Глава I

По данным автоинспекции штата Нью-Йорк, в 1948 году Оскар Стирнс — сорок один год, рост сто семьдесят сантиметров, вес восемьдесят семь килограммов, волосы каштановые, глаза голубые, белый — был владельцем «понтиака» с двумя дверцами. В 1950 году он купил новый «понтиак». В 1952 году обменял его на «бьюик» с четырьмя дверцами, а в 1955 вместо «бьюика» появился «кадиллак», зарегистрированный в инспекции штата Нью-Джерси. В этой инспекции мне сообщили, что с 1957 года у него есть и вторая машина, «форд» — вездеход. А адрес такой: усадьба «Гейблс», Клифлайн-драйв, Энглвуд, Нью-Джерси.

До того как покинуть штат Нью-Йорк, он с 1948 года жил по двум другим адресам. Первый: авеню Форт Вашингтон, 322, район довольно непрестижный, пришедшее в упадок гнездо тех, кто считается средними классами. Оттуда он перебрался на Девяносто первую улицу, ближе к Ист-Ривер, а уж затем в Энглвуд.

В 1948 году он работал коммивояжером, занимая довольно странную должность всеамериканского представителя стекольной компании «Деннинг». Специальностью этой компании было стеклянное оборудование, контейнеры и прочее для молочных ферм, годовой оборот — около трех миллионов долларов. Получал он тогда семь тысяч в год, к 1952 году цифра возросла до двенадцати тысяч с лишним, поскольку он стал вице-президентом компании, ведающим сбытом. Компания в тот год слилась с гораздо более крупной — «Декстер», они почти монополисты по стеклу, и Стирнс стал пятым помощником вице-президента по сбыту с зарплатой восемнадцать тысяч в год. К 1958 году эта цифра составляла уже сорок пять тысяч плюс акции, он теперь первый помощник вице-президента, ведающего сбытом.

Родился Стирнс 11 июня 1907 года в Олбени, штат Нью-Йорк, окончил колледж Колби, женат на Энн Ричардсон из Форрест-Хиллз, свадьба состоялась в сентябре 1940 года, венчали их в соборе Квин, в 1943 году призван на военную службу, два года находился в армии, демобилизован с благодарностью от командования. Принадлежит к методистской церкви, хотя посещает и епископальную, к которой принадлежит его жена. Трое детей: Роберт, род. в 1943; Джоан Энн, род. в 1946; Джеффри, род. в 1949. Член университетского клуба Нью-Йорка и загородного клуба «Пять дубов» в округе Берген. Член совета директоров коммунального совета в Энглвуде, член попечительского совета тамошней больницы. На фотографии запечатлен довольно симпатичный круглолицый человек с маленьким вздернутым носом, седеющий, в очках, за которыми видны светло-серые глаза.

Вот так складывалась деловая и личная жизнь Оскара Стирнса, и собрать все эти сведения было несложно — обычная работа в архивах. Поскольку в автоинспекциях сидят люди основательные, жизнь Оскара Стирнса лежала передо мной открытой книгой. Собирал материал, в основном, я сам, и было даже приятно, что наконец-то имею дело с фактами, а не с фантазиями и догадками. Помогало мне бюро расследований «Трибороу», нью-йоркский партнер бюро Джеффри Питерса в Лос-Анджелесе. Девяносто процентов рабочего времени частного детектива уходит на эту рутину, скучную, как всякая подготовительная деятельность. Я проехался по местам, где жил Стирнс. Разыскал две его фотографии — одну из специального журнала, вторую из ежегодного отчета его фирмы, и к концу третьего дня располагал на него самым полным досье. Было это в субботу.

Прошло почти пять лет с последнего моего приезда в Нью-Йорк, и уж не знаю, хорошо ли жить в этом городе, но вот возвращаться сюда через пять лет — дело совершенно особенное. У меня был номер в отеле «Парк Шератон», угол Пятьдесят шестой и Седьмой авеню, так что, стоя у окна, я видел Карнеги-холл и уголок Центрального парка, а подо мной бесконечным потоком струились машины и пешеходы, — и захватывало это зрелище так, как не захватывает ничто из мною виденного.

Летние вечера тут были намного прохладнее, чем в Эль-Пасо, скорее, как у нас, в Лос-Анджелесе. Я прогулялся дальше к центру, пообедал в кафе «Галлахер», где замечательное жаркое, и как самый настоящий провинциал, очутившийся в столице, — купил билет в театр — «Двое на качелях». Я был одинок, и мне нравилось мое одиночество. Весь вечер меня не оставляло чувство, что впервые за всю свою профессиональную жизнь я занят чем-то настоящим.

