньице ты сделал Орвигу, — небрежно произнесла она. — Так использовать яйца ящера мне в голову не приходило.

Дворф подпрыгнул, а затем покраснел.

— Не предназначалось для твоих ушей, — пробормотал он.

Бронвин вытащила трубку из его пальцев, слегка втянула ароматный дым, а затем вернула вещицу дворфу.

— У Орвига хорошая репутация капитана и контрабандиста — хотя это может звучать странно. Все, с кем я говорила, утверждают, что он доставляет обещанное. Никаких отговорок и фокусов. Он отвезет нас туда, куда нам нужно. Но поверь мне, Эбенайзер. Ты способен любого огра из себя вывести.

— Битвы жаждет, да? — с огромным удовлетворением спросил Эбенайзер. Взяв трубку в зубы, он сделал три быстрые умелые затяжки, выдыхая дымные кольца.

Бронвин проследила за ним, а затем покачала головой в недоумении.

— Ты что, специально? Желаешь заставить его заранее рваться в бой?

— Именно так, — согласился Эбенайзер. — Это вроде тренировок, чтобы не дать голове…

Дворф затих и кивнул на море.

— Мы почти закончили, — сказала Бронвин, стараясь убедить себя в той же мере, что и друга. — Сегодня мы должны догнать корабль с рабами. Самое позднее — завтра.

— Да? Широкое место это море. Легко пропустить одну маленькую лодчонку.

Бронвин покачала головой.

— Ради того, чтобы узнать, куда отправился корабль, Орвиг подкупил хранителя врат в Скуллпорте. Мы знаем, где появится Грунион и у нас есть идея, как его поймать.

От воспоминания о путешествии сквозь волшебные врата, соединяющие Скуллпорт с открытым морем, Эбенайзер вздрогнул. Кажется, дворфы относились к магическим перемещениям без особой любви. Плотное коренастое тело Эбенайзера изо всех сил сопротивлялось процессу. В отличие от любого из присутствующих на корабле людей, дворф ощущал переходы, как обжигающую физическую боль.

— Как будто тебя проталкивают сквозь толстую стену, но потихоньку, — именно так Эбенайзер описал свои впечатления Бронвин, как только оправился от пережитого испытания.

Когда он снова поднял трубку, чтобы совершить долгую затяжку, его рука слегка дрогнула.

— Много воды, — повторил дворф.

Он впился взглядом в Бронвин, как бы умоляя её доказать ему, что он не прав. Бронвин все поняла, и подобрала слова, снова используя их в равной мере для собственного успокоения.

— Когда Грунион появился, мы были в одном и том же месте. Теперь работорговцы захотят прибыть в пункт назначения как можно быстрее. Значительное потепление воздуха в это время года вызывает сильный прибрежный ветер. Они воспользуются этим в полной мере. Чем дальше от берега — тем слабее ветер, а если подплывут ближе к земле — рискуют налететь на прибрежные рифы, скалы и патрульных. Проход не так широк. Пока капитан Орвиг следует за ветром — мы должны идти рядом.

Дворф взглянул на паруса. Их было три, закрепленных на паре высоких дубовых мачт. Все три были выгнуты, переполненные ветром так, что даже рябь не тревожила их белую поверхность, однако дворф все еще выглядел неуверенным.

— Они выпрыгнут на нас.

— Так и есть, но у Нарвала три паруса против одного у Груниона. Этот корабль построен для погони и битвы. А Грунион — корыто. Старый, с глубокой осадкой, предназначенный для хранения большого количества груза. Согласно отчету, у него полный трюм. Они не смогут нас опередить.

Дворф бросил на женщину косой взгляд.

— Многовато знаешь. Для человека, который не любит воду.

— Я — торговец, — коротко сказала Бронвин. — Я должна знать, как вещи передвигаются с места на место.

— Так и есть, — согласился он, однако проницательный и сочувственный взгляд его говорил о том, что дворф понял гораздо больше, чем хотела сказать Бронвин. Она много лет изучала работорговлю. В надежде проследить собственный путь к позабытому дому и семье. И все же, это был первый раз, когда женщина предприняла меры, чтобы помочь кому-то, кто, как и она, был оторван от всего, что знал. С облегчением, Бронвин отметила, что дворф не спрашивает её о причинах и не давит, пытаясь выжать из неё объяснения этой внезапно охватившей её необходимости помочь ему и его клану. Этого Бронвин не могла бы объяснить даже себе.

Замолчав, они оба перевели взгляд на море. Теперь оно побледнело, становясь серебристым, а на восточном горизонте разгорался розовый румянец, предвещающий грядущее солнце.

В вышине над ними разнесся резкий вибрирующий вой — такой звук мог бы издать волк, будь он способен к человеческой речи. Однако голос этот был гораздо глубже и более зловещим, нежели звуки, производимые любым зверьем леса или степи.

Развернувшись, Бронвин прищурила глаза, вглядываясь в воронье гнездо. Капитан Орвиг указывал на восток, объявляя тревогу. Он перепрыгнул через бортик гнезда и спустился по канатам, выкрикивая приказы.

Экипаж среагировал незамедлительно. Несколько человек перетащили мотки веревки на правую сторону, цепляя один конец канатов за железные петли, торчащие из палубы, а на другом конце привязывая крючья для абордажа. Одни помчались за оружием, а другие держали паруса.

— Поднять бушприт! — взревел Орвиг, спрыгивая на палубу.

Стремглав пролетев через корабль, он отшвырнул от руля первого помощника. Заняв свое место, огр нагнулся и вперил свои поросячьи глазки в идущий впереди корабль.

— Передвинуть балласт!

Несколько членов экипажа помчались к огромному шесту, который протянулся по центру палубы, от кормы почти до самой грот-мачты. Они ловко ослабили узлы, которые мешали ему двигаться, а затем присели, готовые поднять ношу.

На счет три, люди, кряхтя от напряжения, подняли шест и, шатаясь, побрели к носу. Они опустили оружие в паз, укрепленный снаружи и изнутри железной пластиной, он предназначался для удержания шеста, а затем затянули болты. Тем временем, другие матросы взгромоздили на плечи тяжелые бочки с боеприпасами — стрелами для баллисты, металлическими осколками и жуткими шипастыми снарядами — и спустили их к корме, чтобы сохранить равновесие корабля.

Оценив вооружение судна, Бронвин тихонько присвистнула. Бушприт напоминал собой гигантское копье, окованное железом. С ним, Нарвал действительно напоминал гигантскую рыбу с копьеобразной головой, в честь которой он получил свое имя. Теперь Бронвин поняла, отчего капитан Орвиг содержал свой корабль подобным образом, и почему все члены экипажа терпели неудобство, переступая через шест, когда тот покоился в центре палубы. С этой штукой на подобающем ей месте Нарвал становился настоящим боевым кораблем, а потому подвергался бы тщательному досмотру не только во всех добропорядочных портах, но и в самом Скуллпорте.

Прикрыв глаза рукой, Бронвин всмотрелась туда, где скользил новый корабль. Он выглядел именно так, как был описан: старый, непримечательный, едва ли заслуживающий внимания. Парус покрывали заплаты, создавая впечатление, будто корабль является собственностью семьи рыбаков-неудачников. Но количество людей, присутствовавших на палубе, как и их вооружение, разрушали эту иллюзию. Грунион был отлично защищен, а его команда — как никогда готова к бою.

— Приготовиться к тарану! — взревел Орвиг.

Мышцы на его огромных руках напряглись, когда он вывернул колесо, заменившее руль. Крик эхом пронесся по кораблю. Пытаясь поймать весь возможный ветер, матросы ухватились за канаты, управлявшие парусами. Летя вперед, корабль неуверенно покосился в сторону. Бронвин и прежде считала, что Нарвал идет быстро. Но теперь он разрезал волны с небывалой скоростью, оставляя вслед за собою глубокую борозду, рассекавшую морскую воду.

Корабль работорговцев попытался уклониться, но оказался слишком неуклюжим и медленным. Бронвин подумала о кролике, который застыл от страха, ожидая когтей хищника.