 

Глава II

К Оскару Стирнсу я решил наведаться на следующий день, в воскресенье. Пусть не останется никаких сомнений на тот счет, что я о нем думал; как уже сказано, я его ненавидел — беспричинно и необъяснимо, но ненавидел и хотел причинить ему боль. Впрочем, есть разница между вызываемым им чувством и росшим отсюда намерением, которое напоминало детский каприз. Разумеется, физически мистеру Стирнсу с моей стороны ничто не угрожало, но вот доставить ему как можно больше неприятных минут — это непременно, а пытаться совладать с бушевавшей во мне ненавистью нечего было и думать. Такая уж у меня натура, другие умеют лучше себя контролировать.

Часов в десять воскресным утром, позавтракав, я взял в агентстве «Херц» машину и поехал через Вест-сайд к мосту Вашингтона, а там еще дальше. В Энглвуде я никогда прежде не бывал, да и вообще не бывал нигде в штате Нью-Джерси, и мне было странно, что это оказалось так недалеко от города, собственно, сразу, как кончаются предместья. Мне было сказано, что надо свернуть с шоссе 4 на Грэнд-авеню, но я чуть не проскочил развязку. Повернув, я долго колесил по округе, разыскивая Клифлайн-драйв. Регулировщик пытался мне растолковать, где это, но я запутался, не там свернул и минут десять катался по каким-то улочкам, напоминавшим старые кварталы Беверли-Хиллз, — такие же просторные, солидные дома тысяч шестьдесят, если не больше, стоимостью, а перед ними широкие лужайки и высоченные деревья с пышными кронами, а еще попадались особняки начала века, обнесенные каменными оградами с проволокой наверху, и все, как положено: привратницкая на въезде, оранжерея, длинная аллея, ведущая к крыльцу. Чисто случайно я, наконец, отыскал Клифлайн-драйв, поехал налево, потом с милю назад и вот, пожалуйста, табличка у ворот: усадьба «Гейблз».

Ну, уж какая там усадьба! Самый обычный образец недвижимости, а по мне, так смешно называть усадьбой обыкновенный дом, если он стоит меньше четверти миллиона долларов, мистеру же Стирнсу он обошелся явно дешевле. Впрочем, он ведь делал стремительные карьерные успехи, и это чувствовалось: дом, положим, самый обычный, каменная постройка сероватого цвета, зато все вокруг в высшей степени ухожено. Вот и колли, разумеется, мчит со всех ног мне навстречу, чуть под колеса не попал. За домом на площадке для гольфа тренируется мальчик лет четырнадцати. Перед входом стоит женщина с сумкой для гольфа в руках. Да, любят гольф в этой семье, очень любят.

Я затормозил в нескольких шагах от хозяйки. Ей на вид можно было дать лет сорок пять, чуть костлява, но выглядит подтянутой, крепкой женщиной, волосы — серебряных заколок было воткнуто долларов на сорок, не меньше — приятно оттеняют загорелое лицо. Красного цвета «родстер» стоял прямо у ступеней, я в него чуть не уткнулся, а она, шагая мне наперерез, как видно, пыталась сообразить, что полагается сказать незнакомцу, вторгшемуся в уютный мирок усадьбы «Гейблз». Я вышел из машины, сообщил ей, что я Маклин и что мне нужно поговорить с мистером Стирнсом.

— Вот как? Но сейчас не получится. Вы, видимо, плохо с ним договорились.

— Но ведь это дом мистера Стирнса?

— Да-да. Но мы сию минуту уезжаем в клуб. И так уже опаздываем. Не может быть, чтобы муж назначил вам встречу, а потом о ней забыл.

— В чем дело, Энн? — Стирнс вышел из дома, одетый по-спортивному: серые узкие брюки, серый пуловер, из-под которого виднеется светлого тона рубашка, — и, заметив меня, нахмурился, спросил, кто я такой. Мальчишка на площадке все бил клюшкой по мячам. Я представился, услышав в ответ, что мистер Стирнс впервые обо мне слышит. Он явно начинал злиться, а вот моя злость улетучивалась. Передо мной стоял человек обрюзгший, потрепанный жизнью, куда старше своих сорока девяти лет, — выпотрошен он, душевно и физически выпотрошен.