— Приготовиться!

Крик огра взлетел над шумом стремительного ветра и быстрой воды. Вдоль всей палубы, моряки схватились за рукояти своего оружия, готовясь к предстоящему рывку. Обхватив руками мачту, Бронвин вцепилась в неё покрепче. Эбенайзер поймал рукою якорную цепь, второй же схватился за пояс Бронвин. Это внезапное проявление заботы заставило улыбку коснуться губ Бронвин.

Оба корабля вздрогнули, словно гигантские рыцари, сошедшиеся в неравном бою. Первый удар сопровождал резкий треск. Дерево заскрипело, столкнувшись с деревом, когда бушприт погрузился в корпус Груниона.

Как только дрожь от столкновения пошла на убыль, экипаж Нарвала бросился в бой. Восемь матросов схватили большие щиты и, выставив их, встали на колени, образовывая стену. Из-за их спин, дюжина лучников, и вполовину этого числа заряжающих, обрушили на палубу работорговцев сверкающий шторм стрел. Бронвин поспешила присоединиться к ним, и быстро приноровилась к ритму перезарядки маленьких смертоносных арбалетов.

Оставшись один, Эбенайзер поискал дело для себя. У перил собрались самые сильные и крупные члены экипажа. Они поднимали свернутые канаты и забрасывали крюки на борт второго корабля.

Пожав плечами, дворф решил попробовать. Он рванулся к перилам. Схватив один из канатов, Эбенайзер раскрутил его, подражая тому, как делали другие, и метнул в воздух.

Со свистом рассекая пространство, крюк стукнулся о борт противника на пару отметок ниже намеченного места. Несмотря на то, что цель не была поражена, Эбенайзер все же позволил себе разгуляться в полную силу. Дерево треснуло, и крюк погрузился в борт корабля.

Подвиг этот принес ему серию кратких и недоверчивых взглядов остальных моряков. Дворф лишь пожал плечами, хватая второй канат. На этот раз он выбрал цель получше. Крюк пролетел над перилами и угодил в грудь чернобородому наемнику, который усиленно пилил другой канат. Железные крючья вошли глубоко под ребра. Мужчина отлетел назад, абсолютно и бесповоротно мертвый.

Решив, что человек больше не нуждается в своем теле, Эбенайзер подумал его использовать. Резким рывком он потянул канат обратно. Голова наемника врезалась в край дыры, образованной последним броском Эбенайзера. Дворф попробовал потянуть за веревку.

— Должна выдержать, — сказал он удовлетворенно и повернулся к следующему канату.

Но дело было сделано. Все крючья заброшены. Теперь, весь обвешанный канатами, корабль работорговцев выглядел, словно рыба, пойманная в сети.

Некоторые из самых быстрых матросов рванули к веревкам под прикрытием стрел товарищей и, затем, вступили в бой на борту вражеского корабля. Эбенайзер с удивлением наблюдал за людьми-котами, а затем наклонился над перилами, чтобы оглядеть темное пространство воды. Бронвин встала рядом с ним. Дворф заметил, что она ничуть не больше его самого желает перебраться на другой борт.

— Думаю, ты тоже не умеешь плавать, — рискнул заметить он.

Ответом её была мрачная улыбка.

— Нам просто нужно постараться не упасть.

Перебравшись через перила, Бронвин обеими руками ухватилась за канат. Глубоко вздохнув, она прыгнула вниз, повисая над голодными волнами. Держась за веревку, Бронвин начала карабкаться вперед. Ноги её неловко шатались туда-сюда, помогая сохранять импульс.

— Камни, — выдохнул Эбенайзер, и проклятие в его устах прозвучало комплиментом. — Да у этой женщины их целая бочка!

Будучи преисполнен решимости не отставать, он втащил себя на поручень и обследовал пару канатов, прежде, чем найти тот, что, как он решил, смог бы выдержать его вес. Прыгнув вниз, дворф начал свой путь к борту вражеского корабля.

Бронвин справилась с делом моментально. Перевалившись через перила корабля работорговцев, она бросила быстрый взгляд на дворфа, все еще борющегося с канатом. Нетерпеливо махнув рукой, она извлекла из ножен длинный нож и бросилась в бушующую на палубе битву.

— Поторопись, говорит она, — пробормотал Эбенайзер, осторожно продвигаясь вперед стараясь не отрывать рук от веревки. — Ей легко. Длинные руки, худая, не нужно таскать тяжести…

Внезапный резкий рывок остановил рвущееся с его губ сквернословие на середине. Бросив взгляд через плечо, дворф выпучил глаза от накатившей паники. Канат рвался, и там, где он касался перил Нарвала, его волокна провисали свободно.

Дворф отчаянно ускорился, руки его пульсировали, грозясь разомкнуться. Эбенайзер был футах в десяти от корабля, когда канат позади него лопнул.

Ревя от ужаса, Эбенайзер полетел в темную воду. Изо всех сил держась за веревку, дворф инстинктивно вытянул перед собою ноги, от чего мышцы его напряглись.

Тело его врезалось в борт корабля прямо у самой ватерлинии. Сила удара заставила зазвенеть его кости, посылая вспышки обжигающей боли сквозь все мышцы и сухожилия. Старое дерево поддалось, и ноги дворфа погрузились в борт судна. Он высвободил их, и с помощью нескольких решительных ударов пробил дыру, в которую мог бы проползти.

Извиваясь, Эбенайзер мысленно проклинал щепки, которые впивались в его спину и ноги. Взгляд, брошенный в трюм, остановил его проклятия.

Там он увидел свой потерянный клан. Дворфы выглядели худее и оборваннее, чем мог бы позволить себе любой дворф. Их приковали к деревянным койкам, которые стояли настолько тесно, что напоминали собой книжные шкафы. Везде валялись бочки и ящики. В центре хаоса находилась маленькая девочка с каштановыми волосами. Лицо её было совершенно бело, а глаза — распахнуты от ужаса.

Внезапно, корабль перекатился с боку на бок. Это море освободило его от похожего на копье носа каравеллы. Вода хлынула сквозь пробитый корпус. На мгновение, Эбенайзера охватило чувство, что он угодил в личный кошмар Бронвин.

— Неподходящее время для проклятой ванны! — воскликнул мужественный и невыносимо любимый женский голос. — Ты собираешься нас освобождать или просто мыло принес?

Улыбка прорезала бородатое лицо дворфа. Тарламера жива и злобна. Как обычно! Он поспешил на голос сестры, на ходу подхватывая ребенка. Дворф поставил девчушку на ящик, туда, где холодной воде, которая струилась у его лодыжек, было до неё не добраться. Прежде, чем оставить ребенка, он снял с пояса маленький нож и вложил ей в руку.

— Для крыс. Двуногих или четвероногих. Если вдруг они тебя побеспокоят, — объяснил он любезно.

Пальцы девочки сомкнулись на ноже. Она кивнула ему с пониманием, и в глазах её застыла решимость.

Усмехнувшись, Эбенайзер потрепал её по подбородку. Еще одна женщина, которой хватало всего, кроме бороды. В эти дни туннели полны такими.

Затем он двинулся прочь. Сжимая в руке топор, он словно сбрендивший лесник разрубал тюрьму Тарламеры. У него не было шанса разбить так много цепей — так что лучший и быстрейший способ освободить дворфов — снести нары.

Тарламера скатилась с полки в тот же момент, как была освобождена. На запястье за собою она тащила длинную цепь с куском расколотого дерева. Сестра двигалась напряженно, явно страдая от боли, однако лицо её сияло от радости и жестокости.

— Никогда не видел ничего прекраснее, — поклялся Эбенайзер, которого зрелище это захватило до глубины души. Тарламера была потрепана и грязна, а её праздничный наряд загрубел и почернел от крови, в том числе её собственной. Рыжие локоны потускнели и были дико взъерошены, а борода казалась почти столь же неопрятной, как у дуэргаров. Однако, сестра была в целости и сохранности.