— Позвольте, сколько же вам надо объяснять, сэр! — терпение его было на пределе. — Если вы намерены нам что-то продать, приходите в другой раз! А еще лучше — ко мне на работу. — Нервничает, сильно нервничает.

Жена стала поглядывать на часы.

— Послушай, — сказала она капризно. — Нет, в самом деле! — и опять взгляд на часы. — Мы же опаздываем.

— Извините, мистер Стирнс, не могли бы мы побеседовать с глазу на глаз, всего минуту.

— Не о чем мне с вами беседовать.

— А я думаю, есть о чем, и лучше давайте пощадим нервы вашей жены.

Жена посмотрела на меня тяжелым взглядом, потом перевела взор на мужа, а он, в свою очередь, с нее на меня. Видимо, хотел сказать, что у него от жены тайн нет, но вот не выговорилось. Ясно, на самом деле тайн у него сколько угодно, только вот жена понятия об этом не имеет. Мы встретились с ней глазами, и вид у нее был до того угрожающий, что я сразу сообразил, до чего должен ее бояться Оскар Стирнс; а мальчишка знай себе гонял мячи, и что-то абсурдное было в этой сцене, происходившей в ослепительных красках солнечного утра. Мне всегда жаль тех, кто вызывает у меня отвращение, но частный детектив многого себе не может позволить, а уж жалости особенно.

— Я приехал к вам по делу, мистер Стирнс, и хотя нынче воскресенье, дело это безотлагательное, так что, миссис Стирнс, чем скорее мы к нему приступим, тем будет лучше для всех.

И я отступил на несколько шагов туда, где росли тисы, а он пошептался с женой, которая яростно трясла головой, затем повернулся ко мне, сказал:

— Ну, хорошо, мистер… как, простите, ваша фамилия?

— Маклин, — сообщил я, — моя фамилия Маклин, и я частный детектив из Лос-Анджелеса, мистер Стирнс, а поговорить нам надо о женщине, которую зовут Сильвия Кароки, десять лет назад вы се привезли в Нью-Йорк на своей машине.

Глаза у него полезли на лоб, кровь так и отхлынула от щек. Прошло не меньше минуты в полном молчании, пока жена, наконец, не выкрикнула:

— Господи, Оскар, сколько это будет продолжаться!

Он торопливо стал мне объяснять, что у них встреча в клубе, а затем обед. Я ответил, что меня не интересуют его развлечения и обязательства, а поговорим мы непременно или я задам свои вопросы его жене. Тогда он вернулся к супруге, и они опять зашептались. Впрочем, она ему ответила громко.

— Если ты меня отправляешь в клуб, а сам остаешься, Оскар, смотри, как бы тебе об этом не пожалеть.

Он слушал ее молча. Она окинула взглядом мужа, потом меня. Подобрала с земли сумку для гольфа, пошла к «родстеру», села, включила зажигание и медленно поехала по дорожке. Мальчишка был все так же поглощен гольфом и даже не обернулся.

 

Глава III

Во дворике за домом Стирнс плеснул себе в стакан виски и предложил мне. Я отказался. Сел на крашеный железный стул. Большой у них дворик, весь выложен битым кирпичом, на стульях подушечки, два дивана под навесом, бар, аккуратно подстриженные кусты. Навес в крупную полоску дает тень. За кустами луг, сбегающий к шоссе.

С отъездом жены в хозяине появилось что-то мужское.

— Если вы надеетесь, что пройдет вымогательство, то напрасно, — сказал он. — Денег у меня нет. Вы не смотрите, что усадьба шикарная. Я банкрот.

— Ничего я у вас вымогать не намерен, мистер Стирнс. Мне от вас не нужно ни цента. А нужна информация, и если вы мне ее дадите, можете ничего не опасаться с моей стороны, а жене скажете, что я чиновник по найму из «Стандарт Ойл» и пытался сманить вас к нам на работу.

Он поднялся со стаканом в руках.

— Вы правду говорите? Что у вас нет ко мне притязаний?

— Никаких.

— Боюсь, голову мне хотите заморочить.

— Да нет же, черт вас возьми, нет. Вот вам мое удостоверение. Я просто частный детектив, и мне нужна информация.

— Какая информация?

— О Сильвии Кароки, которую вы знали десять лет назад. Мы только побеседуем, и после этого можете забыть про мой визит. Я вам больше о себе в жизни не напомню.

— Это точно?

— Точно.

— Тогда к чему такая спешка?

— Потому что мне не хотелось ждать, — ответил я грубо.

— Ладно, Маклин, — сказал он примиряюще, — не то чтобы я так уж страдал из-за того, что остался без клуба в выходной. Как-нибудь обойдусь. Жена, правда, головомойку мне устроит, ну да ничего. И в самом деле выпить не хотите?

— Мне машину вести надо.

— Все-таки, согласитесь, нельзя же так заявляться к людям, когда у них выходной.

— По-другому не мог. Давайте-ка к делу.

Стирнс сел на диван, разглядывая меня во все глаза, даже о стакане своем позабыл.

— Что же, — он попытался улыбнуться, — вы меня держите на коротком поводке, я ведь понимаю. Выбора-то у меня никакого.

— Ни малейшего.

— Она вам что, все рассказала? — он покачал головой. — Чудно, я уж давно про эту чертову девчонку и думать позабыл. Значит, все рассказала? Постойте-ка, а может, это она вас прислала счеты со мною сводить?

— Не бойтесь, — сказал я. — Гарантий представить не могу, но она тут ни при чем, уж поверьте.

— Я могу и к адвокату моему обратиться, — запетушился он, пытаясь подбодрить самого себя.

— Да ну? Вы бы подумали хорошенько.

— Ну ладно, ладно, зачем же так. Вы ведь понимаете, мистер Маклин, ворвались вот ко мне в выходной, говорите, что частный детектив. А я сотрудник крупной корпорации и не могу допустить скандала ни дома, ни на работе.

— Никакого скандала не будет, — успокоил его я.

— Но ведь вы мне угрожали…

— Ни черта я не угрожал. Просто хотел поговорить с вами про Сильвию Кароки. Если скажете мне, что нужно, мы мирно расстанемся. Если нет, я вас заставлю говорить, для этого у меня средства имеются.

— Какие?

— Достаточные. А поговорить мне о ней надо, потому что это связано с моей работой.

Он откинулся на диване, глядя в свой бокал.

— Не надо бы мне пить с утра. Я и вообще-то не пью. Еще две-три рюмки, и меня непременно развезет. Дело-то было десять лет назад, Маклин. Чудно это, когда вдруг что-то выплывает, что ты давно уже похоронил. Да и что я такого сделал? Ну встретил в Эль-Пасо девочку, которой было туго. Ей надо было непременно оттуда уехать, позарез надо, ну как другим позарез надо приобрести норковое манто. Мы с ней договорились. Я ехал в Нью-Йорк и согласился ее подвезти. Она сказала, что ей уже двадцать один год, а я, дурак, поверил. А когда узнал, сколько ей на самом деле, поздно было. Ну, допустим, я сразу догадался, что она врет, все равно, какое тут преступление?

— Вы у жены справьтесь.

— Ладно, Маклин, ладно. Легче надо на жизнь смотреть.

— А зачем ей так понадобилось уехать из Эль-Пасо?

Он нахмурился, с минуту подумал, потом сказал:

— Не ручаюсь, что все в точности вышло. Вроде она по-разному это объясняла. Не скрывала, чем на жизнь зарабатывает, но говорила, ее, мол, заставили. Послушайте, Маклин, я девять лет коммивояжером разъезжал. Я вам не младенец какой-нибудь, соображаю, что к чему. Живи и другим не мешай. Может, она профессионалка была, а может, и так, от случая к случаю. Мне с ней ох как непросто было…

— Так почему же ей надо было уехать из Эль-Пасо?

— Да вот все пытаюсь вспомнить. Вроде бы так: какой-то тип, который вместе с нею туда приехал, стал поставлять девочек в большой бордель за рекой. А те, из борделя, решили, что он и она тоже, раз они вместе, кое-что им задолжали. Явились к ним, всю одежду отобрали, оставили то, что на них было. Этот ее друг за нее заступился, а те за ножи и прирезали его насмерть. Она у какого-то старика-священника пряталась, пока дело не успокоилось, а потом перебралась на американскую территорию, только ни гроша у нее в кармане не было. Так она сама рассказывала, я теперь вспомнил, паршивая, в общем, история. Я ее подобрал на улице, прямо напротив моей гостиницы. Стала ко мне приставать, ну, обычное дело — обозналась, дескать, думала старый ее знакомый. Знаю я такие дела, только нечасто девочки вроде нее попадаются, очень она была красивая, загорелая такая, прямо вылитая мексиканка. Не знаю, как она теперь выглядит, Маклин, а тогда была — красивее я в жизни не встречал, а ноги какие! Ну, видит она, что я на нее глаз положил, и прямо к делу. Я ей говорю: «В Нью-Йорк нынче еду, детка, машина у меня». И она согласилась компанию мне составить. А я за это кормить ее взялся и тряпки ей покупать. Никаких там глазок она мне не строила, вообще без всего этого обошлось. Строго деловое соглашение. Ну, я решил не упускать случая, дал ей двадцать пять долларов и уговорились, где мне ее вечером ждать. Я тем временем в отеле счет оплатил. Не мог же я ее к себе в номер привести. Я в этом отеле столько раз останавливался. Надо было осторожненько действовать… — он взглянул на меня, помолчал, — Зря я с вами разболтался. А, черт, я же мог, Маклин, вообще ничего вам не рассказывать. И с чего это я?