Улыбка Тарламеры была ничуть не меньше его собственной, а глаза светились столь же ярко. Схватив брата за уши, она потащила его вперед. Чмокнув Эбенайзера в кончик носа, она, затем, ударила его по голове. А потом пошла прочь, направляясь к лестнице, ведущей на палубу, сжимая остатки своих нар, словно смертоносную дубинку.

Эбенайзер радостно вздохнул, пребывая в восторге от этого необычайно сентиментального воссоединения. Ему не пришлось долго пребывать в раздумьях, так как шум, поднятый дворфами его клана, был способен разбудить предков. Каждый из них желал быть следующим. При этом все они высказывались насчет его техники владения топором, и просто сыпали оскорблениями направо и налево.

Здорово было вернуть их.

Каждый дворф, вновь оказавшийся на свободе, устремлялся вверх по лестнице, чтобы присоединиться к битве. Ни один не остался, чтобы помочь Эбенайзеру освободить остальных. И несмотря на свое ворчание, Эбенайзер понимал их. Будь он сам впихнут сюда проклятыми похитителями дворфов, словно сваленный в кучу уголь, никто не удержал бы его от возмездия. Даже дети рвались в бой, ничуть не меньше старших жаждя крови и не тратя времени на расшаркивание.

Так поступали все, кроме Клема, парня, приходившемуся Эбенайзеру родственником через пару двоюродных братьев. Маленький засранец задержался достаточно долго, чтобы сжать своего спасителя в быстром ожесточенном объятии. Когда дворф выпрямился, на безбородом лице его сияла широкая улыбка — а в руках был зажат молот Эбенайзера. Подняв ворованное оружие, он развернулся и метнулся к лестнице.

— Вернись, проклятый воришка! — взревел Эбенайзер, и хотя крик его был впечатляющим, он не вкладывал в него своей души. На самом деле, улыбка дворфа была такой широкой, что грозила навсегда задрать на макушку его уши. И если самому Эбенайзеру не придется вступить в бой — что ж, по крайней мере, его молот разобьет парочку черепов.

— Кого ждем? Лезвие затупилось? — раздался насмешливый дварфской голос.

Среди сородичей оскорбление это было подобно ссылке на оркского предка. Развернувшись по направлению звука, Эбенайзер ткнул пальцем в говорящего.

— Проклятье, Джестон, да ты побриться этим клинком мог бы!

— Так бы и сделал, кабы ты меня освободил.

Едва заметные умоляющие нотки в голосе сурового кузнеца поразили сердце Эбенайзера, и он засомневался в своем решении оставить этого ублюдка на потом. Подняв топор, он приготовился сделать первый удар.

— Может, заеду по тебе этим, — пробормотал он.

* * * * *

Стоявшая на верхней палубе, Бронвин услышала донесшийся из трюма крик своего друга. Первым чувством женщины было облегчение. Второй — укол беспокойства. Судя по количеству мрачных дворфов, выбиравшихся на палубу, чтобы задать своим похитителям жару грубыми импровизированными дубинками, Бронвин подозревала, что в трюме у друга помощников мало.

Она приблизилась к люку. Наемник бросился к ней, и его смертоносная сабля со свистом понеслась в её сторону. Бронвин отступила в сторону, уходя от атаки, и с силой ударила ножом, заставляя саблю отклониться вниз. Развернув скрещенные лезвия, женщина высоко и сильно ударила левой ногой. Её ботинок столкнулся с телом противника чуть выше пояса с оружием. Сабля со звоном ударилась о палубу, а мужчина отшатнулся назад — прямо в ждущие его объятия огрессы. Морячка злобно усмехнулась, сверкая клыками. Развернув человека несколько раз, словно играя в блеф слепого, огресса метнула противника назад Бронвин.

— Лови! — взревела она.

Бронвин подняла нож. Мужчина тяжело повалился на неё, придавливая своим весом. На мгновение, их глаза встретились.