— Что, опять вам доказывать, что дважды два четыре?

На лице у него появилось выражение обреченности. Он поставил на землю стакан, помотал головой.

— Не буду больше пить. И без того паршиво.

Я кивнул.

— Стало быть, вечером попозже вы с ней встретились, поехали, а на ночь остановились в мотеле «Рим Рок»?

— А вы откуда это знаете? Я даже название мотеля позабыл, а он все знает!

— Да вот знаю. Видел карточку, вами заполненную, мне хозяин того мотеля показал, так что будьте спокойны. Меня не Сильвия послала к вам, еще раз повторяю. Она понятия не имеет, живы вы или нет, да и плевать она на это хотела.

— Чего вы от меня добиваетесь, Маклин?

— А вам что за дело? Сказано же, никаких неприятностей у вас не будет. Вы с ней спали в первую же ночь?

Он так и вскинулся: можно ли такие вопросы джентльмену задавать и все такое прочее.

— Бросьте дурочку из себя строить, Стирнс. Помните анекдот про двух мальчиков, которые хотели пожениться, но не смогли, поскольку один из них оказался мусульманином? Так вот, вы такие штучки детям своим рассказывайте, а со мной нечего. Вреда я вам не причиню, но пылать к вам любовью — уж это увольте.

— Ну хорошо, я с ней спал, в ту же ночь. Бывает, знаете. Уж не сомневайтесь, еще как бывает. Случается, я себя таким одиноким чувствую. С женой у нас отношения так себе. Вот когда я по восемь месяцев в году по стране разъезжал, у нас с ней было неплохо, а теперь я же на месте сижу круглый год. И приходится, знаете ли. Да, приходится, я ведь женщин люблю. И почему нет, скажите на милость? Вы же мою супругу сами видели. Чем я хуже любого другого, а?

— Вам незачем передо мной оправдываться, мистер Стирнс, — устало сказал я. — Мне это безразлично. Ваши моральные принципы оставьте при себе. А мне нужны только факты.

— Я их вам сообщил. Я же не просто ради компании ее к себе в машину приглашал. По нашему соглашению, она обязывалась спать со мной за то, что я ее довезу до Нью-Йорка. И она свои обязательства выполняла — только обязательства, ничего больше.

— Что это еще за соглашение такое?

— В точности, как я сказал, мистер Маклин.

 

Глава IV

— Больше не пытайся меня поцеловать, — сказала она ему.

— Сильвия, я тебя не понимаю. Совсем не понимаю.

— И не пытайся понять, Оскар.

— Я всего лишь хотел тебя поцеловать.

— Перехочешь.

— Но мы же спим вместе.

— Так было по соглашению, Оскар. Ты можешь со мной спать. Но там не сказано, что надо еще и целоваться.

— Жуть какая, Сильвия!

— А что такого? Я, кажется, не разучилась говорить по-английски. Ты для чего меня в машину посадил, для поцелуев? Нет, для того, чтоб по дешевке поиметь женщину, пока до Нью-Йорка доедем. Ну вот, бери свое, а потом оставь меня в покое.

— Я тебе не хулиган какой-нибудь, почему ты со мной так разговариваешь?

— Потому что я хулиганка.

— Ладно. Не будем ссориться, Сильвия. Ты же знаешь, я по тебе с ума схожу.

— Весьма признательна.

— Просто хочу, чтобы капелька любви была. Мы же спим вместе…

— Тебе что, кажется, что ты больше уважать себя будешь, если прибавится капелька любви?

— Я только хочу сказать, что напрасно ты не позволяешь себя целовать.

— А у меня все не как у других, Оскар. Тебе не объяснишь. А если бы и можно было тебе объяснить, что-то нет охоты. Так что, если тебя наше соглашение не устраивает, давай его порвем. Я не против.

 

Глава V

— Но порвать его я не мог, — сказал Стирнс. — Никогда в жизни я никого прекраснее не встречал, Маклин. Вы должны меня понять, вы же ее знаете. Извините, если я что неприятное вам сказал.

— Успокойтесь, я не обиделся, — ответил я, — У меня она интереса не вызывает, никакого. Можете говорить все, что сочтете нужным.

— Понимаете, с нею наперед ничего нельзя было знать. То ли она врет, то ли правду говорит — попробуй пойми. Кстати, говорила она гораздо лучше, чем я. Меня вечно жена поправляет. А Сильвия — то иной раз скажет, будто вчера из колледжа, а то вдруг проститутка и проститутка. Как-то сообщает мне, что училась в колледже Смита и настоящая ее фамилия Кэботь или там Уэнтворт, что-нибудь такое звучное, и отец ее миллионер из известной семьи, а из колледжа она просто сбежала, — и я поверю, а она потом смеется мне в лицо. По-моему, она на мне проверяла, насколько убедительны ее выдумки. В Эбилене принялась болтать с барменом-мексиканцем, так по-испански шпарит не хуже его. А мне потом рассказывает, что родом она из почтенной мексиканской семьи, у них дом недалеко от Мехико, она влюбилась в богатого аргентинца и удрала с ним, в общем, всякую чушь сочиняет. И тут же давай меня изводить рассказами про те три года, что она в Хуаресе провела, там вот испанский и выучила; это только в Эбилене ей что-то все слишком было знакомо, видно, там она тоже успела пожить. Голова от нее кругом шла. То ей двадцать один год, то девятнадцать, то семнадцать. И никто ведь ее врать не заставлял, просто ей нравилось. Дурачить меня нравилось. Нет, вы не подумайте, бывало, она вдруг в хорошее настроение приходила и со мной держалась вполне прилично, но вот потом…

 

Глава VI

— Да замолчи ты, Оскар, надоело. Бубнишь, бубнишь… Мало мне того, что целый день с тобой вдвоем в этой машине сидим…

— Извини. Не думал, что ты обидишься, я ведь ничего такого не сказал.

— Скучный же ты человек, Оскар, просто не верится, что такие бывают.

— И на том спасибо, дорогая.

— При чем тут спасибо? Я что, благодарить тебя должна за то, что весь день напролет глупости твои приходится слушать? Ты сам-то понимаешь, что несешь? Неужели не замечаешь, что словечка разумного за всю жизнь не произнес, а судить берешься о чем угодно. Хотя ничего толком не знаешь. Десять лет в Техас ездишь, а по-испански ни бум-бум. На солнце каждый день смотришь, а вот какое от него расстояние до земли, наверное, даже и не думал. Через Эбилен проезжал раз десять, а что это название означает, понятия не имеешь. Правда ведь?

— Конечно, не знаю. А ты знаешь?

— Представь себе. Потому что не поленилась выяснить. Тетрарх был такой, в Библии упоминается, вот отсюда и название. Но тебе-то откуда знать? Ты же за всю жизнь ни одной книги не прочел. Ни разу в словарь не заглянул, если какого-нибудь слова не знаешь. Тебя одно волнует — где тут ближайший бордель. А я еще тебе благодарна должна быть!

 

Глава VII

Мне было любопытно, как он все это сносил, ведь мужчины не позволяют с собой таким манером обращаться.

— Сам не понимаю, Маклин. В общем, не мог я без нее, вот и все. Никогда у меня таких, как она, не было. В Канзас-Сити она с утра исчезла и вернулась в отель только к ночи. Я уж думал, сбежала. Чуть с ума не сошел.

— Но ведь вернулась.

— Да, конечно. Я вам вот что скажу, Маклин, — если бы она хоть чуточку меня любила, хоть немножко меньше безразличия ко мне испытывала, да я бы, черт возьми, с женой ради нее развелся! Ну зачем, спрашивается, я вам такие вещи рассказываю. Может, просто надоело мне все до чертиков. Знаете во сколько эта усадьба мне обошлась? Сто десять тысяч. По уши в долгах теперь. Заложил уже ее за сорок тысяч и второй раз — за двадцать пять. В банке взял ссуду. Давно бы уже банкротом стал, хорошо, что акции были, все продал, а с тысячью акций я бы к старости никаких волнений не испытывал. Хрен с ней, со старостью, Маклин! И плевать мне, что вы там про меня думаете. Давить на меня вздумаете, так напрасно, из камня воды не выжать.