Бронвин видела смерть раньше. Чаще, чем хотела бы, но никогда прежде — так близко. Жизнь уходила с лица мужчины, словно отступающий прилив. Темные глаза стали пустыми и остекленевшими. Затем, тело его отлетело назад, что заставило ошеломленную Бронвин потерять равновесие.

Огресса держала мужчину за шкирку, словно ребенок — щенка. Она с одобрением хмыкнула, замечая кровь, капающую с ножа Бронвин, а затем отшвырнула мертвеца в сторону.

Бронвин снова повернулась к трюму, и чуть не сбила с ног дворфа, который вылетел из люка, словно запущенный из пушки. Заметив молот, который тот держал в руках, она поняла источник гнева Эбенайзера. Удостоверившись, что друг не окружен врагами, она вступила в новое сражение.

Первая помощница Нарвала, очень мускулистая женщина-варвар, была зажата двумя противниками. Прижавшись спиной к мачте, она размахивала мечом. Бронвин отметила прерывистое движение клинка и огромные капли пота, усеявшие лоб женщины. Когда один из атакующих уклонился, Бронвин увидела рану, прорезавшую ключицу первой помощницы. Она не выглядела смертельной, но туника женщины пропиталась кровью, и леденящая слабость, следующая за боевыми ранами, уже навалилась на неё.

Уклонившись от двух дворфов, тащивших мужчину за руки и за ноги, Бронвин бросилась на помощь. Пытаясь освободиться, дворфской пленник извивался и бранился, но дворфы неумолимо двигались к перилам, намереваясь скинуть его вниз.

Схватив одного из нападавших на первую помощницу за волосы, Бронвин дернула его голову назад. Не колеблясь, она подняла нож и уверено провела им по горлу противника. Его испуганная мольба, краткая и быстро прерванная, привлекла внимание соратника. Он повернулся на звук лишь для того, чтобы лицо его окатила струя крови, вырвавшаяся из горла товарища.

Мужчина вскрикнул и слепо взмахнул клинком. Все еще держа за волосы мертвеца, Бронвин пригнулась, чтобы уйти от атаки. Тело вздрогнуло от удара. Бронвин выпустила его и отшатнулась назад, едва не теряя равновесие на скользкой от крови палубе.

Рабовладелец атаковал снова. Бронвин присела на корточки, успевая уклониться так быстро, что ощутила ветер. Прежде, чем противник смог обрушить на неё новую атаку, женщина напряглась и рванулась вперед, держа перед собою нож.

Клинок с силой врезался в грудь противника. Удар отразился в его взгляде, но он не осел. Мрачное выражение лица провозглашало его желание забрать женщину с собой во врата смерти. Высвободив нож, Бронвин подпрыгнула, как можно выше и сильнее выбрасывая вперед колени. Она нанесла глубокий тяжелый удар. Позабытый меч противника ударился о палубу.

— Сзади, девочка!

Крик женщины заставил Бронвин обратить внимание на битву. Она развернулась, чтобы оказаться лицом к лицу с мрачным дворфом, который готовился воткнуть шип на своей дубинке в её позвоночник. Инстинкт и память взяли верх.

— За Каменную Шахту! — вскричала она на языке дворфов, вспоминая, что старый дворфской друг рассказывал ей об объединяющей силе кличей.

Реакция её в буквальном смысле ошеломила дворфа. Он опустил дубинку и красная дымка боевой ярости покинула его взгляд. Мгновение, он пристально рассматривал Бронвин. Очевидно, он признал в ней кого-то, отличного от своих похитителей, потому что в конце концов коротко кивнул и отправился на поиски другого боя.

Но сражение было почти окончено. Шум битвы стих, сменяясь редкими ударами стали о сталь, да криками боли, некоторые из которых прерывались с холодящей резкостью. Теперь, когда грохот битвы схлынул, можно было с легкостью расслышать важный голос капитана Орвига. Он приказывал своей команде собрать погибших с обеих сторон, а вместе с тем и всех работорговцев, и скинуть их в море, потому как Умберли причитается. Это сплотило даже дворфов, которым дела не было до Морской Богини. Они восприняли задание с таким мрачным удовольствием, что даже не обратили внимания на то, что выполняют приказы огра.