— Сколько раз повторять, не собираюсь я на вас давить, — сказал я. — Ну что вы талдычите одно и то же! Мне ничего не нужно, только информация о Сильвии Кароки.

— Да зачем она вам, вот чего никак не пойму.

— Пошевелите мозгами, Стирнс. Я ведь частный детектив. Мне платят за то, что я собираю о ней материал. Вот и все. А ваши дела меня не касаются. И не будем больше к этому возвращаться.

— Что еще вы хотите узнать?

— Итак, вы привезли ее в Нью-Йорк.

— Привез.

— А дальше?

— Она остановилась в отеле «Пенсильвания». Я ей и посоветовал, и за неделю вперед заплатил.

— Почему именно «Пенсильвания»?

— Он большой, народу полно. А я там никого не знаю. Не в «Билтмор» же было ее везти или там в «Белмонт Плаза», или «Комодор». Там вечно на каких-нибудь знакомых налетаешь, а мне это было бы не с руки. О службе надо думать, да и дома чтобы не знали. Слушайте, Маклин, вы же сами видели. Я боюсь своей жены. Она бы мне голову снесла, прознай про эту девочку… — Он поднял с земли стакан, осушив его залпом. — Вот так. Со света меня сжила бы. Забила бы насмерть. Я ее боюсь и ненавижу ее тоже. У-у, как я ее ненавижу!

Состояние у меня было такое, что сейчас стошнит. Злости к Стирнсу я больше не испытывал, только хотелось поскорее смотаться отсюда. И чтобы больше в жизни его не видеть.

— Она зарегистрировалась под настоящей своей фамилией?

— Кто? Сильвия? Откуда же мне знать, какая у нее настоящая фамилия? Может, Кароки, а может, и нет. Записалась она как Сильвия Картер.

— А город какой указала?

— Эль-Пасо. — В первый раз за это утро на губах его мелькнула улыбка.

— И вы с ней продолжали видеться?

— Ну как же, я ведь такой упрямый. За кого вы меня принимаете, Маклин? Первые четыре дня я ей звонил, но все без толку. Говорила, мол, ищет работу, и чтобы я оставил ее в покое. Потом мы встретились, пообедали. И все. Она сказала: «Чтобы ты мне больше в жизни на глаза не попадался».

 

Глава VIII

— Значит, я для тебя никто и ничто, — вспылил я. — Ладно, допустим, тебе меня благодарить не за что. Я и не прошу. Только позволь хоть иногда с тобой видеться.

— А зачем, Оскар? Все, что я была тебе обязана дать, уже дано. И ты со мной расплатился. Получил свое. Теперь я в Нью-Йорке. И давай расстанемся по-хорошему.

— Мне что, на коленях тебя умолять?

— Напрасно ты обижаешься, Оскар, — сказала она. — Ведь сам вынуждаешь меня причинять тебе боль. Я не хотела.

— Но послушай…

— Давай закончим, Оскар.

— Я ведь ни о чем тебя не прошу. Только неужели я тебе совсем, совсем не нужен?

— Человек либо нужен, либо нет, Оскар, одно из двух. Я, знаешь ли, в сантименты не верю. Я про мужчин достаточно знаю, Оскар, научили меня, хорошо научили. Лучше некуда.

— Но я же в этом не виноват, Сильвия. За что же ты со мной так?

— Господи, Оскар, до чего мне эти препирательства надоели!

— Ну когда мы увидимся?

— Никогда.

 

Глава IX

Он снова наполнил стакан и жадно выпил.

— Никогда. Вот и все: сказала, как отрезала. Уж такая моя судьба, понимаете, Маклин? Какая-то потаскушка сопливенькая, а я перед ней прямо на коленях ползаю. А, к чертям собачьим! Вы бы выпили, а? Все воскресенье псу под хвост. Выпейте!

Я кивнул, ну хорошо.

— Смотрите, стаканы из затемненного стекла. Через них за солнцем следить удобно.

— Так, значит, вы с ней больше не встречались?

— Один раз видел ее. Она работать устроилась в какой-то луна-парк, жетоны выдавала.

— В какой? Где этот луна-парк?

— Не помню уже сейчас, где-то на Бродвее, кажется, угол Пятьдесят шестой, а может, Пятьдесят первой. Большой такой, сразу заметен. Несколько месяцев уже прошло с того нашего разговора. Шел по улице, увидел ее и решил зайти, а она сидит за кассой, книжку читает, пока посетителей немного. Я, как увидел, просто глазам своим не поверил.

— А что, она много читала?

— Все, что попадется. В отеле, если ничего другого не находила, всегда Библию перечитывала. Говорила, она ее уже пять раз прочла или даже больше, хотя, видит Бог, верующей так и не стала. А вообще-то у нее всегда целая гора была этих романов, которые по четвертаку продают, и если бессонница на нее нападала, она по три-четыре штуки за ночь могла проглотить.

— Так это точно Сильвия оказалась там, в луна-парке?

— Конечно, не сомневайтесь. Я подошел, поздоровался. Думаете, она мне обрадовалась, улыбнулась и все такое? Черта с два! Только глаза от книжки оторвала и говорит: «А, это опять ты, Оскар. Шел бы ты, куда шел, а меня оставь в покое». Только и всего…

Тут наш разговор вдруг прервали.

— Ой, бедняжечка!

Мы оба вздрогнули от неожиданности, а когда оглянулись, на краю террасы увидели того подростка, который гонял шары по площадке для гольфа. Один такой шар он держал на ладони, время от времени подбрасывая его. Баскетбольные трусы слишком сильно стянуты в поясе, майка чуть пропотела, на запястье золотой браслет. На вид ему было лет пятнадцать, может, чуть меньше — длинные, голенастые ноги, загорелое лицо, насмешливые глаза.

— Папочка, бедняжечка… — губы его скривились.

— Ты откуда взялся? — заорал на него Стирнс.

— Да за кустиками стоял, слушал.

— Давно?

— Да уж достаточно. Все, что надо, услышал. А Сильвия эта, видать, ничего была, а? Ай да папочка! В жизни бы не подумал!

— Да как ты смеешь, щенок паршивый…

— Тихо, папуля, тихо. Тебе вредно волноваться.

— Пошел вон! — рявкнул Стирнс.

— Как это — вон? — мальчишка покачивался с ноги на ногу, нагло ухмыляясь. — Как это вон, спрашиваю? Мне же мамочку надо дождаться, она когда еще в гольф наиграется. Ой и врежет она тебе, что не приехал. Тебе, выходит, лишь бы ее сплавить — и за бутылку. А может, рассказать ей…

— Скотина маленькая, только попробуй!

— Ты, папуля, не очень-то выражайся. Я ж тебя люблю. Не бойся, ничего, никому.

— Что тебе от меня надо?

— Уж ты не поскупись, папочка. Этот детектив, смотри какой порядочный, ничего от тебя не требует. А я вот требую.

Стирнс так и позеленел. Плюхнулся на диван, щека у него дергается, еле дышит. У меня сердце екнуло: вдруг у него сейчас случится удар.

— Ну, что надо, говори.

— Живешь, так другим тоже дай пожить. Мне бы на расходы удвоить.

— С ума сошел!

— Ну что ты. Давай, папуля, по-хорошему, а то, сам понимаешь…

— Бобби, ну что ты делаешь, — заскулил Стирнс. — Неужели тебе совсем меня не жалко? Я же не могу тебе на расходы удвоить, не могу, ты ведь знаешь.

— Очень даже можешь. Ты ведь такая шишка. А мне всего и нужно-то несколько долларов в неделю. Впрочем, не хочешь, так не хочешь, — он повернулся, пошел к площадке, но Стирнс тут же его окликнул.

— Бобби! — Мальчишка остановился. — Хорошо, я подумаю. Дай мне немножко времени.

Мальчишка высоко подбросил шар.

— Обязательно, папуля, — улыбнулся он. — Думай себе на здоровье, пока матушка из клуба не вернулась. Я же тебя не заставляю вот так — сразу — и ушел, раскачивая бедрами.

Стирнс с минуту смотрел ему вслед, потом обернулся ко мне. Все его тело сотрясалось от рыданий, слезы текли по лицу, он еле выдавил из себя:

— Чтоб вам так досталось в жизни, Маклин! Сволочь вы, вот что, а еще детектив называетесь! Вон отсюда сию же минуту! Вон, сука паршивая!

Я пошел к машине, завел мотор и тронулся обратно. Мальчишка опять играл на площадке. На меня он не обратил ни малейшего внимания, даже когда мотор взревел на полную мощность. Все гонял да гонял шары от лунки к лунке.