Бронвин засунула нож в ножны в тот момент, когда глаза женщины-варвара закатились. Подхватив её, Бронвин осторожно опустила варваршу на палубу — нелегкая задача, учитывая разницу в размере, однако ей, по крайней мере, удалось обеспечить своей соратнице более мягкое падение.

Оторвав полоску с подола туники, Бронвин прижала её к ране, крепко удерживая на месте, пока кровотечение не остановилось, а затем сняла свой плащ и накинула его на широкие плечи женщины, чтобы та оставалась в тепле, покуда холод битвы не покинет её. Это была вся возможная помощь, и Бронвин надеялась, что её будет достаточно. Экипаж Нарвала не обошелся без потерь. Некоторые из брошенных в воду мертвецов имели знакомые лица. Одной из них была огресса, которая сыграла с Бронвин в смертельные салочки, тем самым принимая её, хоть и всего на мгновение, в качестве товарища. Глубоко вздохнув, Бронвин направилась на корму, где находилась небольшая деревянная постройка, возведенная над рулем.

Здесь, как и ожидалось, нашелся бортовой журнал. Она быстро пробежала глазами страницы, пытаясь отыскать что-нибудь о личностях людей, уничтоживших дворфской дом и отнявших у них свободу — а у неё — отца.

Но записи были зашифрованы. Со временем, она смогла бы выяснить, о чем тут речь. Однако, здесь нашелся и большой список грузов, аккуратно написанный на Общем, языке торговцев. Оглядев его, Бронвин тихо присвистнула. Этого было более чем достаточно, чтобы удовлетворить жажду наживы экипажа Нарвала. Это могло бы даже помочь ей провести переговоры с Орвилом касательно одной деликатной проблемы. Он был огром. Даже в толерантном Глубоководье за ним бы внимательно наблюдали. А еще он был контрабандистом, а это означало, что делам его не избежать пристального внимания. Однако, она не могла подвергнуть Эбенайзера и его родичей мучительному путешествию обратно через врата Скуллпорта.

Засунув журнал подмышку, она вышла на палубу. Капитан Орвиг проходил мимо, и женщина схватила его за руку.

— Битва принесла большую победу. Я хочу поблагодарить вас за помощь, — начала она. Его золотые клыки сверкнули в чем-то, оставлявшем надежду на улыбку.

— Ты не должна меня благодарить. Ты должна мне заплатить.

— У тебя будет плата, — заверила она, — и в качестве бонуса, я уступлю тебе право собственности на груз.

И Бронвин рассказала ему, что включает это право. Необработанные драгоценные камни, мотки шерсти, ценные шкуры, оружие, монеты, бочки с медом. Перспектива владения таким сокровищем тронула душу огра.

— Все это?

— За исключением дворфов. Разумеется, тебе они не нужны.

Он фыркнул, как бы подтверждая, что это очевидно.

— Я отдам свое право на груз в обмен на две вещи, — продолжила Бронвин, — бортовой журнал и твое обещание, что мы пришвартуемся в Глубоководье, а не в Скуллпорте.

Огр заколебался, но в маленьких красных глазках его танцевало желание. Он прикидывал, почесывая морду.

— Нужно будет платить за док, а еще налог на добычу.

— И после уплаты налога у тебя все еще будет гораздо больше, чем ты ожидал. Я заплачу за док. По рукам?

Он все еще выглядел сомневающимся.

— От одного дворфа достаточно проблем. Едят за двоих. А скольких мы освободили? Пятьдесят?

— Вроде того, — ответила она. — Но склада Груниона должно хватить, чтобы прокормить их, покуда мы не доберемся до Глубоководья.

Огр нахмурился, однако сдался, сопроводив это неизящным пожатием плеч.

— Хорошо, но держи эту кучу краснобородого навоза подальше от меня, или я не несу ответственность за его благополучную доставку.

— Договорились, — согласилась Бронвин. В душе она сомневалась, что её влияния на Эбенайзера достаточно, чтобы убедить его оставить в покое новую игрушку. Подойдя к люку, она прислушалась. Звуков битвы слышно не было, однако ритмичный стук говорил о том, что Эбенайзер все еще занят со своим топором.

Женщина спустилась в трюм. Она моргнула, испуганная царившим разгромом. Везде валялись щепки, похожие на ветви деревьев, что разметало во все стороны извержение вулкана. Эбенайзер упорно рубил топором сложенную кучу древесины.

— Ты всех достал? — крикнула Бронвин.

— Последняя, — сказал дворф. — Все остальные сражались. Кроме меня. Дерьмо эгоистичное, — проворчал он и кивнул в сторону маленькой горы ящиков. — Все, кроме этой, то есть.

Бронвин проследила направление его жеста. Взгляд её упал на маленькую девочку, которая присела на куче ящиков, держа в руке дворфской нож.

Жуткие воспоминания переполнили Бронвин, поражая её в самое сердце, словно меч. На мгновение, уши её наполнились криками обреченных утопающих рабов, и пронзительным писком крыс. Она рассеяно подняла руку и потерла место на голове. Там, где два зверя схватились не на жизнь, а на смерть.

Но это было так давно, — напомнила себе Бронвин. А сейчас еще одна маленькая девочка требовала заботы. Она не могла убить собственных демонов, но, возможно, могла бы удержать их от предъявления претензий на эту крошечную жертву.

С трудом сглотнув, Бронвин изобразила на лице нечто, что, как она надеялась, напоминало бы успокаивающую улыбку. Медленно, словно двигаясь к испуганной лошади, она пошла к девочке.

— Я — Бронвин, — тихо сказала она. — С моим другом Эбенайзером ты уже познакомилась. Мы пришли, чтобы освободить дворфов. С нами ты в безопасности. Мы отвезем тебя домой.

Она протянула руку, предлагая девочке взять её. Та изучала Бронвин большими карими глазами, а затем все же подала свою маленькую руку. Казалось, это прикосновение успокоило ребенка, и её пальцы скользнули к запястью Бронвин, сжимаясь в отчаянной хватке.

— Но я не знаю, где мой дом, — сказала девочка высоким ясным голосом, в котором звучал лишь легкий намек на раннее детство.

— Я помогу тебе его отыскать. Не беспокойся, — заверила её Бронвин тем же успокаивающим тоном. — Как тебя зовут? Сколько тебе лет?

— Кара Дун. Мне было девять прошлой зимой.

Девочка выглядела моложе, быть может потому, что была маленькой и очень худой. Когда она подняла руку, чтобы убрать за ухо выпавший локон каштановых волос, Бронвин заметила другое объяснение её роста и, казалось бы, замедлившегося развития. Она была полуэльфом. Уши оказались немного заострены, а пальцы, державшие запястье Бронвин — нежными и длинными. На одном из них было надето очень знакомое кольцо.

Глаза Бронвин распахнулись. Сердце болезненно сжалось, а затем забилось быстрее. Кольцо девочки было золотым, богато покрытым отличительными мистическими символами. Бронвин хранила такое же в надежном месте Любопытного Прошлого.

— Очень красивое кольцо, — сказала она, указывая на украшение. — Можно посмотреть?

Кара отдернула руку, пряча её за спиной.

— Папа сказал, никто из посторонних не должен смотреть на него, и я не должна давать его никому, кроме моей семьи. Знаешь, ты не можешь забрать его у меня. Плохие люди пытались, — сказала она, указывая на палубу. — Оно не снимется, если я сама не сниму.

Это было новостью для Бронвин. Она задалась вопросом, обладало ли кольцо, данное ей отцом, такой же магической преданностью. Но эта мысль пришла так же быстро, как испарилась, сметенная гораздо более важной. Кольцо Кары было таким же, как её собственное. Хронульф называл кольцо семейной реликвией, предназначенной для ношения лишь потомками крови великого паладина Самулара Карадуна. Глаза Бронвин снова широко распахнулись.

— Как ты говоришь, тебя зовут?

— Кара, — сказала девочка с намеком на нетерпение в голосе. — Кара Дун.